У нас в студии христианский психолог, психотерапевт, руководитель центра практической психологии Психология Взросления, преподаватель факультета психологии МГУ им. М.В. Ломоносова, РПУ св. Иоанна Богослова, автор ряда книг, в том числе бестселлера «Испытание детством» Наталия Инина.
Мы говорили о том, как соотносятся любовь и личные границы человека, почему чрезмерная забота может быть скорее во вред, и как научиться принимать и дарить любовь и при этом не терять себя.
Ведущие: Анна Леонтьева, Елена Писарева
А. Леонтьева:
− Добрый светлый вечер, сегодня с вами Анна Леонтьева...
Е. Писарева:
− И Елена Писарева...
А. Леонтьева:
− Это программа «Вера и психология». Мы говорим о том, в чем православная психология может помочь нам на нашем пути к Богу.
Наша гостья — Наталия Инина, христианский психолог, руководитель центра «Психология взросления», преподаватель психологии МГУ имени Ломоносова и Российского православного университета святого Иоанна Богослова. Добрый вечер, Наталия!
Н. Инина:
− Здравствуйте, дорогие друзья!
А. Леонтьева:
− Добрый вечер всем... Сегодня у нас тема, что называется, на разрыв аорты, она очень большая — «Любовь и границы». Наверное вот, как Наталья правильно посоветовала, прочитаем сначала определение, которое дал апостол Павел, которое мы все время слышим — я его почему-то наизусть не могу никак выучить, хотя оно лежит где-то...
Н. Инина:
− Это невозможно выучить наизусть... Такой звук сердца...
А. Леонтьева:
− Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине, все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит; любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится...
Е. Писарева:
− Мне кажется, в каждые отдельные какие-то моменты жизни ты почему-то вспоминаешь какое-то одно из определений: либо «долготерпит»...
А. Леонтьева:
− Да...
Е. Писарева:
− Либо «милосердствует», либо «не ищет своего» — как-то это зависит от каких-то обстоятельств...
А. Леонтьева:
− Да, точно совершенно! Ну вот мы так высоко начали, но у нас следующее слово в нашей теме — это границы, да. О чем это все? Наверное, я рискну сказать, что мы на этой программе хотели бы также развенчать некоторые мифы современной светской такой, популярной психологии...
И слово «границы» для меня вот... Ну когда я, например, захожу в комнату... стучу в комнату подростку (ну я вспоминаю какие-то ситуации, да) — а подросток говорит: «Мам, ты нарушаешь мои границы». То ли начитался каких-то статей...
Е. Писарева:
− То ли наслушался...
А. Леонтьева:
− Да... То ли я нарушаю его границы... И ты сам на самом деле не знаешь, что это за понятие. Где кончаются границы любящего — то есть, где уже начинаются границы любимого, какие пограничники там ходят, с каким оружием, и так далее. И вот, наверное, возникает еще вопрос тогда: а что же у тебя с границами? А вдруг твои родственники и друзья...
Н. Инина:
− Нарушают твои границы...
А. Леонтьева:
− Да, уже давно топчут твою суверенную территорию сапогами... И вот давайте, может быть, начнем с того, откуда, когда возникло понятие «границы», что оно означает?
Н. Инина:
− Ну мы, так сказать, начали с такого полета над вселенной — этими словами невероятными... Я всегда так, когда их слушаю, у меня все так вшивается внутри от такого переполнения и трепета... Потому что это такие слова — я не случайно сказала, что их невозможно выучить, потому что они слишком масштабны и всеобъемлющи. Это не то, что можно заучить наизусть. Это то, чем можно жить и дышать! От чего можно плакать, на что можно с замиранием сердца любоваться...
И дальше мы, так сказать, рухнули буквально в «границы» (смеется). В топтание по нашим границам, захват нашей суверенной внутренней территории, или чужой нами... Такой, знаете, «обвал» произошел...
И мне кажется, надо попробовать все-таки не противопоставлять, а как-то соотнести. И эта тема вообще будет рефреном сквозь все наши программы, потому что Феофан Затворник — первый как бы христианский психолог в истории, вообще говоря, вопроса, и первый преподаватель христианской психологии в духовном учреждении — он говорил о том, что до грехопадения человек владел всеми силами, так сказать, данными ему Богом.
То есть, можно сказать более современным языком, его личность — она как некий дирижер управляла этими всеми разнообразными силами. Я думаю, что там и, может быть, даже своего рода границы какие-то были в том числе. Но наверное, не настолько... Не такие, вернее, какими бы мы сейчас их трактовали и воспринимали. Но что-то там точно было, какая-то психология не падшего мира наверняка была.
И когда произошло грехопадение — все перевернулось. То есть, нарушилась иерархия. И человек из ведущего стал ведомым, из управляющего — управляемым, вот буквально слова Феофана Затворника... То есть, в каком-то смысле его личность, его вот это духовное «я» потеряло управление, и эта психологическая машинка поехала, куда ей вздумается.
Все-таки я с этого буду все время начинать — потому что мне очень важно донести до наших замечательных слушателей мысль об иерархии. То есть, есть некоторые нижележащие уровни в нас — физиологии тела, если мы говорим о трихотомии, психологии — это тема, имеющая отношение к душе, ну и отчасти даже к телу — есть психофизиология, да, есть психосоматические всякие расстройства, где и тело страдает, да...
Но это все — такие нижележащие уровни по отношению к личности человека, нашему духовному «я», к нашим духовным задачам служения и вот той самой любви. Давайте представим себе... себя, вас (вы — себя, а мы — себя) в лифте. И там — куча народу. А нам ехать на 15-й этаж. А в этом лифте, условно говоря, грузовом, набилось человек 15...
Как вы будете внутренне произносить вот эти удивительные слова апостола Павла? Вы будете напрягаться, вы будете сжиматься, вы будете как бы поворачиваться в этой толпе... Причем обратите внимание, что в лифте никто никогда не смотрит друг другу в глаза...
А. Леонтьева:
− Ну было бы странно...
Н. Инина:
− Вы знаете, интуитивно люди понимают, что и так нарушены все мыслимые и немыслимые границы. Мы с совершенно посторонними людьми прижаты друг к другу, и в этот момент совершенно интуитивно мы не смотрим друг другу в глаза, потому что это было бы еще большим нарушением границ. То есть, мы понимаем, что границы — это то, что имеет отношение к нашему «я». И строго говоря, комфортное (ну такое плюс-минус) пространство между мной и другим — ну чуть меньше метра. Если мы говорим...
Довольно странно, если мы будем кричать друг другу на расстоянии пяти метров. Но вот вспоминайте ваш опыт — если ваш визави приближается к вам очень близко и говорит вам в лицо близко — вы инстинктивно делаете шаг назад. Потому что вам, скорее всего, будет не очень приятно.
Мало того — каждый, условно говоря, тип характера определяет примерно свою территорию между мной и собеседником. Одному типу характера надо побольше пространства, другому — поменьше...
А. Леонтьева:
− Физическую территорию...
Н. Инина:
− Буквально! Мы просто говорим сейчас, банально о физике — то есть, о том расстоянии, которое между мной и тобой...
Теперь давайте другой пример дам — ну вот мужчинам это будет понятно. Вот купили машину новую — вы ее выбирали долго, приценивались, присматривались, мечтали о ней, искали момент, когда на нее будут скидки — в общем, выгодная покупка.
Вот вы ее купили, вот вы на ней приехали куда-то. И встретили какого-то приятеля, или, может быть, даже родственников. И например, ваша жена ставит на капот свою тяжелую сумку... Что вы чувствуете? Дискомфорт. Это жуткое, странное слово; но оно выражает вот это непонятное, неприятное ощущение — что, вообще-то говоря, что-то не то...
Вам это точно не нравится. Потому что ваша блестящая, сверкающая машина — она не подставка, не поднос. Это не полочка, на которую надо ставить тяжелую, грязную, какую-то старую сумку...
Вот представьте себе, что вы сидите за столом, и в общем, вы как-то разобрались с едой на тарелке — вот это «самое вкусненькое» кто-то, знаете, как в детском саду, оставляет на потом; а вот это вот — на сейчас... И вдруг ваш любимый ребенок своей вилочкой...
Е. Писарева:
− Самое вкусненькое...
Н. Инина:
− Залезает к вам в тарелку! И подцепляет тот самый хрустящий ароматный кусочек жареной картошечки, на который вы прицелились буквально вот через пару секунд...
А. Леонтьева:
− Насладиться...
Н. Инина:
− Насладиться, да, вкусом... И он с удовольствием цепляет это вилочкой и кладет себе в рот! Я специально вам могу накидывать этих историй немало, на самом деле. И вообще говоря, это все — вот самое простое понимание, что такое границы. То есть, это нечто, определяющее и физическое, и психологическое пространство, в котором я себя могу ощущать.
И я... Ну вы понимаете, что моя задача сейчас — немножко проблематизировать. Потому что действительно тема задана очень важная. И на самом деле сложная. Потому что любовь — про жертву. А границы — про защиту своих территорий, да. То есть, как бы «не нарушайте мои границы, не влезайте на мою территорию»...
Е. Писарева:
− Наталья, ну у меня сразу такой скептический вопрос. Все, о чем Вы говорите, похоже на некую все-таки культуру общения. И мы можем сказать: да, есть высшие заповеди — возлюби Бога своего, и ближнего своего как самого себя — все это мы знаем, да, как люди, которые читают Евангелие, которые, я думаю, кто слушают Радио ВЕРА, понимают, о чем мы говорим...
А Вы рассказываете о каких-то вещах, которые говорят о том, что, ну... так принято, это культурные какие-то нормы... А сейчас немножко доходит до смешного. Потому что человек пошел на терапию — и у него конфликты с близкими, да...
И вот эта разница между настоящей христианской любовью — возлюби ближнего как самого себя — и выстраиванием вот этих границ... Там немножечко доходит до абсурда. И родственники жалуются: вот пошел на терапию к психологу, и...
А. Леонтьева:
−Да-да-да...
Н. Инина:
− И все рассорились...
Е. Писарева:
− И какая у нас тут любовь? Никакой любви у нас больше нет, да... Я даже, если позволите, хотела анекдот рассказать этот очень смешной. Когда люди, набравшись вот этих терминов, начинают друг с другом общаться следующим образом, да...
Муж говорит жене: «Не сочти за манипуляцию»... (да, вот это слово, которое сейчас популярно — «ты мной манипулируешь!»)... «Не сочти за манипуляцию, не хочу нарушать твои границы; но ты можешь поставить чайник, если ты в ресурсе?». Жена отвечает: «Я не хочу входить в треугольник Карпмана в роли жертвы. Я вижу абьюзивные паттерны в твоем поведении». Муж отвечает: «Я понимаю, ты осознанная, я осознанный, но мы уже два часа не можем чайник поставить. Мы будем чай пить или нет?». Жена отвечает: «А вот это уже — скрытая агрессия»... Абсурд...
Н. Инина:
− Классика... Это, конечно, гипертрофированная такая история...
Н. Инина:
− Напомню, что у нас в гостях — Наталья Инина, христианский психолог, руководитель центра «Психология взросления», преподаватель психологии МГУ имени Ломоносова и Российского православного университета святого Иоанна Богослова.
Н. Инина:
− Спасибо большое! Ну я, конечно, не могу не подхватить этот великолепный сюжет — он, конечно, немножко гипертрофирован... Хотя очень в малой степени...
Е. Писарева:
− Конечно, специально...
Н. Инина:
− Я очень часто слышу от моих клиентов примерно вот такие сюжеты общения в рамках дома... А как бы психология задает некие категории, дает понятия, дает систему координат, внутри которой начинается какая-то совершенно отдельная жизнь, пронизанная, пропитанная психологией. Не случайно Александр Григорьевич Асмолов, известный психолог, доктор наук, когда-то, достаточно давно, назвал наше время «психозойской эрой». И тут трудно не согласиться, и это будет на самом деле нарастать, но...
В чем на самом деле задача христианской психологии? Она не в том, чтобы отменить этот птичий язык, как бы перепрыгнуть эту «психозойскую эру»... Потому что на самом деле мы понимаем, что люди тонут в проблемах, и эти проблемы действительно так или иначе касаются психологии человека. Но задача состоит в том, чтобы поняв это, разобравшись с этим, над этим подняться.
Светской психологии ведь подниматься-то некуда. Она как бы не смыслит человека в логике христианской антропологии — она рассматривает человека с антропоцентрического взгляда. То есть, человек — центр всего, он и есть — смысл самого себя, он и есть предел всех мечтаний. Не Бог и Божий замысел о нем, а он сам.
А христианская психология — она все-таки дает вот этот масштаб, соразмерность, ту самую иерархию, о которой я говорила, вспоминая слова Феофана Затворника. Но это тема сложная, а я не хочу сразу, так сказать, опрокидывать наших замечательных слушателей в такие сложные научные философские и психологические темы.
Я дам другой пример, совершенно живой, без всяких преувеличений, где мы можем видеть вот ту самую любовь. Ее высоту, глубину, масштаб и пронзительность... И ее «сшибку» теми самыми границами, рассказывать о которых я начала в самом начале.
Это реальная история моего хорошего приятеля, который рассказывал ее на каком-то нашем празднике, юбилее. И он уже рассказывал, явно пережив... Однако взгляд его говорил о том, что эта история будет с ним навсегда.
Он начал заниматься каким-то бизнесом, не помню; немножко преуспел в этом деле, и наконец-то купил машину, о которой мечтал. Мечты у него были достаточно такие адекватные: это была какая-то японская машина очень красивого цвета, такого нежно-бежевого цвета, такая, знаете, светлая, такая девушка прекрасная японская... (смеется) И вот приехал на этой машине — она еще была без номеров — приехал, конечно же, домой...
И вызвал свою жену и свою дочь — которые, конечно же, с удовольствием слетели во двор наблюдать и наслаждаться видом этой прекрасной новой машинки. Дочке было при этом лет пять. И понятно, что для жены это было куда более взрослое переживание, а девочка плохо понимала, какая разница между старой и новой; ну ей понравилась — такая блестящая, светлая, новенькая, хорошенькая машинка...
Но главное, что она видела, что папа счастлив. Он совершенно счастлив, он светится, он доволен, и вот он вокруг этой машины ходит, ходит, ходит... И в какой-то момент жена с мужем потеряли из виду ребенка. Они слышали, что она что-то там шуршит рядышком, поэтому они не волновались. И он рассказывает, мой приятель: «Я вижу, что ребенок выходит из-за машины... Смотрит на меня таким заговорщическим взглядом и говорит: «Папа, пойдем, я тебе кое-что покажу».
Берет его за руку и обводит вокруг машины с другой стороны. Подходит... И вдоль всей машины с другой стороны аккуратненько очень, так сказать, старательно камушком нацарапано: «Папа, я тебя люблю»... (смеется) Это абсолютно реальная история, это не анекдот! И я говорю: «Как ты это мог пережить?». Он говорит: «Ты знаешь, это был просто шок... Во мне взорвались такие разнообразные чувства... От той самой великолепной любви — потому что это моя любимая девочка, она маленькая, она совершенно не понимает, что она делает, она искренне пи о л, она безумно рада, что я так рад, что хочет со мной все это разделить, поделившись со мной своей любовью... Но одновременно — трам-тара-рам! Это же моя машина!!!
Вот сшибка любви и границ! Что вы думаете, он ей ответил? Стиснув зубы, проскрипел: «Я тебя тоже очень люблю, детка»...
А. Леонтьева:
− Со слезами на глазах...
Н. Инина:
− Со слезами, очень своеобразными слезами на глазах! То есть, его любовь к ней победила его проблему границ. Есть еще понятие: расширенное «я». Я не случайно дала пример тарелки там, машины и так далее. Это ощущение расширенное — это некое ощущение части чего-то как меня самого. Вот это расширенное «я», в которое если вторгается кто-то другой, даже очень любимый близкий, то я испытываю большую фрустрацию — некое внутреннее напряжение. Но при этом я, как этот замечательный мужчина, могу видеть, каков мотив этого вторжения, почему этот человек вторгается...
Но я хотела начать с таких приятных милых историй... Однако тема не такая трогательно милая. Она может быть действительно очень жесткой. То, что Лена абсолютно правильно ухватила, разворачивает перед нами просто огромный пласт проблем, связанных с тем, как соотносятся любовь и границы...
А. Леонтьева:
− Можно я Вас на секундочку прерву и скажу, что вот мы начали программу нашу с того, что зачитали определение апостола Павла — и тут же, как Вы говорите, упали в пропасть вот этих «психологизмов». Но дело в том, что мы каждую программу можем начинать словами апостола Павла...
Н. Инина:
− Конечно...
А. Леонтьева:
− Потому что это все про любовь! А сегодня мы хотели бы вот немножко с этими границами разобраться — где вот это вот... Где начинается жесткость по отношению к любимому человеку, где по отношению к человеку, которого ты нарушаешь какую-то территорию — где у него страдание... И вот как-то конкретно так...
Е. Писарева:
− Я бы еще заострила бы, чем все-таки психолог может помочь в этой ситуации...
Н. Инина:
− Безусловно...
Е. Писарева:
− Потому что когда я услышала эту вашу историю про машину, я вспомнила историю, которую в свое время рассказал мне отец Дмитрий Смирнов. Он говорит: где начинается любовь? Вот ты взял молитвослов, уединился в свою комнату, открыл его, зажег свечку, решил помолиться. А в этот момент жена стучит тебе в дверь и говорит: «Молока надо купить». Ты закрыл молитвослов, вышел и пошел купил молоко. То есть, такой совет духовника, совет священника...
И мы понимаем, о чем это — мы читаем про это в Евангелии, мы читаем об этом у святых отцов. А психолог? Ну казалось бы: вот и живи по этим правилам, в чем проблема-то? Зачем тебе еще и психолог?
Н. Инина:
− Я абсолютно согласна с этим совершенно великолепным советом отца Дмитрия — я абсолютно его разделяю как психолог и как верующий человек. Но вот я хочу зайти немножко с другой стороны...
Ну маловероятно, что мы найдем кучу людей, которые осознанно как бы вредят близким, осознанно хотят причинить им боль, страдание. Мы мотивированы всегда чем-то хорошим, мы желаем хорошего, мы хотим, так сказать, принести это хорошее в жизнь наших любимых близких людей.
Однако... Давайте мы пойдем не как в начале — снизу вверх, а немножко все-таки сверху вниз. Мы говорим: я люблю его, я люблю ее... И дальше мы начинаем, как говорят современные люди, «причинять» эту любовь...
А. Леонтьева:
− Причинять пользу...
Н. Инина:
− Причинять пользу, да, душить своей любовью. Что стоит за этими довольно часто звучащими словами? Ведь любовь — это жертва! Мы если вспомним каждый посыл из этой удивительной речи апостола Павла — я вообще жертвую! Но эта жертва — не натужная, не мучительная. Да, я жертвую от полноты этой любви...
А что жертвуем мы ближним? Часто мы жертвуем им свой невроз, свои травмы, свою нелюбовь к себе. Я люблю тебя, но себя я терпеть не могу — поэтому я вот буду на тебе отыгрываться... Я со своей жизнью не справляюсь — но я зато точно знаю, что тебе делать со своей. И я тебя буду учить — при том, что мне самому похвастаться нечем.
То есть, я жертвую тебе свое неблагополучие, свои проблемы, свои нереализованные или нерешенные сложности... И делаю тебя смыслом своей жизни! Потому что не могу по-другому! Мне же надо кем-то заменить то, что как бы во мне кричит и вопиет, так сказать: «Займись, займись собой», — как бы говорит мне моя душа и психика...
А я говорю: не надо! Вот у меня тут ближние и дальние, вот я ими-то как раз и займусь... И в результате я жертвую, повторюсь, ближним и дальним кучу своих нерешенных проблем. Это происходит совершенно бессознательно! Надо как бы понять, что это все вещи сугубо психологические, бессознательные...
И тогда понятно, что мама, например, которая растит ребенка без отца, которая вложила в этого ребенка всю себя, совершенно себе во всем отказывая — чем она руководствуется? Конечно, любовью. Но каков результат? Ребенок вырастает — собственно, она ведь этого и хотела, чтобы он вырос, выучился, да, стал взрослым человеком... И он начинает жить свою взрослую жизнь...
А она говорит: «А где ты? А почему ты мне не звонишь? А ты меня бросил... А ты неблагодарный... А я на тебя всю жизнь положила... А как же так...». То есть, получается, что ей без него невыносимо, одиноко, страшно, пусто, больно...
Е. Писарева:
− И ее фактически нет без него...
Н. Инина:
− Да... То есть, какое чувство вызывает эта ситуация? Огромного сожаления! Что скажет светский психолог в такой ситуации этому парню, который дойдет рано или поздно до психолога? Он скажет: «Вы не ответственны за эмоциональное состояние Вашей матери. Это ее ответственность — выбирать так, жить так и прийти к такому финалу»...
Е. Писарева:
− Набор сухих холодных слов таких...
Н. Инина:
− Да, совершенно верно. Это набор не просто техничных — научно-практических фраз, исходящих из как раз конструктов психологических, за которыми часто мы не видим живую жизнь, живого человека, его боль, его порой невыносимость... То есть, мы не смотрим на него с любовью. Мы отодвигаем эту любовь и привносим научно-практический взгляд...
А. Леонтьева:
− Вот это очень важная мысль, которую Вы начали говорить... Давайте напомним нашим радиослушателям, что сегодня с вами Анна Леонтьева и Елена Писарева, это программа «Вера и психология», наша гостья — Наталья Инина, христианский психолог, руководитель центра «Психология взросления», преподаватель психологии МГУ имени Ломоносова и Российского православного университета святого Иоанна Богослова. Мы вернемся к этому важному разговору через минуту.
А. Леонтьева:
− Сегодня с вами Анна Леонтьева и Елена Писарева. У нас в гостях — Наталья Инина, христианский психолог, руководитель центра «Психология взросления», преподаватель психологии МГУ имени Ломоносова и Российского православного университета святого Иоанна Богослова.
Мы в первой части разговора начали очень важную тему и, я бы сказала, дошли до пика, да, уже даже ее. Потому что мы говорим про любовь, которая жертвует своим неврозом, своим одиночеством, своей неполнотой...
Н. Инина:
− Не любовь, а человек, который в любви, порой...
А. Леонтьева:
− Человек, да... То есть, жертвует вот этим всем. И в результате ребенок приходит к психологу и получает тоже такой научный набор: чего делать, за что он не ответствен — «это зона не твоей ответственности»...
Е. Писарева:
− И здесь другая сторона границ получается: что та женщина, которая мать — она, получается, всем пожертвовала, это такое самоуничижение паче гордости отчасти; а ребенок может превратиться в такого, наоборот, эгоиста...
Н. Инина:
− Конечно...
Е. Писарева:
− Который как раз, даже если у него есть другие близкие, не только мать (там может быть даже и полная семья) — он говорит, что «я — центр вселенной, я сейчас занимаюсь собой, я пошел на психологию»... И вот оно опять-таки тоже — другая сторона...
А. Леонтьева:
− Да, я с тобой согласна. Но я не согласна с фразой «самоуничижение паче гордости». Эта женщина, которая растила одна ребенка — она же вкладывала просто все, что у нее есть, туда...
Е. Писарева:
− Вот так ли это...
Н. Инина:
− Смотрите... Она вкладывала все, что есть, в него — и за этим безусловно есть и огромная любовь, и огромная жертва, и мужество, трудолюбие, смирение... Но — очень много психологии! Я же работаю вот с этими ситуациями, и я часто очень вижу это просто вот в реальной развертке. Очень часто эти женщины потом запрещают себе жить — они как бы живут чужую жизнь.
Ну представьте себе: вы стали смыслом жизни другого человека. Это же невыносимый груз! Ты как бы вообще не можешь шевельнуться, ты как бы должен все время каждый свой жест, каждую свою мысль и чувство соотносить не просто с другим человеком — а с тем, насколько ему это будет комфортно! То есть, тут такой сгусток именно психологических, я бы сказала, невротических сложностей, которые нужно распаковывать, нужно разворачивать, нужно их просто понимать и преодолевать.
Но часто, понимаете, такие женщины тоже приходят и говорят: «Вот я им всем пожертвовала, вот они выросли, упорхнули... И что теперь?»...
Е. Писарева:
− «Что я сделала не так?»...
Н. Инина:
− В психологии называется это «синдром опустевшего гнезда». Но ведь это — то, чего ты хотела! Или вы с папой этого хотели... И конечно, вы сейчас переживаете кризис, нормативный кризис. Потому что ваша жизнь резко поменялась. Вы были родителями — все время решали проблемы своих детей; а сейчас вам надо услышать себя на новом витке своей жизни!
Отпустить этих детей! И благословить их в этот мир, да, в эту жизнь. И вспомнить о себе. И как-то себя, извините, ощупать, осознать, повернуться к себе, позаботиться о себе — это ведь тоже акт любви.
Очень часто родители начинают — это удивительно, часто что я вижу — они начинают заниматься творчеством! Пары там 50+ идут танцевать, женщина вдруг начинает рисовать, мужчина вдруг начинает осваивать какой-то музыкальный инструмент или писать. То есть, их жизнь сталкивает с самими собой...
И это вообще-то очень мудро, потому что наша жизнь все время — это вдох-выдох. Мы отдали, да — и дальше чего-то, так сказать... Разбрасываем камни — собираем камни, разбрасываем камни — собираем камни. Как бы по спирали, не по кругу. И мы познаем себя таким образом на другом уровне. И здесь тоже много психологии.
И в этом плане, понимаете вот, моя задача — как раз совсем не в том, чтобы отменять психологию. Или вообще сказать: вы знаете, давайте противопоставим духовную психологию светской психологии. Светская психология вся — не туда, а мы все — туда... Это не так. Все определяет личность психолога.
Среди светских психологов есть очень много глубоких, очень любящих людей, специалистов, которые — даже если не знают христианской антропологии, не читали труды святых отцов — они как бы сердцем, интуитивно, своей душой желая помочь человеку, да, чувствуют, что можно делать, а чего нельзя делать.
Но все-таки, понимаете, практика психологии — это не только интуиция и творчество. Это все-таки научная тоже вещь. И в этом плане нам надо понять все-таки, к кому лучше обратиться, когда у вас проблема, например, с сепарацией в семье.
Вот сразу скажу, что есть такой феномен — симбиоз. Вот эта мать условная, о которой мы говорим, и ее сын — они находились в состоянии симбиоза. И Лена совершенно правильно подметила, что этот сын, условного говоря, может стать абсолютным эгоцентриком — человеком, который привык, что ему служат. Мать всю себя отдала ему, и он, вырастая, ждет, что мир точно так же будет всё ему на блюдечке с голубой каемочкой предъявлять и подкатывать. А мир — не мама...
Е. Писарева:
− И получается, на терапии могут обслуживать эти его эгоцентрические такие, эгоистические мотивы...
Н. Инина:
− Я вижу, что передо мной инфантильный мальчик, которого избаловала мама одинокая, потерянная. Женская жизнь которой, в общем, закончилась с уходом мужа, и так она ничего себе и не построила. И ее мальчик — он как бы занял все ниши, грубо говоря. Он немножко ей муж, немножко ей сын, даже немножко ей папа... То есть, у них симбиотические отношения.
И психолог понимает, что эти симбиотические отношения вообще-то надо привести в стадию сепарации — то есть, разъединения. Но как он это будет делать, что ему будет светить как человеку, а не только как профессионалу, сверху или не сверху — мы же не знаем.
Поэтому он может пойти просто банально в логике «давайте обеспечим процесс сепарации». И вот тогда очень часто мы видим очень жесткий разрыв и чудовищное страдание немолодых родителей, с которыми просто перестают созваниваться, к которым перестают приезжать, с которыми перестают разговаривать, на каждое слово которых, как в том анекдоте, ребенок говорит «не манипулируй мной»...
Е. Писарева:
− Не нарушай мои границы...
Н. Инина:
− «Не нарушай мои границы»...
Е. Писарева:
− А еще: «В детстве ты сделала то-то, то-то, то-то не так». Я часто просто с этим сталкиваюсь, что дети очень жестко объясняют родителям, как они не правы. И что меня всегда поражало...
Н. Инина:
− Учат, учат...
Е. Писарева:
− Да... Что меня поражало у Вас, когда я начала у Вас учиться — Вы говорили, что мы не судьи родителям...
Н. Инина:
− Мы не судьи...
Е. Писарева:
− Это мне очень — как человеку верующему — очень откликнулось. Да, они могли совершить какие-то ошибки; но мы их не судим... Я вот хочу подхватить эту идею симбиоза: получается, в симбиозе вот этом мог быть потерян промысел Бога о человеке?
Н. Инина:
− Я бы немного переформулировала... Очень красивый поворот... Понимаете, психология — она вообще все запутывает. И чем больше этих психологических капканов и тупиков, тем больше запутывается все в нас и вокруг нас. И задача хорошего специалиста, тем более, христианского психолога — вообще-то говоря, распутать и выпустить из этих сетей и тисков человека. Чтобы он услышал голос Божий в себе...
И вот тут я все-таки хочу вернуться к этому очень правильному повороту. Мы — не судьи нашим родителям. Потому что они не родились нашими родителями! Они жили свою жизнь, и они тоже страдали, и они тоже травмировались, и их тоже кто-то бросал, и они были молоды и неопытны, они претыкались о какие-то повороты своей судьбы...
И им довелось стать нашими родителями. Пока мы маленькие — пока мы маленькие — мы от этого страдаем. И поэтому психология помогает войти вот в этот период, чтобы как-то немножко разобраться — от чего, будучи ребенком, я страдал, чего я боялся, от чего мне было плохо и одиноко. Но для чего?
Только для того, чтобы помочь себе вот тогда! И я даже очень часто делаю такой... позволяю себе некий прием, который, в общем-то, подарил мне один совершенно удивительный батюшка. Я говорю: впустите Бога в ваше детство! Понимаете, какие-то вещи мы не можем сделать, а Он — может!
У Него нет прошлого и будущего — у Него сплошное настоящее! Ваше прошлое — Его настоящее! Парадоксальным, чудесным образом Он может исцелить вот этого внутреннего ребенка, вот этого мальчика или эту девочку лет пяти-семи, который был в этом одиночестве там, на фоне развода и так далее.
Но мы это делаем для того, чтобы взрослыми глазами посмотреть на свою одинокую и, в общем, порой несчастную маму, обнять ее и сказать: «Мамочка, все хорошо. Ты не волнуйся. Ты дала мне так много, что я вполне справляюсь. Верь в меня. Я тебя очень люблю»... То есть, откуда мы это говорим? Не из этой раненности детства, не из этих претензий: вот ты меня не научила языку, ты меня не отвела в художественную школу, и вот теперь я страдаю, мучаюсь...
Нет — это моя задача! Это моя ответственность. Мне не 5 лет. Хочешь — иди в музыкальную школу; хочешь — иди учись рисовать! Сейчас всё открыто, все двери... Но — я действую в любви. Потому что свои психологические проблемы я сам могу — с Божьей помощью и с помощью грамотного психолога — понять, преодолеть и над ними подняться.
И тогда я обнимаю своих престарелых родителей и говорю: «Как я вам благодарен!». И внутренне говорю: бедные вы мои, сколько же вам пришлось пережить — не в связи со мной, а вообще... То есть, я поднимаюсь над эгоцентризмом!
А. Леонтьева:
— Ну это вот я хотела... У меня вертелся на устах вопрос о том, что бы Вы ответили этому самому молодому человеку, который вырос эгоистом. Но я думаю, что Вы достаточно ответили...
Н. Инина:
— Насколько могла...
Е. Писарева:
— А меня поражает — вот сейчас мы обсуждаем, как вдруг у меня просто внутри меня по-другому зазвучала вот эта заповедь — чти отца и мать...
Н. Инина:
— Да...
Е. Писарева:
— Совершенно по-другому! Потому что многие говорят: за что я их должен уважать? Там он меня бил, она меня не отвела, здесь мне запретили, здесь не дали... И вдруг, когда вот так Вы разворачиваете — она звучит по-другому! Чти и всё...
Н. Инина:
— Вы знаете, я даже... Вот Вы спрашивали про какие-то некие приемы... Я даже поделюсь таким своим ноу-хау, таким открытием. Я думаю, что как-то Господь меня в какой-то момент толкнул прямо к этому открытию.
Есть такой прием, известный любому психологу, называется «письмо гнева». Ну как бы о чем идет речь? Действительно, когда мы растем, да, и на нас там кто-то кричит — не дай Бог это мать или отец, или бабушка и дедушка, причем это делают регулярно, или как-то очень сильно доминирует...
Я иногда слышу страшные фразы — которые, к сожалению, бросает взрослый ребенку. Там «Закрой рот, кто ты тут такой, да... Вырастешь — потом будешь говорить. А пока ты будешь делать, как я тебе сказал», — это самый лайт-вариант из того, что я слышу. Даже не хочу наших слушателей огорошивать теми реальными фразами — страшными, и их очень много, которые мне...
А. Леонтьева:
— Больно слушать...
Н. Инина:
— Больно слушать из уст моих клиентов, реально больно... И вот это письмо гнева, ну условно говоря — это некоторые возможность экологично, на уровне там листка бумаги и ручки что-то выписать вот, прокричаться, грубо говоря. Там «мама, как ты могла, вот такое говорила, мне было так больно...» — ну просто выписать.
Кстати говоря, один монах мне говорил, что такой есть прием, когда борются с помыслами монашествующие — они просто выписывают то, что в их голове...
Е. Писарева:
— Исповедание помыслов...
Н. Инина:
— Но психологически, да... Ну это как бы такое... Фиксация этих помыслов сначала. И это — очень психологический прием, на самом деле. Как бы я разотождествляюсь с этим — то есть, я могу видеть это на листке бумаги, это уже не в моей голове. Это действительно парадоксальным образом очень сильно помогает победить. И вот это письмо гнева, значит, всем известно: напишите, как вы там страдали, как вам было плохо, больно — потом разорвите и выкиньте.
Я работала... Я начала работать с женщинами — у меня так спонтанно сложилась такая группа, годовой курс. И как раз совсем не про то, как им выйти замуж — это вообще дело двадцать восьмое. Если женщина есть, если она наполнена, если она не скукожена и несчастна, да — и думает, что придет кто-то и ее эту несчастную судьбу украсит и развеет.
Нет — она должна жить свою жизнью, да. И тогда, если Господь даст, придет тот, кто хочет разделить с ней ее радость, и принесет ей свою радость, а не свои проблемы.
И когда я работала с этими женщинами, я поняла то, что теоретически и так понятно. Папа! Проблемы с папами, огромные проблемы с папами у этих женщин. Папы не было, или папа был холодный, папа ну как бы не проявлял любовь — и это, вообще говоря, очень сильно бьет потом по судьбе женщины...
А. Леонтьева:
— Напомню, что сегодня у нас в гостях — Натальи Инина, христианский психолог, руководитель центра «Психология взросления», преподаватель психологии МГУ имени Ломоносова и Российского православного университета святого Иоанна Богослова. Ну вот дошли до пап...
Н. Инина:
— Да... И вдруг мне приходит мысль, совершенно поразившая меня саму. Я сама — девочка, живущая без папы, в семье неполной, и для меня это такая тема вообще очень внутренняя, личная, пронзительная... И когда эта мысль пришла мне в голову — у меня прямо слезы выступили на глазах и ком был в горле...
Я сказала своим участницам группы... А мы уже дошли до этой сложной темы, они рассказали про своих пап. У кого-то не было вообще отца, и не про кого говорить — ну бы брали дедушку или дядю. А кто-то говорил про пап — там, как правило, очень сложные вещи. Или он пил, или вообще, так сказать, не участвовал в воспитании, был очень сухим, отстраненным и так далее.
И я сказала: вот вы знаете, вот вы сами говорите о том, что он там был таким-то и таким-то — потому что... его детство было очень трудно, он сам из очень сложные семьи, у него очень сложные судьба... То есть, это следствие — то, каким он стал.
А давайте попробуем написать письмо вот себе — от души вашего отца. Вот чтобы душа вашего отца, вот такая освобожденная от этих психологических проблем, трудностей и так далее — вот чтобы она вам, своей доченьке, сказала бы.
Который год идет эта программа, когда мы доходим до этого поворота — это встреча, это слезы ручьем...
А. Леонтьева:
— Я подумала, да, что все рыдают...
Н. Инина:
— И это — слезы любви, а не горя!
Е. Писарева:
— Свидетельство...
Н. Инина:
— Это свидетельство вот тех слов, с которых мы начали программу! Это вот не просто эти девочки — женщины немолодые там, «50+» вполне, так сказать, нередко участницы наших этих мастерских...
И это как раз слова высочайшей любви — которая есть, на самом деле! И они просто ее открывают и свидетельствуют о ее присутствии. Это не фантазии. Поэтому они так пронзительно работают, поэтому они вызывают такое количество слез благодарности и встречи с настоящим отцом. Жив он, ушел он к Господу — это совершенно не влияет на это письмо.
У меня даже была история, когда участница сказала... У нее очень сложный был отец, и он был жив; а она сказала: «А можно я напишу письмо душе отца, который вот уже как бы стоит пред Господом? И его не мучит его психиатрия (у него была просто психиатрия), уже не мучит его болезнь, и он абсолютно свободен от его болезни... И вот оттуда как бы будет это письмо»...
Я была поражена ее интуицией, ее глубиной! И понимаете, там потоки любви, потоки! И после этого занятия, понимаете, когда особенно — сейчас мы это делаем онлайн, а какое-то долгое время встречались очно — вот эта звенящая атмосфера, хрустальная просто, когда они заканчивают читать эти письма... Ты даже не можешь ничего сказать, потому что не хочется нарушать вот этого звенящего какого-то присутствия Бога в этот момент вот в этом пространстве!
И вот это, понимаете — свидетельство того, как мы можем не отменить психику, а ее преобразить, ее одухотворить. Ее, если хотите, христианизировать — понимаете, да... И вочеловечить! То есть, это действительно победа любви над границами, победа любви над недостачами какими-то, над какой-то болью...
И действительно, мы мало того что на самом деле восстанавливаем себя — мы же реабилитируем наших отцов и матерей!..
Е. Писарева:
− Так это же отделение человека от его греха! Любить человека и ненавидеть грех в нем — опять уже по-другому совершенно звучит после этого Вашего примера...
А. Леонтьева:
− Потрясающий рассказ, до слез... Дорогие, вот у нас последняя четверть нашей программы — давайте успеем еще хотя бы наметить какие-то ситуации, которые еще вот, помимо наших родителей или, скажем, отношений между друзьями, где нарушение вот этих границ. Вот когда ты, не знаю... Тебе звонит подруга, и ты ее слушаешь и начинаешь давать ей советы, когда она не просит — вот это нарушение границ? Я просто хочу коснуться хотя бы этой темы...
Е. Писарева:
− Да, где грань между любовью и нарушением ее...
Н. Инина:
− Замечательный поворот, и абсолютно такой, как сказать... Мне засветил образ, который как раз Лена озвучила — человек и его грех, да. Мы можем так же сказать — невроз (на более низком уровне, как раз психологическом). И давайте посмотрим с двух сторон, да: «я нарушаю границы» и «мои границы нарушают». Да, в широком смысле слова...
Когда я нарушаю границы другого? Когда я считаю себя более компетентным, более знающим, более опытным — то есть, «я лучше, чем ты». Поэтому я вот пру, понимаете, сметая все на своем пути, потому что я хочу тебе блага, и я тебе сейчас расскажу...
А. Леонтьева:
− Сейчас я тебе его причиню...
Н. Инина:
− Как к этому благу подойти тебе... То есть, в этом нет уважения. И в этом нет на самом деле «другого». Есть такой великолепный один философ Мартин Бубер, он дает два типа отношений: «я-ты» и «я-оно». Вот в этой конструкции «другой» — это «оно». Есть нечто, на фоне чего я буду крутым, любящим, помогающим, служащим, причиняющим добро, спасающим и так далее...
Мне совершенно не важно, что передо мной при этом живой человек с его состоянием, с его ситуацией, с его возможностями, невозможностями. Я говорю: ты сделай так, и тебе будет намного лучше! И здесь «я» — главное слово. И тогда я буду с неизбежностью нарушать границы — родственников, друзей, коллег, не знаю там... соседей, кого угодно. Потому что «я» впереди планеты всей.
А если другой вариант, да — давайте так: мои границы нарушают... Какой я при этом? Я... Меня нет, меня просто нету! И я боюсь говорить, я боюсь ошибиться, я боюсь сказать «нет», я не умею говорить «нет». Я буду слушать бесконечно советы, часами, от подруги, которая говорит мне вещи, совершенно не имеющие к моей жизни никакого отношения. И я буду: да-да, спасибо тебе большое, я подумаю... То есть, я буду вжиматься в стенку.
Что за этим стоит? Как бы антитеза первого варианта. Вот там — гигантское «я», а тут — вообще отсутствие «я». Хорошо ли это? Ничего хорошего в этом нет. Является ли это смирением? Не является. Это является следствием действительно таких психологических больших проблем. И в этом плане какое здоровое «я», когда я проявляю любовь и при этом понимаю, что есть какие-то границы...
Мне звонит подруга, говорит: «Так, значит так...», — говорит она... И я ее выслушиваю, говорю: «Я тебе очень благодарна, я подумаю над этим; но расскажи о себе!». То есть, я понимаю, что она в таком угаре, в желании помочь — бесполезно с ней обсуждать что-либо всерьез содержательно. И я как-то себя защищаю, увожу разговор в другое русло.
Но при этом я не испытываю тревоги, гнева и прочих, так сказать, негативных чувств и состояний. Потому что я знаю, что моя подруга вообще-то — хорошая. Я же с ней дружу. Но ее «заносит» регулярно...
Е. Писарева:
− Чуть-чуть нарушает границы...
Н. Инина:
− Она периодически, регулярно очень любит нарушать мои границы. Но при этом она надежна, и я прошла с ней там огонь, воду и медные трубы... Вообще я ее люблю! И в этом плане я смотрю не сверху вниз, а как бы чуть-чуть со стороны. Я не осуждаю; но я и не, извините, не кормлю ее собою! Я не болтаюсь в этих психологических как бы воронках, да, или каких-то водоворотах — я не там.
Поэтому я могу четко понять, что есть какой-то верхний уровень, да; есть наша жизнь с ней, наша дружба, наша любовь; но при этом у меня свои, так сказать, есть косяки, у нее — свои. Я, например, наоборот — не в смысле я вот, а от лица которой я говорю — вообще как бы наоборот избегаю, например, когда у нее сложности: мне не хочется ее грузить своими идеями, потому что мне кажется, что она сама разберется...
А она, может быть, ждет, что я прилечу к ней, схвачу ее за ручку и буду точно так же, как она, что-то там говорить...
А. Леонтьева:
− Вот да...
Н. Инина:
− И это — другой край. Поняв себя, сказать: в следующий раз, когда ей будет плохо, ты должна сделать более активный шаг — потому что ей-то это важно! Тебе кажется, что ей не нужно — потому что ты другая...
То есть, это некая способность видеть сложность и многоуровневость жизни, которой мы живем. И это требует навыков, это требует познания; это требует терпения и веры, вообще говоря, людей в себя... И конечно же, понимания того, что Господь устроил все непросто — но при этом прекрасно.
И при этом в этом есть глубочайшая истинная красота — и нам надо ее понять хотя бы в какой-то степени. И тогда это познание вдохновенно, бережно, уважительно. И тогда в этом познании есть и «я», и «другой». И вообще вся жизнь превращается в творчество!
Я не могу быть стерильным, идеальным и все делать на «пять с плюсом». Но каждый раз, каждая встреча дает мне возможность увидеть: вот тут границы нарушены — я нарушила, мои нарушены... Но вообще-то мы любим друг друга — это важно...
А. Леонтьева:
− Да, это важно...
Н. Инина:
− И это перекрывает все эти психологические штучки...
А. Леонтьева:
− Потрясающе... Наша программа подошла к концу. Напомню, что сегодня с вами Анна Леонтьева и Елена Писарева, наша замечательная гостья — Наталья Инина, христианский психолог, руководитель центра «Психология взросления», преподаватель психологии МГУ имени Ломоносова и Российского православного университета святого Иоанна Богослова.
Говорили на такую сложную тему как «Любовь и границы». Потрясающий разговор, спасибо огромное...
Е. Писарева:
− Спасибо!
Н. Инина:
− Спасибо, дорогие друзья! Будьте здоровы, счастливы и любите друг друга!
Все выпуски программы Вера и психология
Брянск (обзор)
Город Брянск расположен на западной окраине Среднерусской возвышенности, на берегах реки Десны. Впервые в летописях город упоминается как Дебрянск, то есть поросший дебрями — непроходимыми зарослями. В 1246 году сюда переселился из разорённого татарами Чернигова великий князь Роман Михайлович. При нём в предместье города был основан Свенский монастырь, который действует и поныне. Эта обитель — узнаваемый символ Брянска. Ещё одна брянская достопримечательность — кремль, срубленный на горе над Десной в тринадцатом веке. В Смутное время семнадцатого столетия эта крепость была форпостом противостояния польским захватчикам. Из всех кремлёвских построек до наших дней сохранился только Покровский собор, построенный в 1698 году. В древнем храме совершаются богослужения.
Радио ВЕРА в Брянске можно слушать на частоте 98,2 FM
Брянск. Благоверный князь Роман Брянский
В тринадцатом веке Брянском управлял благоверный князь Роман, именуемый Старым. Один из древнейших рукописных документов, Ипатьевская летопись, приводит яркий эпизод из жизни святого. Благоверный князь выдавал замуж дочь Ольгу. Свадебный пир омрачили тревожные вести — литовские войска вторглись в Брянское княжество. Правитель оставил праздничный стол и отправился защищать свою вотчину. Летописец подчеркивает, что Роман «показал мужество своё» и вернулся в Брянск «с победою и честью великою». Ещё один фрагмент жития благоверного князя связан с летописью Свенской иконы Божией Матери. Она хранилась в Киево-Печерской лавре. Роман попросил монахов доставить чудотворный образ из Киева в Брянск, когда ослеп. Правитель пешком отправился навстречу святыне. В десяти верстах от города он принял икону на руки и прозрел. На том месте, где произошло чудо, князь основал Свенский монастырь, действующий в Брянске поныне.
Радио ВЕРА в Брянске можно слушать на частоте 98,2 FM
Степан Писахов. «На Мурмане»
— Спасибо тебе, Андрей, что открыл для меня Архангельск! Какая здесь чудесная рыбалка! А люди какие! А музеи! Взять хотя бы тот, где мы сейчас находимся — «Художественная культура Русского Севера».
— Не название, а песня!
— Да что название, картины удивительные! Как правдиво и бережно они передают здешнюю жизнь. Вчера мы с тобой ловили рыбу и любовались природой под Архангельском, а сегодня видим её отражение в работах художников.
— И какое полотно тебе особенно понравилось?
— Трудно выбрать! Да вот, хотя бы это, посмотри. Холодная гладь воды отражает белёсое небо, корявые кустарники сильными корнями держатся за скалистый берег. В простом пейзаже автор воспел любовь к жизни!
— Он и вправду был жизнелюбом, Степан Григорьевич Писахов. И Север понимал и ценил. Вот только на картине, тебе полюбившейся, не окрестности Архангельска изображены, а берег Баренцева моря — Мурман. Работа так и называется — «На Мурмане». Хотя сам Писахов произнёс бы «На МурмАне».
— Почему?
— Так говорили жители Русского Севера, поморы, в ту пору, когда жил художник. Степан Григорьевич родился в 1879-ом, а умер в 1960-ом году.
— Он здешний?
— Да, коренной архангелогородец. Если найти старую карту города и перечеркнуть её крест-накрест по диагонали, то в самом центре окажется деревянный двухэтажный дом на улице Поморской. Там художник появился на свет и состарился. Это здание, к сожалению, не сохранилось до наших дней. Зато на улице Чумбарова-Лучинского стоит трогательный памятник Писахову.
— Трогательный?
— Да. Я тебе покажу потом, сам убедишься. Приземистая фигура в долгополом плаще. Грива густых волос из-под широкополой шляпы. Лицо, заросшее бородой, кустистые брови. Таким и запомнили жители Архангельска своего замечательного земляка. А ещё все, кто видел Степана Григорьевича, отмечали его умные, весёлые, добрые глаза. Очень его любили в городе.
— За картины?
— Не только. Он был живой легендой, носителем уникальной местной культуры, сказителем.
— А что значит «сказителем»?
— Хорошим рассказчиком, или, на местном наречии — баятелем, бахарем. Умение сказывать издавна ценилось у поморов. Во время рыбного промысла хорошему говоруну полагалась два пайка — один за улов, другой за сказывание. А Писахов ещё и записывал поморские были и небылицы от лица персонажа Сени Малины. По этим сказам потом мультфильмы сняли. Может, помнишь, «Смех и горе у Бела моря»?
— Как не помнить! Там Евгений Леонов главного героя озвучивает! Где же Писахов научился так сочинять — колоритно, живо?
— Жизнь научила. Он окончил художественное училище в Санкт-Петербурге, стажировался в Италии, во Франции. Там, вдали от родины, понял, что жить не может без Севера. Вернулся и исколесил Арктику, исходил реки Печору, Пинегу, Онегу, Мезень. Тогда и освоил старинные обычаи, перенял особый говор. Именно в этот период было создано полотно «На Мурмане».
— Чувствуется, что его написал человек бывалый и горячо любящий Русский Север.
— Это правда! Степан Писахов вложил в эту работу всю свою нежность к родному краю. Река, небо и камни на картине светятся серебром, колючие ветви кустарника
Картину Степана Писахова «На Мурмане» можно увидеть в Архангельском Государственном музее «Художественная культура Русского Севера»
Все выпуски программы: Краски России