Как-то мы с детьми навещали больную родственницу в санатории. Там лечили ей сердце, там были высокие сосны и чистый воздух, вежливые врачи и довольно вкусная еда. Родственница, тем не менее тосковала. Ей не о ком было заботиться, как она всю жизнь делала. Мы думали, что она отдыхает, а она скучала по каким-то действиям. Чтобы кому-то что-то приготовить, помочь, зашить, постирать. Она не привыкла к санаториям, где все наоборот — заботились о ней. Дети радостно скакали вкруг ее скамейки, пока она близоруко щурясь, доставала из пакета припасенные им сокровища: кусочки сахара с полдника и яблоки. Дети недоуменно смотрели то на меня, то на яблоки. Брать? – Брать! – показывала я им, поднимая брови. Спасибо! – пожимали плечами дети. Они никогда не ели сахара в кусочках.
Наши дети — новое поколение, они соблюдают диеты, имеют на столе кучу полезной еды, фруктов и овощей. Рафинированный сахар не допускается до этих здоровеньких, экологически чистых детей. Так что кусочки сахара они складывали в моей машине на переднее сиденье. А родственница выходила провожать нас и с гордостью говорила соседкам, показывая на шуструю стайку деток залезающих в машину: «Мои… Навестить меня приехали…» И мы махали ей из окон, и я смотрела на нее, отъезжая, в зеркало заднего вида. Моя старенькая родственница. Пойдет копить новые кусочки сахара.
Когда дети выпрыгивали из машины, я почему-то долго смотрела на эту кучку даров на переднем сидении. Что-то в них было сакральное. Столь же сакральное, сколь и ненужное. Этот сахар был как бы неким веществом – проводником чьей-то заботливой любви. Любви человека, который видел войну, который знает цену еде. И никогда ее не выбросит. Но к тому же — не может просто отдаваться заботе дорогостоящих медицинских работников и наслаждаться жизнью. А пытливо ищет: чем же в такой безнадежной ситуации — порадовать родных? Которые может быть легкомысленно отнесутся к этим дарам. Но она, моя родственница, не узнает об этом, проводив нас с гордостью до нашей большой семейной машины.
Думалось дальше. Разве я больше нее могу сделать для своих любимых и дальних? Я тоже что-то дарю им, чем-то пытаюсь помочь. Потом я буду старенькая и мои помощи и подарки может быть так же будут смешны, как ее накопления с полдников? И может быть, все те дела, которыми, как мы считаем, одариваем Господа, Которого любим, конечно — так же Ему бесполезны?
Вот как много философских мыслей вызывали у меня поездки в санаторий для сердечников. Родственницы уже нет с нами, и я лучше всего помню ее именно на той аллее, в отъезжающей машине, в зеркале заднего вида…
Иван Шишкин. «Часовня в лесу»
— Какая богатая коллекция живописи в Псковском музее-заповеднике! Столько известных художников здесь представлено! Вот, например, Андрей, взгляни, картина Ивана Шишкина «Часовня в лесу». Тебе нравится?
— Да, Алла, произведение очень выразительное! Обрывистый песчаный берег реки. Вековые деревья мощными корнями держатся за осыпающуюся почву. Их кроны почти полностью заслонили небо. У самой кромки воды – бревенчатая часовенка с шатровым куполом. Студёная влага струится по камням… Картина дышит покоем!
— Я раньше никогда её не видела!
— Эта работа Шишкина малоизвестна. Хотя имеет интересную историю!
— Ой, а расскажи, пожалуйста!
— С удовольствием! Художник написал «Часовню в лесу» в 1893 году, после путешествия к истокам Волги.
— К истокам Волги – это на нашу с тобой родину, в Тверскую область?
— Именно так, сестрёнка. Иван Иванович отправился на пленер со своим другом, фотографом Евгением Вишняковым. Они доехали из Санкт-Петербурга в Вышний Волочёк на поезде, затем в карете до Осташкова. Там наняли лодку, добрались до Ниловой Пустыни на озере Селигер. А после отправились на телегах в село Волговерховье, где берёт начало великая река.
— Насыщенный маршрут – и по земле, и по воде!
— И преодолеть его оказалось непросто! Друзей преследовал дождь, дороги размыло, на Селигере бушевал шторм. Шишкин был недоволен тем, что мало удавалось работать. По итогам путешествия он написал несколько пейзажей, в том числе и тот, что висит перед нами – «Часовня в лесу».
— А что за место изображено на картине, неизвестно?
— Это село Волговерховье. Часовню там, над истоком Волги, поставили ещё в середине семнадцатого века насельники Волго-Верховского Спасо-Преображенского монастыря. Спустя сто лет эта обитель сгорела и больше не восстанавливалась. Однако, освящённый сруб над истоком реки уцелел, к нему продолжали тянуться паломники.
— Интересно, а сейчас часовня стоит над родником, который питает Волгу?
— Стоит! Конечно, это уже не то здание, что некогда сложили монахи. На протяжении веков сруб не раз разрушался, его отстраивали заново. Так, избушка с шатровой крышей, запечатлённая Шишкиным, сгорела во время Великой Отечественной войны в 1942 году. Но бойцы, прокладывавшие в тех местах узкоколейку, тут же восстановили здание.
— Казалось бы, до того ли им было – в 1942-ом под Тверью шли ожесточённые бои…
— Видимо, в сердцах воинов жила вера в Бога. Здание, построенное солдатами, простояло пятнадцать лет. В 1957 году над истоком реки поставили новый сруб. А в 1995-ом патриарх Алексий Второй освятил его. Там можно помолиться, набрать воды из родника.
— Давай побываем в Волговерховье, Андрюша?
— Мне и самому пришла в голову эта мысль, сестрёнка! Иван Шишкин с такой любовью изобразил на картине «Часовня в лесу» заповедный уголок у истока Волги, что непременно хочется туда отправиться!
Картину Ивана Шишкина «Часовня в лесу», можно увидеть в Псковском государственном объединённом историко-архитектурном и художественном музее-заповеднике.
Все выпуски программы: Краски России
Грех в море любви. Евгений Сулес
Грех часто, а может быть, всегда несёт вслед за собой печаль. Особенно, когда ты уже долго в церкви, а с чем-то до сих пор так и не смог справиться. Стоишь уже годы на месте, вместо того чтобы преумножать дары. А в чем-то даже стал хуже. Ушла чистота, выдохлась первая любовь. А ведь кому много дано, с того много спросится. И от всех этих мыслей становится невесело на сердце.
И, казалось бы, это очень правильные для христианина, покаянные мысли. Но есть в них что-то от лукавого. И вот, мне кажется, что. В этих мыслях мы теряем надежду, упускаем из виду милость, забываем про любовь. И делаем себя как бы сильнее Бога. Сейчас объясню, что я имею в виду. Выходит, что мой грех, пусть даже самый большой, сильнее Божией любви, Божией милости и Божьего прощения. Но это не так. Нет такого греха, который Бог не смог бы простить. Самый страшный мой грех — капля в море, даже не в море, а в океане Божьей любви.
Но это не значит, что тогда можно грешить: Бог всё простит. Нет. Грешить не надо, бороться с грехом нужно, он наш враг. Но не потому, что Господь не сможет простить и не простит, а потому что всякий грех встаёт между мной и Богом, отделяет меня от Источника Жизни.
Бог никого не наказывает, но с любовью предупреждает о вещах, которые отдаляют нас друг от Друга. Господь жаждет встречи с нами. Он всегда при дверях и только ждёт, когда мы Ему отворим. А чтобы отворить Ему, нужно как раз отвернуться от греха и повернуться к двери, за которой Господь. В некотором смысле, грех — всё, что нас от Бога отвлекает, уводит в сторону, вглубь комнаты, подальше от заветной двери.
Автор: Евгений Сулес
Все выпуски программы Частное мнение
30 декабря. О подвиге святых
Сегодня 30 декабря. Церковь вспоминает Пророка Даниила и трех отроков: Анании, Азарии и Мисаила, живших в шестом веке до Р. Х.
О подвиге святых — протоиерей Игорь Филяновский.