«Жизнь на ферме». Александра Никитина

Гостьей программы «Вечер воскресенья» была фермер, многодетная мама Александра Никитина.

Наша гостья рассказала свою удивительную историю знакомства с будущим мужем по благословению старца Илия, а также о том, как будучи городской девушкой, переехала в деревню и начала с мужем развивать фермерское хозяйство.

В семье Александры — пятеро детей, также у них 36 коров и козы. Утро начинается с дойки, переработки молока и ухода за животными. С малых лет дети включаются в общее дело: помогают по хозяйству, участвуют в заботе о младших, учатся трудолюбию, вниманию и благодарности за каждый день.

В центре разговора — тема воспитания. Александра делилась, как поддерживает детей в трудные моменты, особенно с учётом особенностей здоровья некоторых из них, например, операции дочери Иваны. Она вдохновляет и других мам, сталкивающихся с похожими вызовами, делясь искренне и просто, без прикрас.

Открыто говорили и о непростых сторонах материнства: усталости, срывах, уязвимости. Александра подчёркивает, как важно признавать слабости и просить прощения, чтобы в семье сохранялись доверие, поддержка и любовь.

Этот выпуск — о кроткой и глубокой силе любви, которая соединяет ферму, семью и веру в единое, настоящее целое.

Ведущая: Кира Лаврентьева

---

К. Лаврентьева

— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА, здравствуйте, дорогие слушатели! Меня зовут Кира Лаврентьева и с трепетной радостью представляю вам Александру Никитину, многодетную маму и фермера. Вот такая у нас сегодня гостья необычная. Сразу открою секрет, что Александра — дочь психолога и многодетной мамы Евгении Ульевой, которая очень часто бывает на Радио ВЕРА и которую мы все трепетно любим, и любим всю её семью, поэтому сегодня Александру принимаем как дорогую гостью. Здравствуйте, дорогая Саша!

А. Никитина

— Кира, мне очень приятно. Спасибо большое, очень рада быть здесь.

К. Лаврентьева

— Это взаимно, и сразу начну с каверзного вопроса. Вот вы знаете, я вашу историю, которую мне рассказала ваша мама, пересказываю из уст в уста. Я сейчас опять попробую, а вы меня поправьте. Значит, вы, девушка из многодетной хорошей семьи, с высшим образованием, приехали к старцу. Старец — схиархимандрит Илий (Ноздрин), недавно почивший. Он назвал конкретный адрес, сказал, где вам искать жениха. Это было в соседней с Оптиной пустынью деревне, и там, собственно, вы жениха нашли. Вот можно, пожалуйста, эту чудесную историю послушания Божьему Промыслу и какой-то невероятной молитвы старца Илия и родителей ваших рассказать из первых уст? Я её несколько лет ждала. Саша, пожалуйста, откройте нам глаза. (смеются)

А. Никитина

— Мне кажется, эту историю несколько десятков тысяч человек слышали.

К. Лаврентьева

— Ничего, повторение — мать учения. Тем более вспомнить старца, сейчас это очень важно, особенно важно.

А. Никитина

— Батюшка вот сейчас умер, он умер ночью. Я утром узнала, было воскресенье, я пошла в храм с детьми, мы прощались, и я смотрела на детей и плакала, потому что для нас это была очень болезненная история. Я так благодарна ему за детей, я просто смотрела на них и молилась батюшке и Богу: Господи, спасибо, потому что без старца Илия нашей семьи бы просто не существовало, потому что мы мужем существовали в разных вселенных абсолютно, в разных областях, в разных сферах жизни. Он фермер, из Саратова переехал в 20 лет в 2000 году в деревню Бурнашево Калужской области, у его семьи был запрос на жизнь на земле. Они приехали, их духовник сказал, что не может взять на себя такую ответственность, езжайте в Оптину пустынь, там старец Илий, он может на такое благословить, если в этом будет Божий Промысл. И батюшка благословил. Они влюбились просто в Калужскую область, в калужскую землю, хотя у нас очень красивая земля, но я даже не представляю, как это всё выглядело 25 лет назад, потому что очень всё это преобразовывается сейчас. И 11 лет назад, когда мы приехали, люди думали, что либо я забеременела вне брака, и родители прикрывают мой позор, либо я сошла с ума вместе с моими родителями. (смеются)

К. Лаврентьева

— Ну да, и та, и та версия, конечно, так себе.

А. Никитина

— 11 лет назад я приехала накануне Покрова в мою школу-пансион «Плёсково» рядом с Троицком, это Калужское шоссе, я ее закончила. Батюшка туда приезжал, потому что он был духовником, он опекал школу, часто там ночевал, и у нас была уникальная возможность к нему подходить чаще и более глубоко общаться. Он сопровождал практически всё детство моё с Оптиной пустыни, у нас родители как-то случайно-промыслительно к нему попали. И я иногда думаю о том, что мы с Максимом где-то, возможно в Оптиной пустыни или у батюшки, виделись, рядом были. Я приехала к отцу Илию, мы помолились и после службы я подошла. У меня был вопрос про моего друга, одноклассника, я хотела очень за него замуж, и так рассудила, что он мне подходит. У меня большая была к нему симпатия, мы не встречались, но я, как девочка рассудительная, решила, что мы с ним общего социального круга, очень хорошая семья, он сын священника, священнической династии, старое священство такое благородное. И я решила, что мне очень хочется за него замуж. Сейчас я с улыбкой про это всё думаю, это было детство, мне кажется, это была точно не любовь, что-то очень поверхностное, моя романтизация какого-то образа. И батюшка мне на мой вопрос говорит: «Нет, это не твое». Я заплакала, потому что для себя чётко решила, что я не пойду в эту сторону, что эта история для меня закрыта. Ну, как-то, видимо, моя душа такая трепетная...

К. Лаврентьева

— В какую эту сторону?

А. Никитина

— В сторону вот этого замужества, что не судьба с тем человеком мне быть вместе.

К. Лаврентьева

— И тебе это грустно очень было?

А. Никитина

— Ну это такое лёгкое разочарование юношеское, потому что я как-то решила, что мне это подходит. Но также была чёткая уверенность, что не нужно перечить старцу. Чёткое моё такое убеждение, что, если вы идёте с каким-то запросом к старцу, будьте готовы услышать то, что вам говорят.

К. Лаврентьева

— И исполнить.

А. Никитина

— Ну, в идеале, да. Сейчас так живёт наша семья много лет, в полном принятии и послушании. Я чуть позже, наверное, расскажу. И батюшка потом так подумал, улыбается и говорит: «Езжай в деревню Бурнашево, там живёт человек, который будет тебя любить всю жизнь». Я так улыбнулась, я совершенно не ожидала, наверное, это действительно было что-то такое детское, я не понимала вообще, что ожидать. Я надеялась, что меня просто благословят и это будет лёгкая такая история, вот как я хочу. А я так опешила, говорю: «Батюшка, вы же меня в монастырь отправляете». Ну так отшутилась. А он такой улыбается и говорит: «Ну ты же не хочешь в монастырь». Я сейчас не очень помню, он говорил, что вот там Ира, коровы Бурнашево. То есть не было ни точного адреса, ни имени Максима тоже не было, это уже потом мы вспомнили. И я как-то всерьёз не восприняла эту историю, потому что — ну какие-то глупости, где я и где он, потому что я действительно такая девочка-мажорка, обеспеченная семья у нас очень такие друзья богатые были, рафинированная жизнь, и я не видела реальной трудовой жизни. Не то что трудовой, у нас папа очень много работал, но мыть пол я научилась в школе-пенсионе. Хотя нас мама учила готовить, мы такие включенные в жизнь, но всё равно такой вот вакуум православной, обеспеченной благополучной жизни у нас был определённый. И я что-то начала тосковать, решила уехать в Калининград с подружкой, перевестись в Калининградский педагогический университет...

К. Лаврентьева

— Прямо вот так, «прочь из Москвы...»

А. Никитина

— Прямо вот так радикально, как иногда женщины режут волосы. И папа очень напрягся от этой всей истории и говорит маме: «Жень, езжайте-ка вы в деревню Бурнашево и посмотрите, что там вообще происходит в этой деревне, что батюшка говорил». И мама меня как-то уговорила, я решила, что пожалею, если не поеду. И я в полной уверенности ехала с установкой, мы молились, то есть я без завышенных ожиданий думала, что я сейчас посмотрю и уеду в Москву жить свою московскую жизнь нормальную. Я вполне была удовлетворена своей жизнью. И мы приехали сначала в Шамордино, в Оптину пустынь и в Клыково. А Клыково — это монастырь, который находится через реку от деревни Бурнашево. И мы решили узнать, какой нам дом нужен, мы же не можем стучаться в каждый дом. И спросили девушку за ящиком, мама объяснила, что мы приехали по благословению отца Илия, а она говорит: «А у нас же здесь, в Клыково, их отец, раньше он был иеромонах, сейчас схииеромонах уже, давайте ему позвоним. Он был тогда Савватием, сейчас схииеромонах Кукша. Мама такая, у нее вообще проблем с коммуникацией не возникает никогда, звонит, такая довольная, я стою на крыльце храма, вид на монастырь, и слышу мамин разговор: «Отец Савватий, здравствуйте, мы привезли вам невесту от батюшки Илия!» Я помню четко свое ощущение: что происходит вообще, что она несет, что эта женщина вот сейчас вытворяет рядом со мной, на моих глазах!? И он нам примерно объяснил, как найти. Он очень обрадовался, правда сказал, что у него младший сын вообще-то женат, он священник, у него четверо детей. Но вот есть старший очень хороший парень, но ему 30 лет, а мне 19, все-таки 12 лет разница. Мама говорит: «Ой, ну у нас девочка молоденькая». Поехали смотреть. Мы не сразу нашли дом, потому что там такой немножко сложный заезд, и соседи нам показали, там дед Самсон или Самуил, какое-то мощное имя такое (он потом умер, Царствие Небесное), он вызвонил мою будущую свекровь, тогда она еще не была монахиней, Ирину, и она нас встретила. Мы подъезжаем, а там стоит такой большой красивый сруб, такой прямо дорогой, слева участок, и там простой деревенский дом, которому уже реально больше ста лет сейчас. И мама такая, она на позитиве всегда, говорит: «Так, нам точно не в этот хороший сруб. Нам налево с тобой». А я как-то вообще абсолютно это не воспринимала, «ну хорошо, налево пойдем». Вышла такая очень суровая женщина, у меня свекровь сложной судьбы. Мама опять ей говорит: «Здравствуйте, Ирина. Мы вот от батюшки Илия. Мы привезли вам невесту для вашего сына». Она так: «Ну хорошо, пошли. Я вас сейчас буду пугать, покажу вам хозяйство». И повела нас в поле. Это было 2 ноября. Вот 13 октября меня благословили, а 2 ноября мы приехали. Такая вот полуосень, но коровы еще паслись. Мы минут пять, наверное, шли. И я вижу: пасутся коровы, рядом телята. Вот, Кира, ты увидишь корову, ты знаешь, что с ней надо делать, какой это объем работы?

К. Лаврентьева

— Конечно, нет.

А. Никитина

— Ну вот и я — нет. Я коров видела в православном лагере во Франции в Нормандии ближе, чем из окна машины, там ужасно воняло навозом, рядом с замком Сан-Мишель, понимаешь? Вот это все мои представления о коровах на тот момент.

К. Лаврентьева

— Романтика, Франция...

А. Никитина

— Да, да, да. Там такая пастораль, знаешь, как на картинках. И я вижу теленка, говорю: «А можно я его поглажу?» И она такая: «Ну, погладь». Конечно, этот теленок от меня убежал. Ирина говорит: «Ну пойдемте, я вас чаем напою». А она нам сначала сказала, что Максима нет дома. Но как мама говорила потом, что она просто не хотела пока знакомить, сначала посмотреть на тебя. Потому что и батюшка им как-то говорил, что не надо абы кого вот прямо сходу пускать в дом и мало ли кто с какими намерениями, то есть все-таки надо присмотреться. И это разумно, мало ли кто там с улицы пришел, сейчас мир такой. И она повела нас пить чай. Я немножечко задержалась на крыльце с собакой, мама зашла первая. И когда я зашла в избу, ну прямо самая настоящая изба, там коровы в сарае, большой коридор, прихожая, и мы зашли в дом. И маленькие окна в доме, то есть там было темновато. Стоит большая белая русская печка на полдома, потому что она обогревала все большое помещение и рядом с печкой такой заспанный, очень высокий, очень симпатичный, такой трогательный какой-то Максим. Он такое на меня приятное впечатление произвел, он же наверняка рано вставал, на хозяйстве только он и свекровь, 20 коров было. Это не была любовь с первого взгляда, я как-то трезво оценивала ситуацию.

К. Лаврентьева

— Программа «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА, интереснейшую историю своей жизни рассказывает нам Александра Никитина, многодетная мама, фермер. Саша, что было дальше?

А. Никитина

— Мы садимся пить чай, мамы наши разговаривают и Максим выходит, я думаю, что я буду здесь сидеть, я же к нему все-таки приехала, а не к маме. И я вышла на кольцо, он стоит, курит. И у меня такая мысль промелькнула: нормальный, живой, житейский мужчина. Ну потому что я из очень верующей церковной семьи, из православной школы-пансиона, наверное, у меня были какие-то ощущения, что я не хотела вот прямо сильно в лаптях какого-то.

К. Лаврентьева

— То есть ты порадовалась вот этой его человеческой внешности, поведению?

А. Никитина

— Ну да, что он адекватный, что он не какой-то экзальтированный, такая у меня была эмоция. А он то же самое примерно подумал про меня. Я такое что-то сказала простое, вроде того что «давай пообщаемся как-то», и он говорит: «Пойдем, прогуляемся, я тебе покажу место, там такие красивые закаты и рассветы». Это было интересно и приятно услышать, что он так как-то романтично подошел, хотя на самом деле он у меня очень суровый такой серьезный товарищ, суперинтроверт.

К. Лаврентьева

— А тут себя вот так проявил необычно

А. Никитина

— А я ему тоже очень понравилась, и он сказал, что, когда еще меня не увидел, но сразу, как увидел маму, понял, что согласен. Ну, мама симпатичная, она еще была тогда моложе. И мы пошли гулять, там такое высокое место было рядом с лесом, то есть мы прошли мимо коров, вот эти поля, поднялись на горку такую высокую, сзади лес, сосны, там красиво, а внизу паслись тоже коровы, сейчас там пасутся наши коровы, мы выкупили эту землю, и видна вот и деревня, и река, и горизонт. То есть, правда, очень красивое место, потрясающее. Это вот такое наше место теперь.

К. Лаврентьева

— Короче, демоверсия была хороша.

А. Никитина

— Да, он прямо молодец. И мы как-то сразу нашли контакт, нам было очень интересно с друг с другом, хотя, опять же, я не влюбилась, я ехала в таких смешанных чувствах, что вроде понравилось, но это не то, что все, выхожу замуж. Мне даже сестра моя, с которой мы очень дружим, тут же его нашла во «ВКонтакте», сказала: «Господи, какой он красивый!» И мы очень много общались, перезванивались, переписывались, насколько у него было времени, потому что он же очень загружен был с фермой. И мама почти сразу приехала в Переделкино к отцу Илию, рассказала про поездку. Он говорит: «Они друг другу понравились?» То есть это не было из серии «стерпится-слюбится». И мама сказала: «Да, они общаются, они друг другу понравились». Он говорит: «Ну все, венчай их». Мама говорит, что может летом, после Пасхи, чтобы мы познакомились как-то хотя бы. То есть вот мы познакомились и через несколько дней мама поехала в Переделкино, а в конце ноября, в 20-х числах, мы уже подали заявление в ЗАГС. Это очень безумная, на самом деле, история, вот если на трезвую голову ее проанализировать. И мама спросила: «Может быть, лучше после Пасхи им повенчаться?» Батюшка подумал и говорит: «Нет, пусть после Рождества венчаются». А у меня потом умер дедушка буквально через две недели. Я думаю, что это, наверное, было для него промыслительно. И мама звонит, я в институте, живу свою насыщенную жизнь. У меня еще летом была практика в детском лагере, причем лагерь при мэрии Москвы, мы там очень классно провели время, и я записалась вожатой вместе с подружками близкими на зимнюю смену. А мама говорит: «Саша, ты после Рождества венчаешься, выходишь замуж за Максима». И я даже помню, что расплакалась, я сидела в институте и настолько опешила...

К. Лаврентьева

— Слушай, это старорусская история такая...

А. Никитина

— На самом деле это полное безумие, правда. Мне кажется, мы в какой-то момент все сошли с ума. Я говорю: «Мама, я же еду в лагерь». Она говорит: «Какой лагерь, дура, ты выходишь замуж». Но это было по-доброму, то есть это не было каким-то таким хамством. И я говорю: «Ну ладно, я выхожу замуж. Но это было все покрыто огромной благодатью, Кира, это, правда, не было сумасшествием, то есть я прямо чувствовала, что это правильно, что вот так нужно. И мы подали в конце ноября заявление, потому что раньше было можно пожениться в ЗАГСе только за два месяца, подав заявление, если у тебя никаких срочных моментов нет. И мы поцеловались впервые после подачи заявления в ЗАГС. Мы просто виделись буквально один раз или два до ЗАГСа. Слушай, Кира я сейчас тебе рассказываю, это, по-моему, полное такое средневековье. И мы повенчались, я вот Наташе тоже рассказывала на передаче, что это был юношеский максимализм, такая эйфория, очень интересно. Для меня это было захватывающее приключение, которое приправлено еще такой вот влюбленностью, мы узнавали друг друга, нам было очень весело и интересно друг с другом. Нам очень помогли родители, на самом деле. Я думаю, что все в свое время произошло в нужное, что родители смогли так нам помочь. Папа у меня такой деятельный, он на Новый год приехал, купил нам дом недалеко от фермы, то есть мы чуть-чуть задержались после свадьбы, Макс отдохнул хотя бы немножко, выдохнул от фермы. Медовый месяц мы занимались отделкой внутренней, обновили, я же все равно привыкла к определенным условиям, чтобы были душ, туалет. Они просто сразу сказали, что никакой жизни со свекровью не будет, не нужно даже экспериментировать, у вас нет каких-то общих воспоминаний, привязанности, и не надо жить со свекровью, какой бы она ни была. И Макс, так как он городской, на самом деле у них были удобства. Вот первое, что они сделали, когда переехали в 2000 году, когда еще не у всех была вода в доме, это душ, установили стиральную машину, то есть все сделали как надо. И я училась колоть дрова, доить корову, это была полная эйфория и это было очень интересно. Параллельно я еще заканчивала институт, потому что родители прямо четко сказали, что мне надо было учиться пять лет, я вышла замуж на третьем курсе Московского педагогического института, и я понимала, что я не вывезу, ну вот пятый курс совмещая, я еще забеременела в марте, и я срочно перевелась с четвертого курса вот после родов Никиты. Мне как раз подарила мамина подруга 500 долларов на рождение Никиты, и я смогла оплатить, была возможность только перевестись на платный. Конечно же, никаких денег мы не зарабатывали, первое время нас содержали родители, потому что фермерство вообще очень сложная история в плане заработка. И я оплатила на этот подарок учебу, закончила уже на руках с Никитой полугодовалым, защищала диплом, и мы выезжали на том, что девочка, жена декабриста, возрождает деревню, вышла замуж за фермера, умоляю, пожалуйста, потому что я полнедели была в деревне, полнедели в институте. Но я хорошо достаточно училась, не была отличницей, но получилось, и я все-таки получила диплом, потому что жалко, если бы я это не сделала.

К. Лаврентьева

— Вот я тебя хочу спросить, это была присказка, а сказка-то впереди: как ты вообще адаптировалась? После городской, сытой во всех смыслах этого слова, интересной, разнообразной, социальной жизни ты оказываешься изолированный от вообще какого-либо города, какого-либо общества, какого-либо социума. Ну, деревня, сколько там, несколько человек тех, кто там постоянно живет, понятно, что немного. Храм, кухня, дети. Вот ты оказываешься в такой правильной старорусской жизни, становишься абсолютно русской классической крестьянской женщиной и, конечно, это не для всех история, это понятно, но она, видимо, очевидна для тебя, потому что ты сидишь вот сейчас передо мной и светишься, а тебе 30 лет, у тебя пятеро детей и 36 коров, и я так понимаю, что это не предел — ни по детям, ни по коровам. Простите за такую неделикатную фразу, но мы уже так с тобой на одной волне, я думаю, слушатель нас поймет. Саша, как это было, скажи? Трудно ли тебе было?

А. Никитина

— По поводу предела — у нас благословение от батюшки рожать детей не меньше, чем у мамы, то есть восемь. Но я в целом морально готова к такой цифре, хотя это не то чтобы предел моих мечтаний. Это сложно совмещать, потому что я не мама-домохозяйка, я мама-ломовая лошадь, которая просто занимается всем. А про коров батюшка сказал — 20, такая сакральная цифра, которая как-то даже на нашу жизнь влияла. Вот было 20, потом сокращалось, потому что это живой, очень сложный организм, сельское хозяйство — очень высокорисковый бизнес. Потом Максим пришел с мамой к отцу Илию, и он такой: «Ну теперь надо сто». Ну и мы без фанатизма, это не то, что мы взяли и купили сто коров, мы просто работаем в своем режиме, мы оставляем телочек, бычков продаем, потому что у нас просто нет сил. Сначала не было возможностей финансовых оплачивать себе помощь на ферме, то есть мы втроем занимались: свекровь доила коров, варила сыры, я была не супер как сильно вовлечена в ферму, я занималась уже блогом, потому что продавала продукты, ну и занималась детьми. То есть если нужно было, я доила, но это не было как сейчас. Какие-то помощники приходили на волонтерских началах, видимо, Бог нам посылал помощь, но и с помощниками много разных, не всегда хороших историй, потому что это сложно, это же такая рутина, каждый день убирай навоз, корми. И я скажу искренне, что я получаю удовольствие от жизни, но не скажу, что доить коров — это работа мечты. Эмоционально приятно с ними, они классные, мне нравится за ними ухаживать, но сыр варить мне нравится больше. Знаешь, как-то вот у меня такой легкий характер, и мне кажется, это тоже имело значение, что я очень легко преодолеваю сложности. Когда, помню, Никита уже родился, мы летом выводили коров, старшие коровы были на привязи, ходили вокруг колышка. Мы оставляли Никиту свекрови и шли, и там иногда телки убегали, а я не могла их догнать и просто рыдала, думала, какие же вы сволочи, просто какой-то ужас. Было разное, и такое, от бессилия какого-то.

К. Лаврентьева

— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА, и у нас в студии Александра Никитина, многодетная мама пятерых детей, фермер. Я теперь это буду с гордостью повторять. Меня зовут Кира Лаврентьева. Потрясающую историю мы услышали в первой части нашей программы. История не для всех, история для единиц. Выйти замуж, считай, по послушанию старцу и родителям, и при этом быть на своем месте, найти как-то свой логос, почувствовать волю Божью в этом — это, конечно, потрясающе. Саша, я хочу тебя несколько часов расспрашивать, но время у нас ограничено, а спросить хочется много. Вот скажи, пожалуйста, был ли момент, когда: «Всё. Господи, зачем я в это ввязалась, я это никогда в жизни не потяну, я вообще другой человек, это была ошибка и что мне теперь делать?» Вот это вот отчаяние, которое очень часто, конечно, лукавый насылает на человека, чтобы его сбить с какого-то пути правильного, вот был этот момент? Или всё-таки не доходила ты, милостью Божьей, до него?

А. Никитина

— Почему-то нет. Был такой вопрос у меня, я прямо анализировала и в блоге меня спрашивали, но почему-то ни разу не было. Мы настолько огромный путь за эти одиннадцать лет преодолели, нам родители очень помогли, папа достроил начатый Максимом коровник, построил цех, помог нам дом достроить, подарил машину, то есть родители нам дали вот такую путевку в жизнь вот эту фермерскую, поэтому мы могли спокойно работать, и я очень горжусь тем, что мы сохранили и приумножили. Ну, я просто этим горжусь, потому что это все своими руками, мы там строили загоны, на все заработанные деньги покупали землю, как-то вот очень разумно все было. Вместе с детьми там, дети в телеге какого-нибудь трактора (у нас, по-моему, тогда трое было детей), сидели там иногда даже под дождем, просто какую-то буханку домашнего хлеба я брала, мы дубовый строили загон для коров большой. Мы оформили землю, выкупили гектар, где коровы отдыхают ночью перед выпасом. И многие деревенские местные жители были всегда скептически настроены, там ходило такое поверье, что легко этим играться, когда родители дают деньги, а потом они видели, что мы все время в коровнике, все время строим, то есть не просто «играемся за чужой счет», они потом все равно видели, что это реально труд, еще параллельно с родами, с детьми, со всем. Просто это какая-то настоящая жизнь. Знаешь, Кира, я иногда об этом говорю, потому что спрашивают, и я очень горжусь нашей семьей, это все в гармонии. Но это не значит, что у нас нет кризисов, ссор, я считаю, что это тоже этапы взросления, это нормально. В первое время меня очень колбасило, мне нужно было в Москву, просто я была очень молода и хотелось движения какого-то, мне не хватало города. Макс с этим чуть-чуть смирялся, конечно, хотя иногда были у нас крупные достаточно ссоры, потому что он очень не любит город, но потом меня очень успокоила жизнь, я сейчас такая усталая, что просто физически не вывожу, у меня просто философия жизни такая, что я нахожу радость во всем. Я устаю, но уже выносливость за эти годы очень выросла, и мне, на самом деле, очень многое дано от Бога, я думаю, поэтому батюшка неспроста отправил именно меня. Мы с Максимом, как два пазлика, дополняем друг друга, и наш союз, правда, очень большой благодатью покрыт вот за это послушание, потому что Максим, ну я не знаю, это, наверное, большое смирение, что он отринул свою волю сознательно. Это не значит, что он не принимает каких-то самостоятельных решений — конечно, мы вдвоем несем ответственность за огромное количество животных, детей, это прибыльный бизнес, я не могу сказать, что это какие-то великие деньги, но мы не в минусе, мы уже много лет содержим себя сами, развиваемся, что-то строим, покупаем землю, это функционирует, платим налоги, то есть это все очень взрослое. И у нас ответственность выше обычной, потому что на моих плечах жизнь еще тридцати шести живых существ, которые чувствуют, которые болеют, ну всякое разное случается.

К. Лаврентьева

— Саша, у тебя нет помощников практически, с детьми точно нет, на ферме есть один помощник и то, только в последнее время появился, такой стабильный, постоянный. Скажи пожалуйста, как ты вообще вывозила эту всю историю: дети погодки, четвертый ребенок, я так понимаю, родился без слуха, ты занимаешься еще его здоровьем, мы вернемся обязательно к этому. Пока про тему вывоза давай поговорим, потому что модный термин «выгорание», я уже стараюсь не произносить его здесь в микрофон, потому что он мне лично очень сильно надоел. Но устают люди, устают время от времени, поэтому давай поговорим про усталость, вот бывает она у тебя, и как ты с этим справляешься?

А. Никитина

— Ну, конечно, она есть всегда, но это осознанно. Наверное, это моя философия жизни. Некоторые тоже так сидят и говорят: «В смысле у вас 36 коров? По вам вообще не скажешь». Вот у меня вечная иллюзия, и я не выжимаю себя, иллюзия легкости бытия. Вот я вся такая нарядная, а у меня там родила корова, мы весь вечер пытались помочь ей родить, а это Великая Суббота, Пасха, ветеринары не едут, мы с Максом пытаемся достать теленка, спасти корову и теленка, в итоге, корова, к сожалению, не выжила. Ну, это вот моя жизнь такая сложная, у меня периодически умирают животные, это всегда болезненно, хотя я уже не настолько вовлекаюсь, но это, конечно, очень печально. Я своих родителей вижу раз в год, потому что мои коровы — это моя любовь и моя ответственность. И я в итоге приезжаю в храм на ночную службу. Максим везет ветеринара обратно, мы нашли одного, то есть мы потеряли корову, они быстро ее разделали, потому что это же мясо, я извиняюсь за такие подробности, но это реалии моей жизни. И я надеваю красное платье такое летящее, сапоги-«казаки» на высоких каблуках, прилетаю в храм, и все такие: «Саша, а почему ты опоздала на службу?» И я такая: «Ну да, ребята, простите, что я опоздала на службу». Но это моя такая жизнь, и я искреннее удовольствие в какой-то степени получаю от этого, потому что я себя всячески тяну и вытягиваю, говорю себе, что я очень красивая, может быть, я даже где-то утрированно красивая, вот нарядная, и на ферме, конечно, я в платье не дою коров, а в какой-то специальной одежде, но, опять же, она все равно эстетичная, например, черные лосины, черная футболка. Вот моя новая философия: я думаю, что немножечко компенсирую сложность нашей жизни своим внешним видом, потому что это для меня важно.

К. Лаврентьева

— Это для тебя ресурс.

А. Никитина

— Да. Это красивый маникюр, какие-нибудь колечки, украшения, платья. Во-первых, это мой имидж, я же продаю продукты все время, я еще и блогер, потому что это нужно для продвижения нашей фермы, для продажи продуктов. Но я не выжимаю из себя это, просто я такая, и я такой вот фермер, который не похож на фермера. И вот эти моменты не дают мне скатываться в уныние, в мое выгорание, это моя зона ответственности. Мой муж не всегда этим доволен, но, если я чувствую, что мне немножко не очень, хотя я не довожу себя до такого, но у меня все равно есть чувство, что я всегда не очень отдохнувшая. Мне кажется, когда у тебя столько детей, мама не может быть отдохнувшая. Вот у меня впервые в прошлом году на полгода появилась няня, потому что настолько была загруженность на ферме, у меня было где-то 250 литров молока каждый день, которые надо переработать. И это было лучшее решение прошлого года — взять няню, которая хотя бы шесть часов кормила моих детей, кормила меня, вот просто сажала и говорила: «Саша, вот сейчас ты садишься и ешь не бутерброд с сыром и йогурт, а я тебе приготовила суп, ты сейчас садишься и ешь». Я думаю, что сейчас мне нужна помощница по дому с функцией помощи, потому что у меня очень выросли дети. Самое сложное было, у меня не было тогда загруженности на ферме такой, когда дети были: 0, 2, 4, они маленькие, это было сложно. Вот когда дети погодки, у нас 2-2,5 года разница, но это всё равно сложно. И я очень обнимаю каждую маму, которая с этим сталкивается. На самом деле, как бы это не было парадоксально, меня вывозит ферма, у меня переключение всё время деятельности. Если я вдруг устала (это смех, но не смех), я просто прячусь под коровой от детей, я там включаю музыку, у меня колонка, музыка, это тоже забавно, но я просто доила коров достаточно долго. В 2021 году, когда Иванне нашей глухой было полтора месяца всего, я абсолютно ещё не восстановилась после родов и у меня заболевает тяжелейшим просто ковидом свекровь, и выпадает с фермы. Она до последнего ходила, доила, она тогда доила руками, у нас стоял аппарат ручной, было десять коров, лето, коров надо пасти, у нас тогда был пастух, но всё равно это всё молоко надо перерабатывать, коров надо доить. Подключаюсь я, по 3-4 часа одна дойка у меня, я позвала подружку, соседку, но она же не может у меня быть всё время, то есть мы просто и смеялись, и рыдали под коровами, потому что нельзя не подоить, она просто заболеет и чуть ли не умрёт, всё что угодно, мастит может начаться. Это было тяжелейшее время, но я считаю, что это было лучшее, что случилось с нашей фермой, потому что свекровь, она очень классная, но она немножко нас тормозила, потому что у неё свои взгляды были и свой темп. Это была ручная дойка, то есть для неё это был духовный подвиг, но в то же время гораздо чище молоко, если его доить быстро аппаратом, и коровы спокойнее. Это просто такой, на мой взгляд, ненужный труд. Когда у тебя и так гора работы, зачем тебе ещё доить руками? И у меня начались судороги, ещё что-то, я начала терять молоко, то есть у меня было всё по полной программе. Представляешь, четыре ребёнка, десять дойных коров, ещё переработка, у нас начали портиться сыры, это было очень сложно. Я сейчас достаточно легко вспоминаю, что мы вывезли, но я просто извинялась перед заказчиками, говорила: «ребят, у нас просто ужас, мы не вывозим с Максимом». Я потом, знаешь, словила такое чувство вины. Не помню, в какой момент, я же начала терять молоко, я не могла вскормить дитя своё уже собственное. Мы подключали наше молоко, смесь, в итоге вот Иванночка, которая глухая, она на смеси. Вот когда меня иногда врачи спрашивают: «Почему вы так поздно поняли, что ребёнок глухой?» А я вспоминаю начало жизни моего любимого ребёнка, она абсолютно волшебный, прекрасный человек, удивительный просто. Она будет, мне кажется, проводником для других людей, как радоваться жизни ещё больше, чем я, потому что она ограничена в какой-то степени — она не слышит, три года вообще не слышала.

К. Лаврентьева

— Ты не понимала, что она не слышит?

А. Никитина

— Я даже видео сейчас смотрю, и я себя не чувствую виноватой.

К. Лаврентьева

— Она считала со других детей, как надо реагировать.

А. Никитина

— Она была очень скомпенсирована в многодетной семье. И я смеюсь, у меня, наверное, тоже защитная реакция, говорю: я настолько загружена, что три года не понимала, что мой ребёнок глухой.

К. Лаврентьева

— Спасибо, что ты говоришь об этом так легко. Я бы вообще этот вопрос не задавала, если бы ты мне не сказала перед программой, что говорим на все темы.

А. Никитина

— Я открыта, потому что иногда это важно услышать кому-то, что есть сложности, и в какой-то момент я поняла, что меня это волнует, я просто не озвучивала. У нас были какие-то ссоры с мужем, ещё что-то, я говорю: «Максим, ты понимаешь, что я не могу выкормить своего ребёнка?» И до меня прямо дошло это. А я всегда, знаешь, такая весёлая, такая вся бодрая, ну понятно, что я и устаю, и ругаюсь на детей, то есть я абсолютно нормальный живой человек. Просто мой выбор — радоваться жизни, потому что у нас очень сложная трудовая жизнь, у меня погибают животные и если я не буду радоваться, то скачусь в депрессию и просто в психушку в какую-нибудь еду без шуток. И в то же время за счёт вот такой сложной жизни я всегда выгляжу, у меня там какой-нибудь кейп, сумочки. Я получаю искреннее удовольствие от этой жизни, от каждого момента, вкусный завтрак красивый какой-то, если я успеваю. Мы живём в очень красивом месте, у меня звонят колокола, с веранды виден монастырь в Клыково. Я очень часто работаю ночью, и я бегу, смотрю наверх, а у меня там звёзды такие. Я думаю: Боже мой, как красиво! Ну, мы такие немножко отлетевшие ребята. Бабушка мне как-то говорила, она такой мудрец: «Саша, ты идёшь по своему предназначению, не против себя». Я тогда доила коров, и мне Бог почти сразу послал доярку. Потому что очень сложно найти доярку, это сложная работа, не суперприятная.

К. Лаврентьева

— Сейчас люди уже привыкли к комфорту, конечно.

А. Никитина

— Ну да, и это надо делать чисто, потому что, если у меня не будет хорошего молока, если будет молоко грязное, с запахом, ещё что-то, то ферма прекратит своё существование. И Бог мне послал соседку.

К. Лаврентьева

— Вы боретесь за качество.

А. Никитина

— Да. Ко мне пришла Асида, она была до сентября. Короче, она мне летний период закрыла тогда. Самый смешной момент, это был август, у меня Максим раз в неделю уезжает в Москву, возит продукты, потому что мы продаём всё время, я остаюсь одна на ферме, свекровь тогда болела. Был пастух — дед такой чудной, православный, Николай и он приходит, он немножко выпивал, и говорит: «Александра, такая ты молодец. Я устал, пока, я ухожу». И я такая: «Что?!»

К. Лаврентьева

— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА. У нас в студии Александра Никитина, многодетная мама, фермер. Меня зовут Кира Лаврентьева. Я, конечно, в некотором шоке нахожусь сейчас. Но в шоке приятном, Саша, потому что совершенно чётко есть ощущение, которое на сто процентов наполнило нашу студию, что действительно ты живёшь в своём логосе. Это всегда счастье для меня, и как для христианки это видеть, и как для журналиста православной радиостанции видеть в студии такого гостя, который действительно по воле Божьей живёт, и очень счастлив. Я слышала от одной женщины мудрой фразу: «Нет большего счастья, чем жить по воле Божьей». И это не какая-то сказка, это может быть очень трудно, это может быть постоянный самовывоз, говоря таким вот молодёжным языком. Самовывоз — это не способ доставки, а способ жизни для меня. И действительно, Саша, вот такой сознательный выбор — не унывать, не жаловаться, не роптать, не выискивать поводы для расстройства, апатии, депрессии. Ну, депрессия — это немножко другая история. Но для каких-то состояний деструктивных, это тоже дар Божий, тоже такая мудрость. Спасибо тебе большое, что ты этим делишься. Саша, давай поговорим про ребёнка. Непростой диагноз, но ты говоришь об этом легко. Как вы это приняли с мужем? Как вы с этим живёте? Какие для себя опоры находите? Как сейчас состояние дочери? Потому что нужно, наверное, нам поддержать мам, у которых дети тоже с какими-то особенностями развития, доброе слово им сказать. Я думаю, что это будет очень важно.

А. Никитина

— Я начну с того, что недавно мы были в больнице, нам делали операцию по квоте, ставили кохлеарный имплант Иванне. Она вообще у нас родилась неслышащим человеком. То есть нет диагноза «глухота», есть тугоухость четвёртой степени, приближенная к глухоте. Ну, по факту это глухота. Я не знаю, какой должен быть громкости звук, чтобы она услышала. Мы просто достаточно спокойно... Точнее, нет, я не знаю, как это сказать. Иванна выглядит как абсолютно здоровый ребёнок. Причём она ещё настолько светлый человечек, она настолько всегда доброжелательна, радостна и позитивна, что у неё просто будут потом и сейчас учатся люди радоваться этому миру. Я, конечно, расплакалась, когда услышала диагноз, думаю, что это нормальная материнская история. Расстроился даже врач, потому что она такая очаровательная кудряшка. Но я могу сказать, что тоже горжусь, когда мы с мужем узнали, как-то мы абсолютно спокойно восприняли, не было такого обвинения, потому что на самом деле это генетика, совпал и мой ген, и его, у нас вероятность рождения следующих таких деток 25%, то есть достаточно большая. И старшая дочка Ева, она тоже с такой особенностью, но у неё это менее выражено, у неё одно ухо — вторая степень тугоухости, второе ухо — третья степень. Она сейчас в первом классе, учится в школе при Оптиной пустыни, но ей сложно. Возможно, она не сможет перевестись во второй класс, и сейчас это над нами немножко довлеет. Я отношусь к этому достаточно легко, опять же, моя философия в том, что жизнь настолько сложная, что единственный вариант — это радоваться жизни насколько это возможно, благодарить и любить. Ну как-то это проще — проявлять свою доброжелательность и любовь. Очень сложно мне сейчас в Москве, хотя я всё равно себя не ограничиваю, но мне очень нравится в деревне. Я очень дружу там с продавцами в каких-то маленьких лавочках, я даже в «Пятёрочку» одну и ту же хожу, и я очень люблю, когда мы где-то узнаём друг друга, и я: «Здравствуйте, как дела, спасибо вам большое, хорошего вам дня». То есть для меня это тоже такая коммуникация, необходимость. Мне кажется, это важно для людей — слышать какое-то доброе слово. И мне очень хочется поддержать всех мам с диагнозом, потому что это очень сложно. Я вот сейчас была в больнице, там были разные детки. Это такая колоссальная нагрузка на маму, потому что, если очень тяжёлый диагноз, то получается, мама сосредоточена только на вот этом больном ребёнке. У меня очень самостоятельные просто дети за счёт того, что у меня рабочая жизнь они вынуждены быть самостоятельными. Но в то же время они абсолютно не несчастные, они самодостаточные, развитые. Но я иногда смотрю и думаю: слава Богу, что у меня ребёнок не с таким диагнозом, потому что очень сложно. Это такая нагрузка, когда ты просто физически не можешь оставить ребёнка, потому что он с каким-то серьёзным диагнозом. У нас была в больнице мама, у неё девочка с синдромом Дауна, абсолютно волшебная, такая чудесная малышка Полина, просто потрясающая. К тому же она плохо видит, и оказалось, что у нее еще проблемы со слухом. Хотя такого не бывает, у детей с синдромом Дауна не бывает осложнения со слухом. Мама очень классная, Галя (Галя, если ты слышишь, я тебя обнимаю). Я даже подошла перед ее выпиской, говорю: «Галя, ты просто потрясающая». Это так сложно, когда ещё давят врачи на беременных женщин в их самом уязвимом состоянии. И врачи начинают рассказывать, что ребёнок будет больной и давайте мы сделаем аборт. Неважно, 20-я неделя, 25-я или, не дай бог, там ещё больше, такой историей со мной поделились. Я вообще не представляю, как женщина выдерживает такой прессинг, потому что это же твой ребёнок, особенно если это не три недели, но всё равно мы рассматриваем как, живого, ребёнка на любом сроке, душа у него закладывается сразу Богом. Возможно, это кому-то покажется легкомысленным, но, если такая мама, вот есть у нас Ольга Смирнова, жена отца Антония с Якиманки, очень красивая пара, чудесная. И я так восхищаюсь ей, и считаю, что она настолько хорошо выглядит вопреки диагнозу детей, и вопреки страшной потере Луки. Я не представляю, как пережить смерть ребёнка. И таким мамам очень важно быть красивыми, потому что это такой якорь, за который ты держишься. Хотя это так сложно — найти время на себя, когда у ребёнка настолько тяжёлый диагноз. Вот есть ещё матушка Света Зайцева, у которой младший ребёнок с очень тяжёлой патологией, когда она его просто отслеживает, там эпилепсия и так далее. То есть это мама, которая находится в постоянном стрессе — умрёт ребёнок или нет? Особенно тяжёлые диагнозы, когда нет гарантии, что ребёнок доживёт до пяти лет, а потом он живёт дольше, причащается, ещё что-то. Такие мамы — просто потрясающие женщины. Девушки, я вами восхищаюсь и благодарю, что вы делаете такую важную работу. Я про это думала, что сейчас такой мир, на самом деле, терпимый. В контексте глухоты у нашей малышки, у нас-то вообще это всё проще, в смысле деревня, коровы, дети очень гармонично растут, мы даже думаем, что поэтому Иванна такая развитая, нас даже врач похвалил. Но я не лучшая мама на этой планете. Я мама, которая загружена выше головы, у меня постоянные продажи, физическая работа тяжёлая, я то дою коров, то продаю, то варю сыр, это долгий, многочасовой труд. И в то же время у нас Иванна такая очень включенная, очень развитая. Конечно, я её вожу на занятия, но в нашем районе нет ни одного сурдолога, то есть специалиста по слуху. Мы стараемся возить в Москву, но это очень большое напряжение для Максима, потому что я остаюсь на хозяйстве, он едет одним днём, но, чтобы не терять деньги, мы ещё и собираем ему доставку продуктов, чтобы параллельно он ещё развёз. Но мы как-то на этом не зацикливаемся. И я очень рада, что мы сейчас сделали операцию, она очень важна для Иванны.

К. Лаврентьева

— То есть шанс что-то услышать всё-таки есть?

А. Никитина

— Ты знаешь, там такая система, что ей вживили в голову процессор, вот такой чип, и у нее будет звук, через месяц его подключат. Это будет постепенная адаптация как к слуховым аппаратам. И ей будут подключать такую целую систему снаружи, как слуховой аппарат. Это прямо в голове такая штука и снаружи ещё тоже, под кожей маленькая такая, выпирает очень аккуратненько. Я очень, конечно, боялась, когда отпустила ее на операцию. Расплакалась там, но старалась держаться. Конечно, там все мамы в большом стрессе, потому что это голова. Там ещё врач чудесный, Дмитрий, я ему очень благодарна, молодой специалист, он нас предупредил, что там очень близко лицевой нерв. Но я очень спокойная, не тревожная мама, иначе бы я просто действительно уже поехала куда-то головой, но это, конечно, очень волнительно. Возможно, я какие-то чувства подавляю, бодрюсь, веселюсь, красиво одеваюсь. И я получила внезапно искреннее удовольствие от проведённого времени. Конечно, мне было сложно там, очень мало мы спали, потому что дети, в Москве мне очень шумно, очень светло, Ломоносовский проспект, я действительно очень устала, но мы провели такое чудесное время наедине с Иванной, я ей купила очень много всяких развивашек, мы думали, что будем очень долго в больнице, и так как я не занимаюсь с детьми, просто физически не успеваю, если я дома, я просто лежу, пытаюсь прийти в себя. Но при этом я, на самом деле, очень вовлечённая мама, то есть родительские собрания, чаепития, торты, я максимально всё-таки рядом с детьми, очень стараюсь, правда. Это даже видят учителя, которые, конечно, говорят, что тут вообще-то Ева не почитала и не выучила стихотворение. Я говорю: «Пожалуйста, умоляю, просто простите. Я не всегда успеваю». Но выносливость у меня огромная, колоссальная, как у тяжёлого атлета. И в психике тоже. (смеется)

К. Лаврентьева

— Саша, у нас буквально несколько секунд осталось. Нужны какие-то вот слова от тебя. Знаешь, какие? Вот для нашего комфортного мира, когда люди достигают всеми возможными и невозможными способами личного комфорта, ресурса, границы личные очерчивают так, что там, Господи помилуй, вообще не подойти к человеку. Берегут себя изо всех сил. И, наверное, это для кого-то правильно. Вот я смотрю на тебя, ты, конечно, себя не бережёшь вообще ни с какой стороны. Вот это что? Ты прости меня за этот вопрос, но будет не честно, если до конца нашего разговора сегодня я его не задам. Это вера Богу? Это вера в то, что ты выдержишь? Я разговаривала с одним священником на эту тему, который пережил депрессию. Десять лет был в депрессии, и я его спросила: «Говорят, что нет креста не по силам, а если человек уверен, что вот ещё чуть-чуть и он не выдержит». И он мне тогда ответил: «Понимаете, если он думает, что он не выдержит, тут, конечно, действительно есть вопрос. Может, и не выдержит, если он постоянно на этом концентрируется. А вот если он уверен, что с Богом он выдержит и Господь его не оставит, это уже совсем другое дело». Вот у тебя по этому поводу как мысль идёт?

А. Никитина

— Ты знаешь, мы всё время в храме, у меня есть чётки такие красивые, в Оптиной пустыни купили. Я их приложила к руке батюшке Илия, когда прощалась, теперь ношу и не снимаю. Я молюсь, но знаешь, как я сейчас это делаю? Включаю аудио просто, работаю и молюсь, за рулём еду и молюсь. У меня нет выбора, на мне огромная ответственность. Я стараюсь не допускать крайностей, максимально себя поддерживаю — красивый маникюр, я всегда очень красиво выгляжу, это мой ресурс. Со сном тяжелее, потому что у меня каждый день подъём в школу ранний, в 6:15 примерно, и нервное истощение есть, я чувствую, что уже плохо сплю. Ну а какая мама хорошо спит? Вот скажите мне, пожалуйста. Поэтому я не зацикливаюсь на этом. И бабушка, когда мне было сложно, говорила мне: «Саша, ты должна благодарить Бога». И я прямо чётко помню, как стояла в коровнике, у меня доилась корова, я в телефоне, всё равно же это технологии, и говорю: «Бабушка, как я буду благодарить Бога, если я не люблю доить коров?» А она говорит: «А ты возьми и скажи: Господи, спасибо, что я дою коров». И, ты знаешь, это сработало, то есть просто благодарить за всё. У нас, на самом деле, очень счастливая жизнь. У нас очень хорошие отношения с Максимом. Они разные, они не идеальные абсолютно. Но меня очень наполняет и любовь, и наша достаточно мирная атмосфера в доме в том плане, я так смеюсь, что я до такой степени устала, что у меня нет сил с кем-то там воевать. Ну, конечно, я всё равно могу кричать на детей, это абсолютная, знаешь, такая база, когда мама устала, мама уже срывается. Иногда мне надо их организовать, чтобы они убрали то, что наколбасили за целый день пребывания дома. У нас очень классные, такие включенные дети, трудовые. Они не делают какой-то непосильной работы, ну там за собой убрать, пропылесосить, паровой шваброй помыть пол, потому что я это просто физически не вывожу, это всё. Поэтому благодарность и мой выбор — любить и говорить об этом всегда, такая вот открытость миру, позитив, любовь. Это действительно выбор человека, ты либо выбираешь это, либо выбираешь обиду, уныние. Ты должен, наверное, сначала себя заставить и найти то, что тебя наполняет. Меня очень вдохновляет, например, что я реализована, я зарабатываю деньги, продвигаюсь. Я блогер, у меня сейчас есть женский клуб. Поэтому я очень поддерживаю всех мам: найдите хобби, что-то такое, что вас вдохновляет. Вот многие пишут, что поют в хоре церковном и так это наполняет, радует. И это же тоже Божья милость. Меня вот сейчас очень радует, что к нам приезжает в монастырь хор Сретенского монастыря, представляешь? Я прихожу и говорю: «Дети, хотя бы минут пятнадцать —тридцать, пожалуйста, дайте мне просто послушать, помолиться». Я думаю, что это Божья милость, Божий Промысл, слава Богу за всё.

К. Лаврентьева

— Спасибо, Саша, дорогая. Спасибо за этот час. Дорогие слушатели, в студии Светлого радио в программе «Вечер воскресенья» в этом часе была мудрейшая Александра Никитина, многодетная мама, фермер. Спасибо тебе огромное, Саша. Божьей помощи всем нам, тебе, твоему мужу, твоим детям. Спасибо за откровенность, за честность, за правду, за радость. Всего самого наилучшего. А вам, дорогие наши слушатели, тоже всего хорошего и помощи Божией. До встречи на следующей неделе.

---

Все выпуски программы: Вечер Воскресенья

• «Жизнь в Церкви». Кирилл Мирейский
• «Личная история». Наталья Дмитриевская
• «Через болезнь к помощи ближним». Александр Бочаров, Ксения Черная