Поделиться
У нас в гостях была директор фонда культурных инициатив «ПроНаследие», руководитель проекта сохранения церкви Рождества Христова в Крохино Анор Тукаева.
Мы говорили с нашей гостьей о том, как ее встреча с разрушающимся храмом-маяком в Крохино изменило ее жизнь и почему она уже несколько лет посвящает восстановлению этого храма.
Ведущий Алексей Пичугин
А. Пичугин
— Здравствуйте, дорогие слушатели! Меня зовут Алексей Пичугин, приветствую Вас в студии Светлого радио. И сегодня у нас в гостях здесь, в этой студии, вместе с Вами и с нами ближайший час, эту часть «Светлого вечера» проведет удивительный человек — Анор Тукаева. Она уже 10 лет занимается возрождением, консервацией, спасением храма, который стоит в воде водохранилища. Здравствуйте, Анор.
А. Тукаева
— Здравствуйте, Алексей.
А. Пичугин
— Шекснинское водохранилище — в месте впадения реки Шексна в Белое озеро. Там совсем неподалеку стоит храм, бывший храм села Крохино, вернее, посада Крохино, о котором мы сегодня будем говорить. Анор Тукаева — директор Фонда культурных инициатив «ПроНаследие», руководитель проекта сохранения затопленного храма-маяка в Крохино — так официально звучат регалии нашей гостьи. Анор, давайте начнем с самого начала. Вы у нас уже были — мы сейчас посчитали — три года назад. Мне почему-то казалось, что полтора, но три года, больше трех лет прошло с нашей прошлой встречи здесь, в этой студии, и многое изменилось за это время. Даже Фонд «Крохино» уже стал Фондом «ПроНаследие», соответственно, и заниматься он, наверное, будет не только храмом в Крохино, но и другими храмами, не только храмами, но и культурным нашим достоянием. Но об этом поговорим по порядку. Надо напомнить, рассказать даже, наверное, большинству из наших слушателей, что же это за место такое — Крохино, почему храм стоит посередине реки (ну, не совсем посередине — ближе к берегу, но в реке, в воде) и почему вообще этим начали заниматься когда-то.
А. Тукаева
— Давайте начнем с истории самого Крохино, наверное. Это действительно очень древнее село. Оно впервые упоминается в XV веке, и, судя по всему, это деревня, которая была на окраине древнего города Белоозеро. И спустя какое-то время, когда Белоозеро уже, в силу каких-то обстоятельств, перебралось на новое место...
А. Пичугин
— ...на нынешнее. Белозерск город, правильно?
А. Тукаева
— ...да, на современное место города Белозерска, Крохино, соответственно, стало развиваться. А все потому, что место стратегически важное — это исток реки Шексны, и там в свое время была такая экономическая и инфраструктурная монополия. Дело в том, что именно там перегружали суда и груз со всех идущих судов по Шексне на специальные лодки-белозерки, и поэтому село развивалось.
А. Пичугин
— А Шексна вытекает из Белого озера, да?
А. Тукаева
— Это исток реки Шексны.
А. Пичугин
— А, да, извините. Потому что я все время думаю — впадение Шексны...
А. Тукаева
— Да, исток.
А. Пичугин
— А она впадает в Волгу, соответственно. Ну, там, впадала бы, если бы не Рыбинское водохранилище — там сейчас стрелка такая. Она импровизированно есть, но на самом деле, вообще, Шексна, насколько я понимаю, по большей части своего протяжения — это водохранилище...
А. Тукаева
— Это водохранилище.
А. Пичугин
— Там всего лишь небольшой, где-то в районе Череповца участок исторической Шексны сохранился.
А. Тукаева
— Ну, считается, что от Шексны осталось два километра живой реки.
А. Пичугин
— Всего два километра?
А. Тукаева
— Да. И как раз все это в районе Крохинской переправы.
А. Пичугин
— А, это там? Почему-то мне казалось, что в районе Череповца где-то. Вот Сизино, там вот, нет?
А. Тукаева
— Ну, не знаю. Тут разные источники...
А. Пичугин
— Поселок Шексна... Ну, это не важно, это, на самом деле, к нашему разговору отношения не имеет.
А. Тукаева
— Вот. И, собственно, если возвращаться к этой монополии, то в XVIII веке из села Крохино стало безуездным городом и жителям были дарованы городские права. И потом уже, к ХХ веку это опять стало село, потому что был построен обводный канал у Белого озера, и все суда уже пошли мимо Крохино, то есть минуя Крохино. Соответственно, они, естественно, были вынуждены сдать свои экономические позиции, город стал беднеть и превратился обратно в село. Но, тем не менее, в советское время это было очень богатое село и развитое, и там был колхоз достаточно такой, по воспоминаниям местных жителей, сильный.
А. Пичугин
— Сорок лет?
А. Тукаева
— Да. Почему?..
А. Пичугин
— Сорок лет при советской власти?
А. Тукаева
— Да, да. И все это продолжалось вплоть до начала 50-х годов, когда стало известно о затоплении этой территории в связи с четвертой очередью строительства Волго-Балтийского водного канала. Вот, собственно, с 1952-го началось переселение людей, разбор жилых строений, и в 1962 году формально этот участок должен был быть затоплен.
А. Пичугин
— Ну, собственно, он и был затоплен.
А. Тукаева
— Да, но просто, на самом деле, вода начала подниматься в 1963-м, но формально...
А. Пичугин
— Можно посмотреть — в Интернете есть фотографии, где показано, где есть виды села Крохино до затопления, постепенно как вода прибывает. И самое интересное — у Анор недавно буквально — когда это было? — пару месяцев назад в связи с презентацией, 10-летием Фонда «Крохино», который теперь переименован в Фонд культурных инициатив «ПроНаследие», была презентация фильма, где все это показано. И с рассказами очевидцев, людей, которые жили когда-то в Крохино и теперь перебрались в тот же Белозерск и какие-то соседние незатопленные места.
А. Тукаева
— Да, мы начали собирать воспоминания в 2012 году. Получилось это следующим образом: мы сначала интересовались, не осталось ли каких-то фотографий самого храма. Понятно, почему нас это интересовало, — потому что мы думали: а вдруг у кого-то сохранились фотографии интерьера? Пусть советского периода, но хоть что-то там могло быть интересное, какие-то зацепки именно для архитектора. Потом мы споткнулись о такую интересную деталь, что люди не хотели ничего рассказывать, говорили о том, что они не помнят, да и фотографий нет, да и вообще, к чему все это? И было странное ощущение, что это не совсем так, что люди не хотят рассказывать не потому, что они действительно ничего не помнят, и не потому, что это фотография, а потому что есть какая-то не пережитая ими вот эта вот травма — и личная, и историческая, связанная с переселением, и это невысказанная боль, которая людей, в общем, тревожит, не дает им спокойно об этом говорить. И действительно, наверное, так и есть, потому что только со временем, только после того, как у нас появился волонтер, эта местная жительница — Елена Александровна... И она, говорят, с переселенцами о Крохино и о затоплении всегда начинала разговор с семейных альбомов. Ну, и люди... (Смеется.)
А. Пичугин
— И люди их доставали откуда-то — с чердаков, из-под кроватей...
А. Тукаева
— Люди сначала тоже говорили, что они ничего не помнят и ничего нет, но потом... «Ну хотя бы портрет мамы с папой есть?» — «Ага, это вот есть». И вот так вот, по крошечке, люди начинают что-то вспоминать, потому что обычно с фотографиями мамы и папы находились и другие — там были бабушка и дедушка и, может быть, какие-то сельские зарисовки. Действительно, понятно, что в сельской местности с фотографиями, наверное, было не так хорошо, как если бы это был город и какая-то более, может быть, городская интеллигентская среда, где фотографии были более распространены. Но, тем не менее, вот эти фотографии находились, и тогда люди начинали более охотно вспоминать, им приходилось уже что-то по фотографиям рассказывать — ну, и, слово за слово, история начинала обретать хоть какие-то формы.
А. Пичугин
— Интересно, что личная маленькая история: уже больше 15... лет 17 назад, в начале 2000-х начинали восстанавливать храм в Подмосковье, ближе к Калужской области (теперь это все Новой Москвой стало). В наследство от советского времени досталась только колокольня и холм земли, под которым оказались куски стен. Храм разрушили после войны, уже в 50-е годы. После 1952 года его разобрали. И мы были полностью уверены, что где-то должны быть фотографии, и что если мы сейчас получше поищем, опросим всех, кто когда-то жил... Там, ездили в бывший Подольский район, ездили в Подольск, находили старых жителей села — еще были живы совсем такие престарелые, которые хорошо помнили храм. Мы думали, у них в сундуках что-то есть, — нигде ничего не нашли, кроме одной фотографии. В архивах смотрели — в питерских, московских, нигде ничего нет. Есть много сведений, обмеров, других документов относительно храма, но фотографий не было. Вот пока нам не принесли — ну тогда же, в начале еще пути — фотографию... Как раз вот Вы начали говорить про то, что есть фотографии родителей, бабушек, дедушек. Фотография снята с другого конца села, группа людей стоит, улыбается, а за ними, у них за спиной, где-то далеко-далеко — еще не разрушенный храм. И вот до сих пор — прошло уже почти 20 лет — это единственная фотография, так пока другой и не нашлось. Уже и храм восстановили полностью — кстати, по той самой фотографии, которую удалось во всех возможных фоторедакторах как-то приблизить, увеличить, посмотреть. Там было понятно, вплоть до того, что были понятны какие-то самые большие архитектурные элементы, которые его украшали. Они были видны еще, а потом они в этой груде кирпичей валялись. Ну вот поэтому удалось восстановить. Мы надеемся, что, может быть, когда-нибудь где-нибудь все-таки всплывет эта фотография несчастная, она должна быть. Давайте вернемся все-таки в 2008 или 2009 год. Почему Вы начали этим заниматься? Как Вы оказались в Крохино? Ведь мимо Крохино проходит огромное количество туристических теплоходов, это известный маршрут. Люди смотрят, фотографируют, но ни у кого не ёкнуло ничего за все эти десятилетия.
А. Тукаева
— История моя началась в 2008 году, на самом деле. Потому что я совершенно случайно посмотрела документальный фильм о строительстве Волго-Балта. Меня этот фильм потряс, прежде всего, тем, что я ничего не знала об этой истории, о том, что вообще что-то затапливали, что это была настолько масштабная трагедия — экологическая, культурная и человеческая. И мне стало интересно, что сохранилось. Потому что я уже тогда знала о Калязинской колокольне. И мне удалось найти информацию о том, что где-то есть такое Крохино, и вот церковь. И тогда же на форуме я увидела какое-то мимолетное такое обсуждение, что да, вот храм скоро рухнет, если кто-то хочет его запечатлеть, нужно поторопиться. Там было что-то вроде фотографического форума.
А. Пичугин
— А разрушение пошло очень быстрыми темпами, потому что, опять же, если посмотреть (это я к слушателям обращаюсь) в Интернете фотографии, храм сильно не менялся с 60-х по 90-е, от него что-то отваливалось из-за воды, но, в принципе, основной объем сохранялся. И потом вот, начиная года с 2003-го, эти разрушения приняли, наверное, просто лавинообразный характер, и, наверное, к 2008 году он уже был, практически, таким... Хотя нет, еще барабан, даже кусок барабана был, при Вас рухнул.
А. Тукаева
— Да. Ну, разрушение храма, находящегося в такой агрессивной водной среде, действительно имеет стихийный характер. Потому что сначала понятно, что массив здания держится, потом стены — они доходят до ширины полутора метров, и пока этот кирпич отмокает, в месте как раз вот этой линии — «вода — воздух». Потом начинает потихонечку падать, падать, стены истончаются, истончаются. Рухнула одна, вторая... Ну, то есть это действительно лавинообразный процесс. Ну, соответственно, я в 2008 году начала планировать такие вот экспедиционные вылазки по затопленным местам. Сначала я съездила в Калязин, потому что понятно было, как туда добраться, а потом мы с супругом решили съездить в Крохино, зная, что храм расположен где-то за Белозерском. Мы решили поехать туда зимой, и поэтому поездка отложилась до января... до февраля 2009 года. И, побывав там, в общем-то, я поняла, что действительно храм на грани разрушения. Там это чувствовалось. Это была... Ну, то совершенно было непередаваемое звенящее ощущение, которое буквально на кончиках пальцев я ощущала. И я поняла, что это... ну, невозможно уйти и не вернуться, потому что с этим потом невозможно будет жить. Вот как-то так на меня это повлияло, хотя это был далеко не первый разрушенный храм, который я видела. Но вот это ощущение скорой гибели — оно меня заставило что-то начать делать.
А. Пичугин
— А разрушенные храмы, которых во множестве у нас по соседним областям, и Московской тоже, они не оставляют ощущения скорой гибели, потому что, скорее, там пятиэтажка хрущевского времени разрушится, а вот эти мощные стены, даже если за 70 лет от них многое поотваливалось, кажется, что еще простоят лет 100-150 точно, и, скорее всего, простоят. А когда видишь храм, стоящий в воде, понимаешь, что недолго осталось.
А. Тукаева
— Да. И вода... Ну, тогда, правда, лед был. Но это было и страшно, и трепетно одновременно. Ну, в общем... И так получилось, что это ощущение — оно меня не покинуло. Я вернулась через три дня в Москву — и все, и меня уже захватило, я ничего не могла сделать, практически... (Смеется.)
А. Пичугин
— И что Вы начали?
А. Тукаева
— Я начала писать письма. Мне было тогда 24 года, я думала, что я сейчас всем расскажу о том, что есть такой храм великолепный... Великолепный по своей истории, по стечению вот этих исторических таких невероятных совпадений — что он последний затопленный, что когда он рухнет, ничего не останется в памяти о вообще вот этой огромной стройке. Потому что Калязинская колокольня — это все-таки колокольня. Если мы говорим о храме, то это именно Крохинский храм. И я написала письмо и в Администрацию Президента, и в Министерство культуры, и в ЮНЕСКО. В общем, я писала во все организации, где есть слово «культура». (Смеется.) И у меня было ощущение, что сейчас изо всех мест будут какие-то содержательные, положительные ответы.
А. Пичугин
— Ну, они приходили и все, наверное, содержали одни и те же предложения: «Ваше предложение принято к рассмотрению, Вам обязательно ответят»?
А. Тукаева
— Да. Да, но и более печальные ответы, что «памятником не является», «финансирование не предусмотрено», «в реестр памятников быть занесенным этот храм тоже не может, поскольку находится в аварийном состоянии». Ну, там было много всяких разных писем, но самое главное — что я поняла, что ничего никто делать не будет.
А. Пичугин
— Я напомню, что в гостях у Светлого радио сегодня директор Фонда культурных инициатив «ПроНаследие», руководитель проекта сохранения затопленного храма-маяка в Крохино Анор Тукаева. А как аварийное состояние здание может помешать внесению его в реестр памятников или выявленных объектов культурного наследия, или хотя бы памятников регионального значения? Там вариантов много, но даже если, я не знаю, будет найдет кусок стены от какого-то уникального строения, его должны, по идее, занести в, по крайней мере, особо ценные выявленные объекты?
А. Тукаева
— Ну это только «по идее». Но вот в действительности ситуация выглядит следующим образом: мы понимаем, что сохранение культурного наследия у нас финансируется по остаточному принципу, и не просто по остаточному — это, мне кажется, осознанная политика. Дело в том, что всего 10% бюджета Министерства культуры идет на сохранение наследия, все остальное — это какая-то богатая фестивальная жизнь, кинопроизводство. Ну, это совершенно другие цели, которые напрямую не имеют отношения к сохранению архитектурного наследия. И что значит, когда объект вносится в Государственный реестр? Это значит, что сразу появляются какие-то финансовые и юридические обязательства. То есть кто возьмет на себя эти обязательства? Поэтому региональный Департамент культуры понимал, что если они сейчас сделают такой шаг, значит, на них ложится еще одна обуза. А таких памятников, которые уже не обеспечены финансированием, уже тысячи. А тут еще один, да еще аварийный. И если он потом рушится, то за это кто-то должен отвечать. Поэтому надо понимать, что все живут и работают в условиях таких вот неприятных ограничений.
А. Пичугин
— Это правда. А он же у кого-то на балансе все равно когда-то числился — как маяк, как какой-то актив?
А. Тукаева
— Когда-то, до затопления, возможно, числился.
А. Пичугин
— Нет, не до затопления. А после затопления он разве не являлся каким-то (нрзб.)?
А. Тукаева
— Он действительно являлся маяком зоны затопления, но мы до сих пор не нашли никаких документов о том, что он числился на чьем-либо балансе.
А. Пичугин
— То есть классно: «Вот это будет маяк зоны затопления», и все, определили?
А. Тукаева
— Я не могу сказать точно, но возможно, что такая ситуация была, потому что действительно ни одного документа нами найдено не было. И, более того, до 2018 года де-юре храма не существовало, И у нас была очень серьезная юридическая проблема — мы не могли ни согласовать никаких работ, ни официально вообще работать с ним как с объектом, потому что ну не было ни одного документа. Была земля, которую затопили, и она стала водой. Храм не являлся памятником до затопления, и после он как будто бы исчез.
А. Пичугин
— Знакомая ситуация. Вот это вот село-деревня Товарищево, про которую рассказывал, где храм восстанавливали, два села там было рядом. Их оба расселили официально, по документам в 70-е годы почему-то там, в связи с укрупнением колхозов. У них какая-то причина была. Одно село действительно перестало существовать. Товарищево — оно как-то по документам было расселено, но, тем не менее, дома остались и люди жили, дачники. А вот его как бы де-факто не существует. Ну, не существовало. Сейчас, вроде как, что-то восстановили.
А. Тукаева
— Да, здесь тоже была какая-то такая юридическая коллизия, и вот, в итоге, мы смогли ее только спустя девять лет работы как-то разрешить. Потому что наконец у нас какой-то человеческий диалог получился с Правительством Вологодской области — нас услышали, и, в итоге, нам удалось сейчас признать Крохинский храм как объект без хозяина его имущества.
А. Пичугин
— То есть пока даже «выявленный объект» или, там, «регионального значения» — все еще не признан?
А. Тукаева
— Нет. А самое главное — что это нам не нужно. Нам как Фонду это, на самом деле, усложнило бы очень сильно работу...
А. Пичугин
— Это да, да.
А. Тукаева
— ...и удорожило бы все сметы в 10-15 раз. Поскольку мы все делаем, по сути, на народные средства, мы не заинтересованы в том, чтобы усложнять.
А. Пичугин
— А что Вы начали делать? Вот сердце у Вас заболело, Вы начали писать письма, отовсюду приходили отписки. А дальше-то что? Потому что сейчас, по прошествии 10 лет, мы видим, что дело не просто сдвинулось с мертвой точки, но храму уже, по крайней мере, не угрожает разрушение, насколько я понимаю, возведен искусственный остров, он стоит уже на суше, и даже есть перешеек к земле — то есть по нему можно в любое время добраться, не замочив ног.
А. Тукаева
— Ну, после писем, то есть помимо писем и параллельно этой бумажной работе я, естественно, пыталась какую-то техническую историю выяснить для себя, прежде всего. И понятно, что проще всего было обратиться к опыту Калязинской колокольни. Я тогда нашла специалистов, которые занимались Калязинской колокольней. Они, по счастью, оказались в Москве, и я попросила их съездить — это компания «Инженерная геология исторических территорий». Поскольку у них этот уникальный профессиональный инженерный опыт был, они съездили и сказали, каким образом вообще можно работать с такими объектами, что в принципе... Ну, для меня было главное — что они в принципе подтвердили, что да, это возможно. И, ну, это такой «зеленый свет» был внутренний — и для меня, и для каких-то наших соратников, и для тех, кто сомневался очень, для чиновников, может быть. И после этого у нас появился архитектор-волонтер, архитектор-реставратор Дмитрий Куликов, и в конце концов, спустя полтора года он сказал, что достаточно уже заниматься этой бумажной работой — пора ехать и заниматься, собственно, руинами и разбирать завалы.
А. Пичугин
— И когда, в каком году, получается, первый был выезд?
А. Тукаева
— В 2011 году. То есть достаточно много времени прошло, прежде чем мы осмелились на какие-то действия.
А. Пичугин
— У нас первая половина 2019-го сейчас... Получается, что, ну, семь с небольшим лет назад Вы первый раз туда приехали с людьми, которые тоже хотели что-то сделать?
А. Тукаева
— Да, так получается.
А. Пичугин
— А с Калязинской колокольней — она не то, чтобы прочнее оказалась... Она дольше в воде простояла. Потому что в Калязинское водохранилище затапливалось после войны, соответственно, это конец 40-х — начало 50-х, если не ошибаюсь...
А. Тукаева
— Насколько я знаю, это был какой-то 1942-й или 1943 год, но она простояла меньше в воде, чем Крохинская церковь, потому что ее обваловали в конце 80-х годов.
А. Пичугин
— Да? А-а...
А. Тукаева
— Значит, она простояла, получается, около 40 лет, может быть даже, чуть меньше.
А. Пичугин
— Есть замечательный фильм...
А. Тукаева
— «Берег».
А. Пичугин
— «Берег» Алова и Наумова. Благодаря этому фильму такое заблуждение по всему Интернету расходится, где главный герой в начале фильма прыгает к затопленной церкви, она торчит пятью куполами из воды. Я знаю достаточно много людей, которые мне присылают постоянно эти фотографии: «Ты посмотри, какой был Калязин, оказывается! Вот чего они сотворили!». Он, конечно, был, наверное, примерно таким, но это все-таки декорации Алова и Наумова, которые там пролежали около 10 лет, местные жители говорят.
А. Тукаева
— Да, да. И очень много легенд с этим связано. Потому что там как раз главный герой звонит под водой в колокола...
А. Пичугин
— Да, да-да. А у нас в России есть?.. Сколько у нас затопленных храмов? Я насчитал порядка пяти.
А. Тукаева
— Существующих ныне?
А. Пичугин
— А я не знаю, как они их... Давайте посчитаем: Крохино, Калязин. Вазузское водохранилище в Смоленской области — там то ли храм, то ли часовня в таком неороманском стиле из воды торчит. Иногда, когда водохранилище спускают, она вся на поверхности оказывается. Это три. Потом, где-то в Рыбинском водохранилище, но он такой полузатопленный какой-то, четвертый, стоит. Ну вот я что-то такое — четыре-пять — насчитывал. Нет?
А. Тукаева
— Ну, вот из того, что... Вот по поводу Вазузского водохранилища — да, Калязин — да, Крохино — да, и на противоположном берегу Белого озера есть еще храм в устье реки Ковжи. Этот храм тоже оставили как маяк и вот этот навигационный знак входа-выхода из Белого озера, как и Крохинский, и он и на лоциях был обозначен. Но там немножко другая ситуация — то есть он стоит практически на берегу, его сильно подмывает. И он сейчас тоже подвержен уже активному разрушению, но, тем не менее, он не полностью в воде. Есть еще храм, который стоял на мысу, и он тоже связан с Волго-Балтом...
А. Пичугин
— Неподалеку от...
А. Тукаева
— Запогостье.
А. Пичугин
— Да.
А. Тукаева
— Неподалеку от поселка Шексна.
А. Пичугин
— Несколько лет назад рухнул.
А. Тукаева
— Да. И там снимался как раз фильм «Я тоже хочу»...
А. Пичугин
— ...Балабанова.
А. Тукаева
— Балабанова, да. И колокольня рухнула.
А. Пичугин
— Та самая колокольня, которая главную роль в фильме играет.
А. Тукаева
— Храм, та самая Колокольня Счастья, да, рухнула. Она разломилась на две части. Но вот остов трапезной, в общем, там еще есть.
А. Пичугин
— Вы сейчас, как я уже сказал, переименовались из Фонда «Крохино» в Фонд «ПроНаследие». С чем это связано?
А. Тукаева
— Это связано с тем, что, на самом деле, мы уже последние годы активно занимались не только Крохино, но и проектами, связанными с сохранением исторической памяти, и с проектами социокультурного развития в самом Белозерске. И понятно было, что название фонда нас всегда приводит в одну конкретную точку.
А. Пичугин
— Ограничивает.
А. Тукаева
— Да. И когда мы пытаемся рассказывать о каких-то других проектах, очень мало кто воспринимает это и берет это во внимание, потому что все говорят: «А, вот да, Крохино, Крохино». Ну, то есть вот это нам, на самом деле... просто немножко мешало восприятию других проектов. Но мне всегда казалось с самого начала, что Крохино — это что-то большее, это то, что выведет и нас на какой-то новый человеческий и духовный, профессиональный уровень. И действительно, мне кажется, что это, скорее, проект-символ, чем просто маленький местечковый проект. Ну, то есть я действительно считаю, что по степени сложности, понятно, мы столкнулись, наверное, со всем спектром возможных проблем, какие только можно представить. (Смеется.)
А. Пичугин
— Проще снести и заново построить?
А. Тукаева
— Нет, ни в коем случае!
А. Пичугин
— (Нрзб.)! Да что Вы! Нет, я прекрасно понимаю. Просто это самое частое, что можно встретить — ну, когда люди видят сметы, они потом начинают считать, сколько бы стоило построить такое же, но новое, и выясняется, что это, конечно, в разы дешевле. Но это очень опасная дорожка.
А. Тукаева
— Это совсем опасная дорожка. Ну, а главное, что сферу культуры монетизировать и перевести полностью в экономическую плоскость просто нельзя, потому что культура — это не только смета. Точнее, это вообще, совсем не смета, да.
А. Пичугин
— А у нас, к сожалению, сейчас очень часто это знак равенства ставится.
А. Тукаева
— Нет, я, скорее даже, с другой точки зрения, с других аспектов. То есть мы просто столкнулись одно время и с противостоянием, может быть, и местных властей, и непониманием со стороны Вологодской епархии, и неподдержкой со стороны местных жителей и даже самих переселенцев, которые... Ну, то есть вот все, что только можно представить, все такие вот проблемы...
А. Пичугин
— Все преграды, увы.
А. Тукаева
— Да, мы их все собрали.
А. Пичугин
— Да, сейчас мы подробнее про эти преграды поговорим — через минуту с Анор Тукаевой, директором Фонда культурных инициатив «ПроНаследие» и руководителем проекта «Сохранение затопленного храма-маяка в Крохино». Я Алексей Пичугин, через минуту мы вернемся.
Возвращаемся в студию Светлого радио. Напомним, что сегодня гостем программы «Светлый вечер» является Анор Тукаева, директор Фонда культурных инициатв «ПроНалседие», руководитель проекта «Сохранение затопленного храма-маяка в Крохино». Вы говорите, что Вы столкнулись со всем спектром возможного противодействия — и со стороны администрации, епархия не понимала, местные жители тоже странно смотрели, переселенцы не помогали и как бы тоже странно очень относились к этому. Почему? Я понимаю, что администрация — для нее это какие-то лишние телодвижения. Опять их будут о чем-то просить, и еще из Москвы приехали. Епархия — им просто этот храм не нужен, так как он в воде стоит, никакие там службы проводить не будут, и людей нету, кто бы ходил. Для местных жителей, особенно переселенцев, вопрос другой — потому что Вы москвичи, или почему? Я вот просто не вижу других причин. Вы приехали, чтобы спасти хотя бы что-то, что было таким островком их памяти.
А. Тукаева
— Я не знаю. Мне кажется, что здесь, наверное, несколько таких факторов. Но вот эта вот историческая травма, личная трагедия, о которой мы говорили, и, с одной стороны, храм — это то, что осталось от прошлой жизни, а с другой стороны, это то, что напоминает о ней. И это, наверное, болит. Я не уверена, что они все отдают себе в этом отчет, но, мне кажется, в этом кроется часть вот этой вот проблематики. Ну, еще, если совсем положа руку на сердце, мне кажется, это очень потерянное поколение — те, кому сейчас около 60 лет, потому что они жили в другой стране, и ценности, которые были присущи людям предыдущих поколений, они были все обесценены в период...
А. Пичугин
— ...их молодости.
А. Тукаева
— Их молодости, да.
А. Пичугин
— И их наиболее активного (нрзб.).
А. Тукаева
— И что такого в этом храме? Ну, для них это... ну... Это просто элемент ландшафта. И даже они... Я не знаю, как это по-другому сказать. И, в принципе, тот опыт, который нам подарил документальный фильм, который мы снимали, он, наверное, это только подтвердил, потому что сложнее всего было какие-то крохи воспоминаний собирать именно у тех, кто покидал Крохино малыми детьми, либо тех, кто родился сразу после переселения, и они — не хранители домашних архивов, они...
А. Пичугин
— Они хранители другой, еще более ценной информации, которая в них заложена.
А. Тукаева
— Разумеется, да. Но просто то, как они относятся к этой памяти...
А. Пичугин
— Они не готовы...
А. Тукаева
— ...но для них это ничего не значит.
А. Пичугин
— Мы по-разному, наверное, совершенно смотрим на происходящее. Мы, там, из города, нам очень важно, чтобы это сохранялось. Для людей, для которых это действительно ландшафт... Вот у Вас в фильме очень наглядно это показано — как женщина говорит: «Ну да, я помню, коров пасла. Коров — да... Ну, в храм они заходили, там, они были, эти...» Там то ли коровник был, то ли они туда просто их загоняли.
А. Тукаева
— Да там столько периодов использования этого храма было, что непонятно — то ли кто-то что-то все-таки путает... Ну потому что воспоминания настолько разные...
А. Пичугин
— Ну, был храм, был коровник...
А. Тукаева
— Упоминают конюшню, упоминают и коровник, упоминают сельскохозяйственную мастерскую по ремонту техники. И зерно сушили, и там был и клуб, и танцы. Ну, в общем, как только...
А. Пичугин
— Ну, менялось предназначение.
А. Тукаева
— Да, менялось, менялось, да, и, видимо, достаточно часто.
А. Пичугин
— С другой стороны, я помню, несколько лет назад смотрел фильм «Тамалогу» — это рядом, но все-таки это Рыбинское водохранилище, с другой стороны Шексны, там, где она впадала в Волгу, был город Молога. Если кто из наших слушателей не знает, он может найти — есть хороший фильм, «Русская Атлантида», кажется, он называется, где рассказано про Мологу, — я не помню, в этом ли фильме, или просто где-то что-то я смотрел. А местные жители, еще те, которые эту Мологу помнят, сейчас-то их все меньше и меньше, им уже всем за 70, к 80, а когда снималось, им было за 60. И они каждый год приезжают... У них есть День Памяти Мологи, они каждый день приезжают на лодках на то место, где бугор, и спускают венки на воду. Для них это до сих пор важно.
А. Тукаева
— Я этот опыт изучала, и этот вопрос для меня всегда был очень важным — почему там вот так, а здесь вот так. И я для себя пока вижу такое объяснение — дело в том, что Молога, на самом деле, затапливалась гораздо раньше — это был 1939 год...
А. Пичугин
— А там, по-моему, Рыбинка затапливалась уже после войны.
А. Тукаева
— Нет-нет-нет, до...
А. Пичугин
— Они перевозили их до войны, а вода полностью, по-моему... вся чаша Рыбинского водохранилища заполнилась...
А. Тукаева
— Она заполнялась в течение пяти лет, действительно. Это был долгий процесс…
А. Пичугин
— Уже после войны...
А. Тукаева
— Эту территорию невозможно наполнить моментально. Но в 1939 году началось это переселение, и первые встречи переселенцев и собственно формирование вот этого Мологского землячества происходило в конце 70-х годов. То есть, на самом деле, у них было время, чтобы пережить вот эту трагедию, чтобы ее проговорить. И поэтому, действительно, и после вот этих... наверное, с середине 70-х они начали туда регулярно выезжать. Но прошло очень много лет. То есть они тоже очень много времени молчали — ну, и я думаю, что говорить об этом тогда, видимо, было просто невозможно.
А. Пичугин
— Ну, может быть, не локальная трагедия была для этих людей, потому что Рыбинское водохранилище — огромное, и там столько было всего затоплено... Просто микроклимат даже изменился в этом регионе благодаря Рыбинке.
А. Тукаева
— Ну, землячество, которое вот так вот известно и которое до сих пор существует, только почему-то Мологское, да?
А. Пичугин
— Ну, какие-то окрестности еще...
А. Тукаева
— Ну да, оно захватывает...
А. Пичугин
— А здесь затопили кусочек небольшой...
А. Тукаева
— А здесь (нрзб.)? Ну, как сказать — это тоже около 20 сельских, деревенских поселений, не так уж и мало, на самом деле, для такого, в общем, компактного региона, Белозерья.
А. Пичугин
— Может быть. Это как одна из причин, которая мне видится.
А. Тукаева
— То есть, мне кажется, поскольку этот процесс, во-первых, инициировали, получается, люди извне, ну вот получается, что мы как чужаки, мне кажется, это — раз — проблема. То есть если бы кто-то внутри этого сообщества начал какую-то активность, наверное, это пошло бы быстрее и проще. Но процесс уже все равно запущен, люди уже вовлекаются, и мне кажется, что, наверное, через пять лет картина будет совершенно другая.
А. Пичугин
— Через пять лет уже не будет тех людей, скорее всего, которые очень хорошо помнят жилое Крохино.
А. Тукаева
— А это так. Да, к сожалению, да.
А. Пичугин
— У Вас фильм. «Фильм, фильм», — все время говорим. А где его можно посмотреть?
А. Тукаева
— Ближайший показ будет 27 мая в пространстве «Блогосфера», и мы пишем, анонсируем все показы фильма в своих соцсетях. А позже, после нескольких вот этих вот показов, мы обязательно выложим фильм просто на свой канал YouTube.
А. Пичугин
— Пространство «Блогосфера» — это 1-й Боткинский проезд, 7, строение 1. 27 мая, да?
А. Тукаева
— Угу.
А. Пичугин
— А во сколько?
А. Тукаева
— По-моему, в 19:30.
А. Пичугин
— Все желающие могут прийти и посмотреть.
А. Тукаева
— Да, там будет открыта запись на это мероприятие, можно будет зарегистрироваться и прийти.
А. Пичугин
— Посмотрите, те, кто будет в Москве, дорогие слушатели, будет возможность прийти, и те, кого не будет, дождитесь, пока Анор вывесит этот фильм на сайте. Он замечательный, и он очень наглядно показывает всю трагедию произошедшего. И это редчайшая возможность увидеть людей, которые вот-вот уже скоро уйдут совсем, но которые... некоторые уже из тех, кого опрашивали для фильма, уже ушли — все-таки фильм несколько лет делался. И это те крестьяне, которые застали еще немножко другую страну, немножко другой Север, которые помнят, как это было до войны и после войны сразу. Очень мало у нас доступной информации, особенно видео. Я все время всех отсылаю к фильму Кончаловского «История о том, как Ася Клячина любила, да не вышла замуж», где Кончаловский в 60-е годы практически документально снимал жителей небольшого колхоза, работников, жителей небольших сел в Горьковской области, тоже на Волге, вернее, на Волге. Это вот очень ценная информация. Их уже, конечно, много лет нет. А это следующее поколение — в фильме Анор Тукаевой это следующее поколение людей, которые еще живы, но которые скоро, к сожалению, уйдут. И вот очень важно успеть посмотреть, очень важно было успеть их снять, записать их воспоминания. А теперь очень важно посмотреть на этих людей, с которыми мы в одно время живем, которые — носители немного другой культуры. Я так понимаю, что с Вами еще работает, как-то Вам помогает Леонид Парфенов?
А. Тукаева
— Мы с Леонидом Парфеновым познакомились по случаю съемок его документального фильма «Цвет нации» — о наследии Прокудина-Горского. И поскольку он о Крохино знал уже вне зависимости от проекта, и так получилось, что он решил финальным сюжетом фильма сделать Крохинский храм. И когда съемки происходили, мы помогали логистически и, в общем, как-то добираться туда, и рассказывали о том, когда лучше приезжать, и так далее. Ну вот на фоне съемок этого фильма мы и познакомились. А потом мы просто уже по дружбе, так сказать, вот пригласили Леонида, чтобы он прокомментировал и посмотрел уже наш собственный документальный фильм, и на юбилее он его, в общем, представлял, открывал этот показ фильма своим приветственным словом. Ну, все знают, что Леонид — вологжанин...
А. Пичугин
— Да, из Череповца, по-моему. Или откуда-то...
А. Тукаева
— Насколько я знаю, он сам, получается, из семьи вот таких вот...
А. Пичугин
— ...переселенцев?
А. Тукаева
— ...переселенцев, да.
А. Пичугин
— Возможно.
А. Тукаева
— Потому что ведь затопление происходило не только в Белозерском районе — это и Кирилловский район, и Вытегорский район. То есть несколько районов Вологодской области, на самом деле, тоже затронуты...
А. Пичугин
— А он родился в Череповце — вот я смотрю сейчас в Википедии. А когда у Вас ближайшие поездки? Нужна ли Вам сейчас помощь и люди? Потому что, послушав нашу программу, может быть, кто-то захочет присоединиться или как-то помочь Вам.
А. Тукаева
— Ну, мы начинаем сезон волонтерских работ в мае, заканчиваем в октябре. Помощь нужна всегда. И если не всегда она нужна на месте, но можно и дистанционно помогать — и в Москве, и где бы Вы ни были, потому что, во-первых, мы продолжаем сбор воспоминаний переселенцев, мы работаем в архивах в разных городах. Так получилось, что — это, наверное, не только в нашей истории — архивы разрознены очень. Потому что Белозерье относилось то к Новгородской губернии, то к Калининградской области, то к Череповецкой области, которая была очень недолгий период, то потом к Вологодской. И получается, что архивы были раскиданы — Ленинград, Москва (самые ценные документы), Вологда, Череповец и Великий Новгород.
А. Пичугин
— Вот сейчас, на май месяц, какая первостепенная помощь, которая Вам требуется по Крохино?
А. Тукаева
— Вот в этом сезоне у нас будут работы по берегоукреплению, но вот уже настоящему, инженерному. До этого мы делали рукотворную дамбу — сначала строили, а потом ее поддерживали активно. Были вынуждены, потому что вода разрушала уже то, что мы строили, и если не поддерживать дамбу, то она бы опять стачивала стены храма. Ну, в общем, такая была бесконечная работа. И тут вот наконец мы запроектировали берегоукрепление, и так получилось, что в декабре мы были замечены на конкурсе Российского географического общества, и нам вручили специальный приз. Этот приз был учрежден по инициативе Никиты Михалкова, и его фонд планирует выделить нам 2 миллиона, и как раз они будут потрачены на берегоукрепление. И мы сейчас также собираем деньги, которые необходимо дособрать, потому что берегоукрепления стоят около 2 с половиной миллионов. Вот эти 500 тысяч нам предстоит собрать через народное финансирование...
А. Пичугин
— Как Вы их собираете? Можно ли адресовать куда-то наших слушателей, если они захотят помочь?
А. Тукаева
— Да, мы собираем деньги на платформе http://planeta.ru, и через поиск — «Крохино» — можно найти наш проект.
А. Пичугин
— Http://planeta.ru, в поиске — «Крохино», и там вся информация.
А. Тукаева
— И, собственно, большой объем работ будет идти и на храмовом острове, потому что нужно будет помогать в строительстве берегоукрепления, и продолжаются работы по обустройству волонтерского кампуса. Потому что в прошлом году мы наконец приобрели домик в самом Белозерске. Дом был в неважнецком состоянии, и сейчас вот мы продолжаем делать там ремонт. Поэтому у нас получаются такие два фронта активных работ — и в самом Белозерске, в будущем волонтерском кампусе, и на храмовом острове.
А. Пичугин
— Анор Тукаева, директор Фонда культурных инициатив «ПроНаследие», руководитель проекта «Сохранение затопленного храма-маяка в Крохино», в программе «Светлый вечер» на Светлом радио. А Вы всегда присутствуете на месте, когда там работают какие-то волонтеры?
А. Тукаева
— В общем-то, да. Несколько поездок на моей памяти, когда я отсутствовала, это когда я только-только родила то первого, то второго сына. Да, тогда я отсутствовала, все остальное время я была на острове, всегда с волонтерами.
А. Пичугин
— А как Вы, в идеале, видите завершение проекта? Именно «Крохино»?
А. Тукаева
— У нас есть визуализация этого архитектурного проекта. Это консервация с элементами реставрации. То есть колокольня, как наиболее сохранившаяся часть храма, будет отреставрирована. И, более того, мы планируем воссоздать паперть вокруг колокольни. Почему? Потому что то создает закрытый контур и позволяет сделать некоторое помещение между... Ну, как раз то, что служило раньше лестницей на второй этаж храма, это позволяет воссоздать вот эти помещения. Дело в том, что храм был, летний и зимний, в одном здании. На втором этаже был летний храм...
А. Пичугин
— Типичная северная история.
А. Тукаева
— Да, да. А внизу был зимний храм. И между папертью и колокольней располагалась лестница, которая вела на второй этаж. Собственно, в колокольне все пролеты сохранились, и ничто не мешает воссоздать там какое-то интересное пространство. Мы видим это как путевое...
А. Пичугин
— И музейное?
А. Тукаева
— И музейное, и не только. То есть мы видим на нижнем ярусе колокольни такую вот путевую часовню, которая, видимо, будет выглядеть как такая древняя катакомба — ну, потому что помещение очень маленькое, она будет...
А. Пичугин
— То есть там иногда могут совершаться службы?
А. Тукаева
— Она может напоминать, да, просто древнюю катакомбу. А как раз вот в этих помещениях между колокольней и папертью — там могут быть какие-то музейные пространства.
А. Пичугин
— Визуализация очень хорошая в Интернете представлена. Я, правда, не знаю, что посоветовать слушателям набрать в поисковике, чтобы она... Она мне просто всегда выпадает, когда я набираю «Крохино», в Google или Яндексе по картинкам — очень хорошая такая платформа... как она правильно называется, на которой стоит храм?
А. Тукаева
— Ну, это просто такой вот остров. Просто он будет наконец более-менее ровный, с понятным четким контуром. Но потом, знаете, визуализация — она тоже иногда делает все слишком идеальным. (Смеется.) Я думаю, что в реальности это будет более приближено к природе.
А. Пичугин
— Но «Центр возрождения культурного наследия «Крохино» — так называется фонд?
А. Тукаева
— Да, да.
А. Пичугин
— Это правильно? Я так понимаю, это бывшее его название... Сайт — http://krokhino.ru, там очень много информации есть. А Вы будете делать сайт, который уже «ПроНаследие»?
А. Тукаева
— Да, мы как раз сейчас заканчиваем работу над этим сайтом.
А. Пичугин
— Я сразу несколько... Вот я посмотрел в поисковике — сразу несколько таких проектов визуализации. Но он даже, на мой взгляд, несколько меняет восприятие самого места. Потому что если раньше, когда храм стоял в воде, или как вот он сейчас стоит, есть ощущение какой-то такой заброшенности, то тут сразу же уже и пространство начинает по-другому выглядеть вокруг храма. А далеко ближайшее жилье от Крохино?
А. Тукаева
— Есть деревня в пяти километрах по тому же берегу Шексны — это Ухтома, тоже древнее село, тоже датировано XV веком. На другом берегу, в двух километрах, есть деревня Карголино. А сам город Белозерск — в 15 километрах.
А. Пичугин
— А дороги? Как туда люди добираются — ну, кроме как по воде?
А. Тукаева
— Дороги такие... проселочные, грунтовые дороги. Не очень ухоженные, но, тем не менее, проехать всегда можно.
А. Пичугин
— Как Вы видите свою дальнейшую деятельность? Ну вот, к примеру, все, мы очень надеемся, дай Бог, сложится с Крохино. У Вас есть вообще какие-то предположения по времени — когда Вы сможете сделать тот проект, который красиво представлен в Интернете?
А. Тукаева
— Мне хотелось бы, конечно, сказать Вам какую-то прямо дату, но поскольку пока все это... Ну, это все достаточно сложно. Я не буду скрывать, что это стоит действительно каких-то серьезных вложений. И, наверное, совсем уж народным финансированием этот проект не реализуем. Здесь нужны крупные партнеры, и я очень надеюсь, что нас поддержат предприятия Вологодской области...
А. Пичугин
— Ну, по крайней мере, удалось какой-то диалог выстроить...
А. Тукаева
— Конечно.
А. Пичугин
— Потому что вот на 10-летии Фонда было видеообращение заместителя губернатора Вологодской области... Я не знаю, только ли это красивые слова, как это иногда бывает, или действительно сейчас Вологодская область чем-то помогает?
А. Тукаева
— Ну, помочь...
А. Пичугин
— Или хотя бы не мешает?
А. Тукаева
— ...помочь как-то действенно именно Вологодская область не может, поскольку это ведь не памятник, соответственно, здесь выделения прямо-таки государственных средств не предполагается.
А. Пичугин
— Или государственных — они хотя бы могут сказать: «Вот, смотрите, Анор, есть, там, небедные люди, которые помогают»...
А. Тукаева
— Да, разумеется. Ну, конечно. Я надеюсь, что такой диалог будет. И, более того, мне кажется, это была бы очень правильная практика, и она бы облегчила путь другим общественным движениям, которые точно так же начинают что-то делать. Хорошо, что мы этот путь прошли. Плохо, что он был таким долгим и сложным, но...
А. Пичугин
— Ну это не так долго.
А. Тукаева
— (Смеется.) Мне кажется, долго все-таки — 10 лет!
А. Пичугин
— Ну это потому что Вы прошли через все. Вы по капельке вообще всю эту дорогу, по метру преодолели и продолжаете преодолевать. Поэтому кажется, что...
А. Тукаева
— Ну, наверное, будет здорово, если чиновники будут гораздо более открытыми к таким вот начинаниям и будет меньше недоверия. Потому что проблема-то была именно в том, что не вызывала доверия вот эта инициатива.
А. Пичугин
— А какие цели Вы ставите перед собой, вот Фондом «ПроНаследие»?
А. Тукаева
— Нам очень хочется изменить отношение к наследию в целом. Потому что важно, чтобы все понимали, что наследие — это не что-то далеко отстоящее от человека и не имеющее к нему никакого прямого отношения. Потому что «ПроНаследие» — это, на самом деле, про нас. Это то, что нас окружает, то, что составляет нашу внутреннюю культуру, и то, что содержится в нашем культурном коде.
А. Пичугин
— У меня мечта, на самом деле, есть. Мы делаем программу, которая посвящена материальной культуре России. Она нерегулярно выходит. Вместе с вице-губернатором Архангельской области мы ее ведем тут. Но она выходит нерегулярно, и, конечно, мы тоже не можем охватить какие-то там все проблемные точки и чаще всего говорим именно про Архангельскую область и про деревянное наследие. Хотя вот я смотрю, порой это тоже больная для меня тема — то, что Тверская, Ярославская, Владимирская... Московская — чуть получше, ну, заметно получше... Но вот в Тверской, например, и Владимирской, Ярославской областях — наибольшее количество деревянных памятников, которые не на Севере, которые разрушаются по лесам, по пустошам, и на которые никто, практически, не обращает внимания — просто потому что рук не хватает. Есть замечательнейший проект «Общее дело», который... Сами они ездят по северным местам... Вот сейчас у них чуть больше стало возможностей, на них обратили внимание, у них появилась возможность выезжать еще в соседние с Московской области и что-то там делать с деревянными храмами. Но ведь тоже вот — на всех не хватит. Открываешь проект, портал http://sobory.ru и видишь, что фотография 2015 года — он целый стоит, фотография 2017 года — он уже почти рухнул, фотография 2018 года — его и нет.
А. Тукаева
— Ну вот именно поэтому нам хотелось бы работать не только точечно с какими-то конкретными объектами наследия, но и менять, в общем-то, отношение. Потому что хорошо, если вот мы, «Общее дело», есть фонд замечательный «Вереница»...
А. Пичугин
— «Вереница», да-да-да.
А. Тукаева
— ...есть фонд «Белый ирис». Мы сохраним, допустим, пусть даже 100 объектов, но если бы это было делом каждого, то это был бы совершенно другой результат и другое отношение, и другие инициативы — и по количеству, и по качеству.
А. Пичугин
— А у Вас есть какое-то собственное видение, как можно переломить отношение людей к наследию? Потому что мало я знаю кого-нибудь, кто отказался бы поехать в выходной день покататься, посмотреть красивые руины, стоящие в полях. Всем классно, всем здорово, можно пофотографировать на закате красиво — ну, и все. А дальше — ну и что? Ну, стоит и стоит. Тебе-то что, что оно?.. Твое, что ли? У тебя своих проблем мало? Чаще всего именно так рассуждают.
А. Тукаева
— Ну, если этот диалог продолжить, и если мы собираемся жить на этой земле, в этой стране и хотим что-то показать детям, и предполагаем, что дети будут жить здесь, то диалог может измениться в другую сторону. Мне кажется, очень важно вот этот вот интерес к тем же самым руинам и путешествиям трансформировать в какие-то действия. Можно не обязательно... Не у всех есть силы делать подобные проекты, по собственной инициативе быть лидерами, организаторами, но у всех есть возможность поддержать такие проекты, во-первых, рублем, а во-вторых, быть, ну, не знаю — волонтером, быть каким-то волонтером-организатором. Потому что проектам ведь нужна совершенно разная помощь. Может быть, это и верстка, и дизайн... Ну, все, что угодно, на самом деле. То есть...
А. Пичугин
— Да, что-то меняется, смотрите! Вот что-то меняется в стране! Потому что, там, 15 лет назад «благотворительный фонд» звучало странно, и чаще всего «благотворительный фонд — это чего-то зарубежное, нас это не касается». Сейчас их столько в России, и они такому количеству людей помогают, которые болеют тяжелыми заболеваниями, оказались в тяжелой жизненной ситуации. Уже это не вызывает каких-то серьезных вопросов. А следующий этап, наверное, — чтобы такое же отношение было к культурному наследию у фондов, которые ими(?) занимаются. Потому что пока... Опять же, найдется еще несколько сотен людей, которые скажут: «А чего она занимается Крохино? Чего она не занимается больными детьми?».
А. Тукаева
— Ну, таких вопросов действительно было очень много, особенно вначале. И действительно, если дело с социальной благотворительностью, слава Богу, сдвинулось, то...
А. Пичугин
— Ну это следующий шаг уже.
А. Тукаева
— Это следующий шаг, я надеюсь, что он действительно сейчас происходит. Вот культурная, социокультурная благотворительность — она тоже очень важна, потому что здорово, что мы делаем инфраструктуру для того, чтобы оказывать медицинскую и социальную помощь лучше, в новом качестве, на новом уровне. Но вот, допустим, мы решили проблему с детьми, стариками и медицинским обслуживанием... Ну ведь действительно когда-то эта проблема будет решаться, если ее решать! Но то, где мы живем, в каком культурном пространстве, и что нас окружает, это вопрос не менее важный. И если не заниматься сейчас, параллельно с решением социальных проблем, то потом мы окажемся просто в руинах... Ну, это будут бесконечные руины, страна руин. И поэтому, мне кажется, нужно именно в этом направлении работать. Это должно стать понятным и каким-то популярным, совершенно ну вот модным, что ли, действием в сфере сохранения наследия. (Смеется.)
А. Пичугин
— Спасибо. Мы будем уже заканчивать программу. Я напомню, что сегодня мы говорили про храм в Крохино, про проект «Сохранение затопленного храма-маяка в Крохино», как это правильно называется. Сайт есть — http://krokhino.ru, там вся информация, в ближайшее время заработает сайт «ПроНаследие», который пришел на смену фонду «Крохино», — это тоже Фонд культурных инициатив. 27 мая в «Блогосфере» состоится показ фильма про Крохино — очень интересный, я его смотрел, уже был один показ. Вот приходите — 1-й Боткинский проезд, дом 7, строение 1, в 19:30. Очень важный фильм для понимания того, как мы живем и что у нас пока еще есть, и что надо сохранять. На сайте «Планета» можно найти, забив там в строке поиска «Крохино», сбор средств на продолжение деятельности Анор Тукаевой, нашей сегодняшней гостьи, которая занимается и фондом «Крохино», «ПроНаследие», руководит проектом «Сохранение храма в Крохино», консервацией. Спасибо Вам большое, что пришли сегодня. А будет еще какой-то, может быть, 27 мая, потом?..
А. Тукаева
— Да, но я пока не могу сказать даты.
А. Пичугин
— Хорошо. Ну, на самом деле, можно следить же за этим всем на сайте http://krokhino.ru, да?
А. Тукаева
— Да, мы будем об этом...
А. Пичугин
— В соцсети?
А. Тукаева
— В соцсети, да.
А. Пичугин
— ВКонтакт, Фейсбук (деятельность организации запрещена в Российской Федерации).
А. Тукаева
— Да.
А. Пичугин
— Все можно найти, все Интернетом пользуются. Спасибо огромное!
А. Тукаева
— Спасибо!
А. Пичугин
— Следите за проектом «Крохино», это очень важно. До свидания!
