Светлый вечер с Петром Алешковским. Гость программы — Евгения Полежаева (03.05.2018) - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

Светлый вечер с Петром Алешковским. Гость программы — Евгения Полежаева (03.05.2018)

* Поделиться
Евгения Полежаева

Евгения Полежаева

В гостях у Петра Алешковского была создатель «Музея истории боровского предпринимательства» Евгения Полежаева.

Наша гостья рассказала о том, что связывает ее с Боровском, о жителях этого города и о том, как и почему занялась созданием музея.


П.Алешковский:

— Здравствуйте! Это передача «Светлый вечер» с Петром Алешковским. Я в студии, и в гостях у меня сегодня замечательный собеседник Евгения Алексеевна Полежаева. Добрый день!

Е.Полежаева:

— Добрый день!

П.Алешковский:

— Вот, я был недавно в городе Боровске, в котором я... не знаю уж, который раз. И попал случайно на замечательных людей, которые вывели меня на Вас. На Ваш музей, который Вы создали сами из дома, принадлежавшего, как я понимаю, Вашей семье, да? Вот. И мы, безусловно, вернёмся к идее дома и к идее музея, и ко всему прочему, но давайте начнём — поскольку, это передача мемуарная, передача воспоминаний — давайте начнём с семьи. С Полежаевых или, наверное... это девичья фамилия? Это, наверное, мужняя фамилия, нет, Ваша? Это Ваша родная, да? Хорошо. Вот, давайте тогда, пожалуйста, расскажите, что Вы узнали с детства. Как жила память в семье о своих предшественниках? И тогда станет понятным, почему Вы захотели создать Музей быта, который, на самом деле, не только Музей быта, но ещё и Музей семьи.

Е.Полежаева:

— Во-первых, я хочу сказать, что мама очень немного рассказывала мне о своей семье до Перестройки. Но она меня...

П.Алешковский:

— Это — классика. После Перестройки их прорвало.

Е.Полежаева:

— Да. Вы знаете, после Перестройки она собрала все фотографии — ей уже было много лет — но, тем не менее, она наклеила...

П.Алешковский:

— Какого года рождения мама? 1907-го какого-нибудь, 1911-го?

Е.Полежаева:

— Мама моя 1906-го даже, 1906-го.

П.Алешковский:

— Понятно.

Е.Полежаева:

— Она все фотографии понаклеила, подписала...

П.Алешковский:

— А Вы — какого-нибудь 1935-го, да?

Е.Полежаева:

— А я — 1934-го.

П.Алешковский:

— 1934-го. Понятно.

Е.Полежаева:

— Всё подписала, все фотографии. И после этого она вспоминала — вот, в конце, в последние годы её жизни, она в 1993 умерла — она только и вспоминала о жизни в Боровске. Как будто другой жизни у неё вообще и не было.

П.Алешковский:

— Ну, это я очень хорошо понимаю. У меня, правда, вспоминали в семье, и всегда говорили, но, тем не менее, тоже у меня было ощущение иногда, что бабушка моя живёт там, а не здесь. Ну, что поделать, такое было время, и такая была судьба.

Е.Полежаева:

— Вы знаете, она, в общем-то, приняла советскую власть, и никогда мне ничего против советской власти не говорила. Но знакомые у неё были только из числа тех — то есть, близкие — из «бывших». Понимаете, вот так сложилось.

П.Алешковский:

— Проверенных.

Е.Полежаева:

— Да. Но это интуитивно, она к ним тянулась. Понимаете? Она не... вот, современные...

П.Алешковский:

— Ну, что в детстве привык, то...

Е.Полежаева:

— Даже вот дух этих людей, их настрой, их образованность — вот это её, конечно, притягивало. А сама она получила высшее образование путём...

П.Алешковский:

— Мама?

Е.Полежаева:

— Да... путём обмана. Она скрыла своё происхождение, поступила в Ветеринарную... в Зоотехнический Институт...

П.Алешковский:

— А какое происхождение? Купцы?

Е.Полежаева:

— Да. Поступила в Зоотехнический Институт в 1931 году. И на третьем курсе, когда пришла, увидела объявление: «Среди нас враг народа». По её просьбе, и по её плачу её послали работать в один из совхозов, и она заочно, экстерном окончила Институт того же...

П.Алешковский:

— А, так это она была «враг народа»?

Е.Полежаева:

— Да.

П.Алешковский:

— То есть, её раскусили?

Е.Полежаева:

— Да!

П.Алешковский:

— Ох, как...

Е.Полежаева:

— Ну, я могу рассказать, как это случилось.

П.Алешковский:

— Да, да.

Е.Полежаева:

— Случилось это так, что у неё брат был... да, я сначала доскажу про неё. Она кончила Институт того же профиля, в другом городе, и получила диплом о высшем образовании. А раскусили её таким образом. У неё брат был — случайно — взят в 1926 году, поскольку его двоюродный брат ( то есть, и мамин двоюродный брат, соответственно ) был... руководил организацией бойскаутов в Боровске. Пришли его арестовывать. Его дома не было, а был дома вот мамин брат Пётр.

П.Алешковский:

— И его и взяли.

Е.Полежаева:

— Лежал фотоаппарат на столе, и этого было достаточно, чтобы его арестовать. А малолетнюю сестрёнку не арестовали из-за малолетства. Она осталась... вот. Ну, потом...

П.Алешковский:

— И он вернулся или канул?

Е.Полежаева:

— Нет. Вот, он был когда в ссылке, в Сибири, одна из студенток была там на практике, с ним познакомилась и всенародно передала маме привет от него. Это тут же донесли, и её исключили. И с ней все перестали здороваться в одно мгновение, за исключением её подруги, которая сунула её в руку записку: «Твоя Лидка всегда с тобой». Вот, такая вот история. Пытались её завербовать потом, она ничего... сведений никаких не давала, пригрозили ей, но потом получилось так, что её перевели. Посодействовали её сокурсники бывшие, перевели её в другое место, и на этом дело всё кончилось.

П.Алешковский:

— А что мама помнила из прошлого? Что она рассказывала, и что были за люди дома?

Е.Полежаева:

— Вы знаете, вот интересно...

П.Алешковский:

— И как Вы... Вы, ведь, из Боровска... Вы вообще не родились в Боровске, да, я понимаю?

Е.Полежаева:

— Нет. Уже нет.

П.Алешковский:

— Родилась в Боровске мама?

Е.Полежаева:

— Да.

П.Алешковский:

— И они уехали оттуда. Давайте, вот, распутаем этот клубок.

Е.Полежаева:

— Да. Все постепенно уезжали. Уезжать было куда. Потому что часть Полежаевых оказалась в Москве ещё до всех Октябрьских событий. Они жили в больших квартирах, и когда шёл процесс уплотнения, то они предпочитали взять к себе соседей — своих, и поэтому в их квартиры вселялись люди, которые из Боровска. Последней из Боровска уехала моя бабушка. Это был 1929 год. Тогда уже начались репрессии. И её...

П.Алешковский:

— А кто были купцы Полежаевы? Чем они занимались?

Е.Полежаева:

— Купцы Полежаевы создали фабрику. Это был 1887 год. Ткацкую фабрику. Они производили платки, шарфы и, по-моему, даже одеяла, портянки...

П.Алешковский:

— Старообрядцы, наверняка.

Е.Полежаева:

— Да, старообрядцы. Из шерсти...

П.Алешковский:

— А знаете, почему я так говорю? Потому, что старообрядцы нанимали своих и удивительным образом о них заботились ещё, к тому же. Правда, не только старообрядцы. Есть, например, Кувшиново, в Тверской области, где была бумажная мануфактура, и где мадам, которая держала эту мануфактуру, очень заботилась о своих сотрудниках. Она не была старообрядкой, она была совсем даже наоборот, какой-то такой — передовой, значит, и читала Горького, как я выяснил, но, тем не менее, вот у старообрядцев это было в заводе. «Будь богат, но будь милостив», — одна из главных... как бы... таких, внутренних устоев. Так-так, простите, я Вас перебил...

Е.Полежаева:

— Значит, они сначала создали ткацкое производство на своём дворе, построили, такой, деревянный большой сарай — как бы второй этаж сделали над всем сараем.

П.Алешковский:

— Начало ХIХ века?

Е.Полежаева:

— Это было, наверное... середина ХIХ века. Даже немножко попозже — третья четверть. И производили там вот ту продукцию, которую я перечислила. Из шерсти, из козьего пуха, и прибавляли вигонь — в общем, и смешанное было производство. Потом, когда... это делал мой прадед ещё, Пётр Михайлович Полежаев. Когда они немножко оперились, они купили участок земли на окраине Боровска, и перенесли туда всё производство. Они производили — поначалу — основу для платков, вот этот квадрат основной, а крутить кисти — отдавали надомникам. И чтобы производство шло успешно — вот, как Вы и говорили — они ткацкие станки давали на дом женщинам и мужчинам, ну — семьям, которые не могли участвовать непосредственно в этом производстве прямо вот... то, что они создали.

П.Алешковский:

— В цехе.

Е.Полежаева:

— В цехе... ну, скажем так — в цехе. Так что забота была очень большой. Не было никаких забастовок. А вот отношения между хозяином и работниками можно иллюстрировать таким эпизодом. Однажды, как вспоминала мама, рубили капусту, чтобы поставить её в погреб, который находился на территории их усадьбы. И появился мой дедушка — он был, так сказать, главным в этом производстве ( ну, у него ещё было 3 брата в помощниках ). А какая-то из женщин, работавших там, взяла горсть нарубленной капусты посоленной, и натёрла ему лицо — и все засмеялись, и он тоже, дедушка мой.

П.Алешковский:

— Ну, нормальная история.

Е.Полежаева:

— Вы знаете, а когда у них одна из их служанок... — они выдавали их замуж — то они готовили ей всё приданое. И мама вспоминает, как на телеге лежали подушки, одеяла, она плакала и уезжала от них к жениху, к мужу к своему.

П.Алешковский:

— Ну, да, да, да...

Е.Полежаева:

— Они писали — вспоминала мама тоже — писали письма на фронт, уже будучи девочками грамотными, учащимися...

П.Алешковский:

— Первая война.

Е.Полежаева:

— Первая война, да, Первая Мировая. И эти письма одному из мужей... вот, их кухарки, начиналось всегда одними и теми же словами: «А во первых словах моего письма, я хочу сказать Вам, уважаемый Пётр Палыч, что я жива и здорова...» — так начинались все письма.

П.Алешковский:

— Ну... это... «Белое солнце пустыни» просто. Абсолютно просто!

Е.Полежаева:

— Да-да-да-да-да! Совершенно верно! Вот так мама вспоминает, это её записки... А я не очень поняла — Вы меня хотели спросить вообще о боровчанах, или о семье? О семье, да?

П.Алешковский:

— Нет, мы до всего дойдём. Я хочу, чтобы Вы, начав вспоминать о семье, может быть, рассказали и о боровчанах. Потому, что город, если кто не бывал — я настоятельно рекомендую всем съездить — это такой совершенно отдельный российский город, который... — по Горьковскому шоссе, например, можно ехать, там, или по Рижскому, не ошибётесь — со знаменитым Пафнутьево-Боровским монастырём, с местом, где держали боярыню Морозову, а самое главное — в городе сохранилось много старых домов, и такая планировка... горы эти знаменитые, на которых он находится — это очень красивое место. Вот, значит... И понятно, что... вот, понимаете, есть города... например, мне близки Торжок и Вышний Волочёк. Вот, Торжок — город древний, настоящий древний, столь же древний, пожалуй, как Новгород, Новгородские владения, глубокая история. А город Волочёк создан Рябушинскими, и туда набирали пролетариев уже, таких, которые работали на стекольных заводах. И если вы внимательно посмотрите на жителей Торжка и вышневолочан, вы увидите разницу — она есть, она наглядная совершенно. И дома Торжка — каменные, как и в Боровске много каменных домов старых, а дома в Волочке по первой линии — каменные, а когда они заворачивают за угол, то угловой дом каменный, а дальше — дерево. И это показатель уже такого... ну... расфуфыренного мещанина, понимаете? При этом в Волочке были свои каналы, там... всё это было, но в целом вот население города, история города — это, вообще, очень неслучайные вещи. Поэтому я хочу, чтобы Вы окунулись в эти рассказы, в эту... ну, не самую глубокую, но всё —таки древность — и в людей, и в город. Пожалуйста!

Е.Полежаева:

— Ну, я немножечко доскажу ещё о семье — пару фраз, которые от моей мамы остались. В альбоме, например, она написала о быте, об отношениях в семье, внутри семьи. Она написала так ( это из альбома просто слова ): «Я не помню, чтобы меня когда-нибудь ласкали или целовали, отношения были ровными и спокойными, полными сдержанной любви и взаимного понимания». Вот, понимаете? А её дядя написал об обстановке в семье Полежаевых в стихотворении «Воспоминание»:

«Вспомнишь добрый взгляд отца,

Вспомнишь милую мать...

Нас любили без конца —

Была такая благодать!»

Вот, это не было «тёмное царство»!

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»

П.Алешковский:

— Напомню нашим радиослушателям, что это передача «Светлый вечер» с Петром Алешковским, и в гостях у меня замечательный собеседник Евгения Алексеевна Полежаева — вообще-то, биолог по образованию, боровчанка по происхождению, и создатель Музея такого вот, семейного, городской памяти, который и действует в городе Боровске и по сегодняшний день.

Пожалуйста, Вы вспомнили стихи Вашего дяди, и — продолжайте. Мы должны обращаться к нашим радиослушателям, напоминая тем, кто присоединился не сразу. Пожалуйста.

Е.Полежаева:

— Что касается самих боровчан, то контингент очень поменялся, по сравнению с прежними временами. Я это объясняю тем, что Боровск был, после Калуги, вторым городом по богатству. Через него шла дорога на Москву. Она шла не через Балабаново, как сейчас, она шла через Боровск. Там даже сохранилась Московская улица. И когда произошёл Октябрьский переворот, то репрессии были там очень сильные. Вот, по сведениям Владимира Александровича Овчинникова, который занимается вопросами репрессий в Боровском районе, из 40 тысяч человек, которые тогда были в Боровском районе, 8 тысяч подверглись репрессиям, 180 человек были расстреляны. Поэтому визуально — то, что контингент сменился — говорит тот факт, что старообрядческое кладбище, где хоронили самых именитых людей, в настоящее время находится в жутком запустении. То есть, люди, которые... потомки тех, которых там хоронили, они разбежались по всей стране — от репрессий.И поэтому это кладбище зарастает. Остальные 3 кладбища — в отличном состоянии. А вот это кладбище — очень сложности с ним большие, и мне даже приходится прокашивать дорогу, чтобы добраться до своих могил — у нас там сохранилось 9 захоронений. И это говорит о том, что контингент очень сменился. Ну, Полежаевы, я думаю, принадлежали к тому слою, который сейчас принято называть интеллектуальной элитой. Дедушка был городским головой какой-то срок, был членом многих различных комитетов — это, прямо, список на полстраницы, в каких комитетах он состоял, он был попечителем четырёх сельских школ...

П.Алешковский:

— Земство очень много делало...

Е.Полежаева:

— Да, да.

П.Алешковский:

— Эта реформа земства, действительно, очень важная, потому что... ну... люди жили... скажем... своей округой — кроме жизни страны, они жили своей округой. Они реально вкладывали все свои силы, знания, умения...

Е.Полежаева:

— И деньги.

П.Алешковский:

— ... и деньги в то, чтобы оживить — и оживляли это.

Е.Полежаева:

— Да. Да, Вы знаете, к сожалению вот, сейчас не так. Сейчас всё... если сверху дадут распоряжение, или если дадут деньги, то тогда что-то и делается, а так... практически ничего не делается.

П.Алешковский:

— Ну, да... мы все знаем это.

Е.Полежаева:

— Да. Это не секрет, конечно. Так что, вот... это жизнь тогда — мама вспоминает — была очень, такая... их детей и подростков... была очень насыщенная. Они очень любили свой город. И я могу... после кончины моей мамы, я в её архиве нашла стихотворение, которого она мне, кстати, и не читала:

«Белокаменный Боровск — нет тебя мне родней,

Твоих улиц мощёных, перезвона церквей.

На холмах и в оврагах, в куще тёмных боров

Ты хранишь молчаливо быль прошедших веков.

Тихий город, хрустальные воды —

Их не сгладят ни память, ни годы».

Я думаю, что это стихотворение написано в 20-х годах уже, понимаете? Они там жили своей жизнью, вся молодёжь, очень были дружны, часто собирались, часто куда-то ходили, и было там особое место... Ведь Боровск стоит на реке Протве, а в неё впадает река Воренка, за Бором, если Вы ориентируетесь в местности, за Петровой горой. И там такой был обрывистый берег, что деревья постепенно падали — по склону. И вот, там была сосна с обвисшими корнями, и существовал такой обычай: если молодой человек приводит к этой сосне свою девушку, то это значит — он делает ей предложение выйти замуж.

П.Алешковский:

— Ага! Понятно. То есть, Вечного огня не было... или ... солдата... а водили туда, понятно...

Е.Полежаева:

— Не было... да... вот туда, вот туда ходили вот... за этими вот... А вообще вот...

П.Алешковский:

— А какое население было города вот перед Революцией?

Е.Полежаева:

— Я точно не знаю, но, думаю, такое же. Немножко, может быть, поменьше. Может, 8 тысяч. А сейчас — всего 10 тысяч, даже немножко меньше. Около 10-ти тысяч. Но 12 церквей, которые служат.

П.Алешковский:

— Ну, и монастырь грандиозный, да...

Е.Полежаева:

— В том числе, и в монастыре, да. Так что... Вообще, они с уважением... вот, старые боровчане относятся с уважением очень к своей истории. Но, надо сказать, народ немножко, знаете, такой...

П.Алешковский:

— Маленький город?

Е.Полежаева:

— ... напряжённый.

П.Алешковский:

— Старый город, маленький, конечно...

Е.Полежаева:

— Напряжённый какой-то вот, Вы знаете... вот, я это по всему чувствую. Вот я не вижу там той открытости, которой бы мне хотелось, понимаете? Вот, видимо, их настолько...

П.Алешковский:

— Замордовали.

Е.Полежаева:

— ... замордовали — и в прежние времена, как старообрядцев — что они очень осторожны в выборе знакомых, и так далее. Я долгое время там не чувствовала себя своей. Вроде бы...

П.Алешковский:

— А Вы... подождите минуточку... вот, значит, в 20-е годы Полежаевы начали уезжать — в Москву, естественно.

Е.Полежаева:

— Да.

П.Алешковский:

— При этом, я так понимаю, что в Москве были уже...

Е.Полежаева:

— Родственники.

П.Алешковский:

— ... свои квартиры, и было, где жить, да?

Е.Полежаева:

— Да.

П.Алешковский:

— А когда вернулись?

Е.Полежаева:

— В Боровск?

П.Алешковский:

— Вы.

Е.Полежаева:

— Я вернулась в Боровск... вот так получилось. Пока болела мама, пока я работала, мне некогда было. Я однажды...

П.Алешковский:

— Но Вы ездили, вообще, туда?

Е.Полежаева:

— Нет. Я однажды только на байдарке проезжала через Боровск. Мама умерла в 1993-м, и в 1995-м, будучи на даче, под Можайском, я однажды услышала голос Виктора Иваныча по радио «Россия», он рассказывал о Боровске, и я поняла, что мне надо реализо...

П.Алешковский:

— А, Виктора Иваныча Осипова? Это один из сотрудников Музея.

Е.Полежаева:

— Да, Осипова Виктора Иваныча. И я поняла, что мне надо реализовать мою мечту и поехать туда. Я поехала к нему с предложением сделать выставку по истории рода Полежаевых. Это было принято благосклонно. Выставку открыли в 2001 году. Причём, это совпало... 22-го февраля открыли, собирались 21-го. А 22-е февраля, оказывается, было ровно 100 лет со дня кончины Петра Михайловича Полежаева, день в день! Вот. То есть, на один день только позже открыли. Выставка, вместо трёх месяцев, как это принято для выставки, продолжалась в течение трёх лет. А потом она плавно перешла в Музей, который создался, благодаря устному согласию Губернатора Калужской области Артамонова.

П.Алешковский:

— То есть, Вы пошли к нему...

Е.Полежаева:

— Нет. Была выставка в Москве, в Новом Манеже, организованная, кстати, москвичами, которые жили в Боровске. Инициатором её был, по-моему, художник Солдатёнков. И там мне предложил — тоже Солдатёнков — представить экспозицию о моих предках, и я её...

П.Алешковский:

— Чудесная фамилия! Солдатёнковская больница была — Боткинская. И он, похоже, оттуда.

Е.Полежаева:

— Да! Они были благотворителями большими.

П.Алешковский:

— Да-да, купцы.

Е.Полежаева:

— Это — именно те, это именно из той плеяды. Вот. И, когда обходили выставку, то Губернатор подошёл к моей экспозиции, и Глава Администрации района попросил от своего имени и от моего, чтобы в этом домесделать музей. Губернатор дал устное согласие. Через месяц там умерла женщина в полуподвальном помещении, и мне дали разрешение — письменное, правда, уже — занять эту комнату. Комната — 40 метров, она немножко разгорожена, так, на три помещения, но до сих пор Музей остаётся юридически неоформленным. Это невозможно юридически, потому что этот дом — жилой. Нужно выселять жильцов, и нужно освобождать помещения, а денег на это нет — поэтому ничего не делается. Ну, может быть, сейчас вот, когда Владимир Владимирович сказал, что будет помогать городам, может быть, со временем, Боровск войдёт в Золотое Кольцо — тогда, может быть, что-то изменится. Вот, мне бы этого очень хотелось. И чем скорее, тем лучше!

П.Алешковский:

— Я Вас прекрасно понимаю! Но у нас такое количество музеев стоит без помощи серьёзной...

Е.Полежаева:

— Да, да...

П.Алешковский:

— Это большая проблема, к сожалению.

Е.Полежаева:

— Но пока я содержу его на свои средства. И ремонт... вот, могу Вам показать фотографии, что было, и как выглядели эти комнаты... и ремонт, и всё — и мелкий ремонт, и обслуга вся там — всё это делается собственными руками. Помогает мне там ещё одна женщина, которая живёт в этом же доме — просто из любви к Музею.

П.Алешковский:

— Понятно.

Е.Полежаева:

— Ну, ходит народ, в общем. Приходят.

П.Алешковский:

— Ну, конечно! А, тем более, что в Боровске много туристов. Теперь там Этномир рядом, такой...

Е.Полежаева:

— Он оттягивает, как раз, туристов.

П.Алешковский:

— Он — да, он оттягивает, но они едут...

Е.Полежаева:

— Вы знаете, наоборот получается.

П.Алешковский:

— Да-да, да... да?

Е.Полежаева:

— Если бы не было Этномира, в Боровске больше бы было туристов. Потому что они едут в Этномир.

П.Алешковский:

— Хорошо. Вот, у нас половина передачи, я должен объявить нашим радиослушателям, и Вам, в том числе, что это — напоминаю — программа «Светлый вечер» с Петром Алешковским. В гостях у меня Евгения Алексеевна Полежаева. И мы сейчас спрячемся, а потом вынырнем из глубин эфира, и будем с вами ещё полчаса. Пожалуйста, оставайтесь с нами.

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»

П.Алешковский:

— Это «Светлый вечер» с Петром Алешковским. В гостях у меня Евгения Алексеевна Полежаева. Мы снова с вами, и я напоминаю, что Евгения Алексеевна принадлежит к славному Боровскому купеческому роду Полежаевых, и она на как бы свои средства, и своим энтузиазмом одержимая и движимая, создала музей в городе Боровске, в котором есть экспозиция, посвящённая людям, и, в том числе, и Полежаевым — жителям Боровска.

Значит, я хочу, чтобы Вы, всё-таки, вспомнили семейные рассказы. Вот, с чего Вам удобнее начать — с семейных рассказов или с идеи Музея, или можно соединить всё вместе?

Е.Полежаева:

— Вы знаете, можно с семейных рассказов — наверное, лучше. Ну, семейные рассказы у нас, так сказать, сохранились некоторые.

П.Алешковский:

— Ведь, детей-то было много же, наверное? Семьи были полные.

Е.Полежаева:

— Да, детей... у моего прадеда было 9 человек детей — 4 сына и 5 дочерей.

П.Алешковский:

— Это, наверное, оставшиеся в живых? Обычно, ещё много детей умирало в те времена.

Е.Полежаева:

— Да, да, примерно половина умирало, к сожалению, много. У моей бабушки-то умерло половина детей. И один из его сыновей, Георгий, написал стихотворение маленькое — я Вам цитировала небольшой отрывочек, одну строфу этого стихотворения об атмосфере в семье — и надо сказать... сейчас могу добавить к этому, что поженились они нетрадиционно. Они тайно обвенчались без благословения родителей. Это было очень серьёзно в те времена.

П.Алешковский:

— О, это очень серьёзный поступок, за это из семьи... да.

Е.Полежаева:

— Могли пустить на все четыре стороны, куда хочешь — туда и иди. Они уехали в Калугу и тайно обвенчались, потому что родители невесты были богаче, чем мой прадед, и они возражали против этой свадьбы. Ну, тогда они тайно обвенчались. Но, видимо, всё прошло хорошо...

П.Алешковский:

— Но — пали в ноги?

Е.Полежаева:

— Да, видимо, всё прошло хорошо, потому что у них счастливая была семья, было 9 человек детей, и тот же их сын Георгий, в том же стихотворении писал:

«Сыновьями можно похвалиться —

Пример отца им послужил.

У них в руках всё так спорится —

Отец с ними не тужил!

Они были фабриканты —

Мастера и продавцы,

Где нужно — были франты,

В семье — примерные отцы».

А о сёстрах он так пишет:

«Про дочерей не стану много говорить —

Жён, хозяек лучших — не найти.

Торговать умеют, стряпать и варить,

И в любое общество войти».

Вообще, они все получили хорошее воспитание, достаточное, по тому времени, образование...

П.Алешковский:

— Языки знали?

Е.Полежаева:

— Вы знаете, они... нет, специально они...

П.Алешковский:

— Купцы не учили языки...

Е.Полежаева:

— Нет, специально не учили. Они детей своих учили.

П.Алешковский:

— Да, да. Уже пошла новая волна.

Е.Полежаева:

— Да. Вот, дети их уже учили. И все они породнились с семьями старообрядческого вероисповедания, купеческого сословия, и состоятельными, потому что нужно было строить фабрику. У моего дедушки, например, было 6 невест, и бабушка моя — тоже была с характером, так же, как её свекровь. Ей так приглянулся мой дед на смотринах, что она сказала матери: «Либо за Ивана, либо в монастырь!» — и при этом ещё бросила туфлю на пол, в подтверждение этих слов. Мать благословила её в монастырь.

П.Алешковский:

— А, в монастырь, да?

Е.Полежаева:

— В монастырь. Потому что денег было мало — на приданом не могли сойтись. Но, видимо, потом как-то родители договорились, и свадьба состоялась. Вот, какая была история. У них было 6 человек, с очень разной судьбой. Ну, я не знаю, нужно ли рассказывать о них? Один — погиб в Первую Мировую войну, старший сын Яков, и, по мнению его братьев и сестёр, он был самым одарённым среди них. Он оставил свои писания — дневник оставил, военный дневник, поскольку в первый день объявления войны он...

П.Алешковский:

— И это всё есть в Музее в Вашем?

Е.Полежаева:

— Это всё есть в Музее, всё. В первый день объявления войны он пошёл в Русскую Армию, и погиб через 3 месяца, в Прибалтике. Второй брат — случайно вот был арестован, попал в ГУЛАГ — сначала Соловки, потом Сибирь и Ленинградская область, а потом — ещё раз арест по оговору, и там уже он... не вернулся оттуда, в 1941 году это было. Сестра его... сестра мамина стала инструктором по ткачеству — у них было к этому тяготение. Старшая сестра на одном из конкурсов была признана первой красавицей Боровска. Она, действительно, была женщиной удивительной красоты. У меня дед был очень красивый — с таким, тонким, лицом удлинённым, замечательной красоты! Я, к сожалению, в бабушку...

П.Алешковский:

— Ну, ничего, ничего... судя по всему, и бабушка была замечательная.

Е.Полежаева:

— Бабушка — с характером была. Вот. А двое из них только — получили высшее образование. Это — моя мама, которая поступила обманным путём в учебное заведение, и её брат Константин — он был послан учиться ещё дедушкой, его отцом, в Высшее Техническое Училище ( теперь это Бауманское Училище ), и поэтому он окончил его, и всю жизнь, в общем, он проработал благополучно. Имел бронь во время Великой Отечественной войны. Он был главным инженером Климовского завода по отечественному текстильному машиностроению.

П.Алешковский:

— А, тоже текстиль?

Е.Полежаева:

— Тоже текстиль. А мама моя была биологом, по существу.

П.Алешковский:

— Поэтому и Вы биолог?

Е.Полежаева:

— Да, вот. Ну, что ещё сказать? И, может быть... о боровчанах... вот, я плавно уже перейду, наверное, в Музей.

П.Алешковский:

— Да-да-да, давайте, давайте!

Е.Полежаева:

— Потому что...

П.Алешковский:

— Ну, вот, Вы начали делать музей — как, что Вы хотели, и как Вы нашли экспонаты, и что Вы хотели показать?

Е.Полежаева:

— Вот, это хороший вопрос.

П.Алешковский:

— Ну, Вы же приехали в город — пустой подвал. Надо его отремонтировать — ну, отремонтировали. А чем заполнить? Хорошо, у Вас есть N-ный ряд фотографий и, там, дневников и прочее, прочее, но этого мало?

Е.Полежаева:

— Вы знаете, это было совсем не так. У меня было всего очень много. Мама моя принадлежала к числу людей, которых принято называть «скопидомок». Она хранила всё. Она даже... у неё даже сохранились панталоны — нижнее бельё — её мамы.

П.Алешковский:

— Ой, Вы знаете, моя мать всю жизнь работала в Историческом музее...

Е.Полежаева:

— Потрясающе!

П.Алешковский:

— ... и она с восторгом — я помню — приходя домой, говорила: «Ты не представляешь! Сегодня купили коллекцию женского нижнего белья — из Парижа, ни разу не надёванного, которую привезли, там... в 1917 году!» Я говорил: «Мам, каким образом?» Она говорит: «Я не знаю, как. Но вот — сохранилось, мы узнали, старушка — значит, жить её не на что, мы присоветовали прийти, она пришла, и такое счастье теперь у нас есть!» Потому что, действительно, есть вещи, которые, ну, не сохраняются совсем. И вот панталоны дореволюционные — это, конечно, из того разряда, понимаете? Кивер какой-нибудь — может сохраниться, потому что он красивый, там... я не знаю... пуговица начищенная или каска, или, там... я не знаю... митра священническая стоит в углу, потому что вот надо сохранить память, там, о дедушке и так далее. Да на ней ещё может речной жемчуг быть — дорогая вещь, да? А панталоны... это вот самое интересное...

Е.Полежаева:

— Ничего не выбрасывала! Обрывки кружев... она сохранила самый большой архив из всех наших родственников. Я у неё нашла, уже после её... ну, я знала об этом архиве, в принципе, но когда я стала всё это оценивать для себя, просто понимать, что это такое. И когда, значит, она умерла, то на её поминках я читала только её стихи, и никому не разрешала говорить ни о чём, кроме как о маме и о Полежаевых. Я просто пресекала все разговоры. А часто так бывает, знаете, на поминках — встречаются, давно друг друга не видели, хотят и о других вещах поговорить. У меня это всё — я пресекала. И вот, после её кончины я объехала всех родственников, собрала... это какой же был год... да, собрала вещи, которые они могли мне подарить, собрала фотографии — кто дарил, а какие — я делала ксерокопии, тогда ещё ничего не сканировали, это была — та эпоха. Понимаете? Не высшего качества. И, собрав это, я сделала у себя в доме — выставку. На все стены были булавками размещены вот эти фотографии. Пришло примерно 50 моих родственников, с которыми я раньше никогда не виделась даже, понимаете? Но, надо сказать, что ещё до выставки я предприняла попытку собрать всех на Рогожском кладбище. Я обзвонила тех, кого знала, и, к моему огорчению, пришла только одна моя двоюродная сестра. Но я была упорна. На следующий год я опять то же самое сделала под Пасху ( или на Пасху, не помню ), и пришло уже 27 человек. А вот потом я уже делала выставку у себя дома, и, собрав все эти материалы, которых набралось уже сотни, я отправилась в Боровск тогда. Вот, такая была история. А в Боровске сейчас... ну, потом, мне продолжают давать. Вы знаете, в Музее 1500 экспонатов у меня. 1200 — выставлено, в этих маленьких... в 40 кв. метрах — можете представить себе расположение — это от пола до потолка. И 300 экспонатов я не знаю ещё, куда определить. И ещё продолжают мне дарить родственники, и, в целом, 20 % примерно там... ну, может быть, 30%... принадлежит Полежаевым. Все же остальные мне были дарены экскурсантами! Или я покупала.

П.Алешковский:

— Потрясающе!

Е.Полежаева:

— Некоторые, кое-что я покупала. Дарили экскурсанты очень много. Если им интересно рассказываешь, если им это интересно — какие отзывы в Книгах отзывов! У меня уже четыре амбарных книги заполнены отзывами — и такие интересные, такие замечательные слова! И, к тому же ещё, я всегда всех, кто ко мне приходит, я фотографирую, и туда наклеиваю фотографии. Так что — лица там этих людей, которые писали эти отзывы. Так что — вот, так у меня. В Музей, вообще, народ ходит. В 2003 году мне выделили помещение, в конце самом 2003-го, в декабре. Год, примерно, шёл ремонт, потому что это выглядело как ад Данте — помещение, я Вам потом в альбомах покажу. И когда я первую комнату отремонтировала, а остальные были не ремонтированные, ко мне приехали мои родственники с 10-летней девочкой. Она прошла сквозь комнаты, которые Вам покажу — в ужасном состоянии, заваленные все каким-то хламом и тому подобным, вошла в эту комнату отремонтированную, и она сказала: «Ой, это же настоящий рай!» И тогда я придумала, и часто это экскурсантам говорю, что: «Был великий поэт итальянский Данте, в ХIII веке, он написал Божественную комедию, где 3 части — „Ад“, „Чистилище“ и „Рай“. Через эти 3 помещения Данте ведёт римский поэт Вергилий. И вот, я для вас буду Вергилием, а вы будете — собирательный образ Данте». Обычно, все улыбаются, и мы спускаемся в помещение, и я начинаю экскурсию. Я часто так начинаю, но это в зависимости от того, какая группа.Я знаю, что некоторые это воспримут.

П.Алешковский:

— А Вы одна водите?

Е.Полежаева:

— Нет, вот ещё водит экскурсии вот эта женщина, которая живёт на 3-м этаже. Она, в прошлом, преподаватель, но, конечно... она, может быть, не так интересно ведёт, потому что некоторые конкретно меня просят провести экскурсию. Но она тоже хорошо всё рассказывает. В общем, мы с ней в паре работаем — это, всё-таки, уже какой-то коллектив.

П.Алешковский:

— Конечно!

Е.Полежаева:

— Одной мне очень сложно.

П.Алешковский:

— Конечно.

Е.Полежаева:

— Ну, вот, если, конечно... планируют выселить этот дом, есть такие планы, но они давно вынашиваются — не знаю, хватит ли у меня сил, и хватит ли у них...

П.Алешковский:

— Но это дом — Полежаевский?

Е.Полежаева:

— Это дом Полежаевский, родовой дом. Вот, так что... вот, что касается Музея. Я не знаю... я его очень люблю. И когда я одна ухожу из него, я всегда зажигаю свет, кланяюсь своим родственникам и всем, кто там, в Музее, после этого гашу свет и ухожу. Я с ними прощаюсь каждый раз.

П.Алешковский:

— А где Вы живёте, когда Вы в Боровске?

Е.Полежаева:

— Для того, чтобы создать Музей, мы с мужем поняли, что нужно какое-то иметь там жильё — до этого я восемь лет скиталась с сумочкой по знакомым, ночевала. И тогда мы купили там маленькую квартирку без удобств. Но потом провели удобства, и вот сейчас мы в этой квартирке живём. Значит, там есть, где остановиться. Возвращаясь к Музею, я ещё хочу сказать, что Полежаевы там — как пример людей, которые, начав с нуля после отмены крепостного права, добились вот таких успехов: создали фабрику, которая в течение 100 лет была самым крупным предприятием города ( 1887 — и до Перестройки ). Но теперь она, к сожалению... потом, в советские времена — очень расширилась, было 1500 уже рабочих. То есть, у дедушки — 300 было, в советское время было 1500 рабочих, и после Перестройки — только 130, или 150, вот так. Сейчас она, к сожалению...

П.Алешковский:

— Закрылась.

Е.Полежаева:

— Закрылась, год тому назад.

П.Алешковский:

— Ну. к сожалению, большая часть ткацких фабрик не пережила 90-е.

Е.Полежаева:

— Да, потому что не выдержали конкуренцию с китайскими и турецкими товарами. А в 1913 году была Перепись промышленных предприятий всероссийская, и по этой Переписи, на фоне Калужской области, это считалось крупное предприятие Калужской области. Там было 300 рабочих, основной капитал — миллион рублей, а стоимость недвижимости — 400 тысяч. После Революции фабрику национализировали, но дедушку и его брата оставили работать как специалистов. Дедушка умер в 1924 году, и его с почестями похоронили.

П.Алешковский:

— Успел.

Е.Полежаева:

— Да. Его брата в 1928 году обвинили, что он слишком хорошо работает, надеясь свою собственность вернуть обратно. Он в несколько десятков раз увеличил количество выпускаемой продукции.

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»

П.Алешковский:

— Давайте напомним нашим слушателям, что это программа «Светлый вечер» с Петром Алешковским, и в гостях у меня замечательная Евгения Алексеевна Полежаева, которая происходит из семьи Полежаевых, староверов, фабрикантов, купцов из города Боровска. И Вы создали там Музей — Боровск ХIХ века, как я понимаю, и — фамилия. И Музей работает, и всегда можно, приехав в Боровск, зайти и посмотреть экспозицию. И вот, мы продолжаем.

Е.Полежаева:

— В дополнение ещё я хотела сказать, что Полежаевы там более развёрнуто представлены — просто, как пример того, как они создавали своё дело, и как они его вели, это дело. Кроме того, там представлено ещё 12 семей. Я перечислю просто их пофамильно, и скажу кратко, чем они занимались. Ждановы — первые миллионеры, занимались перепродажей зерна из южных районов — по всей России, и даже за рубеж.

П.Алешковский:

— Боровчане?

Е.Полежаева:

— Это всё были боровчане. Там же, значит, Меренковы. Они занимались лесопромышленным делом, гастрономической торговлей, огородничеством. Глухарёвы — среди них был первый Боровский краевед, но краеведом он смог стать потому, что он имел огромное лако-красочное производство. Он помогал Циолковскому печатать труды, создавал библиотеки бесплатные по всему Боровскому району, собирал всякие материалы, опубликовал 2 тома «Истории Боровска и Боровского уезда», создал первый музей, который потом, после его скоропостижной кончины, к сожалению, растащили. Санины — они занимались продажей колониальных товаров — это изюм, всякие специи, масла, кофе, чай и так далее. И ещё одна семья среди них занималась производством уксусной кислоты в таком количестве, что хватало на всю Калужскую область, и даже вывозили за пределы. Шутовы занимались выделкой мехов, потом, скупали их в Сибири, и даже в Англии торговали. Краем имеют отношение к Боровску Гучковы. Дело в том, что деревня Скрыпорово, где они родились, когда-то находилась в Боровском уезде, и они попросили меня, чтобы я взяла их под свою опеку — родственники...

П.Алешковский:

— Гучковы?

Е.Полежаева:

— Да, Гучковы. Ну, это очень известная семья, она очень в Российскую вошла...

П.Алешковский:

— Богатая очень, да. Дума...

Е.Полежаева:

— Там ещё... ну, у них история огромная, конечно, у семьи Гучковых — и Временное Правительство, и то, что Александр Иваныч был Председателем 1-ой Государственной Думы России, а его брат — восемь лет Головой города Москвы... ну, к сожалению, власть они не удержали.

П.Алешковский:

— А потомки есть Гучковых сегодня, да?

Е.Полежаева:

— Конечно, конечно! Я всех знаю, вот — всех, кто мне представлен, я у всех брала материалы лично. Были там некие Провоторовы-Головтеевы — кожевники. Кстати, один из Провоторовых огромную оказал... событие это было нашей культурной жизни. Он на аукционе нашёл картину Венецианова, безымянную, отдал её на экспертизу, узнал, что это за картина, и потом подарил её Третьяковской Галерее — она сейчас там экспонируется. Картина Венецианова — «Сенокос» называется. И, наконец, самые мои любимые — это Рябушинские. Ой, Вы знаете, я просто... я даже вздыхаю всегда, когда о них вспоминаю.

П.Алешковский:

— А где Рябушинских нет, мне интересно? Они — везде! Очень большая семья.

Е.Полежаева:

— Ой, Вы знаете... нет такой сферы деятельности, где бы они с успехом не применили свои силы!

П.Алешковский:

— Да.

Е.Полежаева:

— Нет такой сферы деятельности! И промышленники, и учёные, и меценаты, и торговцы, и... кто только ни были среди них — художники, благотворители всякие, заложили ЗИЛ, Аэродинамический институт, Товарищество лесопильных заводов, исследовали Камчатку, Сибирь — в общем, чего они только ни делали! И писатели среди них были. Восемь человек было братьев — все они дружно-дружно работали — вот так, прямо, сцепившись, как пальцы рук...

П.Алешковский:

— Сцепленные, да.

Е.Полежаева:

— ... очень дружно работали, и 20 миллионов у них было имущества перед переворотом Октябрьским...

П.Алешковский:

— Да.

Е.Полежаева:

— ... и все — уехали. Вот ведь что грустно! Остались только по женской линии некоторые, с которыми вот я наладила контакт. Вот, пожалуй, все. Да, ещё у меня там есть Царская комната. Поскольку в этом доме останавливался Великий Князь Михаил Александрович Романов, когда приезжал в 1910 году в город, то я сделала Царскую комнату, с его портретом. Там портрет его в том возрасте, когда приезжал, и портрет его маленького, среди Семьи, с Александром III, его отцом, и Николай II там — вся Семья там представлена. И на доме открыли памятную доску, с моей лёгкой...

П.Алешковский:

— Подачи.

Е.Полежаева:

— ... лёгкой руки, да — памятную доску о том, что он там был. Кроме того, что это памятник архитектуры. Семь с половиной лет я боролась за то, чтобы сделать дом памятником архитектуры. Трижды теряли документы.

П.Алешковский:

— Ну, замечательно, что Вам это удалось. Знаю я истории и подольше.

Е.Полежаева:

— Да, и доска появилась. И, Вы знаете, появилась доска. Надеюсь, его теперь разрушить совсем...

П.Алешковский:

— Невозможно, да.

Е.Полежаева:

— ... невозможно, да. Ну, что... я могу говорить, вообще, об этом Музее — неделю, с утра до вечера.

П.Алешковский:

— Ну, давайте ещё поговорим немножко, потому что у нас есть ещё время...

Е.Полежаева:

— Пожалуйста!

П.Алешковский:

— ... нашей передачи. А что бы Вам хотелось?

Е.Полежаева:

— Вы знаете...

П.Алешковский:

— Я так понимаю, что... вот, если бы, скажем, освободили дом, сколько бы освободилось площади?

Е.Полежаева:

— Вы знаете, я не претендую... думаю, что не надо весь дом делать только Музеем. Может быть, конечно, идеально было бы весь дом — поскольку, это был купеческий дом, очень богатый — но я думаю, это не очень реально. А соединить с каким-нибудь ещё музеем, каких-нибудь два музея там сделать, какие-то две вот таких больших группы. Там у нас есть замечательная женщина, Киселёва Людмила Георгиевна, художница, в прошлом — инвалид детства с 4 лет. Вы знаете о ней, да? Вот, я бы с удовольствием соединилась с её музеем. И чтобы этот музей подсоединили к какой-нибудь государственной структуре. У меня есть возможность подсоединить к частному музею, который, правда, тоже шатко держится там, но я думаю, государственные структуры надёжнее, и мне бы больше этого хотелось. Вот. Возможно, что это вот состоится, об этом они как-то говорят пока... ну, может быть, это и станет реальным. Но мне уже столько лет, что... конечно, хотелось бы как-то определить...

П.Алешковский:

— Как будет! Как будет.

Е.Полежаева:

— Да. Так что, Вы знаете...

П.Алешковский:

— Движение — всё. А конечная цель — ничто. Как говорил Прудон.

Е.Полежаева:

— А, это замечательное выражение, между прочим! Я-то думаю, чьё это выражение? Да... ну...

П.Алешковский:

— Потому что, конечная цель — она... понимаете, она... она, на самом деле, бесконечная цель. Вы сделали один музей, потом — второй, потом — третий, потом Ваши последователи его расширяют, или, наоборот, сужают, и отжимают, и делают... и так далее, и так далее, но он есть.

Е.Полежаева:

— Мне бы хотелось его, конечно, отдать. Отдать мне хотелось бы его. Тогда...

П.Алешковский:

— Я прекрасно Вас понимаю. Очень важно — передать...

Е.Полежаева:

— Да, передать. Передать. Потому что найти таких людей, которые бы... среди моих родственников — я не могу. Ну, у всех свои дела-заботы, у всех своя жизнь. Хотя, все меня поддерживают.

П.Алешковский:

— Это понятно...

Е.Полежаева:

— И материально поддерживают, и всякими делами, там... что их попросишь, если, там... в особенности, оформление такое — компьютерное, там, всяких материалов — это мне всё помогают. Но, хотелось бы...

П.Алешковский:

— Понятно, понятно... молодёжь, наверное?

Е.Полежаева:

— Нет, не только! Помладше меня лет на десять — тоже помогают. И муж помогает. Так что... вот. Ну, я не знаю, мне кажется, этот Музей — очень интересный! Ведь это же — купеческий город. Там бы вот перед каким-нибудь магазином поставить коробейника с коробом, понимаете? Тоже бы неплохо! Памятник такой сделать. Это же — купеческий город! И этот Музей...

П.Алешковский:

— Ваши купцы не были коробейниками! Совсем. Полежаевы — они были промышленниками.

Е.Полежаева:

— Я понимаю! Нет, ну, Полежаевы-то — да, но, в принципе-то — город купеческий. У меня представлено в Музее примерно 13 семей... по-моему, 13. А можно было бы набрать — крупных семей, по крайней мере — 30. Там, в Боровске. Очень, очень были люди такие, в общем...

П.Алешковский:

— Состоятельные и деятельные.

Е.Полежаева:

— ... деятельные, состоятельные, да, и очень... в общем... мама вспоминает с удовольствием. А ещё вот хотела... может быть, это я Вам потом прочту... или... ещё есть время?

П.Алешковский:

— Прочтите! Прочтите всем.

Е.Полежаева:

— Ещё есть время? Ну, что-то сократите...

П.Алешковский:

— Да.

Е.Полежаева:

— Они очень любили Боровск. И посещали его — уже при советской власти. И вот, жена...

П.Алешковский:

— Но их, по сути, вытолкали оттуда.

Е.Полежаева:

— Хотя и вытолкнули их оттуда. Понимаете?

П.Алешковский:

— Поэтому они и хотели, и...

Е.Полежаева:

— Да, и посещали, посещали Боровск. И жена моего дяди, который погиб в ГУЛАГе, в 60-х годах посетила Боровск. Вместе с моей мамой они ездили, и с дядей моим — с дядей Костей, и она написала стихотворение:

ВСЁ В ПРОШЛОМ ( БОРОВСК )

Тихонько жизнь склоняется к закату.

Вьют гнёзда дети где-то вдалеке.

Улыбкой сердце радуют внучата,

И старость скалится в морщинистой руке.

Чего желать, о чём мечтать — не знаю,

Погасли вдаль зовущие огни.

Всё чаще я былое вспоминаю —

Прошедшей юности исчезнувшие дни.

Я помню нас — мечтателей задорных,

С разливом силы в душах и глазах!

Какие нам мерещились просторы!

Какой нам в жизни грезился размах!

Друзья, друзья — ушло из жизни много.

Кому и где последний час пробил?

Какие кем исхожены дороги,

И где следы разбросанных могил?

Забыть ли край, где всё о прошлом шепчет,

Где тропка каждая знакома и мила?

Где нет оврага, заводи на речке,

Куда бы юность нас не завела.

Как в те же дни весною, в половодье

Водой шальною низкий дол залит.

Взломав оковы, радуясь свободе

Протва свирепо льдинами звенит.

В саду — всё те же сосны-великаны

Ветвей пушистых море тянут ввысь,

А по оврагам тёмными коврами

Калина и орешник разрослись.

А наш обрыв? На кручах затенённых

Нарциссы дикие склонились у реки.

Там тот же камень, кем-то распилённый,

В котором клад искали старики.

Как в наши дни, играючи камнями,

Всё ту же песнь Оборенка журчит.

Но на сосне с обвисшими корнями

Другая молодость и любит, и грустит.

П.Алешковский:

— Ну, что же, Евгения Алексеевна, большое Вам спасибо! Меня поражает Ваша энергия, Ваша преданность городу, идее, памяти...

Е.Полежаева:

— Спасибо!

П.Алешковский:

— Я пожелаю Вам — и думаю, что наши слушатели присоединятся — бодрости и надежды. Спасибо Вам!

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА».

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем