«Василий Шуйский и Николай II — параллели в судьбе». Исторический час с Дмитрием Володихиным (29.07.2018)

Д. Володихин

— Здравствуйте, дорогие радиослушатели! Это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час», с вами в студии я — Дмитрий Володихин. И мы сегодня обращаемся к теме, которая, я думаю, будет волновать умы людей воцерковлённых или стремящихся к Церкви в течение всего этого года. Ведь 2018 год — это год скорби, год памяти и размышлений о трагической судьбе нашего последнего государя Николая Второго и его семьи. Русская Православная Церковь уделяет особое внимание их кончине, их убийству, которое произошло летом 1918 года, о чём свидетельствует, как минимум, тот большой крестный ход от Екатеринбурга к Ганиной Яме, который возглавлял Святейший Патриарх Кирилл. И сегодня мы вновь вернёмся к судьбе Николая Второго, и я думаю, что ещё, может быть, неоднократно будем возвращаться к этому предмету в течение ближайших месяцев. Сегодня я хотел бы предложить достаточно неожиданный аспект, связанный с историей монархии в России, в частности истории жизни Николая Второго, это параллель, которую можно провести между судьбами святого государя страстотерпца Николая Александровича и другого русского царя, правившего в семнадцатом веке, это Василий Четвёртый из рода Шуйских, правивший в 1606–1610 годах. Мне не хотелось бы, чтобы кто-то подумал, что я ставлю на одну доску ту нравственную высоту, которой достиг в своей жизни Николай Второй и нравственный облик государя Василия Ивановича, Василия Шуйского, на котором современники находили немалое количество пятен. Нет, важно не это, важно то, что трагическая развязка их судеб близка по сути и в какой-то степени продиктована обстоятельствами их жизни, продиктована самой обстановкой, которая складывалась в России в кризисные, смутные эпохи. Я напомню, конечно, 1917 год — это смута, но до него в истории России было несколько других смут. И самой большой, самой известной, самой гибельной была большая смута начала семнадцатого столетия. Сегодня, дорогие радиослушатели, я разговариваю с вами в одиночку, никаких гостей нет, никаких специалистов-историков, я в данном случае сам выступаю в роли рассказчика, сам себе задаю вопросы и сам на них отвечаю. Итак, давайте проследим, в чём сходство судеб двух государей русских. Прежде всего, оба были при жизни и после смерти оболганы, вокруг обоих возникло огромное количество неблагожелательных мифов. Конечно же о Николае Втором известно, что победители, так сказать, переписывали историю, и новая власть, которая сместила его, а впоследствии сама была смещена уже большевиками в октябре 1917 года, не могла говорить о свергнутом монархе с дружескими интонациями. Ведь это был противник, это был свергнутый противник, это был противник, который в конечном итоге был уничтожен. И в течение нескольких десятилетий и в прессе, и в научно-популярной литературе, и, с сожалением скажем, в литературе чисто научной, исторической плодились мифы крайне скверного качества по части опоры на факты и крайне агрессивные по части оценки личных качеств Николая Второго и его качеств как правителя Российской империей. Собственно, несколько раз мы уже обращались к подобного рода мифам. Один из них связан с тем, что Николая Второго обвиняли в том, что он проиграл Первую мировую войну. И не так давно у нас была большая передача с участием историка Константина Залесского. Мы внимательно прошлись по фронтам Первой мировой начала 1917 года и обнаружили, что к этому моменту монархическая Россия заняла больше территории противника, нежели отдала ему сама. Она находилась на подъёме, она готовила наступление, её армия была вполне боеспособна. И в общем союзники по Антанте готовились уже к тому, что 1917 год после этого очередного наступления России станет годом победы в войне — он завершит войну. Революционные события в Петрограде поставили на этих планах крест, война, мировая война, заметим, а не только боевые действия, связанные с русско-немецким и русско-австрийским фронтом, так вот, мировая война продлилась гораздо дольше, затянулась ещё на один год. В значительной степени именно потому, что Россия в результате революционного переворота оказалась абсолютно неспособна продолжить эту войну. А если говорить о том итоге, который установился на западных границах уже советской России после революции, после Гражданской войны, то, пожалуйста, можно провести пальцем по тем западным рубежам, которые образовались в результате Рижского мира 1921 года. Они обозначают колоссальную территориальную потерю. Эта территориальная потеря относится отнюдь не к истории Российской империи, не к правлению Николая Второго, а уже к правлению революционной власти. Собственно, такой же миф, что Николай Второй правил в России, которая была страной неграмотных людей, которая была страной чисто аграрной. То есть очень часто в популярной литературе повторялся лозунг времён 20-30-х — то, что Россия была страной с сохой, а превратилась она при большевиках в страну с тракторами и электростанциями. Но в общем современные учёные показывают, что при Николае Втором был достигнут огромный прирост в промышленности, в финансах, в транспорте и в грамотности населения. И в этом смысле Гражданская война и первые годы правления новой власти были, скорее, провалом, чем каким-то прорывом вперёд. И кроме того, конечно, обычные обычные совершенно обвинения в адрес Николая Второго, что он был кровав, что он любил расстреливать людей, — такая же неправда. Надо сказать, что совершенно недавно вышел сборник статей, посвящённых Николаю Второму, замечательного православного публициста Натальи Валерьевны Иртениной «Николай Второй. Новый ракурс». И там статья специально посвящена тому, как относился Николай Второй к смертной казни, как часто он при любой возможности избегал её применения, и сколь ничтожны по количеству жертвы применения смертной казни в России, по сравнению с количеством жертв так называемого революционного террора. Конечно, любая кровь вызывает самые печальные, самые скорбные чувства, заставляет горевать о том, как Россия попала в такую тяжёлую ситуацию. Но в данном случае государю приходилось защищаться, и он защищался, применяя силу в минимальной необходимой степени. Ещё один миф связан с тем, что Николай Второй был, в лучшем случае, хорошим семьянином, не обращал внимания на дела правления, был таким, я уж не знаю, используя лексику советской власти, «сереньким полковником». Ну, к настоящему моменту издано немало книг научных, ещё того больше популярных, которые показывают то, что этот государь постоянно находился в процессе решения разного рода масштабных государственных задач, что он самым активным образом участвовал в делах правления и показывал, в общем, недюжинный ум. То есть, иными словами, все обычные ракурсы, которые связаны с Николаем Вторым, они принадлежат, скорее, пропаганде, нежели науке, и невозможно относиться к ним по-настоящему всерьёз. Собственно, то же самое можно сказать и о Василии Шуйском — он действительно был неоднократно оболган. Собственно, ему инкриминировано, например то, что он сел на престол не по закону, то, что не было созвано Земского собора, который призвал бы его на царство, что его выкликнули из толпы. Но тем не менее вот иностранные источники говорят, что всё-таки некое собрание было: не просто толпа, а собрание городского посада Москвы, дворян, знати. Но и кроме того, понимаете, какая вещь: вот предыдущий государь Борис Фёдорович из семьи Годуновых действительно нуждался в том, чтобы при его восшествии на престол был созван Земский собор, поскольку он был, что называется, не царской крови, а крови боярской. Скажем так, аристократ второго сорта, шурин последнего царя из числа московских Рюриковичей — Фёдора Ивановича. Но в общем, человек, кандидатура которого на престол вызывала сомнения у многих. А вот что касается князя Василия Ивановича Шуйского, то он, хотелось бы напомнить, был таким же Рюриковичем, как и Фёдор Иванович, как и Иван Грозный, как и Иван Великий, но только принадлежал не к московской ветви, которую называют иначе Даниловичи или Калитичи, но к ветви суздальско-нижегородских Рюриковичей. Поэтому он по крови своей не то что мог претендовать на престол, он был наилучшим кандидатом для занятия трона в 1606 году. И он, конечно, занял его по праву, он был наследник древних князей Северо-Восточной Руси, его предки не раз занимали великое княжение, например, в четырнадцатом веке, в тринадцатом веке. Ещё одно обвинение — то, что Шуйский был боярским царём и его роль на престоле — это роль ничтожной, безвольной игрушки в руках московской знати. Но это, в общем, конечно, совершенно неверно, поскольку Василий Иванович имел опыт полководца, который водил полки и армии. И во время смуты он отчаянно боролся мятежом Ивана Болотникова, впоследствии отстаивал с боями Москву от претензий Лжедмитрия Второго. Надо напомнить, что он в решающий час лично вышел с войсками, осаждал Тулу. И именно ему принадлежат лавры окончательной победы над движением Ивана Исаевича Болотникова. Его обвиняли, что он несчастлив в правлении, как будто несчастье в правлении — это какая-то химия или, может быть, какое-то языческое верование, связанное с удачей племенного вождя. На самом деле, конечно, Шуйский был прежде всего русский православный государь, и он отстаивал Россию до последней крайности, не сдавался, так сказать, стоял под стягом.

Д. Володихин

— Это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. И мы с вами обсуждаем параллели в судьбе двух русских государей: Василия Шуйского и Николая Второго. И настало время привести ещё одну параллель. Дело не только в том, что оба государя были оболганы и современниками и потомками, дело ещё и в том, что оба они оказались жертвами измены, то есть самого банального предательства. В данном случае я начну с Василия Шуйского — здесь всё очевидно и не вызывает никаких вопросов. Собственно, попытки сместить Василия Шуйского продолжались на протяжении всего его правления. Несколько раз к нему подступали то дворяне, то толпы, видимо, наймитов, которые подчинялись умелым заговорщикам, требовали расстаться с властью и нажимали на то, что вот, дескать, идёт сплошное кровопролитие и нет конца и края проблемам: «Государь, оставь власть. Ты в своей власти не приносишь счастья стране». Это, конечно, своего рода демагогия. И отвечал на неё очень хорошо и правильно человек, который на протяжении всей своей жизни выказывал преданность государю Василию Ивановичу, вместе с тем никогда не отказывался от критики его поступков, если это было необходимо с точки зрения христианского вероучения. Это святой Гермоген, Патриарх Московский и всея Руси, который был поставлен при Василии Шуйском в Патриархи и как глава Русской Церкви пас государя порою посохом железным. То есть, иными словами, он подступал к нему с публичными требованиями сделать то, на что Василий Иванович не обращает внимания, или что ему кажется неправильным. Порой он добивался того, что государь поворачивался к нему лицом и исполнял его требования, но как только Гермоген видел, что кто-то нападает на государя, что кто-то пытается уничтожить его власть, унизить его, растоптать, он сейчас же становился самым активным защитником, поскольку напоминал о самом главном: когда-то подданные Василия Ивановича целовали ему крест, давали ему присягу на верность, иными словами, обещали быть ему верными подданными. И что же теперь? Из-за каких-то демагогических лозунгов необходимо от этого отказаться, изменить, встать в строй изменников, заговорщиков, пойти в мятежное войско Болотникова или очередного самозванца Лжедмитрия Второго, стоящего на границе Москвы в Тушине? Гермоген не принимал и всегда отрицал это. Собственно, пал Шуйский в 1610 году в результате заговора. Он оказался свергнут толпой людей, которые не принадлежали к высшей знати и, весьма возможно, выполняли политический заказ поляков. За несколько месяцев до того скончался лучший полководец Василия Шуйского, его родственник Михаил Васильевич Скопин, и потерпело поражение русское войско. Поляки были где-то между Смоленском и Можайском, в Москве тревожились о судьбе царства, но эта тревога, может быть, и не распространялась на тех, кто просто в тайне получил деньги от польского государя и подступился к своему царю для того, чтобы свергнуть его с престола. Это была измена открытая, очевидная, и закончилась она тем, что русского царя его же собственные подданные, ег же собственные дворяне подло отдали в качестве пленника его врагам — полякам. То есть, иными словами, сам Василий Шуйский, его брат Дмитрий, его брат Иван и жена его брата Дмитрия оказались в плену у гетмана Жолкевского, у поляка. Но надо сказать, что это была далеко не первая измена. Ещё во времена, когда Василий Шуйский выдерживал в Москве осаду от Лжедмитрия Второго, Тушинского вора, многие его аристократы сделались, как тогда говорили, «тушинскими перелётами», то есть отправились за высокими чинами, наградами, за пожалованиями землицы в лагерь самозванца, не побрезговали поклониться ему, не побрезговали изменить своему царю. То есть, иными словами, на протяжении четырёх лет правления Василий Шуйский тяжело страдал от того, что его подданные неоднократно ему изменяли и в конце концов просто отдали его врагу, как какую-то ценную вещь, и вместе с ним ещё и отдали его семью. Вот так, вот так. Что же, я думаю, никто не станет отрицать, что судьба Николая Второго и его семейства также выкрашена в чёрный цвет во многих местах именно изменой, причём изменой людей, которые стояли на самом верху державы. Давайте напомним ситуацию, которую называют историки «заговором в верхах», то есть когда министры, когда люди, входившие в состав Думы, когда крупные военачальники, когда богатые предприниматели договорились о том, чтобы свергнуть государя, во всяком случае, постараться свергнуть — уж как получится. И в решающий момент, когда вопрос стоял о том, готовы ли постоять за государя командующие фронтами и флотами, — им были разосланы телеграммы, и от них были получены ответы, в соответствии с которыми нужно было отрекаться от престола, нужно было уступать власть. А между тем все эти люди совершенно так же, как и в семнадцатом веке это происходило, совершенно на тех же основаниях когда-то присягали Николаю Второму на верность, когда-то перед Богом и людьми клялись, что они будут ему подданными, прямыми и честными, что они будут нести свою службу как должно. И вот в тот момент, когда обстоятельства начали говорить им, что нет, пожалуй, надо пойти по другому пути, надо отступиться от всего этого, это уже неинтересно и стоит, пожалуй, поискать своих выгод в этой мутной ситуации; когда интересы войнв с Германией, когда ожидание этого большого наступления, которое в конечном итоге так и не привело ни к чему без царя во главе войск, так вот, планы этого наступления вскружили головы, и казалось, что «а, избавимся от государя, он только связывает нам руки, а без него точно по-быстрому закончим войну с Германией», — вот когда всё это привело умы величайших военачальников Российской империи в расстройство, скажем так, тогда они все предпочли отказ Николая Второго от власти собственному твёрдому стоянию за государя. В сущности, они так же, как в семнадцатом веке, изменили ему, они разрушили присягу. И одна измена от другой по сути никак не отличается, глубинный её смысл абсолютно тот же. Ну и надо сказать, что сами обстоятельства, в которых произошло отречение от власти, они тоже, в общем-то, сплошная измена, потому что эти обстоятельства — обстоятельства принуждения государя. Я уж не говорю о том самом документе, который сейчас приводят в качестве неопровержимого доказательства того, что это отречение от власти произошло. Я не являюсь, безусловно, специалистом по истории России начала двадцатого века, мне ближе как раз русское Средневековье, как раз Московское царство, но специалисты, люди, которые анализировали этот документ многократно, не раз высказывали сомнение в его подлинности. Эти сомнения чрезвычайно обоснованы. И какой вывод приходится делать после всего этого? А вывод очень простой: документ этот может быть и настоящим, а может быть и фальшивкой, даже, скорее, второе, но важно другое — важно то, что этот документ явился результатом принуждения, то есть насилия, создания угрозы в отношении государя и его семьи, создания своего рода блокады, которая отрезала Николая Второго от подчинённых, не давала ему объяснить положение в стране, не давала ему задействовать рычаги власти для того, чтобы погасить волнения в столице. И конечно же здесь видна измена. Измена и та и другая — и в семнадцатом, и в двадцатом веке — она ведь одна и та же. Что ж, я думаю, будет правильным, если сейчас в эфире прозвучит фрагмент из оперы Глинки, которая когда-то, до революции, называлась «Жизнь за царя», а впоследствии в советское время была переименована, шла под названием «Иван Сусанин». Она ведь тоже повествует о смуте, и она тоже рассказывает о том, как когда-то подданному нужно было стоять за своего государя, и он стоял до конца за своего государя. Ну а в двадцатом веке таких людей в верхах рядом с государем не нашлось или, может быть, нашлось недостаточно. Послушаем эту музыку.

(Звучит музыка.)

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, это светлое радио, хотя приходится говорить и о тёмных страницах русской истории. Это передача «Исторический час». Честное слово, мне хотелось бы поговорить о чём-нибудь более красивом и триумфальном, но и в трагедии есть свой смысл для потомков. С вами в студии я — Дмитрий Володихин. Наша тема: параллели в судьбе государя Василия Шуйского и государя Николая Второго. Мы с вами буквально на минуту прерываем нашу беседу для того, чтобы вскоре вновь встретиться в эфире.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час», с вами в студии я — Дмитрий Володихин. Мы с вами обсуждаем близость судеб святого страстотерпца государя нашего Николая Александровича и царя, преданного и погубленного своими подданными в начале семнадцатого века, Василия Четвёртого Шуйского. Итак, мне уже пришлось говорить, что не так-то много было людей, которые в критических обстоятельствах вступились за своих государей, когда им угрожала опасность свержения с престола, а впоследствии и гибель. И это привело к тому, что в судьбах этих двух правителей России появляется ещё одна линия сходства — совсем уж страшная и трагическая: оба были уничтожены врагами и оба перед этим претерпели оскорбления и унижения. Что касается государя Николая Александровича, то здесь всё на виду — это, конечно, постепенное ухудшение условий жизни, как самого государя Николая Александровича, так и его супруги и их детей: четырёх дочерей и наследника престола царевича Алексея. Это их удаление из европейской части России далее на Восток, в Тобольск. Это их последние дни жизни в Ипатьевском доме в Екатеринбурге, которые в конечном итоге завершены были революционным свинцом, штыками участников их убийства. Причём надо нам напомнить такую мрачную, страшную страницу, которая связана с этим последним днём в их судьбе, а именно то, что детей, ещё раненных, девушек и мальчика, докалывали штыками — в лицо, в грудь. И их захоронение, которое сопровождалось, ну, можно сказать, надругательством над останками: их подвергли огню, их поливали кислотой. И надо сказать, что в этом видна даже какая-то не целесообразность революционная, пользуясь словами большевиков, а желание растоптать до конца, уничтожить не только самую память, но и страх в собственных душах, что когда-нибудь что-нибудь из этого пепла возродится — а оно сейчас возрождается. Но давайте теперь посмотрим на то, какова была судьба Василия Шуйского. Когда он встретился лицом к лицу с заговорщиками, те оскорбляли его, ругались в лицо своему государю законному, венчанному Русской Церковью, и требовали от него по своей воле сойти с престола. Василий Иванович ответил им, что он государь законный, им неуместно вести себя подобным образом, и он не оставит престола. То есть, иными словами, вёл себя с достоинством, с твёрдостью и вёл себя так, как подобает государю. Ну что же, тогда на него посыпались унижения, заговорщики потребовали, чтобы он постригся в монахи, это требование сопровождалось угрозами. То есть, иными словами, обряд пострижения был проведён против воли самого Василия Ивановича. Он молчал, когда нужно было произносить обеты иноческие, за него обеты читал один из заговорщиков, тоже князь Рюрикович, но далеко не столь знатный. Наверное, в душе этого человека горел огонёк какого-то чёрного злорадства, характерного для смутных времён, когда более высокородный аристократ становится государем, — он об этом не может и мечтать, но в конце концов в его воле оказалось низвергнуть высоту в ничтожество. Что ж, в данном случае затея заговорщиков не удалась совершенно: за государя Василия Ивановича вступился Патриарх Гермоген. Это были последние попытки спасти царя. Прежде всего Гермоген требовал от заговорщиков покаяться, оставить в покое царя, оставить свои мятежные помыслы и восстановить тот порядок царствия, который был нарушен их дерзкими действиями. А впоследствии, когда этого не удалось, он, во всяком случае, объявил, что постриг этот ложный и что монахом теперь является тот князь, который читал иноческие обеты. Василий Шуйский оказался в плену у своих врагов, но, во всяком случае, хотя бы это надругательство над ним не было доведено до конца. Однако вот его супругу постригли в монахини. Надо сказать, что с этим связана, конечно, тяжёлая страница в судьбе этого государя. Дело в том, что его первая супруга княжна Репнина-Оболенская скончалась, видимо, достаточно рано, от неё не осталось детей. И долгое время ему запрещали брать вторую жену, запрещали прежде всего из опасений того, что этот род вновь размножится и станет опасен Годуновым, в течение семи лет правивших в России. Потом смута, тяжёлые обстоятельства, которые требовали от Василия Ивановича всей отваги, напряжения всех сил. Но вот после разгрома Болотникова он всё-таки решился вступить во второй брак. Его женой стала юная, прекрасная княжна из семейства ростовских Рюриковичей — Буйносова-Ростовская. И она ему родила двух дочек. Одна из дочек скончалась, другая была на момент свержения Василия Ивановича ещё жива. И конечно же страшно было то, что Василий Иванович видел, как его жену насильно постригли в монахини, молодую женщину, которая об этом и не помышляла никогда. И вместе с ней отправили в Покровский Суздальский монастырь также и дочь. Вот несчастные две девочки — Анна и Анастасия — дочери Василия Шуйского, одна из них умерла ещё до его свержения, как я говорил, а другая должна была пострадать потому, что пострадал отец. В Польше Шуйских подвергли новому унижению: их заставили публично склонить голову перед королём Сигизмундом Третьим. И надо сказать, что это, в общем, совершенно не красит поляков, которые решили своих пленников, находившихся полностью в их власти, унизить. Это, наверное, тешило национальное самолюбие, но с точки зрения нашего времени выглядит очень скверно в нравственном плане. Смерть их наступила осенью 1612 года в Гостынинском замке, и многие тогда говорили, что это смерть насильственная. К этому есть основания, дело в том, что сначала ушёл из жизни Василий Иванович, весьма скоро, сразу после него, его младший брат Дмитрий и жена Дмитрия. Остался в живых только нечестолюбивый следующий младший брат — князь Иван Иванович Шуйский по прозвищу «Пуговка». Надо сказать, что эта скоропостижная кончина целого семейства, да ещё в обстоятельствах, когда Москва освобождалась земским ополчением и Шуйского могли вернуть на трон в течение буквально нескольких месяцев, она и тогда ставила в тупик современников и вызывала достаточно отчётливые разговоры о том, что убили враги беззащитных людей; ну а теперь может быть просто-напросто переосмыслена с другой точки зрения. Не то важно, что ушли из жизни, видимо, насильственным путём, царь, его брат и жена, важно другое — то, что к этому привели действия подданных Василия Ивановича, то, что они сдали царя и фактически ликвидировали его руками поляков. Вот это страшно. И там и там мы видим трагедию: свержение с престола — раз; унижение — два. Некоторые историки, специалисты считают, что эти унижения и скверна, которая связана с судьбами Николая Второго, прежде всего, но и Василия Ивановича, имели своего рода ритуальный характер. Ну и в конечном итоге смерть, которая подвела чёрную черту под историей судьбы этих двух правителей России. Мне кажется, будет правильным, если сейчас мы вспомним о том, что вся эта тёмная свистопляска вокруг судеб двух русских царей и их губителей привела к страшным последствиям. Над теми, кто уничтожал Николая Второго, прогремела Гражданская война и ныне память их чем далее, тем более попадает в тёмную сферу общественного сознания. Что же касается врагов Василия Шуйского, то не удалось тогда уничтожить в России самостоятельное царство, и окончательную победу одержало земское ополчение, а не разного рода мятежники, заговорщики, пытавшиеся отдать власть полякам. Но для того, чтобы почувствовать это своего рода воздаяние историческое, я думаю, правильно будет послушать сейчас фрагмент из оперы Модеста Мусоргского «Борис Годунов». Конечно, эпоха другая, но ситуация сходная.

(Звучит музыка.)

Д. Володихин

— Я напоминаю, что это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. И нам с вами пришло время подводить итоги этой теме — теме исторических параллелей в судьбе двух русских государей: Василия Шуйского и Николая Второго. Пришло время возвращаться к истоку нашей сегодняшней беседы, а у истока было сказано, что оба государя были низвергнуты и трагически окончили свою жизнь в условиях русской смуты, собственно: в условиях смуты семнадцатого века, и в условиях революционной смуты 1917 года. А всякая смута имеет своей первейшей практической целью ограничение власти того правительства или того монарха, который в данный момент держит её в своих руках; или, в наилучшем варианте развития событий, полное уничтожение этого правительства или этого правителя. Василий Иванович как добрый царь с самого начала своего правления, с 1606 года, провозгласил лично ограничение своей власти в некоем документе, который называется «Запись» и который был обнародован, и на котором государь, как тогда говорили, целовал крест всей державе. Итак, государь обещался, цитирую: «Никого смерти не предавать, не судя истинным судом. Не конфисковать имущество у невинных членов семьи осуждённого. Не слушать доносов и всякое обвинение накрепко расследовать. Не возлагать опалу без вины, действовать в таких случаях по закону, а не по одному лишь личному усмотрению». Собственно, и в судьбе Николая Второго были попытки добиться порядка и тишины в стране с помощью прав и свобод, которые он даровал в октябре 1905 года путём созыва Думы. В конечном итоге к чему это привело? Депутаты, которые заняли места в Думе, вместо того, чтобы вместе с государем управлять страной, в основном устремляли свои желания к расширению власти или к тому, чтобы власти монаршей ставить палки в колёса. И в общем, не удалось достигнуть того, к чему государь стремился: он стремился к тому, чтобы в России установился мир, чтобы между разными общественными силами не происходило боевых действий, скажем так. Он в этом смысле достаточно щедро поделился своей властью, но в ответ встретил лишь обвинения прессы, в ответ встретил лишь противодействие тех людей, которые должны были быть ему верными подданными — скверно. Но давайте вглядимся в суть того, что происходило тогда. Что вообще такое революция? Давайте отрешимся от старых каких-то лозунгов, которые говорят, что революция — это экспресс исторического прогресса, что это выдвижение совершенно новых прекрасных картин мира, который даст счастье, даст равенство, сделает людей братьями и так далее. В принципе революция — это прежде всего слом традиционного общества. Вот это самый важный момент и об этом стоит поговорить. Что такое традиция? Это хребет всякой цивилизации. Есть традиция, я уж не знаю, на Новый год сходить в баньку или с друзьями на рыбалку — это, так сказать, традиция с маленькой буквы. А есть традиция с большой буквы, традиция великая, повторяю: хребет цивилизации, хребет народов, которые в ареал этой цивилизации входят. Собственно, состоит эта традиция с большой буквы в том, что люди имеют над собою некую сверхценность. В нашем случае это, конечно, Христианство по Восточному обряду. И эта сверхценность вдохновляет их быть верными власти, работать, заниматься творчеством, отстаивать на поле боя свободу и независимость государства или в целом целой грозди государств, входящих в ареал этой цивилизации. Иными словами, традиция состоит в том, что люди стоят за сохранение существующего порядка, его развитие созидательным, мирным путём из соображений духовных, соображений, в нашем русском случае, веры в Бога, а не из-за каких-то других причин. А что такое слом традиции? Слом традиции означает прежде всего то, что связь между людьми и сверхценностью рвётся. Вера в Бога перестаёт направлять их, вера в Бога становится периферией их сознания, периферией их желаний, их душевных движений — для них это всё уже не очень важно. Ну да, есть царь, он помазанник Божий, его венчала на царство Церковь — что Василий Шуйский, что Николай Второй прошли этот обряд венчания. Да, им, конечно, давали присягу. Но вот, знаете, всё это не так важно, а вот есть текущие обстоятельства, которые сулят определённую выгоду или избавление от определённых неприятностей. И все эти текущие обстоятельства будут важнее веры в Бога и традиции, на которую опирается существующий порядок. И вот начинается смута, когда кривизна, когда двоедушие, корысть побеждают прямоту, побеждают честность. И честность оказывается в каком-то страшном человеческом подполье — над ней смеются, над ней издеваются. Верный человек, прямой, честный — это просто какой-то нравственный уродец: видишь, как люди-то поступают! Вот в чём состоит дух революции. И в данном случае очень важно понимать: традиция — это порядок вещей, при котором честный труд, труд созидательный, а для военных людей, скажем, честная служба, честное стояние на поле брани, они приводят к тому, что человек постепенно возвышается. Конечно, нет цивилизаций без изъянов, конечно, есть какие-то там, я уж не знаю, кровно-родственные связи, которые подталкивают людей кверху и вне их способностей, вне зависимости от того, насколько они одарены для того, чтобы служить государству на высоких постах. Но всё-таки в христианских цивилизациях и в Российской империи хватало каналов для вот этого самого честного возвышения, когда заслуги награждаются, когда вознаграждается честный труд, когда вознаграждается творчество, когда на высоты власти и на высоты разного рода возможностей — предпринимательских, в искусстве, в науке, на военной службе — всё-таки возводят людей, которые этого достойны. Но революция — это соблазн преодолеть все многочисленные этажи честной работы, честной службы, честного творчества. Она зовёт под свои знамёна прежде всего людей обиженных, людей, которые не очень намерены годы и годы жизни тратить на то, чтобы пройти этим долгим, трудным, честным путём. Она говорит: «Боже мой, сломай всё это!» — и на волне слома, на волне каких-то постоянных выплесков тёмной, придонной, мутной стихии ты поднимешься наверх быстро. Ты быстро станешь большим администратором, займёшь место в правительстве, сделаешься, ну, не генералом, а скажем, красным командиром высокого ранга. Не зря там среди военачальников рабоче-крестьянской Красной армии и красного флота были в огромном количестве вахмистры, поручики, подпоручики, а то и вовсе солдаты, которые и знать не знали, как командовать войсками. Но революция дала им соблазн: возвысься, если встанешь под разные знамёна. Ну что же, они и пошли, собственно, наверх именно таким путём. И революция, конечно, всегда и неизменно содержит в своём глубинном духе критику, которая в очень значительной степени граничит с понятием «клевета». Плохо ли правительство, хорошо ли правительство; плох ли государь, хорошо ли государь — и правительство, и государя непременно концентрировано обвинят во всех грехах. Такова суть революции. И впоследствии, расправившись с теми, с кем следовало, по мнению вожаков революции, вожаков смуты, расправиться, будут долго втаптывать в грязь их память. Собственно, всё это, так сказать, закономерно, поскольку таков сам глубинный дух революции. После того, как власть перехвачена, происходит переделка общества новой, как правило тёмной силой, по новым образцам — торжество нового порядка. Почему я сказал «тёмной»? Да, знаете, как-то так получается, что сплошь во главе революции оказываются люди, либо окончательно безбожные, либо увлечённые какими-то тайными оккультными науками, каким-то эзотеризмом и, может быть, даже принадлежащие к разного рода сектам. То есть, иными словами, либо прямые богоборцы, либо люди, абсолютно равнодушные к религии и вере. И это было очень ясно видно по событиям 1917 года, но в не меньшей степени это ясно видно и по событиям Смуты: добрый христианин не станет мятежником против собственного государя. Добрый православный, во всяком случае крепко верующий, воцерковлённый человек, не станет приглашать на престол в Москву государя-католика, как это произошло после свержения Василия Шуйского, когда боярское правительство на замену преданному государю позвало царевича Владислава Сигизмундовича — католика, не пожелавшего переходить в Православие. Вот, собственно, итог, который хотелось бы повторить и подчеркнуть: Россия дважды получила тяжёлый урок — урок, оплаченный жизнью своих государей, урок, состоящий в том, что революционная смута в конечном итоге никогда к добру не приводит, а приводит она к страшным жертвам, к большой крови. Этот урок куплен ну до такой степени дорогой ценой, что большой грех забывать его. Благодарю вас за внимание. До свидания!