«Феномен святости: благоверные князья Борис и Глеб». Священник Александр Сатомский

Нашим собеседником был настоятель Богоявленского храма в Ярославле священник Александр Сатомский.

В день памяти благоверных князей Бориса и Глеба мы говорили о жизни, судьбе и подвиге этих святых, которых называют заступниками земли русской, а также о критериях причисления к святости.

Ведущий: Александр Ананьев

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Святость». Священник Александр Сатомский
• «Как искать духовника?» Светлый вечер с иером. Макарием (Маркишем) (05.11.2018)
• «Как узнать волю Божию?». Архим. Алексий (Вылажанин)

---

Александр Ананьев:

— Святые благоверные князья-страстотерпцы Борис и Глеб, молите Бога о нас. Добрый вечер, друзья. Сегодня день памяти святых благоверных князей и страстотерпцев Бориса и Глеба. И сегодня в программе «Вопросы неофита» я, Александр Ананьев, буду задавать, собственно говоря, вопросы неофита об этих святых. Мы поговорим о том, почему именно этим князьям выпало стать первыми русскими святыми, действительно ли они были первыми, почему. И вообще поговорим о любимых русских святых, об их особенном пути, о том, что их отличает и отличает ли вообще от святых объединенной Церкви, от западных святых и вообще есть ли у них свой особенный русский путь. Об этом обо всем, а также о многом другом мы сегодня поговорим с настоятелем Богоявленского храма в Ярославле священником Александром Сатомским. Добрый вечер, отец Александр. Здравствуйте.

Священник Александр Сатомский:

— Добрый вечер.

Александр Ананьев:

— С праздником вас. Хотелось бы начать с вопроса о русских святых. По моим неофитским и неискушенным соображениям и ощущениям святые Русской Православной Церкви сильно отличаются от остальных святых, которых мы хорошо знаем и любим. От святых единой Церкви, от святых западных церквей. Так это или нет?

Священник Александр Сатомский:

— Здесь, наверное, в глобальном смысле мы абсолютно однозначно имеем в виду, что в Христе точно нет никакого национального различия, то есть Тело Христово едино в пространстве, времени, и никто в Нем не занимает каких-то исключительных мест и позиций. Но с точки зрения обыденной, конечно, внутри тех или иных и народов и эпох есть ряд своеобразных черт, которые характерны именно для этой эпохи, для этого народа. Единственное «но», мне кажется, они никогда не системны. То есть, вряд ли мы сумеем, например, говоря о русских святых, выделить какую-то уникальную черту, которая бы их систематически отличала от всех остальных святых христианского мира на протяжении всей тысячи лет истории русской святости. Этого нам не удастся точно. Никакого уникального генетического кода русской святости не существует. Но, безусловно, каждая эпоха в истории нашей страны рождает своих святых и, конечно, с определенной совершенно спецификой. Это однозначный факт.

Александр Ананьев:

— И это мое ощущение, что святые Русской Православной Церкви очень часто становятся святыми, мучениками, страстотерпцами в результате каких-то политических сотрясений и трагедий, связанных с войнами, революциями, коих у нас в истории немало было. Это тоже некоторое заблуждение, и во всем остальном мире точно так же.

Священник Александр Сатомский:

— Во-первых, во всем остальном мире, конечно, точно так же, в том плане, что, к глубокому сожалению, люди в принципе не очень склонны, как показывает история, к мирному общежитию, и постоянно находятся поводы к дележу то территории, то власти, то имущества, то чего-нибудь еще. Конечно, в этот период времени христианам всегда непросто, Церковь всегда рождает мучеников. Нужно заметить, что до самого недавнего периода русской истории именно примеры мучеников и страстотерпцев для Русской Церкви были единичными. То есть в сравнении с древними Церквями, любой Средиземноморской Церковью, в Русской практически не было своих мучеников, их можно было пересчитать по пальцам двух рук. К глубокому сожалению, ужасная история века 20-го при всей своей тяготе даровала нам сонм новых молитвенников о стране и мире. Мы здесь уже говорим о феномене новомучеников.

Александр Ананьев:

— Прежде чем мы предметно поговорим о тех святых, день памяти которых мы отмечаем сегодня, мне хотелось бы задать несколько общий вопрос, а потом его сузить до конкретного упражнения в умозаключении. Кто такие святые в конечном итоге?

Священник Александр Сатомский:

— Конечно, у нас есть совершенно однозначное и устойчивое определение, но если говорить про мое личное восприятие, то, наверное, лучше всего святость характеризуют слова Христа про то, что «вы друзья мои. Раб не знает, что делает господин его, вас Я не называю рабами, потому что вот Я сказал вам все». То есть святой это человек, находящийся в таких отношениях с Богом, что он имеет и определенное просвещение внутри этих отношений. То есть жизнь его строится уже иначе, чем жизнь мира, и это просвещение столь явно, ясно и однозначно, что Церковь отмечает его и выводит в качестве педагогического примера. Отсюда собственно тема почитания святых как людей, которые должным образом угодили Богу святостью жизни, стали друзьями Христовыми и на жизнь которых мы можем равняться, если желаем достичь каких-то подобных результатов.

Александр Ананьев:

— В конечном итоге, святой или нет остался в истории государства Российского, это определяет Церковь, такое тире — человек.

Священник Александр Сатомский:

— Это безусловно, потому что здесь мы говорим о том, что известные, канонизированные, почитаемые святые — это есть продукт труда Церкви. Конечно здесь есть важная ремарка и важное «но». Церковь, мы в этом уверены, не распознает святых из каких-то конъюнктурных в простом смысле этого слова соображений, но делает это, как и другие узловые акты внутри собственного бытования, Святым Духом. Как, например, появляются те же самые догматы церковной жизни, церковного учительства. Точно также Церковь распознает и святых, четко видит в них то самое действие Духа Божия, Которое ей понятно, ясно, сродно. Это Тот же самый Дух, Который живет и дышит в Церкви Христовой и, узнавая подобное подобным, Церковь об этом свидетельствует. Поэтому, с одной стороны, это акт деятельности Церкви в мире, с другой стороны, я предельно уверен, что в этом есть и прямейший акт действия Божия в мире тоже. Через Церковь Бог в том числе действует в истории.

Александр Ананьев:

— Немножко перефразирую, исходя из ваших слов. Есть, грубо говоря, некий список формальных признаков того, что перед нами святой?

Священник Александр Сатомский:

— Как вам сказать? Чем о более позднем периоде церковной истории мы говорим, тем более однозначно звучит эта фраза. Например, если наши слушатели систематически зададутся вопросом и заинтересуются деятельностью комиссии Русской Православной Церкви по канонизации святых, то они удивятся, может быть, тому, что это целая планомерно существующая комиссия. Которая ведет свой документооборот. В которой есть совершенно конкретные регламенты. Которая имеет совершенно определенные представления о тех признаках и критериях, которые сама в себе она рассматривает как достаточные или недостаточные основания для прославления того или иного человека в лике святых. Осуществляет это не она сама, это дело общецерковное. Но она осуществляет предварительную работу, работает с жизнеописанием того или иного подвижника, с текстами и документами, которые после него сохранились, возможно, с теми людьми, которые знали его лично, или знали тех, кто знали его, если это какой-то долгий промежуток времени. И, в общем-то, да, для этого периода времени это будет выглядеть очень формализовано. Но Церковь ранняя никаких таких институтов, конечно, не знала. Настоятели монашеских братств и первоначальники почитались просто в виду очевидного образа жизни. Сами братья видели, что их игумен в прямом смысле слова святой человек. Вот они были свидетелями им совершаемых чудес. Вот они знали о его образе жизни все. Те же самые мученики почитались в виду однозначности и общественного характера их подвига. Все видели, что человек за Христа шел на смерть. То есть для определенного периода времени и большего в истории Церкви никаких формальных процедур, связанных с канонизацией, как процессом, не существовало.

Александр Ананьев:

— «Вопросы неофита» на радио «Вера». Сегодня мы говорим о святых князьях-страстотерпцах Борисе и Глебе, день памяти которых мы отмечаем сегодня, с настоятелем Богоявленского собора в Ярославле священником Александром Сатомским. Я вас, по-моему, так до сих пор и не представил. Это мое большое упущение. Простите меня, пожалуйста. Чтобы мне было еще понятнее, я хотел бы предложить вам, если вы не сочтете это каким-то кощунством, вот какое умственное упражнение. «И над этим прекрасно горит звезда, я проснулся и понял — беда». Мне часто кажется, что тексты песен Виктора Цоя Виктор Цой сам написать бы не мог. Эти тексты написаны вместе с какой-то высшей силой, как мне кажется. А ряд песен вообще носят богословский характер. Более того, по сей день в 2023 году на стенах Москвы и Санкт-Петербурга и других городов появляются надписи: «Цой жив». Что тоже свидетельствует об очень многом. И вот вопрос: святой ли Виктор Цой, и может ли он когда-то быть причислен к лику святых? А если это теоретически возможно, то по каким критериям будет вынесено решение на сей счет?

Священник Александр Сатомский:

— Здесь мы говорим о двух разных исторических ситуациях. Повторюсь, для современности этих критериев будет целый ряд. Понятно, что первым и главным из них будет праведность жизни и исповедание православной веры. Мы имеем в виду, что Бог действует в мире обильно, дары Божии многочисленны и раздает Он их щедрою рукою. Но не все эти дары объективно связаны с христианским понятием святости. Человеческая гениальность совершенно многогранна, и пример того же самого Цоя яркое тому доказательство. Равно как и фраза про то, что Цой жив, точно такую же мы можем сказать и про Александра Сергеевича Пушкина, и про Федора Михайловича Достоевского и вообще много про кого. В том плане, что люди эти живы через свои творения, которые до сих пор оказывают реальное влияние на жизни множества людей. В этом смысле я считаю, что творчество, условно, того же нами упомянутого Достоевского влияние в общемировом масштабе оказывает еще и значительно грандиозней, чем песни любого, пожалуй, нашего отечественного исполнителя. Хотя, опять же, кто знает, может быть, еще для чего-то не пришло свое время. Возможно. Но не всякое проявление человеческого гения связано со святостью. Это только один из множества Богом преподаваемых даров. Одно дело гениальность, например, художественного плана, совершенно другое дело, одаренность, например, в каких-нибудь естественных науках, и совершенно третье дело путь стяжания христианских добродетелей. Здесь мы видим абсолютную многообразность. И в этом смысле христианский святой может и сам быть исключительно облагодатствован очень разными дарами. У нас, пожалуйста, тот же самый святитель и хирург Лука Войно-Ясенецкий. Тот же самый прекрасный тончайший поэт Симеон Новый Богослов. И вообще кто угодно. Но есть огромное количество людей, которые, являясь христианскими святыми, были очень ординарными в плане даров, связанных с какими-то гениальными проявлениями, были людьми обычными, самыми что ни на есть простыми бытовыми. Но при всем при том свет их святости был объективно совершенно ясен, понятен и очевиден. Из тех же самых новомучеников и исповедников Церкви Русской не могу в качестве такого примера не вспомнить исповедника Георгия Седова, который был всего-навсего старостой Тутаевского Воскресенского собора города, который до революции назывался Романов- Борисоглебск. Главным делом которого, из очевидных, было не допустить закрытие этого храма в советский период. Что ему удалось ценой неимоверных усилий. Но параллельно, пока он занимался этим в объективном поле, он возрастал и в плане своей внутренней жизни. Для Церкви для определенного момента времени это возрастание стало очевидным. А возвращаясь к вопросу святость — не святость, проявленность — не проявленность, вне этих двух первоуказанных категорий, праведность жизни и исповедание православной веры, мы говорить о христианском понимании святости в этом смысле не можем. Это базовая константа, все остальное идет уже после их двух.

Александр Ананьев:

— Простите меня, пожалуйста, еще одно маленькое отступление. Вспомнил, раз уж заговорили о Цое, чудную картинку, которую зацепил взглядом в интернете. По-моему, я даже имел вольность поделиться этой картинкой с вами отец Александр?

Священник Александр Сатомский:

— Помню, помню.

Александр Ананьев:

— Такая детская картинка. Благочестивая монахиня на кирпичной стене, озираясь, пишет мелом: Ной жив. Что тоже верно, что тоже правда. Но вот вопрос, я сейчас осознал, что Ной не святой. И вот это странно. А почему Ной не причислен к лику святых?

Священник Александр Сатомский:

— Ну как же, очень даже. Здесь единственное «но», мы говорим о людях, которых христианская церковь воспринимает как праведников ретроспективно, то есть они праведники до Христа. Поэтому, конечно же, вы совершенно четко увидите в достаточно серьезном количестве наших русских соборов с огромными пятиярусными иконостасами 17-16-го, например, веков в ряду праотеческом праотца Ноя, который, безусловно, среди святых. Как и многие другие ветхозаветные праведники.

Александр Ананьев:

— На иконах он изображается с нимбом?

Священник Александр Сатомский:

— Да, конечно. А иногда даже с кораблем.

Александр Ананьев:

— С кораблем, понятно. Я просто понял, что я не знаю ни одного храма святого Ноя. Хотя казалось бы все приморские храмы... Как это было бы красиво: храм святого Ноя на берегу Азовского моря, например.

Священник Александр Сатомский:

— В этом смысле, главное, не на берегу Аральского. Хотя нет, на берегу Аральского тогда бы Моисея, потому что тема перехождения моря посуху, конечно, больше связано с ним. Здесь уже мы говорим о вопросе почитания. Храмы строятся в честь и память того или иного святого в виду особого почитания его памяти этой конкретной христианской общиной. Более того, я рискну предположить, что, может быть, где-нибудь в горах Араратских имя Ноя почитаемо значительно больше, чем на Среднерусской равнине. И кто его знает, может быть, где-то там и затерян храм в его честь, просто мы не в курсе этого.

Александр Ананьев:

— Спасибо. И мы с вами, наконец-то, переходим к князьям-страстотерпцам Борису и Глебу, день памяти которых мы отмечаем сегодня. Борис и Глеб отказываются идти войной на своего брата Святополка, хоть и не родной брат он был им. Борис и Глеб хотят жить по законам Божьим, не хотят идти на братоубийство, и потому их убивает коварный Святополк. Вследствие чего Борис и Глеб становятся святыми. Вопрос, пожалуй, первый и самый главный. Я не силен в истории, скажу прямо, поэтому пришлось поднять какие-то исторические данные. Синеус и Трувор Рюрики (9-й век) погибли оба, князь Игорь (10 век) убит, Святослав (10 век) убит, Ярополк (10 век) убит, Святополк (11век) убит. Иван Молодой, сын Ивана Третьего, был изжит со свету, убит. Борис Годунов сам отравлен. Иван грозный убит Борисом Годуновым. К чему это я? Вся история царей и князей Российских — это сплошное убийство. Не выжил вообще никто, своей смертью практически никто не умер. Но именно Борис и Глеб становятся святыми. Чем они отличаются в ряду этой череды трагедий.

Священник Александр Сатомский:

— Здесь, мне кажется, нам однозначный ответ дает сам тот тип и чин святости, который, если я не ошибаюсь, собственно и известен и распознан только внутри нашей Церкви. Такого чина, как страстотерпцы, другие православные Церкви не выделяют. Как правило, там идет речь о мучениках как таковых. Здесь же очень серьезное, яркое впечатление производит факт непротивления злу силой, притом что эта сила к этому самому противлению вообще-то есть. Наверное, проще всего это рассмотреть на самом близком для нас примере, на святых царственных страстотерпцах, последних Романовых, царь Николай и его семья. Здесь мы четко видим, что император отрекается от престола не из соображений страха или личных провалов. Он действительно считает, что тем самым его стране будет лучше, что он не потопит ее в крови междоусобной войны и что в конечном итоге он не хочет держаться за власть до последнего. Что ж, если вы хотите, то, пожалуйста, пусть вами управляет другой. Понятно, что это было сильно фатальное решение для Российской истории, император наверняка и думать — не думал, что его брат отречется от престола тоже, в пользу которого отрекался он сам, и что это будет конец монархии вообще, а не его правления. Ну и далее, далее. Но это уже совсем другие вопросы. Здесь принципиально и однозначно мы видим, что он имеет силу, власть и авторитет за самого себя и свое место бороться, но не делает этого из самых что ни на есть евангельских соображений. В этом, мне кажется, очень тонкая духовная интуиция нашей Церкви, которая разделила мучеников и страстотерпцев. Потому что мученик это, во-первых и главных, свидетель истинности Христова Воскресения, страстотерпец же несет несколько иной подвиг — непротивление злу силой вплоть до отдания своей собственной жизни. Это тоже вариант и извод мученического подвига, но совершенно особенный и совершено своеобразный.

Александр Ананьев:

— У нас как раз подошло время короткой паузы. У нас полезная информация на радио Вера«, а через минуту продолжим разговор. Мне не терпится задать вам вопрос о непротивлении злу силой. По-моему это очень важный вопрос. Не переключайтесь, будет интересно.

Александр Ананьев:

— «Вопросы неофита» на радио «Вера». Настоятель Богоявленского собора в Ярославле, замечательный священник Александр Сатомский сегодня отвечает на вопросы неофита, которые посвящены сегодня святым, прославившимся многими чудесами, и почитали их как заступников земли русской и почитают сегодня, князья-страстотерпцы Борис и Глеб, день памяти которых мы отмечаем сегодня. Непротивление злу силой. На этом мы закончили предыдущую часть, и я не могу не спросить. Я часто слышу сегодня следующее утверждение: православие это не про непротивление злу силой, это совсем про другое. Помогите разобраться. Борис и Глеб были признаны святыми именно за это, за непротивление злу силой, и предполагается, что это основа, это утверждение лежит в фундаменте, что злу силой противиться нельзя, это лишь умножает зло. Сегодня звучит часто утверждение, обратное по смыслу. Где правда?

Священник Александр Сатомский:

— Я не большой специалист в провиденциальных темах.

Александр Ананьев:

— В каких темах?

Священник Александр Сатомский:

— В провиденциальных.

Александр Ананьев:

— Кармических.

Священник Александр Сатомский:

— То есть про пути Божии, про то, как Промысл Божий действует в мире. Это, конечно, не ко мне. Но чисто сам для себя я думаю о том, что совершенно не случайно в нашей Церкви такими первыми почитаемыми нами святыми Господь посылает именно Бориса и Глеба. Вся наша история — история достаточно активная, экспансионистская, по территории нашего государства совершенно очевидно, понятно. Никак это даже не оцениваю, просто озвучиваю, это абсолютный факт. И указания через Бориса и Глеба на такого рода идеал, мне кажется, для нас принципиально важно. Оно, конечно, для всех важно, предельно для всех, но мы сейчас не про всех, а про нас. Соответственно тема, что сопротивление злу через зло только умножает в мире зло, казалось всегда очевидной мыслью, но мы понимаем, все, что кажется очевидным, не является таковым в абсолютном смысле этого слова для всех и каждого.

Александр Ананьев:

— Так все же давайте окончательно поставим галочку в одной из двух граф, если это возможно. Евангелие однозначно говорит, что непротивление злу насилием это хорошо. Да или нет?

Священник Александр Сатомский:

— Мне кажется, никакой двузначности этот вопрос не имеет. Сопротивление злу через зло зло в мире умножает. Мы видим, что даже церковное право, рожденное не из пустого интеллектуального усилия, а из опыта Церкви, тем же самым каноном святителя Василия Великого, говорят о том, что даже убийство во вполне себе справедливой войне и то не перестает при этом быть убийством человека. Воин, который защищал правое дело, свою страну, интересы своих близких, при всем при том, убивал людей, а не абстрактные единицы. И поэтому прежде чем ему к причастию приступить, ему необходимо определенную покаянную практику осуществить. Это мы видим внутри совершенно устойчивой церковной традиции, притом, что мы понимаем Василий Великий говорит это внутри государства, которое, практически не переставая, ведет войны. Византийская империя, мы понимаем, империей называется совершенно не случайно. Поэтому понятно, что мы находимся на стыке между сущим и должным. И церковное право, и христианское пастырство это понимали и пытались учитывать. Но если мы говорим о должном, то должное выглядит здесь совершенно однозначно. И как раз пример Бориса и Глеба в этом смысле это пример следования должному. В то время как абсолютное большинство примеров из нашей средневековой политической жизни это масса примеров следования сущему. Они, с одной стороны, дали удивительные результаты, именно благодаря этому у нас возвышается та же самая Москва, благодаря Юрию Долгорукому, Иоанну Калите, которые с точки зрения того же самого слова евангельского время от времени поступали очень своеобразно. Но в плане политического лидерства они были исключительными молодцами. В этом смысле практически про каждого страстотерпца в политическом смысле можно явно сказать, что он точно неудачник. У Бориса были военные силы решить вопрос в свою пользу. У Глеба тоже определенные силы, ну, может быть, не к тому, чтобы этот вопрос решить в свою пользу, но как минимум, чтобы защитить свою жизнь, были точно. Ни тот, ни другой ими не воспользовались.

Александр Ананьев:

— Мне видится парадокс вот в чем, отец Александр. Хотя, может быть, это и не парадокс вовсе, а моя неосведомленность, невнимательность и необразованность. Князья-страстотерпцы Борис и Глеб считаются не только первыми русскими святыми, но и заступниками земли русской, по крайней мере, так об этом свидетельствуют источники интернета и народная молва. Заступники земли русской. В то время как мне видится, эти князья, по сути, и стали святыми по той причине, что отказались заступаться за землю русскую. Почему же они заступники?

Священник Александр Сатомский:

— Здесь, наверное, я останусь на вашей позиции парадоксов, и с моей точки зрения это действительно так. Мы, во-первых, видим в целом ряде житийных памятников более поздних, того же Александра Невского можно вспомнить, далеко не ходя, что Борис и Глеб активные участники Российской истории последующих веков. Пелгусий перед началом Невской битвы видит в предутреннем тумане ладью, где Борис и Глеб общаются друг с другом, что пойдем и поможем сроднику нашему Александру, идут помогать они ему в ратном подвиге. Но то, что сами они стяжают свой венец совершенно другим способом, это тоже очевидный факт. Как этот, как вы правильно сказали, парадокс разрешим, я объективно представления не имею.

Александр Ананьев:

— Но что бесспорно — сейчас, момент, бесспорно ли это — по крайней мере, Борис и Глеб известны как первые русские святые. Действительно ли они первые и как так вышло? Мы с вами уже проговаривали, что институт признания святости развивался столетиями, и на тот момент никакого института не было. Как это произошло на самом деле физически, как это случилось, что, раз, и они стали святыми? Даже такого понятия не было. Это мне напоминает старое высказывание, что изобрел однажды Попов радио, включил, а слушать нечего. Само слово «святые»... не было такого слово, а тут, раз, и они стали святыми. Как это произошло?

Священник Александр Сатомский:

— Здесь мы имеем в виду, что они не первые святы хронологически по годам жизни. У нас есть варяги Федор и Иоанн, пострадавшие еще при их отце Владимире, и в этом смысле они, кстати, одни из немногих древних русских мучеников. У нас есть тот же самый святитель Михаил Киевский, первый епископ Киева. И собственно даже сам Владимир, который умирает, и за его трон битва и идет. Здесь говорится о канонизации, о почитании. Никакой формальной процедуры для 11-го века не существует. Практически все исследователи, которые пишут по этому поводу, указывают, что фактом начала активного почитания князей можно считать события, связанные с их перезахоронениями. Мы знаем, что убиты они были в разных местах, что тело Глеба какое-то время лежало в безвестности. Ярослав, собственно, повелевает его отыскать. И где-то около 1020-го года тело Глеба переносится в Вышгород и погребается у церкви святого Василия. Где-то с этого момента времени, либо с перенесения тела Глеба, либо с постройки храма, буквально на следующий год на этом же месте в честь данных князей, и начинается какое-то понятное, очевидное их почитание. Но при всем при этом мы видим, что про канонизацию в понятном нам смысле речи не идет. Я хочу заметить, что такой канонизации не было ни у святителя Николая Мирликийского, ни у апостола Андрея, и вообще ни у кого из древних святых.

Александр Ананьев:

— А западные святые, святые единой Церкви были уже тогда известны в русском православии?

Священник Александр Сатомский:

— Древние святые были, безусловно, известны и почитаемы, святые Церкви древней и не разделенной. В каком-то объеме Русь была знакома и с происходящими на Западе в этот момент процессами, потому что есть мнение историков, что на определенном этапе Ольга принимала и латинских клириков. И в целом те же контакты Ярослава со всеми более или менее знаковыми европейскими дворами указывает на то, что это знакомство с миром западного христианства для Руси на том этапе было понятным и очевидным. Поэтому все это почитание имело место.

Александр Ананьев:

— Сейчас я попробую сформулировать. Это парные святые, они по отдельности тоже святые или они только в паре святые?

Священник Александр Сатомский:

— Нет, конечно, любые парные святые святы и поштучно.

Александр Ананьев:

— Как-то они все время парой, если церковь, то Борисоглебская, если город, то Борисоглебск, если день памяти, то день памяти Бориса и Глеба. Я вот о чем.

Священник Александр Сатомский:

— А потому что их почитание формируется в паре. Это не про их жизненный путь, а именно про почитание. Точно так же мы видим, например, Петропавловские храмы. Мы не видим храмов Петра или храмов Павла. Но весь жизненный путь двух этих апостолов в осоновном происходил в совершенном друг от друга отрыве. Нужно заметить еще по поводу почитания Бориса и Глеба, что оно так активно начинается не просто в виду перенесения тела Глеба в Вышгород, или не просто в виду строительства церкви. А указывается источниками на многие чудотворения, которые происходят в виду взаимодействия с телами святых князей, которые в таком случае и распознаются как мощи.

Александр Ананьев:

— О каких чудесах вы говорите?

Священник Александр Сатомский:

— Здесь нам нужно смотреть в текст. По каким-то конкретным моментам я не вспомню, но мы можем сказать, что такой известный историк Церкви Русской, как Голубинский указывает на этот факт, что почитание начинается в виду чудотворений. А сколько их было и каковы они, я с места, конечно, не упомню.

Александр Ананьев:

— Еще один короткий вопрос. Если бы Борис и Глеб не претерпели мученическую смерть в тех обстоятельствах, в которых это случилось, они бы, тем не менее, считались святыми или нет? Ведь от этого, если бы они не претерпели мученическую смерть, они бы не стали хуже в глазах истории и в наших глазах. Они были бы такими же глубоко верующими, такими же добрыми, хорошими, но святыми бы не были? Так это или нет?

Священник Александр Сатомский:

— История не знает сослагательных наклонений. Здесь можно вспомнить очень своеобразную фразу из Экклезиаста, мне кажется, она, как ничто другое из Священного Писания, хорошо соотносится с вашим вопросом. Когда экклезиаст говорит, что день смерти лучше, чем день рождения не в смысле того, что лучше умирать, чем жить, а в том плане, что когда ставится точка в человеческой жизни, окружающие могут как-то ее осмыслить и оценить. До этого момента, исключая его, о жизни Бориса и Глеба мы можем говорить, как о жизни в христианском подвиге, и главное, как о смерти в христианском подвиге. Как бы могла развиваться она вне этого события? Пришли бы они, может быть, в еще большую меру святости, или политическая борьба и интриги изменили их в худшую сторону, мы даже предположить не можем. Перед нами есть только одна конкретная случившаяся история, о ней Церковь судит, о ней говорит, и о такого рода святости свидетельствует.

Александр Ананьев:

— «Вопросы неофита» на радио «Вера». Я, Александр Ананьев, беседую с настоятелем Богоявленского собора в Ярославле священником Александром Сатомским. Говорим мы сегодня о князьях Борисе и Глебе. Что касается, как я назвал их, парных святых, Марфо-Мариинская обитель, Петропавловская крепость, есть Марфа и Мария и Петр и Павел. Они разные. Марфа и Мария диаметрально противоположны, мы знаем их, как людей, которые находились на разных концах одной прямой. То же самое Петр и Павел, они принципиально разные, они противоположные буквально. Но за счет это разницы и противоположности крепко стоит Церковь. Можно предположить по той же логике, что Борис и Глеб тоже сильно отличались друг от друга. Известно что-нибудь об этом?

Священник Александр Сатомский:

— Здесь больше пространства для околоисторической спекуляции, потому что с одной стороны мы видим того же самого Бориса непосредственно возвращающимся из военного похода. Владимир дает ему дружину, то есть доверяет ему. Он отправляет его против печенегов, и дружина готова пойти за Борисом куда угодно, в том числе воевать Киев для него. Другое дело, что он не пользуется этим, и дружина его покидает. У Глеба ничего такого изнутри текста мы не видим. Да, он князь. Но если Борису пусть во многом формально, и вообще большой вопрос, бывал ли он когда-нибудь в этой своей вотчине, но отдан огромный и богатый Ростов, то Глебу отдан Муром, прямо скажем, не самый великий для того момента времени город. Так, на обывательский взгляд отношение Владимира, как отца, к ним, к своим детям, было несколько различным. Он видел разницу дарований, разницу устроения. Я бы, скорее, предположил, что да, разница между Борисом и Глебом личностная вполне себе есть. Но это не более чем спекулятивный анализ имеющегося у нас небольшого источника. Мы говорить такого рода вещи про того же Петра и Павла можем значительно более веско. У нас большое количество текстов, написанных этими святыми. Их мы можем вполне читать, понимать, каким был их внутренний мир. Здесь мы ничего подобного сделать не можем. Перед нами небольшое сочинение, все выводы мы черпаем из него.

Александр Ананьев:

— А теперь переходим к историческим документам, к историческим свидетельствам, коих на самом деле не много, все-таки это было давно. Есть «Сказание о Борисе и Глебе», написанное Иаковом черноризцем. Пожалуй, что это все, что мы знаем о Борисе и Глебе? Или есть еще какие-то исторические свидетельства, которые доказывают, что вымысла и художественного описания, как в случае с почитаемыми Муромскими парными святыми другими, там не так много, а это все доказанные исторические факты? Откуда мы знаем о Борисе и Глебе?

Священник Александр Сатомский:

— По факту перед нами несколько свидетельств. В плане непосредственных текстов у нас сказание Иакова черноризца и фрагмент из Нестора летописца. Дальше у нас существующий и археологически и общеисторически подтверждаемый культ этих святых. Их могилы в Вышгороде, посвященная им церковь там же, описание тех самых чудес, о которых мы говорили. Но долгой истории это святое место не имело, как мы помним, оно было уничтожено в рамках монголо-татарского нашествия и с тех пор почитание Бориса и Глеба особенно с Вышгородом больше не связано. Есть у нас косвенные свидетельства, связанные с кем-то из их свиты. У нас есть Моисей Угрин, или Моисей венгр, входящий соответственно в свиту, если не ошибаюсь, Бориса в свое время и потом принявший постриг у преподобных Антония и Феодосия Киево-Печерских. У нас есть, по-моему, преподобный Ефрем, боюсь соврать, он связан со свитой князя Глеба. Более того интересно, что с его гробницей ряд исследователей связывают косвенное подтверждение реальности описываемых и Нестором и Иаковом сведений. Сейчас это материал, который я помню достаточно уже абстрактно. Но пытливый слушатель наш может постараться максимально обратиться к этим моим туманным напоминаниям и посмотреть, что не так уж и мало для такого момента русской истории, все-таки мы говорим про 11-й век, мы имеем.

Александр Ананьев:

— Где можно сегодня прикоснуться к мощам этих святых, где они покоятся?

Священник Александр Сатомский:

— Здесь нудно заметить, что сами мощи, как таковые, к сожалению, не сохранились в каком-то основном их объеме, они погибли вместе со своим храмом.

Александр Ананьев:

— Наверняка, я предполагаю, что частицы мощей Бориса и Глеба можно найти и в столице, в том числе. По крайней мере, я знаю, что частица их мощей, хоть какие-то мощи какое-то время пребывали в Москве, и в том числе в музеях Москвы. Княгиня Ольга, князь Владимир, Борис и Глеб, по-моему, одно время находились в Москве. Где они находятся сейчас?

Священник Александр Сатомский:

— Интересна история, что в свой момент времени почитались не только мощи, но и реликвии, связанные со святыми братьями. Например, меч князя Бориса как отдельная реликвия почитался, например, Андреем Боголюбским. А вот по поводу частиц нужно заметить, что как раз про раннее почитание этих князей свидетельствует по концу 11-го века упоминание летописца о передаче части их мощей в Чехию. И соответственно отсюда мы делаем вывод, что в некотором объеме святые в плане своих реликвий телесных, то есть непосредственно в плане своих мощей, сохранились. Есть, более того, ряд не только храмов, но и очень крупных монастырей, которые посвящены им. Для меня самого как для жителя Ярославской области наиболее памятен Борисоглебский монастырь в нашем одноименном Борисоглебском районе, недалеко от города Ростова. Но, повторюсь, никакую конкретную точку, где мы могли бы прикоснуться к этим реликвиям, я сам не назову. Никогда мощи этих князей не встречал. Но факт, что они в каком-то объеме сохранены, мы отрицать не можем.

Александр Ананьев:

— Сплошные загадки, другими словами. Но уж точно не загадка, и вы сможете дать ответ на вопрос, почему в году три дня, когда отмечается память этих святых. Их двое, полагаю, что и дней памяти должно быть два.

Священник Александр Сатомский:

— Здесь все будет достаточно не сложно. Мы имеем в виду, что почитание святых связано не только с днями их прославления или гибели, если мы говорим про мучеников, но и с какими-то узловыми фактами из их дальнейшего почитания. Например, даты, связанные с перенесением мощей. Иногда у кого-то из святых есть даты, связанные со строительством в честь них храмов. Как, например, у великомученика Георгия. С последующими эпизодами почитания Бориса и Глеба эти дополнительные памяти и связаны.

Александр Ананьев:

— Спасибо вам большое. Не могу сказать, что мне все стало окончательно ясно о двух этих важных святых в Русской Православной Церкви. Вроде как они первые русские святые, но как бы не совсем. Из мощи чудотворные, но где их мощи, толком сказать никто не может. О жизни этих святых тоже — давно это было, никаких деталей не сохранилось. На иконах их изображают, по-моему, Бориса в возрасте, а Глеба молодого. Все время хочется узнать о них побольше, но вряд ли это возможно. Но все равно какую-то почву для размышлений вы обеспечили. Спасибо вам большое, отец Александр. Для вас этот праздник что значит, как вы сами к нему относитесь?

Священник Александр Сатомский:

— Для меня он, во-первых, не последний день в церковном календаре, потому что это день ангела моего долгие годы духовника. Я четко знаю все эти дни, когда эти памяти совершаются. А в более глобальном смысле, для меня это во многом парадоксальные святые, потому что принять мысль о том, что сопротивляться злу плохо, легко, когда ты слаб. То есть ты и не мог особенно и Евангельский текст тебя успокоил, что: а, и не надо было. А вот видеть пример, когда человек мог сделать практически все, что угодно, и избрал следование евангельскому слову вместо сохранения своей собственной жизни, это, конечно, для меня пример абсолютно удивительный. Такого рода деяния для меня лично ставят Бориса и Глеба в один ряд с самыми известными и с самыми почитаемыми христианскими мучениками ранних веков. При очень большой разнице их подвига грандиозность явления Евангелия в их жизни, мне кажется, совершенно соотносимо.

Александр Ананьев:

— «Подходите, братья, кончите службу свою, и да будет мир брату Святополку и вам». Золотые слова. Спасибо вам большое, отец Александр, за эту непростую, но важную беседу.

Священник Александр Сатомский:

— Спасибо.

Александр Ананьев:

— Сегодня мы беседовали с настоятелем Богоявленского собора в Ярославле священником Александром Сатомским. Я Александр Ананьев. Прощаемся с вами ровно на неделю. Всего доброго и с праздником вас.