Из окон аббатства святого Бенедикта в итальянском городке Помпоза доносилось пение. Там шли занятия музыкой. Урок вёл старший певчий хора — монах по имени Гвидо. Он пропевал строки церковного гимна, одну за другой. Остальные повторяли за ним. Хору нужно было запомнить мелодию со всеми её нюансами. Поэтому Гвидо пел очень терпеливо. Иногда братья ошибались, он поправлял их, и всё приходилось начинать сначала. Так — на слух — заучивали музыку в одиннадцатом веке. Почему? Да потому, что записывать на бумаге мелодию для целого хора в то время ещё не умели. Нотного письма попросту не существовало.
Заучивать музыку подобным образом было сложно. На занятия уходили долгие часы. Гвидо серьёзно переживал по этому поводу. Ведь получалось, что на распевки монахи тратили даже больше времени, чем на молитвы. Ситуацию нужно было исправлять. Сделать так, чтобы каждый сразу понимал, что и как ему нужно петь. Гвидо думал, искал разные способы. Он стал подсказывать хору высоту звуков с помощью движений руки — вверх или вниз, чтобы певцы могли быстро сориентироваться хотя бы в тональности. Однако монахи новшества не поняли. Да ещё и пожаловались аббату. Мол, где это видано, чтобы старший певчий руками, как мельница, размахивал. Аббат с монахами согласился, и наложил на новаторство строжайший запрет.
После этого Гвидо покинул аббатство. И через некоторое время неожиданно нашёл влиятельного единомышленника в лице Теодольда, епископа города Ареццо. Епископ пригласил монаха руководить монастырской капеллой — то есть, певчими. А кроме того, назначил начальником детского хора в школе при городском кафедральном соборе. Но самое главное — дал Гвидо полную свободу для воплощения его рационализаторских идей в музыке.
И вот на одно из занятий с хором Гвидо принёс лист бумаги. На нём были начерчены горизонтальные полосы. На них и между ними монах нарисовал квадратики. И подписал их буквами: ре, ми, фа, соль, ля. Значки Гвидо назвал нотами.
В таком виде его воспитанники из детского хора и певцы из капеллы удивительно легко схватывали мелодию. Как мы сегодня говорим — читали с листа. Не нужно было больше тратить время на изнурительные спевки с запоминанием на слух. А чтобы ученикам было ещё удобнее, Гвидо довёл до ума придуманную им ещё в аббатстве Помпозы особую систему управления хором с помощью движений руки. Впоследствии эта методика такое название и получила — «Гвидова рука». Эту технику по сей день используют преподаватели музыкальных школ. И именно она легла в основу дирижёрского мастерства.
Способ записи музыкальных произведений, который придумал итальянский монах Гвидо д’Ареццо — то есть, Гвидо из Ареццо, со временем распространился по всему миру. И сегодня сложно даже представить, что когда-то не существовало нот. В честь их изобретателя был назван известный международный конкурс исполнителей хоровой музыки, который ежегодно проходит на его родине, в Италии — «Конкурс хористов имени Гвидо д’ Ареццо».
При поддержке Международного грантового конкурса «Православная инициатива — 2023»
Все выпуски программы Жизнь как служение
Александра Архангельская
Преподаватели и воспитанники Тульской женской гимназии старались привыкнуть к новой ученице первого класса. С малышами за школьной партой сидела... 20-летняя девица. Она старательно выводила на грифельной доске буквы и читала по слогам, водя пальцем по строчкам книги. Звали необычную первоклассницу Александра Гавриловна Архангельская.
Александра была дочерью сельского священника, и так уж вышло, что к своим 19 годам девушка не знала грамоты, совсем не умела читать и писать. Но очень хотела научиться. Ей было неловко и даже стыдно перед вдвое младшими одноклассниками, которые, к тому же, частенько над ней подтрунивали. Но упорство и смелость придавала мечта: Александра хотела получить образование и стать доктором, чтобы помогать людям. Целеустремлённость девушки была поразительной: всего лишь за год Архангельская освоила шестилетний гимназический курс, и в 1874-м окончила гимназию. При Санкт-Петербургской Медико-хирургической академии тогда существовали женские курсы. Александра отправилась в столицу, и спустя семь лет учёбы стала дипломированным специалистом — одной из немногих женщин-врачей того времени. Александра получила диплом первой степени — то есть оказалась одной из лучших среди студентов-однокурсников. Её учителями были такие светила медицины, как Склифосовский, Манассеин, Рейер. В хирургической клинике профессора Рейера Архангельская стажировалась после выпуска, а затем отправилась на практику в Европу.
В 1883 году Александра получила назначение в Московскую губернию, село Петровское Верейского уезда. Молодому земскому доктору не терпелось приступить к своим обязанностям, но в Петровском... не было больницы. И если вести амбулаторный приём в обычной крестьянской избе ещё представлялось возможным, то проводить хирургические операции было уже рискованно. Земство хоть и планировало построить больницу в селе, однако не обещало, что это произойдёт скоро. И Александра Гавриловна решилась начать строительство самостоятельно. Она без устали обивала пороги влиятельных чиновников, богатых людей. Нашла средства, лично наняла строителей. Одному из жертвователей Архангельская писала: «С этой стройкой слилась теперь вся моя жизнь. В каждом брёвнышке, в каждом кирпиче часть моих забот и участия... Хотя я неопытна в таких крупных хозяйственных делах, но интерес и преданность делу заменят отчасти опытность». Через два года — срок по тем временам очень небольшой — в Петровском появилась больница на 15 коек. В ней Александра Гавриловна провела тысячи операций. Архангельская принимала роды, удаляла опухоли, делала трахеотомию — хирургические операции на дыхательных путях, извлекала катаракту. Сложнейшую офтальмологическую операцию Архангельская с успехом провела более тысячи раз — и это в простой земской лечебнице, без специального оборудования! Пациенты, простые сельчане, отмечали её доброе, внимательное, участливое отношение. Александра Гавриловна говорила: «К операции над крестьянином земский врач должен приступить так, как столичный хирург к операции над вельможей». Архангельская сделала больницу одной из лучших в уезде. Постепенно при клинике появилось здание амбулатории, инфекционный барак, терапевтическое и родильное отделение, часовня, прачечная, баня. К 1902-му году Петровская больница обслуживала уже около семисот окрестных населённых пунктов.
Своему детищу Александра Гавриловна Архангельская посвятила 22 года жизни. О себе заботилась мало — жила в сыром, неотремонтированном доме. Не стремилась к повышению по службе, к престижной работе в столичных клиниках. В деревне, помогая простым крестьянам, она чувствовала себя счастливой. Доктор заботилась не только об их здоровье, но многое сделала и для народного просвещения. Архангельская планировала открыть в селе народную читальню. Но не успела довести дело до конца — в январе 1905 года, в возрасте всего лишь 54-х лет, она скончалась. Все свои небольшие сбережения Александра Гавриловна завещала на благотворительность. На эти средства, спустя некоторое время, и была построена читальня. В некрологе коллеги Архангельской написали: «Покойная всей своей жизнью доказала, что можно сделать своею любовью и добросовестностью, независимо от внешних условий».
Все выпуски программы Жизнь как служение
Секрет стоп-кадра. Анастасия Коваленкова
Есть в кинематографе такое понятие «стоп-кадр». Когда изображение на экране замирает.
В моей жизни тоже было такое понятие. Я этот «стоп-кадр» сама придумала, для маленького сына, чтобы справляться с его капризами. Сейчас поясню.
В детстве Сашка был иногда невыносимо упрям. Затеит что-нибудь эдакое, и не разубедишь. Ну, например, решит есть свой суп из кошачей миски, с пола, вот никак иначе. Или зимним утром соберётся идти в детский сад в шортах, сандаликах, без колготок. А спорить бесполезно. Плачет, ногами топает. Время идёт, скоро в садик опоздаем. Ну что тут поделаешь?!
Вот тогда я и придумала свой «стоп-кадр». Не хотела я кричать,ругаться. А убедить сына нужно. И когда он вот так однажды «рогом упёрся» — замоллчала я, вышла из детской, заварила чай, и села за стол. Сашка минут через 10 заглядывает на кухню.
— Мама, а мы в садик пойдём?
— Нет, сынок, не пойдём.
— Почему?
— А у нас теперь стоп-кадр. Это, как с мультиками, Помнишь, когда ты в уборную сбегать хотел, просил мультик остановить, на стоп-кадр поставить. Вот и у нас теперь в жизни — стоп-кадр. Всё остановилось.
Сын недоумевал:
— А почему стоп-кадр?
— А потому что зимой на улицу в шортах не ходят. А штаны ты надевать отказываешься. Вот и застопорилось всё. Стоп-кадр теперь.
Он начал волноваться:
— Так мы так в садик опоздаем!
— Обязательно опоздаем. Ничего не поделаешь. стоп-кадр у нас.
Говорю, а сама чай прихлёбываю.
Сашка, нахмурив бровки, размышлял... А потом спросил:
— А если я штаны надену, стоп-кадр кончится?
— Конечно.
— И в садик пойдём?
— Ещё бы. Тут же и пойдём.
Он убежал. Через минуту вернулся в аккуратно застёгнутых штанишках.
— Вот. Уже надел. Ну?
Я рассмеялась, встала, обняла его.
— Слава Богу, — говорю, — стоп-кадр кончился. Бежим скорее в садик.
Подозреваю, он тогда не догадывался о том, что стоп-кадр устраиваю я сама. Он думал, что его устраивает тот, кто главнее меня. Кто-то таинственный, великий. О Боге он тогда уже знал.
Благодаря этим «стоп-кадрам» мне удалось понемногу справиться с его упрямством. Когда он, порой, снова начинал капризничать, мне стоило только сказать «ну что ж, будет стоп-кадр» и он приходил в себя.
Теперь Саша уже взрослый. Иногда мы вместе вспоминаем истории про стоп-кадр. «Сильный был ход», — говорит с улыбкой бородатый сын.
А знаете к чему я это рассказала? Я недавно поняла, что у всех у нас в жизни бывает «стоп-кадр». И придумала его совсем не я. Его Бог придумал, для нашего обучения. Вот посудите сами...
Когда мы никак не можем исправить в себе грех, мешающий нашей жизни, и всё упорно повторяем ошибку — тогда что бывает?
А тогда наша жизнь как бы застревает на этой проблеме. Мир снова и снова подкидывает эту самую задачу. Она появляется в разных вариантах, от разных людей, но она — всё та же. Так это ведь тот же самый стоп-кадр, только посланный Богом.
Вот есть у человека свойство дурное, например, гневается много. И раз за разом будут рушиться его отношения с миром из-за гнева. Работа не ладится, друзья отворачиваются, застревает жизнь на стоп-кадре. Потому что гнев — не годится для жизни. Как шорты зимой. И стоп-кадр будет до тех пор, пока не справится человек с гневом. А когда справится — вот тогда жизнь сдвинется со стоп-кадра, начнется новое, хорошее.
Эх, быть бы нам всем по-внимательнее. Научиться бы замечать, когда Бог говорит: «ну что ж, тогда — «стоп-кадр». Он ведь о нас же и заботится. Потому что все наши грехи — те же самые шорты, надетые зимой. Не годятся они для хорошей жизни.
Автор: Анастасия Коваленкова
Все выпуски программы Частное мнение
Александр Родченко и Варвара Степанова
Художников Александра Родченко и Варвару Степанову называли самой яркой парой русского авангарда. Основоположники искусства конструктиви́зма прожили в счастливом браке сорок лет. Они были вместе в творчестве и быте, в радостях и невзгодах. «Единый организм» — так говорили Александр Михайлович и Варвара Фёдоровна о своей семье.
Степанова и Родченко познакомились в Казани в 1914-м году. Им было чуть за двадцать; оба учились в знаменитой Казанской художественной школе. Увлекались новаторскими идеями: посещали поэтические вечера и художественные выставки футуристов, и мечтали творить новое искусство. Творческие единомышленники, Александр и Варвара много времени проводили вдвоём за разговорами о прекрасном. И очень скоро поняли, что испытывают любовь не только к современному искусству, но и друг к другу. Впоследствии в своих дневниках Родченко назвал знакомство с Варварой Фёдоровной встречей родственных душ.
Однако вскоре Варвара по семейным обстоятельствам уехала из Казани в Москву. Целый год Родченко и Степанова провели в разлуке, обмениваясь письмами. В них молодые художники мечтали о будущем — разумеется, совместном. О том, что встретятся, и останутся вместе навсегда. В 1916-м году Родченко вслед за любимой приехал в Москву. Довольно долго им пришлось скитаться по съёмным углам. Варвара Михайловна вспоминала, что одно время они жили в крошечной комнатушке: копоть от печки, духота, и если кто-то один ходит по комнате, то другой должен при этом влезать на кровать, иначе — не разойтись. Но ни фанерные перегородки, ни общие кухни не могли омрачить счастье супругов. Тогда Родченко и Степанова были ещё начинающими художниками, и не всегда удавалось зарабатывать на жизнь искусством. Но они не унывали. Купили подержанную швейную машинку и шили на заказ. У обоих это весьма неплохо получалось. Варвара Фёдоровна периодически подрабатывала библиотекарем, машинисткой, секретарём и прекрасно справлялась с хозяйством. Родченко называл её своей опорой в делах житейских. Параллельно оба работали над художественными проектами: вместе экспериментировали — придумывали, конструировали, рисовали. Своеобразным отражением их семейной жизни стало кубофутуристическое полотно «Композиция в красном». Мужчина и женщина у стола — на первый взгляд, это рабочее, творческое пространство, где оба они что-то обдумывают и творят вместе. Но если взглянуть на картину под другим углом, то стол из рабочего вдруг превращается в самый обыкновенный. И вот мы видим семью за трапезой — женщина подаёт мужу обед. Родченко и Степанова так и жили: по признанию коллег, они одновременно были и счастливой семьёй, и коллегами-единомышленниками. В 1925 году у супругов родилась дочь, которую назвали в честь матери — Варварой.
Александр Родченко не раз говорил о том, как высоко ценит творчество жены. Однажды Варвару Фёдоровну хотели исключить из Союза художников — мол, недостаточно работ, мало выставок. Тогда Родченко нашёл помещение, лично выбрал картины супруги, и создал из них экспозицию, которая не оставляла ни малейшего сомнения в большом таланте Степановой. Так членство Варвары в Союзе художников было сохранено. А в 1951-м году уже Варвара Фёдоровна хлопотала о муже в аналогичной ситуации. Она организовала его первую фотографическую выставку.
Александр Михайлович Родченко скончался в 1956-м. Варвара Фёдоровна пережила мужа на два года. Супруги нашли последний приют в одной могиле на Новом Донском кладбище в Москве. «Человек не может жить без чуда» — так называлась одна из юношеских работ Варвары Степановой. Главным чудом своей жизни она считала годы, прожитые рядом с любимым мужем. А Александр Михайлович в своих мемуарах называл жену нежной, заботливой, самой дорогой на свете.
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен