«Таинства». о.Стахий Колотвин - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Таинства». о.Стахий Колотвин

* Поделиться
о. Стахий Колотвин. Фото: facebook.com (деятельность организации запрещена в Российской Федерации)

У нас в студии был настоятель храма Воздвижения Креста Господня в Митино священник Стахий Колотвин.

Разговор шел о значении церковных таинств, что они дают человеку и в частности, в чем смысл таинства соборования.


А. Ананьев

— Добрый вечер, дорогие друзья. Меня зовут Александр Ананьев, сегодня задаю вопросы неофита, как обычно в это время я. И сегодня мне хочется поговорить о тайнах, которые вовсе не тайны. О тайнах, которые, казалось бы, знают все, но, на самом деле, никто о них толком ничего не знает, по крайней мере, я. И сегодня я попытаюсь это выяснить, в частности, благодаря ответам на мои вопросы неофита настоятеля храма Воздвижения Креста Господня в Митине, священника Стахия Колотвина. Добрый вечер, отец Стахий

О. Стахий

— Добрый вечер, Александр.

А. Ананьев

— С возвращением вас с прекрасного Русского Севера, где вы чудесно отдохнули со своей красивой семьей. Как вам Север?

О. Стахий

— Ну, можно сказать, я не совсем на Севере был. Это такой, можно сказать, южный Север, потому что и Выборг, и Старая Ладога, конечно, теряется в южных широтах...

А. Ананьев

— То есть вы фактически были на юге?

О. Стахий

— Да, там Каргополя и Поморья и так далее. Поэтому тем не менее для нас, еще более южных людей, москвичей, это, конечно, серьезный климатический рывок. Но самое главное — путешествие туда, где сохранились храмы, не поврежденные монголо-татарским нашествием. Это, конечно, сокровищница и для меня большая загадка, почему Золотым кольцом в России называется круг городов красивых, которые я тоже по возможности все посетил и очень люблю, расположенные, можно сказать, в такой близости от Москвы, но застроенные такими поздними строениями XVI-XVII века, когда, все-таки, у нас древняя страна и можно к храмам XII века, чудесным росписям прикоснуться, лишь проделав чуть-чуть путь подольше.

А. Ананьев

— В любом случае спасибо вам большое за то, что вы вернулись. С осенью вас и с возвращением к своим трудовым обязанностям. И сегодня ваш труд на протяжении ближайших 60-ти минут будет отвечать на, с одной стороны, простые, наивные и поверхностные, а с другой стороны, на очень непростые вопросы. В частности, что это такое — таинства? По всему выходит, что это эдакий секрет Полишинеля, о котором знают все. Не тайна же, что такое таинства, тем не менее непонятно тогда, почему они так называются, видимо, сложности перевода. Что такое таинства вообще?

О. Стахий

— Ну, если мы вспомним, откуда взялось русское слово, то оно как раз взялось от греческого слова «мюстерион», ну или в более привычном нам произношении, которое более-менее...

А. Ананьев

— Мистерия?

О. Стахий

— Да, используется в современной Греции «мистерион». Ну, конечно, еще в древности как «ю» произносилось, ну, как церковно-славянская ижица, в том числе. И мы если взглянем, то это правда нечто таинственное, то есть такой средний род, можно сказать, как некоторое определение, ставшее уже потом существительным. И вот это, можно сказать, таинственное действие Бога в отношении человека и в отношении тварного мира вообще. Потому что если мы посмотрим на таинства, то чудесным образом Господь касается не только самого человека, но касается и некоторых сотворенных и избранных им материальных вещей: воды, вина, хлеба и так далее.

А. Ананьев

— Вот здесь, отец Стахий, хочется уточнить, это то, над чем я задумываюсь постоянно: а разве Бог не касается каждого из нас каждое мгновение? А разве Бог не меняет нашу жизнь каждое мгновение? Разве это не происходит вообще постоянно?

О. Стахий

— У нас даже в христианстве глубоко укорена такая мысль, которая зиждится на глубоком проникновении платонической, я бы даже сказал, неоплатонической философии в творении святых отцов золотого века, вот IV-V века, когда была одержана, можно сказать, такая рациональная победа над самыми страшными ересями, то есть над арианством, ну, можно сказать, умалением божества Христа и несторианства с монофизитством, то есть ложных учениях о воплощении Господа и Спасителя нашего. И для того, чтобы полемизировать в начале, в эпоху гонений с язычниками, потом с еретиками, святые отцы по преимуществу использовали философию Платона в том виде, которая уже она развивалась спустя 800-900 лет после Платона. Поэтому, конечно, некоторая такая неоплатоническая идея, она лучше всего выражена у философа ПлотИна, которого с Платоном не следует путать, но который, наверное, не менее велик. Он брал, конечно, общую такую идею эманации, но у него она получила наиболее стройную систему, отталкиваясь от которой по некоторой аналогии, чтобы быть понятной языческому миру и оппонентам, которые отцы каппадокийцы старались не победить, а именно переубедить в божестве Христа было выстроено и учение о Живоначальной Троице. Но, если мы посмотрим на учение о Живоначальной Троице, то, действительно, Сын превечно рождается от Отца, Дух Святой исходит от Бога Отца. А если мы посмотрим в платонизм, там немножко другая линейка, что правда единая, эмонирует в ум, в душу. Ум, души — это не человеческие понятия, это некие понятия высшие. И, наконец, в материальный мир. И, можно сказать, материальный мир такой, окончательный, чуть ли не канализационный слив получается, однако все-таки четкую границу с этим приходилось поводить и поэтому уже, если мы посмотрим на XVI век и на V Вселенский Собор, который под председательством императора Юстиниана, (по которому мне довелось писать, почему в богословии дипломную работу, в Свято-Тихоновском университете), был побежден, в том числе, и оригенизм. Причем нельзя сказать, что все учения Оригена, отца Церкви эпохи гонений замечательного толкователя Евангелия, который дал нам некоторые аллегорические толкования, но настолько он аллегорию любил, что тоже вот некоторое взаимоотношение с Богом, как некоторым проистечением из него и то, что человек стоит вот в этой струе и ему никуда не увернуться, оно привело к разным, действительно, последствиям уже отвержения реального воплощения Христа и реальной воли человека по отношению общения с Богом. Вот тут-то как раз для нас и самое главное, что человек сотворен свободным и ему, чтобы с Богом общаться, надо проявить некоторую свободную волю, потому что Господь никогда насильно ни в какой контакт вступать не будет, насиловать нашу человеческую природу и нашу человеческую личность. Это, конечно, в его возможностях, но не его задача, поэтому такое длинное предисловие, уже в конце отвечая на ваш вопрос: действительно, Господь, хотя управляет всем в мире, но если не видит ответной воли человека, то даже человек, будучи по уши в святой воде или даже, не дай бог, зайдя и причащаясь в храм неподготовленным Тела и Крови Христовой, он ни к какой благодати не прикоснется, с Богом у него контакта не произойдет.

А. Ананьев

— Смотрите, как любопытно получается: то, что в русском языке называется таинством...вообще, немного отходя в сторону, очень часто мы, по крайней мере, я, сталкиваюсь с тем, что слова, которые нам хорошо известны, имеют значение, которое нам абсолютно неизвестно. Взять тот же «страх Божий» — то слово «страх», к значению которого мы привыкли, оно же не имеет отношения к тому слову «страх», которое используется в выражении «страх Божий». Вот что касается слова «таинство» — оно не имеет отношения к слову «тайна», но на греческом оно имеет отношение к мистике, мистике, от которой, как я правильно понимаю, православный человек должен стараться держаться подальше.

О. Стахий

— Нет, ни в коем случае, должны от некоторых крайностей в мистике держаться. Просто тут можно сказать слово «мистика» пришло к нам не напрямую из греческого языка, потому что в греческом языке трудами Кирилла и Мефодия некоторые слова просто заимствовались из греческого языка, термины использовались, а некоторые переводились. И Кирилл, и Мефодий, и их ученики слово «мистерион» перевели — таинства. И, собственно, слово «мистика», оно оказалось уже в эпоху возрождения из греческого уже в трудах, причем больше интерес точно такой же к платонизму, который был на Западе забыт, они для себя его открыли и в западную, в протестантскую, в католическую религиозную жизнь и мысль уже вошло такое богословие тайны, какой-то некоторой таинственности прикосновения. И вот его крайностей может человек православный и правда опасаться, но, боюсь, оно нам не грозит, никто особо этим не увлекается, не читает, да и по-русски, в принципе, мало что есть, поэтому это не то, чего в нашей ситуации нужно бояться. Почему слово «мистика» так в западном мире утвердилось — потому что слово «таинство» по латыни, как мы помним, Римская империя была двуязычной и потом христианский цивилизованный мир тоже, язык богословия был двойной. Но, поскольку на Западе под ударами различных варварских народов богословская мысль еле теплилась, примерно тоже самое, как у нас в советские годы, что нельзя говорить о серьезной богословской науке. Можно сказать, некоторое выживание, некоторая передача каких-то данных минимальных богословских по революционным, даже не учебникам, а конспектам. Вот тоже самое на протяжении веков было на Западе и богословие западное, конечно, было по окончании эпохи гонений. И вот уже с началом варварских нашествий на западную часть Римской империи, всей Европы и становление там самостоятельных христианских уже таких вчерашних варварских государств, что приходилось, можно сказать, заимствовать слова из греческого, но их как-то переосмыслять. Поэтому слово «таинство» — «мистерион» по-гречески, по латыни — это «сакраменто», то есть нечто священное. Это тоже, конечно, отражает значение таинств, потому что, конечно, таинство священное, но на самом деле это определение очень-очень общее, потому что все-таки слово «таинство» — действительно, в нем тайна есть. Мы, ну, может чуть-чуть попозже об этом скажу, почему слово «таинство», где же там именно тайна и в чем эта тайна и почему это для нас важно. Но в данном случае вот если мы смотрим на латинский мир, как раз возможно, в том числе, есть некоторое филологическое основание, что в католическом богословии сложилось такое формальное богословие таинств и, в том числе, некоторый такой средневековый принцип, который сейчас, конечно, многими католическими современными мыслителями оспаривается, переосмысляется, но который на протяжении более 1000-летия главенствовал в западной богословской мысли и, в том числе, у протестантов он точно также, хоть они от него отталкивались, но тоже находились в его некотором плену, вот этот принцип «экс опере оператум», то есть, что что-то само действует, потому что если это нечто священное, если это нечто самостоятельное, то, что делает что-то священным, то, действительно, это сработает, хочешь ты этого или нет. Понятное дело, что на Западе тоже задумались: а как же человек недостойно приступает к таинствам и поэтому тоже как раз появилось такое, более серьезное, математическое богословие, что субъект, объект таинства, что есть человек, который должен, как субъект, лично реагировать, а есть объект, таинство, что католический священник если зайдет в булочную и, (ну понятное дело, что это немножко утрированно, но это действительно так, согласно католическому богословию), и скажет тайносовершительные слова, то есть процитирует Евангелие, слова Христа на Тайной вечере: «Приимите, ядите, сие есть Тело Мое», то даже, если он будет как бы совершенно, на самом деле, там тоже есть некоторые такие нюансы, что осознанно желая этого, не просто он читает книгу там евангельскую на ходу или вспоминает какие-то евангельские слова, то, действительно, весь хлеб в этой булочной, на который он покажет, станет Телом Христовым, потому что это само по себе произойдет. Восточная богословская мысль наша православная, она была более свободна от таких вот жестких рамок, и поэтому, на самом деле, православное богословие, таинство, оно более расплывчатое, в нем нет такой четкости, когда из опрометчиво подписанного одним из профессоров Московской духовной академии, заслуженных, но тоже представителей такой, советской эпохи, когда с богословским образованием было не очень, приходилось созывать даже заседания Синодальной богословской комиссии, то тоже приходилось очень многое специально подрабатывать искать терминологию, потому что, по сути, один заслуженный профессор подписал, можно сказать, протестантский символ понимания таинств. Тоже такой скандал один из богословских, предыдущего еще патриаршества, при патриархе Алексии бывшем. Но для нас, на самом деле, это вторично, потому что, как я и говорил, здесь настоящая тайна. Мы смотрим на главное — на таинство таинств. На то, что Господь, идя на смерть за род человеческий, чтобы убить грех, сокрушить врата адовы и воскресить нас для вечной жизни, Он берет и говорит: «Приимите, ядите, сие есть тело Мое». Он не поясняет, потому что были, на самом деле, разъяснения, что вот Господь сказал притчу о сеятеле, апостолы подходят, говорят: — Господи, не понимаем, растолкуй. И Господь берет и растолковывает. Были некоторые вещи, которые Господь не растолковывал, но давал, тем не менее вполне ясное объяснение, которые должны все-таки наше понимание укрепить, а ученики говорят: — Господи, покажи нам Отца. — Неужели ты, Петр, был так долго со мной и не видел Отца? То есть Господь не показывает, где Отец, не говорит о Его локациях, но показывает, что Он с Отцом един, то есть некоторый ответ дается. Здесь же Господь на Тайной Вечере ничего не поясняет, Он просто предлагает нам такой незаслуженный подарок, что мы до конца не понимаем, что происходит, как происходит, и это вполне, в принципе, (тут можно сказать: как это не понимает, ну это понятно), ну если нечто, более значительное, более совершенное, то есть нетварный Бог, Его нетварная Божественная природа прикасается этого тварного мира, то, понятное дело, никакими законами, никакой логикой этого тварного мира таинство объяснить нельзя — это настоящая тайна. Тут опять же, если мы вспоминаем, спасибо, все-таки, нашим братьям-католикам, благодаря им даже удобнее нам с терминологией работать, вот объективный и субъективный момент, то мы видим, как Господь тоже совершает в любом таинстве эту тайну дважды. Можно сказать, некоторый такой тоже вот объективный и субъективный момент таинства — то, что мы молимся на Божественной Литургии, и вот Дух Святой по молитвам священника, который в одиночку молиться не может, тоже это то таинство, которое совершается, обязательно литургия — общее дело, вместе, хоть один человек должен быть в храме, формально присутствовать еще на этом богослужении. И священник от лица Церкви просит, чтобы Дух Святой пришел, посетил, сошел на хлеб и вино, и вот — сходит. Сходит, и правда, мы уже верим, никакие физические свойства там, химические хлеба, вина не поменялись, однако, тем не менее совершенно тАинственным, можно сказать, тайным образом перед нами Тело и Кровь Христова, и мы можем прикоснуться Бога. Но потом настает уже субъективный момент таинства — люди приходят и причащаются Святых Христовых Таин. И тут каждый причащающийся, причем мы можем взять несколько разных градаций, например, причащается человек, искренне верующий, понимающий, что перед ним такое, достойно подготовившийся, который приступает с тем страхом Божиим, который не есть тот страх, ну, сейчас не будем удаляться в эту сторону, и он, правда, всецело прикасается Христа, он приближается через это к обожению, ну и, соответственно, к жизни вечной, потому что жизнь вечная возможна только если ты станешь, как Бог, обожишься. Возьмем другую, радикальную вещь, тут причем противоположную точку соприкосновения с таинством ее сложно определить, потому что, если мы смотрим, например, что пришел человек-атеист, ну и просто думает: мало ли, это люди причащаются и от рака исцеливают, дай-ка я попробую, заодно, мало ли, сработает. Наука не может объяснить, авось там и на мне сработает. Или приходит человек, ну просто какой-нибудь язычник, шаманист, который тоже думает: дай-ка, с миром духов соприкоснусь. Ну тоже вот тут какой-то свой есть ритуал.

А. Ананьев

— Вы слушаете «Светлый вечер» на радио «Вера», я продолжаю задавать вопросы неофита священнику Стахию Колотвину, настоятелю храма Воздвижения Креста Господня в Митине. И мы сегодня пытаемся разобраться, что такое таинство соборования. Несмотря на то, что это звучит нереально, но на самом деле очень многие, как я знаю, просто приходят в храм в минуты скорби или трудностей и поставить свечку и им становится легче, правда.

О. Стахий

— Конечно, но и заодно вот просто поставили свечку, написали записочку, смотрят — очередь куда-то стоит. Они подходят и поэтому не надо обижаться и тоже, дорогие радиослушатели, скажите своим близким, что, когда батюшка с чашей спрашивает: а вы там готовились, вы понимаете, перед вами — он не хочет вас обидеть, не сказать, что вы люди второго сорта, а правда боится, как бы соприкосновение с Богом не нанесло вреда вашей душе. Или даже не нанесло вреда, а, может, просто, чтобы вы пользы не упустили, потому что в ситуации с человеком, который просто встал в очередь, ну и просто, механически пошел, причастился, он ничего не знает. Он с Богом, конечно, в данном случае не соприкоснется, но и вреда его душа не получит, потому что он не понимает, что это такое или какой-нибудь наивный индеец, который приходит в Южной Америке где-то или даже в Африке выходит, только что духов отгоняли и пошли заодно причаститься после этого, такое тоже, синкретизм тоже бывает или, что далеко ходить, ну хотя от Москвы что еще вопрос дальше, ну, куда-нибудь у нас — северные племена: чукчи, ханты, манси, конечно, среди них есть и реально воцерковленные люди, ну вот такие, если мы берем более стереотипный представления, действительно, это люди, которые настоящие шаманисты, но они с уважением относятся к православию и могут в православный храм заглянуть, когда свое стадо оленей тоже мимо прогоняют. Это отнюдь не худший вариант, хотя, кажется, что это противоположная точка. Куда более худший вариант, когда человек, тот же самый, например, атеист или шаманист, или мусульманин, не дай бог, идет причаститься, чтобы специально покощунствовать, чтобы показать, что вот, мне ничего не будет. Но это тоже не самый худший вариант. Самое ужасное — это когда идет человек верующий, когда идет человек, понимающий, что перед ним. И при этом идет с нечистой совестью, идет, не примиренный ни с кем, потому что, если мы вспомним Евангелие — единственное, наверное, есть условие подготовки, у нас есть много разных там нюансов, советов церковных, пастырских, как готовиться, какое молитвенное правило, какой там пост держать, но Господь, на самом деле, все ограничивает одним указанием из пятой главы Евангелия от Матфея, что «Ты, когда приносишь дар свой Богу и чувствуешь, что в обиде на тебя брат твой, то возьми и оставь свой дар перед жертвенником, вернись, примирись с братом твоим, потом вернись и принеси жертву. И вот эта жертва будет угодна Богу». Понятное дело, Господь еще говорит о ветхозаветной жертве, но все ветхозаветные жертвы, они лишь, как и все в Ветхом Завете — это лишь пророчество о грядущих таинствах, о грядущем взаимоотношении с Богом. И что, если человек приходит, ну, самое главное, с кем-то в серьезной ссоре, с какими-то тяжелыми грехами, которые он не стал каяться на исповеди или просто не пошел, или утаил, или он также пришел на исповедь, и ему батюшка сказал: — Нет, ну вам все-таки не стоит, подождите, чуть-чуть поменяйте свою жизнь, а человек: — Нет. Такое бывает, что даже, знаю, как человек бравировал у себя в семье, что «я все равно ваших хитрых попов еще более сильно обхитрил и пришел, мне там один на исповеди сказал, что нельзя, я все равно подошел и причастился», с какими-то уже тяжелыми грехами, вот это действительно самое страшное, потому что человек соприкоснулся с Богом. Но, как мы помним, Господь, особенно в молитвах ко причастию, молитва ко причастию — это есть некоторое тоже произведение богословской мысли восточных отцов, что тоже они осмысляют, как это можно образно хотя бы представить, что это огонь — огонь, который попаляет все недостойное. И если наша душа хочет освободиться от греха, чувствует, что грех, который снова и снова будет на нее налетать, пока мы живем в этом грешном мире, пока в рай не попадем, все равно с грехом окончательно никогда не справимся. Что мы отстраняемся от греха и надеемся, действительно причащаясь, избавиться от греха или принимая крещение впервые в жизни, тоже надеемся избавиться от греха, а не просто потому, чтобы не болеть или чтобы дети не болели. И это, в принципе, можно про любое таинство и, в том числе, про самое вот это загадочное и самое, наоборот, в чем-то популярное таинство соборования, что тоже человек надеется через эту целостность свою природы и тоже силы получить для избавления от греха, а не просто вместо того, чтобы в поликлинике там по электронной очереди там ждать две недели, когда можно в храм зайти уже и прямо в воскресенье пособороваться. Что если человек идет и соприкасается в таком желании, то Господь правда, как огонь, попаляет этот грех, и человек, его душа и его тело остается освобожденным от греха, хоть на секундочку и человек — задача его, конечно, сохранить, как бывает такая вот радость у человека после крещения. Или бывает радость у человека — в детстве его родители крестили и ни разу в храм не приводили, и вот он поисповедался в 20 или в 40, или в 60 лет, и у него после первой исповеди, после первого причастия у него тоже бывает, как некоторый такой медовый месяц взаимоотношений со Христом, такое радостное, приподнятое состояние, где Господь немножко человека уберегает от греха. То есть вот, действительно, свершилось, Господь действует, как огонь. Но точно также Господь, не то, что он как-то поворачивается другим боком к другим людям, которые кощунствуют, которые приходят, совершенно недостойно, не подготовленные к таинствам — нет, Господь точно также попаляет грех. Но когда человек не чувствует, что грех ему инороден, когда он считает, что люди очень часто бывает, что: нет, у меня есть право на грех, потому что люди вокруг грешат или потому что сложно, или потому что я недавно в храм начал ходить, или еще, лукавый подскажет нам тысячу и одну причину. И человек, с этим объединенный, приходит ко Христу, Господь точно также попаляет этот грех. Но человек, если всею душой вцепился и не хочет освобождать, понятное дело, его душа опаляется. И самый страшный пример в истории человечества — это один из двенадцати лучших людей на земле, потому что Господь избрал себе в ученики апостолов, двенадцать, действительно, самых лучших людей, самых талантливых, самых смиренных, самых ревностных. И вот один из них, который мог исцелять больных, который мог изгонять бесов, бесы просто от него бежали пачками — апостол Иуда. Что он через недостойное причастие, даже был некоторый святоотеческий спор в эпоху того же золотого святоотеческого века, что причастился Иуда или нет? Я вот склонен поддерживать, мне ближе та точка зрения, которая наряду присутствует, потому что есть святые отцы, которые говорят, что Иуда не причастился, что Господь его не сподобил. Я считаю, что, конечно, Господь, как и каждого, Он сподобил. И тоже мы помним, что рука Иуды была в солиле, что тоже он вряд ли после этого этот кусок оставил. Он причастился, и, конечно, с этим куском и вошел в него сатана, то есть тот, кто был сосудом благодати Божией, который мог еще окружающих напитать, он, наоборот, уже в тот момент потерял свою свободную волю, хотя ему было неприятно, хотя он потом раскаялся, хотя он потом жалел, хотя он из-за этого потом пошел и повесился, из-за своих переживаний и отсутствия раскаяния, но свою свободную волю он уже поработил, потому что его душа пострадала от соприкосновения с этим таинством.

А. Ананьев

— О таинствах в целом, и о соборовании, в частности мы продолжим разговор со священником Стахием Колотвиным буквально через минуту.

Снова здравствуйте, друзья, вы слушаете радио «Вера», меня зовут Александр Ананьев. Мы продолжаем разговор с настоятелем храма Воздвиженья Креста Господня в Митине, священником Стахием Колотвиным. Отец Стахий, добрый вечер еще раз

О. Стахий

— Добрый вечер.

А. Ананьев

— Я продолжаю задавать свои вопросы неофита о таинствах. Правильно ли я понимаю, что у каждого из семи таинств есть вещественная сторона, с позволения сказать? В крещении — это вода, в Евхаристии — это хлеб и вино, в миропомазании — это миро, которое, на самом деле, в наших московских и других храмах, по сути, подсолнечное масло, я правильно понимаю?

О. Стахий

— Нет. Расскажем, уточню про миро, напомните.

А Ананьев

— Отлично. Действительно ли обязательным атрибутом таинства является наличие вещественного чего-то, которое принимает участие в таинстве?

О. Стахий

— Я бы сказал, что все зависит от того, где вы находитесь: если вы находитесь уже в раю, причем в настоящий момент, то есть, когда еще мы не воскресли в теле, ну, то есть, Святитель Николай или блаженная Матрона Московская, вот они с Господом душой пребывают, у них тела сейчас нет. Понятное дело, они в постоянном служении Божественной Литургии, в постоянном общении с Богом и никакого вещества не нужно. Но если все-таки мы пока еще не готовы расставаться со своей материальной частью природы и освобождать свою душу от своего тела, то есть умирать, то придется нам смириться и признать, что Господь для нас избрал самый лучший образ. Напомню, что спасаться нам надо в теле, что, в отличии от многих гностических религий, от многих течений, того же неоплатонизма, о котором мы говорили вначале, что православное христианство не гнушается телом, а что тело — храм души. Для нас правда принципиально важно это решение Христа — давать нам таинства, давать нам благодать именно через вещества. Понятное дело, что все эти вещества имеют, тут не важна некоторая формула, ни атомный вес никакой, ни молекулярная цепочка, а важен символ. Если мы посмотрим, то, начнем с самого первого таинства — таинства крещения, что там символ — это вода. Вода — символ, с одной стороны, жизни, без нее жизнь на земле невозможна и нам в XXI веке это куда в чем-то, может, проще понять, чем людям древности. Ну правда, людям древности, у которых не было водопровода и которые жили в жарких местах, где надо было долго идти с глиняным кувшином, воду носить, может, наоборот, лучше, чем нам было понятно, хоть они не могли это пояснить и выяснить, сколько процентов воды в человеке. Но, помимо символа жизни — воды, это еще символ чистоты и очищения. И вода, очищая человека, очищает его именно от греха и дает ему новую жизнь. Поэтому, когда мы принимаем таинство крещения, мы умираем для греха, мы становимся чисты для него, вот первородных грех, который даже на самом маленьком младенчике, к которому каждый человек сопричастен — все, он остается позади, он уже смыт. А, с другой стороны, через эту же воду мы прикасаемся к жизни вечной, потому что, как Господь в Евангелии говорил, что «Даст вкусить воды, которую кто вкусит, уже не будет жаждать вовек» — это, понятное дело, толкуется и как причастие Святых Христовых Тайн, но надо вспомнить и такое толкование, как отношение именно к таинству крещения, потому что человек, принявший святое крещение, он уже не будет жаждать душой вовек, потому что для него открыты все остальные таинства. Крещение стало таким ключиком, отворило врата, чтобы идти в Царствие Небесное, главное — идти, потому что бывает, очень многие люди поступают как коты: они старательно стучатся в дверь, требуют, даже сейчас терпят сидят на беседах, даже как-то готовятся и так далее, могут Евангелие прочитать

А. Ананьев

— Выучить «Символ Веры»

О. Стахий

— Выучить «Символ Веры», ну где заставляют, у нас, конечно, в храме не заставляют, если человек будет ходить петь каждое воскресенье, подпевать, он и так его запомнит, это, как раз, увы, не показатель, насколько человек хорошо на память «Символ Веры» воспроизводит. Так вот и человек, правда, принимает Святое Крещение или дает самое ценное — вот этот дар принять своим детям, потому что детям, конечно всегда надо давать самое лучшее. А потом дорога в Царствие Небесное открыта, а он, как кот, который долго ломился, чтобы ему дверь открыли — ему открыли, а он сидит и смотрит. И все мы, конечно, потешаемся, всем интернетом над котами, даже какую-то загадочность им приписываем, но, на самом деле, человек, все-таки, венец творения, ему надо дальше в таинствах проходить, поэтому тоже, если кто-то из наших радиослушателей принял благодать Святого Крещения, но при этом пока с уровня кота не продвинулся дальше, надо вспомнить: я — человек, я — венец творения, я не для этого предназначен, надо идти дальше. И, однако, если мы вспомним, вода — это то, чем Господь, правда, впервые очистил Землю от греха еще в ветхозаветные времена, причем очистил весьма радикально: он навел потоп и, правда, не было ни греха, ни грешников, проблема решена радикально. Но Господь дает надежду человечеству: Ной плывет, выпускает голубку и вот, голубка возвращается с веточкой оливы, единственный символ христианский в государственной, можно сказать, символике безбожного советского союза. Просто в советском союзе люди богословски не образованные были у власти после смерти не доучившегося одного семинариста, поэтому даже не особо замечали, что используется древний христианский символ: голубя с оливковой ветвью

А. Ананьев

— Фантастика — я ведь тоже не обращал внимания, символ хорошо известен, мне даже в голову это не приходило.

О. Стахий

— Да, это почему символ мира — потому что вот, мир между Богом и человеком, милосердие Божие. Человек не заслуживает этого милосердия, но Господь его ниспосылает, именно поэтому в таинствах используют следующее вещество — масло. Надо помнить, что в крещении масло тоже используется, потому что и вода помазывается маслом, и ребенок тоже помазывается, даже в Греции порой обтирается совсем целиком, там традиции древние, гимнастические залы и украшение себя просто маслом, чтобы блестеть, что тоже показывает, что человек, прежде чем погрузиться в купель, он уже прикоснулся этого елея, поэтому для него это не очищение от греха, что он гибнет, как грешник, вовремя великого потопа, когда все грешники погибают, а что он уже защищен благодатью Божией и милосердием. И именно поэтому масло используется не только в Таинстве Крещения, но и оно используется, как центральное вещество в Таинстве Соборования, ну такое, можно сказать, это более народное названия, а так — в Таинстве Елеосвящения, когда елей освящается, мы просим у Господа: — Господи, прояви к нам свое милосердие. Мы его не заслуживаем, мы по нашим грехам получаем некоторые слабости нашего тела, ты нам, Господи, спасибо, что напоминаешь о том, что мы несовершенны и даешь нам возможность не через пряник, так через кнут почувствовать, что мы сейчас мимо жизни вечной можем, увы, пролететь, поэтому спасибо, Господи, мы все поняли, мы видим, что мы не безнадежные грешники, если безнадежные грешники, у нас бы ничего не болело, мы бы прожили сто лет, и умерли в наркотическом кайфе, а потом бы в ад попали. Но, поскольку мы не безнадежные грешники, спасибо, Господи, что ты о нас заботишься, намекаешь нам своими, такими же болезненными прикосновениями, что уже мы близко к краю обрыва какого-то духовного, у каждого свой уровень обрыва. И мы говорим: — Господи, я все, я уж раз пришел на соборование, то я тебя не обману. Вот я, может, до этого ходил год или два, я тебя обманывал, я соборовался, и после этого не исповедался и не причащался Святых Христовых Тайн, этого больше, Господи, не повторится, я знаю, что Твое милосердие безгранично, я постараюсь, Господи, его оправдать. Не надо меня, Господи, заново учить, я уже понял, что по грехам мне положено что-то перетерпеть, но, Господи, прояви, прости. Как в притчах Господь прощает в виде царя должникам их невозможные займы, которые не в силах они покрыть никакими своими трудами, даже если в долговую яму навсегда будут брошены. И, в частности, тут еще некоторое лирическое отступление про Таинство Соборования — есть очень такое мнение популярное, что в Таинстве Соборования прощаются забытые грехи, а иногда даже некоторые кощунственные мнения, что и нераскаянные, что можно, вот ты или боишься батюшке что-то сказать, стесняешься, а вот что ты раз, пришел, пособоровался, и этот грех снялся, нет. Таинство Соборования — это таинство по укреплению нашей телесной природы, а наша телесная природа, в том числе, состоит и из нервной системы и центральный нервный узел — мозг, относится тоже к ней. Поэтому, если так механически пояснять, то, действительно, с забытыми грехами Таинство Соборования помогает, но не автоматически, а именно, что к человеку возвращаются некоторые силы, некоторые рациональные способности, возможность сосредоточиться, оценить свои поступки, свои глубины души своим разумом и прийти, и после этого сказать: — Батюшка, я хожу на исповедь уже 20 лет каждый месяц, или: — Батюшка, я уже третий раз на исповедь пришел и я не понимал, что все время, когда я думал, что я был абсолютно справедлив: вершил праведный суд, выражал свой праведный гнев, еще что-то, наоборот, думал, какой я молодец, а другие не молодцы — я, на самом деле, от тебя отдалялся вот этим грехом. И, благодаря Таинству Соборования, Ты меня, Господи, укрепил и я нашел силы над этим подумать. Если мы пойдем дальше по веществам, то мы увидим вещество — вино. Вино — это, конечно, образ некоторого наслаждения, недаром псалмопевец говорит: — Вино веселит сердце человека. Еще, кстати, после этого говорит про то, что можно елеем свое лицо умаслить и так далее, то есть пророчески про таинства тоже говорит. И Господь на браке, на свадьбе свое первое чудо по претворению воды в вино совершает. Действительно, это то, что вкусно, это то, что придает радость человеческой жизни тяжелой. Надо понимать, что в древности люди, которые в страшную жару, не такую, как у нас, вынуждены были заниматься сельским хозяйством, для них попить вина, действительно, после тяжелого трудового дня — это радость, это такой сладости вкусить, учитывая, что не было никакого сахара, естественно, никаких подсластителей, нельзя было батончик какой-нибудь шоколадный купить в ларьке и так далее. И вот этой сладости мы тоже можем прикоснуться, это символ, насколько наслаждает, насколько нас возносит, насколько чужда страданиям этого мира забота Господа о нас. Понятное дело, Господь предупреждает: Не упивайся вином, потому что это есть блуд. Потому что все-таки символ это не является непосредственно самоцелью, потому что иначе так можно и в алкоголизм скатиться через символизм. Но, тем не менее, самое главное, что этот символ сладкий — это, все-таки, кровь Господа, который на кресте, крест, как древо нашего спасения приносит плод Христа, который плод рода человеческого, потому что Господь воплотился и стал итогом жизни, подвига, трудов, забот, воспитательных трудов, создания среды всего ветхозаветного человечества. И этот плод приносит и вот этот сок, сок — вино, которое кровь Христова проливается и омывает наши грехи, недаром символически считается по преданию, что Авраам был как раз похоронен под Голгофой, тоже как раз кровь Господа текла символически на его кости и Он его грехи омывал. Тут надо вспомнить, что тоже вино используется не только в Таинстве Евхаристии, но и в Таинстве Соборования добавляется капелька вина. Понятное дело, бывает, когда батюшка прибегает соборовать в больницу или на дом, может капелька вина не добавляться, это не так страшно, но в храме, когда соборование совершается, чин по чину, конечно, капелька вина добавляется, потому что тоже это важный символ. Но если ты не причащаешься, то хоть усоборуйся с ног до головы каждый день толку не будет никакого, зря службу отстоял и зря, если там какое-то пожертвование обязательно было, его заплатил, ну, или если не обязательно, то что-то там на храм пожертвовал — это уж с каким храмом повезет, увы или ура, столкнуться. Если мы смотрим дальше — конечно, хлеб. Хлеб, как некоторая основа жизни.

А. Ананьев

— Хлеб тоже в соборовании принимает участие?

О. Стахий

— Нет, тут уже мы дальше просто по веществам идем, хотя, конечно, при Таинстве Соборования тоже освящаются семена, которые, как нечто, что тоже укрепляет человека и тоже обычно вот эти горсточки семян раздают и люди тоже в пищу принимают, не потому, что голодны, а тоже с некоторым почтением, с напоминанием, что Господь наши силы укрепляет через Таинство Соборования. Но самое главное, конечно, хлеб для Таинства Евхаристии, то есть хлеб, как мы видим, это некоторый плод, который, в отличии от плодов огородных или фруктовых не тот, который немножко полил, он созрел. А то, что требует серьезного труда, что ты преодолеваешь, вот как Господь сказал Адаму и Еве: в поте лица будете есть хлеб свой, что действительно, ты берешь...в принципе, в современной жизни, может, это не так чувствуется, хотя, в принципе, точно также, пусть у нас не сельским хозяйством в основном занято население, но все равно, чтобы получить хлеб, какую-то основу пищи и вообще пищи, тебе надо потрудиться в твоей специальности, сам не вырастет. Яблочко в саду на даче будет расти даже если ты его поливать не будешь, приехал и всегда яблочко будет. А вот хлеб — это то, что дается через труд. То есть ты даешь плод и плод, который ты вложил в свои силы, ты вложился и вот ты получил то, что в твои силы вернулось и твои силы потом укрепляет — это тоже показывает наше тАинственное соприкосновение с Богом, что мы правда прилагаем усилия над своей природой, над своей телесной природой, ее побеждаем, ее немножко смиряем постом, ее вдохновляем молитвой от каких-то интересов нашей телесной природы, которая вот возьми, переступи через всех отрекаемся, наоборот, идем каемся, примиряемся. И мы приобщаемся вот этого Хлеба Жизни — Тела Христова и благодаря этому Господь входит реально в нас и благодаря этому Господь входит реально в нас и становится не только частью души, но и частью нашего тела, то есть вся наша человеческая природа соприкасается с Богом. Если мы посмотрим на Таинство Брака, которое в простонародье называется Таинство Венчания, ну и так это уже, можно сказать, такое популярное название, то там кажется: а там есть какие-то вещества?

А. Ананьев

— Есть — женщина.

О. Стахий

— Ну тут, все-таки, это не объект, а субъект, в лучшем случае, если нет, то это уже тоже небольшое кощунство, в том числе даже кощунство — это когда женщина мужчину затащит: так, надо венчаться. Если мужчина не субъект, сам не хочет с Богом быть, не хочет исповедаться, причащаться, не хочет, а жена тащит его венчаться, делает субъект объектом, то, конечно, это замысел Божий разрушает и ничего хорошего от такого венчания не будет, разве только если покается и правда потом исправится, начнет жизнь христианскую вести. Но надо вспомнить, что венцы возлагать в Таинстве Брака начали достаточно поздно, где-то с XVII века, это было некоторое переосмысление символического мученического подвига, что люди готовы ради счастья жизни с Богом страдать. И тут тоже люди готовы чуть-чуть притереться, уступать научиться и тоже Господь дает, можно сказать, мученические венцы. Недаром, когда торжественный малый крестный ход вокруг аналоя брачного священник ведет, то тоже хор поет: «Святии мученицы, иже добре страдавше и венчавшеся, молитеся ко Господу спастися душам нашим». Но если мы вспомним: в конце венчания выносят чашу вина, которую надо выпить и это не то, что чаша горестей или чаша страданий, еще что-то, нет. Это напоминание о том, как Таинство Брака молитвой древней совершалось просто в рамках Божественной Литургии и никаких венцов не возлагалось, а после прочтения молитв жених и невеста причащались Святых Христовых Тайн и через это становились мужем и женой. То есть тоже вино поэтому полноценно используется в Таинстве Венчания как символ того, что, если супруги не стремятся соединиться каждый со Христом, то соединение в Таинстве Венчания работать не будет, даже если очень красивый собор, очень старинные венцы и хор замечательно будет петь.

А. Ананьев

— Вот буквально маленький вопрос: а в венчании действительно вино неразбавленное?

О. Стахий

— Ну конечно, может где-то экономят и разбавляют, ну обычно все-таки в храмах стараются

А. Ананьев

— По ощущениям, я просто помню свое венчание, там вино было очень крепким, я просто пытаюсь понять, оно там действительно...

О. Стахий

— Да, разбавлять его не нужно, никаких указаний по этому поводу нет.

А. Ананьев

— Вы слушаете «Светлый вечер» на радио «Вера», я продолжаю задавать вопросы неофита священнику Стахию Колотвину, настоятелю храма Воздвижения Креста Господня в Митине. И мы сегодня пытаемся разобраться, что такое Таинство Соборования. Я помню, когда задавал этот вопрос, мне ответили так, чтобы мне было понятно, как ребенку, простыми словами: вот, говорят, ты каждый раз ходишь на исповедь и каешься в грехах, которые ты помнишь, знаешь и за которые тебе стыдно. Но ведь ты человек, ты не можешь всего помнить, вот те грехи, которые ты забыл, ты приносишь с собой раз в год на соборование и там Господь тебе их прощает. А второй случай: если ты крепко заболел, к тебе придет священник и проведет соборование. Третьего нет. И это упрощенное объяснение, оно, слушая вас, понимаю, имеет мало отношения к реальной действительности.

О. Стахий

— Да, есть, так называемое, «бабушкино богословие», у него не менее богатые традиции, чем у святоотеческого, но увы, к спасению души оно отношения не имеет.

А. Ананьев

— Так к названию: соборование предполагает участие всех священников, ну или, по крайней мере, большого количества священников, которые по очереди читают семь фрагментов Евангелия. Может ли соборование провести один священник в таком случае?

О. Стахий

— Может, более того, у нас есть утвержденный чин сокращенного соборования, где читается одно Евангелие и совершается одно помазание, и оно будет не менее действительно. Тут важное значение: почему семь священников, семь священников — это же тоже некоторый символ полноты. Полноты, что за человека помолился не просто батюшка, ну вот попросили меня люди в инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации), написали имена своих близких и я пришел на службу и их помянул или оказался в каком-то святом месте и за них помолился — это моя личная молитва. Моя личная недостойная молитва, пусть тоже на Таинствах церковных, на проскомидии поминаю во время Божественной Литургии, во время молебна, акафиста и так далее. И когда человек зовет священника именно для соборования, он просит тоже, что не просто батюшка пришел за него помолился, а что властью, данной Господом своим ученикам и апостолам и переданная епископам, переданная священникам. Таинство Соборования у нас устанавливается и описывается апостолом Иаковом в его послании, что «Если ты болен, то призови священников, пресвитеров церковных и молитвы пусть сотворят над ним помазавшие его елеем во имя Господня». Там не написано, что семь священников, там написано: священников. Что правда, вся Церковь страдает, потому что она сострадает одному из своих членов, который сейчас болеет. Тут, однако, в самом первом чтении апостольском, нельзя сказать — самом важном, там есть и более глубокие, и про любовь замечательное, мое любимое, да, наверное, и всех любимое апостольское чтение про признаки любви. Но это чтение, которое устанавливает Таинство Соборования, там очень важный алгоритм сказан: что, если ты как-то горюешь и ты христианин, ты свою горесть с Господом переносишь, ты обращаешься к Нему в скорби и молитве и горести с Ним, если ты благодушествуешь, то есть у тебя все хорошо, у тебя благо для души, все здорово, ты не пропадаешь, ты вместе с Господом молишься, славишь. Кто-то рядом горюет — ты, наоборот, помолился за горюющего, поделился с ним своей радостью, то есть то, что Господа своей радостью прославляешь. Если ты живешь в этом ритме жизни, и еще там важное начало, что, если ты живешь искренне, нелицемерно, слово твое да, да, слово твое нет, нет, то есть ты поступаешь по-христиански, стараешься добро от зла отделить. А есть некоторые факторы, что Таинство Соборования действительно послужит нам возможностью соприкоснуться с Богом — это если человек живет по-христиански, отделяя добро от зла, кается нелицемерно, молится Господу в горестях, молится Господу в радостях и не прекращает молиться. И тогда, как некоторый итог, уже он имеет право, что вся Церковь за него помолится. Если же ты, тебя не было, ты год назад был на соборовании, и ты не появлялся, ты под эти факторы не подпадаешь. Ну что, тогда на соборование может, и не приходить даже, если там плохо чувствуешь, если весна, перемена погоды, голова болит, тут вроде надо на Пасху службу отстоять, я понимаю, что и пять минут в храме не можешь отстоять — что, тогда уж не идти? Слава тебе Господи, Господь всегда готов нас простить авансом. Поэтому тоже можно прийти, пособороваться, послушать эти замечательные отрывочки из апостолов, замечательные отрывки из Евангелия подобраны, послушать эти молитвы такие, в чем-то грозные, а в чем-то, наоборот, радостные и потом, в конце же соборования читается молитва, такая, можно сказать, разрешительная от грехов, которая не заменяет исповедь, а которая свидетельствует: да, мы каемся, Господи, мы придем на исповедь. Или можно прийти поисповедаться и до соборования, тут разницы нет, тут нет некоторой такой цепочки, линейности, главное, чтобы это правда было частью нашей жизни. И человек берет, он пришел, выбрался в храм и там по традиции Русской православной церкви раз в году просит: Господи, укрепи мои силы физические, тяжело мне тоже, иногда болею. Это не обязательно, можно жить всю жизнь и ни разу не собороваться и наследовать Царство Небесное, то есть это таинство необязательное. Конечно, то, что вы сказали, как второй вариант — это, действительно, абсолютный вариант, когда ты правда заболел и тебе молитва Церкви нужна. То есть едет священник в реанимацию детскую или взрослую, вот это как раз то место, где нужно соборование или человек понимает: ему предстоит плановая операция, он приходит в храм, говорит батюшка, давайте я посижу на лавочке, вы не могли бы меня пособоровать? В таком случае я немножко сокращаю чин соборования, не такой, как для полного храма народу, на два часа, ну, на часик уже можно пособоровать, а не то, что ты на 15 минут в реанимацию пришел и там быстренько соборуешь. В любом случае, эта общая молитва, человеку она поможет, но не забываем вот об этой первой части, без нее ничего не сработает. Если человек воцерковленный, он ходит, исповедуется, причащается и он не чувствует какой-то необходимости в Таинстве Соборования он спокойно может не собороваться. Ну, потом, может Господь смирять начнет и как там великий пост, ты тоже разболеешься и думаешь: нет, дай-ка, я сначала чуть-чуть поправлюсь, чтобы ни на кого там на соборовании не чихать, а потом все-таки попрошу Господа немножко со смирением: Господи, мои физические силы тоже укрепи.

А. Ананьев

— Отец Стахий, вот я слушаю вас и понимаю, что соборование — это то, что должно происходить с нами чаще, тем не менее оно происходит раз в год. А почему так мало?

О. Стахий

— На самом деле, соборование не нужно часто, потому что мы причащаемся во исцеление души и тела, то есть если нам нужны и силы физические для нашего спасения, то тоже причастие Святых Христовых Тайн мы получаем. Соборование — это, действительно. таинство экстренное, причем даже если человек тяжко болящий, то есть у него крайняя стадия рака, он лежит в реанимации, и батюшка приходит, его причащает каждый день, есть родственники такие заботливые, которые батюшку возят хоть каждый день. Однако соборуют его только один раз, вот священник пришел и пособоровал, потому что соборование — это, можно сказать, некоторый это мы запрос делаем: Господи, мы сделали все уже необходимое, мы признали свое недостоинство, признали свое несовершенство и теперь мы ждем, согласишься ты проявить свое милосердие или посчитаешь, что для пользы нашей души все-таки будет чего-то сейчас потерпеть. И поэтому соборования достаточно в начале одной какой-то болезни. Бывают люди, у которых длительные болезни, они, правда, подходят и говорят: — Батюшка, у меня на следующей неделе очередной начинается этап химиотерапии или облучения, можно пособороваться? Конечно, священник соборует либо в храме, либо дома, еще даже не в больнице. Потом все, этап прошел, человек отдохнул чуть-чуть, восстановился, потом раз — следующий курс подходит, тоже вот это как раз та ситуация, когда можно попросить о соборовании. Если ты просто, у тебя периодически насморк, кашель, температура где-то повысилась, голова на смену погоды болит, тоже достаточно раз в году пособороваться и, в принципе, Господь знает о наших проблемах, раз он такие малые страдания дает нам терпеть, значит, тоже, чтобы мы немножко не расслаблялись. Но постоянно, что тоже померили температуру: батюшка, срочно собороваться — этого не нужно, достаточно. Мы и так молимся о здравии и о спасении, и на каждой Божественной Литургии и на любом молебне и вообще, в принципе, на любом богослужении.

А. Ананьев

— Продолжая сравнивать соборование с врачеванием, а ведь по сути это так и есть, это такая, очень конкретная, оперативная, экстренная забота о телесном здоровье. Мы же знаем, что здоровых людей лечить не надо, более того, нельзя, мы им навредим. Можно ли проводить соборование над здоровыми людьми в таком случае?

О. Стахий

— Если ты чувствуешь, что прямо у тебя все со здоровьем хорошо и тебе соборование не кстати, спокойно Великий пост заканчивается, а ты на соборование не заглядываешь, ничего не случится. Конечно, если ты не пропускаешь неделю без причастия.

А. Ананьев

— Ну что ж, спасибо вам большое, я думаю, что на какие-то вопросы о соборовании мы получили ответы, хотя, конечно же, тема гораздо глубже, чем о ней можно поговорить в пределах часа, да и вообще, о таинствах еще осталось немало вопросов, так что, отец Стахий, я приглашаю вас продолжить разговор в следующий раз здесь, в студии светлого радио. Спасибо вам большое. Сегодня мы беседовали с настоятелем храма Воздвижения Креста Господня в Митине, священником Стахием Колотвиным. Всего доброго.

О. Стахий

— До свидания.

А. Ананьев

— Спасибо. Я Александр Ананьев, радио «Вера», до новых встреч.

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем