«Журнал от 13.09.2024». Арсений Федоров

Накануне 10-летия Радио ВЕРА — наш еженедельный Журнал в обновленном формате. Теперь каждую пятницу ведущие, гости и сотрудники радиостанции обсуждают темы, которые показались особенно интересными, важными или волнующими на прошедшей неделе.

В этот раз ведущие Алла Митрофанова, Константин Мацан, Кира Лаврентьева и заместитель главного редактора Радио ВЕРА Арсений Федоров вынесли на обсуждение темы:

— соотношение культуры и Евангелия;

— начало учебного года;

— восприятие современными людьми классической литературы;

— юбилеи двух христианских мыслителей: Н.А. Бердяева и Г.К. Честертона.

Ведущие: Алла Митрофанова, Константин Мацан, Кира Лаврентьева

---

А. Митрофанова

— Здравствуйте, дорогие друзья, в эфире наш еженедельный «Журнал» на Радио ВЕРА. Я Алла Митрофанова. И в преддверии дня рождения Радио ВЕРА мы выходим, скажем так, в новом формате — радиожурнал, который представляет палитру мнений, представляет некоторое закулисье нашей работы на радиостанции. Вот сегодня на ваш суд предлагаем такую программу и такой формат. В студии мои коллеги замечательные — заместитель главного редактора Радио ВЕРА, наш продюсер, Арсений Федоров. Арсений, привет.

А. Федоров

— Добрый вечер.

А. Митрофанова

— Константин Мацан.

К. Мацан

— Добрый вечер, друзья.

А. Митрофанова

— Кира Лаврентьева.

К. Лаврентьева

— Добрый вечер.

А. Митрофанова

— Хорошо всем знакомые и любимые ведущие «Светлого вечера», нашего сегмента разговорных программ. Как строится наша работа? Собираемся мы очно или иногда дистанционно, во всяких причудливых программах для этого предназначенных, и обмениваемся мнениями, рассказываем, у кого какая есть боль, какие переживания, о чем хотелось бы в эфире поговорить, какие эксперты мог ли бы нам в этом помочь. И нам показалось, а вдруг вам тоже будет интересно увидеть, как рождаются темы для эфиров на Радио ВЕРА. Вот такое обсуждение хотим сегодня вам предложить. И, конечно, предварительно мы проговорили те болевые точки, на которых каждый из нас остановится. Простите за штамп, не знаю, как по-другому это было бы еще уместно назвать. Арсений, тебе слово, поскольку ты наш шеф и рулишь процессом, и есть те общие вводные, с которыми ты каждый раз к нам обращаешься.

А. Федоров

— Да. Вот спасибо большое, что я здесь оказался, перед микрофоном, для меня это место непривычно. И знаете, я хотел бы — ну сейчас пару слов скажу нашим слушателям, — передать большой поклон от всех наших сотрудников, за то что вы с нами, за то что вы нас поддерживаете, за то что вы десять лет слушаете нас. И это для нас всех очень важно. Очень хочу сказать большое спасибо нашим ведущим — вам, Алла, Кира, Костя, всем кто сейчас не в этой студии. Ты меня как-то так лихо назвала шефом, но я просто счастлив, что я могу рядом с вами находиться и в какой-то степени чем-то участвовать в создании этих программ, которые у нас есть. И я думаю, что мы сейчас каждый какую-то свою тему расскажет, с которой он пришел, чем он хочется поделиться, о чем поразмышлять. Это такой наш новый подход к «Журналу», к перелистыванию этих тем.

А. Митрофанова

— Собственно, четыре участника — четыре темы. Каждый из нас со своей темой пришел.

А. Федоров

— Да, и мы попытаемся как-то вместе поразмышлять над ними и нашим слушателям тоже дать какие-то, может быть, точки, над которыми стоило бы подумать, задуматься, как-то осмыслить. Я так свою тему сегодня, наверное, широко обозначу — это вот день рождения Радио ВЕРА и какая-то вот такая культурная повестка — религиозная, историческая, которую мы пытаемся на Радио ВЕРА поднимать. Почему и что, и как у нас с этим получается или не получается. Мы как-то вот договорились, что в этой программе нашей, «Журнал», мы будем стараться отталкиваться от того, что зацепило — может быть, на этой неделе наблюдения, может быть, там в ближайшие дни какие-то. И вот для меня какой-то такой важной новостью, может быть, или важной темой стало то, что в Санкт-Петербурге сейчас проходит X Международный культурный форум. И я пока не буду останавливаться, может быть, на том, что там происходит, как там идут обсуждения — может быть, мы в следующей нашей программе здесь это обсудим, может быть, не будем, не знаю. Вот сама эта новость, она для меня показалась в какой-то степени важной. Ну во-первых, десятый форум — тоже почти ровесник Радио ВЕРА, там было три форума пропущено несколько лет, то есть они начали с 2012-го. Ну и Радио ВЕРА, собственно, существует с 2012 года в формате интернета. И с 2014-го, с 14 сентября, мы запустились в FM-диапазоне Москвы и теперь празднуем это как наш день рождения. У нас на Радио ВЕРА, кстати, вот мы так смеемся иногда, все не по законам жанра, все странно и все прекрасно, как в Церкви в принципе. Мы начинаем новый сезон с 14-го числа, 14 сентября — ни то ни се, кажется. Но для людей церковных понятно, что это церковное новолетие — мы празднуем новый церковный год. И мы, вот как Радио ВЕРА, стараемся жить внутри этого церковного года. И вот сегодня я предлагаю нам вместе поразмышлять над темой: а что Радио ВЕРА, может быть, вот удалось и что мы ждем от того, что у нас получается и что не получается. Мы как-то для себя обозначили, что наши основные темы, по которым мы говорим — это культура, история, география, семья — и все это в контексте веры, все это через призму Евангелия. И сегодня, буквально вот перед этой программой, вдруг задумался: 10 лет Радио ВЕРА — получается, что люди, которым сейчас 20 лет, когда мы начинали, были детьми десятилетними. Ну представляете, вот выходим на улицу с работы — мимо нас проходят молодые люди, девушки, и когда мы начинали этот проект, они были совсем маленькими. И вот можно уже, наверное, как-то подумать: а смогли мы что-то дать, что-то изменить то, на что мы надеялись? И вот в контексте, кстати, Культурного форума, который так, и называется «Культура XXI века», вот что мы ждем в принципе? Почему опять же меня эта тема резанула. У нас во вторник на этой неделе была программа с отцом Николаем Чернышовым (ее можно найти на сайте Радио ВЕРА), который рассказал вот о своем пути к священническому служению. И мне кажется, это была такая одна из самых удивительных программ тоже, когда человек рассказывает о том, как в 90-е годы возрождалась церковная жизнь в Москве.

К. Мацан

— Причем мы с Кирой слушали как завороженные. Сначала мы несколько комплексовали, что не успеваем вопросы задавать...

К. Лаврентьева

— Ни одного.

К. Мацан

— Но настолько как река тек рассказ отца Николая, настолько он был интересен...

К. Лаврентьева

— И органичен.

К. Мацан

— И ни одного пустого слова, что мы просто уже бросили быть журналистами и просто слушали с огромным удовольствием, к чему и всех остальных тоже призываем.

А. Федоров

— Да, да. Ну и поскольку наша программа такая немножко приоткрывающая завесу, как у нас здесь происходит обсуждение работы, когда эта программа шла, эфир, звукорежиссер на нем работал, всегда на экране отображается дорожка тех участников, которые присутствуют в студии, такими волнами своеобразными. И у нас всегда так звукорежиссер мне показывает, когда этих волн от ведущих очень мало — то есть идет волна гостя и где-то там пару волн, всплесков от ведущих.

К. Мацан

— Несколько раз мы сделали перебивки в этой программе — ушли на паузу, потом вернулись и продолжили...

А. Митрофанова

— Представили гостя.

К. Мацан

— Да, представили гостя и продолжили слушать его.

А. Федоров

— Да, то есть это свидетельствует о том, что гость интересно говорит, и даже ведущие поддаются этой его энергетике и слушают внимательно. Ну так вот, и отец Николай удивительно рассказывал, как возрождалась церковная жизнь, как люди брали на себя вот этот ну поистине подвиг возрождения порушенных храмов, возрождения служения, возрождения иконописи, в частности, в котором участвовал вот непосредственно отец Николай. И вот все это наталкивает на мысли: вот люди строили, возрождали, в частности, в данном случае прекрасные храмы, богослужения. И сейчас вот уже прошло много лет и можно смотреть, что получилось, к чему это привело. И иногда даже как-то удивляешься, когда слышишь: зачем вот это там большое количество храмов, золотые купола и так далее. Ну это же делали конкретные люди — собрались, пришли и сказали: я хочу, чтобы этот храм существовал, я хочу его возродить, и я готов отдать на это свои силы, свои средства, и возродил, и построил — для своих потомков, для тех людей, которые рядом. Ну и, собственно, мы на Радио ВЕРА в какой-то степени тоже пытаемся что-то строить, пытаемся об этом говорить. И очень хочется, чтобы это было не зря и приносило какую-то пользу и, может быть, даже вносило вот что-то в культурное пространство вокруг нас. Вот как Алла любит говорить, что во всем есть евангельский взгляд, во всем можно найти Евангелие и благую весть, особенно в литературе.

А. Митрофанова

— О да, в русской литературе, я бы подчеркнула, потому что... Хотя ну что вот я, прекрасные и Томас Манн, и Шекспир. Какой у нас цикл сейчас о Шекспире прекрасный: к нам приходят шекспироведы и рассказывают о том, чем они занимаются, и Шекспир открывается в такой красоте невероятной и глубине, которая простому читателю, конечно же, доступна, но, когда есть замечательный проводник, это интересно вдвойне. И да, так что я просто русской литературой занимаюсь, поэтому у меня свой профессиональный травматизм, мне всегда за это немножко неловко.

К. Мацан

— А вот ты сказала о детях, или о подростках, или о молодых людях, которым десять лет назад было десять, а сейчас двадцать, и что им за эти годы, как в их жизни поучаствовала радиостанция ВЕРА. Ну вот про современных 20-летних не знаю, но у нас же есть проект замечательный детский — «Вопросы Веры и Фомы». Я его могу с чистой совестью хвалить, потому что лично к нему отношения не имею, это всецело работа коллег, и он, по-моему, запустился в 2015, если не ошибаюсь, году. Моему старшему сыну тогда было четыре года, и я помню, с какой жадностью он стал воспринимать каждую программу, как только ее услышал.

К. Лаврентьева

— Аналогично.

К. Мацан

— И это длилось на протяжении многих лет и не прекращается, и мы получаем огромное количество историй от слушателей, что именно через эту программу, слушая с детьми, взрослые приходят к радиоэфиру Радио ВЕРА, уже взрослому эфиру. Действительно найден язык разговора с детьми. Вот я иногда даже — так сейчас позволю себе пафосно сказать, я иногда думаю, что мы даже не до конца понимаем, какое значение для спасения души наших детей эта программа имеет. А почему дерзаю так говорить, потому что то, что закладывается в детстве — просто ассоциативно, просто эмоционально — это потом якорь на всю жизнь. И когда у ребенка есть вот этот опыт в детстве — слушания классных программ, которые у него в сердце отзываются и, в которых достаточно ненавязчиво звучат слова «Бог», «Церковь», «вера», «Евангелие», «Христос» — это, даже помимо рационального понимания, откладывается в сердце. А это самый главный фундамент.

А. Федоров

— Да, действительно. И вот, может быть, это как раз о той теме, которую я сегодня предложил. Вот то основание культуры, которое мы стараемся привносить. Вот Евангелие, оно во всем присутствует, Христос — это краеугольный камень всего. И если у человека, может быть, в какой-то небольшой степени, благодаря тому что мы здесь делаем, появляется в том основании, которое у него есть, Христос и Евангелие, и все остальное строится, может быть, легче и правильнее.

А. Митрофанова

— Еженедельный «Журнал» в эфире на Радио ВЕРА в преддверии дня рождения радиостанции, новый формат: вчетвером мы с коллегами делимся своими мыслями, своими болями, своими размышлениями и, по сути, выносим, дорогие слушатели, на ваш суд ту кухню, которая есть в заэфирном пространстве Радио ВЕРА. Заместитель главного редактора радиостанции Арсений Федоров, Константин Мацан, Кира Лаврентьева, я Алла Митрофанова, продолжаем разговор. И, собственно, Арсений, поскольку ты уже обозначил самое главное, что есть в эфирах Радио ВЕРА — мы стараемся их выстраивать вокруг слова Божия и вокруг Христа, чтобы вот любая тема, какую бы мы ни поднимали, чтобы в центре был Господь. Вот пожалуйста, да, Евангелие ближайшего воскресенья от Матфея, фрагмент из 19-й главы, где Господь разговаривает с богатым юношей, и этот евангельский эпизод, он заканчивается как раз вот этими словами Христа, что удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие. И ученики Господа изумились и сказали: так кто же может спастись? А Иисус — цитирую, да, — «воззрев, сказал им: человекам это невозможно, Богу же все возможно». Вот игольные уши, они у нас как-то на слуху. И мы забываем, что в начале этого разговора, там же есть еще очень важная первая часть — юноша обращается к Господу со словами: как мне спастись? И Господь ему говорит: не убивай, не прелюбодействуй, не кради, не лжесвидетельствуй, почитай отца и мать. И люби ближнего твоего, как самого себя. Вот эти заповеди Господни, они же ну на самом деле и должны быть центральным содержанием жизни христианина. И это то, о чем мы тоже пытаемся говорить. Вы знаете, прежде чем о своей боли, связанной с началом учебного года рассказать, расскажу о том, что вот, Арсений, в продолжение твоих слов, у меня есть и другая боль. Я каждый день себе задаю вопрос: какой смысл в той работе, которую вот лично я веду на Радио ВЕРА, что могу сказать, вот в ситуации сложнейшей, в которой мы сейчас все находимся, что лично я могу сделать? Изменить как-то, развернуть эту катастрофу не могу, что могу сделать, что могу дать. И моя замечательная коллега по университету — мы коллеги по кафедре, старшая, у которой огромный жизненный опыт, она мне сказала: понимаете, сейчас так много шума и так много тех, кто слушателей, зрителей, читателей разрывает на части — склоняет в одну сторону, в другую сторону, постоянно их за что-то агитирует — чтобы они стали голосами, членами того-то и того-то, чтобы они стали частью какой-то массы, зрителями там чего-то еще. А вот чтобы с людьми говорить — для этого важна та тишина, которую может дать как раз Евангелие. Говорите с людьми. Этого сейчас так мало. А ведь нам всем так важно, чтобы с нами просто говорили. Не как с избирателями, не как с какой-то ну массой, которая пойдет туда-то или туда-то, а как человек с человеком, чтобы мы вспоминали, что мы люди. И что тот, кто рядом с нами, он человек в первую очередь, то есть образ и подобие Божие.

А. Федоров

— Да, и это как раз вот еще один момент, который мы регулярно обсуждаем на Радио ВЕРА. Ну там возвращаясь к каким-то разработкам новых форматов, тем, мы говорим: а не запустить ли уже нам в конце концов какое-то ток-шоу, где кто-то будет там одну сторону, кто-то другую? Ну и всегда достаточно быстро в этих обсуждениях приходим к мнению, что это не для Радио ВЕРА. Мы не можем ставить одну позицию против другой, настраивая там одну часть слушателей за одних, другую за других. Мы стараемся делать то, что объединяет. Объединять людей во Христе, не разъединять, а объединять. И это то, за что я еще раз хочу сказать спасибо всем ведущим и нашим людям, которые занимаются производством программ, за то, что мы стараемся этим путем идти, и большое вам за это спасибо.

А. Митрофанова

— Тебе спасибо за то, что ты нам это разрешаешь. Так. По поводу боли, новый учебный год. Ну собственно профессиональный травматизм...

А. Федоров

— Да, это то, что первое Алла в сентябре и в период разных экзаменационных сессий, в коридоре встречая нас, начинает рассказывать.

А. Митрофанова

— С круглыми глазами о том, что у нас происходит.

А. Федоров

— Поскольку это сентябрь сейчас, конечно, Алла принесла эту тему.

К. Мацан

— Сентябрь уж наступил.

А. Митрофанова

— Дело в том, что мы понимаем, к студентам важно приходить не просто с учебником, особенно когда речь идет о таких дисциплинах как литература или история. К студентам важно приходить с ответами на... вернее даже не с ответами, а с ключевыми вопросами. С ключевыми вопросами. То есть, когда мы с вами начнем погружаться в этот материал, вы поймете про самих себя то-то, то-то, то-то — почему вот мы сейчас такие, почему мы сталкиваемся с такими-то вызовами, откуда это все в нашей жизни берется и прочее. И как-то на протяжении — преподаю я уже, страшно сказать, 20 лет, мне как-то примерно половину вот этого отрезка времени казалось, что все мы очень разные, зеленые и красные, но нас объединяет одно, да, — мы хотим любить и быть любимыми, и хотим понимать, ну каждый человек, как мне казалось, хочет понимать, про что моя жизнь, в чем ее смысл и что со мной будет после. Как вообще мне отнестись к тому факту, что однажды я умру. Потому что студенты 17-ти там, 16-18-летние это вчерашние подростки или как сейчас, да, говорят, что порог инфантильности повысился, то есть они продолжают оставаться вот в этом подростковом еще сознании, и для них эти вопросы ключевые. И вот, наверное, лет восемь назад я потихоньку стала замечать, и чем ближе к сегодня, тем в большей степени, что вот этот мой основной смысловой вброс, с которым я приходила к студентам в начале наших занятий, в сентябре, он перестал работать. Ну то есть у меня и в этом году наверняка, посмотрим, как оно пройдет, ну вот как в прошлом году у меня в каждой группе было два-три человека, которые я видела, на эти вопросы реагируют и им это важно. А дальше — полное фиаско. Потому что я уже не буду рассказывать о том, что на экзамене, например, девочка ко мне пришла на третью пересдачу по поводу, извините, «Войны и мира». Ну то есть на экзамене она спалилась, когда сказала, что «Война и мир» — это роман, написанный про Великую Отечественную войну XX века. Она была направлена на пересдачу. И на третьей пересдаче она наконец-то сказала, что «да-да-да, это роман про Отечественную войну 1812 года, это была война с Наполеоном, значит, Наполеон напал на Россию». И я говорю: отлично. Просто на всякий случай решила уточнить: а откуда вы это знаете? «Как? Из Википедии. А что, опять неправильно?!» То есть человеку даже в голову не приходит, что можно открыть книгу и прочитать. Это еще одна моя боль, но это как бы объективный такой момент: мы все меньше читаем. Меньше читаем, и так будет и дальше, потому что есть гораздо более простые способы получения информации и ответов на волнующие нас вопросы. Еще в нашем детстве книга была одним из основных инструментов и каналов. Сейчас уже нет. Есть самые разные способы, это аудиовизуальный контент и прочее. И у меня на занятиях — ну вот с чем я пока вообще не понимаю, как бороться, когда сидят девочки, которые записывают рилс — про помаду, про новую заколочку, — то есть они это делают прямо на занятии. Очевидно то, что я говорю, им неинтересно вообще никак. И у меня было бы профессиональное выгорание давным-давно, вот лет пять назад бы оно у меня еще случилось, если бы у меня не было лекций для взрослых. Для тех, кто не в Москве, мы стараемся видеоверсии делать и публикуем их бесплатно, да, то есть ну есть такая возможность, и люди пишут какие-то прекрасные слова. Слава Богу. А есть, например, и элитарные сообщества, где люди уже платят какие-то серьезные деньги, приходят туда и им тоже все это надо. И вот я знаю, что и Костю в такие сообщества приглашают или меня приглашают — то есть людям это надо.

А. Федоров

— Ну раз мы собрались здесь обсудить предлагаемые темы, как это мы делаем всегда, у меня каждый раз вопрос на твою боль: а тебе не кажется, что через те же десять лет, вот эти девочки, которые записывают сейчас рилс и не хотят читать, придут к тебе на лекцию, условно говоря, став взрослыми. Вот что-то это очень, мне кажется, легко сказать: ах, эти дети, умирающее поколение, каждый раз.

А. Митрофанова

— Нет, ни в коем случае. Я вообще очень далека от идеи, что раньше вода была мокрее, сахар слаще, а сейчас студент уже не тот. Вот эту парадигму размышления предлагаю вырубить просто на корню. Вопрос у меня исключительно к самой себе — это значит я неправильно нахожу слова, инструменты и неправильно вычисляю их болевые точки. Ну собственно говоря, вот этот вот вопрос — по поводу смыслов, которые престали работать, это вопрос, который я обратила к своему другу, замечательному психологу Антону Зинькевичу, который, как раз одна из его специализаций, это работа с подростками. Я ему говорю: Антон, вот Франкл, Виктор Франкл в своей потрясающей книге «И все-таки сказать жизни да» пишет о том, что... или, это «Человек в поисках смысла» — я уже сейчас не помню точно, из какой это книги, что каждому времени своя психотерапия. И вот то время, в котором Франкл, прошедший четыре концлагеря, если я не ошибаюсь, это страшно вообще, через что он прошел, он выработал свою систему помощи людям, оказавшимся вот в такой абсолютно пороговой ситуации. Это покруче, чем у Достоевского описаны ситуации — концлагерь, заключенные. Ну это то есть в Аушвиц он какое-то время провел, он в Дахау провел значительную часть времени — это просто волосы дыбом, оттого что он там пишет, еще стараясь сглаживать, щадить читателя и вот так как-то не все подробности давать. Но волосы дыбом, конечно, становятся. И вот в этой страшной ситуации Франкл приходит к выводу, что в наше время главная боль — это утрата человеком смысла жизни. Вот Фрейд на свои вызовы отвечал, после него были специалисты, которые на свои вызовы отвечали. А вот сейчас, говорит Франкл, с его точки зрения, и я с ними полностью согласна, главный вызов — это утрата человеком смысла жизни. И при этом Франкл говорит, что каждому времени своя психотерапия. Я думаю: бинго! А с чего я решила, что люди, родившиеся уже в двухтысячные годы, точно так же больны вот этой темой поиска смысла жизни, как ею была больна я в 11-12 лет? Ну и как бы начиная с этого времени вот, что называется, до сих пор. С чего я решила, что у них такие же боли? Так это же я к ним, получается, прихожу не с теми вопросами, про которые у них внутри что-то болит. И я об этом спрашиваю Антона Зинькевича. И Антон мне отвечает: ты знаешь, ну в целом для подростков очень характерны вопросы поиска смысла жизни и вряд ли в этом плане что-то принципиально изменилось. Но я не знаю, кто именно сидит в аудитории у тебя. Но кто бы там ни был, делай поправку на то, что век-то стал исключительно материалистическим. Соответственно, переключайся. Вот тебе пожалуйста: успех, развитие, достижение результата — это те вопросы, которые сейчас абсолютное большинство подростков себе задают. Не про то, что мне сделать с тем фактом, что я умру, да, а вот про это — успех, развитие достижение результата. Ну и, конечно, вопрос построения отношений. И я думаю: как это просто, оказывается. Потому что те же яйца, только в профиль. Русскую литературу — вот «Евгений Онегин», там «Герои нашего времени», уж про «Шинель» я вообще молчу, про Акакия Акакиевича, который слил весь свой божественный потенциал — обо всем об этом можно говорить с этих позиций. Вот буду пробовать, друзья. Вот такой у меня вызов, вот такая боль. Прервемся. Простите, что заболталась. Прервемся буквально на несколько мгновений. Напомню, в эфире еженедельный «Журнал» на Радио ВЕРА, который теперь выходит в новом формате. Арсений Федоров, заместитель главного редактора Радио ВЕРА, Константин Мацан, Кира Лаврентьева, я Алла Митрофанова. Оставайтесь с нами.

А. Митрофанова

— Еженедельный «Журнал» на Радио ВЕРА продолжается. В преддверии 10-летия радиостанции мы выходим в новом формате и выносим в радиожурнале те обсуждения, которыми за кулисами эфира делимся друг с другом. Обмениваемся теми болями, которые у нас есть, теми вызовами, которые мы встречаем, которые мы видим, и фактически нашу редакционную работу таким образом представляем на ваш суд, дорогие слушатели. Арсений Федоров, заместитель главного редактора Радио ВЕРА.

А. Федоров

— Еще раз добрый вечер.

А. Митрофанова

— Константин Мацан.

К. Мацан

— Всем привет.

А. Митрофанова

— Кира Лаврентьева.

К. Лаврентьева

— Добрый вечер.

А. Митрофанова

— Я Алла Митрофанова. Кирочка, у тебя отчасти ответ на мои боли. Потому что у тебя был недавно опыт погружения как раз в ту самую культурную среду, о которой Арсений говорил в самом начале, и ты была на двух спектаклях, твоими соседями по стульям были те самые молодые люди в возрастном диапазоне моих студентов. Выкладывай, давай, утешай.

К. Лаврентьева

— Вы знаете, я больше шести лет работают на Радио ВЕРА, это не очень много, но каждый раз я поражаюсь тому, насколько ходом наших некоторых программ руководит Божия рука. Мы знали, о чем мы будем говорить, мы знали повестку, с которой мы сюда пришли. Но я и не предполагала, насколько тонко Алла Сергеевна погрузится в тему, с которой я пришла сюда. То есть как бы моя повестка, она сейчас плавно проистекает из повестки Аллы. Потому что буквально несколько лет назад, когда я увидела, что не то что у детей, а у взрослых, у меня сознание становится клиповым, и если раньше «Братьев Карамазовых» я взахлеб читала за три дня...

А. Митрофанова

— Сейчас требуется пять.

К. Лаврентьева

— То сейчас прочитать длинный сложный текст — это уже усилия. Да, это уже усилия. И я стала понимать: что, в общем-то, я хочу от своих детей, которые зависают, хотя по крайней мере делают попытку зависнуть в гаджетах и, в общем-то, посмотреть, что дает им богатый мир интернета? Я понимаю, что тут надо начинать, конечно, с себя. И много на эту тему стала последние годы, последнее время общаться с Анной Сапрыкиной, с которой, кстати говоря, мы как раз познакомились на Радио ВЕРА — мы вели с ней образовательную программу, и мне очень понравилось то, что она говорит. Она, конечно, рвет временные шаблоны, она говорит простые вещи для нас, но абсолютно, наверное, непонятные вещи для поколения вот сейчас двухтысячных. Причем я не критикую, я просто вижу, что происходит. И она говорит о том, что человек, в принципе, современный нацелен на то, чтобы мало поработать и много заработать: блогеры, Ютюб — слава Богу, уже такой вот, в замедленном формате. Потому что мои дети в этом Ютюбе, к сожалению, находили далеко не всегда образовательный контент, и контролировать это крайней сложно, только если ты сидишь с ними 24/7, а даже у немного работающих родителей ну это сложно. И вот что я хочу вам сказать. Она говорит о том, что задача нас как родителей, да, как педагогов — научить любить труд, научить любить процесс познания. Мы сегодня очень много говорили об образе, и образование, естественно, имеет вот этот корень «образ» — мы все созданы по образу и подобию Божию. И не только вдалбливать детям какой-то вот там — я сейчас про себя говорю, какую-то там сухую теорию: так, вот это Шопен, а вот это вот та опера, а сейчас мы идем на абонемент в Консерваторию — впитывайте, впитывайте! А создать некое образовательное пространство — вот это, наверное, самое сложное. Некое образовательное пространство, где человек может ненавязчиво познавать мир, познавать себя, познавать Бога в первую очередь, что и самое главное есть — через искусство, через культуру, через литературу, в принципе через высокий уровень коммуникаций сначала внутри семьи, а затем внутри какого-то коллектива, в котором они окажутся. И вот это крайне важно. И то, что говорит Алла, это вообще боль. И когда я поняла, что вся эта тенденция клипового мышления — в принципе рилсиков, простите, социальных сетей, гаджетов, — это как-то так очень плавно, незаметно, вуалью покрывает, накрывает семью, знаете, я тут подумала, что король-то голый, друзья, и надо с этим срочно что-то делать. И, в общем-то, начиная с себя, я как-то решила откладывать гаджеты и вот при них демонстративно читать книги. Сначала это было демонстративно — я скажу честно, не буду даже вот здесь вилять, это так и было. То есть мы идем гулять — я беру собой книгу. У нас какая-то пауза — я ее открываю. Мы садимся есть — телефона нет. Начала зачитывать, значит, им «Обломова», и с удивлением обнаружила, что мои дети очень смеются над некоторыми моментами, особенно описание Захара им очень понравилось. Потом, значит, начала им читать «Божественную комедию», думаю: что они там поймут? Понимают, им очень нравится.

А. Федоров

— Какой у тебя выбор.

К. Лаврентьева

— Да. Особенно девятилетний.

А. Митрофанова

— Блестящий выбор.

К. Лаврентьева

— Нет, я скажу честно, знаете, почему этот выбор пошел? Он пошел не от пафоса. Он пошел оттого, что я у той же Анны Сапрыкиной спросила: а что делать, чтобы создать это образовательное пространство? Она говорит: Кира, если вы будете садиться и со скучным лицом играть с ними в настольные игры, даже очень умные, которые вам совершенно неинтересны, — вы ничего им не передадите. На неврозе — так, быстро, мы садимся читать, время читать! — вы передадите им только невроз. Если вы будете нарочно включать классическую музыку, которая вам совершенно неинтересна и вас не вдохновляет, — это будет дикая скукотища.

А. Федоров

— То есть ты с веселым лицом читаешь им «Божественную комедию».

К. Лаврентьева

— Да, мне очень, и она говорит: делайте то...

К. Мацан

— С ада начала?

К. Лаврентьева

— Да, конечно, с самой первой странички, естественно, конечно.

К. Мацан

— Земную жизнь пройдя до половины, я оказался в сумрачном лесу.

К. Лаврентьева

— Вот сейчас с Вергилия, там все как положено. И, короче говоря, она говорит: надо делать то, что интересно вам. Так, я думаю: а мне интересно перечитать мою студенческую программу, перечитать. Мне очень хочется, искренне. И начала это делать и я с удивлением обнаружила, что, когда я не начинаю: так, время шесть вечера, все садимся за чтение... Такие: у-а-а.... А когда я начинаю им зачитывать вот какие-то вещи действительно из литературы, они такие: давай, давай еще! И тут мы попали, значит, в саду «Эрмитаж» в рамках Московского фестиваля...

К. Мацан

— Секунду, можно пока. У нас недавно вышла образовательная программа с преподавательницей русского языка, которая так меня уколола в совесть, сказав, что ну мы детям, когда они маленькие читаем, а когда они в 5 класс переходят, мы думаем, что все, взрослые, пускай читают сами. И я понял, что это моя психология. Я говорю: а что делать? Она говорит: читайте. Я со своими учениками в школе читала, пока они были на переменке в классе. Сначала они удивлялись — и я вслух читала просто, пока они были в классе. Я говорила, что можете сидеть за столом, вообще что угодно делать, а я им буду вслух читать.

К. Лаврентьева

— Ну вот.

К. Мацан

— И там через неделю, месяц они стали приходить и говорить: а почитайте нам еще. И я подумал: вот интересно, проведу эксперимент. И пришел домой, так и своему сыну пятикласснику говорю: давай я тебе сегодня вечером почитаю твоего «Властелина колец» любимого. Он так удивился — что это? Папа давно не читал. Младшей читает, а старший типа сам читай. Он говорит: ну давай. Я почитал день. На следующий день он меня спросил: а ты мне сегодня тоже почитаешь? Говорю: давай. И теперь мы читаем каждый день. Своему вот 11-летнему сыну, это такой кайф. И это работает. То есть мне вот учительница эта в программе сказала, что дети откликнутся, если вы предложите. Даже в 5 классе. Для них это не будет: ой, мы такие большие, мы уже сами. И они любят, если им читают. Я это понял на примере своего ребенка.

К. Лаврентьева

— Слушайте, ну я хочу, конечно, разбавить действительно пафос. Потому что я увидела лицо Арсения и поняла, что я тут сильно загнула, значит, с собственными попытками резко образовать свою семью и себя.

А. Федоров

— Нет, просто...

К. Лаврентьева

— Нет, это долгий путь мучений, я хочу сказать. Это долгий путь мучений и молитв. Потому что я не педагог. Прошу прощения, у меня нет педагогического таланта, и я это знаю, и знают это все мои дети. Я быстро от них взрываюсь, они меня раздражают. Особенно своей тупостью, особенно когда они начинают прокрастинировать и тупить в этих гаджетах, я начинаю страшно раздражаться. И я поняла, что я не хочу, чтобы мой дом был каким-то домом, где царит бесконечное напряжение и вот такой вот, знаете, мой прессинг: а ну-ка давайте, образовывайтесь тут мне. И я поняла, что эту систему нужно срочно менять, потому что Андрей становится подростком и скоро закроется, я ничего не смогу ему ни прочитать, ни объяснить, не рассказать, если продолжился вот тот тон, который я выбрала изначально. И, в общем-то, я начала искать и молиться, честно скажу, тут только Господь. И вот Анна очень удачно мне попалась, действительно вот в рамках нашей программы, и я ее начала просто пытать и какие-то ее советы брать на заметку. И вот мы попадаем тут же — понимаете, все в один период осмысление происходит, попадаем в сад «Эрмитаж», и там, в рамках Московского фестиваля, идет проект такой «Театральный марш». И мы подходим, значит, там театр Немировича-Данченко и Станиславского, театр на Таганке, театр на Малой Бронной — они все как бы перенеслись в такое уличное пространство, Московский симфонический оркестр, и все это было совершенно потрясающе, очень масштабно, не скучно. И как-то толпа, я вам скажу, так не ослабевала и внимания своего не снижала. И вот мы походим и идет, значит, спектакль, моноспектакль — актер читает просто наизусть пушкинскую «Метель». И я слышу, что люди молодые, которые стоят рядом со мной, они вот по этим именным вешкам — Бурмин, Марья Гавриловна, — они, значит, понимают, что это «Метель». И я такая: бинго! Класс, не все потеряно! Значит, дальше мы переходим к следующей части программы, начинает играть симфонический оркестр, уже в другом месте. Значит, вся толпа огромная переходит туда, и начинается «Евгений Онегин». И, в общем-то, мои дети на арии Ленского они говорят: мама, слушай ну это же вообще. И мы пришли домой, мы включили арию Ленского — это действительно было очень, вы знаете, очень искренне и это было очень от души, и они действительно этим наслаждались. И я понимаю, что вот то малое, что мы можем сделать — у нас очень мало времени. Очень мало времени. Они очень быстро взрослеют. Это вот насадить вот эти маленькие зернышки с разных сторон, из разных сфер, авось где-нибудь прорастет. Потому что вчера Алеша, мой средний ребенок, играет со мной в настолку, у нас Алиса. Играет, значит, она арию мистера Икс, значит, и тоже совершенно потрясающе, я очень люблю. И начинается следующий «Щелкунчик» — она же произвольно включает. Алеша такой говорит: ой, «Щелкунчик» начался. И я понимаю: так, отлично, значит, то что мы с ним в прошлом году сходили на «Щелкунчика» в Консерваторию, он как-то это запомнил. И, в общем, я вижу, что если ты напрягаешься на эту тему, то результат есть. Если ты только сетуешь — это тоже я: ах, почему мои дети такие разболтанные и ничего не понимают, и не знают, — то как бы результата не будет, нужно заинтересоваться самой. И вот эти десять лет, которые прошли, которые уже позади, и десять лет работы Радио ВЕРА в эфире, мы понимаем, что для кого-то 10 лет — ну это действительно, может быть, и не очень заметно. А 10 лет для подростка, для ребенка — это время, когда личность может сформироваться, раскрыться в Боге, а может разрушиться. И вот этот вот выбор, и вот этот вот путь десятилетний, конечно, очень хочется как-то вот нам от имени радиостанции как-то помочь пройти и взрослым, и детям, и себе самим в первую очередь.

А. Митрофанова

— Отважная мама Кира Лаврентьева...

К. Лаврентьева

— Санчо Пансо и Дон Кихот.

А. Митрофанова

— Константин Мацан, Арсений Федоров, заместитель главного редактора Радио ВЕРА и я, Алла Митрофанова. Дорогие друзья, в эфире еженедельный «Журнал» — мы представляем вам сегодня новый формат этой программы в преддверии 10-летия Радио ВЕРА. С коллегами делимся своими размышлениями, болями, историями и, по сути, выносим в эфир то, что обычно происходит у нас в закулисье. Константин Мацан. Костя, тебе слово. Единственное, что хочу выразить свой восторг по поводу отваги действительно Киры. И знаю, как непросто людям, у которых работа с чтением непосредственно не связана, тяжело за книги браться. Это выбивает из того ритма, в котором мы живем. Мне самой, понимаете, чтобы поработать вот над «Войной и миром», мне фактически нужно уйти в отпуск, сесть на веранде с чаем и так, и желательно на месяц. Вы понимаете, да, ну кто себе такое сегодня может позволить. Поэтому люди, которые читают книги, получают от этого радость и распространяют это вокруг себя, вот это настроение, да, вот эту привычку распространяют вокруг себя, детям передают, на мой взгляд, эти люди просто герои.

К. Мацан

— Я считаю, что, если ритм и темп чтения книг не совпадает с ритмом и темпом современной жизни, тем хуже для современной жизни.

А. Митрофанова

— А ты понимаешь, это медицинский факт, мы с этим ничего не сделаем. Как замечательно Дмитрий Петрович Бак сформулировал однажды: восемь строк Фета изменят ваш мозг. Чем более сложные тексты мы способны читать, воспринимать, пропускать через себя, концентрироваться на длинных и сложных текстах, тем более самостоятельно мы способны мыслить. Иначе за нас будет думать кто-то другой. И нашу жизнь за нас будет жить кто-то другой.

К. Мацан

— Я про простые тексты хотел сегодня поговорить.

А. Митрофанова

— Ах, про Бердяева, да.

А. Федоров

— Костя, как всегда...

К. Мацан

— А я сейчас обосную этот заход. Дело в том, что текущий год богат на юбилеи. Перечисляя по старшинству то, что приходит в голову навскидку, к вопросу о простых текстах — 300 лет Эммануилу Канту...

А. Митрофанова

— Прекрасно.

К. Мацан

— 230 лет Петру Яковлевичу Чаадаеву. 225 лет, конечно же, Пушкину. А вот дальше два юбилея притаились, и оба их героя имеют прямое отношение, что называется, к гарантированной тематике Радио ВЕРА — это да, Николай Александрович Бердяев и Гилберт Кит Честертон, которые оба родились в 1874 году — то есть им обоим 150 лет в этом году. Я как-то никогда не соотносил — такие два разных по облику, как сегодня принято говорить, по вайбу (старое русское слово) мыслителя, при этом они ровесники и оба христианские апологеты по преимуществу. Причем по поводу Честертона этого просто не нужно доказывать, он сам себя таковым считал, и это общее место, что Честертон христианский апологет, защищающий веру пред лицом секулярной культуры, пред лицом безрелигиозной культуры или антирелигиозной, то про Бердяева вроде бы можно поспорить — философ, разнообразный, много чего писал. Но у меня случай из практики. Я когда защищал диссертацию по теме собственно «Философская апологетика русской религиозной философии», у меня там среди авторов, которых рассматривал напрямую, Бердяева не было. И это было одно из главных замечаний на защите: что же вы в такой теме не взяли Бердяева. Я объяснял, почему, потому что сам Бердяев писал, что не занимается рациональной апологетикой, она скучная и сухая, а он пишет парафетически и афористично.

К. Лаврентьева

— А напомни, кто у тебя был? Франк...

К. Мацан

— Зеньковский и Владимир Ильин. Не путать с Иваном Ильиным. Это другой Ильин, младше, и просто однофамилец.

К. Лаврентьева

— Не родственники.

К. Мацан

— Даже не родственник. И то есть даже вот у людей, занимающихся наукой, есть представление о том, что ну а кто христианский апологет в русской мысли? Конечно, Бердяев. И это про веру. И почему про простые тексты, потому что действительно это авторы, которых легко и просто читать. В отличие от каких-то, может быть, других текстов, они всегда обращены к сердцу, в хорошем смысле слова к простому человеку. Простому — не в смысле необразованному, а тому, кто взял книгу, чтобы получить удовольствие от нее. И я знаю огромное количество людей, которые к вере приходили вот через этих двух авторов. Даже через Бердяева. Понятно, что для человека, уже умудренного церковным опытом, и тот и другой кажутся, может быть, в чем-то даже наивно простоватыми и поверхностными. Если человек поднаторел в «Добротолюбии», то Бердяев ему не нужен, само собой, и Честертон, думаю, тоже. Но когда человек впервые для себя открывает мир веры, мир духовной реальности, очень часто эти два автора оказываются его проводниками и спутниками, теми самыми Вергилиями. Вот если бы нужно было, не знаю, выделить одно главное слово у Николая Бердяева — это было бы слово «свобода». Вот он философ свободы. Почему, потому что познайте истину, и истина сделает вас свободными. Потому что апостол Павел говорит: к свободе призваны вы, братия. Потому что в век, когда и русская интеллигенция, и западная болела марксизмом и учила о закономерностях истории, о смене формаций, восстал голос Бердяева, который сказал: нет, человек личность, не укладывается ни в какие социально-исторические трафареты, потому что он образ Божий. И это, в общем-то, об этом вся философия Бердяева. Тут я подхватываю темы, которые сегодня у нас звучали — про воспитание, про ту самую греческую пайдейю — образованность, которая дает человеку представление о том, что он как-то поднят над природным миром, потому что он образ Божий. А вторая тема, главная у Бердяева, — это тема творчества. Только творчества не как стихов и картин, не только, а как то, что раз человек образ Божий — значит он образ Творца. И наша задача по Бердяеву — у него есть такое выраженьице «прибыток бытия» дать, — чтобы после нас осталось в мире больше смысла и красоты, чем до нас. И это тоже глубоко евангельская интуиция. Поэтому, мне кажется, Бердяев так отзывается в сердце человека, который для себя вдруг открывает свой духовный мир. В первой книжке его, большой, крупной книге 1911 года — «Философия свободы», есть вот такие слова, обращенные прямо вот к современному скептику. Бердяев говорит: знание насильственно, вера свободна. Вот глупо спорить, что дважды два четыре, тебя здесь не спрашивают. И это очень из Достоевского, из «подпольного человека». Потому что Бердяев, конечно, человек Достоевского абсолютно, когда «подпольный человек» говорит: ну дважды два и без меня четыре, а где я-то, личность моя, образ Божий — нет его тут. И вот Бердяев говорит: вера свободна. У нас же принято считать наоборот —что вот наука, научное знание дает человека надежное знание, и поэтому вот мы критически мыслим, мы свободны. А верующие верят в предрассудки, в суеверии, в догматы, в догматы, с которыми нельзя спорить — вера как бы ограничивает свободу. Нет, говорит Бердяев, именно вера свободна. Потому что только по своему свободному выбору я могу сделать шаг навстречу Богу или не сделать. Нет веры без свободы. И в этом смысле вот тот самый прирост смысла, та самая образованность, о которой мы сегодня говорим, это все то же, с чем Бердяев к сердцу человека обращается. Честертон, его ровесник. Если бы нужно было выделить у Честертона одно главное слово — это было бы слово «благодарность». Я вот процитирую фрагмент из моей любимейшей книги Честертона «Франциск Ассизский» — это католический святой, и я об этом скажу кое-что после того, как эту цитату прочитаю.

К. Лаврентьева

— Все великие умерли, и я что-то плохо себя чувствую.

К. Мацан

— Да, я не знаю к чему это, но это очень здоровско ты сказала. Жизнь Франциска Ассизского была полна приключений, когда он пришел к вере и очень серьезно, — не то что пришел к вере, он никогда не был атеистом, это XI век, но когда...

А. Митрофанова

— По-настоящему встречу пережил.

К. Мацан

— Когда его пронзили слова Евангелия: раздай все и следуй за Мной, и не имей двух одежд, — он так и сделал. Вот так написано в Евангелии — вот он так и сделал, все раздал, и за это его из города изгнали. Потому что так же с ним жить было неудобно, с таким подвижником. И вот слова Честертона из его очерка «Франциск Ассизский»... Да, и потом Франциск жил в пещере, буквально голый, буквально в рубище, буквально у него ничего не было, просто вообще ничего, никакой собственности. И вот что пишет Честертон: «Обычно, хотя и цинично, говорят: „Блажен, кто ничего не ждет, ибо он не разочаруется“. Святой Франциск говорил в счастливом смирении: „Блажен, кто ничего не ждет, ибо он обрадуется всему“. Франциск намеренно начал с темной пустоты изгойства, с нуля, и пришел к небывалой радости, научился наслаждаться всем на свете так, как почти никто не наслаждался. Простые, внешние вещи, которым он радовался, сами говорят об этом — ведь нельзя заработать звезду или заслужить закат. Но речь идет о большем, о таком большом, что почти невозможно подыскать слова. Да, чем меньше думаешь о себе, тем больше думаешь о своем счастье и щедрости Божией». Вот этот вот императив благодарности (а в основе нашей веры лежит Евхаристия — благодарность) у Честертона явлен во всем. А то, что это автор, в какой-то момент пришедший к католической церкви — это факт его биографии. И мне кажется — скажу сейчас очень ненаучно и грубо, если бы человек такого склада ума жил бы в России, он пришел бы к Православной Церкви, потому что он искал не искаженную традицию. Для него приход в католичество был связан, во-первых, с разочарованием в англиканстве, а во-вторых, с тем, чтобы найти такую Церковь, которая бы никогда не прерывалась, которая была бы всегда и которая бы собой охватывала весь мир. И в условиях Англии этой Церковью стало католичество. Но одна из главных работ Честертона называется «Ортодоксия». Это Orthodoxy по-английски, и мы не переводим это как «православие», чтобы не вносить сюда всяких конфессиональных моментов, но это вот «правая вера», «правильное славление Бога», к которому Честертон так стремился. Его вторая величайшая книга называется «Вечный человек». И по-английски это Everlasting Man — то есть как бы «вечно длящийся». Он пишет книгу о том, как вся история до Христа была подготовкой ко Христу, а вся история после Христа — это история человека в свете Христа. И вот такие два автора так каждый по-своему, но одновременно и с одинаковой силой указующие человеку на Христа, буквально вот светящегося, как иконы в красном углу, и это то чтение, которое показывает жизнь, эмпирия, оказывается важным собеседником для того, кто делает первые шаги в вере. И, кстати, у нас вот долгое время звучал в эфире Радио ВЕРА анонс программы литературы — чтения литературных произведений с десяти вечера, и в этом анонсе первое имя было Честертона. Потому что Радио ВЕРА, обращенное в том числе к тем, кто только начинает для себя открывать мир Церкви, и мы получаем множество историй от наших слушателей, как через Радио ВЕРА началось у них воцерковление. Вот такие простые авторы, как Бердяев и Честертон, оказываются важными собеседниками.

К. Мацан

— Простые авторы... Ой, Костя, Костя... Ну блестящий рассказ. Спасибо тебе огромное. Пора завершать наш с вами первый выпуск в новом формате радиожурнала. Спасибо огромное, друзья.

К. Лаврентьева

— Спасибо.

А. Федоров

— Да, Алла, я вот, пользуясь случаем хочу, поскольку мы накануне 10-летия Радио ВЕРА выходим, завтра у нас праздник, 14 сентября. Я хочу еще раз напомнить, что мы очень-очень рады будем видеть всех наших слушателей на «Светлом концерте», который будет 14 октября в Кремлевском дворце. Всех приглашаем. Вот такой праздник для своих — для нас, для вас. Приходите.

А. Митрофанова

— Арсений Федоров, заместитель главного редактора Радио ВЕРА, Константин Мацан, Кира Лаврентьева, я Алла Митрофанова, прощаемся с вами. До встречи в эфире.

А. Федоров

— Всего доброго. Спасибо.

К. Мацан

— Счастливо.

К. Лаврентьева

— До свидания.

---

Все выпуски программы Журнал

• «Журнал от 22.11.2024». Алексей Соколов, Роман Торгашин
• «Журнал от 15.11.2024». Алексей Соколов, Оксана Кавальская
• «Журнал от 08.11.2024». Ольга Зайцева, Арсений Федоров