Всякая тварь меня пугала, пока был я ребёнком, и всякую тварь жалею, теперь, когда возрос. Пока я был ребёнком, всякая тварь сильнее мне казалась. Теперь чувствую себя сильнее мира и жалею всех.
Ибо научился я стоять с Тобой, Господи, в окружении воинства бессмертного, словно соснами горными. Из Тебя расту я, словно дерево из скалы.
Пока я был ребёнком от каждой твари учился, и шёл за каждой как за учителем. И научился смерти и немощи, и научился взывать к Тебе.
Искал я сильного, чтобы ухватиться за него, спастись от перемен и колебаний. И глаза мои его не видели, и уши не слышали, и нога моя, где бы не ступала — не находила его. Воздвигает время всех детей своих, чтобы схватиться с ними, и ломает их, и гнёт, и с корнем выдирает, так просто играючи, и смеётся страху и ужасу.
Бросался я к цветам и говорил себе — красотой своей они сильней меня. Но приходила осень — гибли цветы и не мог я им помочь, но уходил в слезах и бросался к дереву высокому.
Но приходил срок и погибали корни дерева и на землю оно падало, словно воин побеждённый, и уходил я в слезах и бросался к камню, говорил я — он сильней меня, я спокоен с ним.
Но приходил срок и рассыпался камень в пыль и ветер уносил её, и уходил я в слезах и бросался к звёздам, говорил я — звёзды сильнее всех, буду их держаться и не упаду.
Но обнял я звёзды и начал с ними шептание тайное и услышал стоны умирающих, и от них отвернулся в слезах и к людям бросился, говорил я — люди свободно движутся и ходят прямо, сила в них, буду их держатся и не упаду.
Но приходил срок и увидел я сильнейшего из них беспомощно скользящего в немую бездну времени и одного меня оставляющего.
Обозрел я в страхе всю вселенную и сказал — ты сильнее всех, вселенная, тебя буду держаться, сохрани меня от скольжения в бездну бессловесную. И ответ услышал: раньше зари вечерней утону я в бессловесной бездне и завтра уже не я буду, но другая вселенная. Тщетно на меня надеешься, я — спутник немощный.
Снова к людям я бросился, к мудрым из мудрейших, и просил совета. Но ссорились меж собой они о том, чей совет мудрее, пока смерть, взмахнув крылом не помирила спорщиков.
И обратился к людям вновь, к самым из них радостным и спросил, что думают. Что могли сказать мне, плотью мыслящие! Обратили в шутку и смеялись мне, пока смерть не подняла костыль свой и не покрыла язык их плесенью.
Снова к людям я пошёл, к тем, что меня родили и спросил у них. Потемнели лица их морщинистые, увлажнились очи и едва ответили — в неведении родились мы, в неведении и тебя родили и разделили с тобою неведение.
Опять к людям обратился я, пошёл спросить друзей своих, — «друзья мои, что вы думаете?» Долгим было молчание, пока в смущении глаз не подняли и не ответили: «давно хотим тебя спросить, что думаешь?»
Постучал я с вопросом своим в двери последние, открылась она и увидел я как выносят из неё мертвеца.
Когда стало стучать мне некуда, слёзы высохли и ужас пронзил меня когтями до костей.
Тогда последняя слеза скатилась на дно души моей, и стукнула в дверь неизвестную, отворилась дверь и явился Ты, Царь мой и Отче мой, в окружении воинства бессмертного, словно горных сосен в неопаляющем пламени.
И свет заиграл, словно арфа многогласная, и услышал я слова Твои — Я есмь Тот, Кого ищешь ты, меня держись. Сущий — имя мне.
Григорий Суров
В конце XIX-го — начале ХХ века врачи-офтальмологи, специалисты по глазным болезням, были в России на вес золота. Один из представителей этой редкой в то время специализации — Григорий Иванович Суров, окулист из Симбирской губернии — посвятил жизнь тому, чтобы сделать офтальмологию доступной для всех.
Уже в старших классах гимназии Григорий решил стать врачом. В 1881-м он успешно сдал вступительные экзамены на медицинский факультет Казанского университета. Первым местом работы Сурова была уездная больница в городе Спасске Казанской губернии. Там Григорий Иванович впервые обратил внимание, как широко распространены среди крестьян глазные болезни. У каждого второго пациента наблюдалась трахома — инфекционное заболевание, которое передаётся через предметы гигиены — например, полотенца, а распространителями являются мухи. Свои наблюдения и неутешительные выводы Суров записывал в дневник: «Эти болезни у нас в России распространены вследствие бедности, невежества, и малодоступной медицинской помощи». Офтальмологи, как уже говорилось, были в те годы большой редкостью. Поэтому Григорий Иванович решил специализироваться именно в этой области. За несколько лет работы в Спасской больнице он получил богатый практический опыт. Затем некоторое время Суров служил военным врачом. И опять же, занимался на этой должности преимущественно офтальмологией. В 1902-м он поступил в Петербургскую Военную Медицинскую академию — «для усовершенствования в медицинских науках по глазным болезням». Там с успехом защитил докторскую диссертацию.
А в 1906-м году Григорий Иванович вновь приехал в город Симбирск. Его назначили заведующим военного лазарета. Офтальмологического отделения в нём не было. И Суров его открыл. Сразу же к «глазному доктору» потянулся народ. «Главный контингент из страдающих болезнями глаз — крестьянство и необеспеченный рабочий люд», — отмечал Суров. С таких пациентов денег за лечение доктор не брал. Наоборот, помогал из собственного кармана — на лекарства, на изготовление очков. Вскоре Григорию Ивановичу удалось убедить местные власти выделить средства на глазной стационар в 50 коек. В 1911-м году стараниями Сурова в Симбирске открылась школа-приют для слепых детей.
А через несколько лет Россия стала Советской. Григорий Иванович не уехал за рубеж. Остался служить своей стране. В те годы о деятельном докторе нередко упоминали в прессе. Вот, например, как в 1923-м описывала его работу симбирская газета «Красный путь»: «Летом в разных районах губернии можно было увидеть фургон, в котором ехал доктор Суров. Он ездил обследовать сельское население. Оказывая помощь, он переезжал из села в село». После таких поездок и работы в госпитале, Суров принимал пациентов ещё и на дому, по вечерам. Симбирский учитель Алексей Ястребов в своих воспоминаниях писал: «Проходя по Беляевскому переулку, я вижу дом. И знаю: вечером у этого дома будет толпиться народ, потому что здесь живет замечательный врач, друг народа Григорий Иванович Суров».
Простой народ искренне любил своего доктора. Когда в 1920-м году большевики осудили Сурова и приговорили к году тюрьмы за то, что он взял на работу в госпиталь бывшего белогвардейского офицера — нищего больного старика, горожане встали на его защиту. Испугавшись волнений, власти восстановили доктора в правах. Впоследствии Григорий Иванович получил высокое государственное признание: в 1943-м году ему было присвоено звание Заслуженного врача РСФСР, а в победном 1945-м — орден Трудового Красного Знамени. Но не ради наград трудился доктор Суров. Однажды в своём дневнике он написал: «Я смотрю в мир глазами тысяч людей, которым помог избавиться от страданий».
Все выпуски программы Жизнь как служение
21 ноября. О пшенице и плевелах
В 13-й главе Евангелия от Матфея есть слова Христа: «Чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы, оставьте расти вместе то и другое до жатвы».
О пшенице и плевелах, — епископ Тольяттинский и Жигулёвский Нестор.
21 ноября. Об отвергающих Слово Божие
Сегодня 21 ноября. В 10-й главе Евангелия от Луки есть слова Христа: «Слушающий вас Меня слушает, и отвергающийся вас Меня отвергается; а отвергающийся Меня отвергается Пославшего Меня».
Об отвергающих Слово Божие, — игумен Лука Степанов.