Поделиться
Анна Леонтьева
Как-то мы с детьми навещали больную родственницу в санатории. Там лечили ей сердце, там были высокие сосны и чистый воздух, вежливые врачи и довольно вкусная еда. Родственница, тем не менее тосковала. Ей не о ком было заботиться, как она всю жизнь делала. Мы думали, что она отдыхает, а она скучала по каким-то действиям. Чтобы кому-то что-то приготовить, помочь, зашить, постирать. Она не привыкла к санаториям, где все наоборот — заботились о ней. Дети радостно скакали вкруг ее скамейки, пока она близоруко щурясь, доставала из пакета припасенные им сокровища: кусочки сахара с полдника и яблоки. Дети недоуменно смотрели то на меня, то на яблоки. Брать? – Брать! – показывала я им, поднимая брови. Спасибо! – пожимали плечами дети. Они никогда не ели сахара в кусочках.
Наши дети — новое поколение, они соблюдают диеты, имеют на столе кучу полезной еды, фруктов и овощей. Рафинированный сахар не допускается до этих здоровеньких, экологически чистых детей. Так что кусочки сахара они складывали в моей машине на переднее сиденье. А родственница выходила провожать нас и с гордостью говорила соседкам, показывая на шуструю стайку деток залезающих в машину: «Мои… Навестить меня приехали…» И мы махали ей из окон, и я смотрела на нее, отъезжая, в зеркало заднего вида. Моя старенькая родственница. Пойдет копить новые кусочки сахара.
Когда дети выпрыгивали из машины, я почему-то долго смотрела на эту кучку даров на переднем сидении. Что-то в них было сакральное. Столь же сакральное, сколь и ненужное. Этот сахар был как бы неким веществом – проводником чьей-то заботливой любви. Любви человека, который видел войну, который знает цену еде. И никогда ее не выбросит. Но к тому же — не может просто отдаваться заботе дорогостоящих медицинских работников и наслаждаться жизнью. А пытливо ищет: чем же в такой безнадежной ситуации — порадовать родных? Которые может быть легкомысленно отнесутся к этим дарам. Но она, моя родственница, не узнает об этом, проводив нас с гордостью до нашей большой семейной машины.
Думалось дальше. Разве я больше нее могу сделать для своих любимых и дальних? Я тоже что-то дарю им, чем-то пытаюсь помочь. Потом я буду старенькая и мои помощи и подарки может быть так же будут смешны, как ее накопления с полдников? И может быть, все те дела, которыми, как мы считаем, одариваем Господа, Которого любим, конечно — так же Ему бесполезны?
Вот как много философских мыслей вызывали у меня поездки в санаторий для сердечников. Родственницы уже нет с нами, и я лучше всего помню ее именно на той аллее, в отъезжающей машине, в зеркале заднего вида…
