«Победа над унынием». Светлый вечер с прот. Игорем Фоминым (15.10.2018)

А. Ананьев

— Добрый вечер, меня зовут Александр Ананьев. И в рамках «Счастливого вечера» у меня есть возможность задать свои вопросы неофита. Крестился я недавно, вопросов у меня много и, слава Богу, у меня есть возможность задать их очень особенным для меня людям. Сегодня у нас в гостях протоиерей Игорь Фомин, настоятель храма святого благоверного князя Александра Невского. Добрый вечер, отец Игорь.

Протоиерей Игорь

— Здравствуйте.

А. Ананьев

— Очень рад вас снова видеть в нашей студии светлого радио. И сначала мне хочется задать вам вот какой вопрос: часто ли вы видите, что люди не способны распознать своих грехов?

Протоиерей Игорь

— Ну конечно. И в себе вижу такое, и в других вижу такое.

А. Ананьев

— Разве возможно, чтобы вы были неспособны?

Протоиерей Игорь

— Ну конечно, конечно, неспособен. Да, способным я буду уже после смерти на что-то. Причем знаете, вот вы очень интересный вопрос задали и, дай Бог, чтобы нам сейчас не уйти в сторону от нашей темы, которую вы хотели бы задать. Но вот посмотрите, очень есть интересная особенность: читая любые книги, читая о загробном мире — ну о рае, понятно, как-то мало у нас, в общем-то, информации, а вот об аде у нас чуть больше информации во всяких книгах, — но там есть одна очень интересная особенность. Если здесь, на земле люди предъявляют претензии Богу, то в том состоянии я ни разу не встречал, чтобы люди предъявляли уже претензии Богу, находясь в аду — то есть там уже идет какое-то полное осознание, полная картина всего происходящего, и там уже не на кого, скажем так, это валить, пенять...

А. Ананьев

— Кроме себя.

Протоиерей Игорь

— Видно, да. Это маленькая такая ремарочка. Поэтому я надеюсь, что все-таки после смерти я смогу классифицировать всю свою, в общем-то, жизнь и, естественно, как и все, уже не буду никого обвинять, никому пенять. Вот, Господи, Ты мне этого не дал, Ты мне там не помог, этого не сделал. И наверное, это будет одно из самых величайших, мне кажется, таких величайших состояний человека, когда он уже будет все понимать, как оно есть.

А. Ананьев

— Я хочу с вами поделиться историей, которая со мной случилась буквально пару дней назад, может быть, дня три назад. Может быть, она будет полезна нашим слушателям в каком-то смысле. Каждый раз, когда я приезжаю сюда, на светлое радио, на своем автомобиле, здесь, ну вы знаете, маленькая парковка, буквально там на шесть автомобилей. И я спускаюсь сюда и по дороге думаю: хорошо бы, если бы было свободное место вот прямо возле входа. Ну это было бы приятно, мне не пришлось бы идти далеко. И моя чудесная жена, которая сидит рядом со мной, говорит: «Ну а ты помолись, чтобы было место». А я говорю: «Да ты что! Зачем отрывать Господа и святых по такому пустяку? Ну не будет свободного места — ну поставлю подальше». И мне казалось, что я поступаю ну очень правильно. Ну потому что я как-то ну не отрываю по пустякам. А тут в выходные мне так по голове дали, отец Игорь, говорят: «Да ты что? это ж твоя гордыня. Надо обращаться по пустякам». Я говорю: «Да как же гордыня? Ну вы что? Я же считал, что я правильно поступаю». Мне говорят: «Нет, гордыня». И стало стыдно. Хотя и не до конца, наверное, поверил, что это гордыня. Это все-таки скромность. Или все-таки гордыня?

Протоиерей Игорь

— Да вот сложно сказать. После смерти мы точно с вами узнаем, что это — скромность или гордыня, и у нас не останется никаких с вами вопросов. Но обращаться даже по пустякам к Богу — мне кажется, это такой хороший тон, семейный хороший тон. Ведь мы же, родители, особенно вот в многодетных семьях, очень хорошо видим: дети все разные. Один — просто вот он виснет на тебе и — пап, то се, пятое десятое, а у меня вот так, а вот так. «Пап, а вот давай-ка, а ты можешь карандаш заточить? — Ну ты же сам можешь. — Могу, ну а ты можешь помочь заточить карандаш? — Могу». А другой — из него ничего не вытянешь, он ничего не рассказывает. И только уже приходит, когда проблема становится глобальной: когда карандаш уже не заточить, понимаете, когда уже точилка совсем сломана и...

А. Ананьев

— Пальцы порезаны.

Протоиерей Игорь

— Пальцы порезаны, да, слезы, сопли и тому подобное. А решить уже многое невозможно. Но когда отец, скажем так, в курсе даже какой-то мелочи, мне кажется, ему легче решить вот ту проблему, которая возникает вдруг у человека. Опять же, некорректное сравнение — Бога там и папы, — но поверьте, все равно, если мы вот выстроим взаимоотношения вот такие, родительско-детские с Богом, мне кажется, нам будет ну просто самим даже как-то легче в любой ситуации прибегать к молитве, к общению с Богом.

А. Ананьев

— Ну вот по поводу вот этого сравнения, мне тоже его привели, говорят: неужели папе будет сложно помочь тебе в этом, казалось бы, пустячном вопросе?

Протоиерей Игорь

— А может быть, и не нужно будет. Папа решит, что, слушайте, вы сегодня съели утром не там один бутерброд, а два бутерброда, поэтому вам надо до работы пройти сто метров — вот и все.

А. Ананьев

— Ну да, да. Ну а зачем вы сравниваете? Ну вот если сидит ребенок на диване и говорит: «Папа, а принеси-ка мне стакан воды — пить я хочу». Ну это же неправильно! Если хочешь пить — встань, принеси воду скажи: «Пап, я хотел пить, принес воды. И тебе принес, не хочешь ли ты воды?» — вот это правильно, чем вот отрывать отца по пустякам. Но это было введение. Потому что сегодня мы будем говорить в рамках «Счастливого вечера» об очень важной, как выяснилось, для меня и очень непонятной, как я знал всегда, теме — мы будем говорить об унынии. Десять заповедей Божиих, известных нам еще с Ветхого Завета: верить в единого Господа Бога, не создавать себе кумиров, не произносить имя Господа напрасно, помнить о выходном дне, почитать и уважать родителей, не убивать, не прелюбодействовать, не воровать, не лгать, не завидовать. Никто же не говорит тебе тут: и не унывай. Во-первых, у меня вот какой вопрос: вот в этом списке есть что-то более главное и что-то менее главное?

Протоиерей Игорь

— Этот список, он делится на две части: на взаимоотношения человека и Бога — это с первую по четвертую заповедь; и с пятой по десятую заповедь, то есть шесть заповедей — взаимоотношения человека и человека. И Господь, в Своей земной жизни Он говорит о двух заповедях: о любви к Богу и равной ей — к ближнему. Значит, все эти заповеди, они совершенно равнозначны. Мы не можем выделить одну большую, а другую меньше. Потому что если мы соблюдаем, допустим, первые четыре заповеди — так, знаете вот, беззаветно, — но совершенно пренебрегаем заповедями по отношению к ближним — мы являемся лжецами, как говорит апостол Иаков. Если мы, скажем так, соблюдаем шесть последних заповедей, первыми четырьмя пренебрегаем, да, — мы становимся, ну наверное, такими очень нравственными людьми. Но не более. Вот хорошими людьми становимся, но не более. Скажем так, другой какой-то перспективы нет, что приведет нас в конечном итоге, наверное, к какой-то гордости, к осуждению ближнего. Очень часто вот нравственный человек — вот я сталкивался, — который живет без Бога — он действительно хороший, он действительно переводит людей там через улицу нуждающихся и так далее. Но он начинает осуждать других: ну а что, трудно ему это сделать? ну а что, не может это перенести, что там? Ну и так далее и тому подобное. И вот здесь, конечно, закрадывается такая грусть и печаль в сердце, потому что а зачем тогда ты это все делаешь? Чтобы другим стало лучше или чтобы ты стал лучше, в общем-то? Ну вот как-то это печально всегда смотрится. Поэтому здесь нет совершенно никакого различия — я имею в виду, в заповедях.

А. Ананьев

— Вот объясните мне, человеку, неопытному в этом вопросе, каким образом такой страшнейший грех как убийство может стоять в одном ряду с таким грехом как зависть?

Протоиерей Игорь

— Дело в том, что убийство — это последствия зависти, как ни странно. Человек, начинающий завидовать, он начинает убивать. К сожалению, это не выдумка человека, потому что все, что выдумал человек, оно во времени происходит и во времени должно закончиться. Это — то, о чем я только что сказал, — этому прародитель сам диавол. Именно в раю он позавидовал состоянию человека и убил его в духовном, в общем-то, плане — отторг от Бога. Поэтому что здесь не просто это стоит в одном ряду — убийство и зависть, — зависть это же не просто внутреннее чувство — это предлог, это начало греха, а убийство — это уже исполнение этой заповеди. То есть ведь убить мы можем физически, толкнув кого-то куда-то, да, специально, выстрелив, тоже нападая на кого-то, ну и так далее и тому подобное. А можем убить и духовно человека.

А. Ананьев

— Разрушив жизнь?

Протоиерей Игорь

— Разрушив жизнь, растоптав его в обществе, там унизив и сломав и так далее. То есть вот ну я думаю, наши радиослушатели много знают таких приемов, когда человек действительно другого может убить — хотя оба останутся живы, но один умрет духовно, а другой будет сломлен душевно.

А. Ананьев

— Меня зовут Александр Ананьев. Вы слушаете «Светлый вечер» на светлом радио, радио «Вера». И сегодня у нас интереснейшая беседа с протоиереем Игорем Фоминым, настоятелем храма святого благоверного князя Александра Невского при МГИМО. Мы сегодня говорим об унынии. По поводу декалога вот этого мы еще поговорим — у нас будет отдельная тема по грехам и классификации грехов, с этим надо разбираться. А я, помимо вот этого списка, хотел еще напомнить список семи смертных грехов, в которых есть гордыня, зависть, гнев, лень, алчность, обжорство и блуд. И здесь, казалось бы, тоже нет уныния. Тем не менее уныние считается — поправьте меня, если это не так, — едва ли не самым страшным грехом. И это вызывает у меня, человека неопытного, недоумение.

Протоиерей Игорь

— Ну у нас вообще с вами восемь главных страстей, да, те страсти, которые человека, скажем так, изменяют. И эти восемь главных страстей, они тоже делятся на две части: первые шесть страстей, друг от друга зависящие и две, в общем-то, последние страсти. Как они, в общем-то...

А. Ананьев

— Подождите, батюшка, я вас сейчас на секунду перебью. То есть вот это устойчивое выражение «семь смертных грехов» — на самом деле их восемь?

Протоиерей Игорь

— Нет, семь смертных грехов. Да, вот устойчивое такое выражение, оно существует и присутствует, и мы, в общем-то, здесь говорим, но грех это уже, назовем так, конечный момент человеческого бытия. Ну давайте начнем чуть-чуть пораньше, да: как в человеке зарождается грех? Как происходит страсть, и как происходят вот эти семь смертных грехов? То есть семь смертных грехов — это то, что уже переросло в страсть, и искоренить бывает невозможно. А искоренив, в общем-то, человек становится, наверное, святым.

А. Ананьев

— Последствия болезни, но не причины.

Протоиерей Игорь

— Вы имеете в виду, семь смертных грехов?

А. Ананьев

— Да.

Протоиерей Игорь

— Это да, это не причина. Как в человеке появляется грех? Значит, сначала ему приходит помысел, так называемый прилог, и человек может с ним согласиться, может не согласиться. Он может его отогнать сразу, а может начать его, назовем так, жевать, да, вот со всех сторон рассматривать и принимать: да, действительно, в этом есть разумное зерно... Ну возьмем что-нибудь такое, ну знаете, совершенно простенькое. Ну к примеру там, я не знаю...

А. Ананьев

— Курица в холодильнике лежит.

Протоиерей Игорь

— Лежит курица в холодильнике. Пятница. Очень хочется есть. И начинаешь: ну очень же хочется есть?

А. Ананьев

— Очень. Особенно после полуночи.

Протоиерей Игорь

— Особенно после полуночи. Тогда возьмем четверг. Ну вроде бы для тебя еще четверг не закончился, а уже вроде и пятница началась — ну и вот начинаешь все это рассматривать, говорить. И вот эта курица становится предметом, который занимает тебя минут 10-15. Порассуждав с собой, ты скажешь: ну ничего в этом страшного нету, дайте-ка я ее укушу. И укусил ее, да? Съел, все хорошо, удовлетворился. И действительно, в общем-то, особого-то греха нет — пища, она не приближает и не удаляет от Бога. Но самое интересное, что на следующий раз принятие решения будет не в течение 15 минут, а в течение 10 минут. А потом еще быстрее, а потом еще быстрее. А потом ты перестаешь замечать, что ты уже с этим согласился — это твое состояние и твоя жизнь. Начинается все очень просто. Это так называемая естественная страсть — чревоугодие — та, которая возникает из физиологических потребностей твоего бытия, которые заложены в тебе. И вот эта страсть чревоугодия, она развивается так, что она потом переходит, как ни странно, в блуд.

А. Ананьев

— Неожиданно.

Протоиерей Игорь

— Неожиданно. Потому что на следующий раз, когда ты согласился с курочкой, в холодильнике вдруг неожиданно появляется бутылочка вина. Которая совершенно, в общем-то, ну нормально. И в Священном Писании мы можем даже найти, что вино веселит сердце человека, и апостол Павел Тимофею говорит: ты в следующий раз не только воду потребляй, но и вино ради твоего желудка. Действительно — большой трудовой день, бокальчик вина... Всё. И вот эта бутылочка, она, в общем-то, растягивается на неделю сначала. А потом она становится крепче, она становится одноразовой и так далее и тому подобное. Это перерастает уже в блуд. Вот курочка с вином перерастает в блуд, из чревоугодия перерастает в блуд. Блуд совершенно очень простой, не имеющий никаких, казалось бы, вот сиюминутных последствий: какое прекрасное платье! как замечательно там выглядит этот молодой человек! И так далее и тому подобное. Но будет абсолютно все то же самое, что с курочкой. Вот абсолютно. Сначала красивое платье, потом интернет. Слезы, что, в общем-то, ты такой грешник. Потом это все будет соглашательство, ты не сможешь без этого существовать. И мы можем сейчас вот с вами так, знаете, долго-долго раскладывать все эти грехи. И этот блуд, он потом перерастет в сребролюбие. Очень интересно. Потому что придется обслуживать свои, в общем-то, наступающие какие-то страсти, желания и тому подобное. И все это будет очень прилично, все это будет очень так хорошо и замечательно: я не буду ущемлять своих детей в мороженом, я им буду покупать мороженое. Но вот вы знаете, где-то в чем-то я там сокращусь. Мне нужно будет удобство. Ну конечно, нужно какое-то уединение для этих страстей. А потом все-таки чревоугодие, оно — это сначала курочка из холодильника, а потом оно требует все-таки комфорта, оно требует чашечку кофе с круассаном на Ла Питель где-нибудь там, понимаете, вот и так далее и тому подобное. И вот мы сейчас можем дальше продолжить перерастание из одного в другое греха, да, когда притом каждый грех становится страстью. Страсть — это то, что ты уже себе в навык, скажем так, уяснил, и это становится твоей неотъемлемой частью. Помните, у Льюиса очень интересный есть, замечательный рассказ «Расторжение брака»? Там интересная такая история, я нашим радиослушателям советую это, в общем-то, обязательно прочитать. Кстати, несколько раз даже на радио «Вера» читалось это произведение прекрасное. И там есть несколько сюжетов разных взаимоотношений человека и Бога. И один из сюжетов, где у одного, значит, молодого человека на плече срослась какая-то, в общем, там, я сейчас не помню, страшная игуана, может быть, что-то еще, ну что-то такое страшное. И ему предлагают: давай ее удалим, отрежем. Он говорит: нет, не надо! ей же будет больно! И тому подобное. Это вот та страсть, которая в человеке уже не дает возможность ему духовно ни развиваться, духовно как-то идти и так далее и тому подобное. Потому что вот все, что мы сейчас говорили, это не просто твое какое-то расслабленное состояние — это отсутствие развития, это отсутствие возможности чего-то уяснить. Чревоугодие, сребролюбие, блуд и тому подобное, оно не приходит вот просто одно — паровозик такой, знаете, круг. И только удаляя страсть — а это всегда болезненный процесс, то есть закрыть холодильник это всегда очень болезненный процесс, и нужны какие-то определенные усилия, нужны какие-то определенные потуги со стороны человека. И, скажем так, благословение Божие на это все — потому что человек один справиться с этим не сможет, — для того, чтобы начать в обратную сторону это все раскручивать. Невозможно фрагментарно — вот ладно, чревоугодие оставлю, а вот допустим, там сребролюбие я победю, — не победишь. Сначала сребролюбие, блуд, чревоугодие и так далее и тому подобное.

А. Ананьев

— Спасибо вам, отец Игорь. Мы вернемся в студию ровно через минуту.

А. Ананьев

— Добрый вечер, меня зовут Александр Ананьев. И сегодня на «Светлом вечере», светлом радио, радио «Вера» мы с моим дорогим гостем, протоиереем Игорем Фоминым, настоятелем храма святого благоверного князя Александра Невского при МГИМО, говорим об унынии. И тема эта настолько огромная, что, по-моему, мы собственно об унынии-то еще и не начали даже говорить. И, по-моему, говорить мы еще об этом можем долго. Как вы только что заметили, любой грех начинается с помысла и заканчивается грехом, который перерастает в следующее, в следующее, в следующее, и потом этот клубок — уже требуется жизнь, чтобы размотать его обратно. У меня есть ощущение, что уныние как таковое это и есть тот, казалось бы, невинный помысел, который может теоретически перерасти во все остальное. Я ошибаюсь? Или это само по себе уже серьезный грех?

Протоиерей Игорь

— Уныние — мы вот сказали о восьми главных страстях, да, в человеке, — уныние вообще стоит последним перед двумя страшными состояниями человека — это тщеславие и гордость. То есть если вот мы сейчас вернемся к тому, что сейчас очень так подробно начали, мы просто прямо вот тезисно, даже не тезисно, а просто одними словами вот эту цепочку всю выстроим, то мы с вами увидим: значит, чревоугодие, потом блуд, сребролюбие, гнев, печаль, уныние. Потом идет тщеславие и гордость. И вот если говорить об унынии, точнее если говорить вот об этих всех грехах, то мы можем с вами увидеть, что эти грехи, они очень такие, знаете, как бы, казалось бы, противоположные. И можно так их сравнить: одни бросают вверх, следующие вниз, и вот человек вот так вот как бы бросается по такой, в общем-то, траектории. Печаль и уныние — казалось бы, очень похожие вещи, да?

А. Ананьев

— Да. Здесь даже я подобрал как бы синонимы ко всему этому. Тоска, отчаяние, грусть, скука, депрессия, упадок духа, задумчивость — почему бы и нет, — меланхолия, хандра, безотрадность, удрученность, угнетенность. Ипохондрия — мое любимое слово. Я всю жизнь считал себя ипохондриком и, скажу откровенно, даже этим гордился. Сейчас понимаю, что это тоже, наверное, грех.

Протоиерей Игорь

— Ну все это вы относите к унынию, да?

А. Ананьев

— Моя задача сейчас понять, в чем разница между «загрустил» и «приуныл». У меня любимая история, знаете, про уныние какая?

Протоиерей Игорь

— Какая?

А. Ананьев

— Любимый заголовок в одной из газет: «В Московском зоопарке манул приуныл». Есть такое животное милое, и там что-то, то ли весна никак не могла начаться, в Москве, то ли еще что-то — и в итоге манул приуныл. И это все, что я знал об унынии до сих пор. И мне казалось: ну что ж в этом плохого, что у него есть уныние и приуныл?

Протоиерей Игорь

— Да. Ну то есть нам надо разобраться: ослик Иа в депрессии или в унынии, да, в общем-то? В медицинском состоянии он, да, от рождения? Или приобретенное, или он все-таки в духовном состоянии находится? А может быть, он просто, скажем так, в печали? А может быть, он наоборот, скажем так, в каком-то другом, совершенно крайнем состоянии, которое, в общем-то, у него там от рождения, то есть в какой-то депрессии?

А. Ананьев

— Душераздирающее зрелище, кошмар?

Протоиерей Игорь

— Да, душераздирающее зрелище и кошмар. То есть на самом деле вот этот образ ослика Иа — он очень хороший. Он очень хороший, потому что и я бы сказал, что ослик находится в тяжелом таком, именно духовном состоянии. То есть он находится уже не в печали, он уже находится в унынии, да? Все, что вокруг него ни происходит, оно его приводит в полный крах его жизни. Вот что бы ни произошло. Хотя он пытается там как-то себя из этого выковырять и тому подобное, но уныние — вот то, о чем мы с вами говорим, вот вы сейчас перечислили какие-то вещи. В православии уныние, оно, в общем-то, делится, имеет как бы два рода вот, уныние — это один, он ввергает в сон, а другой гонит человека из своего какого-то помещения. Он не находит, я имею в виду, человек не находит места себе, он пытается себя чем-то занять, убежать от себя — это тоже, оказывается, вид уныния. Уныние происходит от печали. Печаль бывает тоже двоякая, она бывает праведной — печаль о Боге, то есть тоска, то есть то, что мы ищем и не находим, как блаженный Августин сказал, говорит: душа моя тоскует и утешится только тогда, когда найдет Тебя, Господи. И вот действительно, есть печаль о Боге — это положительное чувство: мы все делам для того, чтобы Его найти, мы ищем Его. На этом пути мы применяем абсолютно все средства для того, чтобы обрести Бога — это и радость, и милосердие, и любовь, и так далее и тому подобное, — и находим и утешаемся. А есть печаль греховная, когда человек говорит: все у меня плохо, все пропало. Вот что бы он ни сделал, что бы с ним ни произошло в данный момент — ну нет, этого же не будет никогда постоянно, это же вот всегда опять придет к серым дням и тому подобно, пятое-десятое — вот эта печаль и ввергает человека потом в уныние. Он перестает видеть вообще окружающий мир, он начинает видеть только себя, он думает только о себе. К сожалению, в уныние, как ни странно, могут впадать люди и религиозные, причем с очень странным состоянием — те, которые смысл своего роста видят только в исповеди, своей личной исповеди. И начинают, копаться так глубоко, что они уже не исповедуют грех, то есть у них не происходит метанойя — перерождение ума, они уже начинают просто искать грех для того, чтобы его исповедовать. Постоянно приходят на службу и стоят в очереди на исповеди, для того чтобы только поисповедоваться. Служба идет боком. И это тоже, мне кажется, вот неправильный такой момент. Нужно ли исповедоваться? Нужно. Как можно чаще нужно исповедоваться. Но у тебя должна происходить метанойя. Если оно не происходит — изменение ума после исповеди, — ты в первую очередь должен именно об этом задуматься, потому что оно может перерасти в уныние.

Протоиерей Игорь

— То есть самобичевание становится самоцелью.

А. Ананьев

— Да, самоцелью, да. И причем мне становится от этого больно, и боль мне эта нравится — вот это ужасный такой мазохизм, духовный мазохизм происходит в человеке, и вот это, конечно, ужасно. Уныние, которое выросло из печали, оно уже не имеет никаких, скажем так, четких граней, оно не может быть положительным и отрицательным, оно всегда только отрицательное, уныние. Потому что смысл человеческого происхождения в этом мире, то есть смысл творения Бога — он в унынии полностью попран. Объясню почему. Человек творится для сорадования, то есть он творится совершенно социальным человеком. Уныние делает человека совершенно обособленным. Он не будет замечать своего ближнего, он не будет ему творить добрые дела, потому что тот, ближний, нуждается, он будет творить добрые дела, потому что я ищу выхода для себя. Я буду творить ему злые дела, потому что я и в этом хочу тоже найти какое-то себе утешение, попробовать — а может, это поможет? Там и так далее и тому подобное. То есть в унынии человек никого уже не видит, он попирает замысел Божий — и это крайняя стадия духовного, ну скажем так, поражения. Когда человек начинает справляться с унынием — он вдруг обрел Христа, он вдруг понял смысл Церкви, он нашел в этой Церкви того водителя, который его выведет из этого состояния — у него начинается разматываться клубок в другую, в общем-то, сторону. Но здесь тоже очень опасный есть момент. Так как ты был поражен страстью, так как коррозия эта очень серьезная, то начинает закрадываться другое состояние: ты же молодец!

А. Ананьев

— Гордыня.

Протоиерей Игорь

— Да, смотри, на тебя Бог обратил внимание! На тебя! Не просто Бог обратил внимание, а именно на тебя обратил внимание. И здесь происходит маленькое тщеславие. Что такое тщеславие? Очень теплое замечательное чувство удовлетворения собой. Но мы знаем, что как только ты начинаешь удовлетворяться собой — все, падение ускоряется. Потому что если ты скажешь: я знаю всю математику, че мне там Ландау? Не нужен он мне просто, в общем-то, я знаю все.

А. Ананьев

— Сам себе Ландау.

Протоиерей Игорь

— Да, я сам себе Ландау. Я знаю все. И здесь начинается стремительное падение. Потому что пока человек в поиске, пока он жаждет, пока он задает вопросы, причем, обратите внимание — это один из очень важных признаков: задавать вопросы. Как только ты перестаешь задавать вопросы, надо сразу бежать в храм к своему духовнику, говорить: батюшка, трагедия! Я перестал задавать вопросы, меня ничего не интересует — значит, это опять смерть. Это опять вот то, куда мы идем — в гордыню.

А. Ананьев

— Вы упомянули об особенном отношении православия к унынию. Я прав?

Протоиерей Игорь

— Да.

А. Ананьев

— Нет ли у вас ощущения, что уныние это вообще то, что свойственно русскому человеку? «Унылая пора, очей очарование...» Некрасов, Гоголь — они же все были подвержены унынию. И это то, что русский человек находит особенно красивым, прекрасным и созидающим. Нет ли у вас такого ощущения?

Протоиерей Игорь

— Очень интересно, что вы в пример привели литературных классиков XIX века. Вед эта литература, она переполнена именно духовностью. Но посмотрите, как интересно она переполнена духовностью: она вся переполнена евангельских истин, она переполнена именно Божественной нравственности и так далее и тому подобное — но с отрицательной стороны. То есть идет научение всему этому, но с отрицательной стороны. Человек, который выходит в унылую пору очей очарованье — он совершенно не унывает. Унылость в православии — это унылость в себе. Это даже не в себе, а про себя — это вот я уныл про себя: я, скажем так, вот ну такой вот — никчемный, недостойный и тому подобное, пятое-десятое. И ну что вот мне сможет дать там Некрасов? Ну что мне сможет дать там, я не знаю, Тургенев? И так далее, пятое-десятое. Да я уже все это читал, и все это мне известно. А Евангелие ну столько раз я уже перечитал, столько раз повторяется, видите, я такой вот... Понимаете, вот это про себя. А когда «унылая пора, очей очарованье...» — это, наверное, вот очарование...

А. Ананьев

— Наружу.

Протоиерей Игорь

— Это наружу, это вот очарованье того состояния, которое настолько прекрасно, что, в общем-то, ты будешь ждать его в следующую пору. Да, у Пушкина был замечательный период его жизни это осень, он этот период очень любил.

А. Ананьев

— Да это вообще очень по-русски — любить осень.

Протоиерей Игорь

— Да, по-русски. И всегда эту осень ждали. Ну что такое осень? Это пора считания цыплят, да, и это время, за которым следует опять весна, возрождение. И это тоже, в общем-то, прекрасно.

А. Ананьев

— А я-то всегда считал, что осень — это пора увядания.

Протоиерей Игорь

— А мне кажется, это цыплята.

А. Ананьев

— Ну вот это вот — да, блестящий пример того, как можно бороться с унынием, и об этом мы поговорим чуть позже. Тем не менее есть у меня еще ощущение такое, что вот это вот уныние, оно как-то связано с возрастом человека. Трудно представить себе, чтобы ребенок унывал. Он может грустить из-за каких-то очень конкретных вещей, но унывать он не будет. А вот когда у человека кризис среднего возраста там, или кризис, когда подросток превращается во взрослого человека, или когда человек понимает, что он уже состарился — нет ли у вас ощущения, что уныние привязано к какому-то конкретному возрасту человека?

Протоиерей Игорь

— Ну к конкретному возрасту — нет. Мне кажется, уныние это, естественно, действие лукавого, это естественно, действие того, чтобы поставить подножку нам с вами. И скорее всего, уныние мы связываем с теми этапами жизни, достигая которые, мы естественно, ну как принято говорить, подводим черту нашей какой-то деятельности. Почему у ребенка у него нет уныния? Почему у него бывает разочарование, у него бывает, скажем так, мимолетная грусть, печалька какая-нибудь там, да, и все? Потому что ему все интересно.

А. Ананьев

— Он задает вопросы.

Протоиерей Игорь

— Он задает вопросы, ему все интересно. И он лезет в розетку не потому, что, скажем так, он вредный, потому что он играет так, он тоже хочет быть лампочкой. Он увидел это в мультфильме, что, оказывается, можно стать лампочкой, но туда, в общем-то, лезть — я рассказываю реальный случай, в общем-то, на самом деле: посмотрев мультфильм один ну, в общем-то, решил точно так же стать лампочкой. Ему все интересно. Он не просто смотрит на там какого-то кота, он обязательно оденет его в какую-то шапочку и какие-то там, в общем-то, другие причиндалы, да, в общем-то. То есть может ли так сделать взрослый? Если взрослый так делает, то, естественно, общественное порицание ему скажет: ай-ай-ай! Но если он так делает — он никогда не впадет в уныние. Знаете, очень интересно, был такой случай. Я еще служил на Красной площади, и там иногда проходили мужи из Государственной думы, из каких-то других, в общем-то, министерств, там пообщаться, поговорить вот, высказать. И вот пришел один чиновник — такой очень важный, такой большой (ну я имею в виду большой не по размерам, он так был очень подтянутый, стройный человек, ну я имею в виду такой, очень высокий). И вы знаете, в такой печали пришел, что вот, говорит, ну семья не складывается, там то да се, пятое-десятое. Причем человек, регулярно посещающий храм, исповедующийся, причащающийся. Он говорит: батюшка, что мне делать? Ну мы, знаете, тогда, в общем-то, пришли к такому мнению, что он должен обязательно ездить на санах с горки с детьми. Он сказал, говорит: ну меня, говорит, знает каждая собака, не то что человек, говорит, я по телевизору... Говорю: «Неважно. Вот для вас причастие важное событие в вашей жизни?» Он говорит: «Да». Я говорю: «Значит, пока вы не придете... Вот на каждой исповеди вы должны приходить и говорить: я сегодня катался на санках, я сегодня там ездил с детьми на велосипеде, мы построили шалаш... Вот вы совершаете какое-то действие — и после этого я вас допускаю до причастия». Вы знаете, после первого катания на санках у него изменилось отношение, состояние. Ну во-первых, и в семье там сразу изменилось — на него посмотрели, и он пришел совсем другим человеком. Оказывается, вот важность, пафосность своего бытия, она не дает человеку духовного такого какого-то, знаете, вот развития. Или желание пафосности своего бытия. Причем под пафосность — я сюда подгоняю абсолютно вот все состояние: ой, я там не смогу там... Не знаю что... Построить этот дом. Да и не надо!

А. Ананьев

— Или я слишком хороший или слишком плохой.

Протоиерей Игорь

— Да, я или хороший или слишком плохой. А ты не должен быть ни хорошим, ни плохим, ты должен выполнять заповеди Божии. Апостол Павел говорит совершенно замечательные слова, говорит: я не сужу никого, я и себя не сужу —есть на то судящий меня Господь. И вот за этими словами стоит очень много: выполняй заповеди и твори их. Пророк Божий Илия — громовержец, сводящий огонь с неба, — впадает в уныние, убегает в пустыню и начинает претензии обществу предъявлять: жертвенники Твои разрушили, значит, что-то там еще, всех убили и души моей ищут — страх за себя, самолюбие. Мы приходим к причине всех страстей, всех грехов — самолюбию: я, любимый, не смогу выглядеть хорошо в глазах своей семьи, не смогу там детей обеспечить, не смогу там то сделать, се сделать. Ну не сможешь. Ты должен это понять. Сможет через тебя позаботиться Господь. Через тебя. Но ты не сможешь. Надо это, скажем так, честно признавать. И вот здесь, вы знаете, человек, который видит в других людях Бога, видит образ и подобие Божие, он не сможет впасть в уныние. Он не сможет, потому что он в первую очередь должен быть отверженным самолюбия. Вот самолюбие — это страшный грех. Да, когда мы дарим цветы нашим женам, то вы знаете, очень часто ловишь себя на мысли, что ты даришь-то не им, а себе.

А. Ананьев

— Чтобы возвысить себя в их глазах.

Протоиерей Игорь

— Утешить, возвысить, помочь — и ты становишься хорошим.

А. Ананьев

— Утвердиться и стать мужчиной — ну да, да, так всегда и происходит. Я очень рад, что мы поговорили с вами немножко о способах диагностики и о способах лечения. Но мне все-таки хочется остановиться на этом чуть подробнее.

А. Ананьев

— Меня зовут Александр Ананьев. Вы слушаете «Светлый вечер» на светлом радио, радио «Вера». И сегодня у нас интереснейшая беседа с протоиереем Игорем Фоминым, настоятелем храма святого благоверного князя Александра Невского при МГИМО. Мы сегодня говорим об унынии. Батюшка, ну вот давайте посмотрим, я вот специально посмотрел в интернете симптомы уныния. Мне было интересно, был интересен взгляд на эту проблему, скажем так с несколько медицинской точки зрения. Мне стало интересно: а как диагностировать у себя уныние? Нарушение сна, сбои в работе кишечника, изменение аппетита, снижение активности любого рода, быстрая утомляемость, слабость, болезненные ощущение даже в мышцах и сердце. Нет ли ощущения, что вот все эти проблемы — это скорее вопросы, с которыми надо обращаться уже к конкретному врачу, чтобы он прописывал уже какие-то конкретные препараты? Или это следствие того уныния, которое мы впустили в свое сердце?

Протоиерей Игорь

— Ну то, что вы перечисли — это симптомы депрессии. Вот у ослика Иа не прослеживалось расстройства, ну по крайней мере, по сказке, в общем-то, этого не было...

А. Ананьев

— Ну он свой хвост потерял — были проблемы не меньше.

Протоиерей Игорь

— Да, не меньше, но все равно расстройства сна там тоже не описано, в общем-то, и с питанием у него было все хорошо. Он тосковал об этом меде, который не был ему донесен, да, или больше внимания шарику уделял. То, что вы сказали, это депрессия — это то состояние, которое уже начинает укореняться в естестве человека. Все что вы сказали, ну наверное, любой врач-психиатр, он скажет: да, абсолютно так оно и есть. Знаете, причем в клиниках кто первый замечает, что человек идет на поправку? Буфетчица.

А. Ананьев

— Человек начинает есть?

Протоиерей Игорь

— Человек начинает есть, у него изменяется, в общем-то, внутреннее состояние. Спит он и так хорошо, потому что его глушат таблетками, а вот с едой всегда большие проблемы. Это я так просто, к слову сказал. Но мы-то говорим о духовном состоянии, о душевном состоянии человека — об унынии. Очень часто это путают, два этих состояния. Но человек в унынии может все равно продолжать спать, продолжать, в общем-то, там есть и тому подобное. Хотя это редко бывает, потому что на самом деле унылый человек, он настолько о себе переживает, что даже кушать не может. Так, в общем-то, переживает.

А. Ананьев

— Ну а как о себе не переживать? У тебя с работой там не все хорошо — ну бывает, у тебя в семье не все хорошо, с ремонтом не складывается. В машине рулевая рейка... а денег нет.

Протоиерей Игорь

— Естественно. Есть ли возможность — простите, что я вас так перебил, перечисление всех, в общем-то...

А. Ананьев

— А у меня длинный список просто.

Протоиерей Игорь

— Да, длинный список. Есть ли возможность у человека все это изменить? Вот лично он. Может ли он прийти к работодателю и сказать: ты должен меня взять. Тот скажет: не, не должен. Вот просто не должен. Хорошо. Есть ли возможность, скажем так, чтобы рулевая рейка не ломалась? Нет такой возможности, это машина, это естественный такой момент. Что там еще там? Вот семью содержать так, чтобы можно было петухом ходить — есть ли у тебя возможность? Нет у тебя такой возможности. Если Бог не благословит, нет такой возможности. Так что с этим делать? Вот с этим со всем — с рулевыми рейками...

А. Ананьев

— Решать.

Протоиерей Игорь

— Как? Воровать?

А. Ананьев

— Нет.

Протоиерей Игорь

— Замкнутый круг. Решение только одно — поблагодарить. Поблагодарить Бога за все происходящее. Но поблагодарить по-настоящему. Не получится сразу. Поблагодарить надо. Благодарность — это великое лекарство, это великая добродетель. Поверьте, это так оно и есть, когда человек от всего сердца, искренне начинает благодарить. Благодарность — это одна из составных частей любви. То есть человек, который умеет благодарить, он в скором времени и научится любить. Ну на ком мы женимся, за кого мы выходим замуж? За тех, кого мы можем поблагодарить — то есть быть, скажем так, восхищены — вот мы восхищаемся там своей половинкой, или восхищаемся там машиной, да, или жемчужиной какой-то, да, вот если Евангелие брать. Все остальное, скажем так, продаем и покупаем эту, в общем-то, машину, потому что вот мы ее любим, она нам понравилась, мы ей восхищены. А восхищение к человеку выражается в благодарности. Вот поверьте, если человек начинает благодарить — у него потихонечку начинают решаться эти проблемы.

А. Ананьев

— Это единственный способ или нет? Я сейчас поясню свой вопрос. Вот сейчас, я абсолютно уверен в том, что те, кто нас сейчас слушают, те, кто слушают сейчас радио «Вера», понимают, что они тоже подвержены, что у них тоже бывает уныние. И как с этим справиться? Потому что если просто ты выложишь перед собой этот список со всеми своими проблемами, прочитаешь его и скажешь сам себе: да не унывай! А как — не унывай? Или кто-нибудь тебе скажет — видит, ты грустный, спрашивает: как дела? Ты говоришь: ну вот у меня вот так дела — вот так, вот так... А он тебе говорит: да не унывай! Как — не унывай? Ну первое — поблагодарить, хорошо.

Протоиерей Игорь

— Да, благодарность. Причем хочу повториться, она должна быть очень-очень искренней, благодарность. Это очень важно. И ты действительно от сердца должен поблагодарить. Второе, что очень важно: так как к унынию тебя привело, в общем-то, печаль, гнев, да, сребролюбие, блуд и чревоугодие — то здесь очень важен труд. Причем труд совершенно любой.

А. Ананьев

— Ой, как я вам благодарен, что вы затронули эту тему! В некоторых источниках между унынием и леностью ставится чуть ли не знак равенства.

Протоиерей Игорь

— Ну да, это, в общем-то, абсолютно все всегда ставили знак равенства. У Амвросия Оптинского, у него там, он приравнивает — я сейчас, к сожалению, не смогу так сказать, как Амвросий Оптинский, в стихотворной форме он всегда это делал. Но он приравнивает, значит: скука — это внучка, да, уныния, а лень —это там дочь, в общем-то, уныния. Действительно, человек, который унывает, у него и так все плохо, он меру потерял...

А. Ананьев

— Опускает руки.

Протоиерей Игорь

— Абсолютно опускает руки. Абсолютно. Вы причем предвосхитили вот прямо мой такой вот образ: если ты чувствуешь, что у тебя, в тебе закрадывается уныние — подними руки. Я прямо так и хотел сказать: вот подними руки. Можешь прямо вот просто обе поднять руки над головой, да, и посмотреть туда, вверх и сказать: Господи, вот я хочу быть с Тобой! — и все, больше ничего не надо говорить. Я хочу быть с Тобой. Опускай, перекрестись. Потому что крестное знамение это все-таки молитва. И начни трудиться. Начни. С какой-нибудь ерунды начни. Причем если у тебя ничего не получается, все равно, во всем можно найти положительный момент. Тебя уволили с работы, у тебя ничего такого не происходит — знаете, какое очень хорошее средство вот воспользоваться этим временем? Составить себе распорядок дня: в одно время ложиться, в одно время вставать, в одно время кушать там, заниматься какими-то вещами, своими интеллектуальными вещами, физическими там нагрузками и так далее и тому подобное. И человек выходит из этого состояния. Вот просто выходит. Батый как-то приехал, встретился с одним, значит, каким-то там пустынником и увидел, что он стоит на камне на одной ноге в виде цапли, руки разбросав в стороны. И подошел к нему и сказал, говорит: ты счастливый человек? Он говорит: да, я счастливый человек. Он говорит: сделай меня счастливым человеком, говорит, и я тебя, говорит, несметно обогащу — у тебя будут лучшие шатры, у тебя будет лучшая одежда, у тебя будет лучшие женщины и тому подобное, он говорит, сделай меня счастливым. Тот говорит: пожалуйста, только, говорит, мне вот этого ничего не надо, иначе я буду нечастным. А сделать тебя счастливым я могу: вот видишь — рядом камень? Вставай, говорит, на одну ногу, руки в стороны, говорит, и смотри в небо — и ты будешь счастливым. Ты будешь свободным и счастливым. Человек, который строит всю свою жизнь из кирпичиков работы, букетов и ну и так далее, семьи...

А. Ананьев

— Куриц в холодильнике.

Протоиерей Игорь

— Куриц в холодильнике, семьи там, ну и так далее, пятое-десятое — он всегда будет очень несчастным. Ему всегда придется вот ну как бы поддерживать имидж в этих кирпичиках, ну свой имидж внутри этих кирпичиков, понимаете — в работе, семье и тому подобное. И конечно, любое поражение твое, да, любая твоя какая-то слабость, немощь и тому подобное, оно будет ввергать тебя в печаль, а естественно, и в уныние. Но только труд, он дарует возможность человеку не впадать вот в это уныние в этих разочарованиях, в этих кирпичиках. Почему? Потому что труд всегда нацелен вперед, в будущее, он никогда не нацелен на прошлое, он только смотрит в будущее. Человек трудящийся, он всегда мыслит: а как мне дальше гайку эту прикрутить? а как мне дальше написать это слово? а что мне вот там дальше произнести? — если у него именно такой жанр, да. Там или если врач — диагноз от чего зависит, давайте посмотрим туда... Понимаете, назад — о себе любимом, несчастном, — ему некогда посмотреть. Удивительное дело, но даже если подчиненный начинает орать на начальника, и начальник не подвержен унынию, он на него посмотрит и скажет: слушай, а работа-то у тебя как движется? И он не станет: ах! ты меня недооцениваешь?! ах, там то да се и пятое-десятое. То есть это тоже лакмусовая бумажка для нас с вами. То есть я сейчас не призываю прийти к своему начальнику и начать на него орать. Я призываю к тому, что если вдруг на тебя «наехали» люди, которые от тебя зависят — посмотри на свою реакцию, как ты на это реагируешь? Может быть, ты уже находишься в глубокой какой-то депрессии, или в гневе, или в печали и, не приведи Господь, в унынии? Ты входишь в это состояние?

А. Ананьев

— То что вы сейчас рассказываете, это чрезвычайно важно. Потому что по некоторым источникам, да и у меня было какое-то такое вот ощущение, что от греха уныния можно исцелиться с помощью молитв, аскетизма, самоограничения, чудотворных икон, святых мощей. А то, о чем вы говорите, это очень просто и как-то очень по-бытовому и по-человечески.

Протоиерей Игорь

— Очень важно, чтобы наш взгляд вперялся в будущее. Вот именно туда, как апостол Павел говорит, надо смотреть в будущее, туда надо ставить наши цели и достигать их. Причем это не касается материальных благ. Материальные блага — это спутники, которые в данный момент нужны или не нужны тебе. Нельзя на них зацикливаться, они сами к тебе придут в той мере, которая, в общем-то, тебе необходима и нужна на данном жизненном этапе.

А. Ананьев

— Итак, чтобы побороть уныние, нужно благодарить, нужно работать, нужно составлять распорядок дня. Что еще я упустил из тех советов, которые вы дали, как побороться с унынием?

Протоиерей Игорь

— Ну благодарность — это как молитва, мы должны это в первую очередь учитывать. Уныние надо исповедовать обязательно, да, и чтобы произошла метанойя — изменение ума. Ну и наверное, в общем-то, все. И почаще, наверное, давать радостное состояние своим ближним.

А. Ананьев

— У меня здесь выписан ужасный вердикт — я на него как посмотрел, я прямо расстроился. Он меня очень сильно напряг, наверное, в хорошем смысле: «Унылый — сказал кто-то из старцев, — значит неверующий».

Протоиерей Игорь

— Естественно. Нет, он верующий, но только в себя. Он верующий в себя. То есть мы опять возвращаемся к матери всех зол — это самолюбие. Вот самолюбие, которое полностью поражает и изменяет человека. Да действительно, а зачем самолюбивому претендент, то есть или конкурент? — Господь то есть, я Его имею в виду. Самолюбивому никакие, в общем-то, конкуренты не нужны, да, он полностью убивает этих конкурентов.

А. Ананьев

— Ну что ж, теперь вы, уважаемые слушатели, я очень надеюсь, понимаете, я, по крайней мере, начал лучше понимать, что скрывается за фразой «не унывай». Как бы ни сложились жизненные обстоятельства, какие бы проблемы ни возникли на вашем жизненном пути, я думаю, что вы теперь сможете справляться с ними лучше и не упускать из виду главное: не уставать благодарить, не уставать работать, не уставать радоваться жизни и не уставать, как сказал мой чудесный собеседник, смотреть в будущее. Потому что в этом главное.

Протоиерей Игорь

— Да, и на прощание я хочу нашим дорогим радиослушателям пожелать разобраться в предназначении человека. А когда ты в этом разбираешься — зачем Господь творит человека, — тебе совершенно становится все понятно вот и как бы в окружающем мире. А предназначение — если кратко сказать, — это сорадование Богу. Вот попробуйте это.

А. Ананьев

— Протоиерей Игорь Фомин, настоятель храма святого благоверного князя Александра Невского при МГИМО. Я Александр Ананьев. Это «Светлый вечер». Не унывайте!