«Таинство Исповеди». Священник Герасим Захаров

У нас в гостях был клирик храма Казанской иконы Божией Матери в селе Пучково в Троицке священник Герасим Захаров.

Разговор шел о значении и смыслах Таинства Исповеди, а также о связи покаяния и Причастия.

Ведущий: Александр Ананьев

---

Александр Ананьев:

— Добрый вечер, дорогие друзья. Вновь программа «Вопросы неофита» в эфире Радио ВЕРА. Это 60 минут не всегда правильных, не всегда умных, не всегда стройных, но всегда идущих от души и от сердца вопросов тем дорогим людям, которые набираются смелости и приходят в студию Радио ВЕРА, даже несмотря на возраст, позвольте мне так сказать, который свидетельствует, казалось бы о незначительном опыте. Но судя по тому, чем занимается мой сегодняшний гость, с опытом у него как раз таки все в порядке. Поэтому и тему сегодня мы с ним выбрали серьезную, существенную и не простую. Во-первых, позвольте мне представить моего собеседника. Клирик храма Казанской иконы Божьей Матери в селе Пучково в Троицке священник Герасим Захаров. Отец Герасим, добрый вечер. Здравствуйте.

Священник Герасим Захаров:

— Добрый вечер.

Александр Ананьев:

— А тема у нас сегодня вот какая. По вашим рассказам, отец Герасим, вы ведете в храме катехизаторские беседы перед крещением. Довольно часто к вам приходят люди, чтобы покреститься, в том числе и в зрелом возрасте.

Священник Герасим Захаров:

— Да.

Александр Ананьев:

— Мне было сорок, когда я крестился.

Священник Герасим Захаров:

— Замечательно.

Александр Ананьев:

— Это было шесть лет назад. У меня тоже были беседы, правда, они не носили формальный серьезный характер катехизаторских бесед или курсов, просто очень дорогой и глубокий, близкий друг и священник протоиерей Игорь Фомин, мы с ним просто поговорили, он знал обо мне больше, чем я сам о себе. Поэтому и вопросы у него ко мне были чисто «за жизнь». И многие перед крещением, как вы пишите, часто маловерующие люди, задают один и тот же вопрос. Зачем исповедаются православные люди, если потом выходят и снова так же грешат? Мне любопытно, как вы отвечаете им на этот вопрос.

Священник Герасим Захаров:

— Каждый раз по-разному, в зависимости от людей.

Александр Ананьев:

— Я вам даже обострю полемически ситуацию. Бывает так, дорогой отец Герасим, что люди, которые крестились уже довольно давно, скажем, шесть лет назад, тоже приходят и спрашивают: ну, и зачем исповедоваться? Ладно, если бы я от исповеди к исповеди становился лучше, чище, добрее, становился менее эгоистом и более учился любить. Так ведь нет, такое впечатление, что я становлюсь только хуже и хуже. От прежних грехов не избавляюсь, хотя стараюсь. Такое впечатление, что — сейчас попробую сформулировать, как по моим ощущениям ситуация складывается — у меня старая машина, там барахлит двигатель, правое колесо болтается вот-вот отвалится, коробка передач заедает на четвертой, задняя вообще не работает. А я приезжаю в автосервис и говорю: у меня вот капот не достаточно блестит с левого края, помажьте его, пожалуйста, чем-нибудь ярким и блестящим, чтобы он лучше блестел. Понимаете, о чем я говорю?

Священник Герасим Захаров:

— Это исповедь фарисея такая. Лучше быть мытарем в углу храма.

Александр Ананьев:

— Я понимаю. Но чтобы быть мытарем, сейчас я скажу страшную вещь, нужно приползти в храм на кровавых коленях после убийства бабушки, и, предавшись ужасу от вида окровавленного топора, зарыдать в храме и сказать: Господи, прости меня, потому что я упал на такое дно, с которого мне не подняться никогда.

Священник Герасим Захаров:

— Лучше себя не доводить до такого состояния, потому что Господь действительно может послать какой-нибудь страшный грех, чтобы ты, наконец, открыл капот и заглянул в свой двигатель и все там нашел. А здравый человек периодически капот-то открывает, смотрит уровень масла, уровень всяких жидкостей, и приходит в сервис уже с совершенно другими проблемами. Поэтому чтобы Господь не открыл нам капот какой-нибудь страшной поломкой, когда невозможно уже никуда ехать, кроме как в храм, нужно скорее пойти в храм и все устранить, и уже ездить спокойно, куда хочется.

Александр Ананьев:

— Ну, смотрите, как любопытно получается с этой аналогией с автомобилем. Как бы часто я ни ездил в автосервис, а часто туда ездить смысла нет, ну, дважды в год, если машина более пяти лет, дважды в год достаточно, перед началом зимнего сезона и перед началом летнего сезона. Резину поменять, заодно все поверить, заменить какие-то узлы и агрегаты, поменять все жидкости. Самое-то главное, машина-то лучше не становится, мы просто обеспечиваем возможность ее дальнейшей относительно безаварийной эксплуатации. Причем, никто не гарантирует, что она не сломается, не заглохнет, что не сядет аккумулятор, что не полетит коробка передач. Никто не гарантирует. По максимуму ты сделал то, что мог сделать, и продолжаешь ездить. Получается, с исповедью та же история, никто не говорит, что ты станешь лучше, но надо жить как-то дальше. И чтобы нормально кататься по российским несовершенным дорогам, давай немножко приведем тебя в порядок. И собственно этим у аналоя занимается священник.

Священник Герасим Захаров:

— Когда святые произносили примеры — вот мы сейчас машину приводим — они приводили такие потрясающие примеры, что они во всем соответствовали. Но все-таки машина замечательный пример, но, наверное, не до конца раскрывает человеческую душу. Если уж брать машину на таком узком примере, то машина это наша душа, и если мы ее привели в порядок и она, слава Богу, едет... Я напомню себе и всем, что в духовной жизни статического состояния не бывает, нужно обязательно куда-то идти. Как говорит мой знакомый священник, может быть, он откуда-то это взял, нужно бежать ко Христу, не можешь бежать — иди, не можешь идти — ползи, не можешь ползти — лежи по направлению ко Христу. Если твоя машина сломалась, то хоть поставь ее лицом ко Христу. А машина — это все-таки, чтобы куда-то идти. Если ты будешь пытаться эту машину сделать суперкрасивой, идеальной, и при этом она будет стоять в гараже и никуда не будет идти, это странное действо. Машина все-таки для того, чтобы сесть и куда-то поехать.

Александр Ананьев:

— Хорошо, я задам вопрос иначе. Человек, который исповедовался один раз в жизни, дальше от Христа, чем человек, который исповедовался два раза в месяц на протяжении последних пятнадцати лет?

Священник Герасим Захаров:

— Это могут быть совершенно разные люди.

Александр Ананьев:

— Хорошо, при всех прочих равных?

Священник Герасим Захаров:

— При всех прочих равных.

Александр Ананьев:

— Такой сферический конь в вакууме, два абсолютно одинаковых человека.

Священник Герасим Захаров:

— Ну, конечно, тот человек, который исповедуется, перед Богом обретается более чистым. Если взять Иоанна Златоуста, моего любимого и всеми любимого, он говорит: спеши обличить свой грех перед Богом, чтобы Господь не обличил этот грех. Когда Господь обличит, уже будет поздно. Слава Богу, что мы живем в Новом Завете. Он разбирает пример из Ветхого Завета, Каин и Авель. Каин согрешил, причем, страшно согрешил, вот и топор, только вместо бабушки, брат его Авель, праведник. И Господь говорит: где? То есть он дает ему шанс покаяться, первому изобличить свой грех, и каждому из нас он такой шанс дает, и когда мы на такой шанс не откликаемся, Господь говорит: ты убил брата и произносит уже проклятие. И эти проклятия действительно сбываются. Человек, который не живет в любви, не живет Новым Заветом, Телом и Кровью Христовой, сам себя от этого отталкивает, уходит в Ветхий Завет. Но он и живет по правилам Ветхого Завета. Чтобы прийти к Новому Завету, нужно иногда прожить этот путь Закона. И в чем тут Закон? Если согрешил, а первым не хочешь изобличать свой грех, тогда Господь будет тебе не отцом, а судией. И в принципе, если историю Церкви вспомнить, то в какие-то моменты исповедь называлась вторым крещением. Слава Богу, что мы уже традицией и волей Божией, Его путеводительством достигли того, что исповедь у нас стала частой, и мы можем чаще.... Представляете такому человеку, который жил в то время, который мог исповедоваться всего раз в жизни, сказать: смотри, ты можешь второй раз исповедоваться. Это для него было бы величайшей радостью. А мы имеем и не ценим. Поэтому изобличить свой грех перед Господом, это есть замечательное правое дело, которое нужно сделать сейчас же. Мало ли что, уже, может, Господь при дверях. Иоанн Златоуст говорит: это же так просто. Его знаменитая беседа о покаянии, он говорит: приди в храм и скажи, согрешил, и все. Это меня так удивило. Когда мы говорим о покаянии, мы говорим о какой-то глубине, и он тоже углубляется. Но самое начало, это приди в храм и скажи: согрешил.

Александр Ананьев:

— Просто скажи, не переживай? Не страдай, не плачь и не стой на коленях?

Священник Герасим Захаров:

— Естественно, он под «согрешил» понимает состояние того, что ты говоришь Господу, что вот мой грех. Если ты осознаешь, что у тебя грех, что ты его совершаешь, то естественно, что ты что-то делаешь не так. Можно представить себе сферического коня в вакууме, как вы говорите, который говорит: да, это грех, но это грех вашей церкви, но для меня это не грех. И вот прийти в храм и сказать, такое тоже бывает, к сожалению, человек приходит и говорит: я знаю, что у вас это грех, но я с этим не согласен. Сейчас уже другой век, уже другое время, поэтому то, что когда-то в Церкви было грех, в современных реалиях это не грех. Я вот знаю, что это запрещено, поэтому вам говорю. И в принципе, такой человек не кается, священник такого человека должен наставить на покаяние, такой грех нераскаянный не отпускается. В таком случае, конечно, это не то, о чем говорит Иоанн Златоуст. Согрешил, то есть, Господи, я согрешил — первому обличить себя, нежели Господь. А такому человеку, который не видит вины своей в грехе, хотя понимает, что это грех, тут вопрос к вере.

Александр Ананьев:

— «Вопросы неофита» на Радио ВЕРА. Очень интересный разговор с клириком храма Казанской иконы Божьей Матери в селе Пучково в Троицке священником Герасимом Захаровым. Я Александр Ананьев. Я твердо знаю, несмотря на свой юный по-неофитски возраст в церкви, что если с одной и той же проблемой к одному и тому же духовнику придут два разных человека, велика вероятность, что этот священник, этот духовник, даст им два разных, а может быть и противоположных совета. И оба они будут верны, просто каждому человеку по уровню его, по состоянию его, по талантам его, по степени разрушения или наоборот возвышения его. То же самое с какими-то подвигами. То что, допустим, для вас абсолютно естественный поступок, странно было бы поступить иначе, это как дышать, для меня сделай я такое, это было бы подвигом. Соответственно, я (неправильно звучит, но раз я пошел по этому пути, буду идти по нему до конца) там, в Царстве Небесном, за этот поступок получу неизмеримо большую награду, чем вы, для которого этот поступок абсолютно естественный. Правильно?

Священник Герасим Захаров:

— Это вопрос лепты вдовы.

Александр Ананьев:

— Да, да, да, абсолютно верно. То же самое с грехом.

Священник Герасим Захаров:

— Надо объяснить, да?

Александр Ананьев:

— Ну, давайте, объясним, а потом я перейду на грех и попробую предположить, что один и тот же грех, совершенный двумя разными людьми, это два разных греха.

Священник Герасим Захаров:

— Конечно. Так же как и вдова все, что имела, отдала Господу, а другие от своего богатства приносили десятую часть. Господь говорит: вот эта вдова принесла намного больше, чем все, кто здесь приносит. Также и в духовной жизни. Наши небесные сокровища исчисляются по тем же принципам. Если у тебя много сил, и ты от этих сил приносишь Господу какую-то часть, это ценно перед Господом, но не так ценно, как человек болящий, который лежит с температурой, тут вспоминает, что ему надо читать Евангелие, встает, открывает, шатаясь, читает Евангелие и ощущает особенную благодать, если надеется на Господа. Главное в этот момент не сказать: ой, какой я молодец, шатаясь, прочитал Евангелие — и лишить себя всякой награды. Со смирением таким, что Господи, я сейчас болящий, это все, что я могу принести тебе, то стоя прочитать Евангелие. Шатаясь, прочитать Евангелие, конечно, это прочитанное Евангелие для Господа намного ценнее, чем, если человек здравый, который может не спать всю ночь, прочитал две главы Евангелия.

Александр Ананьев:

— Ну а теперь, собственно говоря, ко греху. Абсолютно нормально, как мне кажется, что человек не видит своего греха. То, что для одного человека страшный грех, для другого ничего не значащее событие и уж абсолютно не проступок, жизнь такая. Это как наступить на траву и примять травинку, обмануть, украсть, ну он так живет. А вот если он совершит уже что-то более страшное, серьезное, убьет бабушку топором, и его будет мучить совесть, вот тогда он придет и покается. К тому, что, вы говорите, не видит грех и это плохо. Почему плохо? Нормально. Он просто сейчас на таком уровне, он сейчас в такой стадии развития его куколки христианской. Еще немножко он вылупится в настоящего христианина, но сейчас так.

Священник Герасим Захаров:

— Есть такие грехи, которых надо отстраняться уже сегодня и сейчас или же уходить из церкви. Не уходить из церкви физически, а ты себя сам отлучаешь от церкви. Вот так правильнее сказать.

Александр Ананьев:

— Безотносительные, абсолютные. Грехи абсолютные, не относительные?

Священник Герасим Захаров:

— Абсолютные грехи. Смертные грехи, которые разлучают нас от Господа.

Александр Ананьев:

— Но это, судя по всему, мне нужно уходить из церкви. Потому что один из смертных грехов — это чревоугодие.

Священник Герасим Захаров:

— Сейчас я поясню. Есть более страшные грехи, чем чревоугодие. Смертный грех чревоугодия. Тут под смертными я понимаю уже некоторую другую степень смерти. Не хочется их даже называть, все понимают, что за грехи бывают в нашем мире. Есть грехи, которые человек понимает — не понимает, любой священник скажет: дорогой мой, сначала исправь этот грех, потом приходи к Чаше. Что такое Чаша — это причастие. Конечно, бывают разные практики у разных духовников, но лично я очень боюсь допускать людей к Чаше, если они не хотят исправлять какие-то жуткие грехи осознанно. Это отлучение направляет человека на путь правильного разумения этого греха. Вспомним апостола Павла, сейчас мы закопались, надо применить что-то, в Первом послании коринфянам говорит о блуднике. Что он делает такие вещи, что у язычников, даже говорить об этих вещах нельзя. Он говорит: почему вы по такой гордости имеете его рядом с собой. В то время общине было опасно иметь такого грешника с собой, они гордились, что они могут иметь рядом, но он-то понимал, что этот грех может растлить всех. Кстати, что интересно, он говорит всем им каяться, он говорит: вам нужно всем причащаться и каяться, потому что в вашей общене есть такой человек. А учитывая, какая у нас сейчас община, Русская Церковь, нам нужно постоянно каяться. Так вот вернемся к блуднику. Он говорит: отдайте его сатане в изнемождение. Это такое понятие очень глубокое, очень опасное, им нужно осторожно пользоваться. Но бывает действительно так, что человек, который не видит греха, при этом продолжает жить в церкви, принимает таинства, Господь по Своей милости с ним пребывает, то это вопрос общины. В какой-то момент этому человеку нужно показать, что ты по-внешнему сейчас в церкви, а внутренне ты не в церкви, и внешне ему тоже сказать, тебе сейчас не стоит причащаться. Как апостол Павел в другом месте говорит: многие у вас в общине болеют и умирают, потому что недостойно причащаются святых Христовых Тайн. И все-таки все сводится к Телу и Крови Христовой. Почему мы братья и сестры, почему отцы? Потому что мы все единого Тела — Тела и Крови Христовой. Поэтому отлучение Тела и Крови Христовой — епитимья по-другому называется — это есть оружие в борьбе с непониманием. И пусть человек уйдет на какое-то время, бывает такое, человек обидится, но это и есть отдать в изнемождение сатане. Это, конечно, ужасно сейчас звучит, и может быть, не все поймут, и это частный абсолютно случай, но людям, которые хотят идти к Богу, но при этом не хотят исправлять свой какой-то лютый грех, Церковь говорит: посмотри и внешне, как ты выглядишь сейчас перед Богом. Эта отлученность от Бога, эта пустота, которая у него копится, открывает ему истинные последствия греха. А все-таки по плодам их узнаете их, и по плодам своим человек обретает в себе осознание греха.

Александр Ананьев:

— Есть что-то прекрасное и при этом радикальное в ваших словах. Никогда за шесть лет работы на Радио ВЕРА не слышал так часто выражение «отлучить от причастия». Наоборот, мне все говорили: нельзя человека отлучать от причастия. Потому что отлученный на год от причастия человек потом испытывает меньше потребности причащаться, он теряет важную связь, он теряет, как бы это страшно ни прозвучало, привычку, ощущение близости Христа. Поэтому, говорят священники, не надо отлучать от причастия, разве что совсем уж. Но в этом случае, как они говорят, батюшка, который отлучает человека от причастия, вместе с ним берет на себя эту епитимью. Это не значит, что он изгоняет его из церкви, человек продолжает ходить, общаться, поддерживать связь, то есть это не наказание, а давай вместе поднимемся из этой ямы, в которую ты себя загнал.

Священник Герасим Захаров:

— Я согласен. Тема такая тяжелая, я ее задел. Во-первых, священник даже не может наложить серьезную епитимью, год, без разрешения епископа. Но в каждой общине это регулируется по-своему. Я говорю именно про такое отношение, если человек пришел, а священник ему говорит: знаешь, дорогой, ты не попричащайся, ты увидишь свой грех. Я говорю про это. Я, возможно, жестко говорил. В каждой общине, у каждого священника есть свои традиции. Как вы говорите, у одного священник свой и он ведет его ко спасению, а у другого свой и он ведет его ко спасению. А я говорю на примере апостола Павла. Вы спросили, как быть с таким человеком, который такой грех совершил, который его тянет в гиену огненную, а он говорит: это нормально, я сейчас буду жить в церкви, буду причащаться, исповедоваться, ты мне батюшка не рассказывай, я буду так же жить, это в современном мире ничего не значит, это вообще не грех. И ты этому человеку говоришь: а ты попробуй с этим грехом поживи один на один без Христа, и это не вопрос года, это вопрос пары недель. Человек придет в Чаше. Но тут нужно быть не мной, не молодым священником, тут нужно быть опытным священником. Я говорю на опыте других отцов, которые очень редко, точно применяли это. Что ты дорогой мой, не попричащайся, почувствуй свой грех.

Александр Ананьев:

— Вы упомянули страшную и важную вещь, на которую я хочу впервые опять же, за все время, пока я веду программу «Вопросы неофита», сакцентировать свое внимание. Те из вас, кто неправедно, недостойно причащаются, болеют и умирают, сказали вы, цитируя апостола Павла. Действительно?

Священник Герасим Захаров:

— Конечно.

Александр Ананьев:

— В буквальном смысле болеть и умирать?

Священник Герасим Захаров:

— Смерть и болезнь вошли из-за чего в мир? Из-за греха. Грех против Тела и Крови Христовой, думаю, любой священник подтвердит, что очень трепетно согрешить перед Телом и Кровью Христовой. Когда мы стоим с Чашей, страшно пролить каплю, это очень страшно. Страшно какую-то крошечку, мы трепещем над ним. Принимая Его, люди готовятся. Согрешить перед Телом и Кровью Христовой — это драгоценность выше всех сокровищ мира, вот эта крошечка. Человек, ее в себя принимая, может приобрести как огромное благоволение и благодать перед Богом, так и в минус. Это такое мое изречение, я не буду говорить о какой-то абсолютности. Но можно причаститься в плюс, а можно причаститься в минус, по словам апостола Павла. И мы стараемся от своего нуля прийти в плюс один хотя бы, в плюс два. Мария Египетская причастилась в плюс сто, или другие какие-то святые. А мы, почему мы постимся, почему мы читаем каноны, последования, эти все правила, которые многих пугают, почему так много мы стоим на службах перед причастием? Потому что осознанный человек думает: Господи, я ноль, я так хочу от Тебя получить, я без тебя не могу не грешить, я без тебя не могу радоваться жизни, радоваться детям, жене, Господи, дай мне Тебя в сердце, я готовлю его для Тебя, я не достоин, я готовлюсь. Это с одной стороны, в плюс. Но человек, который относится к Телу и Крови Христовой как к чему-то неважному, как к чему-то, что: ну вот я достоин или мои грехи это мои грехи, придите, причастите меня, у меня с Богом свои отношения. Он может не знать даже заповеди Божьи. Господь тебе говорит: не войдут в Царствие Небесное вот эти, вот эти, вот эти. А что такое Царствие Небесное. Господь говорит: Царствие Небесное внутри вас есть, в сердце вашем. Причастие это есть начало Царствия Небесного, которое есть внутри. Когда мы приглашаем в сердце Бога, и вот Он заходит, а там паутина, пыль, грязь, ничего не готово. Мы Ему протягиваем какие-то заплесневелые котлеты и говорим: угощайся. Мы перед приходом Спасителя хотя бы подметем, приберем, приготовим, чтобы Господь пришел к нам в сердце, и мы Его приняли как дорогого гостя. Человек, который так нерадиво принимает Господа в какое-то помещение совершенно неприбранное, еще и там кто-то такой живет злой, который со всеми дерется, кто бы ни зашел. И человек говорит: это нормально в нашем веке, что у меня вот это живет в сердце, сейчас я сюда позову Спасителя. Ну, это дерзновенно.

Александр Ананьев:

— Вы утверждаете, что человек должен даже не на сто, а на двести процентов осознавать, что он принимает в себя в причастии.

Священник Герасим Захаров:

— Да.

Александр Ананьев:

— Человек должен готовиться к этому? Но у нас есть причастие младенцев. Как с этим быть? Эти люди не исповедаются и не понимают, что происходит, и причастие не теряет своей значимости и воздействия на человека. На этот вопрос вы, друзья, услышите ответ моего сегодняшнего гостя, клирика храма Казанской иконы Божьей Матери в селе Пучково в Троицке священника Герасима Захарова через полторы минуты полезной информации. Не отходите далеко.

Александр Ананьев:

— И мы возвращаемся в «Светлую студию» Радио ВЕРА на Андреевской набережной. Сегодня здесь в гостях клирик храма Казанской иконы Божьей Матери в селе Пучково в Троицке священник Герасим Захаров. Я Александр Ананьев. И я, признаться, изумлен. Изумлен силе и прямолинейности ваших наставлений. Они очень светлые, очень правильные, как сияющий меч, и такие же острые. Это здорово, это позволяет взглянуть на какие-то привычные вещи неожиданно. О привычных вещах поговорим чуть позже, а пока вернемся к нашим неразумным орущим, брыкающимся, но тем не менее очень любимым младенцам, которых вам в первую очередь приносят на причастие в чудесном храме Казанской иконы Божьей Матери в селе Пучково. Приносят ведь?

Священник Герасим Захаров:

— Конечно. Много.

Александр Ананьев:

— Вы же не спрашиваете их: друг мой, а где исповедь, где понимание происходящего?

Священник Герасим Захаров:

— Откуда вы знаете? Нет, не спрашиваю. Младенцы — это другая стезя, совершенно потрясающая. Сподобился я даже писать дипломную работу по этой теме. Поэтому с удовольствием расскажу. Младенцы — это губка, их душа это губка, впитывающая в себя все. Как в эту комнату, абсолютно изолированную, ребенка поместить, а там за стеклом, где ничего не слышно, ругаться родителям, ребенок будет плакать. Ребенок пока не согрешил, он живет грехами прародителей, грехами своих родителей. И пока это неосознанно, его приносят в храм, и что он там ощущает? Это губка, что она впитывает? Молящиеся люди, пение, Тело и Кровь, особое пребывание Божие в храме — он все это впитывает. Родители молящиеся. Почему мы всегда советуем родителям причащаться вместе с младенцем? А мы советуем родителям всегда причащаться с младенцами. Потому что когда младенец причащается, он со своими родителями все равно остается в связи, и эта связь продолжается, когда родители тоже со Христом, то и младенцу легче. И эта губка напитывает все это. И когда мы его приносим к Чаше и напитываем Телом и Кровью Христовой — это, конечно, прекрасно. А то, что он брыкается, это вопрос к родителям, что так редко носят ребенка? Или почему он не выспался? Но это не значит, что если ты редко ходил, не надо приходить. Ни в коем случае. Если он не выспался, не надо приходить. Ни в коем случае. Мы и таких причащаем, и ничего, и без злобы, и наоборот с радостью, что вот, наконец-то, причастился. Но те дети, которые ходят постоянно... У меня, кстати, есть семья, у них один за другим ребенок, и они совершенно младенца подносят с причастию, он просыпается, улыбается, открывает рот. Совершенно неосознанный младенец, казалось бы. Они намного больше понимают. По этим младенцам я осознал, что они намного больше понимают силу причастия, какие они радостные после этого. Поэтому когда мы вместе причащаемся, и дома у нас все выстраивается, как надо. Причащение младенцев — это вклад в будущее. Первые три года, как известно, формируется характер ребенка. После трех лет чуть-чуть корректируется только. Эта вещь меня искренне потрясла, но на примере своих детей я это видел. И то, что мы их приносим в храм, причащаем, это очень способствует становлению личности в нужном, правильном, христианском понимании.

Александр Ананьев:

— Нарисуем картину, которую мне подарил в свое время замечательный священник, который корил меня за то, что я пришел на литургию воскресную, а причащаться не причащаюсь, потому что чувствую себя не готовым в силу разных причин. Это не значит, что я пил, курил этим утром, нет. Но есть ощущение, есть понимание, и с правилами со всеми, пост постом, но ощущаю себя, что называется, на дне и не готов. Он говорит: ты что творишь? Господь тебя пригласил к Себе, Он пригласил тебя за свой стол, Он обнимает тебя и говорит: пожалуйста. А ты такой: ой, нет, я не буду, спасибо, я постою пешком. Тебе не кажется, что ты в этом глупость делаешь? Эти слова заставили меня немножко иначе взглянуть на саму возможность причаститься на воскресной литургии, относиться к этому, если не проще, но, как мне казалось, глубже понимать происходящее. То, что вы говорите, опять меняет немножко ситуацию. Наверное, естественный процесс, но как оно на самом деле?

Священник Герасим Захаров:

— Я вам отвечу на этот вопрос, возможно, немножко с другой стороны. Человек, который сам себе определяет, достоин он причастия или нет, поступает неправильно. У него должен быть духовник, который ему должен сказать: причащайся или не причащайся. В принципе правильно, если он по своему духовническому к вам отношению считает, что вам сейчас срочно или не срочно нужно приступить к Чаше, а вы говорите: ой, батюшка, я не достоин — это не правильное понимание. Мне один священник рассказывал, как к нему подходили люди — это, кстати, вопрос исповеди перед причастием — подходили они с полным осознанием того, что каждый раз перед причастием надо исповедоваться. Они подходили на исповедь и говорили: батюшка, я не знаю, в чем каяться, поэтому я не буду причащаться. Чувствуете совершенный резонанс, люди настолько обременяют себя правилами, и лукавый настолько присылает ненужные мысли, что руководствоваться своим разумением в причастии очень опасно.

Александр Ананьев:

— Так, еще раз. Я не знаю, в чем исповедоваться, я не вижу своих грехов, поэтому я не достоин причастия. Это же правильно.

Священник Герасим Захаров:

— Почему?

Александр Ананьев:

— Ну, потому что вообще-то это большой грех.

Священник Герасим Захаров:

— Не видеть своих грехов?

Александр Ананьев:

— Конечно.

Священник Герасим Захаров:

— Я, возможно, не до конца описал эту ситуацию. Человек вчера причащался, приходит сегодня на исповедь и говорит: батюшка, я со вчера до сегодня не заметил ничего. Может быть, человек поспал и пришел на литургию после вечера, говорит: батюшка, мне не в чем каяться, поэтому... Конечно, если человек приходит, ты его спрашиваешь: когда ты последний раз исповедовался, причащался? Он говорит: три года назад. — Есть в чем каяться? — Нет, нормально живу. Это уже нужен разговор. Я обычно таким людям предлагаю, вот этот грех, может быть, может, этот грех, помогаешь человеку осознать. И всегда находится что-то, и человек кается, и какое-то осознание, и замечательно. Для этого всегда есть книжечка «В помощь кающимся» Иоанна (Крестьянкина), Игнатия (Брянчанинова), по которым всегда можно найти в себе что-то. Я понимаю, что если мы сами этот грех в себе не нашли, то сложно обрести в себе покаяние в этом грехе. Но, тем не менее, эта книжечка может помочь нам обратить внимание на что-то особенно, что вот этот грех, мне на него стоит обратить внимание. И посмотреть в жизни, как он себя ведет с душой, с близкими, что он делает со мной. И когда человек с любым грехом так поступает, в зависимости от своего духовного состояния, какой-то грех взять самый простой на вооружение, ты будешь замечать, что грех тебя растлевает, твоих ближних, вообще тебе мешает. Это к вопросу о том, что нечего исповедовать. Я говорю к тому, что не всегда правильное понимание у людей бывает о том, можно ли им подходить к Чаше или нет. Абсолютно сугубое, личное взаимоотношение духовника и чада. Если духовник говорит: причащайся, причащайся. Духовник берет ответственность, он священник, он перед Господом за это отвечает, у него бывают свои разумения. Бывает человек приходит, ни правило не почитал, никак не готовился, а ты видишь, что ему надо причаститься, ну, не ты, а какой-то более опытный священник, мне рассказывали, я пока еще молод для такого. И такой человек, удивляясь, с изумлением идет к Чаше, и ты видишь, как он достойно причащается. Он причащается с чувством такой недостойности своей, что иногда, вычитав все правила, поисповедавшись, вычистив себя, идешь к Чаше, и, не дай Бог, проскочит мысль, что я достоин. И тогда, придя к Чаше, ты намного недостойней причастишься, чем этот человек, которого только что духовник ошарашил и сказал: иди причащайся. А, как, что? Это абсолютно необъективные мои размышления, ни в коем случае не для всей Церкви, не для всех людей. Нужно такой вопрос обязательно обсуждать с духовником. Есть духовники, которые пользуются епитимьей, а есть духовники, которые пользуются этой благодатью Божией, всех допускают и такое дерзновение. У каждого, как вы в начале передачи сказали, свой путь, свои инструменты. Эти инструменты от опыта священника. Его, может, когда-то отлучили, и он такие испытал эмоции, что после этого причащался потом всю жизнь очень достойно. А другого человека в какой-то момент, когда он вроде был совсем не достоин, допустили к причастию, и он тоже с тех пор... Это вопрос, который нельзя решать самому с собой, ни в коем случае.

Александр Ананьев:

— У меня возникло предположение, отец Герасим, что вся эта история с причастием и исповедью не реализуема без наличия в жизни христианина духовника. Вообще не реализуема, иначе она приобретает характер формальности, которая перестает иметь значение, а может быть, и вообще во вред. В вопросе оценок себя, собственного состояния, собственных грехов самостоятельно не справиться. Это, как самому себе самостоятельно поставить диагноз относительно собственной печени. Не получится. Тебе нужен взгляд снаружи опытного человека, который посмотрит и скажет: у тебя сейчас такое состояние, тебе надо сделать вот это. Сам ты это сделать не можешь, соответственно, у тебя нет духовника. Это первая часть вопроса. А вот теперь вторая часть вопроса. По вашему пастырскому опыту, у какого процента ваших прихожан есть духовник?

Священник Герасим Захаров:

— У всех. Это, возможно, такая особенность нашего прихода, наша община вообще собралась вокруг священника, поэтому все люди идут к своему священнику, духовнику. Но, тем не менее, у нас настоятель очень интересную вещь говорит: у нас в храме в принципе нет духовников. Я так удивился. Он говорит: если человек захотел пойти к другому священнику, замечательно, пусть идет. Другой вопрос, чтобы не было такого, что подошел к этому священнику, он мне дал одно, не подошло, подошел к другому священнику, тоже мне его ответ не понравился, поехал в третий храм. Там мне все понравилось. Тем не менее, у нас есть традиция на приходе, с чем можно человеку причащаться, с чем нельзя человеку причащаться, это такое единство, чтобы такого не было, что один так... Но про духовников. Я знаю, что есть много людей в России, которые не имеют духовника, просто не могут себе найти. Иоанн (Крестьянкин), если его письма почитать, я уверен, что вы читали, там очень много людей пишут, что, батюшка, вы у меня духовник, другие пишут, что я не могу найти духовника. Он же какой простой совет говорит: найти того священника, которому ты можешь спокойно открывать свои грехи. Вот такой простой критерий. И убедившись по плодам его, что он достойный пастырь Христов, следуй за ним в послушании. Это замечательный путь. Конечно, надо всегда испытывать, соответствует ли это Евангелию, но, думаю, это со временем человек всегда может, и вряд ли какой-то священник будет что-то не соответствующее Евангелию говорить.

Александр Ананьев:

— Клирик храма Казанской иконы Божьей Матери в селе Пучково в Троицке, в том самом храме, где у каждого прихожанина есть духовник, что вообще невероятно, священник Герасим Захаров. Почему я удивляюсь, отец Герасим? Потому что я твердо знаю, что до духовика надо дорасти. Невозможно так в сорок лет креститься, и так: мой духовник будешь... А, B, С, D, вот ты мне будешь духовник. Нет, так не работает, я пробовал. Я понял, что я не дорос пока до духовника, его надо вымолить, до него надо дотянуться, и тогда Господь пошлет тебе твоего духовника.

Священник Герасим Захаров:

— В вашем понимании, как вы оцениваете это слово «духовник», да, действительно до него нужно дойти. Это духовник в плане такого человека, которому ты мог бы беззаветно отдать свою волю, свою веру, духовно следовать за ним.

Александр Ананьев:

— Духовный отец.

Священник Герасим Захаров:

— Да, отец, как младенец, отец говорит прыгай, и он прыгает, говорит, съешь, и он съедает, вообще без... А я под духовником понимаю немножко более приземленное понятие.

Александр Ананьев:

— Священник, которому часто исповедуешься?

Священник Герасим Захаров:

— Священник, не просто которому часто исповедаешься, а к которому ты пойдешь, если ты как раз не дочитал правило, и что-то у тебя случилось, а тебе очень хочется причаститься. Вот тот священник, к которому ты подойдешь, ты знаешь, что бы он тебе сейчас ни сказал, ты, по крайней мере, в данной ситуации это сделаешь. Немножко упрощаю. Конечно, чтобы такого духовника, которому беззаветно следовать, учитывая, что у нас, как и во всяких храмах есть захожане. Но мы говорили про прихожан, которые приходят каждое воскресенье, каждый месяц хотя бы, которые постоянно в храме. У них есть духовник в том плане, что они четко знают, к кому они пойдут, если у них будет какая-то тяжелая ситуация, и что они в этой ситуации будут этому священнику доверять. А так он может, если у него короткая исповедь и ко мне подойти, коротко исповедоваться.

Александр Ананьев:

— Вопрос. Раз уж мы заговорили так плотно об исповеди. Я знаю — я буду говорить знаю, хотя я на самом деле мало что знаю, но я предполагаю — что есть два вида такого рода общения с Богом и со священником, одновременно и с Богом и со священником. Первая — это исповедь, которая носит краткий, сжатый, скорей, номинальный, отчетный, формальный характер. Почему? Я сейчас поясню. Ты приходишь, говоришь: вот-вот-вот-вот-вот, прости меня Господи, каюсь во всем этом. Священник накрывает тебя епитрахилью, крестит тебя и читает молитву, отпускает тебе грехи. И есть исповедальная беседа. Это уже — вы завариваете чай, садитесь за крепким дубовым столом, зажигается лампада над иконой, и пять часов говорите о том, что действительно важно. И ты в каких-то размышлениях открываешься ему все больше и больше, рассказываешь ему. А он даже не столько советует, сколько слушает, спрашивает. Это не сеанс у психотерапевта, это не исповедь, это именно разговор, как сына с отцом. И после того, как эта беседа прошла, вы моете чашки, он говорит: ну, пойдем на исповедь. И уже после беседы ты исповедаешься, перечисляешь весь этот длинный список, священник со спокойной душой отпускает тебе эти грехи. Тогда уже исповедь считается совершенной. Так на исповеди, когда в храме полторы тысячи человек, у тебя за спиной очередь из пятидесяти, а дело подбирается к Символу Веры, о какой исповедальной беседе может идти речь?

Священник Герасим Захаров:

— Мы сейчас говорим про Пасху и Рождество. Когда мы выходим, у нас сейчас исповедь, а не беседа. У нас, по крайней мере так, кратенько исповедовался. Понятно. Но «жатвы убо много, делателей же мало». Дай Бог, каждому человеку такого духовника, который сидел бы и пять часов с ним бы говорил. Конечно, по словам Иоанна Кронштадтского, которого я очень люблю и стараюсь следовать, если ты приходишь к кому-то на требу, то всегда нужно спросить, как люди живут, какой веры, читают ли Евангелие, причащаются ли, исповедаются, то есть побеседовать о Боге, посидеть с ними за чаечком, час-полтора, бывает, задерживаешься у людей. Это я стараюсь всегда исполнять, если люди хотят, есть у вас вопросы к священнику, хотите поговорить? — Да, батюшка. За редким-редким исключением кто-то после требы отказывает. Ни в коем случае не назову себя духовником таким людям, но мы говорим про духовника.

Александр Ананьев:

— Да.

Священник Герасим Захаров:

— И в чем разница исповеди и этой беседы? Замечательно, если бы оно так различалось. Но, к сожалению, или к счастью, оно немножко смешивается. Когда в храме идет будничная вечерня, а в храме двадцать человек, трое пошли туда, трое сюда, а четверо вообще не хотят исповедоваться, потому что не причащаются, просто пришли помолиться. И к тебе, смотришь, два человека подходит на исповедь, ты можешь с ним весь канон проговорить, он тебе может проговорить свою проблему. Ты слушаешь песнопения, молишься, и вы с ним говорите. И это, кстати, замечательно помогает священнику, у тебя нет лишних мыслей, не дай Бог, горделивых, которые отвращают всякую благодать и всякие правильные ответы тому человеку. И ты с этим человеком беседуешь. Конечно, те храмы, где куча людей, огромные количества каждый раз, и где нет возможности священнику двадцати минут поговорить с человеком. Что такое разговор пять часов? Это сколько ж всего скопилось у человека за сколько времени? Нет, бывают, конечно, такие экстраординарные ситуации. Но вообще, сколько у человека скопилось, что ему пять часов надо? А так, если это такой процесс, человек часто ходит на буднях, ты с ним по 20-30 минут общаешься, после службы остаешься, у нас люди всегда после службы остаются со священниками. Это тоже такая исповедь-беседа, что в некоторых случаях, на литургиях, например, совершенно не желательна на Пасху, на Рождество. Если хотите поговорить со священником, придите в будни на вечерню. И у вас точно будет всегда время, к сожалению, потому что мало людей ходит сейчас на вечерню, на всенощные по будням, все работают, у всех свои дела. Зато у вас будет много времени, чтобы со священником поговорить и покаяться одновременно у Евангелия и за богослужением.

Александр Ананьев:

— По поводу того, о чем можно говорить по пять часов. Уверяю вас, мы с Аллой Сергеевной женаты уже много лет, по-моему, она и трети того, что собиралась сказать, еще не сказала, у нее все впереди. Это я к тому, что как много можно сказать человеку действительно важного. А иной раз важно поговорить. То есть я правильно понял, что тот факт, что у меня нет того духовника, о котором я говорю, это скорее норма, и в этом отношении очень у многих нет духовника? Просто у моих друзей он есть.

Священник Герасим Захаров:

— Сочувствую вам.

Александр Ананьев:

— И я смотрю, причем, среди них есть очень успешные люди, состоявшиеся, с сильными позициями. И удивительно радостно видеть, как этот мужик на очень хорошей машине, ты понимаешь, что он сделает все, что ему скажет его духовник. И от того, что у него есть духовник, ему хорошо и спокойно, ему уверенно, он ни в чем не сомневается. У него такая опора мощнейшая под ним есть. Причем, как он мне рассказывал, этот духовник появился у него не потому, что он его искал, он появился, потому что Господь его к нему привел вне его воли. И я тоже как-то хожу, смотрю, но понимаю, что я видимо еще не дорос. Это как чтобы жениться, нужно вырасти, повзрослеть, и только потом ты женишься. Можешь, конечно, жениться и, будучи не готовым, но из этого ничего не получится. То же самое с духовником, здесь надо дорасти, вымолить.

Священник Герасим Захаров:

— Я согласен. Но вы сказали, что вне воли. Все-таки такого Господь не совершает, если догматику взять. Человек все равно всегда выбирает. Это, конечно, не совсем по теме, но близко. Я знаю такие ситуации, когда человек с трудной ситуацией приходил посреди дня в храм, а там просто был дежурный священник, молодой, неопытный, опытный. И они беседуют час, беседуют два — сейчас у нас во многих храмах есть дежурные священники, во всех должны быть дежурные священники — побеседовав с ним, человек уходит. Тут еще вопрос доверия и благодати Божией. Что я пойду в храм, я найду священника, и я с ним поговорю. Тут, возможно, как есть люди, которые слишком долго ищут жену. Она должна быть такая, такая, такая, и потом, раз, и в конце жизни одиноки, к сожалению. Потому что надо было принять вон ту девушку, которая, возможно, не соответствовала твоей внутренней картинке, но вполне подходила тебе для счастливой, спокойной жизни. Поэтому, наверное, с духовником тоже, если слишком высокие требования к духовнику...

Александр Ананьев:

— К себе.

Священник Герасим Захаров:

— К себе. А что значит требования к себе, чтобы не пойти к священнику?

Александр Ананьев:

— Я работаю на Радио ВЕРА и в журнале «Фома». Меня окружают, не преувеличиваю, сотни достойнейших, умнейших, просто великих людей, потрясающих священников. Я их знаю, я с ними знаком, я с ними дружу. Но мне понятно, что не просто было бы решиться даже поговорить с ними об этом, не то, что... Я понимаю, чтобы что-то-то изменилось надо.... Вы же знаете, как это бывает? Когда ты встречаешь свою будущую жену, у тебя нет вопросов, жена ты мне — не жена. Ты просто, раз, и понимаешь, во все, оно так. Это даже не твой выбор, ты просто понимаешь, что вот оно.

Священник Герасим Захаров:

— Есть такие истории, а есть другие. Приходит, и по всем законам вот она, а человек говорит: ну, не совсем, немножечко должна быть другая. И начинаются всякие такие истории. А когда человек стесняется подойти к священнику, это клише из веков бесом приобретенное. Он из века в век одно и то же делает, страх перед исповедью — это его любимейшее орудие против покаяния. Человек стоит, ждет своей очереди на исповеди, очень боится.

Александр Ананьев:

— Не страх перед исповедью. Это знаете, какое-то... ну, кто я такой, чтобы мешать этому человеку.

Священник Герасим Захаров:

— О, это тоже лукавые мысли. Я к своему духовнику какой-то период слишком часто начал подходить на исповедь, как-то захотелось все исповедать, за всю жизнь, я все вспоминал. Я к нему в очередной раз подхожу, и эта мысль у меня тоже была, что у него столько забот. Сам священник при этом. Говорю: батюшка, простите. Он говорит: так — строго мне сказал — сколько надо, столько исповедуйся. Это все от лукавого, если так думать, то можно в такие дебри ввести, лукавый уведет от покаяния. Надо исповедоваться — исповедуйся, я тебя всегда выслушаю, я тебе все скажу. Это, считаю, одно из хороших качеств духовника, мне было от этого спокойно, я теперь смело подхожу, что бы у меня на душе ни было, и каждый раз радостный ухожу от исповеди.

Александр Ананьев:

— Завершаю беседу, темой которой стал предложенный отцом Герасимом вопрос людей, которые приходят к нему на катехизаторские беседы. Сложные лексические какие-то структуры у меня в голове. Люди приходят, задают один и тот же вопрос: зачем исповедаются православные люди, если они потом выходят и сова так же грешат. У меня вопросов очень много на этот счет. У нас есть 60 секунд до конца программы. Давайте остановимся вот на каком. В Сербской Православной Церкви, я это видел, я там был, и я причастился, нет традиции исповедоваться перед каждым причастием. Ты приходишь на исповедь, только если ты убил бабушку и потом еще ограбил. Во всех остальных случаях, если ты сильно не грешил, и у тебя не чешется и не мучает тебя совесть, не сжирает изнутри, спокойно ступай и причащайся. Почему так нельзя?

Священник Герасим Захаров:

— Так как осталось мало времени, отвечу словами Игнатия (Брянчанинова). Он говорит, что грех побеждается частым его изобличением на исповеди. То есть огромное пособное орудие в победе над грехом — частая исповедь. И это слова великого святителя, которого все любят, уважают, это думаю, не требует доказательств, потому что времени осталось мало.

Александр Ананьев:

— Аксиома. Спасибо вам большое. Прекрасный разговор, и время пролетело незаметно. Клирик храма Казанской иконы Божьей Матери в селе Пучково в Троицке священник Герасим Захаров. И там с вами желающие могут встретиться, да, в этом храме, и поговорить?

Священник Герасим Захаров:

— Да.

Александр Ананьев:

— Если вас не оставила равнодушными эта беседа, обязательно найдите отца Герасима. Я Александр Ананьев. Радио ВЕРА. Прощаюсь ровно на неделю. Берегите себя, исповедуйтесь, причащайтесь, да?

Священник Герасим Захаров:

— Да, обязательно. Не пугайтесь моих слов.

Александр Ананьев:

— Да. Всего доброго.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Лазарева Суббота и Вход Господень в Иерусалим: история и смыслы праздников». Священник Антоний Лакирев
• Светлый вечер с Владимиром Легойдой
• «Еженедельный журнал» с Аллой Митрофановой. Выпуск 401