Поделиться
Анна Тумаркина, автор программы "Частное мнение"
Несколько лет назад я попала в больницу. Срочная операция, потом реанимационная палата, а через сутки — обычная палата на этаже. Обычная, да не совсем. В нашем отделении туда свозили самых тяжелых, перенесших серьезные хирургические вмешательства. Трудная реабилитация.
Все как-то держались, боролись за жизнь. А одна из нас, Маша, нуждалась в серьезной поддержке. Маша боялась замкнутых пространств. Ей предстояло не одну неделю провести в этой палате. Маша лежала, отвернувшись к стенке и тихо всхлипывала.
Я несколько раз пыталась с ней заговорить, она молча слушала, но не отвечала. Тогда я подключила к спасению Маши соседок. Сначала меня не поддерживали, но я была неотступна. Долбила и долбила свое: «С Машкой надо что-то делать».
Как-то вечером я в очередной раз веселила своих соседок рассказами о птицах: о моих любимых страусах, туканах, пингвинах и новозеландской птичке киви.
— А у нас вон, свои птички. Смотри, какие толстые голуби прилетели — пошутила одна из соседок. И тут родился план спасения Маши.
Мы открывали окно палаты. Высыпали на подоконник остатки печенья и хлебные корки, унесенные с завтрака. Голуби прилетали четко в определенное время, два раза в день, после обеда и ужина. Вместе с голубями прилетали маленькие воробушки и даже какие-то неизвестные нам птицы.
Я любовалась этим птичьим пиром. Какие же они красивые! Создания Божии. Такие гармоничные, такие продуманные, что ли. Как будто Господь каждого голубя небесной акварелью прорисовал.
-Эх, девчонки, — говорила я своим новым товарищам по несчастью, — повезло же Ною в свое время. Каждой твари по паре. У него ведь в ковчеге не только голуби, но и туканы с фламинго обретались. Ну, и киви, киви.
Соседки весело смеялись. Туканов и киви они никогда не видели. А вот Библию знали все. Такой вот коллектив собрался. Мы и молились вместе, акафисты читали.
Потихоньку оживала Маша. Она начала вставать к окну. Даже несколько раз кидала птицам сушки. И очень сочувствовала маленьким воробушкам, если голуби отнимали у них еду.
Через несколько дней мы начали выходить в больничный садик. И Маша с нами. Она была тихой и впечатлительной девушкой, говорила намного меньше остальных, больше слушала. Но зато все больше улыбалась. А однажды после обеда обратилась ко мне:
— Ань, сходи на улицу, там в саду к тебе кто-то прилетел.
— Ко мне? Прилетел?
— Да, ты у нас птиц любишь. Там кое-кто есть, он тебе точно понравится. Вы с ним очень похожи.
Я вышла в сад. Маленькие яблони, вишни, одуванчики, сныть... И вот — на одной из вишен весело и ритмично долбил кору маленький желтый дятел. Такой проворный и настойчивый, тюк-тюк-тюк. Вот это да! Маша без сомнения имела в виду это крошечное чудо. С таким длинным носом, прямо как у меня.
Когда я вернулась в палату, Маша спросила:
— Ну как? Понравился?
— Кто? Дятел?
— Он самый. Вылитая ты.
— Это потому, что с носом, да?
Я была искренне уверена, что наше с ним основное сходство заключалось именно в носах.
— Да нет. Просто тоже маленький и настойчивый. Тюк-тюк-тюк, любую брешь пробьет.
Вся палата громко засмеялась, и я впервые услышала, как смеется Маша. Негромко, но очень заразительно. Девчонки были согласны, что я похожа на настойчивую птичку. Жаль, что не на киви или тукана, но зато на желтого дятла. Того самого, который заставил рассмеяться Машу.
