Георгий Фёдоров. «Басманная больница» - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

Георгий Фёдоров. «Басманная больница»

Поделиться Поделиться

Георгий Борисович ФедоровНедавно, при разборе переполненной домашней библиотеки, мне встретилась скромная книжица: повесть «Басманная больница». На обложке — ветка дерева, в которой запутался обрывок марли, обагренный кровью. На концах ветви проглядывают зеленеющие листья.

Это была пронзительная, автобиографическая проза историка и археолога Георгия Федорова о своём пребывании в легендарной Басманной клинике — во времена ранней послесталинской «оттепели», то есть в середине 1950-х годов.

Вослед Чехову: повествование о больничной палате — как срезе общества.

Я смутно помнил, что во времена моей молодости, когда я прочитал «Басманную больницу» впервые, что-то в этой повести необыкновенно поразило меня (книжка вышла в 1989-м, тогда-то и попала мне в руки).

Начал перечитывать и нашел: лежа в одной больнице, автор вспоминает другую, когда ещё совсем молодой, закованный с ног до головы в гипс (после неудачного прыжка с вышки в реку) — он махнул на себя рукой и постепенно начал терять волю к жизни. И процесс его восстановления после травмы словно бы остановился.

Тогда-то и начала приходить к нему по ночам — такая же юная, как и он — медицинская сестра... Никакой близости между ними, конечно, и быть не могло, просто ей, пожалевшей парня, захотелось как-то его подбодрить, — и ничего другого, как несколько раз полежать с ним рядом, тихонечко приобняв его загипсованную шею, эта простодушная Маруся придумать не сумела...

И юноша, обругавший поначалу свою спасительницу, снова захотел жить.

«...Маруся, Марусенька, лебедушка белая, я никогда не забуду тебя...

Может быть, именно то святое право на жалость, на милосер­дие, на доброту, которыми ты одарила меня тогда в изоляторе десятого корпуса Боткинской больницы, и помогли мне в страшные годы сохранить человеческое лицо...

Мы встретились после больницы, подружились. А когда началась война, ты пошла добровольцем на фронт и была убита фашистами...

Так и не знаю, где, когда, как, даже на каком фронте погибла ты.

Художник, умирая, оставляет людям свои карти­ны, поэт — стихи, ученый — свои труды, композитор — музыку, строитель — здания, мосты, дороги, машины.

А ты оставила людям свою жалость, свое милосердие, свою доброту...»

Отрывок из прозы Георгия Фёдорова нам читал Владимир Спектор.

Готовя программу, я вспомнил и о своей, как мне хочется теперь думать, встрече с ангелом в человеческом обличии. Мне было семь-восемь лет, и в подмосковном детском санатории, где меня лечили от аллергии, я неожиданно стал мучиться по ночам — от диких болей в ногах, не мог спать, стонал, и очень боялся, что потеряю способность передвигаться.

И тогда на край моей койки садился мальчик-сосед, имя которого я позабыл. Он брал меня за руку и приговаривал: «Ты, Паша, не бойся. Это пройдёт. Ты — спи. А я посижу чуток, и расскажу тебе что-нибудь».

И он начинал пересказывать какую-нибудь забавную книжку, а я успокаивался и задрёмывал. Где он теперь, тот добрый мальчик, который жалел меня?

...С вами был Павел Крючков, и давайте послушаем ещё немного из повести Георгия Борисовича Фёдорова «Басманная больница», — прозы, которая писалась им с лета 1955-го по весну 1987-го года:

«...В пионерском отряде, а потом в комсомольской ячейке меня учили, что жалость — это мещанское чувство, постыдное для того, кто жалеет, и особенно для тех, кого жалеют. И я верил в это. Я не знал тогда, что жалость, сострадание — самое великое чувство, которое вложил в нас Всевышний, и тот, кто полон этим чувством, более всего приближен к Его престолу. Недаром на Руси слова любить и жалеть почти синонимы и очень часто стоят рядом».

Мы в соцсетях
ОКВКТвиттерТГ

Также рекомендуем