«Бог помогает сделать правильный выбор»

В этом выпуске ведущие радио ВЕРА Константин Мацан, Александр Ананьев, Алла Митрофанова, а также наш гость — клирик храма Казанской иконы Божией Матери в селе Пучково в Троицке священник Герасим Захаров — поделились светлыми историями о том, как в момент сложного выбора Господь помог увидеть правильное решение.

Ведущие: Константин Мацан, Александр Ананьев, Алла Митрофанова

---

К. Мацан:

— «Светлые истории» рассказываем мы, как всегда по понедельникам, в этом часе. Здравствуйте, дорогие друзья. Мы — это мои дорогие коллеги, Алла Митрофанова, привет.

А. Митрофанова:

— Здравствуйте, дорогие все.

К. Мацан:

— Александр Ананьев.

А. Ананьев:

— С Рождеством вас Христовым, друзья, с наступившим Новым годом! И я желаю сохранить вам ощущение этого праздника на все 365 дней. Добрый вечер.

К. Мацан:

— Вот знаешь ты всегда, что сказать. Меня зовут Константин Мацан. А гость наш сегодняшний — клирик храма Казанской иконы Божией Матери в селе Пучково, в Троицке, священник Герасим Захаров. Добрый вечер.

Иерей Герасим:

— Добрый вечер.

К. Мацан:

— Ну и традиции нарушать нельзя, поэтому у нас по традиции есть, в качестве эпиграфа к нашей сегодняшней беседе, у нас есть история от вас, дорогие радиослушатели, из комментариев. А я напомню, что «Светлые истории» можно не только слушать, но и смотреть на сайте https://radiovera.ru/ и в наших аккаунтах в социальных сетях, например ВКонтакте. И, как всегда, дежурный по историям из интернета, Александр, тебе слово.

А. Ананьев:

— Да, слушайте, это дикое удовольствие читать ваши истории, которыми вы делитесь, и для нас, и для всех остальных слушателей. Пишите, пожалуйста, они бесценны. Вот Танечка написала, и здесь я буквально сохраняю, что называется, орфографию, пунктуацию автора, потому что она бесподобна: «В 1999 году я была еще невоцерковленной, но страх Божий у меня уже присутствовал. И я, представьте себе, дерзнув, поставила Богу ультиматум. А Бог, понимая мое духовное младенчество, меня не отринул. И вот какая история. Моей дочери тогда было два годика, и она потерла золотую сережку в деревне. Это как иголка в стоге сена». Помнишь, Костя, ты рассказывал историю, как ты телефон потерял...

К. Мацан:

— В снегу.

А. Ананьев:

— И, воткнув лопату в сугроб, в первое попавшееся место, нашел телефон. Это вот, видимо, в ответ на твою историю. "В какой момент мы потеряли эту сережку — в доме, во дворе, за домом, — ребенок активно бегает везде, участок огромный. А сережка, понимаете, это была не обычная сережка, она была дорога не только потому, что она золотая, с ней связан очень важный момент. Дочь родилась с двойным тугим обвитием пуповины вокруг шеи, не заплакала во время родов, не отреагировала на некоторые рефлексы, мне ее первые сутки не приносили на кормление. Каждая мама поймет, что я испытывала в роддоме. А обе новоиспеченные бабушки меня успокаивали. И свекровь сказала, что мы Юленьке купили золотые сережки. И я, вот как представила свою доченьку здоровой, с этими сережками, так луч солнца проник в родильную палату, и уныние отошло в сторону, и доченька моя здорова, все хорошо. Понимаете, как мне важна эта сережка? И вот возвращаюсь в 99-й год: переодеваю малышку в пижаму перед сном и обнаруживаю, что нет сережки в ушке. И какая меня одолела досада. Ну где искать? Возле кровати в комнате нет, подарок потерян — это больше чем подарок, на улицу — уже темно, дождаться утра — терпения нет. Я просто от сердца сказала: значит, так, сказала я, если есть Бог на свете, я найду эту сережку. И легла спать. Утром проснувшись, с первыми лучами вышла на крыльцо. С чего начать? У нас два двора, яблоневый сад, взяла грабли, задумчиво подошла к калитке, думаю: буду шерстить полосами, как комбайн. Надо сказать, двор у нас еще заросший, много всякого там. Запустила грабли в высокую траву возле столба калитки, оттянула на себя, заглянула к земле — о, Господи! — даже сейчас слезы наворачиваются, когда рассказываю...

К. Мацан:

— Потрясающе.

А. Ананьев:

— Засверкала сережка на дне густой травы. Я не верила своим глазам, я не могла передать словами, как все удивлялись и ликовали чуду. Соседи тоже говорили накануне, что попрощалась с вещью. Но нашла. С первой попытки. Ну как такое возможно? Возможно. Именно так мне Господь показал Свое присутствие и милосердие к этому глупому созданию, несмотря на все его дерзновение. Он же знал, что дело не в цене драгметалла, а в событиях, связанных с ним. Как Ему еще реагировать на нас, духовных младенцев? Сережка — такая мелочь, но все ведь по уровню духовного роста. Но тогда я поняла: Бог проявил Себя явно. И теперь, дорогуша, знай, не забывай, и не зови, когда только тебе понадобится. Хотя еще долгие годы Бог терпеливо ждал. Он всегда терпеливо ждет Своих ягнят. Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!«

К. Мацан:

— Потрясающе. Спасибо огромное. Как это радостно, что у нас в студии все чаще и чаще не четыре участника, а намного больше, вот с учетом, дорогие друзья, ваших историй. Поэтому я прямо поддерживаю Сашины слова: пишите, мы это читаем, и это вправду, читаем все, и то, что в сердце попадает, обязательно читаем в эфире. Попадает в сердце многое. Ну а тема наша сегодня, на которую мы решили повспоминать истории, мы ее сформулировали так: «Бог помогает сделать правильный выбор». Причем, мне кажется, каждое слово в этой фразе оно вот важно, что именно Бог помогает сделать выбор, правильный. История о том, как в момент сложного решения Господь помог сделать правильный выбор, увидеть это правильное решение. Я думаю, что в жизни каждого верующего человека таких историй много, вот мы решили сегодня об этом поговорить. Отец Герасим, ну мы, по традиции опять же, поскольку мы их не нарушаем, вернее нарушаем редко, сегодня нарушать не будем, дадим вам слово первому.

Иерей Герасим:

— Братия, храните предания, да. Благодарю. Вот мне эта история, которая из интернета, очень напоминала притчу, когда женщина потеряла монету и пометала дом, и потом созвала соседей, они вместе радовались. Очень прямо по-евангельски. А моя история — о священстве.

К. Мацан:

— Так.

Иерей Герасим:

— Как я становился священником. И это был трудный выбор, потому что Господь дал голос такой громогласный, я пел в хоре всю жизнь. И многим нравилось, как я служу диаконом, и звали меня, и по всей Москве ездил, служил. И мне это очень нравилось. И в Большом Вознесении мне, где я проходил сорокоуст, преподали вот этот дореволюционную школу диаконства, которую я ценю до сих пор. И так, когда диакона какого-то вижу, думаю...

К. Мацан:

— А в чем она заключалась? Чем дореволюционная отличается от постреволюционной?

Иерей Герасим:

— Ну в ударениях, в каких-то паузах. Ну так все не объяснишь, если начнем сейчас рассказывать...

К. Мацан:

— Стиль такой. Интересно.

Иерей Герасим:

— Да. Вот такое уже, что немножко утеривается со временем. И мне очень нравилось. Диаконство — это было прямо что-то такое, что меня окрыляло, эти службы архиерейские — меня звали в один храм, в другой храм. А Господь вел меня совершенно по другому пути. И это было потрясающе. Вначале удивлялся, потому что ну по привычке думаешь: ну вот как я запланировал, так оно и будет. А получалось не совсем так. Зовут в один храм — что-то там такое неимоверное, не получилось. В другой храм — тоже история удивительная, все уже, должен был перейти вот там служить, красивый храм, и там навсегда уже диаконом. И у матушки моей папа уже 32 года протодиакон в соборе, то есть это идея близкая, и мы как-то этого хотели. И не получилось. Я вот остаюсь у себя в Пучково — да, это моя альма-матер такая, но там нужны были священники. Потому что это деревня, и там скорее нужны больше исповедующие, таинства совершающие. А меня влекло вот эта красота богослужений, в Елоховском соборе я служил — потрясающе, и в храме в Кремле, в Успенском соборе Московского кремля, потрясающие воспоминания. Ну слава Богу, они у меня остались на всю жизнь. И вот случается так, что меня никуда, вот так остался я на месте. И начинается какой-то такой процесс, мне говорят: ну вот, нужны священники, давай, становись священником. У меня началось буря эмоций, потому что я боюсь, во-первых. Потому что священником... Тут у меня хорошо получается, я вроде так настроился, что много лет буду диаконом, а тут говорят: вот, надо священником. И звонят, мне первый звонок был, говорят: вот, назначен совет викариатства, где владыка будет смотреть на тебя, уже чтобы рукополагать. И это было день святителя Николая. И это очень важно, потому что святитель Николай — это такой особенный святой в жизни каждого. А в моей жизни он именно связан с какими-то такими потрясениями, изменениями. И вначале я в Николо-Угрешскую духовную семинарию попал — то есть это отдельная история, но вот начинал там свою учебу, закончил в Московской духовной академии. Тут на святителя Николая звонок. И я вначале это не осознал, думаю: ну что же такое? Ну вот надо — значит, надо. Потом смотрю — день святителя Николая. Это было первое благословение. Но буря в душе еще оставалась. Но я: надо — надо, послушание — послушание. Это очень боялся свою волю проявить. Потому что как-то по жизни, по истории, по житиям святым понимаем, что если уж начнешь свою линию гнуть, а не вот это вот, что тебе Господь, то все очень плохо сложится. И поэтому надо — надо. Пошел — и пошли удивительные вещи. Там совет экзаменационный, который надо сдавать перед священником, он очень серьезный в Москве — ну чтобы священники московские были образованные, знающие всю службу прекрасно, — его сложно пройти с первого раза. Я думаю, для смирения тоже там, не дают с первого раза. Прошел с первого раза. Так удивительно. Все документы собрались быстро, все как-то проходит. Ну Господи, хорошо. И тут мне уже звонят и говорят: вот у тебя уже рукоположение. А у меня такая буря внутри, я не знаю, куда деться. Ну и как любой православный христианин, я читал Евангелие каждый день, и вот там лежала закладка просто вот, как обычно, Евангелие. Я открываю Евангелие, в таком смятении читаю. И читаю там слова Спасителя: жатвы убо много, делателей же мало. Молитесь Господину жатвы, чтобы Он вывел делателей. И я успокоился. То есть это было не такое простое успокоение, что вот я прочитал — ну вот Господь. Это было понятно, что Господь меня туда ведет. Но слова евангельские, они действительно меня успокоили. Пришла такая тишина и четкое осознание. И я уже дальше шел радостно, спокойно. И вот сейчас, священником, я благодарю Господа за тот путь, на который Он меня наставил. И вот, знаете, думаю, все много раз уже в этой студии, я уверен в этом, эта цитата уже произносилась, что когда ты молишься — ты говоришь Богу, а когда ты читаешь Священное Писание — Бог говорит с тобой. Вот тогда мне Господь сказал: ну чего же ты? Я же тебя веду, Я тебе там чудеса такие делаю, веду тебя спокойно к священству. Если Я тебя веду, значит, справишься. Ну не бойся. Потому что «Шесть слов о священстве» Иоанна Златоуста я тогда прочел, боялся очень. Как он пугает будущих священников.

К. Мацан:

— Грозные слова.

Иерей Герасим:

— Да, да. И вот эти все присказки о том, что в аду больше священников, да. Действительно огромная ответственность, и за каждого ты в ответе, не только за себя, и поэтому было страшно. А диакон, он вроде бы и в алтаре, и служит Тайнам Христовым, и участвует в самом главное деле, но при этом как-то так чуть менее ответственный что ли в плане попечения душ. Вот поэтому мне так хотелось. Но Господь выбрал по-другому. И вот эти слова евангельские, Господь ими помог мне, конечно, сделать правильный выбор. И за что я Господу благодарен до сих пор и радуюсь, вспоминая это, и спокоен до сих пор.

А. Ананьев:

— Я каждый раз удивляюсь вот этим рассказам в программе «Путь к священству», с огромным удовольствием слушаю. И в десяти из десяти рассказов о том, как человек приходит к этому решению, звучит одна общая мысль. Если бы я ее сформулировал, она звучала бы так: а у меня не было никакого выбора. Я просто понимал, даже я не понимал, что я должен стать священником. Я понимал другое. Я понимал, если я не стану священником, я умру. И вот у меня вопрос, был ли этот выбор. Потому что я сам, к огромному своему сожалению, не переживал, в скобках скажу пока, но надежда как-то слаба, потому что как это, не аксиос ни разу.

К. Мацан:

— А это первое условие для того, чтобы стать священником — считать себя недостойным.

А. Ананьев:

— Ну я тебе потом расскажу, ты согласишься. Был выбор?

Иерей Герасим:

— Выбор был. Выбор есть всегда. Можно было какую-то активность проявлять, там кого-то о чем-то просить и так далее. Но это было страшно. Если как сходит с небесе такая воля прямо явная, то я очень боялся куда-то двигаться. Я тогда выработал себе очень четкую такую позицию: вот зовут тебя куда-то послужить — иди. Сам никуда не просись. И это мне так помогло. Это прямо слава Богу. Я недавно читал житие преподобного Досифея, ученика аввы Дорофея, вот про послушание. И вот то, что мне очень понравилось, тот момент, когда он говорил, что свои мысли, они опасны. Вот то что приходит мысль, а ты говоришь помыслу: нет. Вот примерно, наверное, очень потаенно, далеко такое сознание было, что вот те мысли, которые сейчас приходят мне: а вот посуетись, а что-то сделай, — они абсолютно греховны и совершенно не оттуда. А вот то, что правильно, оно идет с неба, и оно прямо явно и радостно, и спокойно, и через Евангелие.

К. Мацан:

— «Светлые истории» рассказываем мы сегодня на Радио ВЕРА. Мои дорогие коллеги — Алла Митрофанова, Александр Ананьев. Наш гость — клирик храма Казанской иконы Божией Матери в селе Пучково в Троицке, священник Герасим Захаров. Отец Герасим, ну вот я не могу вас не спросить, а всякое ли обстоятельство можно расценивать как волю Божию, то что Господь ведет? Ведь очень легко вообще отказаться от какого бы то ни было бремени принятия каких бы то ни было решений.

А. Митрофанова:

— И ответственности.

Иерей Герасим:

— Испугаться, конечно. Потому что у нас, вот попробуйте прийти к священнику с тем, что тебе сон какой-то приснился. Он тебя обязательно поругает, скажет: ни в коем случае не руководствуйся, да, и всякое такое таинственное видение оно всегда с осторожностью принимается у нас.

К. Мацан:

— Отца Игоря Фомина очень давно в одном интервью спросили: батюшка, а какие сны все-таки хорошие? Каким снам можно верить? Он: хорошим можно верить. А хорошие — это какие? Если к вам во сне приходит друг и говорит, что курить вредно — верьте этому сну.

Иерей Герасим:

— Да, я так и говорю. Если пришел кто-то из близких, кто умер — помолитесь за него. Если это вас наставляет на молитву, то это всегда хорошо.

А. Ананьев:

— А по поводу выбора, Константин, расскажу тебе притчу.

К. Мацан:

— Давай.

А. Ананьев:

— Есть у меня друг, очень такой успешный бизнесмен, в списке там «Форбс», и известен тот бизнесмен тем, что он всегда делал правильный выбор и делает. Ну вот как-то он сделает выбор — а оно все срабатывает. И к нему пришли из этого журнала «Форбс» и говорят: откройте секрет, а как это вы всегда делаете правильный выбор, как? А он помолчал, почесал такую бороду растрепанную и говорит: да нет никакого выбора. Есть правильный выбор и неправильный. Я просто делаю правильный. Понимаешь, и все. Нет никакого выбора. Мне очень близка эта мысль.

К. Мацан:

— Один мой старший товарищ однажды сказал... У него была какая-то ситуация жизненная, и ему его духовник говорит: ну ты вот поступай в этой ситуации по-евангельски. Ну что такое по-евангельски? Ну, говорит, если есть два варианта, и один тебе менее кажется привлекательным, вот его и выбирай. Точно не ошибешься, что поступишь по-евангельски, чуть-чуть вот не к своей пользе, а к какому-то своему неудобству. Тоже, наверное, абсолютизировать нельзя, но интересный принцип. Саш, раз ты как-то взял микрофон в зубы, в руки, твоя история.

А. Ананьев:

— Я очень хочу рассказать эту историю. И мне будет очень непросто это сделать. Потому что эта история столь же прекрасна и столь же многогранна, как идеальный отшлифованный бриллиант. У нас с Алечкой есть подруга, допустим, зовут ее Таня. И несколько дней назад, как раз когда в Москве были тридцатиградусные морозы, она позвонила и, плача в трубку, сказала: «Сашка, у меня собака погибла. Она замерзла». А она удивительная женщина. У нее четверо детей, муж, она запустила собственный маленький бизнес, собственное маленькое дело, она активная прихожанка, она постоянно что-то на приходе делает, и она никогда не сидит на месте. И однажды она завела собаку — маленькую тоненькую, полупрозрачную такую, с тоненьким лапками...

А. Митрофанова:

— Из приюта.

А. Ананьев:

— Да, из приюта, назвала ее Бася. Чудесное создание абсолютно. И так получилось, что эта собака стала ей прямо близка-близка, и ей, и детям, и мужу. Просто стала полноценным членом семьи. Сказать, что они ее любили — это ничего не сказать. Они жили просто одной душой вообще всей семьей, и ездили на машине куда-то на море отдыхать вместе с собакой, везде-везде были вместе. Ну это я просто чтобы вы поняли, что это была не просто собака, это был такой ангел семейный. А весь Рождественский пост она прожила, очень много всяких проблем, было очень непросто. И худо-бедно она там проблемы решила — и с больными детьми, и с проблемами на работе, и со всем остальным. Но она поняла, что она очень недостойно проходила этот пост. И она пришла к духовнику и жаловалась ему на то, что она не имеет права вообще даже причащаться после этого поста, потому что она, как она сама определила, я, говорит, на днище. Я на днище настолько, что я практически верить перестала. Мне настолько плохо, я настолько ужасно прожила этот пост. А более искренней вот и честной, и праведной христианки представить себе сложно. Но, говорит, я на днище, я даже верить практически перестала.

А. Митрофанова:

— Она еще переживала, что как-то плохо молилась, мало молилась. Вообще мало.

А. Ананьев:

— Да. Я разучилась молиться, разучилась верить.

А. Митрофанова:

— Да, разучилась, из-за всяких вводных, связанных именно с социальными задачами — по здоровью детей там и все остальное. То есть у нее на молитву ее не хватило, и она скорбела об этом. И вот это как раз та причина, по которой она поняла, что она не может причащаться.

К. Мацан:

— Да, и она, в общем, попросила у Бога помочь ей в этом. Помочь ей вернуть эту способность молиться и вернуть ей эту способность верить. И тут вот, как раз когда были самые страшные морозы, вечером она вышла с собакой погулять. Собака тонкая, мерзнет за 32 секунды, поэтому она быстро делает дела и уходит. Она даже на поводок ее не цепляет. Говорит: ну не может же быть такого, что именно в этот вечер кто-то бахнет салют — это единственное, чего собака боится. А она не подходит к другим людям, она практически не подходит к другим собакам, у нее есть там один друг во дворе, пес. Единственное, чего она боится —салютов. И надо было такому случиться, что в пяти метрах от подъезда кто-то (не будем называть его дурными словами, хоть и хочется) бахнул этот фейерверк. И, естественно, эта несчастная Бася, в одной тоненькой кофточке, в тридцатиградусный мороз сорвалась с места и больше ее никто не видел. Просто убежала. В этот дикий мороз эта несчастная Таня вместе с мужем, вместе с детьми, полночи кружили по району, кричали: «Бася! Бася!» Они замерзли так, что она потом рассказывала: она, когда поняла, что она просто замерзла настолько, что ей надо принять теплую ванну, она в теплую воду опускала руку и вода казалась ей кипятком, настолько она была замерзшая. И она поняла, что уж если она так замерзла — в двух теплых штанах, в ватнике, в шарфе, вязаных перчатках, — ее собака просто мертва. Она умерла, она замерзла. Другого варианта нет. И тогда она позвонила нам, говорит: «Сашка, у меня умерла собака. Замерзла». Я говорю: погоди, ты труп-то видела? Она говорит: «Нет, но другого варианта не может быть. 30 градусов, собака мерзнет через 32 секунды, это было пять часов назад. Моя собака мертва». Я говорю: так, давай-ка не унывай. Собака жива, все будет хорошо, не переживай. Она, конечно, мне не поверила. А дальше она позвонила духовнику, тоже начала вот это плакать. И он как-то ее встряхнул, говорит: погоди, я же тебе говорил: тебе надо верить. Даже не смей раскисать. Тебе надо верить, тебе надо молиться. И все будет хорошо. И не опускать рук. А она уже все. Они на следующее утро ездили с мужем по району, они не искали собаку, они искали труп собаки. Потому что ну другого варианта быть не может. И, отчаявшись, она буквально падает на колени и начинает молиться. Молиться так, что вот она не помнит, когда она и молились ли она когда-нибудь так, как тогда. Она представляла этот мороз, эту ночь, эту свою тоненькую Басю... А к ней приехала подруга. И вечером этого дня, уже через сутки практически после того, как эта собака пропала, подруга тоже говорит: тебе надо верить, тебе надо верить. И она понимает, что она верит... Ну вернее она не верит, но ей надо поверить. И единственное условие — что ей надо поверить. Вот он, простой выбор: верить или не верить. И ей надо сделать выбор — просто поверить. Ей надо сделать выбор в пользу молитвы и веры. Ей очень тяжело этот сделать выбор, потому что она не верит, что собака жива. А ей надо поверить. И она где-то глубоко внутри, вот как вот в почти потухшем костре маленький уголек там тлеет — уверенность, не уверенность, предположение, что вот если она поверит, то случится чудо. Вот если она поверит — случится чудо. И она рассказывала просто потом невероятную историю, как они с подругой ходили по району и вешали объявления, что вообще бессмысленно, потому что объявления на столбах уже никто не читает. Но они вешают эти объявления — с номером телефона, с фотографией собаки. Мороз, объявления не приклеиваются, они их снова приклеивают. И в какой-то момент она падает на колени, прямо посреди дороги, в самом неприспособленном месте, возле какого-то магазина, начинает рыдать и молиться. И вот верите, нет, просто эта история, она вот прямо настоящая. Вот она начинает рыдать и молиться, и через минуту ей звонит на телефон с неизвестного номера мужчина и говорит: «Ваша собака у меня». Она, задыхаясь, спрашивает: «Что, живая? — Да, живая. Куда, чего, как?» Она говорит адрес и выясняется, что мужчина в этом же доме живет. И он ее сейчас в подъезд заведет. А она не верит до тех пор, пока она звонит мужу, говорит: «Открывай скорее дверь, там Бася». И слушает, как они ее встречают, понимает, что это действительно Бася. Не вставая с колен, прямо там, на улице, она вот стоит, слушает и плачет с этой подругой оттого, что вот это чудо произошло. А потом я говорю: слушай, так подожди, она у него дома что ли была все эти сутки? Она говорит: нет, он ее только что только что встретил. Вот там, где они гуляют лес, гора, и там была Бася. Самое удивительное, что она никогда бы не подошла к чужому человеку. Потому что, он говорит, я к ней бросился, я, говорит, ее знаю просто, эту собаку, визуально так. Ну мы же гуляем вместе, и этот самый друг ее, вот этот барбос, который с ней гуляет. Вот я к ней бросился, а она от меня, конечно, дала деру. Но с этим барбосом они в дружбе, и этот барбос привел ее домой, в подъезд. Как собака выжила больше суток на тридцатиградусном морозе, если она мерзнет? И как Господь послал вот именно этого человека, именно с этой собакой, именно на эту горку, и именно тогда, когда эта наша Таня упала на колени и молилась... Она говорит, такого ощущения осязаемого, самого настоящего чуда, причем не просто чуда, а такого — я не хочу сказать, урок, не хочу сказать там назидание, да, но вот я попросила Бога вернуть мне способность верить и вернуть мне способность молиться. Он говорит: хорошо, давай мы с тобой через это пройдем. И, говорит, так верить и так молиться — я не помню, когда я так верила и когда я так молилась. У меня сейчас такое абсолютное ощущение близости Бога, Его любви и моей любви к Нему и благодарности, что просто невозможно описать. Еще раз скажу: мне очень трудно рассказать эту историю, потому что в реальности она еще более чудесная какая-то, я ее рассказал довольно коряво.

К. Мацан:

— Нет.

А. Ананьев:

— Но она, ты понимаешь, она какая-то вот, если есть рождественское чудо, а это случилось вот именно в Рождество, вот прямо в Рождество — 7 января.

А. Митрофанова:

— 7-го вечером потерялась Бася.

К. Мацан:

— Вечером 7-го потерялась Бася. 8-го вечером она нашлась. Вот это вот абсолютно рождественское чудо, каждой гранью оно просто вот дополняет друг друга, дополняет сюжет и превращает его во что-то сияюще идеальное. Эта история для каждого, кто все понимает и поэтому ни во что не верит. Для тех, кто неизлечимо болен. Для тех, у кого неизлечимо больные там родители. Для тех, кто одинок там. Для тех, кто оказывается в безвыходной ситуации. Молиться и верить. И Господь не оставит. Это не пустые слова. Просто вы же не знаете, может быть, Господь специально вот это вот создал для вас, вот эту штуку, чтобы вы верили и молились. Если найдете в себе силы и сделаете этот выбор, то ситуация разрешится. По-моему, так это и работает.

Иерей Герасим:

— Прекрасная история. Когда из сердца уходит всякая самонадеянность, остается только надежда на Бога, то, наверное, в такие моменты Господь и посещает нас. Через смирение. Говорит: смотри, только Я с тобой. И в принципе вот то, что это было на Рождество, я вспомнил, один священник опытный, духовный, на мой вопрос: почему вот Рождество, а столько искушений? Он мне говорит: а сколько убиенных младенцев? Он говорит: а как далеко шли волхвы, а Мария с Младенцем в вертепе? Настоящая радость, говорит, рождественская, она посылается через преодоление страданий, и ты, сопереживая Христу в этом вертепе, обретаешь настоящую духовную радость. Не эту телесную, наркотическую — от мандаринов, утки и всякого застолья, и когда уже не знаешь, что съесть. А если Господь после Рождества тебе послал какое-то искушение, значит, возможно, ты за пост приобрел какой-то такой духовный навык, который способен привести тебя к настоящей рождественской радости. Я это запомнил на всю жизнь.

К. Мацан:

— Продолжим «Светлые истории» рассказывать после небольшой паузы. Не переключайтесь.

К. Мацан:

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА. Мы продолжаем сегодня рассказывать, вспоминать, делиться самым теплым, сокровенным. Мои дорогие коллеги в студии — Алла Митрофанова, Александр Ананьев, я Константин Мацан. И наш сегодняшний гость, клирик храма Казанской иконы Божией Матери в селе Пучково, в Троицке, священник Герасим Захаров. И тема наша сегодняшняя — о том, как Бог помогает сделать правильный выбор. Ну вот потрясающая история Саши, о том, как Бог помогает вообще. Вот даже без дополнительных определений, помогает выжить, жить.

А. Ананьев:

— Причем еще раз: Бог не помог найти собаку. Бог через вот эту потерю и обретение помог вернуть нечто более важное — способность верить, молиться.

К. Мацан:

— Мне кажется, Он помог вернуть Себя Самого в жизнь этой героини.

А. Ананьев:

— Да, вернуть Себя Самого, да. И вот сейчас отец Герасим сказал про мандарины, утку — все то, что делает счастливым меня.

Иерей Герасим:

— Меня тоже.

К. Мацан:

— И меня.

А. Ананьев:

— Так вот эта история сделала счастливым человека в миллиард раз больше. Хотя там не было ни мандаринов, ни утки, а были слезы, боль, замороженные руки и...

А. Митрофанова:

— Замороженные колени, она же на колени становилась, на весь этот гололед. Ну то есть просто она промезла вся.

А. Ананьев:

— Абсолютно нереальная история какая-то такая, евангельская на двести процентов.

К. Мацан:

— Аль, ты собираешься продолжить эту линию или все-таки пойти по параллельному пути?

А. Митрофанова:

— Нет, такую линию продолжить довольно сложно. Но, по правде говоря, когда тему я увидела нашего сегодняшнего разговора, история попросилась сама. Ее рассказывали на Радио ВЕРА, в радиожурнале нашем пятничном, непосредственные участники. Позволю себе пересказ, может быть, с пояснением каких-то подробностей. И прошу прощения у тех слушателей, которые в радиожурнале эту историю уже слышали. Однако она такова, что сама ее буду сейчас уже не первый раз пересказывать и каждый раз до мурашек. Прежде чем перейти к теме, собственно, правильного выбора, расскажу, получается, предысторию. Октябрьский переворот 1917 года, трагические события в России, и не менее трагическое их развитие и продолжение. В результате этих событий в эмиграции оказывается огромное количество достойнейших людей. И среди стран, которые принимают беженцев из России, Сербия и, собственно, сербский король, который создает необходимые условия для того, чтобы люди могли в Сербии нормально разместиться и фактически найти для себя второй дом. И в эмиграции оказывается замечательная семья Бутаковых, в роду которых очень много морских офицеров, семья, которая дала какое-то невероятное количество вот тех самых настоящих и доблестных и адмиралов, и просто офицеров, защищавших родину и вот ставших родине ненужными в итоге. И в этой семье растет ребенок по имени Алексей. Он талантливый пианист, он довольно быстро становится в Белграде одним из главных аккомпаниаторов приезжим звездам, а приезжают туда люди самого разного уровня. Он ассимилируется, как и многие другие молодые люди, растущие в семьях русских эмигрантов, но вот в этой уже новой родине. Поэтому, когда национал-социалистическая партия Германии набрала обороты, сколотила свою армию, пошла завоевывать мир и вошла в Белград, очень многие вот эти мальчики, ну вот эти молодые люди, они, даже если они были там поэтами, музыкантами, ну вот людьми абсолютно творческих профессий, художниками какими-то, композиторами, они встали на защиту своей новой родины. Белград сопротивлялся шесть дней. Потом, к сожалению, немцы заняли его и взяли множество пленных и из числа военнослужащих. И вот эти русские мальчики — потому что это 39-й год, тогда Советский Союз еще в войну не вступил, и они могли, назвавшись русскими, покинуть ряды пленных и сохранить свою свободу. Собственно, рядом с ними стояли сербы, стояли хорваты. У хорватов была такая же возможность, по другой, правда, причине. Хорваты многие там, видимо, сделали шаг вперед, назвавшись хорватами, и были свободны. А Алексей Бутаков, вместе с другими русскими вот этими молодыми людьми, остался вместе с сербами. Потому что считал, что вот это его новая родина. И он, ну как он может, да, они останутся здесь, а мы такие себе пойдем. И в итоге он оказывается в лагере для военнопленных. И в этих лагерях условия мягче, чем в концентрационных лагерях, тем не менее все равно там довольно все жестко. То есть морозы минус 30 — это морозы минус 30. Отопления нет, деревянные бараки и все по полной программе. Очень скудная еда, если повезет. Неуважительное обращение со стороны, собственно, надзирателей и так далее. Где-то под Нюрнбергом был этот лагерь. Я сейчас точно не припомню. Призываю наших слушателей, может быть, найти и переслушать, историю эту рассказывала во всех подробностях замечательная писатель, журналист, исследователь сербской культуры, сербской истории, Елена Константиновна Зелинская. И, надеюсь, еще раз расскажет в «Светлом вечере» Радио ВЕРА. Есть у нас план, еще более подробно чтобы она об Алексее Бутакове рассказала. Так вот, поскольку очень много творческих молодых людей оказывается в этом лагере, одному из пленников удается собрать оркестр. Причем оркестр в два состава. И они начинают исполнять музыку. Ну те ноты, которые им удалось где-то добыть, кто-то пронес, как-то там что-то переслали, какие-то инструменты вообще непонятно откуда, вот каким-то чудом взявшиеся. Однако музыки им не хватает. И Алексей Бутаков, этот блестящий гениальный пианист, в тридцатиградусный мороз в неотапливаемом бараке садится впервые в жизни музыку писать. Он пишет симфонию, которая называет «Путь», которая вбирает в себя всю драму эмиграции, и вот этого открытия для себя новой родины, и прохождения чрез войну, и через вот этот опыт страшный лагеря. И эту симфонию исполнили, и люди, которые ее исполняли, которые ее слышали, по их воспоминаниям это было что-то совершенно невообразимое. Насколько мощная по силе музыка, что она потрясала до глубины души и вселяла надежду. Вселяла надежду в то, сколько может человек. Потому что написать такое вообще-то практически невозможно в таких неадекватных условиях, нечеловеческих. Но вот самое потрясающее, что это музыка возникла. А потом, поскольку речь шла уже, видимо, о конце Второй мировой войны, там союзники начали наступать и освобождать занятые немцами города, фашистами, прошу прощения, да, и как-то вот теснить армию захватчиков. И они в свою очередь стали перегонять заключенных из одних лагерей в другие, и в спешке все это как-то происходило. И вот, когда к Нюрнбергу стали подходить союзники, да, и этот лагерь в свою очередь фашисты тоже стали перегонять, Алексей Бутаков, также как и все остальные, он в спешке собирался, и никаких нот не сохранилось. Когда потом, уже по окончании войны, он пытался эту музыку воспроизвести — видимо, он писал ее в состоянии такого стресса, а у памяти есть свойство: вот то, что максимально травмирует, куда-то подальше запрятать, — в общем, он эту музыку вспомнить и воспроизвести не смог. Кто-то где-то запомнил или записал несколько его песен или романсов, но и их тоже найти не смогли. И Бутаков скончался через несколько лет, поскольку очень сильно подорвал здоровье, как и многие узики этого страшного места. А вот дальше про выбор в прямом смысле этого слова. Значит, уже в наше время, буквально совсем недавно это было, может быть, год назад, упомянутая мной уже замечательная, блестящая писатель, педагог, журналист Елена Константиновна Зелинская, которая в Белграде, в Сербии живет уже много лет. Сейчас она активно сербский язык преподает, новой волне беженцев, оказавшимся в этой стране. Вместе со своим другом и коллегой, известным сербским артистом, телеведущим и певцом Марко Долашем, они едут в очередную экспедицию. А они, надо сказать, написали уже три, если я не ошибаюсь, книги о Сербии. Они исследуют сербскую историю, сербскую культуру и они русским людям рассказывают о Сербии на русском языке — ну это потрясающая работа такая, замечательная. Вот они едут в очередную экспедицию. Однако накануне этой экспедиции у Марко съемка. Он об этом тоже очень забавно рассказывал в нашем радиожурнале. Он снимается для какой-то популярной кулинарной сербской программы, он ее ведет, и он по сценарию должен ловить в кадре вьетнамского поросенка. Почему-то вьетнамского, я не знаю. В общем, этот поросенок, поскольку он абсолютно живое существо, и у него тоже есть свой выбор, он бежит в другую сторону, чем по сценарию, Марко в итоге растягивается, падает и рвет себе связки. И на следующий день они должны с Еленой Константиновной в экспедицию уезжать, а он не может, потому что у него там дико нога болит. Он ложится спать, утром просыпается, понимает, что нога у него чуть-чуть боль стихла, и вот это чувство, что он не может не ехать. Он не знает, почему, но ехать обязательно нужно. Он звонит Елене Константиновне, говорит, что он сейчас за ней приедет, он ее заберет. Она знает вводные и говорит: ты с ума сошел? Мы не можем ехать, ты в таком состоянии. Он говорит: нет-нет, у меня вот нога уже не болит. Короче говоря, они поехали. Приезжают они в деревню, где собирают материал — там ферма, там какая-то вот своя история. А поскольку Марко все-таки нуждается в отдыхе, они расположились на пикник под деревом. И к ним приходит хозяин вот этой самой фермы — у него есть свой музей, они осматривают музей по его любезному приглашению. Внезапно он говорит: вы знаете, тут какая-то странная у меня коробка, где тетради и там написано по-русски. Вы не хотели бы взглянуть? Елена Константиновна, человек с гениальным чутьем, интуицией и опытом. Она говорит: конечно, несите. Он выносит эти коробки, она открывает тетрадь, где видит одни ноты. От руки записанные ноты. Она не понимает, что у нее в руках, она начинает листать, отматывает до первой страницы и видит там надпись: «Алексей Бутаков. „Путь“. Барак № 6, лагерь Нюрнберга». Если я ошибаюсь, сейчас могу напутать вот эти детали.

К. Мацан:

— Потрясающе.

А. Митрофанова:

— Значит, с ними группа операторов, которым Елена Константиновна сразу же говорит: ребята, снимаем все. Значит, они пересняли каждую страницу, и она отправляет все это на радио «Орфей». Через месяц ей приходит экспертиза, поскольку там прекрасный пул специалистов, ей приходит заключение: мы имеем дело с музыкальным открытием — это композитор уровня Рахманинова. Понимаете? Они бы никогда бы не нашли этих нот, а может быть, эти ноты попали бы дальше, в чьи-то еще руки, кто не смог бы вот так, как Елена Константиновна, все это чутьем своим распознать, если бы Марко вот в этот самый момент не решил, что нет, все-таки нам очень нужно ехать. Для чего, не знаю, но ехать нужно обязательно. Это первый момент. Ну и второй момент, конечно, видите, промыслом Божиим, ему нужен был отдых, они там расположились, тут пришел хозяин и сказал: ребята, а не хотите ли взглянуть. Вот такая чудесная история.

К. Мацан:

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА мы сегодня рассказываем. В студии мои дорогие коллеги Алла Митрофанова, Александр Ананьев, я Константин Мацан. И наш сегодняшний гость, клирик храма Казанской иконы Божией Матери в селе Пучково, в Троицке, священник Герасим Захаров. Ну потрясающая история, конечно.

А. Митрофанова:

— Мы все ждем сейчас выхода фильма о музыке Алексея Бутакова, об открытии этой музыки.

К. Мацан:

— А когда исполнят?

А. Ананьев:

— Уже исполнили и запись есть.

А. Митрофанова:

— Да, в Доме русского зарубежья, ее исполняли. Елена Константиновна говорила, что они надеются и в Белграде тоже исполнить. Вот я жду, жду очень и надеюсь, что мы во всех уже подробностях нашим слушателям сможем эту историю рассказать. И ждем, конечно, выхода фильма. «И будет музыка» он называется. Вот Елена Константиновна спродюсировала вместе с Марко, вместе с Филиппом Кудряшовым из Дома русского зарубежья, вот они этот фильм, он уже тоже был показан. Мы ждем, что он выйдет в открытом доступе на платформе радио «Орфей» и все, конечно, будем смотреть.

Иерей Герасим:

— Знаете, когда вы рассказывали эту историю, на том месте, когда сказали, что она утратилась бесследно, ее не могли вспомнить, меня посетила мысль, что недостойны. Вот мы, люди, живущие в таком тепле, спокойствии, мире — недостойны. А сейчас, когда она нам открылась, видимо стали немножечко достойнее. И все-таки музыка, особенно такого рода, это всегда Божественное откровение. Потому что творческая сила от нас — это от Божества, особенно классическая такая музыка. И то в каких обстоятельствах, в каком состоянии души она была написана, это потрясающе. И то, что сейчас нам это открыли, это мог открыть только пророк. То есть можно сказать, что это такие пророки, открывающие нам какую-то сторону души, концлагеря, переживания, очень важной истории.

А. Митрофанова:

— Для военнопленных там лагерь, но тем не менее это все равно очень-очень тяжелые условия. И Елена Константиновна Зелинская, и Марко Долаш, ставшие, вот представляете, вот пожалуйста, да, ситуация, когда Господь помогает сделать правильный выбор.

Иерей Герасим:

— Слава Богу.

А. Митрофанова:

— Все-таки мы поедем. Мы должны там быть. Мы не знаем, почему и знаем, но все-таки мы поедем.

К. Мацан:

— Ну это вы сказали, отец Герасим, что творчество от Бога. А у меня как раз история про то, что воистину творчество от Бога. Но творчество, вообще понятое очень широко. Вот иногда вдохновение и прозрение от Бога — это удивительная история, которую мне рассказали в Пензе, где я недавно был в командировке и где встретил, что было очень радостно, больше количество слушателей Радио ВЕРА, и специально почитателей программы «Светлые истории». Я вот прямо свидетельствую, что куда ни приезжаешь — мы слушаем Радио ВЕРА. И в первых строках: а что вы слушаете? Программа «Светлые истории», всех знают по именам. Вот и, Аля, Саша, вам всем передают привет и всем остальным ведущим.

А. Митрофанова:

— Кстати, из Сербии огромный привет, низкий поклон и самые горячие теплые объятия от нашей постоянной слушательницы Милены Алексиевич, которая она по-русски говорит лучше нас с Сашей. Она педагог, преподаватель русского языка и русской литературы. Она сербка, большая наша поклонница. Она просила всей команде «Светлых историй» передать огромное спасибо за труд, за вот это утешение. Видите, действительно как-то так получилось, что, правда, эту программу самые разные люди в разных странах слушают, любят. И, дорогие, огромное вам спасибо. Милена, просто вот поклон тебе. Я знаю, ты меня сейчас слышишь, видишь, может быть, даже. Мы тебя обнимаем и очень любим.

К. Мацан:

— И вот я в Пензе познакомился с таким же нашим слушателем, его зовут Максим. И он мне сказал, что вот если бы я мог в студии «Светлых историй» оказаться, я бы вот историю рассказал. И он мне ее рассказывает. А можно я расскажу? Конечно, можно. Вот поэтому я вот от Максима получил разрешение. И я надеюсь, Максим, и верю, что вы нас тоже слышите. Я прошу прощения, если может быть в деталях что-то напутаю, но как ее запомнил за то недолгое время, пока мы с вами общались, в общих чертах, мне кажется, я ее запомнил, я расскажу. История, конечно, меня поразившая в самое сердце, вот на ту тему, на которую мы сегодня говорим. Вообще Максим по профессии следователь. И много лет работал по это профессии. Сейчас уже на такой ранней пенсии, преподает студентам теперь, передает свои знания, профессиональные навыки. И много лет он работал в нескольких российских регионах следователем. И он такую преамбулу к своей истории предложил, что вообще, говорит, человек верующий, церковный, и вот он говорит, вам любой верующий церковный следователь скажет, что вот если нет воли Божией найти этого преступника, это преступление раскрыть, то вот можно об стенку расшибиться и ничего не получится. Потому что вот если нет воли Божией, вот он рядом с тобой будет стоять, и ты его почему-то не заметишь, или улики не будут указывать, или возьмешь ложный след, что-то не сложится. А есть обратная история. И вот меня так поразило такое признание человека из практики. Он говорит, у нас вот любой человек вам таких историй миллион назовет, когда вот почему это раскрылось, а это не раскрылось. Божий промысл — это не про то, что следователи не работают. А просто в любой работе, и в этой тоже, помимо навыков, специальности и усилий человека, есть еще Божий промысл. И, может, в таких чувствительных вещах, как раскрытие преступлений, он чувствуется особо. И вот рассказывает мне Максим эту историю, которая стала такой известной в том регионе, где она происходила. В городе — я просто сейчас вот запамятовал деталь, в каком конкретно это было городе, чтобы не напутать, не буду говорить, один из российских регионов, — участились налеты на микрофинансовые организации, офисы. Это же такие палаточки, в которых деньги раздают просто вот людям, и очень легко их ограбить. И вот участились налеты — то есть это все делается за секунды, человек в маске или два человека, три человека в маске прибегают, угрожают, деньги забирают. И вот очередной такой случай случился. И это было как раз дежурство Максима, его смена, и он, как следователь, должен поехать на место преступления, опросить свидетелей и пострадавших, то есть, видимо, человека, работающего в этой организации. И он говорит, что в тот день еще как-то он был хорошо выспавшимся, у него были силы (к вопросу о работе) очень качественно этот допрос провести. А они обязаны, как следователи, составить словесный портрет подозреваемого. Даже, видимо, несмотря на то что человек был в маске, все равно там рост, голос, что-то вот, какие-то черты, которые можно определить. И он говорит, что мы очень долго общались с потерпевшим, и действительно очень такой хороший, качественный, подробный портрет получился. Но, само собой, эти преступления совершаются часто, и найти такого преступника, ну все равно что найти иголку в стоге сена. И вот, значит, он идет обедать, этот наш Максим. А столовая, если я сейчас опять же не путаю детали, какая-то хорошая такая, городская, нормальная столовая, в которой люди обедают, она недалеко от храма. И вот он, значит, заходит по дороге в храм, просто помолиться, потому что человек церковный. Помолился, идет в столовую, и ему навстречу идут два человека. Ну просто два там каких-то молодых человека. И он говорит: я не знаю, почему, но вот я смотрю на одного из них и понимаю — это он. Вот это он. Как бы улик каких-то сейчас нет. Но вот это он. И он так тихонечко за ними следует, смотрит, куда они идут. Они заходят в какой-то там игровой клуб, молодые люди там, видимо, компьютерный, что-то такое. И он звонит опергруппе — это же не следователи занимаются задержанием, а оперативники. И оперативники приезжают, ну и по ходу дела выясняется, что он не ошибся. То есть это были те самые люди, там они оставляли следы, их нашли, сопоставили факты, и они признались, и то есть там не было ошибки. И эта история, она вошла просто вот, она стала известной в этом городе. И Максим так иронично про себя рассказывает, что, говорит, ну вот теперь про меня говорят: а, это тот самый, который помолился и преступление раскрыл. Конечно, это не работает так механически, наверное. Наверное, не каждый следователь, который пойдет, помолится, моментально раскроет преступление. Но это вот удивительная история о том, как когда ты Бога в свою жизнь пускаешь, и тем самым к своим усилиям добавляешь Его промысл, Его действия, то получаются такие результаты. Меня так поразила эта история, и я вот повторюсь, что Максим разрешил ее рассказать. Я надеюсь, что я ее не переврал, но вот я ее услышал. И это вот такой подарок, когда ездишь по регионам, с людьми общаешься, тебе рассказывают историю, ты говоришь: вот это бриллиант для программы «Светлые истории». Поэтому вот, дорогие слушатели, рассказывайте ваши истории. Мы вам всегда за них очень благодарны.

Иерей Герасим:

— И на заметку другим следователям, как раскрывать сложные дела.

А. Митрофанова:

— Да, да.

К. Мацан:

— Спасибо огромное за наш сегодняшний разговор. Эти светлые, по-настоящему «Светлые истории» о том, как Бог помогал сделать правильный выбор, рассказывали мои дорогие коллеги — Алла Митрофанова, Александр Ананьев, я Константин Мацан, и наш сегодняшний гость, клирик храма Казанской иконы Божией Матери в селе Пучково, в Троицке, священник Герасим Захаров. Я напоминаю, что «Светлые истории» можно и слушать, и смотреть на сайте https://radiovera.ru/ и в наших аккаунтах в социальных сетях, например, ВКонтакте. Ну и каждый понедельник в шесть вечера в эфире Радио ВЕРА. Поэтому мы с вами прощаемся до следующего понедельника, когда мы снова будем наши светлые истории рассказывать. До свидания.

А. Митрофанова:

— До свидания.

А. Ананьев:

— Всего доброго.

Иерей Герасим:

— До свидания.

---

Все выпуски программы Светлые истории

• «Приход к вере и изменения в жизни в лучшую сторону»
• «Без Бога ни до порога»
• «История Савла»