Светлый вечер с Алёной Бабенко (06.12.2017)

У нас в гостях была актриса, заслуженная артистка России Алёна Бабенко.

Мы говорили о театральных работах нашей гостьи, о внутренних духовных переживаниях при воплощении разных образов на сцене и о пути к Богу.

---

А.Пичугин:

— В студии светлого радио приветствуем вас мы — я, Алексей Пичугин...

К.Мацан:

— ... и я, Константин Мацан. Добрый светлый вечер!

А.Пичугин:

— И сегодня, вместе с нами и с вами в этой студии — мы с удовольствием представляем вам Алёну Бабенко, актрису, заслуженную артистку России. Здравствуйте, добрый вечер!

А.Бабенко:

— Добрый вечер!

К.Мацан:

— С трепетной радостью ждём Вас к этому разговору, спасибо огромное, что пришли. Знаете, я, когда к нашей встрече готовился, конечно, не мог обойти вниманием очень большое Ваше интервью журналу «Фома», 2014 года, если я не ошибаюсь. Само собой, в нём разговор был о вере, а перемежались Ваши ответы, собственно говоря, цитатами или отрывками из Вашего же рассказа о посещении, если я правильно понимаю, Оптиной Пустыни. Ну, не о посещении, а о некоем опыте, связанном с Оптиной Пустынью, и с молитвой Оптинских старцев. Вы могли бы сейчас тем, кто, возможно, не читал это интервью, об этом рассказе напомнить. И что, вообще, это за потребность была — написать вот такой личный рассказ, вырастающий из молитвы Оптинских старцев?

А.Бабенко:

— Вы меня сейчас спросили об этом, и я понимаю, что я не совсем даже помню этот рассказ, потому что это уже было давно, а...

К.Мацан:

— «Верить, надеяться, терпеть, прощать и любить...» — Вы об этих словах говорили.

А.Бабенко:

— Да, я помню эти глаголы, которые меня тронули ещё давно, ещё много лет назад, когда я училась на математика и прочитала это в журнале «Наука и жизнь». И я нашла своё такое... как сказать... фундамент, что ли, жизни — в этой, написанной русскими словами молитве.

К.Мацан:

— Откуда в «Науке и жизни» это взялось, вообще?

А.Бабенко:

— Не знаю!

А.Пичугин:

— «Наука и жизнь» — такой журнал был... ну, он и сейчас, собственно, есть.

А.Бабенко:

— Он был — замечательный журнал, он был популярен в нашей семье. В основном, мы отгадывали там кроссворды. Там были потрясающе статьи интересные, которые нигде невозможно было прочитать — и научные, и всякие, по всем темам. Поэтому он такой был — знаком нам. И вдруг вот там я её обнаружила, и переписала в книжечку.

А.Пичугин:

— «Наука и жизнь», кстати, один из первых журналов, которые начали публиковать что-то о вере — в то время, тогда. А «Наука и религия», причём, даже, по-моему, отставала на какое-то время. А вот «Наука и жизнь», я помню, что, действительно, это — один из первых журналов, где стали как-то довольно прямо говорить о вере. Ну, а потом, соответственно, я его в руках не держал уже много лет, хотя... вроде бы как, он до сих пор здравствует.

А.Бабенко:

— Да. Вы спросили, что меня заставило написать его?

К.Мацан:

— Ну, это же был, видимо, какой-то важный опыт — даже вот эти пять слов... или шесть слов из молитвы Оптинских старцев встретить. Вы принялись их записывать себе куда-то — зачем?

А.Бабенко:

— Да, ну... ну не знаю, я как-то почувствовала опору. Ну, что такое 20 лет? Это такое время — студенчество, когда ты из родного дома приезжаешь в другой город, встречаешь огромное количество каких-то чужих тебе людей, съехавшихся со всей страны учиться в Университет. Ты вынужден как-то пристраиваться к новому образу жизни, привыкать к каким-то чужим привычкам, и так далее, и так далее... как Буратино, попадать в разные неприятные ситуации — это отношения с мужчинами, это какие-то чувства, там, и так далее, и так далее... Потом ты понимаешь, что что-то строится, что-то разрушается, в общем — у тебя такой... ну, у меня лично — такой хаос. Я — человек впечатлительный. И когда вот это я нашла, в какой-то определённый момент жизни, я поняла, что это то, на что нужно опираться. Я не знаю... это как-то мне было дано. Я не измышляла, специально этого не делала. Всё было не специально. Вот. А потом эта книжечка потерялась, потом я забыла... Да, я тут же позвонила подружке своей и сказала: «Оля, я нашла вот такую молитву!», а она мне сказала: «А я знаю». Я очень расстроилась по этому поводу...

К.Мацан:

— Ну, почему...

А.Бабенко:

— Ну, потому, что — я, по-моему, в рассказе это написала — что, мне показалось, что я открыла своего Бога.

К.Мацан:

— Своего?

А.Бабенко:

— Ну, своё... Это был — Мой. Я Его так — присвоила, и такая у меня была радость! Я не знаю, тоже, как это объяснить, но я нашла... Вот, я математик — и всё туда уместилось. Всё, что... все какие-то мысли о добром, вечном, там, не знаю... хорошем — уместилось туда. Всё там было — основное, точно и по делу. И ничего лишнего.

А.Пичугин:

— Кстати, это интересно. Вы часто вспоминаете, что Вы — математик?

А.Бабенко:

— Ну, наверное, структурное мышление мне просто присуще — вообще. Потому что... что касается спектакля, допустим, или фильма — это же тоже определённая структура, и математика, которая... чем лучше ты её просчитаешь, тем лучше она воздействует — если у тебя есть задача воздействия на зрителя. Поэтому, я считаю, что это немаловажно.

А.Пичугин:

— Просто, никогда не задумывался, что, действительно, есть люди, у которых в бэкграунде есть хорошее техническое образование, хорошее гуманитарное образование — люди, которые потом выбрали для себя актёрскую стезю. И они очень по-разному могут подходить к ролям — кто-то просчитывает, как Вы говорите, кто-то это вот... не знаю... ad libitum как-то воспринимает просто поверх барьеров, вот так — раз, и всё. И не задумываясь о том, что тут кто-то... вот, можно высчитать, можно как-то к этому по-другому подойти.

А.Бабенко:

— Конечно, есть же определённые понятия там: завязка, кульминация, развитие — есть же эти слова, да? Они что-то значат, ты их можешь определить.

А.Пичугин:

— Да, но это уже профессионально-актёрское. А вот, в анамнезе у человека, там, хорошее техническое образование, к примеру, и он уже, основываясь, в том числе, и на этом хорошем техническом образовании, совершенно иначе будет подходить вот к этой кульминации и завязке, нежели актёр, который был гуманитарием когда-то. Либо по складу своему — гуманитарий.

А. Бабенко:

— Не знаю. Мне кажется, для актёрской профессии это не так важно. Потому что... ну, например, я могу интуитивно чувствовать роль, и совершенно не размышлять и не строить там какого-то уравнения. А могу её и построить. Если чувствую, что этого требует вот, как бы, человек, про которого я рассказываю. Ведь, человек, про которого я рассказываю, может обладать тем же структурным мышлением, и я это вижу из текста, я это понимаю. А есть какой-нибудь персонаж, совершенно разбросанный и такой — неуловимый, вот как, например, Ева в спектакле «Осенняя соната» Бергмана. Сколько бы я ни билась над ней, ни репетировала, но она такой — ускользающий — человек, меняющийся, в зависимости от какого-то настроения, надо сказать, человек такой атмосферы-настроения, чувства, не мысли, внезапности, спонтанности. Поэтому, ещё даже нельзя браться структурировать.

К.Мацан:

— Вы это слово произнесли — «чувства, а не мысли». Ведь, и вправду, есть такой стереотип, или не стереотип, у людей, вот как мы, со стороны смотрящих на театр и на актёрскую профессию, что актёру важна, ну, если угодно, вот именно пластика, чувственность, внешняя выразительность какая-то, а, скорее, не интеллектуальность. Это — мнение. Я его не озвучиваю, как своё. Вот, актёр — это, в первую очередь, некая внешняя картинка, даже в самом высшем смысле этого слова. Как Вам кажется — это верно или неверно?

А.Бабенко:

— Ну, да. Конечно, я не думаю, что многим режиссёрам, допустим, нравятся «интеллектуальные» артисты. Всё-таки, артист в руках режиссёра — это инструмент. Ты можешь быть, там... не знаю... молотком, можешь быть пинцетом, может быть, ножницами, и так далее... бумагой можешь быть, и так далее... И чем ты более пластичен вот в этих превращениях, тем у тебя больше палитра. Но это уже зависит от степени таланта или желания работать и пробовать себя. Кто-то — мы знаем — вот такой актёр, и больше он — никакой. Это тоже нормально. А кто-то вот любит впрыгивать в разные образы... Я, что-то, по-моему, не туда пошла...

К.Мацан:

— Нет, всё очень верно в плане вопроса...

А.Бабенко:

— А! В смысле... Нет, ну, для меня важно — нет, я не могу так просто, допустим, быть картинкой или... ну, могу, конечно... Если когда-нибудь случится так, что смогут мной рисовать так, чтобы я даже не задумывалась об этом — я готова и на этот эксперимент. Но так, всё равно, я не могу не думать о человеке, про которого я рассказываю. Это всё равно — какой-то у меня мысленный процесс обязательно... обязательно со своим предложением я буду идти к режиссёру.

К.Мацан:

— Есть это хрестоматийное, из Станиславского: «В плохом искать хорошее, в хорошем — искать плохого», и всегда, когда разговариваешь с любым, наверное, актёром, особенно — с человеком верующим, возникает вопрос: что же получается — нужно как-то... зачем в хорошем искать плохое, ведь, получается, нужно же как-то приобщиться к этому плохому, как-то... ну, в каком-то смысле, стать его частью?..

А.Бабенко:

— Хорошо. Я отвечу на этот вопрос. А что такого плохого в том плохом? Мы что — все хорошие, что ли? Ангелы? Наоборот, это очень интересно, когда человек разнообразен. Я терпеть не могу играть «хорошего человека»! Я вообще не понимаю, что такое «хороший человек». Вот, он такой положительный...

А.Пичугин:

— Так, как это бывает?

А.Бабенко:

— У меня есть такая роль, допустим. В спектакле Егора Перегудова «Поздняя любовь», это Островский. Мы его рассказываем современным языком. Вот, моя героиня, Людмила — ну, как это называется в театре у нас — «голубая героиня». Такая хорошая вся, положительная, такая — «луч света в тёмном царстве», вот, кто это понимает выражение, к которой, ну, просто не прикопаться никак. И, когда мне предложили эту роль, я подумала: «Я? Со своим нутром? Вот эту?.. Я это даже... ну, не знаю, как её играть». И я нашла для себя путь. Я поняла, что никакая она не лирическая, не... такая... не добрая, не скучающая, а наоборот — человек действия. Я подумала: что такое хороший человек? Это человек действия, а не ласковых слов, интонаций добрых, и так далее, и так далее. Она просто... ситуация простая: человек, в которого она влюблена — он оказывается без денег, ему нужно срочно помочь. Она последние деньги папины — их, накопленные — просто отдаёт ему, чтобы спасти его от тюрьмы и от позора. Вот в этом — любовь. Всё. А не в том, что она лежит, скучает, умирает, там... ждёт его. И я решаю... главное, там очень смешной сам момент, как она его полюбила. Потому что, один раз, разговаривая с ним, он сказал: «Как бы был я счастлив, если бы меня полюбила такая женщина, как Вы!» И она полюбила.

А.Пичугин:

— Она как долг восприняла?

А.Бабенко:

— Она — как долг! Там так и есть: «Я только исполняю свой долг!» У неё нет к нему... как сказать... к этому человеку, вот... желания, там, стать его женой, нарожать детей... ну, даже если этого не будет — она не перестанет его любить! Вот в этом прелесть.

А.Пичугин:

— Ну, вот это — нарочитая «хорошесть» такая, да. Она всегда в таком проявляется.

А.Бабенко:

— Да. Но она — действенная. Она давно уже прожила свою молодость без любви и отказалась от неё. Она уже поняла, что её не будет никогда, ничего...

А.Пичугин:

— А как можно от этого отказаться? Ну, вот, я понимаю, что это Островский, и что это ещё и современная интерпретация Островского. Но всё равно — что в ХIХ веке, что в ХХI... А как это можно сыграть, вот — отказ от любви, например?

А.Бабенко:

— Ну, мне не нужно этого играть, там, просто, есть в монологе такие слова, что она прожила свою молодость без любви, да, с одною только потребностью любить — ну, что делать... Она говорит: «Я уже свыклась, я уже была спокойна и счастлива по-своему». И вдруг он сказал: «Я был бы счастлив, если бы меня полюбила такая женщина». И для неё одно это слово... Слово. Мы говорим о слове, да? Не то, как он выглядел... его никогда нет дома, он где-то гуляет, прогуливает свои деньги, там, и так далее... Она не делит... просто, она не делит людей, вообще, на хороших и плохих. У неё нет осуждения... вот, как бы...

К.Мацан:

— Я понял Вашу мысль, и она очень интересная. Особенно, когда вот Вы сказали: «А что такого плохого в том, чтобы в хорошем искать плохое? Мы же тоже все — честно посмотрев на себя — должны признать, что мы не очень хорошие люди, каждый». Каждый свои грехи знает.

А.Бабенко:

— Я... кстати, можно я добавлю? Вот, к вопросу. Вот, там очень интересное развитие нашлось в этой роли, что человек, который никогда не мог кого-то осуждать, какой бы человек ни был, думать о нём плохо — ну, нет у неё этого в природе, там, я не знаю, таким человек родился, который всегда... ну, у неё два глагола — спасать и помогать. Всё. Это для неё естественная жизнь. И вдруг она, благодаря тому, что она полюбила этого человека, влюбилась и испытала какие-то чувства — в ней появилась ревность, там, ненависть к её сопернице, какое-то... какое-то, вот... начались эти метания — вот что она в себе, благодаря чувствам, обнаружила.

К.Мацан:

— Получается, Вам приходится, скажем так, в работе над ролью — сейчас очень грубо скажу — как-то обращаться к собственным грехам, и, как-то вот, их пытаться привлекать, чтобы роль получилась объёмной. Такое бывает?

А.Бабенко:

— Я бы даже сказала, в моём случае — это обязательно. Это очень интересно.

К.Мацан:

— А в этом нет, если угодно, духовной опасности «заиграться», и, как-то, черезчур вот... соприкоснуться с тем, с чем не хотелось бы соприкасаться.

А.Бабенко:

— Нет! Ну, во-первых, у меня такого не было. Во-вторых... нет, нету. Я даже не знаю... ну, как бы... в чём вопрос? Как? Во что «заиграться»?

К.Мацан:

— Ну, я, возможно, дилетантски и профански предполагаю, что, когда играешь, допустим, роль, в которой нужно... Знаете, я так скажу. Вот, мой учитель, Юрий Павлович Вяземский, писатель, написал роман о Страстной Седмице. И он в одной беседе такую фразу произнёс: «Как я могу написать сцену, в которой Иуда решает продать Христа, если я в себе не проиграл это предательство? Если я в себе, как бы, не побыл Иудой?» Но, неужели такие вещи проходят — спрашиваю я — бесследно для души?

А.Бабенко:

— Наоборот. Они не бесследно для души проходят, а полезно. Я бы так сказала. Потому что ты вновь и вновь проживаешь внутри то, что Вы говорите. Ты проживаешь это — и выкидываешь из себя.

К.Мацан:

— Некая форма покаяния?

А.Бабенко:

— Ты выписываешь — писатель выписывает, а я — выговариваю, прилюдно. Поэтому, для меня...

К.Мацан:

— Интересно, с этой стороны я об этом не задумывался.

А.Бабенко:

— Я каждый раз думаю об этом... Знаете, для меня это очень такой — интимный, и важный вопрос. Иногда мне кажется, я думаю: чем я занимаюсь? Вот, сидит, там... 1000 человек в зале. Вот, я играю какую-то роль. Я затрачиваю энергию, я рассказываю что-то сокровенное, я как бы разговариваю, как будто, с одним человеком... для меня зал — это один человек. Ну, они хлопают. Хлопают, смеются и так далее. Человек ко всему привыкает. Я привыкаю к смеху, и к хлопкам, это уже не становится такой... Ну, да, конечно, ты рад, конечно. Но когда ты повторяешь спектакли, там, по 2-3 раза в месяц, и так это — весь сезон, то ты, как обычно, привыкаешь. И я думаю: ну, вот — и что? А что я получила, кроме хлопков, там, и... то есть, это такой странный разговор, понимаете? Я, как бы, разговариваю — и получаю просто... ну, там... смех, там, да... ну, да, наверное... Ну, то есть, для меня более ценно, допустим, когда один человек придёт ко мне в гримёрку, и что-то скажет такое очень важное, что его тронуло, там... или... взволновало. Не просто скажет: «Ой, как замечательно, прекрасно! Это было так великолепно! И вы все так хорошо играли!» Я говорю: «Да, да, конечно! Спасибо большое. Очень хорошо». Но, вот, случаются... и для меня вот это — настоящие драгоценности.

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»

А.Пичугин:

— Напомним, что Алёна Бабенко, актриса, заслуженная артистка России в гостях у светлого радио.

Часто в гримёрку приходят такие люди?

А.Бабенко:

— Нет, очень редко. Например, у нас были гастроли в Санкт-Петербург, со спектаклем «Время женщин» — такой, для меня сложный, спектакль, я играю две роли, и такой он, затратный — долгий такой, эмоциональный. И ко мне в гримёрку пришли две актрисы — АКТРИСЫ, то есть, люди моей профессии, из театра. И у них были слёзы на глазах, и они говорили, они сказали: «Алёна, Вы меняете мир!» Я аж вздрогнула, мне аж страшно стало внутри. Что они имели в виду, я не знаю, но они меня обнимали очень, целовали, были так признательны — это особенно дорогого стоит, когда это люди твоей профессии.

А.Пичугин:

— Ну, Ваши коллеги, наверное, тоже часто задумываются над своими ролями, поэтому — есть, что сказать другому человеку. То есть, они, естественно, не придут к Вам в гримёрку и не скажут: «Алёна, спасибо Вам большое — это было что-то фантастическое! Приезжайте к нам почаще!»

А.Бабенко:

— Ну, да. Скорее всего скажут: «Ну, нормально. Ну... хорошо».

А.Пичугин:

— Нет, ну, почему? Если они переживают так же свои роли — соответственно, им, наверняка, будет, что и Вам сказать. А обычные зрители, которые просто приходят в театр — раз в год, может быть, пришёл человек в театр — вот, такие люди приходят? Говорят? Вы их встречаете?

А.Бабенко:

— Да, бывает. Но, я говорю, что это — крайне редко. Ну, в принципе... я просто подумала, что я всё равно люблю, это талант, который мне дан Богом, поэтому, я люблю эту профессию, наверное — это необходимо.

К.Мацан:

— А Вы смотрите, ведь люди, которые приходят, даже когда они говорят — я сейчас про простых людей говорю — «как это было прекрасно, замечательно, как Вы прекрасно играли», наверное, для Вас, с Вашей именно, актёрской, стороны, это — какие-то банальности и общие слова. Вообще, такими словами невозможно оценить спектакль. Что такое «хорошо» или, там, «прекрасно»?

А.Бабенко:

— Нет, они и не могут этого сделать, и не надо этого делать.

К.Мацан:

— Вот, я понимаю, конечно... конечно...

А.Бабенко:

— Они очень искренни! Они очень искренни — и это правда.

К.Мацан:

— Я понимаю, что Вы видите эту искренность, она Вам тоже дорога...

А.Бабенко:

— Конечно!

К.Мацан:

— Мне просто интересно: а вот актёру, профессиональному, какими словами можно оценить работу... там, ну... вот, какого рода реплика Вам показала бы, что человек, действительно, разбирается в том, что он увидел. Есть такое слово, сегодня очень популярное — «качественно». «Качественный спектакль», например.

А.Бабенко:

— Да, зачем разбираться... мне кажется, что это не важно. Важно, что ты получал, там, какие-то эмоции... Недавно мы играли «Позднюю любовь» и пришло 5 человек моих друзей, которые прибежали за кулисы и закричали: «Ах, как круто, что всё хорошо кончилось! Мы думали, сейчас кто-нибудь умрёт! Мы думали, сейчас ужас будет какой-то! Как хорошо, что всё хорошо кончилось!» — это была такая искренняя эмоция, что этого было достаточно для оценки, и я поняла из этого, что они весь спектакль были внимательны, включены в историю, и поняли, что это... и она их настолько вела, что они до конца не отключались. А это — немаловажно. Потому что, на спектакле можно и поспать, и подумать, уйти ли тебе со второго действия или не уйти, «ну, ладно, досмотрю до конца»... Поэтому...

К.Мацан:

— Вы сегодня уже слово это не раз произнесли — «чувство» — и мне хотелось бы ещё раз к этой теме вернуться, в связи, как раз-таки, с тем интервью, которое я уже упоминал. Там речь шла, скажем так, о пути в Церковь, и о некоем осознании себя в Церкви. Вы мысль произнесли, которая, честно говоря, меня поразила своей точностью, что мы в Церкви не ищем чувства, очень легко обмануться, хотеть приходить в Церковь за поисками вот этих чувств.

А.Бабенко:

— Да, это тема. Это классная тема! Я через неё, да, иду, прошла.

К.Мацан:

— А Вы через неё проходили на личном на каком-то опыте? Как это было? Можете рассказать?

А.Бабенко:

— Ну, как — как? До своего крещения, когда я заходила в Храм, меня поражала одна вещь. Когда я стояла, и чувствовала атмосферу, которая там есть — а там есть атмосфера, в любом Храме, хочешь ты этого или не хочешь — просто так человек в Храм не заходит, если он хочет там побыть, а не поставить свечку. Вот я вот там хотела побыть. Вот, я стою, и внутри себя разговариваю о том, о чём хочу говорить. И вдруг внутри меня складываются слова, слова и мысли — совсем в другом порядке логическом, и всё течёт очень плавно, ровно. У меня такое состояние... такой разговор происходит. Как бы, вроде... ну... я не то, чтобы с Богом разговариваю, а просто разговариваю, и высказываю то, что вот... там, во внешнем мире, у меня хаотично звучит в голове — тут у меня всё выстраивается очень хорошо. И я ухожу с каким-то утешением. Я ещё не была крещена. И вот, благодаря этим заходам в Храм, и иногда я читала эту молитву Оптинских старцев, я поняла, что я готова к Крещению. Но, поскольку мне были очень дороги эти моменты, я подумала, что я педаль газа нажимать не буду, и что, наверное, Господь меня Сам приведёт и обозначит этот день. И Он обозначил. Я крестилась в Сретение Господне. Не зная, что это Праздник...

А.Пичугин:

— Надо напомнить, что это, вообще, «Встреча».

А.Бабенко:

— Встреча. Мы встретились в этот день. Я поехала, села на троллейбус — пустой троллейбус, едет старушка... Колокола звенят! Чистейшее небо, мороз такой! Я еду и думаю: «Почему звонят колокола?» Ну, я так у неё и спросила. «Разве Вы не знаете? — она говорит, — Ну, что ты! Это же большой Праздник — Сретенье Господне!» — Я сказала: «А, ну да, ну да!»... знаете, как мы... неудобно нам показаться необразованными, и поэтому я сделала вид, что: " А, ну да, ну да!«, я как бы знаю...

А.Пичугин:

— Просто календарик из головы выпал.

А.Бабенко:

— Ну, да! И всё...

А.Пичугин:

— Вы целенаправленно ехали креститься, или так...

А.Бабенко:

— А Храм, в который привёл Господь — Знамения Божией Матери, на Рижской.

А.Пичугин:

— Ага. Там, у эстакады...

А.Бабенко:

— И крестил меня отец Павел Конюхов. Почему я это запомнила? Потому, что к этому моменту как-то я так... знаете... ну, мы же, там, замечаем, какие — наши цифры, какие — наши имена, там, ещё что-нибудь такое... Ну, во всяком случае, я так делала — у меня, там, любимая цифра 22, или вот я поняла, что Павел — это моё какое-то охранное имя, и у меня с именем Павел много чего связано уже до этого было, и вдруг меня ещё и Павел Конюхов крестит. И вдруг... я люблю очень собирать, знаете, такие всякие штучки, которые все в одну корзинку потом — и ты понимаешь: «петелька-крючочек»... А в этот момент я во ВГИКе учусь, и играю у японского режиссёра в отрывке под названием «Кроткая»... рассказ «Кроткая», который написал Фёдор Михайлович Достоевский, играю Кроткую, и мне сшили такое голубое длинное платье, которое похоже на крестильную рубаху, только она вот такая вот... прямо крестильная рубаха. И я... что-то... не знала, где крестильные рубахи покупать. Ну, я взяла его с собой. И ещё вот Павел Конюхов спросил: «А что это у тебя такое голубое платье?» — такое синее, яркое такое. Я говорю: «Вот так. У меня денег не было на крестильную рубашку». Он говорит: «Ну, ладно. Хорошо, о’кей». И дальше он говорит какие-то слова, я, естественно, ни одной молитвы не знаю, я позавтракала перед этим. Меня Причастили! Потому что был Праздник. Он говорит: «Сегодня Праздник» — и он допустил меня к Причастию. Ну, мне кажется, что это большая Благодать, ну, это же — милость, мне кажется, от Бога — вот так вот меня привести — бывают же такие случаи, я знаю. Потом... ну, он читает какие-то молитвы, всё, прошёл этот обряд Крещения, и я запомнила только одно, что: «Теперь Вы — воинство Христово, Вы — воин!» И это, видимо, как раз, слова те, которые для меня были сказаны, в тот момент. Вот. Ну, вот, я так и до сих пор сражаюсь сама с собой.

А.Пичугин:

— И там же, в Храме, остаётесь? В Переяславской Слободе, на Рижской?

А.Бабенко:

— Нет, я хожу в другой Храм — в Покровском, Святителя Николая.

А.Пичугин:

— А, какой знакомый Храм! Когда-то...

А.Бабенко:

— Басманная, 100.

А.Пичугин:

— Да, да! Я помню, там хлебозавод был когда-то...

А.Бабенко:

— Да.

А.Пичугин:

— ... а я ходил — ещё был маленький — ходил, помогал разгребать эти развалины хлебозавода.

А.Бабенко:

— Вот! Настоятель там — архимандрит Дионисий.

А.Пичугин:

— Дионисий, да.

А.Бабенко:

— А мой духовный отец — Павел Кондраков! Сегодня я принесла книжечку, специально, которую он написал для нас, для его детей, прихожан. Называется она «Путь к счастью».

К.Мацан:

— Я скажу нашим слушателям — это очень маленькая, в ладошке помещающаяся, книжечка...

А.Бабенко:

— Карманная.

К.Мацан:

— Да, но очень... так... много-много карточек, мелкий некий шрифт, чувствуется, что вложено много мыслей...

А.Бабенко:

— Да. На каждой страничке — по одному высказыванию из Евангелия, из святых писаний разных.

К.Мацан:

— А можете что-то процитировать, что вот Вам сегодня, например, в этой книжечке, наиболее актуальным оказалось?

А.Бабенко:

— В общем, смысл в том, что — мне почему очень нравится эта книга — смысл в том, что всё, что мы делаем, всё, что мы говорим, начинается с мысли, и часто мы не можем освободиться самостоятельно от этих мыслей. Значит, что нужно сделать? Нужно просто в голову поселить другие мысли. Так вот этот способ — очень простой. Ты берёшь, допустим, одно высказывание из Евангелия: «И всё, что ни попросите в молитве с верою, получите». И, допустим, ты повторяешь эту вот...

К.Мацан:

— Максиму Евангельскую.

А.Бабенко:

— Да! Ты её целый день... ну, или там — два раза в день... ты её выучиваешь, как бы. Мы же вот, если... я почему... как артистка, я это очень хорошо понимаю, потому что мы учим текст, мы разбираем роли, мы их присваиваем, мы много раз, многократно, повторяем. Даже, вообще, вот в Храме — многократно повторяются молитвы — они, как бы, тебе сеются в голову. И вот, представьте себе, таких сорок фраз, каждый день. Ты выучиваешь одну фразу, потом, на второй день, ты и одну, и вторую повторяешь, потом — и одну, и вторую, и третью, и это начинает тебя заполнять, эти мысли прекрасные. А особенно, например, мне дорого... как сказать... Я никак не могла понять, как это — Бог здесь? Всё время себе задавала вопрос: как это — Он здесь? Где Он? Как? Потому что, когда размышляешь, то обычно размышляешь о Нём, думаешь — в третьем лице. И тогда я себе запретила вообще думать о Нём в третьем лице, а просто стала с Ним разговаривать напрямую — ну, вот, как будто Он здесь. Сейчас здесь.

А.Пичугин:

— Мы должны прерваться — на минуту, буквально. Вернёмся в эту студию. Напомним, что в гостях у светлого радио сегодня актриса, заслуженная артистка России Алёна Бабенко. Также мы — Алексей Пичугин...

К.Мацан:

— ... и Константин Мацан. Не переключайтесь.

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»

К.Мацан:

— Светлый вечер на радио «Вера» продолжается. Ещё раз — здравствуйте, дорогие друзья! В студии мой коллега Алексей Пичугин и я, Константин Мацан. С трепетной радостью напоминаем, что сегодня у нас в гостях Алёна Бабенко, актриса, заслуженная артистка Российской Федерации.

Алёна, я вот, в прошлой части, начал эту тему, и мне бы не хотелось, чтобы мы её потеряли, она мне кажется очень важной — про чувства. Вы потрясающе рассказали о том, как Вы крестились. Но вот эта тема, на которую Вы так среагировали живо — за чувствами ли, вообще, мы идём в Храм? С одной стороны, понятно, что мы не можем от своих чувств как-то абсолютно избавиться, было бы это неестественно, и не нужно — мы люди. Но, очень легко при этом как-то, может быть, обмануться, что ли, пытаясь искать в Храме именно ощущений каких-то вот, какой-то вот такой вот...

А.Бабенко:

— Да, я это даже...

К.Мацан:

— ... когда это вот: «Ах, я такую благодать почувствовал!» Вот как Вы это переживаете?

А.Бабенко:

— Да, для меня это, такой, принципиальный и категоричный вопрос. Я прям... я боюсь. Я боюсь чувств излишних, вот этого придумывания себе благодати — это правда. Потому что... ну, я не знаю, как кто... Я просто очень чувствительный и впечатлительный человек. Мне очень легко...

К.Мацан:

— Это Ваша профессия.

А.Бабенко:

— ... да... поймать слёзы, там, или что-то такое... И я бегу от этого в Храме — почему? Потому что гораздо важнее в Храме мне быть той, какая я есть, находиться в правде. Поэтому, когда я иду в Храм, я себе говорю: «Господи, пожалуйста, помоги мне сегодня быть здесь, с Тобой. Не фарисействовать и не притворяться, и не искать чувств, а быть вот — в правде, вот увидеть меня такой, какая я есть». И знаете, очень разные мысли приходят. Бывает, ты совсем отключаешься от службы, уходишь куда-то, и говоришь: «Ага, оп! Я себя поймал — здесь!» Или вдруг у тебя какое-то разорение бывает, что ты — сух, стоишь — вообще тебя ничего не трогает, и говоришь: «Вот, Господи, спасибо Тебе, что Ты мне показал, какая я есть». У меня есть тоже на эту тему прекрасный случай, чудесный, когда я была в гостях у Серафима Саровского...

А.Пичугин:

В Дивеево?

А.Бабенко:

— В Дивеево, да. Я приехала туда, со своими просьбами, мучениями, страданиями, вопросами. У меня было-то там 2 дня всего. И в первый день... ну, кто понимает... паломники приезжают, с горячим сердцем, полные жизни и эмоций, и, так сказать, по полной программе всё выполняют — с чётками по канавке — всё хорошо, и такое ощущение, что прямо ты план выполнил. На второй день приходишь на службу, и уже — так, холоден сердцем. И меня посадили вот на второй этаж, где клирос, где поют. Я сижу, понимая, что не слушаю, холодна, и говорю: «Господи, а можно я вот прям сегодня — я не буду ничего делать?» Ну, всё. Сижу, что-то я услышала, что-то я не услышала, мне принесли Помянничек, я там кого-то помянула, и так далее... прошла служба. И, значит, монахини с клироса приносят мне просфорку. Ну, спасибо — я её съедаю. И вот в этот момент, вдруг, у меня слёзы, как у клоуна, и я ничего не понимаю, что со мною произошло. И одна мысль, что: «Я даю просто так». Что Господь просто дал, просто так — ни за что. Не за то, что сильно молилась, или была пустая, как барабан. Он — просто так мне подал эту благодать. И вот это — для меня была благодать. И я всегда говорю: даже если у меня никогда в жизни больше этого не будет, я запомню этот момент на всю жизнь. Потому что его может не быть.

К.Мацан:

— Потрясающе!

А.Бабенко:

— Потому что Он Сам дал это — благо.

К.Мацан:

— Вы в самом начале сказали мысль, которая мне тоже показалась чрезвычайно существенной, и я думаю, что то же самое, в той или иной степени, мы чувствуем все. Когда обретается какая-то радость веры, может быть, первая, ты думаешь: «Вот, это мой Бог! Вот, я Его нашёл, и вот Он — такой. И вот, это моё сокровище, которое я, конечно... я хочу, конечно, со всеми этой радостью поделиться, но это моё сокровище.» А потом, иногда — не всегда, не как правило — но бывает такое, что человек приходит в Церковь, и как-то понимает, что, может быть, Он — не совсем мой? Он, может быть, и — общий. Как-то надо вот от этой, некоторой такой, самости отказываться, получается. Или нет? Как Вы это переживаете?

А.Бабенко:

— Ну, я думаю, что каждый, всё равно, человек понимает Бога по-своему. Всё равно, у каждого есть...

К.Мацан:

— ... личная Встреча происходит, само собой.

А.Бабенко:

— ... да, личные какие-то отношения.

К.Мацан:

— Конечно.

А.Бабенко:

— Самое главное... вот... понимать этот Путь — куда тебя ведёт Господь. И не ставить больших задач. Вот, я раньше... такими... думала: «А! Надо семимильными шагами... так, это надо прочитать: сегодня у нас одно Евангелие, один псалом обязательно, акафист Божией Матери... ну, и всё, вот опять же, по программе...» — я такой человек, люблю всё такое — стихийное, я стихийный человек. Мне очень трудно вот такими... маленькими шагами муравьиными идти.

К.Мацан:

— Но, при этом, математическая системность...

А.Бабенко:

— А, кстати, по-моему, Серафим Саровский одной из своих монахинь сказал... я не помню точно, как её звали, и как точно фраза звучит... ну, скажем, так: «Ефросинья! Ну, что ты ходишь вот так — такими шагами? Ты иди потихонечку, так...» — и вот, показал, как вот он, шаркает... И я думаю: какая точная фраза! Как, вот, не надо торопиться, и не надо себе потом говорить: «Ой, я не прочитал... ой, ну что же я — опять не выполнила план!» Ну, не нужно это Богу! Совсем не нужно. Есть какие-то вот, прям сокровищные, фразы, которые мне нравятся... или, там, например: «Бог намерения целует». Так тихо, и ты понимаешь, что...

А.Пичугин:

— По-доброму. По крайней мере.

А.Бабенко:

— Ну, так вот... да... Что себе надо давать допуск. А ещё вот меня потрясает одна фраза, вот, здесь есть: «С великой радостью принимайте, братия мои, когда впадёте в различные искушения». Ну, согласитесь, её трудно...

К.Мацан:

— Охватить.

А.Бабенко:

— Да, странно... потому что, ну, мы же знаем, что нет в Православии понятия «счастье», есть понятие «радости», «бесконечной радости».

А.Пичугин:

— Ну, это — тонкости переводов уже.

А.Бабенко:

— Да. И даже в те моменты, когда «с великой радостью примите искушение» — ёлки-палки, а они же бывают очень разные...

А.Пичугин:

— Но «всегда радуйтесь» при этом.

А.Бабенко:

— ... и всегда при этом радуйтесь.

А.Пичугин:

— Что ж, мы так не можем... Ну, это я про себя сказал. Но мало кто так может. Но есть, куда стремиться.

А.Бабенко:

— Вот. Но я попробовала.

А.Пичугин:

— Получилось?

А.Бабенко:

— Получилось. Сейчас я вам скажу, какое чувство я испытала. Я почему-то поняла, что я в защите. На самом деле. И только с радостью понимания... вот, впадения в эти искушения, ты можешь разрешить какую-то вот проблему... не знаю — избавиться от этого. И, как ни странно, очень быстро. Это парадоксально, но это можно объяснить.

К.Мацан:

— А Вы ещё одну фразу заложили...

А.Бабенко:

— Да, и ещё одну фразу. «Благодарите всегда за всё Бога и Отца во имя Господа нашего Иисуса Христа». И я, действительно, подумала: если мы говорим, если нас учат, что Бог не где-нибудь, внутри нас, что Он здесь... ну, внутри нас — сложно, ну, Он здесь, как будто бы... вот Он, рядом, вот, ты с Ним разговариваешь, вот Он — живой, вот живое Его Слово, значит, непременно надо Его благодарить. Вот, я не знаю... ну, как мы друг другу говорим «спасибо», вот прям... И у меня это тоже появилось такое вот прямо... стойкая убеждённость, что так нужно обязательно делать. Что — не забывать, ни в коем случае, это делать.

А.Пичугин:

— Много лет Вам понадобилось на то, чтобы вот это... прийти, во-первых, к этому осознанию, а, во-вторых, как-то... ну, наверное, не просто это осознать, но и прочувствовать, что это Ваше?

А.Бабенко:

— Я Вам скажу, что для этого нужно много попадать, поболеть душой и пострадать. Так просто это не даётся. Это не вычитано из книг, я не читаю огромное количество литературы, хотя очень почитаю многих святых отцов, и людей, не всё могу читать, и перестала себя заставлять это делать. Я подумала... я... ну, как-то вот, последнее время понимаю, что я не могу последовательно идти по этому пути, и это, видимо, не мой путь. Мне так вот Господь даёт, маленькими кусочками, тогда, когда нужно, и я просто отдалась своему пути. Вот — будь то искушение, будь то... там... какие-то цитаты, не знаю... будь то какие-то встречи, я стараюсь... я вот это — воспринимаю как Разговор.

К.Мацан:

— Вы сказали, что в Православии у нас нет понятия «счастье». Вот, Лёша совершенно справедливо поправил, что тут, скорее, вопрос... ну... о переводе, о слове. Вот, слова «счастье» в Евангелии нет...

А.Бабенко:

— Да.

К.Мацан:

— Есть слово «блаженство», есть слово «радость»...

А.Пичугин:

— Ну, «блаженство», по-моему, ближе перевод, как раз, к «счастью».

К.Мацан:

— Ну, обычно, да — традиционно говорят, что вот это понятие, которое мы называем счастьем, Евангелие возводит ещё выше, до категории блаженства. Но вот так, со стороны просто, человек нас сейчас слушает, и думает: «А что, неужели и вправду нету в Православии, у этих православных, счастья? А разве то, о чём вы говорите, это — не счастье?» Как эти категории различать тогда?

А.Бабенко:

— Понимаете, меня лично это не сильно пугает — почему? Потому, что я имею дело с Чеховым, который всегда говорил: «Счастье? Счастья нет... Оно не может быть». Поэтому, для меня это тоже такое вот понятие... Я долго, много размышляла о счастье... делила, там: «с-частью», или это: «сей час». «Сей час» — интереснее, но «сей час» — это... ну, не понятно, чем оно заполнено — «сей час».

А.Пичугин:

— По-моему, именно Чехов — мастер изображать счастье в каких-то мелочах, в деталях, которые, может быть, у других бы прошли, такими, широкими мазками, и не были бы замечены. А тут, у него, герои... ну, какую-нибудь «Степь», там, взять...

А.Бабенко:

— Все несчастны.

А.Пичугин:

— Они все несчастны, но они...

А.Бабенко:

— Все несчастны, до одного. Разобщены...

А.Пичугин:

— Не, ну... не все несчастны...

А.Бабенко:

— ... никто не понимает друг друга, все: «В Москву, в Москву!». В общем, никто не может найти общего языка. В этом — весь Чехов. Он — врач, и он наблюдал много раз, как человек умирает. Я думаю, что он имел много бесед. Я думаю, что он, как никто, знал об этом. Поэтому всё хорошее у него соседствовало с трагедией, с каким-то... безнадёжностью, скажем так...

А.Пичугин:

— Ну, а разве у нас в жизни так часто не случается? Случается, постоянно.

А.Бабенко:

— Случается. Поэтому мне нравится слово «радость» больше, чем «счастье». Мненравится.

А.Пичугин:

— Ну, мне тоже. Да, я согласен с Вами, и даже, когда кого-то поздравляю, я...

А.Бабенко:

— Радость — какое-то понятное ощущение...

К.Мацан:

— Я тоже — соглашусь.

А.Бабенко:

— ... а счастье... вот, серьёзно вам говорю, я много думала про это. Счастье!..

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»

К.Мацан:

— Алёна Бабенко, актриса театра и кино, сегодня проводит с нами этот светлый вечер.

Вот, у Чехова есть дядя Ваня, который говорит: «Да я уже мог бы быть, там, Лермонтовым, Пушкиным, Достоевским, Наполеоном!» На это, как-то, иногда, многим хочется ответить: «Да, не мог бы, дядя Ваня! Потому что Достоевскому ничто не помешало, при его эпилепсии, быть Достоевским, и так далее. А тебе ведь что-то мешает вечно». Вот, ощущается в этих героях Чехова какая-то такая бездеятельность часто.

А.Бабенко:

— Бездеятельность, да...

К.Мацан:

— Я вот о чём хочу спросить. Ведь, есть, в принципе, в человеческом опыте противоположная вещь. Это вот именно — деятельность. И Вы к этой деятельности тоже имеете отношение, за счёт участия в работе Фондов благотворительных. И многие из их руководителей были у нас в студии, в эфире. Ксения Алфёрова — регулярный у нас гость, чему мы очень рады. Мы знаем о том, что Вы сотрудничали, каким-то образом принимали участие в работе Фонда Чулпан Хаматовой «Подари жизнь». Обычно участие в такого рода вещах — в помощи кому-то — очень много даёт не только тому, кому помогают, но и тому, кто помогает. Что-то для себя открываешь, если угодно — приобретаешь. Вот, что Вам даёт эта деятельность?

А.Бабенко:

— Ну, конечно, так, без лукавства — это потому, что мои друзья, наверное, коллеги, если пригласят помочь, я, если смогу, пойду и помогу. Но я не скажу, что... у меня свои наблюдения за этим процессом. Нужно ли в этом момент, когда я прихожу, какое-то моё соучастие — я имею в виду эмоциональное подключение? Было такое. Я ездила... у меня было двое детей, которые болели раком крови. Я ездила к ним, и дружила, и общалась с мамочками. Но они ушли, детки. Вот, до сих пор я с одной мамочкой общаюсь. У неё, слава Богу, появился ребёнок — длинным-длинным путём таким, сложным. Вот. Да, это было вот такое... Но, понимаете, я... поскольку у меня нет благотворительного Фонда, у меня есть какие-то личные, вот... Я вижу — надо помочь, вот — я помогаю. Для меня это больше такое — действие, опять же говорю. Это — действие.

К.Мацан:

— То, с чего я начал, собственно, этот вопрос.

А.Бабенко:

— Это не то, что вот там — а-ах! — вот это вот... а это действие просто. Чем? Поговорить? — Давайте, поговорим. Деньги? — Деньги. Что ещё сделать? Ну... я, наверное, так — просто — понимаю это. Для меня это тоже очень... ну, как сказать... важный вопрос. Я бы, например, не смогла бы, наверное, иметь Благотворительный Фонд. У меня не такое сердце, я не смогла бы. Я вот как-то конкретно — узкий, узкий человек.

А.Пичугин:

— Ну и Фондов уже немало. Если каждый будет заводить свой собственный Фонд... ну, может быть, это будет и неплохо, конечно...

А.Бабенко:

— Да мне и некогда, собственно говоря.

А.Пичугин:

— ... но и, естественно, далеко не все будут этим заниматься, и... Фондов, действительно, немало.

А.Бабенко:

— Нет, у меня есть... Я вам скажу. Меня судьба свела... я опять же, это отношу к своей Дороге. Милосердие — тоже... не надо его брать, оно само к тебе придёт. Просто, так случилось, что я бываю в Толгском монастыре, и там знакома с одной прекрасной монахиней, матушкой Спиридоной. А она — из небогатой, скажем так, мягко говоря, семьи Петербуржской. У неё есть братик-инвалид, сестрёнка. И вот, её мама, с одним мужчиной, решили организовать заводик, на котором работают инвалиды, которые могут работать. И они шьют тапочки, который 100-200 рублей стоят, и их можно... ну, по детским садам распространить, по каким-то заводам... ну, есть много мест, куда можно. Но, поскольку, они сами... вот, надеясь на Бога, всё это началось, и вот это — моя забота. Сейчас меня Бог привёл к ним — вот, я им помогаю, конкретно. Я всё время говорю о них, я хочу, чтобы им помогли как-то...

А.Пичугин:

— А расскажите нам подробней! Вот, ведь, слушатели — может быть, кто-то из наших слушателей узнает — тоже захочет помочь. Или тапочки, хотя бы, пойдёт — купит.

А.Бабенко:

— Он называется завод «Тибож». Я сейчас подробно не могу вам рассказать всю историю создания, но... как сказать... кому интересно, наверное, могут написать мне куда-нибудь в личку, в фэйсбук, например, я там есть, или ещё каким-то образом найти. Я пыталась посты размещать, но как-то... особо отклика не было, но мне бы очень хотелось. Я не знаю, почему у нас так не получается наладить это. Они — такой, уникальный в своём роде, проект. И главное другое — что вот эти ребята, которые там работают — им не нужно денег, им нужно — работать, они хотят только работать. Потому что это — ну, понимаете — занимает их время, это — их какое-то дело, ощущение нужности.

К.Мацан:

— А вот что даёт — если что-то даёт — общение с этими удивительными людьми? И с теми, кто в монастыре, и с теми, кто, может быть, работает. У меня ощущение — когда вот мне приходилось общаться с теми, кто как-то занимается такими социальными проектами, и с самими участниками этих проектов — что они, будучи даже теми, кого мы называем людьми с ограниченными возможностями, в каком-то душевном или человеческом плане здоровее меня. Вот, они на жизнь смотрят как-то более... более здраво, чем я со всеми своими заморочками. У Вас не было похожих каких-то вот ощущений, или размышлений, о том, что даёт общение с такими людьми?

А.Бабенко:

— Да! Ой, что Вы! Был какой-то театральный фестиваль, и там участвовали тоже люди с ограниченными возможностями. И вот, какой-то коллектив был, который меня знал, и что-то... как-то... сказали: «Алёна, Вы пообщайтесь с ними» — и я с ними общалась. Они такие весёлые! Таких весёлых людей я ещё не видела. Такие жизнерадостные! Просто — потрясающе! Недавно приходил к нам вот... Детский дом один приезжал в театр, и меня просили провести экскурсию. Тоже — у меня вообще нет ощущения, что они какие-то брошенные дети. Вообще, у нас такие чудные вот педагоги — и педагогам вообще надо ставить памятник — которые с ними так занимаются... Ну, с ними же невозможно заниматься, там, пять часов в день. Мне кажется, они... как-то, вот... всю жизнь. Они, как солдаты — служат этому делу.

А.Пичугин:

— У нас была, вот, буквально недавно, в эфире Маргарита Рыбецкая — девушка, которая — Вы улыбаетесь, я так понимаю, что Маргариту знаете, но нашим слушателям можно напомнить — это девушка, которая работает в Ансамбле Игоря Моисеева, и, при этом, у неё свой собственный театр, где, как раз, дети с ограниченными... не с ограниченными... с особенностями развития. И вот, она приходила со своей актрисой, девочкой с синдромом Дауна, которая играет в театре. Вот, какие-то необыкновенные ребята, совершенно.

А.Бабенко:

— Я так плотно не общалась. У меня такие были, знаете... разовые, такие, встречи...

А.Пичугин:

— Да, я понимаю, конечно — да, да, да, да! Но это вот, как раз, тот пример, когда... ну, вот... один из таких примеров.

А.Бабенко:

— Ну, это служение. Это для меня — служение. Это не работа. Кстати, я хотела сказать, что артист тоже не работает — он служит.

А.Пичугин:

— Служит, да, конечно, служит — «служить в театре»...

А.Бабенко:

— Так что — я себя тоже считаю воином и солдатом! Эта только мысль утешает меня. Что это, может быть, не напрасно?

К.Мацан:

— Всё не напрасно. А из Ваших проектов, в которых Вы служите, сейчас — что для Вас наиболее актуально?

А.Бабенко:

— Я вам расскажу о безумном моём проекте, в котором я выступила как продюсер, и как исполнительница главной роли. Когда-то, более 10 лет назад, я совершенно влюбилась в сценарий Ивана Охлобыстина, он назывался «Мотылёк». Он меня настолько ранил в моё сердце, что я стала за ним охотиться... вернее, он принадлежал другим людям, я за ним охотилась, там... как-то... могла сняться, но он никак не снимался, не важно — это отдельная история. И, в общем, там, 3 года назад он попал ко мне в руки, я его быстро купила, быстро создала кампанию, быстро отнесла в Минкульт, меня поддержали, я сняла фильм, меня поддержал и Фонд кино. Я с удовольствием об этом говорю, потому что это невероятная для меня история. Вот. А речь там была, как раз, о последнем дне человека. Есть одна из Евангельских... один из моих любимых Евангельских сюжетов — это когда Христос и два разбойника на Крестах. Один говорит: «Сотвори чудо!», а другой: «Помяни меня, Господи, во Царствии Своем!» И, в общем, для меня это была вся суть этой истории.

А.Пичугин:

— Прокат? Что с прокатом этого фильма?

А.Бабенко:

— Прокатом усиленно занимаемся, сложно всё с прокатом, но... очень надеюсь, что она дойдёт до зрителя.

К.Мацан:

— И мы тоже надеемся, и когда мы её посмотрим, мы надеемся Вас ещё раз пригласить, и...

А.Пичугин:

— ... тогда начнём с «Мотылька»...

А.Бабенко:

— Вот это будет интересно!

А.Пичугин:

— ... начнём с «Мотылька», и будем говорить про «Мотылька» всю программу... ну — хоть всю программу сделаем!

А.Бабенко:

— Давайте! Хорошо! Я буду счастлива.

А.Пичугин:

— Спасибо Вам большое за этот разговор.

А.Бабенко:

— Спасибо вам большое!

К.Мацан:

— Спасибо, да! Алёна Бабенко, актриса театра и кино, сегодня провела с нами этот светлый вечер. Спасибо, ещё раз, за беседу — она была очень светлой и тёплой, как мне показалось. В студии был мой коллега Алексей Пичугин, и я — Константин Мацан. До свидания!

А.Пичугин:

— Счастливо!