Гость программы — специалист по русскому фольклору, кандидат исторических наук, профессор Московского государственного института культуры Елена Боронина.
Разговор шел об особенностях зимнего цикла в русском фольклоре и о том, как устное творчество отражало народное сознание.
Ведущий: Дмитрий Володихин
Д. Володихин:
— Здравствуйте, дорогие радиослушатели! Это Светлое радио, Радио ВЕРА. В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин, и мы сегодня поговорим о зимнем цикле русского фольклора. У нас, можно сказать, годовой цикл — был весенний фольклор, летний, осенний, и всегда нас сопровождала на пути по русской нематериальной культуре, культуре народной, культуре фольклорной Елена Германовна Боронина, кандидат педагогических наук, профессор Московского государственного института культуры и замечательный специалист именно в сфере фольклористики. Ну, и я представляю ее вам, дорогие радиослушатели, вновь. Здравствуйте, Елена Германовна!
Е. Боронина:
— Здравствуйте.
Д. Володихин:
— Итак, давайте начнем с того, что такое, собственно, зимний цикл фольклора. Русская зима немного короче зимы календарной. Если я правильно понимаю, то она начинается Филипповым постом и заканчивается где-то в преддверии Поста Великого.
Е. Боронина:
— Да, только не короче, а длиннее, Дмитрий Михайлович, она. Два...
Д. Володихин:
— Ну, это, знаете ли, на что выпадет Великий Пост.
Е. Боронина:
— (Смеется.) В общем, да.
Д. Володихин:
— Он может выпасть на февраль, и тогда будет сильно короче.
Е. Боронина:
— Сильно короче, да. Итак, я хотела сегодня рассказать о том, что народный календарь — дело особое. Зима-то у нас матушка длится практически начиная с Покрова и заканчивая, ну, началом апреля, да? Также уже после Масленицы еще стоит она — дорогая, холодная и снежная. Ну, а мы с вами поговорим о том, что все три месяца имеют особое название. Например, декабрь назывался «студень», или он назывался «стужайло». Стужу, морозы несет, приносит с собой этот первый зимний месяц, замыкает год. Декабрь начинает зиму. По земле стелет белые холсты, узоры на окнах расписывает. Говорят, «сеет, веет, дует, крутит, мутит, ревет и метет».
Д. Володихин:
— А знаете, как по-польски будет? «Стычэнь».
Е. Боронина:
— «Стычэнь», ага, ага. Так вот, этот месяц — он полон событиями, которые предваряет пост — Филипповский пост, который начинается у нас 28 ноября.
Итак, зимнее время по народному календарю, еще раз говорю, наступает раньше декабря. И вот Филипповки, Филипповский пост — как раз он и длится.
Хочу сказать, что накануне Филиппова дня проводили посиделки, проводили такие «вводины», что ли, в пост «заговенный», предварительные. И плясали, и танцевали, и играли, и вот эту вот зимушку и пост предстоящий ожидали. Есть особые песни. Есть особые песни, которые называют «филипповские». Их очень мало. И все-таки я нашла такую песенку, и, Дмитрий Михайлович...
Д. Володихин:
— Чуть погодя мы ее поставим, а сейчас пока мы все-таки поговорим о том, что на Филипповом посту у нас есть и Варвара Великомученица, и Никола Зимний, и Екатерина Санница — то есть, в общем, есть дни, за которые народное сознание зацепилось.
Е. Боронина:
— И начинается у нас декабрь с Введения. Итак, 4 декабря — православный календарный праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы. Церковь отмечает библейское событие — вход в иерусалимский храм трехлетней Девы Марии, куда ее отдали по обету родителей — Иоакима и Анны. Введение толкуется как начало новой духовной жизни, которая посвящена служению Богу. А в народе этот праздник до сих пор называют просто — Введение — и связывают его с началом настоящей зимы. Введение считают «воротами зимы» — оно «наставляет зиму на ум», «заводит ее в хату». «Наложило Введеньё на воду толстое леденьё», — так говорили в народе. И открыло санные пути, зимние торги. На Введение в старой Москве свозили на Лубянку сезонный гужевой транспорт — троичные, парные, одиночные сани-самокаты, расписные выездные саночки, крестьянские дровни. Отдельно продавались детские саночки. И сейчас в городе Семенове на Нижегородчине в зимние базары можно купить такие чудные изделия.
Хочу сказать, что мы с вами, проходя Лубянскую площадь, может быть, даже и не подразумеваем, что вот эти самые зимние, настоящие зимние большие, обширные ярмарки проходили вот в эти зимние дни именно на Лубянке.
Только раньше деревенская детвора не особо нуждалась в привозных покупках — прекрасно обходилась самодельными разными конструкциями. По зимам катались на чем? На салазках, на скамейках с полозьями, на козлах, на лотках, на донцах прялок. Распарит, бывало, тятя в кипятке березу, загнет в какой-нибудь щели — вот и лыжи. И приделает к ним носки из старого решета — и вот в таких катались бы мы саночках. Делали и скамейки...
Д. Володихин:
— Ну, советский вариант, помнится — снимали с посылки крышку и катались на ней. Елена Германовна, ну вот все-таки те дни, которые попадают на Филиппов пост, отмечены особо. Не так давно, например, были Никола Зимний и Варвара-Великомученица. Чт-ото от народа осталось в этом смысле?
Е. Боронина:
— Вы знаете, ну, Никола — любимый праздник, Никольщина, да? Любимые денечки. Связаны они в традиции были с дедами. Если вот предыдущий праздник, скажем, Покров Пресвятой Богородицы — это женские праздники, то сюда, ближе к зиме, к Карачуну — к 22 декабря — все больше и больше концентрация таких мужских, «дедовских» праздников. И считалось 21-е и 22-е число декабря — это «карачуны» — дни самые короткие, самые длинные ночи, темные вечера. И в это время деды садились, начинали рассказывать байки, детям сказочки излагали, загадки загадывали молодежи, смотрели, приглядывали за всеми. И пивко попивали, вкусное, народное пиво — густое такое, настоящее. Это праздники Никольщины. А 25 декабря — это уже Спиридон Солнцеворот. Считалось, что с этого дня солнце поворачивает на лето, зима на мороз идет. И даже был такой обычай — царскому звонарю на Ивановой колокольне, в Кремле которая, в этот день выдавали особую премию — аж целых 24 рубля серебром за каждый час, потому как он объявлял о том, что закончилось уменьшение времени и день начинает потихоньку прибавляться.
Д. Володихин:
— Это чудо чудесное, поскольку за весь год он вряд ли столько мог заработать.
Е. Боронина:
— Да, это невероятно большая сумма.
Д. Володихин:
— Ну, а, допустим... Вот вы сказали, что это Никольщина, а ведь есть еще Варварушка, которую народ также не забывает?
Е. Боронина:
— Варварины морозы, Никольские морозы — это то же самое, это такое время, когда уже были посиделки. Когда приходили с прялками, приходили с работами, пели, играли, танцевали потихонечку, да? Потому что этот пост — ну не такой уж строгий все-таки, Филиппов пост. Молодежь умудрялась встречаться и проводить это время, вот эти вот святки, вместе, сообща.
Д. Володихин:
— А это святки, выпадающие на какое время? Это Филиппов пост январский или еще декабрьский?
Е. Боронина:
— Святки выпадают уже на Рождество.
Д. Володихин:
— Ну сейчас мы доберемся до Рождества. А пока, дорогие радиослушатели, я хотел бы напомнить вам вот что: те даты, которые мы сейчас выдаем, это даты по старому календарю. Пожалуйста, не путайте ничего и не пытайтесь нас потом обвинить. А, вот Елена Германовна мотает головой и говорит: «Нет, нет, нет, это по-новому!» — то есть, она уже перевела.
Е. Боронина:
— Перевела, перевела! (Смеется.)
Д. Володихин:
— Ну хорошо, ладно, извините! Ну вот, так или иначе, есть старый календарь и есть новый, и, допустим, даже это все по новому календарю, но сейчас мы с вами ворвемся в тему сложную, календарную — в соотношение Нового года и Рождества. Пока мы до этого не добрались, дорогие радиослушатели, хочу напомнить вам, что это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин, у нас в гостях кандидат педагогических наук, профессор Московского государственного института культуры, блистательный фольклорист Елена Германовна Боронина, и мы сейчас рассказываем вам, что собой представляет зимний цикл русского фольклора. И поскольку мы только что миновали тему Филиппова поста и почти добрались до Рождества, самое время будет поставить ту самую «Филипповскую карагодную».
Е. Боронина:
— Я немножечко добавлю, да? Она пелась на Филиппов пост на улице с пляской. Поется девушке, которая засиделась в девках, не вышла замуж в минувшем году.
Д. Володихин:
— И называется «Нынешняя зима».
Д. Володихин:
— Дорогие радиослушатели, мы продолжаем разговор о том, что представляет собой зимний цикл русского народного фольклора. И вот сейчас мы с вами вступаем в довольно сложную зону — зону календарной борьбы между Новым годом и Рождеством. Наверное, все вы знаете, конечно, что Новый год пытался ввести на Руси Петр Первый в 1700-м году, и всех его указов, всех его искренних попыток сделать из кабака нечто сакральное, в общем, хватило ненадолго. Новый год в XVIII на Руси не прижился. В XIX веке Новому году нашли применение гораздо более веселое — в императорской семье при Николае Первом был установлен обычай делать своего рода детские праздники на Новый год — обычай, скорее, европейский, чем русский. У нас народ Новый год особенно не воспринимал, тем более, 1 января — что это такое? Не очень понятно, что это такое для России. У нас до этого был Новый год сентябрьский — 1 сентября все знали: Семен Летопроводец, и почему 1 января, было не очень понятно. Но тем не менее, где-то там наверху какие-то элементы европейской культуры начали устанавливаться, и уже в советское время, в середине 30-х годов появилось празднование Нового года официально как государственного праздника. Вот, ради интереса, Елена Германовна, скажите, у нас какие-то народные воспоминания о старых попытках ввести Новый год были, или они абсолютно миновали фольклорную зону?
Е. Боронина:
— Вы знаете, ну, на Новый год много было огней — их зажигали, катали колеса, там, и так далее. Вот, пожалуй, что вот в этой ипостаси с огонечками — здесь у нас есть перекликание, да, с новогодними? А сама елка, в общем — нет. Хотя, в целом, елка или сосенка — она ведь свадебный была атрибут. Это невестушка...
Д. Володихин:
— Это тоже не вполне Рождество. По русскому обычаю, это, скорее, относится к другим временам. Елка...
Е. Боронина:
— Девьекрас — это выкуп девичьей невинности и так далее.
Д. Володихин:
— Да-да-да. С Рождеством она стала ассоциироваться очень поздно.
Е. Боронина:
— Да, да-да, да-да.
Д. Володихин:
— Ну вот давайте посмотрим, что получилось. Значит, Новый год, фактически, соединился с елкой, с игрушками, с детским праздником в такие поздние времена, что остался только один обычай (очевидно, с Петровских времен) — пускать фейерверки. Это действительно затея петровская, затея начала XVIII века (может быть, самого конца XVII века), и она в России — все, что вспоминалось о Новом годе. Рождество — другое дело. Напоминаю, что, по старому календарю, это 25 декабря. Сейчас это 7 января, и получается так, что старое Рождество, по старому стилю — оно перед Новым годом, а Рождество нынешнее — после Нового года. Праздник Нового года абсолютно светский, его фольклорный элемент не касается, а вот Рождества касается всерьез и очень основательно.
Е. Боронина:
— И очень основательно, да. С первой звездой начиналось разговление — 6-го, накануне, да? Начинался Рождественский Сочельник. Он был скупой — это был еще пост, время достаточно строгое, поэтому ходили с колядой. Несмотря на то, что строгий пост, но с колядой уже ходили и поздравляли с наступающим, грядущим праздником, и после первой звезды уже начинали употреблять сочиво — это разваренные полные, цельные зерна. Добавляли туда... позже уже изюм стали добавлять, мед, и с сочивом как с поминальной, в общем-то, пищей, где-то было связано, да, с поминанием предков... связан такой обычай.
Д. Володихин:
— Если я правильно вас понимаю, то коляда, то есть, собирание рождественских подарков, начиналась до Рождественской церковной службы, но, собрав подарки, их еще не ели, их еще откладывали вперед?
Е. Боронина:
— Их откладывали вперед, да...
Д. Володихин:
— На будущее.
Е. Боронина:
— В основном их делили между собой и на будущее откладывали, потому что, вернувшись после службы, где-то в пять часов уже, вот так рано могли начинать обходить дворы. Причем, обходили их с христославием поначалу даже. Колядки — это, в основном, вечерняя история, вечером они происходили, особенно если это молодежная компания, не детская.
Д. Володихин:
— А что такое христославие?
Е. Боронина:
— Христославие? «Христос рождается — славите! Христос на земле — возноситесё! Пойте: Господи, вся земля и веселие, Господи, Слава Тебе!» — вот с таким несколько трансформированным напевом обходили дома и поздравляли с праздничком, с Рождеством Христовым хозяев. И они угощали за это. Точно то же самое происходило, что и в колядках, — угощали за добрые слова, за пожелания, за поздравления с праздником. Назывались «христославия». Христославия могли быть еще колядки с тематикой о Христе, где поется... Вот мы с вами позже послушаем такую колядочку, вот.
Д. Володихин:
— Ну вот, допустим, самый главный обычай, совершенно не фольклорный, для православного христианина на Рождество — это, знаете ли, не салат оливье, это богослужение церковное...
Е. Боронина:
— Богослужение, да.
Д. Володихин:
— ...на которое надо попасть, и надо на него празднично одеться, и надо на него торжественно настроиться, потому что истекает время Поста и наступает время самого веселого праздника — Рождества Христова. И Рождество Искупителя грехов человечества дает всем надежду на то, что они спасутся. И вот после этого уже люди идут за праздничный стол. Я хотел бы несколько слов о рождественском праздничном столе: что на нем должно было стоять?
Е. Боронина:
— Ну, в России считалось, что гусь, традиционно, стоит. И нередко ставили двенадцать перемен блюд — то есть, на каждый месяц... Как бы эта ситуация Рождества — праздничная, сакральная ситуация, она простраивает весь год. Там и лапша была с грибами, там и курица была, там и вот гусь. Свинина, поросенок у нас традиционно были на Старый Новый год. Считалось, там это блюдо — голова, прямо представленная на блюде, могла быть полностью свиная и так далее. А здесь вот птичья тема более представлена. Очень много выпечки было, были каши.
Д. Володихин:
— Мне вот говорили, что на Рождество все-таки молочный поросенок или хотя бы просто свинина должны были появиться на рождественском столе, и плоха та хозяйка, которая этого мяса не добыла, и даже я слышал абсолютно народное, абсолютно фольклорное объяснение всего этого: вот младенец Христос появился на свет, лежит в яслях, засыпает, а рядом — скотина. И скотина ведет себя тихо, знает, что это Бог появился на свет. А свиньи — они такого нрава, что они спокойно жить не могут, и они громко хрюкают и своим хрюком будят младенца Христа. Поэтому надо свинью на Рождество съесть. Не знаю, насколько это адекватно, но вот воспоминания солдат, простонародных людей начала ХХ века, XIX — они содержат такие рассказы.
Е. Боронина:
— Угу. Я думаю, что это переход вот обычая — Старый Новый год, который как Новый год все равно ощущали, да? — переход на Рождество этой традиции. Да, я тоже об этом слышала — молочный поросенок, это да. Сейчас, кстати, подобное что-то делают, готовя холодец в большой пластиковой бутылочке, которая есть как шейка такая маленькая, да? И так далее. Как пятачок, где вот крышечка, да? Получается как пятачок такой. Вот если разрезать пополам, залить холодцом, получается очень интересный... Ушки сделать — получается прямо целый поросеночек. (Смеется.)
Д. Володихин:
— Ну что, вы думаете, это воспоминание о старине?
Е. Боронина:
— (Смеется.) Я думаю, что это очень современно. Наши хозяюшки так быстренько сообразили, как молочного поросенка у нас в условиях Москвы заменить... на похожее...
Д. Володихин:
— А, ну да, в общем... Хотя говорят, что нынче молочный поросенок продается просто-таки, в общем, огромными партиями, он опять вошел, можно сказать, в моду. Ну вот насчет Рождества...
Е. Боронина:
— Так же, как и ягненочек — печеный ягненочек на Рождество... Я имею в виду печенье, булочка, да, такая в форме ягненка.
Д. Володихин:
— Есть такое дело. Причем, иногда это принимает ужасающие формы. Вот был как-то в Каргополе, и мне показывали вот символ Каргополя — это сгорающий ягненочек. И там торговцы в определенный день, в День города, говорили: «Так, значит, надо купить баранины молодой и съесть ее как можно больше, зажарить и съесть, потому что это символ города». Они очень хорошо понимали, что на стягах белозерских князей, которые выходили на поле Куликово, действительно был агнец. Но это жертвенный агнец Христос, и он к шашлыкам никакого отношения не имеет.
Е. Боронина:
— ...отношения не имеет, да.
Д. Володихин:
— Но вот важный вопрос: Рождество... Рождество — это, конечно, праздник дореволюционный, он какое-то время сохранялся и после 1917 года, он был в советских календарях. Когда он исчез и когда он вновь возродился? Насколько я понимаю, фольклор этого не отразил, но это, в общем, важно.
Е. Боронина:
— Вы знаете, он исчез достаточно быстро после революции, и возродился он относительно недавно. То есть, я в свое советское время... еще не праздновали Рождество, и, больше того, нам старались даже что-то поставить в день Рождества — какие-то субботники или еще что-нибудь такое, по поводу которых мы должны быть обязательно на работе, чтобы, не дай Бог, мы оказались где-то в более, так сказать, правильном и нужном месте. Поэтому я думаю, что это уже конец, самый конец ХХ столетия и XXI столетие уже.
Д. Володихин:
— Ну да, не фольклор — вот эти самые вещи, связанные с 7 января. Но обычай, обычай советских времен (недобрый¸ примерно такой же, как, я уж не знаю, рыбный день в четверг — ровно между средой и пятницей)...
Е. Боронина:
— Угу, ровно между средой и пятницей. Я хочу сказать, что я очень хорошо помню, как происходило возрождение вертепа. Вот Виктор Новацкий, Андрей Котов — одни из первых наших вертепщиков, кто возрождал это все, — пытались восстановить напевы по древним каким-то записям, слова песен-напевов. Вот у нас был такой Рождественский вечер в Институте культуры (мы — кафедра народной художественной культуры), Никольщину отмечали (Никола Зимний) — у нас играли вертеп, настоящий вертеп, который Андрей Николаевич Котов, преподаватель нашей кафедры, вместе со студентами разучил. Это было здорово. Это были песнопения, духовные стихи. Это было вот это представление о том, как поступило известие о том, что родился Иисус Христос, да? Вифлеемская звезда появилась, были волхвы, пастухи. И дальше — сцена с Рахилью, у которой убивают младенца. И это один из тех, кто погиб вот в ужасную Вифлеемскую ночь. История, которая, к сожалению, много раз повторялась уже после того, как это было.
Д. Володихин:
— Ну что ж, я думаю, самое время вспомнить о том, что народ родил в своем устном творчестве песенном в фольклоре в связи с Рождеством. И поэтому сейчас мы послушаем духовный стих, рождественский духовный стих «А вчера с вечора».
Д. Володихин:
— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин, и мы буквально на минуту прерываем нашу с вами беседу, чтобы вскоре вновь встретиться в эфире.
Дорогие радиослушатели, это Светлое радио, Радио ВЕРА. В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный фольклорист, кандидат педагогических наук, профессор Московского государственного института культуры Елена Германовна Боронина, и мы обсуждаем, что собой представляет зимний цикл русского народного фольклора. Мы только что перешли через великий рубеж Рождества. Начинаются времена, с одной стороны, связанные с величайшей радостью в христианской жизни, а с другой стороны, отмеченные старинными дохристианскими обычаями каких-то там гаданий, увеселений абсолютно не христианских, немного даже опасных для души христианина, и, вместе с тем, с ярчайшим выплеском фольклорной энергии народа (я имею в виду, прежде всего, колядки).
Е. Боронина:
— Итак, колядки. Мы в экспедициях в Московскую область, в которую мне приходилось много лет ездить и бывать, записывали их достаточно много. Казалось бы, что можно здесь у нас, в Подмосковье, совершенно коттеджном таком регионе, скажем так, найти? Оказывается, много всего. Вот ученые удивлялись, что мы можем найти то, что, казалось бы, уже давно ушло. Итак, колядка — это особое произведение народное, особое произведение, в котором обязательно называется сам праздник. А пришла коляда накануне Рождества или «Усеня, усеня, я пришел к воротам» и так далее. Дальше обязательно мотив прихода, пути-дороги — это известнейший, очень распространенный мотив в народной, в традиционной культуре: «Я пришел, мы пришли, привели, там, кого-то» и так далее. А потом начинается обязательно величание. Потом начинается величание. Вот сейчас, вы знаете, есть такой обычай: «Коляда, коляда, приходила коляда накануне Рождества», а потом долгий перечень, что подать и почему подать. А где самое главное в колядке? Где величание, которое обязательно должно быть? Величания хозяину — были специальные колядки, хозяйке, молодой девушке, парню, целому двору, на который подошли мы колядовать. Это вот опускается, к сожалению, современными детьми, молодежью, современными руководителями... И мне очень хотелось...
Д. Володихин:
— Современными руководителями фольклорных сообществ.
Е. Боронина:
— Да-да-да. Педагогами. Мне бы очень хотелось обратиться с тем, что, уважаемые коллеги, пожалуйста, не забывайте, что вот это угощение, которое полагается за колядки, нужно заслужить чем? — тем, что мы повеличали, простроили прекрасное наше будущее какое-то интересное. Вот оно... «Вот он, двор...»
Д. Володихин:
— А что такое величание?
Е. Боронина:
— «Вот он, двор на семи столбах, на восьми верстах, а двор железом покрыт. А во двору-то три терема стоят. Во первом терему — ясно солнышко, да? (то хозяин), во втором-то терему ясный месяц (это хозяюшка), а в третьем терему часто звездочки (это детки их)». Вот таким образом происходит величание.
Д. Володихин:
— То есть, мы хвалим хозяев дома?
Е. Боронина:
— Да. «Усеня, усеня, я пришел к воротам, к золотым берегам. Дома ли хозяин? Его дома нету. Хозяин-то, смотрите, он уехал на базар, торг торговать, калачи закупать. Хочет сына женить, Василису приводить». Представляете? Эта колядка пелась именно тем, у кого на выданье девчонка или парень, да? — сын или дочь. «Василиса-то такая, как хороша — в сапожках, курочка в сапожках». Курочка — это символ девочки, да? — девушки. «Курочка-то в сапожках, в золотых ремёшках, избушку метёт, гречушку дерёт, блинки печёт — ну красота, а не девица!» (Смеется.) Представляете, мечта любого отца — чтобы у сына была вот такая вот красавица-невеста. Вот за это полагалось угощать... Это обязательно главная составляющая в колядках и есть. То есть, колядки — это величальные песни. Некоторые ученые, даже, в частности, вот Вячеслав Михайлович Щуров, бывший заведующий нашей кафедрой культурного наследия — до вас, Дмитрий Михайлович, он еще был там), он говорил о том, что колядки — это вообще род театра. Обрядовые песни вот календарные — это, на самом деле, вот такой вот народный театр очень интересный, который разыгрывается перед домом. Приплясывается, играется, выкрикивается, и за это положена плата, как за всякий театральный труд, да? Вот тебе коляда, вот тебе конфетка (более позднее) или денежка.
Д. Володихин:
— Ну, с периодом колядок от Рождества до Святого Крещения связаны так называемые посевельные песнопения. Что это такое?
Е. Боронина:
— «Сею, вею, поливаю, с Новым годом поздравляю, чтобы здоровье было, чтобы в поле уродилось, чтобы в хлеву двоилось, чтобы детки подрастали, чтоб девок замуж брали». То есть, это приходит молодежь, дети приходили в дом, проходили они к красному углу, к иконам и «посевали» — брали из варежки семена, которые насыпали туда, крупу, или из специальных «решёт» — такие решета были с дном, которое не проваливалось, из которых потом будут сеять, да? Брали семена и их разбрасывали. Такое ритуальное засевание своеобразное было. То есть, простраивали, что будет Новый год, будет урожай хороший, будет посев, будет урожай.
Д. Володихин:
— Ну, имеется в виду, не праздник Нового года, а будущий год будет хорош, и, я думаю, правильным будет, если сейчас в эфире прозвучит посевельная песня «Сéта-сетá».
Д. Володихин:
— А, Елена Германовна, скажите, вообще каков был период этих самых колядок? Вот я сказал сейчас первое, что в голову пришло, но я не специалист — от Рождества до Крещения?
Е. Боронина:
— Да, они действительно игрались от Рождества до Крещения. Были три коляды.
Д. Володихин:
— Причем, были еще какие-то колядки, которые относятся к другим праздникам, чуть не пасхальные, но они имеют отношение вот к этим самым главным колядкам?
Е. Боронина:
— Первая коляда — она была постная коляда накануне Рождества, 6-го числа вечером исполнялась она, игралась она, да? Вторая коляда — богатая, полная, это 13-е, вечер, накануне 14-го, Старого Нового года, 14-го января, Васильев вечер так называемый...
Д. Володихин:
— Но кто ж тогда помнил Старый Новый год? В общем, помнили-то, в основном, старые праздники.
Е. Боронина:
— Так если у бабушек спросить, когда было, она говорит: «На Новый год»" — это всегда Старый Новый год. Всегда Старый Новый год — 14-е число, Васильев вечер.
Д. Володихин:
— Вот Васильев день вы и объясните. По церковному календарю Васильев день — что это такое? Какой Василий?
Е. Боронина:
— Василий Великий.
Д. Володихин:
— Ну вот, вот, Василий Великий. А то «Старый Новый год».
Е. Боронина:
— Это большой праздник, большой праздник, который отмечала вся Православная церковь. Ну, а в этот день вот уже была вторая коляда. А третья коляда игралась накануне Крещения. Вот когда «раз в крещенский вечерок девушки гадали, сняв с ноги башмачок, за ворота бросали», это было как раз крещенское, канун Крещения, вот. И здесь коляда была. Она уже была тоже постная, потому что 18-го января — постный день, готовились уже в ввождению в Крещение, в Богоявление, да.
Д. Володихин:
— Ну да, в древности Крещение и Богоявление — это был, по сути дела, один праздник. Впоследствии он разошелся, так сказать, на составные части, но в народе, очевидно, жила память о том, что Крещение и Богоявление — это одни и те же события по Священному Писанию, события, вернее, связанные друг с другом совершенно намертво, нерасторжимо. Что это была за коляда — последняя, третья?
Е. Боронина:
— Последняя коляда — она была, как я говорю, уже завершающая. Ее водили, играли, в основном, уже старшие. Если начинали во многом дети — вот, считалось, первые три дня, особенно Рождества, светлая коляда такая, то здесь все больше и больше молодежь брала в свои руки права, и в основном они уже ходили. Ходили даже и мужчины, и отдельно мужчины, мужская коляда была. Вот мы с вами позже послушаем такую коляду. Это была уже, ну... не могу сказать, что «тужилки по коляде» — это была настоящая коляда, но здесь уже игры были серьезные. Хочу сказать, что вообще...
Д. Володихин:
— А что такое «серьезные игры»?
Е. Боронина:
— Я хочу сказать, что со Старого Нового года, с Васильева дня, с 14 декабря по 18-е, были так называемые «страшнЫе вечера». То есть, считалось, что в эти дни нужно похулиганить. То есть, например, вот: «Вам нужны дрова, Дмитрий Михайлович?» — «Да нет, не нужны, у нас есть». Но наутро у вас не будет дров, потому что молодежь разберет вашу поленницу и перенесет ее куда-нибудь.
Д. Володихин:
— Так, сяду на дровах с берданкой.
Е. Боронина:
— (Смеется.) Или дорожку такую от девчонки до парня... Они потихонечку симпатизируют друг другу, еще никто об этом не знает — а раз, и эту дорожку взяли и проложили хулиганы, которые уже подсмотрели и хотят это сделать... ну, немножечко подшутить, да? Или другая была шутка — бросали перышко в трубу. Представляете себе? Вот топится в доме печь, поднимается дым, да, по, так сказать, колосникам он идет, тяга достаточно серьезная, струя дыма достаточно большая. А перышко — оно перекрывает эту струю. Оно не падает внутрь — оно крутится на этом дыму, вращается. И дым начинает идти весь внутрь. «Это что же такое? Это кто же безобразничает? Это что же получается?» Зима — и вдруг печь отказывает. Это караул!
Д. Володихин:
— Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось. Давайте, Елена Германовна, послушаем вот эту самую «устрашающую», как вы сказали, коляду — приговор утром на Васильев день: «Ходя Илья на Василя».
Д. Володихин:
— Дорогие радиослушатели, напоминаю, вам, что это Светлое радио, Радио ВЕРА. В эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях Елена Германовна Боронина — замечательный фольклорист, профессор Московского государственного института культуры, кандидат исторических наук, и мы разговариваем о зимнем цикле русского фольклора.
Ну вот мы подбираемся к последнему периоду в истории колядок. Что там происходит? Вы уже начали говорить о каких-то «страшилках».
Е. Боронина:
— Хочу сказать, что в эти вечера — длинные зимние вечера — рассказывали много сказок. Давайте я попробую маленькую сказочку рассказать? Потому что это было то, что деды ее представляли, молодежь слушала, дети слушали, а мы ее записали у Ивана Аверьяновича Седьмого, 1924 года рождения — уж вот через год 100 лет Ивану Аверьяновичу было бы, да. Он был слепой смолоду, но, вы знаете, старообрядец, но невероятно жизнерадостный. Вот как он нам рассказывали:
«О жили-были дед и баба, и не было у них детей. А потом откуда-то взялась девочка — Дунькой назвали. И вот девчоночки собрались в лес: «Бабушка, дедушка, пустите Дуньку с нами!» — «Ну идите. Только вы Дуньку не потеряйте, не заблудитесь». — «Не-не-не. Пойдем».
Ну, пошли. Ягодка за ягодкой, грибочек за грибочком — глядь, заблудились. А тут избушка на курьих ножках. А-а! Дверь-то открыта! Они вошли — а там Баба-Яга. Травы нарвала, воды мутной налила: «Ешьте, ребятки, попробуйте, попробуйте, еда-то вкусная, попробуйте!» Ой! Девчонки-то побежали, а Дунька не успела. Баба-Яга — хлоп! — дверь закрыла. Что теперь делать? «Качай меня!» — говорит Бабка. Ой... «Бай, Баба-Яга, Костяная Нога, лапти выренные, да подковыренные»... — «Да не так меня, Дунька, качай!» — «А как, Бабка?» — (Бабка-то была шустрая, да? С тремя глазами такая.)
Уснула Баба-Яга. А Дунька — на крыльцо и плачет. Идет петушок: «Дунь, ты чего плачешь?» — «Да вот пришли мы в лес, да заблудились, к Бабе-Яге попали. Все девчонки убежали, а я вот не успела. Хочу к бабушке, хочу к дедушке». — «Садись, Дунька, на меня, подвезу». Села Дуня на петуха — полетели они, побежали. Баба-Яга проснулась, в ступу-лупу — хлоп! — прыгнула, догнала, помелом — хлоп! Отобрала Дуньку, обратно привезла. О-ой... «Качай меня!» — «Бай, Баба-Яга, Костяная Нога, лапти выренные, да подковыренные». — «Дунька, не так меня качай!» — «А как?» — «Усни, глазок, усни, другой, да и третий-то прикрой!»
Захрапела Баба-Яга (Дунька так пропела). Дунечка опять на крыльцо. «Дуньк, садись на меня, довезу тебя. Знаю, чего плачешь». — «Не сяду я на тебя. Петушок хотел — только все хуже получилось». — «Дунь, садись, говорю, довезу я тебя до дома».
Ладно, Дунька села на бычка: топ-топ-топ, цок-цок-цок, побежал наш бычок. А Баба-Яга проснулась — опять Дуньки нет. Ну что ж такое? Стук, хлоп! В ступу! Полетела, полетела. Только она замахнулась своим помелом-то, чтоб бычка-то как следует ударить, так бычок-то не был... сообразил — в лужу — тёп! — всеми копытцами, да Бабе-Яге прям в глаза! Пока глаза бабуля умывала, ходила, он ее и привез к дедушке, к бабушке. И все хорошо кончилось, все хорошо, и Дунька теперь с дедом, с бабой поживает. Ну, а Баба-Яга — поделом ей. Вот и сказке конец!"
Вот это настоящая сказочка, которую мы записали у нас в Подмосковье от деда настоящего.
Д. Володихин:
— В Подмосковье. А где вот? Подмосковье большое.
Е. Боронина:
— Это была деревня Степурино Павлово-Посадского района.
Д. Володихин:
— Ну что ж, значит, до сих пор что-то обнаруживается. И что, действительно это обычай был такой устойчивый — в последние дни между Рождеством и Крещением такие сказочки рассказывать?
Е. Боронина:
— О, сказки, много сказок. И страшилки рассказывали, и сказки рассказывали, и загадки загадывали, и пословицы говорили, перекидывались словечками всяко разно, практиковались. Загадки-то были тоже интересные всякие. Ну, в общем, хочу сказать, что это словесная...
Д. Володихин:
— А загадку какую-нибудь дадите нам?
Е. Боронина:
— Эээ... (Смеется.) «Зимой и летом одним цветом!» (Смеется.)
Д. Володихин:
— Ну да, еще «За белыми березами талалай лает». «Над бабушкиной избушкой висит хлеба краюшка».
Е. Боронина:
— Загадка, которая переведена у Даля: «Вот пошел я за тахтахтой, если бы не гавгавка, то съела бы меня тухтухта» — «Пошел я за лошадью. Если бы не собака, съел бы меня мишка косолапый, который есть». Ну вот такие вот загадки у нас. Я вот сейчас вам говорила, что меня пригласили к участию в работе с очень удивительным проектом — это создание единого учебника для наших детей, и вот там вот я привожу как раз эту сказочку.
Д. Володихин:
— Единого учебника по какому предмету?
Е. Боронина:
— Это начальная школа, а предмет — литературное чтение.
Д. Володихин:
— Ну что ж...
Е. Боронина:
— Со второго полугодия первого класса.
Д. Володихин:
— ...мы вас поздравляем.
Е. Боронина:
— Спасибо. Очень интересная работа.
Д. Володихин:
— Пускай там будет побольше фольклора, Елена Германовна. Я думаю, это полезно для наших детей — вспомнить свои корни.
Ну, а сейчас хотелось бы вот что у вас спросить. Мы добрались до рубежа Крещения. И Крещение, насколько я понимаю, это тоже достаточно серьезный рубеж в зимнем цикле русского фольклора.
Е. Боронина:
— Да, это действительно так. Крещение подходит, с удовольствием его ожидают. Раньше были даже специальные такие службы, которые лед помогали ломать и заготавливали лед для погребов на зиму. Вот они в это время ломали голубой лед — особый лед, без прожилочек такой, на реках (вот на Неве, я знаю, такое происходило). «Лето Господне» — Шмелев описывает очень здорово и интересно. Отец у него, Сергей, его батюшка, отец, да, заготавливал такие... его люди заготавливали такие льдинки. Так вот я хочу сказать, что лед в виде иорданского креста вырубался, служился молебен, и православные с молитвой, ну, минимум, три раза окунались и шли дальше — ну, в общем, с песнями нередко это происходило, вот. Еще хочу сказать, что существовал такой обычай — смотр невест около иорданской проруби в дневное время. То есть, девиц сватьи выставляли, одевали на них все теплое, потому что стоять приходилось долго.
Д. Володихин:
— Да. Ну окунались-то они не в теплом!
Е. Боронина:
— Окунались они не в теплом.
Д. Володихин:
— Ну вот и смотр невест!
Е. Боронина:
— Да-да-да-да-да. Вот. И ходит, такая, выбирает с парнем-то — девка хороша, эта хороша, эта хороша... А варежки не разрешалось одевать. Вот это условие было, да? — они были без варежек. Представляете? Рубахи-долгорукавки были, там, и так далее, это все можно было. Вот хвать за руку — рука-то если холодная, все, девка, не годишься для замужества! Кровушка-то у тебя плохо греет, дети-то у тебя будут не больно-то здоровые. А ежели румяная и ручки теплые — о-о, девка, ты нам подходишь, дородная, такая, как надо. Вот один из крещенских ритуалов, таких традиций — это вот смотр невест проходил.
Ну, а добры молодцы, в основном, купались. Девицы-то редко это все-таки.
Д. Володихин:
— Ну, скажем, что все-таки крещенские купания — это воспоминания о Крещении Иисуса Христа, то есть, это то, что накрепко связано с новозаветной частью Священного Писания, и смысл в данном случае у праздника абсолютно христианский. Другое дело — то, что любили люди удаль показать, показать, что «ну не страшит нас ледяная вода, и все будет хорошо». И, опять-таки, хотел сказать, что на все эти замечательные крещенские купания существовала и христианская часть праздника. Существует все-таки богослужение, существует водосвятие, существует обычай набирать крещенскую Святую воду, и время от времени от священников слышишь, что вода в Крещенское водосвятие — она чуть ли не повсюду святая, набирайте как хотите. Но народ все-таки ходит в церковь.
Е. Боронина:
— В церковь, да.
Еще хочу сказать, что, конечно, смывали с себя грехи, особенно те, кто гадали или, там, ряжеными ходили. Считалось это действительно грехом.
Д. Володихин:
— Безобразничали!
Е. Боронина:
— Безобразничали. Считалось это грехом, и люди понимали, что они должны это смыть. Ну, в первую очередь, это парни, конечно, были, безусловно. Вот. А как они замечали? Узнать-то хочется, какая жена-то будет, девица-то какая достанется. Вот смотрите, чего, пареньки как шутили. Идут... Вот идет вечёрка, да? Потом они идут во двор и не глядя вытаскивают полешко. Вытаскивают и переносят его домой, в горницу, да? И со всей силы ударяют этим поленом по половице, бросают его вниз и смотрят, как ведет себя полено. Коль лежит, не шелохнется — ну вот и жена такая будет, да? А коль шустрое да звонкое, да веселое — и вот супружество, значит, такое его и ожидает. Ну вот смех смехом, конечно, шуток было, приговоров, «приколов», по-русски говоря, всяких-всяких — ну вот так вот добры молодцы! (Смеется.)
Д. Володихин:
— Знаете ли, кому-то вполне подойдет супруга, которая вот лежит и не шелохнется, и тиха, и не безобразничает сама. Наверное, кому-то вполне вот этот самый гадательный, абсолютно нехристианский смысл брошенного бревнышка, да, полена — он открывал бездну смыслов, в том числе, вот такие соблазнительные.
Ну, а какие-то, допустим, песнопения были крещенские? Что-то на этот счет народ породил?
Е. Боронина:
— Вы знаете, в основном, пели уже тропарь Рождества Христова, ирмос, кондак — были эти песнопения. А вот так, чтобы народ рождественские, крещенские песни — таких, ну, было минимально. Честно говоря, я вот в своей коллекции сегодня смотрела — не отыскала такое. Но здесь уже идет смывание. Ну колядки были, колядки пели на Крещение. Еще пели колядки.
Д. Володихин:
— Все... Колядки прекратились...
Е. Боронина:
— Но окунулся — всё, никаких колядок.
Д. Володихин:
— Ну да, безобразие закончилось, все эти вольности фольклорные, и начинается уже церковное, правильное, истинное православное отношение к жизни — если что петь, то молитвословия.
Е. Боронина:
— Молитвословия, да, совершенно верно. Духовные стихи уже могли петься здесь. Точно так же, как 18-го, накануне, в постный день, да, и в Крещение.
Д. Володихин:
— И насколько вот этот канун Крещения, сочельник крещенский, в народе выдерживался? Насколько я понимаю, это был достаточно серьезный церковный обычай, который старались соблюдать вне зависимости от сословия, пола и возраста?
Е. Боронина:
— Да, да-да, действительно так. Действительно так. Известны и царские купания, известны и мещанские купания, и очень много крестьянских описаний. Есть то, как...
Д. Володихин:
— Я имею в виду сочельник. То есть, держали пост всерьез вот перед началом крещенского пищепринятия?
Е. Боронина:
— Да, это был пост. И коляда была — постная коляда была. То есть, это было принятие какое-то, те же угощения, но оно было из ржаного, из постного теста, коляда та же пеклась. Ну, а сочиво — оно само по себе постное, потому что это каша, практически...
Д. Володихин:
— Постное, да.
Е. Боронина:
— С... Немного изюма, немного мёда.
Д. Володихин:
— Дорогие радиослушатели, время нашей передачи постепенно подходит к концу. Я думаю, будет правильным, если я поблагодарю от вашего имени Елену Германовну Боронину за то, что она сегодня перед нами открывала сокровищницу русского фольклора и делилась своими самоцветами. Без нее, может быть, мы до многих вещей никогда бы и не добрались. И я, конечно, хотел бы просто сейчас попрощаться, сказать: «Благодарю вас за внимание, до свидания». Мы это скажем. Но, простите, попрощается за нас с вами (вернее, после нас с вами) русский народ, потому что сейчас в эфире после нас прозвучит «Рождество Твое, Христе Боже, славим!», и это будет замечательный тропарь к празднику в партесном изложении. Итак, спасибо за внимание и до свидание! Елена Германовна, попрощайтесь!
Е. Боронина:
— До свидания, уважаемые радиослушатели, до свидания!
Д. Володихин:
— Итак, русский народ.
Все выпуски программы Исторический час
Пасхальное богослужение
Пасхальное богослужение — самое главное в году. Самое торжественное и яркое. Оно проникнуто радостью о Воскресении Христа и победы над смертью. По традиции, служба начинается в субботу незадолго до полуночи. Ведь Христос воскрес в ночь «первого дня после субботы», как говорили тогда иудеи. Первые письменные упоминания о ночной службе на Пасху относятся к третьему веку по Рождестве Христовом, периоду жестоких гонений на христиан, когда праздник был связан для них с большой опасностью.
Сама пасхальная служба, по традиции, сложившейся в России к концу девятнадцатого века, начинается ровно в полночь заутреней и крестным ходом вокруг храма. Крестный ход — дань древней традиции, когда в эту ночь проходило крещение людей, принявших веру Христову, и после Таинства они шли в храм на литургию принять святое причастие. Он также напоминает о пути жен-мироносиц, пришедших к гробнице с погребальным маслом и увидевших, что она пуста. После крестного хода, перед тем, как войти в храм, священник возглашает «Христос воскресе!», и все верующие подхватывают радостную весть ответным возгласом «Воистину воскресе!»
В храме начинается Утреня, которая включает в себя огласительное слово Иоанна Златоуста. Текст этого «слова» глубоко проникновенен: «...Последнего и первого в этот день Господь принимает с одинаковой радостью. Пусть богатые и бедные в этот день радуются друг с другом. Прилежные и ленивые — пусть одинаково чтут этот день. Постившиеся и не постившиеся — пусть все одинаково веселятся. Пусть никто в этот день Пасхи не рыдает о своём убожестве — потому что явилось общее царство. Пусть никто о грехах своих не плачет — потому что в этот день Бог дал людям Своё прощение. Пусть никто не боится смерти, всех освободила смерть Христова».
После утрени служится Литургия. Её особенность — чтение Евангелия на разных языках — на латыни, древнегреческом, английском, испанском, французском, немецком и любом другом языке в знак того, что Благая Весть Христа, Его учение обращено ко всем народам мира. Священник читает начальный фрагмент из Евангелия апостола Иоанна Богослова: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и слово было Бог». Слово — значит Христос.
А средоточием Божественной Литургии является Евхаристия, причащение Пречистого Тела и Крови Спасителя.
И всё пасхальное богослужение — от утрени до окончания Литургии — совершается при открытых алтарных, Царских Вратах. И они не затворяются всю Светлую пасхальную Неделю в знак того, что Иисус Христос навсегда отверз нам врата Небесного Царствия.
«Да молчит всякая плоть человеча»
Великая Суббота — особенный день в церковном календаре. Заканчивается Страстная неделя и православные христиане ожидают наступления праздника Воскресения Христова. В субботу перед Пасхой мы молитвенно вспоминаем пребывание тела Христа во гробе и Его схождение душой во ад. Во времена Ветхого Завета умершие праведники не могли попасть в Царство Небесное — оно было для людей закрыто. Души всех людей после кончины отправлялись в преисподнюю. Однако праведники испытывали там меньшие мучения. После смерти на кресте Христос отправился душой во ад для того, чтобы разрушить власть дьявола над человечеством. Богослужение Великой Субботы наполнено разными по настроению песнопениями. Одни из них готовят нас к Пасхе, а потому являются радостными, предваряющими воскресение Спасителя. Другие молитвословия сочувствуют Христу, перенесшему страшные мучения и встретившему смерть лицом к лицу. Одно из главных песнопений Великой Субботы начинается со слов «Да молчит всякая плоть человеча». О его содержании рассказывает священник Антоний Борисов:
Песнопение «Да молчит всякая плоть человеча» звучит на Литургии в момент, когда священник переносит хлеб и чашу с вином на престол — освящённый стол в центре алтаря. Это действие символизирует собой одновременно крестный путь Христа и Его погребение. Обычно считается, что распятие было самым страшным для Спасителя испытанием. Но это не совсем так. Большим мучением для Сына Божьего стала смерть и путь в ад — место, где нет Бога. Христос встретил там абсолютное одиночество. Бог перенёс муку богооставленности. Церковь, понимая, что человек не способен полностью осознать это событие, призывает нас благоговейно созерцать подвиг Христа. Хор поёт: «Да умолкнет всякая плоть человеческая, и да стоит со страхом и трепетом, и ни о чём земном в себе да не помышляет, ибо Царь царствующих и Господь господствующих приходит заклаться и дать Себя в пищу верным». Так выглядит первая часть песнопения «Да молчит всякая плоть человеча», которое говорит о добровольности подвига Христа. Вторая часть молитвословия приоткрывает нам завесу тайны пребывания Спасителя в аду: «Пред Ним шествуют сонмы Ангелов со всяким их начальством и властью, многоокие Херувимы и шестикрылые Серафимы, закрывая лица и возглашая песнь: аллилуия, аллилуия, аллилуия». Церковное предание сообщает нам, что вместе со Христом в ад пришли ангелы. Но не для того, чтобы помочь Спасителю (Он как Бог всё совершил Сам), а чтобы лично увидеть чудо победы Сына Божьего над преисподней.
Песнопение «Да молчит всякая плоть человеча» поётся в православных храмах только на Литургии Великой Субботы. Богослужение Великой Субботы — уникально и не может быть повторено в иное время. У нас есть возможность послушать песнопение «Да молчит всякая плоть человеча» в исполнении хора-ансамбля Хронос. Давайте ею воспользуемся.