«Знания о вере». Иером. Геннадий (Войтишко)

У нас в студии был руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации иеромонах Геннадий (Войтишко).

Мы говорили об особенностях современной катехизации: в чем состоят задачи катехизатора, какими качествами он должен обладать, каковы «подводные камни» катехизации. Отец Геннадий отметил, что важны не только слова, но и личный пример жизни в Боге.

---

Ведущая: Марина Борисова

М. Борисова

– Светлое радио на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья. В студии Марина Борисова. И сегодня с нами в студии светлого радио иеромонах Геннадий (Войтишко), руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации. Отец Геннадий, объясните, пожалуйста, нашим радиослушателям, что же такое эта загадочная катехизация, что означает само слово и в чем, собственно, ее цель сегодня.

Иеромонах Геннадий

– Добрый вечер, Марина. Добрый вечер, уважаемые радиослушатели. Катехизация происходит от одного простого слова – «катехизис» – наставление в вере, изустное наставление в вере. И это наставление в вере наша и обязанность, и радость. Почему, потому что в этом есть исполнение слов Господа нашего Иисуса Христа, Который сказал: идите, научите все народы. Это обращение не только к апостолам и учителям Церкви, но и к тем, кто будет внимать этому апостольскому слову, потому что невозможно научить того, кто не хочет учиться. Это первое. Второе – невозможны отношения с Богом, с христианской точки зрения, настоящие, глубокие, верные без того, чтобы знать о Боге и через это узнавание о Боге входить в полноту богообщения, богопознания, уже в личный опыт этого молитвенного, евхаристического и прочего общения с нашим Творцом. Слава Богу, у нас есть возможность сейчас говорить не только об основах веры, а представить людям всю полноту нашего взгляда, христианского взгляда на мир, на человека, на Бога, на отношения с Богом. И ради этого проводятся где-то более длительные, где-то менее длительные встречи, беседы, которые позволили бы узнать больше о вероучении Православной Церкви. Где-то это менее удачно проходит, где-то это более удачно проходит, и вот тут как раз таки вопрос о содержании, как вы об этом в самом начале спросили. Есть некоторое представление у моих собратьев, коллег, катехизаторов, что вот если человеку выгрузить историю Византии, историю Церкви, рассказать о тринитологии – то это уже само по себе достаточно. Но тут мы сталкиваемся с такой проблемной вещью, которую я бы назвал кризисом катехизации, кризисом наставления в вере – это касается не только церковного делания, это касается, кстати, и обычной светской школы: мы привыкли давать ответы на не заданные нам вопросы. Вот перед нами люди, пришедшие, например, на краткие огласительные беседы перед крещением своих собственных детей. И мы думаем, что мы им выгрузим какие-то простые катехизические формулы, которые взяты из катехизиса – на мой взгляд, один из лучших катехизисов, это катехизис святителя Филарета (Дроздова), если кто-то из наших радиослушателей не открывал этот замечательный текст, я вот настоятельно рекомендую это сделать. Так вот кто-то думает, что достаточно выгрузить какие-то катехизические определения – и будет человеку счастье. На самом деле нет. Потому что перед человеком стоят сложные жизненные вопросы, ответы на которые он хотел бы получить с христианской точки зрения. Вернее даже не так. Постановка вопроса о христианской точке зрения может даже тоже не стоять. У человека есть проблемы – его отношения в семье, его отношения с близкими, его отношения с детьми родителями и так далее – как в этом во всем быть, если это ситуация постоянных кризисов, споров, конфликтов, жизненных ситуаций, трудностей. Жизнь как трудность, уже не как радость, да, а как героический способ преодоления трудностей, реальность для очень многих людей, и вот с этим люди входят в Церковь. И что мы на это, мы – священники, катехизаторы, наставники церковные? Вот если мы катим по школьной такой, знаете, программе схоластического богословия в стиле: в Бога надо верить, потому что верить в Бога надо, – то это будет провал и фиаско: погрустневшие глаза, и потом голосование ногами от нас. Я был одним из авторов длительного курса катехизации на одном из московских приходов и могу сказать, что я счастлив видеть лица и глаза этих людей по прошествии ну вот уже полугода этих занятий – это совершенно другие люди, чем те, кто входил на эти занятия. Потому что в результате рассмотрения каких-то серьезных вопросов, люди переосмысливали какие-то проблемы своей собственной жизни. И вот это, на мой взгляд, для меня очень ценно, для меня это очень ценно, что люди не просто получают сумму схоластической информации, некоторые какие-то, некую систему мировоззрения, которая помогает им жить здесь и сейчас. И понимать, главное, что Евангелие актуально здесь и сейчас, оно действенно и живо здесь и сейчас, как и две тысячи лет назад.

М. Борисова

– Ну вот одно из ваших интервью, опубликованных, которые можно найти в сети, называлось: в России рудимент атеистического мышления до сих пор воспитывает сознание. Насколько эта проблема остро стоит сейчас и что делать катехизатору, когда он с этим сталкивается на каждом шагу?

Иеромонах Геннадий

– Ну тут вот какой момент. Атеист в Церковь не приходит пройти длительный курс катехизации. Обычно приходят люди, у которых есть некоторое желание уже узнать о вероучении Церкви – главная такая может быть посылка. Это не миссионерский диспут или апологетический диалог с кем-то, кто возражает учению Церкви, это уже люди с некоторым запросом узнать что-то. Но вот у огромного числа людей такой объем стереотипов и штампов на тему Церкви, начиная от банальных там «попы на мерседесах» и заканчивая «Бог – это Троица: Господь Иисус Христос, Богородица, святитель Николай» – ну я шучу, эти уже накатанные штуки уже даже кажутся банальностью. Но самым, может быть, для меня страшным моментом является это накатанные неверные образы Самого Бога. Это проистекает не только от того, что люди где-то какую-то книжку прочитали, они сталкиваются с этим в своем детстве, может быть, где-то околоцерковном или же при соприкосновении с людьми Церкви. Ну что я имею в виду под неверными образами Бога? Бог как полицай, Бог как полицейский, который дал какую-то совокупность нормативов, которую тебе выполнить никогда невозможно, но в любом случае за каждое нарушение ты полетишь в ад. А причем здесь тогда Бог – любовь? Как-то тут не вяжется что-то. Или есть другой штамп, стереотип: Бог, знаете, он такой вот не просто всепрощенец, он такой, знаете, Дедушка Мороз, Санта Клаус, который только зефирки поставляет, ты только попроси – он тебе все исполнит. Иногда такой Бог, как служка на побегушках. И вот самая сложная задача катехизаторов на старте этого общения – это слом льда, это есть такой термин – «айс-брейкинг» – разлом льда, растапливание этого льда, который есть в сознании очень-очень многих людей, приходящих к Церкви и пытающихся узнать что-то о вероучении Церкви. Но некоторые атеистические штампы все тоже мы можем прослеживать и видеть. Ну, например, вот про атеизм, да, это совершенно неверное понятие светского общества. Мы общаемся ведь не только на богословские сюжеты, на темы богословских сюжетов, но и применительно к нашему обществу, и нередко можно слышать в разговорах: ну как же, вот Церковь там пытается участвовать в каких-то общественно-политических процессах, а Церковь отделена от государства, а мы государство светское – и вот для большинства людей «светский» – это означает стерильный от любой религиозности. Светский – равно атеистический.

М. Борисова

– Да, это абсолютно советское такое восприятие, то есть это то, что было, то в чем воспитывались мы.

Иеромонах Геннадий

– Да. А светский – это плюралистичный с точки зрения мировоззренческого выбора. У тебя есть разные в этом обществе позиции, мировоззрения, представители этих точек зрения, и всем есть место под солнцем, если они не призывают к каким-то вещам, запрещенным законом. И это означает, что мы можем как-то общаться, искать какие-то общие поля для сотрудничества, и в том числе в области образования, социального служения, каких-то других вещей, как бы уже более политических. Как, например, вопрос, связанный с выводом абортов из системы обязательного медицинского страхования – это политический вопрос, не только социальный, не только с точки зрения защиты жизни человека. Конечно, это прежде всего, но он лежит в плоскости принятия государственных решений, а значит политики. И вот даже эти вопросы обсуждаются в ходе таких встреч и занятий, они как бы всплывают исподволь.

М. Борисова

– Но вот если погуглить, как сейчас говорят и посмотреть, как толкуется слово «катехизатор», мы увидим такое словарное объяснение: это специалист, получивший систематическое богословское образование, необходимые умения, навыки и пастырское благословение для проведения на своем уровне духовно-просветительской деятельности. И вот когда читаешь такое определение, думаешь: Боже мой! Ну хорошо, вот хороший верующий молодой человек пошел на курсы, получил сертификат, вот он действительно обладает некоторой суммой знаний. Но к нему придет, предположим, завтра на приходе взрослая женщина с кучей проблем, и он ей должен, конкретной вот этой самой женщине, уже побитой жизнью, уже много раз ошибавшейся и много спрашивавший у разных людей совета и получавших советы не всегда качественные, вот придет такая женщина к этому катехизатору, что он ей скажет? Я не к тому, что не нужно систематическое обучение людей, которые просвещают других людей. Но просто, может быть, катехизатор должен обладать какими-то иными еще качествами? Потому что можно говорить очень правильные и очень глубокие, полные цитат какие-то вот пассажи, и они не будут доходить до сердца. А можно какими-то совершенно примитивными словами, какими-то прибаутками, казалось бы, не относящимися к цитированию Священного Писания, объяснить все в течение трех минут – и человек поймет, примет и будет всю жизнь помнить.

Иеромонах Геннадий

– Мне кажется, вы правы. Почему, потому что с моей точки зрения этому определению не хватает главного: у человека должна быть харизма. Харизма – это призвание Самого Бога и – если хотите, употреблю такое высокое церковное, с таким церковным пафосным звучанием тоже слово, – он должен быть помазан Богом на это служение. Вот Господь должен прикоснуться к его темечку, и действительно это должен быть человек, который будет свидетельствовать о правде Божией не от своих собственных умопостроений, как это мы называем в Церкви, от ветра головы своея, хотя и, в общем, начитавшись чего-то там. Вот Господь сказал Своим ученикам, посылая их в мир проповедовать, Он сказал: не думайте, что вам отвечать, Дух Святой найдет на вас и даст вам нужное слово. И это означает, что человек, который поставлен на это служение, помимо всего того, что должен ощущать этот харизматический призыв, харизму эту, должен еще иметь этот личный опыт богообщения, глубину богопознания, и только от нее он может что-либо человеку, от сердца к сердцу, донести. Но в вашем вопрос содержится еще одна такая звездочка, я бы сказал, подвох: катехизатор никогда не должен переходить на пастырское поле. Есть вопросы, которые касаются исключительно пастырского служения и духовнического попечения. Задача катехизаторов свидетельствовать о правде Божией, об истине, которая хранится непреложно в Церкви, о Евангелии, помочь актуализировать это Евангелие на каждый день для этого человека, помочь увидеть, что Евангелие живо, действенно здесь и сейчас, разобраться с некоторыми штампами и стереотипами. Но даже, казалось бы, для такого простого служения, для такой простой цели, я убежден, у этого человека должно быть призвание. Он должен обладать личными качествами, не просто образованности, не просто начитанности, а вот Дух Божий должен действовать через него. И это чувствуется всегда. И как вы сказали, либо шутками, прибаутками он может донести, иногда приходится и так действовать, и так объяснять, а иногда приходится переходить на очень высокий язык философских дефиниций.

М. Борисова

– Напомню нашим радиослушателям, сегодня с нами проводит «Светлый вечер» иеромонах Геннадий (Войтишко), руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации. Отец Геннадий, там есть еще такой подвох, когда люди приходят в храм конкретный, а у них иногда, как вы говорите, слишком много стереотипов, ну грубо говоря, дурацких, и они стесняются подойти с этим к священнику. Им кажется, что вот это стыдно, это ужасно, он сейчас скажет какую-то глупость и, в общем, его отсюда выгонят. Поэтому гораздо легче ему подойти к кому-нибудь из прихожан с этим вот своим, ну условно говоря, дурацким вопросом. Но вы говорите, нельзя переходить на пастырское поле. Но зачастую эти вопросы как раз на грани. Что делать человеку, к которому вот конкретно обратились, и он знает, почему – не потому, что он такой высокодуховный, потому что он в свое время подобные вопросы задавал...

Иеромонах Геннадий

– И, может быть, даже обжегся.

М. Борисова

– И умные люди ему отвечали, то есть он может как бы транслировать отчасти свой собственной опыт, и отчасти мудрость своих бывших советников. Что делать ему в такой ситуации?

Иеромонах Геннадий

– Ну вот вы затронули очень важную тему. Катехизация, она приходит и не только и даже, может быть, не всегда только, а длительные курсы наставления в вере, курсы, которые могут показать, во что мы веруем, и как мы веруем. Катехизация это и работа приходских консультантов, и ласка, нежность, внимание, добро, которые излучает человек, стоящий за церковной лавкой. Когда первый, кого встречает человек, приходящий в церковь, это либо дежурный, либо свечница, и от этой первой встречи зависит очень многое. Я знаю немало случаев, скажем так, печальных, к сожалению, когда эта встреча заканчивалась, обрывалась, и дальше человека не видели, может быть, даже десятки лет. И от этой встречи судят о лице Церкви. И вот этот человек, он может сделать несколько вещей. Первое – следовать принципу, который лично для меня важен, критичен: прежде чем вы кому бы то ни было что-то расскажете о Евангелии, Евангелие должны увидеть или почувствовать, или услышать по вашему сердцу, по вашим глазам. Если этого нет, все остальные рассуждения будут пустышкой. Следующее. Есть вопросы, которые вполне уместно адресовать, переадресовать священнику, но первая вот эта встреча: ты здесь важен, твой вопрос важен, мы с тобой общаемся не в режиме на «отвали» – извините за это выражение. И ты можешь здесь найти ответы на свои вопросы. Вот был такой случай, и вот так можно был поступить. Если вы ищете самую сильную икону в нашем храме, которая помогает от всех болезней, в том числе и от нашествия тараканов в квартиру, то вот вы знаете, есть еще такая правда на самом деле – и можно два-три слова сказать, как повернуть этот вопрос, рассказать о главном смысле: все вопросы к Богу, да. А уже есть личные ситуации: как мне быть с моим мужем или с моей женой, и как мне быть с моими детьми, и как мне готовиться к причастию или не причастию – это уже вопросы пастырские. И мы, общаясь со свечницами, а есть такие специальные занятия, проводятся для приходских сотрудников, как раз таки мы объясняем: вот это поле пастырское, а вот здесь у вас есть возможность для работы, для творчества. И ну не всегда это удается выдержать, эти границы, вы правы, да. Но, знаете, как бы там ни было, вот эта первичная встреча с добром, с любовью критически важная, она важнее всякого дальнейшего слова и объяснения.

М. Борисова

– Вот есть такой водораздел в нашей новейшей церковной истории – это 90-е годы, которые очень сильно изменили опыт вхождения в Церковь. Собственно говоря, слово «катехизация» и «катехизатор» зазвучало именно в 90-е годы. Раньше слово «катехизис» относился именно к катехизису Филарета (Дроздова) который там через десятые руки можно было ксерокопию у кого-нибудь выпросить почитать. Но, собственно, вот катехизация этим заканчивалась, поскольку в советских реалиях она был физически невозможна, грозила священникам, которые рисковали вести подобные беседы, всевозможными карами со стороны государства. Поэтому если что-то и было, то было совершенно в другом формате, скорее в формате бесед, эпизодически, ну в общем-то, совсем другая реальность. И человек, приходивший в церковь до 90-х, зачастую приходил туда, ничего не зная или зная очень мало, и очень часто даже не читая, собственно, может быть, одно из четырех Евангелий одолев там, от Марка, самое короткое. Но вхождение каждого было выбором жизни, это было очень серьезно. И потом вот то, что должна, по идее, как я понимаю, сейчас давать катехизация, то есть опыт вхождения в церковную жизнь, он имел такую сильную внутреннюю мотивацию, что человек сам к этому рвался: он использовал любую возможность войти, ошибался, ничего не знал, спрашивал у всех подряд, ездил по каким-то монастырям там, по каким-то людям, которые обладали авторитетом. Но вот это было внутренне очень сильно мотивированное движение. И самообучение с помощью вот этих людей, которые встречались на пути у каждого, оно происходило очень интенсивно, очень качественно. Что получается теперь? Теперь в каждом храме есть штатный катехизатор, есть программа катехизации, есть курсы для работников, церковных служащих – все это замечательно, прекрасно, никто плохого слова не скажет. Но вы вот и не только вы, другие священники очень часто обращают внимание на необходимость нежного, бережного отношения к людям, которые вот входят в храм первый раз. Я с вами абсолютно согласна. Но я вспоминаю, какими входили мы: нас остановить не могло ничто, даже я не знаю, танком если бы нас пытались остановить. Потому что нам не было интересно, что нам скажет, как нас одернет какая-нибудь злая старушка, мы не видели этих старушек, мы просто вот как, в коконе находились.

Иеромонах Геннадий

– Вам повезло.

М. Борисова

– Нет, я не только лично про себя говорю, я говорю о людях моего поколения, которые приходили в церковь в 70–80-е годы, взрослыми. И очень удивляет, что такими нежными и ранимыми стали верующие сейчас. И даже ну вот неофиты, которые, казалось бы, должны гореть. Что поменялось и почему вот именно такая нежная катехизация стала необходимой?

Иеромонах Геннадий

– Нет, вопрос не в нежной катехизации, вопрос в участии в жизни другого человека. И на самом деле слово «нежность» я употребил тоже не от ветра головы своея. Апостол говорит: относитесь друг к другу с нежностью. Апостол. Это знаете, не такая человекоугодническая позиция. Нет, с нежностью. А наш Господь таков деликатный, таков кроткий, что льна курящегося не угасит и трость надломленную не переломит – тоже какой-то такой намек нам на наше поведение собственное. А вот что я дальше замечаю: пришедшие нередко – нередко, не все, не надо мазать одной краской. Нередко пришедшие в 90-е годы люди обладают очень такой ригористичной жесткой позицией. Они с этой жесткой позицией вошли в Церковь, и они готовы были идти наперекор все советской системе, которая готова им была переломать хребет на самом деле, ну в 80-е годы и еще и в 90-е вот такой запал был. Я-то в 90-е годы пришел в Церковь, в 87-м году, помню, прочитал Евангелие, а вот уже в 90-е был сознательный процесс вхождения. И я помню этих людей, которые пришли в те советские годы, да и нам приходилось преодолевать это сопротивление. Но я видел тоже других людей, которые уже тогда войдя, имеют очень жесткую позицию сейчас к людям современного мира. Люди очень изменились. Не потому, что все такие, знаете, стали меланхольными. Нет, люди устали, очень много устали от грубости самого этого мира. И если они входят в церковь и встречают это же самое – зачем им эта церковь нужна? Если они ну реально пытаются войти в церковь как убежище от хамства этого мира, от грубости, жесткости и безрадостности, серости – вот как наши с вами эти осенние деньки в Москве, – и встречают здесь то же самое, зачем им эта церковь? И нередко я слышу диалоги верующей супруги, например, или верующего супруга и неверующей своей половины: ну вот смотри, ты пришла в церковь – что изменилось? Ты прекратила хорошо выглядеть. Смотри, ты как одета стала. Ты посмотри, где твоя радость? Ты раньше улыбалась, ты светилась, что на тебе сейчас? Ни улыбки, посыпаешь голову пеплом, молиться, поститься и слушать непонятно что. Где все это, где моя жена? Я не узнаю ее. Человек входит в пост, и он превращается в такую, знаете, сорвавшуюся с цепи овчарку. Зачем такое нужно? И вот человек смотрит на это все со стороны и говорит: мне этого в миру хватает, чего вы мне еще со своими ограничениями. Но я знаю примеры и из текущей современной жизни, я общаюсь с одни парнем, который сознательно ищет свой путь к Богу, к Христу, и он серьезно, глубоко интересуются вопросами христианства, где истина – в православии, в католичестве. Мы с ним очень серьезные разговоры ведем. Человек, выросший в иной, чем русская культурная традиция, близкая к исламским регионам его семья, поэтому тоже определенный фон имеет, и у человека есть горение узнавать. Горение узнавать есть у очень многих людей, которые сейчас приходят в Церковь. Но я с вами соглашусь, что, откровенно говоря, у многих людей запроса на правду, на истину для собственной своей жизни ну не так уж и много. Потому что люди погружены в какую-то то ли бытовуху, то ли еще что-то такое. А я помню себя, и мне кажется, созвучно с тем, что вы говорите о своем вхождении в Церковь. Мне было лично важно разобраться вправду, где эта правда, где истина, как жить, каков смысл этой жизни, кто этот Бог, почему вся правда о Боге и неискаженная эта правда в этой Церкви, а не где бы то ни было еще? И вот это внутреннее горение, оно было таким важнейшим драйвером, который позволил мне войти в узнавание православия. Сейчас я вижу немножко иную ситуацию, чем это вызвано – есть смысл подумать. Вообще сейчас запросы о смыслах жизни хотя и внутренне глубоко остаются, но они не актуализированы, не проговорены. Поэтому тоже здесь одной из задач катехизаторов является побудить ставить вопросы. Не просто отвечать, вот прийти вот: здрасте, я вот вам сейчас все расскажу, как жить надо и как родину любить и Церковь, вашу матушку. Нет, давайте подумаем о вопросах, то есть задача побудить поставить вопрос. И только после этого можно уже о чем бы то ни было говорить более глубоко.

М. Борисова

– Иеромонах Геннадий (Войтишко), руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации проводит с нами этот «Светлый вечер». В студии Марина Борисова. Мы прервемся и вернемся к вам буквально через минуту не переключайтесь.

Иеромонах Геннадий

– «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, дорогие радиослушатели. В студии Марина Борисова. И сегодня с нами и с вами в этот «Светлый вечер» иеромонах Геннадий (Войтишко), руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации. И мы говорим с ним о подводных камнях этой самой катехизации. А вот по поводу подводных камней как раз. Если у нас вводится практика обязательных катехизаторских бесед с потенциальными крестными родителями, с потенциальными супругами перед венчанием, и это правило, оно зачастую воспринимается на приходах как ну вот такая обязательная инструкция: начальство спустило разнарядку – надо со всеми проводить. При этом очень часто, к сожалению, не учитывается, что люди приходят очень разные. Некоторые приходят из церковных семей и крестных приводят вполне церковных людей, которые в принципе сами могут эти катехизаторские беседы проводить. Но поскольку всем велено, вот происходит некоторая такая пытка для человека, который, скажем, сам тоже в другом храме несет послушание катехизатора: сидеть три беседы, выслушивать то же самое, только в другой интерпретации. Причем очень трудно, ведь люди поскольку с разной подготовкой, человек, который к ним обращается, он должен выбрать среднюю температуру по больнице, поэтому сам текст беседы, он очень упрощенный и рассчитанный как бы на самую широкую аудиторию. Поэтому человеку церковному безумно тягостно несколько часов три вечера подряд проводить вот в подобных посиделках. В чем смысл вот такой директивы? Может быть, все-таки что-то не совсем правильно?

Иеромонах Геннадий

– В той подаче, которая вам была озвучена, нет смысла никакого.

М. Борисова

– Я почему так говорю, потому что я сама несколько раз проходила через эту пытку.

Иеромонах Геннадий

– Да вы что?

М. Борисова

– Да.

Иеромонах Геннадий

– Ну это реальное безумие. Оно начинается, знаете, с чего? Вот не к начальникам все вопросы. Хотя я сейчас про нас, чиновников, тоже пройдусь, надеюсь, это не будет асфальтоукладчик. Знаете, я обратил внимание, что таким допуском к крещению для многих является не мирян, а внутри Церкви, является отметка: прошел ты беседы или не прошел. Не вопрос: веришь ты в Иисуса Христа? Как ты хочешь с Ним строить отношения? Хочешь ли ты следовать Его заповедям или там отсечь от себя тот грех, который уже там накопился в твоей жизни? Нет. Ты прослушал беседы или не прослушал? И вот это абсолютно неправильная логика и мотивация. Я же тоже как приходской священник становился иногда в череду, и мне было интересно посмотреть, как это все работает. И я видел, что после некоторых таких бесед человек совершенно никоим образом не меняет свою мотивацию для жизни в Боге. Про эту сторону сейчас расскажу. Обычно, когда я готовлюсь к таинству Крещения, я беседую с родителями. Надеваю епитрахиль, поручи, и в это время у меня есть возможность какими-то несколькими словами обменяться с теми, кого я вижу впервые. Надо познакомиться, мы вместе будем сейчас молиться – это очень близкое такое соприкосновение с людьми. И часто мой вопрос этот разговор начинает, я их спрашиваю: а какие у вас отношения с Богом? И ответы бывают разные. И мне очень больно слышать не просто недоумение от этого вопроса, а что-нибудь в стиле: а что вы хотите услышать? Ну, типа, что, я вот сколько раз я причащаюсь, не причащаюсь там? Ну не знаю, не причащалась ни разу. И что вы хотите от меня услышать, буду ли я причащаться? Не знаю. Это я вам просто тональность попытался передать. Это просто реальная живая история, было такое. И мне несколько раз приходилось, и это реально трагедия, приходилось отменять эти крестины, и я не соглашался совершать таинство с такими людьми, у которых не просто не было какого-то понимания, зачем они сюда приходят, но и вообще желания разобраться. И ведь просто я после вопроса о том, какие у вас отношения с Богом, можно услышать все что угодно. Но дальше главный вопрос: а какие бы вы хотели? Или хотели бы вы, чтобы ваши отношения с Богом стали настоящими, живыми, близкими, там доверительными, верными? И если после этого второго вопроса тишина в космосе, а иногда и протест, то, конечно, таинство совершать невозможно. А у человека купленная услуга. Вот дама как раз, которой я отказал в крещении, она говорит: а у нас уплочено. А мы беседы прошли. И что? Была еще такая, знаете, комичная история. Молодые ребята, замечательные, чудесные, приходят к нам в наш приходской домик. Здрасте – здрасте, как вот там покрестить малыша, мы вот прошли огласительные беседы, там целых три было... Пятеро их было, хорошие молодые ребята. Ну и поскольку такое настроение веселое, говорю: раз вы прошли огласительные беседы, вы мне расскажете, где покоятся мощи Господа нашего Иисуса Христа.

М. Борисова

– И они рассказали?

Иеромонах Геннадий

– Девушка Даша, которая на клиросе регентует, в этот момент выронила чашку. И была такая сценка, знаете, из телепередачи «Что? Где? Когда?», они там в кружочек сгруппировались и начали что-то обсуждать между собой.

М. Борисова

– Попросили помощь зала?

Иеромонах Геннадий

– Нет. Ответ был: в Иерусалиме. Я говорю: поздравляю, замечательный ответ. Начинаем беседу...

М. Борисова

– Снова.

Иеромонах Геннадий

– Мы будем с вами вместе говорить о том, о чем я спросил. Будем говорить о главном, о Христе. Но все мы вместе тогда посмеялись, хотя тут не до смеха, вообще-то, было. А конечно, можно было их там постращать: как вы там, такие-сякие, прошли беседы! Там то-то, то-то... Ну это было бы вообще с моей стороны дикость. Нет, мы перевели все это в шутку, юмор и хорошо с ними потом пообщались несколько встреч. И не то чтобы совершенно другие были люди, но во всяком случае некоторое представление о том, зачем прийти к таинству стоит, у них было. И вот тут вот возникает следующий вопрос. Люди-то приходит с этими стереотипами, может быть, мы о них чуть позже скажем, если будет это интересно. Но вот касательно людей, которые уже в Церкви, и там, где к этому относятся абсолютно формалистски: сказано, положь бумажку – значит, положь, – ну это же дикость! Церковь что у нас в таком случае, превращается просто в один бюрократический аппарат? Я, знаете, вот своим прихожанам и друзьям говорю: знаете, наш Господь очень существенно отличается от русского чиновника. Русский чиновник ищет повод тебе отказать. Даже если повода нет, он его найдет. Господь ищет повод сказать тебе «да». Вот такой Он – любящий, настоящий. И поэтому ты Ему тоже протяни руку и скажи Ему тоже «да», и что-то может быть интересное в вашей жизни. Так вот когда мы к людям относимся, как тот самый чиновник, ни о каком Евангелии дальше больше говорить не стоит. Мы обычная чиновничья конторка, в которой нужно получить справку, и мы придумаем, как эту справку еще и не выдать, обставляя все это формализмом – ну дикостью, дикостью. Поэтому я бы призвал и отцов, собратьев, и братьев-катехизаторов все-таки как бы смотреть в смысл, потому что если человек верующий, а кстати, распоряжение Патриарха как раз таки об этом говорит: если человек церковный, то не надо его гонять на эти все беседы. Но это все становится очень понятным. Но для меня становится понятным человек, когда отвечает на эти вопросы: какие у тебя отношения с Богом? А в каких ты отношениях хочешь в дальнейшем? Да, я могу уточнить: как часто вы причащаетесь, исповедуетесь ли? – это некоторое представление нам дает. Если я понимаю, что человек церковный, я могу спросить: вам интересно было бы еще что-то узнать? Если да, я понимаю степень его воцерковленности, то я могу предложить на длительные курсы пройти, прийти. А если есть интерес прийти на обычные такие беседы, например, поддержать своих не очень окрепших в вере друзей, которых они позвали в качестве крестных, то это тоже было бы замечательно. Но вот этим ригоризмом заниматься я бы не стал, я бы просто предостерег своих собратьев от такой позиции. Просто предостерег бы. Тем более что нормативные документы не требуют справку ради справки.

М. Борисова

– Но вот качество самих бесед. Вот в ваших словах все время чувствуется такой зазор между тем, что хотелось бы и тем, что получается на самом деле. Ведь очень напоминает ситуацию XIX века. Мы можем судить только по литературе XIX века, очень во многих произведениях воспоминания детства, гимназии и о изучении катехизиса на уроках закона Божия – это вот то, что вызывает чудовищную скуку, отторжение, насмешки над законоучителем. То есть это вот то, что нам оставила культура XIX века, чтобы мы так не делали вроде бы.

Иеромонах Геннадий

– Да, да.

М. Борисова

– А получается, что зачастую мы повторяем те же самые ошибки?

Иеромонах Геннадий

– Вот вы знаете, этот путь мы активно прошли и во всей красе своей увидели по нашим детям. Потому что такая глубина погружения в эту проблематику вот лично для меня началась в погружение, в проработку ситуации с нашими детьми. Потому что изначально был такой, знаете, посыл: вот до революции был Закон Божий, в церковноприходских школах что-то изучали, был Закон Божий, все такие православные – ла-ла-ла-ла – бац, а революция случилась. Откуда она взялась – никто не понимает. Пришли какие-то варвары из-за границы, и тут все нам испортили, в таком благословленном хрустальном раю. Нет. Я как-то рассказывал здесь, у вас в студии о том, как доставали учебники и книжки, в том числе и Священное Писание, из подвалов одной семинарии, в глубинке России находящейся. И там на форзацах, на полях были богохульные выражения, и даже абсолютно вульгарные и пошлые – семинаристы. А в каждой из духовных школ в 1905 году вспыхнули революционные восстания. Я рассказывал о том, что в Минской духовной школе пришлось применять войска для подавления этого всего. Этот формализм, эта бессмыслица, казенщина – от нее тошнило всех тогда. И да, эта тема иногда все-таки у нас вспыхивает здесь. И поэтому, когда мы озираемся на тот опыт, странно, что не делаем выводы из него. Так вот, мы и анализировали ситуацию, что вообще с нашими детьми происходит, и мы увидели, что это не вопрос просто передачи схоластических им вероучительных определений – это то что их отвращает от жизни в Боге. А один наш друг и священник как-то сказал, я его все допрашивал: какая у тебя методика работы на приходе с детьми? А у него пацанвы от рассвета до заката на приходе, кстати, некоторые из них уже в священный сан вошли. Он говорит: ну что методика, какая методика? Методика простая: мы живем в Боге, дети с нами. Вот очень важно показать эту жизнь людям – жизнь в Боге. Не просто на схоластических определениях. Это первый посыл. Второе – важно передать людям смыслы, но сначала побудив их к постановке вопросов. Когда мы опрашивали и проводили другие исследования с подростками, что их волнует и о чем важно было бы им говорить в Церкви, поверьте, это оказалось совсем не вопросы истории Церкви и византологии, тринитологии, каких-то вопросов ересей и прочего. Это вопросы о смысле жизни, об их отношениях с самим собой, с друзьями, с родителями, про любовь и так далее. Но во всем этом можно дать христианский взгляд. И вот понимая эти вещи, мы начали перестраивать подходы к преподаванию, если можно так выразиться, вероучения нашим детям. И это совсем не так школьная метода, которая была: детки, сели за парту, сейчас мы вам расскажем, как в Бога веровать. Это совсем не про передачу катехизиса в том самом виде. Хотя катехизис там участвует, он по-другому подается. Главная посылка заключается в том, чтобы помочь и детям, и взрослым увидеть, что Евангелие актуально здесь и сейчас. Для этого нужен контекст, который мы бы для них нарисовали, им был бы этот контекст понятен.

М. Борисова

– Напоминаю нашим радиослушателям, с нами сегодня в студии иеромонах Геннадий (Войтишко), руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации. И мы разговариваем о катехизации и ее смысле. Вот когда вы говорите о том, что нужно искать новые формы для того, чтобы...

Иеромонах Геннадий

– Они уже есть.

М. Борисова

– Тем более. Чтобы выполнить собственно задачу главную катехизации – то есть помочь человеку встретиться с Богом, тут встает вопрос. Катехизация все-таки, само слово и вот формат, который подразумевается, это все-таки общение на уровне «учитель – ученик», ну с вариациями, но все равно вот есть кто-то, кто обладает неким знанием, и он это знание передает, и отвечает на вопросы, вопросы вызывает своими рассказами – то есть в этом вот диалоге, в этом общении рождается некий смысл. Но ведь, по сути дела, главная-то цель, насколько я понимаю, помочь человеку войти в жизнь Церкви...

Иеромонах Геннадий

– Именно так.

М. Борисова

– То есть вот ощутить этот вот ритм и начать дышать, и почувствовать, что твой пульс совпадает с этим пульсом. А для этого разговоров мало.

Иеромонах Геннадий

– Конечно.

М. Борисова

– Я просто вспоминаю, когда на заре туманной юности, когда приходилось до всего докапываться самому, в силу того, как складывались обстоятельства, прибивались обычно к какому-то священнику. Ну опять-таки где-то прочитав или услышав, что вот все-таки исповедоваться надо ходить к одному, а не бегать от одного к другому. И, как правило, этот вот священник становился на долгое время твоим вот проводником в этот мир. Но священники все разные, и личностные качества тоже все разные. Вот у меня сложилось так, что у меня был замечательный совершенно духовный отец, но он был не из красноречивых священников. Он достаточно формально говорил проповеди и, в общем, достаточно как-то просто отвечал на все вопросы. И в какой-то момент у неофитского вот этого рвения все узнать, прочитать и стало казаться, что этого мало – ну как же, духовник, он должен вести куда-то в заоблачные дали. И мне посоветовали съездить к отцу Кириллу, столетие которого мы недавно отмечали, духовника Троице-Сергиевой Лавры и духовных школ, распложенных в Лавре. И удивительное дело, что он меня принял, хотя, в общем, он тогда уже мирян очень мало принимал. И когда я вот эту ерунду всю ему рассказала (это я сейчас так характеризую), он меня внимательно выслушал и сказал (а духовник, естественно, тоже заканчивал духовные школы в Лавре, и тоже был из его чад духовных), он сказал: знаешь что, вот ты ходишь к отцу Борису – вот и ходи, он плохому не научит. Я так расстроилась, ушла, думаю: ну он же не учит ничему, он же не разговаривает со мной, он не ведет со мной разговоры о прочитанных там каких-то фрагментах из «Добротолюбия», которые меня тогда ужасно интересовали. И в общем, на самом деле я очень скоро встретила человека, который на протяжении нескольких лет выдерживал натиск моих этих безумных литературных бесед, отвечал на вопросы, которые как раз я хотела задать. Но я продолжала ездить к батюшке на приход, и довольно быстро я поняла, что это единственное, что могло ввести в жизнь Церкви. Потому что это был человек, который всю жизнь жил, стремился жить по Евангелию, это для него вот было камертоном всей его жизни. Причем это было не пафосно, это было очень обиходно, очень как-то даже по-житейски, но это был на каждом шагу, в каждом вздохе. И когда несколько лет проходит рядом с этим человеком, ты понимаешь, зачем вообще Господь тебе его послал. И совершенно не обязательно ничего говорить при этом.

Иеромонах Геннадий

– Ну вот об этом мы и говорим, как раз таки применительно, помните эту фразу: мы живем в Боге, дети с нами. Мы живем в Боге, и люди вокруг с нами. И они тоже входят в эти отношения с Богом. Знаете, вот основной контекст, если мне так кажется, поправьте меня, если я ошибся, нашего разговора, он больше такой, про некоторую интеллектуальную составляющую, представление о вероучении. На самом-то деле, с моей точки зрения, самое важное это не просто передать какую-то совокупность знаний о, а самое важное, передать опыт богопознания, общения с Богом, богообщения. И богообщение, общение с Богом, оно невозможно без нескольких таких вот ключевых граней, ключевых сфер. Молитва – первое. Да, у нас очень много всяких разных представлений о молитве. Это важно не просто рассказать: молитва – это то-то, то-то. Хотя некоторые думают, что молитва – это такой текст, который произносится или печатается в книжках, вот вам сборник молитв. Нет, это не сборник молитв, а это сборник молитвословий и поэтому называется молитвослов. А молитва – это вознесенное к Богу сердце, обращенный во внимании к Нему ум, поэтому молитва может быть и без слов для тех, кто уже достиг такой высоты этой духовной жизни. Невозможна эта жизнь без Евхаристии, причастия Святых Христовых Таин и участия в таинствах, и прежде всего соединения в таинстве Евхаристии с Богом. Эта жизнь невозможна без приобщения слову Божию, прежде всего в Евангелии. И к Евангелию, которым живет и которое раскрывается в жизни святых людей Церкви. Правильно говорят: хочешь узнать, какая Церковь – посмотри на ее святых, потому что в них это самое Евангелие, в жизни их это самое Евангелие. Это дела милосердия. Не просто компанейщина какая-то, а способность смотреть на другого человека, на мир вообще милующим сердцем, а не глазами, полными расчетами и суда. Это способность отсекать от себя грех и возвращать свой помысл, ум, все свое естество от расположенности ко греху к Самому Богу. И вот это постоянное себя возвращение к Богу и есть покаяние. Возвращение назад. Один замечательный человек привел восточную мудрость: человек иногда похож на осла, на котором ты едешь по рынку, и он постоянно тянется съесть чужое яблоко на прилавке. Но ты же не будешь этому потакать, поэтому у тебя есть узда, и ты так аккуратненько это все поправляешь. Вот мы возвращаем себя к Богу. Эта жизнь невозможна без общения с братьями и сестрами во Христе в Духе Святом. Там, где двое трое соберутся во имя Мое, там буду и Я посреде них, – так сказал Господь. Вот это в совокупности, вот перечисленные мною такие грани, и это еще не все, в целом формируют то, что мы называем духовную жизнь человека, и она может быть правильной и неправильной. И задача наша на самом-то деле не дать просто представление об этом, а показать: а как ты молишься. Не просто сказать: вот знаешь, вот скрипка, чтобы играть на скрипке, вот тебе книжечка, возьми ее, почитай, и завтра начнем с той Баха играть. Да ничего подобного. Как ты молишься, покажи, как ты молишься. А святые отцы говорят: как ты молишься, так ты и веруешь. Удивительно: молитва и вера – это вещи одного порядка, как ты молишься, так ты и веруешь. А вера – это не факт признания Самого Бога, о чем мы неоднократно говорили, не факт признания существования Бога, а доверие, верность Ему и уверенность в Его любви и в Нем Самом. А что для этого нужно сделать? Во-первых, надо знать о Боге и иметь это личное общение, познание. Вот это слово «познание», которое употребляется в Священном Писании, оно означает проживание жизни вместе, соединение в целостности, в единство в какое-то такое. И мы со своими духовниками или с теми людьми, которых Господь посылает, в священном сане или же какими-то людьми опытными духовной жизни, мы встречаемся с ними и мы живем вместе, и мы в этом смысле Церковь, и мы от них перенимаем этот опыт молитвы, опыт жажды и ее утоления в Евхаристии, жажды Бога. Невозможно приходить на Евхаристию, не имея этой жажды, не имея этой нужды встречи с Самим Христом, с Самим Богом, жажды прикосновения к слову Божию. Поэтому говорят отцы: ум твой должен купаться в Евангелии. Купаться в Евангелии – представляете себе это? А если ты все это – бла-бла-бла – рассказываешь, а люди тебя видят в обычной жизни, и ты такой всего лишь на уровне «бла-бла-бла» и остаешься. Они не видят этого опыта твоей жизни. Можно об этом не говорить, можно просто этим жить, и люди это воспринимают. Кстати, возвращаясь к детям, для них, а хотя это и для взрослых это так же, критерием истинности нашей веры является наша жизнь по тем словам, которые мы декларируем. А иногда не декларируем. И нередко, знаете, что приходится слышать от некоторых наших ребят, которые ушли из Церкви? А они говорят: а вы знаете, вот наши родители-то верующие, ходят в церковь, но что они дома делают? Как они ругаются друг с другом или же как они реагируют на те или иные вещи – это что, верующие люди? Зачем мне это все? Это все фальшь, это все обман, это все лицемерие. Вот это все лицемерие. И как только это замечается другими людьми – ну это серьезный удар. Удар по вере. Да, понятно, что хамство, небрежение человеком, невнимание к нему – это неприемлемые вещи и они, конечно, отвращают многих людей от Церкви. Но вот видение твоей жизни, не позерство наше, да, а именно видение в обычных твоих обстоятельствах – усталость твою, замученность, в голодном состоянии – как ты вообще реагируешь на кризисные ситуации? Я напомню, что слово «кризис»-то переводится, вот это слово, по-гречески «кризис» звучащее, это греческое слово, а на русский оно переводится как «суд». И вот попадая в кризис усталости, в кризис недоедания там, скажем, или поста осознанного, как ты в ситуации кризиса, в этой ситуации реагируешь на пришедшего к тебе человека, который, казалось бы, достает тебя совершенно кому-то кажущимися глупыми вопросами? Ты на него срываешься? Ты принимаешь его? Ты с терпением, с любовью, с высокомерием или, наоборот, на одном с ним уровне общаешься? Вот этот критерий правды. И поэтому когда вы говорите о вашем духовнике, мне кажется, здесь гораздо более важными были не его слова, а реально его жизнь – опыт его молитвы, опыт его благоговения перед Богом, опыт его предстояния. И для меня есть такие примеры. Если бы их не было, я не знаю, был бы я в Церкви. Потому что мне удалось, я не знаю, Господь так милостив и ласков ко мне всегда был в Церкви, что я видел тех людей, которые горели Им, как они предстояли и предстоят – некоторые из них еще живы, слава Богу, – перед престолом Божиим. Как они молятся. И бывает, они так тихо произносят молитвословие, ну прямо тихо-тихо, а такое ощущение, что горы могут от этой тишины содрогаться.

М. Борисова

– Спасибо огромное за эту беседу. Будем надеяться, что на пути каждого встретится такой путеводитель, который возьмет за руку и поведет туда, в даль светлую, на встречу с Христом. Иеромонах Геннадий (Войтишко), руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации, был сегодня в студии светлого радио. С вами была Марина Борисова. До свидания, дорогие радиослушатели.

Иеромонах Геннадий

– До свидания.