«Что социология может сказать о ценностях?»

Гость программы — Валерий Валерьевич Федоров, генеральный директор ВЦИОМ, кандидат политических наук, выпускник философского факультета МГУ им. Ломоносова.

Ведущий: Алексей Козырев

---

А.Козырев:

— Добрый вечер, дорогие друзья!

В эфире радио «Вера» программа «Философские ночи», и с вами — её ведущий Алексей Козырев.

Сегодня мы поговорим о том, что социология может сказать о ценностях.

У нас в гостях сегодня генеральный директор ВЦИОМ, кандидат политических наук, выпускник философского факультета МГУ Валерий Валерьевич Фёдоров.

Здравствуйте, Валерий Валерьевич!

В.Фёдоров:

— Добрый день, Алексей Павлович!

А.Козырев:

— Я очень рад, что Вы пришли в студию радио «Вера», потому, что здесь мы пытаемся совмещать разговоры о философии ( то есть, о том, чему нас учили, потому, что мы — выпускники одной «альма матер»), и о том, что происходит сегодня с нами. Как меняется российское общество, как меняется Церковь... потому, что есть Церковь, как вечный институт, как Тело Христово, а есть Церковь, как исторический институт, которая иногда испытывает периоды гонений, иногда, наоборот, какое-то возрождение — ренессанс — как это произошло, начиная с начала 90-х годов... Произошло ли — Вы нам сегодня об этом расскажете. Потому, что Вы об этом знаете больше, как руководитель крупнейшей социологической службы России.

Но, в начале, я... вот... вспомню одну из наших прошлых передач, когда... как-то... в пылу полемики, я сказал, что о том, есть ли Бог, знает ВЦИОМ, и, по утверждению ВЦИОМ, Бог, скорее, есть, чем Его нет.

Может ли ВЦИОМ что-то сказать нам... вот... о реальностях тех духовных процессов, которые происходят в нашем обществе?

В.Фёдоров:

— Ну, надеюсь, не подвергнусь жёсткой критике, если отправной точкой сделаю цитату самого, наверное, материалистического мыслителя Карла Маркса. Напомню, он говорил о том, что идеи становятся материальной силой, когда они завладевают массами.

Соответственно, для общества, которое, в целом, настроено атеистически, Бога не существует. Для общества, которое верит, Бог, конечно, существует, и существует вполне реально.

А.Козырев:

— Но это, скорее, Протагор: «В человеке есть мера всех вещей». Собственно, Маркс, в каком-то смысле...

В.Фёдоров:

— ... да... на новом историческом уровне... исторической спирали.

Вот. Наше общество, скорее, относится ко второму типу. Вы напомнили о возрождении религиозном — действительно, это был феномен. В общем-то, все на нас смотрели с огромным удивлением в 90-е годы. И мы сами, спрашивая людей — а ВЦИОМ проводит опросы с 1989-го аж года, то есть, вот, с самых последних лет существования СССР — мы, с удивлением, фиксировали, что, буквально, каждый год возрастает доля тех, кто себя относит к верующим.

Конечно, прежде всего, речь идёт о Русской Православной Церкви. Что касается мусульманских регионов, там этот процесс стартовал ещё раньше. Ну... сейчас, по всем данным, эта цифра особенно не меняется. Только около 7% граждан Российской Федерации относят себя к мусульманам. А, вот, что касается Русской Православной Церкви, то тут цифра доходила и до 70%, и до 75%, если не ошибаюсь, в отдельные годы.

А.Казырев:

— А как вы это фиксируете? По самооценке, по опросам? Или по тому, сколько людей приходит в храм, сколько Причащается?

В.Фёдоров:

— Ну, вот, здесь мы подходим к важному вопросу.

Вот, Вы, в «запевке», сказали, что о социологии, в том числе, будем говорить. Но дело в том, что я представляю очень, такой, небольшой отдел социологии. Более того, не самый престижный.

Он, наверное, самый громкий, самый звучный, сегодня сложно газету открыть и не увидеть там ссылки на какой-нибудь опрос общественного мнения, но если говорить, собственно, с социологами, то, для них, абсолютная истина в том, что социологические опросы — это лишь метод. Метод изучения реальности, отнюдь не единственный, и далеко не самый совершенный.

Мы, так сказать, добываем руду. Руду, которую дальше предстоит обогащать, переплавлять, а уж из получившейся стали создавать всяческие, необходимые человечеству, вещи.

Так, что... мы руду добываем, и, действительно, главный метод — это задавать вопросы людям. Если мы чего-то не знаем, то мы задаём вопросы.

Конечно, ответы могут быть разной степени искренности, достоверности — это зависит, во многом, от... скажем так... норм. От того, что, в данном обществе, в данный момент времени, принимается, утверждается, как норма. Или, наоборот, считается аномалией.

Поэтому, у нас даже есть специальный класс вопросов — мы их называем сензитивные ( или — чувствительные ). Они о том, о чём представитель данного общества, в данный момент времени, говорить не очень любит.

Ну, например, для россиян, вопрос о деньгах является весьма сензитивным. Когда мы спрашиваем: «Сколько Вы получаете?» — рассчитывать на сколько-нибудь искренний ответ не приходится.

А.Козырев:

— Ну, человек занижает, скорее, всю эту сумму, да?

В.Фёдоров:

— Ну... да. В целом, занижает. Хотя есть некоторые... довольно небольшая часть — прежде всего, жители наших южных регионов, с, так сказать... таким... демонстративным типом личности, где, как раз-таки, люди склонны завышать доходы, и это совсем не вьётся со статистикой по этим регионам.

Но, в целом по стране, мы, конечно, занижаем. Мы прибедняемся, и не надо долго голову ломать, почему — вся история наша тому объяснение актуальное.

Поэтому... вот... говорить о деньгах — это значит, с самого начала, наталкиваться... и сталкиваться с ответами, которые имеют мало отношения к действительности.

Что же делать? Всё же, хочется узнать. Тем более, что при капитализме без денег не проживёшь. Были люди, что при социализме... можно прожить... но и это не получилось. При капитализме — тем более.

Что же мы делаем? Мы задаём косвенные вопросы. Вроде бы, они не про деньги, но, на самом деле, про деньги — чтобы уточнить материальный статус, доходы человека.

Например, такой вопрос задаём: «А на что Вам хватает?» — и есть пять вариантов ответа. «Мне не хватает даже на еду». Или: «На еду хватает, но, вот, на одежду уже не очень». Или: «На еду и одежду хватает, но приобретение таких привычных, простых объектов бытовой техники — это уже проблема». Ну, и так далее. Вплоть до самой верхней страты, которую мы описываем так: «Мне хватает на всё, в том числе на приобретение машины, квартиры...» — ну, про яхты не говорим — это было бы слишком жестоко. Мы своих респондентов любим, всё-таки, стараемся их беречь и не провоцировать.

И, таким образом, мы, косвенно, получаем некоторые ответы. А дальше их уже надо анализировать, интерпретировать и делать выводы...

А.Козырев:

— Ну, это про деньги... а, вот, про религиозность... можно так исследовать религиозность?

В.Фёдоров:

— Можно, конечно.

А.Козырев:

— Вообще, Леон Блуа говорил — французский... такой... католический мыслитель, что деньги — это символ Христа. Вот... обычно, мы говорим... мы разводим... говорим: «Ну... где Христос, и где — деньги?» Но, вообще-то говоря, деньги — это тоже некая функция власти... да... возможности...

Вот, абсолютная власть — это власть Господа. Поэтому, для Блуа, наверное, есть право так...

В.Фёдоров:

— Вспоминаю портрет В.И.Ленина на советских рублях. Человека, который... да... тоже деньги, мягко говоря, не приветствовал...

А.Козырев:

— Да... и его наказали таким образом...

В.Фёдоров:

— ... да... Поэтому, конечно, деньги — это функция власти, безусловно.

Ну, если вернуться к религии... мы, конечно задаём прямой вопрос, в лоб: «Веруете? Не веруете? И, если „да“, то к какой религии себя относите?» — и, именно в ответах на такие вопросы, мы получаем, как раз, очень высокие проценты. Там... больше 2/3 точно, из ныне живущих граждан Российской Федерации, в возрасте 18 лет и старше, относят себя к Русской Православной Церкви.

А затем начинаем задавать более точные такие... детальные вопросы. Ну, например: «Как часто Вы посещаете храм? Участвуете ли Вы в жизни религиозной общины? Жертвуете ли Вы деньги?» — и так далее, и тому подобное.

И, если в комплексе на картину посмотреть, то выясняется, что вот эти 2/3, или даже больше, наших сограждан, которые называют себя членами Русской Православной Церкви — ну, вот, из них, процентов десять только отвечают... таким... более жёстким... и, наверное, более реалистичным критериям.

А.Козырев:

— Знают, хотя бы, что в храме происходит, да?

В.Фёдоров:

— Да.

Сами священники, зачастую, делят свою паству на прихожан и, так называемых, «захожан». Конечно, огромное большинство из тех, кто, по нашим опросам, относит себя к членам РПЦ — это не прихожане. Это — «захожане». И у них встречаются разные совершенно... иногда даже комичные ситуации.

Вот, например, некоторые люди, относящие себя к православным, не верят в Бога. Многие из тех, кто называет себя православными, не верят в загробную жизнь. Ну, и, собственно говоря, их взаимодействие с Церковью сводится к, буквально, паре-тройке эпизодов. Это — Крещение, это ( в некоторых случаях ) — Венчание, ну, и — Отпевание.

А.Козырев:

— Ну, уж, если спросить: «Верите ли Вы в воскресение мертвых?» — то, я думаю, здесь вообще, наверное, показатель будет не 10%, а гораздо меньше?

В.Фёдоров:

— Да, действительно...

Так, что... несмотря на скудость, я бы так сказал, наших методов — это, действительно, так. Надо это признать, секретов никаких нету. Но кое-что узнавать, задавая вопросы, и осмысливая, анализируя ответы — всё-таки получается.

А.Козырев:

— А, вот... как Вы считаете, 10% — это много или мало? То есть, тут надо хвататься за голову и говорить: «Ну, какой кошмар... 10% всего... надо поднять!» — как у нас сейчас везде... в наукометрии, там... везде поднимают процент! Или, наоборот, надо сказать: «Ну, это колоссальная цифра!»

В.Фёдоров:

— Я думаю, она не колоссальная, но... знаете... «лучше меньше, да лучше»!

А.Козырев:

— Ну, Христос сказал: «Вы — соль земли».

В.Фёдоров:

— Да.

А.Козырев:

— Вообще-то говоря, если 2/3 — это соль земли, то тогда... мы, просто... в каких-то соляных копях находимся...

В.Фёдоров:

— Или, можно привести другую аналогию.

Вот, скажем, армия. Она может быть очень многочисленной, но, при этом, солдаты, в основном, будут новобранцами — необученные, неподготовленные, непроверенные... А может быть — малочисленная, но, при этом, хорошо выученная, подготовленная, спаянная, прошедшая испытания. И — какая армия будет воевать лучше? Ну, конечно, вторая.

Поэтому, я бы тут за численностью не гнался — важно качество. Важно — не сколько людей себя называют православными... это — важный показатель, он говорит об авторитете Церкви, о том, что люди считают, что, всё-таки, надо верить, и это — большое отличие от того, что было, скажем, 30-35 лет назад, когда, наоборот, люди считали, что не надо верить...

А.Козырев:

— То есть, если люди стеснялись раньше, что они верующие, то теперь, наоборот, это некий... такой... повышение социального статуса: «Конечно, верю!»

В.Фёдоров:

— Я бы даже сказал, люди сегодня, скорее, стесняются признаться, что они не верят.

А.Козырев:

— Ага... вот.

В.Фёдоров:

— То есть, всё — поменялось. С точностью до наоборот.

Вот. Но...

А.Козырев:

— Надо ещё спрашивать: «Радио „Вера“ Вы слушаете?»... или «Радонеж», или... там... какие-то православные радиостанции... «Спас»... это тоже интересный показатель!

В.Фёдоров:

— Это можно спросить. Более того, у нас есть... ну... вообще, ВЦИОМ — это коммерческое предприятие, акционерное общество — по гражданскому кодексу, и у нас есть... даже не дочернее... а, так сказать, внучатое предприятие, которое называется «Медиаскоп». Он занимается тем, что изучает рейтинги — телевизионных станций, радиостанций... и отслеживает это всё в ежедневном... я бы даже сказал, ежечасном, ежеминутном режиме.

Так, что рейтинги всех радиостанций, в том числе, названных Вами, есть. Скажу так — они небольшие. И они, в совокупности не дотягивают даже до тех самых 10%, которых точно можно назвать не «захожанами», а прихожанами.

Поэтому, такой признак, как слушание православных радиостанций — да, он, действительно, важен, но он не покрывает всю совокупность тех, кто, действительно, верит, тех, кто, действительно, участвует в жизни православных общин, и, на этом основании, может считаться, действительно, православными людьми.

«ФИЛОСОФСКИЕ НОЧИ» НА РАДИО «ВЕРА»

А.Козырев:

— В эфире радио «Вера» программа «Философские ночи».

С вами — её ведущий Алексей Козырев, и наш сегодняшний гость — генеральный директор ВЦИОМ, кандидат политических наук — Валерий Валерьевич Фёдоров.

Мы сегодня говорим о социологии и ценностях. О том, как, с помощью социологии, мы можем измерить, выявить, каковы же ценности сегодняшних наших граждан, и во что они верят.

И, вот, Вы сказали, что 10%... ну, по сегодняшним, как я понимаю, опросам...

В.Фёдоров:

— Примерно десять, да... эта цифра колеблется... ну, да...

А.Козырев:

— ... являются теми, кого на западе называют «практикующими». У нас нету такого выражения, но там есть такое понятие: «практикующие христиане». То есть, это люди, которые хотя бы раз в год Причащаются, которые участвуют в Богослужениях, исповедуются... ну... участвуют в христианских Таинствах не только в Крещение и, может быть, Венчание, но и в таких Таинствах, к которым мы прибегаем более часто.

А вот...

В.Фёдоров:

— Алексей Павлович... прошу прощения, что перебиваю...

Всё-таки, если говорить о практикующих христианах, то их — побольше.

А.Козырев:

— Ага...

В.Фёдоров:

— Напомню, что кроме Православной Церкви, которая, конечно, является главной для нашей страны, у нас есть протестанты, у нас есть пятидесятники...

А.Козырев:

— ... католики...

В.Фёдоров:

— ... католики, безусловно... да... и там, вот... это соотношение между теми, кто себя причисляет к этой религии, и кто, действительно, участвует в жизни соответствующих религиозных общин — оно выше.

Почему? Потому, что в отношении этих церквей, этих религий — нет... вот... такой социальной нормы. Поэтому, те, кто себя называет последователями соответствующих религиозных течений, они, как правило, действительно, ими и являются.

В случае с Русской Православной Церковью, вот, эта социальная норма, когда, скорее, нужно говорить «да», чем «нет» — она, конечно, сильно сказывается на проценте, который нам говорит «да». Но, при этом, доля действительных прихожан — она существенно меньше. Вот, такая, эмпирически выведенная, закономерность.

А.Козырев:

— Ну... наверное, здесь играют какую-то роль и наши властители, да? И поведение Президента... и... губернаторов... которые приходят в храм на праздник, стоят со свечкой — это тоже производит на людей какое-то... мобилизующее, конечно, но, скорее, вот... такое... статусное...

В.Фёдоров:

— На определённую часть — да, производит. Конечно, никакого «культа личности» у нас нету, что бы там злые языки ни рассказывали, и, практически, нет людей, которые бы «возводили себе кумира» из Президента... нет, этот этап мы уже прошли, проехали. Но, в то же время, конечно, есть те, кто доверяет Путину, их много, он и был, и остаётся самым популярным политиком. Сейчас, вот, по последним рейтингам, около 60% говорят, что они одобряют его деятельность на посту главы Государства, и около 64-65% говорят, что доверяют ему, как политику.

Но из этого совершенно не следует, что они все... играют в хоккей, например... или... значит... на Пасху стоят всю ночь в храме... нет, этого нет. Но определённый маркер, как правильно себя вести в нашем Государстве — да, я с Вами соглашусь, это работает. Если бы не было трансляций, если бы мы не знали, что, действительно, не только Владимир Владимирович, но и другие руководители Государства демонстрируют свою принадлежность к РПЦ... Кстати, ещё один пример — Сергей Шойгу, да? Напомню, на каждом параде, проезжая мимо Спасской башни, он обязательно крестится на икону, которая там установлена. Вот... если бы этого не было, то доля тех, кто декларирует свою принадлежность к Православию, но, при этом, на самом деле, не является... таким... «практикующим», как мы сегодня уже договорились, христианином, она, точно совершенно, была бы меньше.

А.Козырев:

— С этой иконой, действительно, была удивительная история. То есть, она — не была установлена, а, фактически, была раскрыта. То есть, иконы в 1918 году были загрунтованы, их должны были уничтожить — и на Спасской, и на Никольской башне, но их просто закрыли побелкой, и, собственно, говоря... вот... наверное, лет десять назад, старанием фонда Андрея Первозванного, они были возвращены, раскрыты.

Но, вот, Вы сказали о доверии власти. А, вот, доверие Церкви россиян? Можно ли говорить, что... ну, ведь, Русская Православная Церковь является, прежде всего, общественной организацией — если говорить в системе... таких... светских понятий... что это организация — с наибольшим кредитом доверия? Или, есть какие-то, более пользующиеся доверием наших граждан организации?

В.Фёдоров:

Я бы сказал, что РПЦ — в лидерах, но не на первом месте. На первом месте — это наши дорогие союзники, как говорил Александр Третий, если не врут историки. То есть, это — армия и флот. То есть, это тот самый институт — и государственный, и общественный, который пользуется наибольшим доверием, и чья деятельность в наивысшей степени одобряется россиянами.

А.Козырев:

— А это — в последние годы? В Ельцинские времена, по-моему, было не так...

В.Фёдоров:

— Конечно. В Ельцинские времена многое было иначе. Но... примерно, с 2012 года... 2012-2013... вот, здесь вехой стала смена министра обороны. Непопулярный реформатор Сердюков был отставлен, да ещё и по таким... компрометирующим основаниям, а на смену ему пришёл суперпопулярный Сергей Шойгу. И, вот, это была такая граница, после которой мы зафиксировали резкий рост популярности армии. И, кстати, военной службы. И сегодня уже гораздо меньше тех, кто, как в 90-е, боялся своих детей отдавать на Призыв, и всячески справки им выправлял, или просто их в бега куда-то отправлял...

А.Козырев:

— ... или в институт их «поступал», которые, до сих пор, дают отсрочку...

В.Фёдоров:

— ... да. Поэтому, вот, последние лет десять, действительно, армия — на первом месте.

РПЦ — в первой тройке. Да... тут есть определённое снижение, кстати. Оно идёт уже несколько лет. И, когда мы анализировали этот феномен, главный вывод — что это связано с поколенческими сдвигами. Всё-таки, быстро всё меняется — и в мире, и в стране, изменения ускоряются... я сейчас даже не говорю про пандемию, про цифровизацию, про удалёнку... вот... события последних полутора лет — они, конечно, важны, но у нас и до этого всё менялось очень быстро. И, вот, в таких ситуациях, именно поколенческие сдвиги — они являются главными. То есть, они наиболее рельефно показывают изменения ценностей общества, изменения того, что важно, того, что правильно, того, что, наоборот, неважно и неправильно.

И мы видим, что сегодня среди молодого поколения — а это когорта 18-24 года, самая молодая из возрастных когорт, которые мы в своих всероссийских опросах... мы их, кстати, ежедневно проводим — единственная компания в России и в Евразии, которая ежедневно репрезентативный общенациональный опрос проводит.

И, вот, мы выделяем группу 18-24, как самую первую...

А.Козырев:

— Поколение «тик-токеров», да?

В.Фёдоров:

— Ну... кто-то называет поколением «тик-токеров», кто-то поколением зуммеров...

А.Козырев:

— Зуммеров, да...

В.Фёдоров:

— ... я думаю, много будет ещё разных хороших, или не хороших, наименований...

А.Козырев:

— Не только зуммеров... там и разные... бумеры...

В.Фёдоров:

— Не-не... бумеры — это, как раз-таки, уже совсем не дети. Бумеры — это дети послевоенного взрыва рождаемости...

А.Козырев:

— А... да... я перепутал...

В.Фёдоров:

— Да. То есть, бумеры — это деды уже...

А.Козырев:

— Деды...

В.Фёдоров:

— ... для зуммеров. Или даже — прадеды...

А.Козырев:

— А как называются те, кто... 2000 года...

В.Фёдоров:

— Миллениалы.

А.Козырев:

— Миллениалы, точно... конечно!

В.Фёдоров:

— Ну, вот... возвращаясь, всё-таки, к теме... вот, среди зуммеров, конечно, уровень религиозности — декларируемый, повторюсь — он кратно ниже. И... так, как это поколение уже вступает в жизнь... раньше мы его просто не спрашивали, когда им было 16-15-14 лет... а сейчас они — полноценные граждане, полноправные.

И мы задаём им вопросы, и видим, что — ответы меняются. Более того, идёт переоценка ценностей их, ну, казалось бы, даже по отношению к абсолютно, таким, понятным, твёрдым, что ли, совсем уже... таким... консенсусным вещам.

Ну, вот, пример. Михаил Горбачёв. Понятно, что это — фигура чёрная в нашей истории актуальной. Абсолютно... ну, ещё года 4-5 назад, никто его не любил, не верил, проклинали, наоборот. А сегодня мы видим, что отношение к нему стало улучшаться.

А.Козырев:

— У зуммеров?

В.Фёдоров:

— Да. Прежде всего, за счёт того, что в жизнь вступило поколение, которое не перенесло на своих плечах всю тяжесть, и весь трагизм 90-х годов. За которые, конечно, Михаил Сергеевич, во многом, ответственен.

Вот. Поэтому, идёт переоценка. Она связана, напрямую, с поколенческим сдвигом. И, скорее всего, она будет продолжаться и дальше.

А.Козырев:

— Ну, вот, смотрите. Это же... поколение зуммеров — это поколение наших с Вами детей. То есть, это люди, которые...

В.Фёдоров:

— 1997 и позднее...

А.Козырев:

— ... да... являются детьми того поколения, которое, в общем-то, пришло в Церковь на волне, на гребне религиозного ренессанса.

То есть... бывают такие ситуации, когда родители — православные, ходят в церковь, а дети говорят: «А нам это ничё не нужно! Это всё, вот, ваше лицемерие... это ваше поколение, которое не умеет жить. Ну, что вы от Церкви получили? Сколько вы заработали? Вы нам даже квартиру купить не можете!»

Не есть ли это какая-то волна... вот... связанная с конфликтом поколений? Или — у нас нет конфликта поколений? У нас поколения сейчас... как-то... устаканились... так... преемственно?

В.Фёдоров:

— Ну, вот... этот вопрос, как раз-таки, напрямую связан с вопросом о ценностях. Есть, как минимум, два механизма... наверное, их больше... но, как минимум, два точно существуют.

Первых механизм — это конфликт поколений, о котором Вы говорили, и о котором мы все, конечно, прекрасно знаем. Достаточно вспомнить знаменитое — «Отцы и дети» Тургенева, где всё великолепно описано. Ну, и, вот, новое поколение — как раз-таки, тогда это было поколение 1860-х годов — реформы, отмена крепостного права, отказ от значительной части элементов сословности... ну... в общем... такое... либеральное поколение, отчасти, нигилистическое поколение. И, конечно, оно относилось к ценностям, к убеждениям, к паттернам поведения своих родителей весьма и весьма критически. Иногда даже с перехлёстом.

Другой пример, более близкий — он из американской реальности. Напомню, поколение 60-х — это, так называемые, хиппи, «дети цветов». И — свободная любовь... вообще, свобода во всём... отказ подчиняться каким-то социальным условностям... бродяжничество... отказ зарабатывать большие деньги, ради какой-то полноты жизни, или новизны опыта, духовного, в том числе, подчас, в весьма экзотических формах...

А.Козырев:

— ... маргинального, да...

В.Фёдоров:

— Все помним Кастанеду, эксперименты с разными психоактивными веществами, и так далее.

А — кем стали дети хиппи? Есть тоже известный термин — «яппи». Поколение 80-х годов, дети хиппи — это, как раз-таки, люди, которые совершенно иначе смотрели на жизнь! Которые стали зарабатывать. Которые сделали... опять-таки... ставку на... такие... строгие семейные моральные ценности. Которые отринули всю эту свободу — реальную или призрачную, — ради успеха, ради карьеры, ради интеграции, я бы сказал, в современное капиталистическое общество. Вот — ещё один пример... такого... глобального конфликта поколений. К счастью, он не принял каких-то военных форм — то есть, всё произошло без особых эксцессов, но смена ориентиров — она была весьма и весьма рельефной. Кстати, вот... Рейган пришёл одновременно с поколением «яппи». Хотя, конечно, сам он представлял совсем другое поколение — даже ещё до «бумеров». Он ещё довоенное поколение представлял.

Это — один механизм. Есть — другой механизм. Он называется трансляцией.

А.Козырев:

— Давайте, мы поговорим об этом в следующей части нашей программы.

Я напомню нашим радиослушателям, что у нас в гостях сегодня генеральный директор ВЦИОМ Валерий Валерьевич Фёдоров, и мы говорим о том, что социология может сказать нам о ценностях россиян.

На мой взгляд, удивительно интересный взгляд социолога на то, что с нами происходит... и... через этот взгляд, и философия тоже просматривается. Потому, что Валерий Валерьевич — выпускник философского факультета МГУ, о чём я счастлив и горд нашим радиослушателям напомнить.

После небольшой паузы мы вернёмся в студию, и продолжим наш разговор в эфире светлого радио — радио «Вера».

«ФИЛОСОФСКИЕ НОЧИ» НА РАДИО «ВЕРА»

А.Козырев:

— В эфире радио «Вера» программа «Философские ночи».

С вами — её ведущий Алексей Козырев и наш сегодняшний гость — генеральный директор ВЦИОМ, кандидат политических наук — Валерий Валерьевич Фёдоров.

Мы говорим сегодня о социологии... сквозь призму социологии, о ценностях россиян. О том, во что россияне верят, на что они надеются, что они любят... может быть... тоже... да? И об этом поговорим...

В.Фёдоров:

— Что они отвергают...

А.Козырев:

— ... и что они отвергают.

И, вот, этот механизм конфликта поколений, который, может быть, нашу сегодняшнюю молодёжь несколько отдаляет от выбора в пользу Церкви, в пользу веры... Вы замечательно начали описывать, вот, эти механизмы. Первый механизм описали, а второй...

В.Фёдоров:

— Да. Есть конфликт поколений, а есть межпоколенная солидарность. Или — трансляция ценностей межпоколенческая.

Один пример. Когда-то, в 90-е годы, когда мы стали свободно выбирать наш Парламент, Государственную Думу, для либерально мыслящей интеллигенции — такой... демократической, западнической — было шоком быстрое возрождение Коммунистической партии Российской Федерации.

Да, это, конечно, была совсем не та Коммунистическая партия, с совсем другой идеологией... или... с каким-то новым коктейлем и совсем разных ингредиентов, но, всё-таки, она оставалась и остаётся Коммунистической партией. Сколько бы ей ни предлагали сменить название, она, как раз-таки, утверждала свою коммунистическую идентичность и правопреемство с Коммунистической партией Советского Союза.

А.Козырев:

— Но сегодня она часто заявляет о чуть ли не солидарности с Церковью...

В.Фёдоров:

— ... в том числе. Поэтому, конечно, содержание — другое, но формы, по возможности, они пытаются сохранить. Все эти красные знамёна, портреты Ленина, Сталина, зачастую, тоже — всё это, конечно... весь антураж остался.

А.Козырев:

— Ну, Спас Нерукотворный тогда поместите на знамя — и пускай красное знамя... и дети с хоругвями... тогда мы, может быть, вам поверим...

В.Фёдоров:

— Ну... до 2042 года ещё есть некоторое время... может быть, произойдёт...

А.Козырев:

— Гонителей-то Церкви — зачем на знамёна помещать? Если вы говорите, что вы — за веру православную, за Русь, за русскую историю... и — помещаете на знамёна гонителей Церкви?

В.Фёдоров:

— Да... ну, об этом можно будет ещё поговорить.

Я — почему о КПРФ заговорил? Очень хорошие результаты партия показала в 90-е годы, и, в принципе, и сейчас тоже — очень неплохие. Напомню, на последних выборах сентябрьских — второе место, около 20%. И даже не все верят, что они 20% набрали — некоторые подозревают, что набрали больше, но дали только 20%. Но, значит, и... даже 20% — это второе место. И — очень солидные позиции, и не только на федеральном уровне, а и во многих регионах, губернаторы — коммунисты есть, и так далее.

30 лет назад, когда КПРФ только-только возрождалась и начинала свой путь к... такой... солидной, авторитетной парламентской партии... ну... нужно же было как-то понять, как-то объяснить, и ещё, может быть, даже — оправдать этот процесс. И тогда возникла такая версия: «Ну, это всё — старики, это всё — „совки“, те, кто социализировался в советское время, и с новым режимом, с новым общественным строем уже никогда смириться не смогут. Но их век короток... как, в принципе, короток любой человеческий век... вымрут они, со временем, и перестанет КПРФ какие-то позиции занимать на политическом поле».

Три десятилетия прошло. Конечно, смертность... мы хорошо знаем... высокая у нас. И, тем не менее, КПРФ остаётся партией номер два.

А.Козырев:

— То есть — межпоколенческая солидарность?

В.Фёдоров:

— Да. Более того, наши исследования показывают, что многие молодые люди, которые сегодня голосуют за КПРФ... ну... у них разные, безусловно, мотивы. Кто-то голосует за неё, как за оппозиционную партию — хотят сказать «нет». Это, скорее, голосование не за коммунистов, а голосование против власти. Да, есть такие... таких тоже достаточно много.

Но... многие молодые люди голосуют так же, как голосуют их родители. И, в принципе, это могла бы быть, кстати, и моя судьба. Потому, что у меня отец, разумеется... в советское время, он занимал... такую... непопулярную должность — начальник ЖЭКа, неоднократно осмеянную сатириками советскими. И, при этом, разумеется, он был членом партии, и его регулярно на... там... райкомах и всяких бюро песочили за то, что плохо он обслуживает советское население. И однажды влепили строгий выговор. Он так обиделся, что чуть не положил партбилет на стол. Но не положил. Но, в целом, последние годы, он... так... диссидентствовал — имеются в виду последние советские годы. Диссидентствовал, но — внутри КПСС.

Потом, когда СССР развалился, и, на смену ему, пришло нечто, гораздо худшее — по крайней мере, на 90-е годы, он резко поменял позицию. Он уже стал убеждённым коммунистом. И я понимаю, почему. И я уважаю его выбор.

То есть, в принципе, у меня тоже была возможность последовать его примеру.

А.Козырев:

— Кстати, в советские времена, тоже, люди, которые находились в оппозиции к власти, очень часто приходили в Церковь, Крестились — это, в том числе, была и форма сопротивления...

В.Фёдоров:

— Согласен.

А.Козырев:

— ... духовного сопротивления...

В.Фёдоров:

— Безусловно.

А.Козырев:

— ... тому режиму, который они считали неправомочным, нерусским, да? Вот, и... когда вот эта идеологическая потребность, необходимость ходить в церковь — схлынула, когда врата храмов распахнулись для всех, многие ушли. Ну... не знаю... многие или немногие... это Вы можете компетентнее сказать...

В.Фёдоров:

— А многие пришли, но — по другим уже причинам.

А.Козырев:

— Да, да, да...

В.Фёдоров:

— Вот. И... возвращаясь к механизмам трансляции ценности, межпоколенческим... есть примеры и из других стран.

Мы все знаем, что — да, на территории Российской Федерации, коммунисты, по-прежнему, в силе, но... вот... во всех Западной Европе, практически, Коммунистических партий больше не существует — это какие-то маленькие группки... такие... сектантские, как бы сказали в своё время. А, ведь, в послевоенные времена там существовали огромные, авторитетнейшие, сильнейшие Коммунистические партии, которые, зачастую, были, буквально, в шаге от взятия власти. Это — Коммунистическая партия Италии, Коммунистическая партия французская... и... в ряде других стран.

И... смотрите. Вот, почему, из поколения в поколение, жители этих, казалось бы, очень благополучных, очень развитых, очень свободных демократических стран, значительная их часть — голосовали за коммунистов? Тоже существуют исследования.

Как правило, за коммунистов голосовали, из поколения в поколение, жители тех районов, в которых, во времена Второй Мировой войны, было наиболее развито партизанское движение.

Есть целые городки — например, в Северной Италии, которые поголовно голосовали за коммунистов тогда, и даже сейчас голосуют за уже мало кому известные Коммунистические микропартии.

То есть, вот, этот механизм трансляции ценностей межпоколенческий — он тоже существует.

Поэтому, надо, каждый раз, конкретно анализировать, какой из механизмов работает эффективнее — конфликта, или, наоборот, трансляции общих ценностей.

А.Козырев:

— А, вот, если говорить о наших верующих — вот, об этих 10%... или, может быть, 70%... есть ли какие-то исследования о их политических предпочтениях?

Вот, некоторые говорят, что быть православным человеком — это означает быть монархистом. То есть, желать возрождения Монархии в России... может быть, даже династического Дома Романовых, не просто Монархии... это так? Это — однозначно? Или, всё-таки, есть разброс какой-то?

В.Фёдоров:

— У нас есть такой термин — коэффициент корреляции. Ну, он... в принципе... достаточно распространён, из статистической науки происходит. И, вот, у нас примерно 10%, как мы уже установили, тех, кто, действительно, может считаться прихожанами РПЦ. А если мы говорим о монархистах, то у нас их, примерно, столько же — 9-10%. Ну, немножко играет цифра, в зависимости от конкретного... там... времени проведения опроса... но, примерно, столько.

Но, Вы знаете, там коэффициент корреляции, примерно — 0,5. То есть, не больше половины из тех, кого, действительно, можно считать православными, а не просто «захожанами» — да, высказываются за восстановление Монархии. А другая половина — нет.

Вот. А другая половина тех, кто мог бы себя отнести к монархистам, и так и отвечают на наши вопросы, она... ну... к прихожанам отнесена быть не может.

То есть, это множество пересекающееся, как мы помним из логики, но не совпадающее.

Поэтому, сегодня, быть православным — не означает быть монархистом.

А.Козырев:

— Ну, а, вот, например... православные же не только в России есть, но и... в Америке, например, есть православные. Вот, можем мы представить такую ситуацию, что православный человек, прихожанин — участник движения BLM?

В.Фёдоров:

— Ну... я, кстати, могу представить такую ситуацию. Всё-таки, ценность сострадания — очень важна для православной Церкви. И, действительно, в основе движения BLM... ну, у нас его, в основном, критически оценивают, считают, что это... там... негры или мексиканцы раздухарились, и хотят... вот...

А.Козырев:

— Переводится это — «чёрная жизнь имеет значение».

В.Фёдоров:

— Да. Но, реально, речь-то идёт о том, что американская мечта перестала работать. То есть... вот... главный социальный лифт, главный механизм, который поддерживал существование этой величайшей капиталистической страны мира — он перестал работать. Причём, это произошло не сегодня, и даже не вчера.

Последние 40 лет американские статистики фиксируют, что средний класс не растёт, а даже сокращается; его уровень жизни не растёт, а падает; и дети ( то есть, каждое последующее поколение ) вынуждено работать больше для того, чтобы сохранить какие-то элементы того образа жизни, который для их родителей был естественным.

То есть, если до этого, прогресс капиталистический был не мифом, не придумкой, а это было реальное явление, то, последние несколько десятилетий — это уже, увы, миф. Да, Америка богатеет, но — за счёт гигантского неравенства.

Есть несколько стран в мире, в которых коэффициент Джини, так называемый, то есть, неравенства в распределении национального богатства, просто... достиг каких-то заоблачных высот. И, среди антилидеров... вот... по этому коэффициенту — Соединённые Штаты и... Россия.

Поэтому, конечно же, я вполне допускаю, что некоторые православные в Америке — прежде всего, сами американцы, не... скажем... приезжие иммигранты, а те, кто является уже давно натурализованными гражданами этой страны — да, могут разделять ценности BLM. Да, они, действительно, считают, что им нужно более равное общество.

Вообще, сейчас многое меняется, и... представляете, в Америке же слово «социализм» долгое время было ругательным, и быть обвинённом в социализме — это означает поставить крест на своей общественной, политической карьере. И это было не только далеко, во времена разгула маккартизма 50-х годов, про который мы хорошо знаем, это было ещё в 70-80-х годах. А что сегодня происходит?

А сегодня мы видим, что значительная часть американской молодёжи относится к социализму гораздо более позитивно, чем к капитализму. Причём, ушёл страх даже перед этим термином.

Можно разделять какие-то социалистические ценности, но бояться самого слова. Мы часто видим такие ситуации. А можно и слова не бояться. И мы знаем, что своей победой действующий президент Байден, во многом, обязан мобилизации, как раз, левого, прогрессивного, социалистического крыла, которое делает ставку на молодёжь. И это крыло, оно — просоциалистическое.

Да, с точки зрения европейской — это... такие... правые социал-демократы, но это, всё-таки, социал-демократы.

А.Козырев:

— Можно ли верить в то, что... будущее — за «христианским социализмом»? Такое... парадоксальное сочетание, но оно ведь было... и у Ламенне... и в России тоже — вот, тот же Булгаков ранний... Или — эти два слова сегодня никак не сочетаются? Ты — либо христианин, либо социалист?

В.Фёдоров:

— Ну... я думаю... надо по каждой стране... или, по крайней мере, по группе, большой группе стран... значит... этот вопрос задавать отдельно. В Латинской Америке, я думаю, да. И мы знаем большие примеры... та же самая «теология освобождения»... и целый ряд партий политических, вполне успешных, которые пытались соединить религию и социалистические убеждения, пусть и достаточно умеренные — да, безусловно.

А.Козырев:

— Как раз, в прошлой передаче, у меня был Алексей Викторович Шестопал, который долгое время занимался Латинской Америкой, и мы вот эти вопросы затрагивали...

В.Фёдоров:

— Если говорить об Африке, самом страдающем, наверное, на сегодня, континенте — и, в то же время, континенте будущего — самая высокая рождаемость, — то я тоже совершенно не исключаю...

Кстати, вот, Южная Африка... ну, мы многое знаем о тяжёлой истории этой страны, пережившей апартеид. Ну... Африканский национальный конгресс — правящая партия — она, в общем-то, социалистическая, в основе своей! И, при этом, партия христианская тоже.

Поэтому, да, в странах так называемого «третьего мира», безусловно, я считаю, христианский социализм имеет хороший потенциал.

Если говорить о странах «первого» и «второго» мира — а Россия относится к так называемому «второму миру»... ну... тут — большой вопрос, на мой взгляд.

«ФИЛОСОФСКИЕ НОЧИ» НА РАДИО «ВЕРА»

А.Козырев:

— В эфире радио «Вера» программа «Философские ночи».

С вами — её ведущий Алексей Козырев и наш сегодняшний гость — генеральный директор ВЦИОМ, кандидат политических наук — Валерий Валерьевич Фёдоров.

Вот... мы говорили об Америке... немножко, вскользь... и там очень популярна фигура такого Серафима Роуза — Вы, наверное, знаете? Человек, который пришёл в Православие после долгих духовных исканий. Но его православие очень тревожно, апокалиптично, и... так... негативно, по отношению к миру, который погряз во грехе, в суете...

Вот, как Вы считаете... может быть... я здесь спрошу Вас не только как социолога, но и просто, как человека... Человек приходит сегодня в храм больше от отчаяния, или от надежды? То есть, разочаровавшись в этом мире, или надеясь на то, что мир, и, быть может, его страна, его родина — будут лучше? И сам он будет лучше, вместе с этим?

В.Фёдоров:

— Мне кажется, при советской власти, особенно в последние годы, люди приходили, как раз-таки, в надежде. Потому, что... ну... очевидно, что советская идеология коммунистическая уже... абсолютно прогнила... и... в общем... «одни слова — для улиц, другие — для кухонь», — как пел бард... и, конечно, нужна была какая-то другая вера, настоящая вера, а не гнилая, не лживая... такая... двойственная.

А в 90-е годы... мне кажется, это уже образовалась настоящая мода... да? Что такое — мода? По сути, это — формирование новой нормы. Даже если мы возьмём моду на одежду, то, вот, если в феврале в Милане все вышли в зелёном, то уже, через месяц-другой, во всём мире, обязательно, все модники носят зелёное...

А.Козырев:

— Ну, или через год... к нам, обычно, с запозданием доходит...

В.Фёдоров:

— Ну, сейчас мир стал... так сказать... меньше... некоторые даже называют его плоским...

А.Козырев:

— Я помню время, когда в Париже все ходили в голубых рубашках и жёлтых галстуках... где-то, год спустя, у нас это...

В.Фёдоров:

— Да... но если ходишь в белой рубашке и красном галстуке, то... это уже... пощёчина общественному вкусу...

А.Козырев:

— Пощёчина...

В.Фёдоров:

— Идёшь наперекор. Такие люди тоже, безусловно, всегда есть, но их, обычно, немного — процентов семь, примерно.

И, вот, мы видим, на примере моды, как быстро меняются представления о прекрасном. Вчера ещё прекрасным казалось одно, а сегодня ты на это смотришь, и думаешь: «Боже мой! Как я мог это, вообще, носить?» — вот... и... быстро перестраиваемся все.

То есть, это... такой... так сказать, механизм социального заражения: вчера все думали так, а сегодня все — эдак.

Ну, и, вот, я думаю, в 90-е годы стало понятно, что думать теперь надо иначе. Надо ходить в церковь. Хотя бы, чтобы поставить свечку. Хотя бы, раз в год. И — что надо Креститься. И, отвечая на вопросы «веришь или не веришь», надо отвечать «верю». Вот, как-то это произошло, буквально, в течение нескольких лет. Ну, понятно, издержки тоже высоки.

А.Козырев:

— Там ещё лихой бизнес был... Ещё был — лихой бизнес, и я знаю людей, которые пришли в храм... вот... потерпев самое жёсткое крушение в этом бизнесе.

В.Фёдоров:

— Согласен.

А.Козырев:

— Выжили чудом, и стали верующими людьми — потому, что бросили всё, и ушли... или приняли сан, или ушли в монашество, или просто стали прихожанами. Но это... такое... травматическое христианство.

В.Фёдоров:

— Согласен. Ну... есть примеры — и того, и другого. Вот... всё-таки, когда наши иллюзии розовые рассеялись — о том, что, покончив с партократией, с «железным занавесом», мы тут же окажемся в свободном зажиточном мире, где можно работать по-социалистически, а зарабатывать по-капиталистически, и очень многие судьбы, действительно, стали ломаться... ну, будь то... вернусь к нашей семейной истории.

У меня отец, в общем-то, был инженер. Вот. Причём, дед был ещё крестьянином, который пришёл в город, и стал работать на заводе. А сын его — уже инженер. То есть, это уже — научно-техническая интеллигенция. И — что произошло с его квалификацией в 90-е годы?

Он превратился в то, что мы называем «челноком». То есть, ездил из одного региона в другой, покупал там... я уж и не помню, что он закупал... кажется, бытовую технику... какие-то, там, телевизоры... или транзисторы... клал это всё в большую клетчатую сумку, возвращался на постоянное место жительства, и там, на базаре, этим торговал. Ну, представляете, да? Зачем было человеку получать образование, работать по специальности... у него, кстати, были рационализаторские предложения, свидетельства — ну, то, что сейчас называют патентами, да? То есть... самоуважение определённое, да? Определённое мировоззрение... И тут — такая деквалификация... такая... нисходящая социальная мобильность. И это — только один пример. А таких же примеров была — масса.

А.Козырев:

— Клетчатая сумка стала символом 90-х...

В.Фёдоров:

— Да... Учительницы пошли в «челноки», в том числе...

А.Козырев:

— Профессоры — в таксисты...

В.Фёдоров:

— Безусловно. Ну... в общем, что-то напоминает наше дворянство после революции в Париже — пошли работать на завод Рено... ну, или, действительно, таксистами. И это, конечно, трагедия.

И многие приходили в Церковь тогда, вот, именно, в качестве... так сказать... поиска спасения, или какого-то объяснения, или — примирения с той реальностью, которая оказалась совершенно не отвечавшей их прежним ожиданиям и устремлениям.

Вот. Ну, а сегодня, мне кажется, и то, и другое — схлынуло. Сегодня это, скорее, свободный выбор, и, может быть, это, кстати, скажется позитивно на качестве религиозности. Потому, что... ну... действительно... захожане и захожане...

Ну, вот, что изменится в твоей жизни, если ты будешь несколько раз в год ставить свечку, и креститься, видя церковь, проходя мимо? Ну, мало что изменится, прямо скажем.

А, вот, если ты, действительно, уверуешь, если ты начнёшь участвовать в жизни религиозной общины, изменится многое.

А.Козырев:

— А есть какая-то статистика... социология... религиозных обращений? Почему человек приходит в храм? Из-за разочарования, из-за того, что лодка разбилась о быт событий... или потому, что он понял, действительно, прочитав какую-то важную книгу, или посмотрев фильм, что Бог, всё-таки, есть... что нужно вести религиозную жизнь... ну... там... или — казус Константина Леонтьева, когда он заболел, и взмолился к иконе, и сказал... дал обет, что он будет верующим...

В.Фёдоров:

— Ну... мне такая статистика неизвестна, но известно, что есть набор поводов, мотивов, каких-то событий, которые толкают людей. И это события — и позитивные, и негативные. Вы правильно абсолютно сказали, что кто-то приходит в поисках чего-то светлого... такого... надмирного, высшего плана... вот... а кто-то бежит от горестей, от проблем — это... всё... реальность.

Кстати, и в советские годы это тоже было. Может быть, пропорция была другая — у нас нет, увы, повторюсь, статистики, но было — и то, и другое.

Но сегодня, знаете, есть такой интересный феномен... в Америке он уже проявился в полном масштабе — не знаю, придёт к нам, или нет... это, так называемый, рынок религий.

Ну, понятно, что в капиталистическом обществе всё постепенно превращается в рынок. Вот, в какой-то момент, и до сферы духовной дошла эта тенденция. И, когда мы говорим о новообращённых православных из числа коренных американцев — я, правда, не имею в виду индейцев, в данном случае — это, действительно, явление не одиночное, это тренд. Но, Вы знаете, обращаются, ведь, и в другие религии, не традиционные, скажем так, для Америки.

То есть, с какого-то момента, для американцев стало нормальным — менять религию.

Если когда-то на это смотрели, как на предательство, как на что-то недопустимое, невозможное, и даже невообразимое и немыслимое, то сегодня это вполне реально.

Люди вступают в брак с представителем другой конфессии, и, при этом, часто меняют свою веру... Или, без всякого брака — просто пытаются разобраться в том, что происходит, и приходят к мысли о том, что — нет, другая вера, другая религия лучше объясняет, даёт больше надежды, даёт больше сил, энергии, в конце концов...

Подъём ислама в Америке — это явление ещё 70-х... ну... 60-70-х годов... в 80-е уже... это всё... зацвело...

А.Козырев:

— Вы разделяете идею Хабермаса о постсекулярном мире, да? То есть, мы живём сегодня в постсекулярном мире, или, всё-таки, это обычный мир, но... где... кто-то верит, кто-то теряет веру, кто-то находит...

В.Фёдоров:

— Я могу сказать, что мир сегодня стал гораздо сложнее, чем во времена, когда Хабермас выдвинул эту идею. И мир стал гораздо менее понятным. И мир стал гораздо более переменчивым и неустойчивым. И это, естественным образом, порождает вопросы. Вопросы и запросы — на объяснение.

Кто-то ищет ответы в религии — причём, в религии, традиционной для своей страны, или, наоборот, в совершенно новой.

Вот, мы знаем... известный тренд по распространению протестантизма в странах, где, в общем-то, его никогда не было.

Сегодня в Бразилии — одной из крупнейших католических стран мира — просто гигантскими темпами растёт протестантизм. И это, повторюсь, не декларация. Действительно, бразильские протестанты живут и ведут себя иначе, чем бразильские католики. Они более дисциплинированы, они больше участвуют в жизни религиозных общин, они больше помогают друзьям, соседям, ну, и, конечно, единоверцам. Они меньше алкоголя потребляют. Они — более крепкие... у них более крепкие семьи. То есть, мы видим, что, с обращением людей в другую религию, меняется их поведение, и меняется достаточно серьёзно. И это уже не исключение, это... вот... настоящее правило.

А.Козырев:

— Ну, традиционно, наверное, в России — тоже было так? «Не пьёшь — значит, скорее всего, сектант», — это был повод для того, чтобы... там... за тобой внимательно посмотреть.

В.Фёдоров:

— Возможно. Я слишком молод — я не помню уже тех времён...

А.Козырев:

— Да-да... но я читал... я, конечно, тоже не могу...

В.Фёдоров:

— Поэтому, сегодня, конечно — время перемен, время поисков, и многие в этих поисках приходят к вере.

А.Козырев:

— Вообще... чудны дела Твои, Господи! Вот, могли ли мы подумать с Вами, когда учились на философском факультете, что два выпускника философского факультета МГУ будут в студии радио «Вера» обсуждать религиозную ситуацию в России... и... вот... веру россиян... и надежду... и перспективы духовного, скажем так, развития нашего общества? Но это сегодня происходит, и, наверное, это — хороший знак, говорящий о том, что и социологи, и философы сегодня внимательно прислушиваются к тому, как бьётся сердце России. Потому, что... как тут ни крути, но Православие — это исток нашей духовной истории, и, наверное, мы будем стараться, чтобы это сердце билось... да? И чутко этому...

В.Фёдоров:

— Всем нам нужен царь в голове!

А.Козырев:

— Да, да...

В.Фёдоров:

— Хорошо бы, чтобы он был.

А.Козырев:

— Я очень благодарен, Валерий Валерьевич, Вам!

Я напомню, что у нас в студии был генеральный директор ВЦИОМ Валерий Фёдоров. И я надеюсь, что... каждый из нашей передачи вынесет что-то своё, но она для меня была очень полезной и ценной. Я стал себе как-то яснее представлять многие процессы, которые происходят в нашем обществе.

Я надеюсь, что это не последняя наша встреча на радио «Вера». Всегда ждём Вас в гости!

В.Фёдоров:

— Спасибо!

А.Козырев:

— Спасибо!