Поделиться
Наш собеседник — кандидат исторических наук, главный редактор «Московского журнала» Анна Грушина.
Мы говорили о личности, жизни и духовном пути советского художника Михаила Губонина. Анна рассказала о работе Михаила в отделе картографии во время войны, о его сотрудничестве с издательским отделом Московской патриархии и о его трудах по истории Церкви.
Ведущие: Алексей Пичугин, Ксения Толоконникова.
А. Пичугин
— Дорогие слушатели, здравствуйте. «Светлый вечер» на светлом радио. Сегодня четверг и, как всегда, в эфире в это время наша совместная программа с музеем и исследовательским центром «Советский Союз: вера и люди». Ксения Толоконникова —
К. Толоконникова
— Добрый вечер.
А. Пичугин
— Директор музея. И я, Алексей Пичугин. И вместе с нами и вместе с вами сегодня Анна Филипповна Грушина, кандидат исторических наук, главный редактор «Московского журнала».
А. Грушина
—Добрый вечер.
А. Пичугин
— Добрый вечер. Мы сегодня будем говорить о человеке разностороннем...
К. Толоконникова
— Я бы даже сказала — такой полифонический человек.
А. Пичугин
— Да. Все вы, все мы знаем его произведения художественные — он художник. Все мы знаем его произведения.
К. Толоконникова
— Он работал, это тогда называлось промышленный график.
А. Пичугин
— Да. И вот именно в этом качестве мы все знаем его произведения.
К. Толоконникова
— То есть без преувеличения — абсолютно все.
А. Пичугин
— Гораздо меньше людей знают его другую сторону деятельности — это церковная деятельность.
К. Толоконникова
— Пора викторину запускать.
А. Пичугин
— Да. Вот сейчас мы будем о нем рассказывать, Анна Филипповна будет о нем рассказывать, не называя имени, а кто в конце угадает, тому приз. (Смеются.) Что-нибудь из оформленного Михаилом Ефимовичем Губониным. Именно о нем (все-таки я сказал) мы сегодня будем говорить.
К. Толоконникова
— И он, мы вот заинтриговали наших слушателей, а он был автором очень популярных оберток конфет, шоколада. И знаменитые этикетки советского шампанского, которые, в общем, с небольшими изменениями, ухудшениями, я бы сказала, дожили до наших дней.
А. Грушина
— С которой мы встречали Новый год, с губонинской этикеткой. Каждый Новый год.
К. Толоконникова
— Сразу, когда речь заходит о советском шампанском, я сразу представляю себе цветную вклейку в «Книге о вкусной и здоровой пище», где эта бутылка, рядом какое-то советское изобилие — заливное, что там еще могло быть, нарезки колбасные, фрукты...
А. Грушина
— Салат оливье.
А. Пичугин
— А, кстати, Губонин оформлял конфетки «Ну-ка, отними!», это еще старые эйнемовские конфеты, с мальчиком таким.
К. Толоконникова
— С девочкой.
А. Пичугин
— Нет, девочка потом была. Мальчик был до революции.
К. Толоконникова
— Да, до революции был мальчик.
А. Пичугин
— А Губонин что оформлял?
А. Грушина
— Девочку.
А. Пичугин
— Губонин 1907-го года рождения.
К. Толоконникова
— Потом, если я правильно помню, шоколад «Слава», это тоже его рук дело. Ну, и многое из того, что нам всем помнится из нашего детства.
А. Пичугин
— Мне всегда казалось, что девочка чем-то бьет собаку. Она так держит конфету, занесенную над собачкой, что мне кажется, что...
А. Грушина
— Она играется.
К. Толоконникова
— А мне никогда не виделось угрозы. Причем у меня, очень хорошо помню...
А. Пичугин
— А в мальчике дореволюционном, который дубинку держит?
К. Толоконникова
— Это ужасно, да. Все-таки негуманно это всё было. Но я почему-то помню, что конфетами «Ну-ка, отними!» мы...
А. Грушина
— Шоколад «Золотой ярлык». Конфеты «Вишня в шоколаде», «Садко», «Красная Шапочка», помимо «Ну-ка, отними!». Это всё губонинские этикетки.
К. Толоконникова
— Прекрасно. Выполненные с большим изяществом и деликатностью. Ну что, начнем разговор о Михаиле Ефимовиче.
А. Грушина
— Вы ко мне обращаетесь? Михаил Ефимович Губонин, сразу нужно это оговорить, родом из семьи купеческого клана огромного, там все купцы, их много Губониных. Самым знаменитым из Губониных, наверное, был купец 1-й гильдии Петр Ионович, который разрабатывал бакинские нефтяные месторождения. То есть он положил начало добыче нефти в Баку, что, в общем-то, позволило очень поднять экономику страны. И, разумеется, бедными эти люди не были. Я припоминаю, когда Крым вернулся в Россию, по-моему, это был 2014-й год, и нас пригласили в Гурзуф на открытие мемориальной доски как раз его деду или прадеду. Мемориальная доска открывалась на одном из первых санаториев в Гурзуфе, необыкновенной красоты по архитектуре. Сейчас он принадлежит, это здание, Министерству обороны, по крайней мере, принадлежало, когда мы открывали там мемориальную доску. Это была такая выездная сессия, заседание Союза краеведов России. Присутствовали Владимир Фотиевич Козлов, который у вас бывает на передачах достаточно часто.
А. Пичугин
— Да, бывает. Недавно был.
А. Грушина
— Александра Геннадьевна Смирнова. У меня даже дома есть фотографии, как открывается эта мемориальная доска.
К. Толоконникова
— И этот санаторий он построил благотворительно, насколько я понимаю. Потому что эта семья отличалась очень сильными меценатскими традициями.
А. Грушина
— Да. Чем отличалась купеческая династия Губониных — это тем, что они щедро благотворили. Очень щедро. Михаил Ефимович родился в 1907-м году как раз в день празднования Иоанна Предтечи.
К. Толоконникова
— Рождества Иоанна Предтечи.
А. Грушина
— Да.
К. Толоконникова
— 24 июня по новому стилю, как мы говорим сейчас.
А. Грушина
— Да, я уж старый и не упоминаю. Он родился в 1907-м году, это уже совсем близко к революции. Разумеется, революция и всё, что за ней последовало. Уже после революции, ему было всего 17 лет, когда он остался без отеческого попечения.
К. Толоконникова
— В это время он был учащимся Московского училища живописи, ваяния и зодчества.
А. Грушина
— Он позже поступил туда. И не в ваяния и зодчества — он поступил в училище, которое потом называлось Училище памяти 1905 года, художественное училище, оно и сейчас существует.
К. Толоконникова
— С промышленным уклоном.
А. Грушина
— Не только. Просто у них были замечательные преподаватели, как они вспоминали, он и его друзья вспоминали годы учебы в училище — были замечательные совершенно преподаватели, которые приглашали на семинары по промышленной, как вы правильно сказали, графике. И он охотно туда ходил, что потом ему пригодилось. Это как раз, с чего мы начали разговор, это вот всё относится к промышленной графике — все эти этикетки, наклейки и так далее и так далее. Конечно, он человек был весьма талантливый. Вот, как мы знаем, Раневская — королева эпизода, да? И по каждому эпизоду — это целая личность, это громадная жизнь до и после, она вся в этом эпизоде будет заключена. Вот то же самое эти губонинские этикетки — он очень талантливый человек. Мне кажется, что если бы он иллюстрировал детские книжки, это было бы фантастически здорово, но он их не иллюстрировал. Он окончил Училище памяти 1905 года. Существует такое, я не знаю, как назвать — то ли благочестивое предание, то ли это легенда, что якобы он с детства был дружен с будущим патриархом Пименом.
К. Толоконникова
— Да, я тоже читала об этом. Как это могло получиться?
А. Грушина
— Это не находит, по крайней мере, то, что знаю я...
А. Пичугин
— Вы знаете, тут, наверное, такая проблема. Простите, я вас перебил.
А. Грушина
— Да, конечно.
А. Пичугин
— С будущим Патриархом Пименом, тогда еще Платоном Извековым, до этого Сергеем Извековым — проблема в том, что мы почти ничего не знаем о его жизни до начала муромского периода. А муромский период, если не ошибаюсь, это 1947-й год. Очень обрывочные сведения о том, что он воевал, именно поэтому появляются слухи о том, что он дезертировал, а он вроде как и не дезертировал вовсе.
А. Грушина
— Нет-нет. У нас была о нем статья...
А. Пичугин
— И о том, что он служил в совершенно разных войсках, по разным сведениям.
К. Толоконникова
— Вполне возможно, но речь идет не о детских годах — вполне возможно, и мы сейчас будем об этом говорить, они могли в юности пересекаться в Сретенском монастыре.
А. Пичугин
— У них достаточно большая разница в возрасте.
А. Грушина
— И не только в Сретенском монастыре. Если говорить о версиях, Губонины жили как раз неподалеку от Троицкого подворья, и Губонин был одно время прихожанином Сретенского монастыря. И жили они неподалеку от Патриаршего Троицкого подворья. Возможно, на этом подворье. Патриарх Пимен (Извеков) не из Калужской губернии?
А. Пичугин
— Нет, он родился в Ногинске.
К. Толоконникова
— Богородск.
А. Грушина
— Ну, в общем, для меня это остается, я не могу говорить, что это...
К. Толоконникова
— Поэтому нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть.
А. Грушина
— Да. То ли предание благочестивое, вот, как я знаю одного священника, для которого, если сказали благочестивое предание, то это становится историческим фактом. Я надеюсь, что мы до этого не дойдем. Исторический факт — это исторический факт...
А. Пичугин
— Сергей Михайлович Извеков переехал из Богородска (будущего Ногинска) в Москву в 1925-м году.
А. Грушина
— Я думала, в 1924-м.
А. Пичугин
— Ну, разница в год непринципиальна.
А. Грушина
— Да. И Губонин как раз, конечно, они могли пересекаться. Или в Троицком подворье. Но запущенная в интернете есть такая байка, утка или что это, что якобы он с детства был знаком, чуть ли не вместе в игрушки играли. Вот этого я не знаю, подтверждения этому нигде нет и не будем поэтому множить легенды. А вообще, Губонин, так получилось, что он оказался с молодости в кругу, как сейчас, как было принято говорить, уже в годы тяжелые, 30-е, в кругу реакционеров.
К. Толоконникова
— И активных церковников.
А. Грушина
— Да, и активных церковников. Он очень много с ними общался, очень много. И это, конечно, наложило отпечаток на его судьбу. Вообще, главным его трудом считаются собранные им все акты Патриарха Тихона. Опять же, я не знаю, где и как он мог их собирать.
К. Толоконникова
— Как это? Я могу представить, потому что второй его важный труд, важнейший — это воспоминания, собранные им воспоминания современников о Патриархе Тихоне, которого он глубоко чтил. Это я могу представить себе. А как в тех условиях собирать акты, я представить себе не могу.
А. Грушина
— Для меня это тоже загадка, но ученые люди... Более того, эти акты сейчас изданы и считается, по сведениям Православного Свято-Тихоновского университета, как они уверяют, это самое крупное собрание, которое было когда-либо осуществлено. И осуществлено было именно Михаилом Ефимовичем Губониным. Нам остается только принять это на веру, тем более что всё издано. А как он их собирал, ума не приложу. Потому что я знаю, например, как записывались проповеди священномученика Сергия (Мечёва) — образованная часть прихода писала, записывала каждую проповедь, потом расшифровывали, кто стенографией владел, кто скорописью, быстренько записывали. Потом сверяли, сводили воедино, как-то редактировали. Вот это мне понятно. Как можно было собирать указы Патриарха Тихона, я не понимаю. Но якобы он их собирал, более того, они на сегодняшний день изданы. Но это не мешает нам сказать о том, то есть наоборот, подтверждает только, что человек был все время в церкви, человек был религиозный, человек, который Патриарха Тихона любил безмерно. И интересно даже то, что он скоропостижно скончался 26-го сентября 1971-го года — 9 октября, берем новый стиль — 9 октября 1971-го года, в день святого апостола евангелиста Иоанна Богослова, а через 18 лет в этот день был прославлен Святейший Патриарх Тихон. Вот какие связи уникальные опять возникают.
А. Пичугин
— Я напомню, что сегодня в гостях у светлого радио Анна Филипповна Грушина, главный редактор «Московского журнала», кандидат исторических наук. И вспоминаем мы сегодня замечательного художника Михаила Ефимовича Губонина, который так хорошо известен всем нам своими работами и так плохо известен нам второй своей частью деятельности — церковной, архивной, мемуарной.
К. Толоконникова
— Таким церковным собирательством.
А. Пичугин
— Кстати, про Патриарха Пимена еще. Если они с ним дружили в 20-е годы — опять, это же может быть из-за белых пятен в биографии Патриарха Пимена, потому что очень неясно — он находился в центре такой яркой московской жизни, в том числе яркой на события церковной жизни 20-х годов. Многие из людей как-то пережили репрессии и в годы уже его патриаршества были живы, вполне себе активны — его друзья по 20-м, 30-м годам московским. Общались ли они с ним? Вот Михаил Ефимович Губонин, если уж нам говорят, что они дружили, — ну ладно, до патриаршества Пимена он не дожил, вернее, чуть-чуть застал, 1971-й год как раз. Но активная деятельность митрополита Пимена пришлась как раз на активную деятельность Михаила Ефимовича Губонина. И неизвестно, общались они или нет.
А. Грушина
— Я думаю, что общались. Более того, как мне кажется, что не без его протекции он попадает потом уже на работу в издательский отдел Московской Патриархии к владыке Питириму (Нечаеву). Вот я думаю, что...
К. Толоконникова
— И оформляет в том числе обложки «Журнала Московской Патриархии» и календари православные. То есть это тоже его работы.
А. Пичугин
— Погодите, простите. Я просто сейчас смотрю, уточняю, я совершенно забыл: Патриарх Пимен 1910-го года рождения, а Михаил Ефимович 1907-го года рождения, то есть он даже на 3 года старше Патриарха Пимена. И родился Патриарх Пимен в Калужской губернии, но он только родился там, а рос он в Богородске, в Ногинске будущем. А Губонин происходил из Болшево, из-под Королева.
А. Грушина
— Нынешний Королев.
А. Пичугин
— Это же совсем рядом — Королев и Ногинск, ну что, это окраина Москвы, но в ту почти что сторону — на север, а это северо-восток.
К. Толоконникова
— То есть при знакомстве они вполне могли, что называется, счесться землячеством каким-то. Хотя, опять, это какие-то предположения, мы здесь на скользкую тропу выходим. А между тем, хотя факты о жизни Михаила Ефимовича необильны, но они есть.
А. Грушина
— Вот даже, знаете, Ксения, перед тем, как прийти к вам (привычка так и осталась — ко всему готовиться тщательно, и лучше чего-то не сказать, чем лишнее болтать и так далее), я разговаривала со многими людьми, включая Владимира Фотиевича Козлова. Он его лично не знал. Но отзывы многих людей о Губонине самые лучшие — как о человеке светлом, очень интеллигентном, тихо интеллигентном. Вот мы с вами как-то записывали передачу об Анне Васильевне Романовой, она была взрывного характера, ей даже подруги ее говорили: «Анна, не яритесь». Но она быстро отходила. А Губонин — невозможно представить, чтобы он где-то взорвался. И даже его дальнейшая судьба, дальнейшая биография, то, что он попадает на фронт, и он очень молил Бога...
К. Толоконникова
— Да-да, это замечательные, есть его собственные слова, которые, если вы позволите, я даже процитирую.
А. Грушина
— Конечно.
К. Толоконникова
— Потому что никто лучше не скажет, чем он сам. Мы забегаем вперед — он попадает на фронт, его призывают. И он говорит: «Больше всего меня беспокоила возможная скорая встреча с противником лицом к лицу и необходимость убить незнакомого мне человека. Я представлял лицо этого человека, его глаза, его возможную частную жизнь до войны. И человек он, может быть, неплохой, получше меня, что нетрудно. И жена у него, может быть, осталась дома, остались, наверное, родители престарелые. Представлялись мне они патриархальными бюргерами, наделенными всеми добродетелями старого немецкого быта. А на руках его жены, которая бессонными ночами молится за него своими лютеранскими молитвами, дети малые — „Гензель и Гретхен“, миловидные, как на иллюстрациях к „Сказкам братьев Гримм“... — (Вот художник, да, сказался.) — А я его, несчастного, в бою — насмерть, и он умирает... проходит через муки предсмертные».
А. Пичугин
— Это вот, прости, абсолютно мое представление. Я много-много раз задумывался об этом и всегда думал именно так, он описывает. Как можно? Я понимаю, что враг, я понимаю, что он наступает, но это ведь тот человек, которого где-то кто-то любит, где-то кто-то его ждет, у кого-то на руках он рос, его воспитывали, он учился говорить, он пел песенки, ходил в школу, хотел быть хорошим человеком. И, возможно, стал хорошим человеком. Но вот так вышло, что мы с ним по разные стороны баррикад и дальше вот эта этическая какая-то... Всё понятно, что в бою ты нажимаешь курок и человек умирает, и ты об этом не задумываешься в тот момент. Но так как мы не на войне, то думаешь, что весь ужас войны именно в том, что ты сейчас убьешь того, кто такой же, как ты и просто оказался по другую сторону.
А. Грушина
— В этом, еще, знаете, есть, — я думала над этим кусочком, который вы прочитали, я его несколько раз перечитывала, — с одной стороны, как бы вот они, слюни интеллигента — война есть война, идет сражение, то есть ты должен защищать родину. То есть война есть война.
К. Толоконникова
— Но он и пишет потом, что он не пацифист. И, конечно, он не был никаким дезертиром, но он молил Бога о том, чтобы Господь дал ему...
А. Грушина
— Вот! Вот я как раз это хотела сказать — что при этом он молил Бога, он не хотел ни дезертировать, он не был пацифистом названным: я не хочу воевать, простите, я не могу убивать по религиозным соображениям. Сколько угодно можно так говорить и так далее. А он просил Бога — вот в этом во всем, что вы прочитали, там есть еще дальше кусочек. Прочтите, если он у вас есть.
К. Толоконникова
— «Как ни внушал я себе, что „закон войны“ таков, что незнакомые люди убивают друг друга, что враг, неприятель на войне обезличен — я ничего не мог поделать с собой. — (Это вот то, о чем ты говоришь, Леша.) — Нет, я никогда не был пацифистом. Ведь есть войны, в которых христианин обязан, должен участвовать, если то, что свято, можно защитить только оружием. Но себя преодолеть я тогда не мог, мучился и молил Бога, чтобы Он явил чудо и помог мне служить, исполнять воинский долг, а людей не убивать». И Господь, надо сказать, совершил это чудо. Действительно, Михаил Ефимович прошел всю войну и с честью и достоинством выполнил свой долг, работая в, я не знаю, как это называется по-военному и как это называлось тогда, но так, чтобы представить себе — в отделе картографии.
А. Грушина
— Да, карты — это... Вы знаете, в войну самое было важное — это на вот этих грузовичках, Алексей знает, как они назывались — эта резина, шины, поэтому Ярославский шинный завод был как объект номер один во внимании и Сталина и правительства, потому что он обеспечивал шинами все машины, которые, вот мы по фильмам видим...
А. Пичугин
— Что там — полуторки, ЗИС-5.
А. Грушина
— Да, полуторки вот эти гоняли. И то же самое картография — карты-то нужны были постоянно. И он возглавлял этот отдел.
К. Толоконникова
— Его, как художника по светскому образованию, как графика, взяли в этот отдел. И надо сказать, что это не было штабное просиживание штанов — это тяжелейший труд. Иногда по несколько суток без сна, чтобы всё успеть, доставить, развести...
А. Грушина
— А ответственность какая.
К. Толоконникова
— И огромная ответственность.
А. Грушина
— Конечно, Наверное, это гораздо важнее, чем просто стрелять. То есть люди всякие нужны, и профессии всякие.
К. Толоконникова
— Это удивительно, — мы забежали вперед, — это удивительно тихое, какое-то смиренное и очень честное отношение к себе самому и к тому, что должно. И вот даже его воспоминания, я помню, я их читала, о последнем настоятеле Константинопольского Патриаршего подворья в Крапивниках архимандрите Василии (Димопуло), даже эту малосимпатичную фигуру он описывает, конечно, с иронией, но беззлобно. И этот портрет ведь и портрет художника рисует нам тоже.
А. Грушина
— Конечно. Человек вкладывает свое отношение.
К. Толоконникова
— И по этому портрету Михаил Ефимович предстает, конечно, человеком очень светлым.
А. Грушина
— Как и мы говорили, что о нем все так и отзываются, как о человеке очень-очень светлом. В 1925-м году он поступил в это Училище памяти 1905-го года. И там, по воспоминаниям выпускников училища, очень много было занятий по шрифтам, которые как раз на этикетках везде были очень важны, и по промышленной графике, что ему весьма и весьма пригодилось.
К. Толоконникова
— В 1925-м же году умирает Святейший Патриарх Тихон, и если я правильно помню, Михаил Ефимович, тогда еще совсем молодой человек, он присутствует на его отпевании.
А. Грушина
— Да, он присутствует на отпевании Патриарха Тихона, он дружит с преосвященным Петром (Рудневым), в то время Руднев был архиепископом Самарским, если я правильно помню. Он дружит с Рудневым, преосвященным Тихоном (Шараповым), епископом Гомельским, расстрелянным в 1937-м году в сане архиепископа Алма-Атинского. Вот то, о чем я говорила — он общался все время в своей жизни с реакционным духовенством.
К. Толоконникова
— У него, по-моему была очень близкая, такая тесная дружба тогда с отцом Иеронимом (Захаровым)...
А. Грушина
— Он оказал на него огромное влияние, этот человек.
К. Толоконникова
— А впоследствии... Ну, умер он на Ростовской и Новочеркасской кафедре. Но чем еще интересна его судьба, и тоже было бы очень интересно — не сохранилась ли какая-то переписка, потому что он был куйбышевским архиереем в то самое время, когда там разворачивались эти события, которые нам известны, как Зоино стояние. И наверняка, будучи людьми, конечно, образованными, интеллигентными, они должны были обмениваться какими-то мнениями на этот счет.
А. Пичугин
— Нам нужно прерваться буквально на минуту. Я напомню, что сегодня у нас в гостях Анна Грушина, главный редактор «Московского журнала». И мы сегодня в нашей совместной программе с музеем и исследовательским центром «Советский Союз: вера и люди» вспоминаем Михаила Ефимовича Губонина — замечательного художника, чьи графические работы промышленной графики все мы прекрасно знаем. Но он гораздо больше был, чем просто промышленный график, и, конечно же, хотелось бы сегодня о нем поговорить еще больше. Через минуту мы продолжим это делать.
А. Пичугин
— Возвращаемся в студию светлого радио. Напомню, что сегодня здесь Ксения Толоконникова, директор музея «Советский Союз: вера и люди», и я, Алексей Пичугин. И с нами вместе Анна Грушина, кандидат исторических наук, главный редактор «Московского журнала». И мы вспоминаем Михаила Ефимовича Губонина — замечательного промышленного графика, чьи работы, я думаю, все вы прекрасно знаете. А вот помимо этих работ графических — оформление этикеток советского шампанского, оформление конфет «Красный Октябрь», до сих пор всё это на полках стоит, — но Михаил Ефимович был гораздо больше, чем просто промышленный график, это был очень глубокий человек, человек веры, церкви, мемуарист.
К. Толоконникова
— Собиратель и хранитель церковной истории. Он прекрасно понимал (как я это вижу, как я это чувствую), что для такой полноценной исследовательской работы и время не пришло, и он не создан. Но он делал всё для того, чтобы сохранить этот период для грядущих исследователей.
А. Грушина
— Из его главных трудов, то есть собирательских — это собрание актов Патриарха Тихона, якобы самое большое собрание, которое существует. Это выполнено им, и сейчас этот труд издан. Но дело в том, что вообще о личности Губонина не очень много известно, а то, что известно, много фактов таких, я бы сказала, ходульных — знаете, как нужен костыль опереться, мы опираемся на него, в нашей идее рассказать о человеке, и двигаемся.
К. Толоконникова
— Это то, что в житиях святых называют топосами — такие общие места.
А. Грушина
— Да-да. К 1929-му году у него уже было собрано практически всё, что было издано Патриархом Тихоном. Но в 1929-м году его арестовали. Мы уже говорили с вами о том, что круг его знакомцев был на виду у власти — это были люди и люди и в сане, и...
К. Толоконникова
— Там был и кто-то из последней братии Данилова монастыря.
А. Грушина
— Да-да. Люди яркие, люди заметные. И их арестовывать начинают одного за другим, а он с ними общался постоянно. Не может же быть, чтобы на него не обратили внимание? Это даже несерьезно, так думать. Естественно, в 1929-м году арестовали и его. И сослали его в Среднюю Азию. И вот во время этой ссылки, как мы знаем из некоторых источников, потому что на самом деле источников очень и очень немного, вот я их насчитала — один-два-три... Шесть источников, из которых можно о нем что-то почерпнуть. Очень хотелось бы, что если еще есть люди, которые помнят Губонина, а они могут еще быть и здравствовать, чтобы они откликнулись на эту передачу и нам рассказали свои живые, подлинные о нем воспоминания.
А. Пичугин
— Если нас кто-то слышит, мы обязательно еще в конце программы об этом напомним, то, пожалуйста, откликнитесь. Даже можно сейчас сразу сказать, куда писать.
К. Толоконникова
— podspudom@yandex.ru — это адрес музея.
А. Пичугин
— Или info@radiovera.ru — это адрес радио.
А. Грушина
— Это бы как-то обогатило образ этого светлого замечательного человека, который, на самом деле, может, и не очень в этом нуждается. В этом нуждаемся мы — чтобы людей показывать такими, какими они были, а не такими, как нам их кто-то нарисовал. Правда? Мы же хотим до чего-то докопаться, обогатить эту биографию, узнать больше о человеке. Но вот мы знаем из тех источников, которые существуют, что когда был арестован в 1929-м году Губонин и сослан в Среднюю Азию, архив его погиб.
К. Толоконникова
— Всё, что было собрано к этому моменту.
А. Грушина
— Он потом, что, заново начал всё это собирать? Вот для меня это загадка. Вот, возможно, тот, кто слышит нас, поправит, добавит, внесет уточнение.
К. Толоконникова
— Мне это тоже непонятно. Где-то мне пришлось прочесть, что основную работу — собирательскую, повторную, — он проделал уже чуть ли не во время войны, что чуть ли не к 1945-му году у него был этот весь архив.
А. Грушина
— Наверное, не во время войны — во время войны он воевал. И, как мы знаем, в отделе картографии, в этом военном отделе картографии, там не оставалось времени даже на сон, на еду. Поэтому, наверное... Вернулся он назад в 1933-м году, из ссылки. Жить в Москве не мог, поскольку имел пятно в биографии, он жил то в Кашире, то в Можайске. Вот в это время, возможно, он начинает заново собирать и собирает еще до войны вот это всё свое собрание. Дальше — о войне мы уже с вами сказали, Дальше — можно говорить о личной его жизни.
К. Толоконникова
— Почти ничего неизвестно о его семье, там тоже очень скупые факты. Он женился незадолго до войны. После войны его жена очень скоро умерла, оставив, как мне удалось где-то прочесть, оставив маленького сына.
А. Грушина
— Женился он в 1938-м году.
А. Пичугин
— И он женился потом еще раз.
А. Грушина
— До войны он женился, в 1938-м году. Он женился на Клавдии Петровне Мироновой, она была солисткой хора Богоявленского кафедрального собора в Дорогомилове.
А. Пичугин
— Который не сохранился.
А. Грушина
— Да, который не сохранился. И пела в хоре Свешникова. То есть она была профессиональной певицей. В 1940-м году Губонин добился снятия судимости и смог уже с полными правами проживать в Москве. Дальше была война. В этом первом браке у него родился сын. Была война. А потом уже умирает жена. Она умирает, остается его сын. И он женится второй раз на родной сестре своей жены.
К. Толоконникова
— И где-то я прочла, что он это делает по благословению своего духовного отца, которым в это время, как следует из этого текста, был Афанасий (Сахаров). И сохранились некоторые, в интернете я нашла некоторые очень краткие письма их друг другу.
А. Грушина
— Дело в том, что его вторая жена, даже в переписке Афанасия (Сахарова) есть и ее письма. Она была тоже знакома с Афанасием (Сахаровым), она его поддерживала, как могла.
К. Толоконникова
— Он жил тогда в Коврове.
А. Грушина
— Да. Она состояла с ним в переписке. Это его уже вторая жена. Кстати, мы должны сказать, что войну Михаил Губонин закончил в Берлине в звании гвардии старшего лейтенанта. Был награжден тремя боевыми орденами и пятью медалями. Это очень-очень важно. Потому что, казалось бы, тыловая крыса, а отнюдь не тыловая, совсем не тыловая.
К. Толоконникова
— Он в тылу-то и не был, он все время был на передовой — там, где и нужны были эти карты.
А. Грушина
— И вот это, то, что вы прочитали — кусок из его исповеди о том, как он может убивать, как он будет убивать и так далее, плюс то, что он всю войну был постоянно с людьми, которые уходили, не возвращались — это еще больше наложило отпечаток на его личность в плане вот этой тихой интеллигентности, о которой вы говорили, что даже о человеке не самом симпатичном он не мог сказать ни одного плохого слова. Мог с юмором, мог как-то так, но никогда впрямую не осуждал. Это ведь редкое качество — неосуждение.
К. Толоконникова
— Вот эти воспоминания, отрывки из которых время от времени всплывают в интернете, интересно, они существуют, как цельный корпус где-то в архиве? И ждут ли они своего издателя, исследователя? Об этом мы, по-моему, ничего не знаем, потому что...
А. Грушина
— Есть такая книга — «Благословенный путь». Она была издана в 2014-м году, там они опубликованы.
К. Толоконникова
— Полностью или в отрывках?
А. Грушина
— Не могу сказать точно, но, по-моему, они опубликованы полностью. В 2014-м году в книге «Благословенный путь».
К. Толоконникова
— Это очень интересно, потому что мне ни сама эта книга не попадалась, ни какие-то ссылки на нее. Вероятно, очень небольшой тираж.
А. Грушина
— Может быть.
К. Толоконникова
— Но я отыщу, потому что мне личность Михаила Ефимовича очень интереса и дорога именно своей такой тихостью. И тем очень значительным трудом, который он взял на себя.
А. Грушина
— При этом, при тихости, очень активная церковная жизнь. Как раз, когда после войны ему пригодились все его навыки вот этой промышленной графики, когда он работает, его вот эти все работы, которые называл и Алексей, и я говорила, и вы — они тоже опубликованы. Такой альбом есть — «Кондитерской фабрике „Красный Октябрь“ 100 лет» — вот там все его работы есть. Она была издана в 1967-м году, этот альбом, к 100-летию кондитерской фабрики «Красный Октябрь». Вот это помогало ему, жить-то надо было на что-то — это ему позволяло содержать семью, жить и так далее. А он продолжал заниматься тем, чем он занимался — это своим собирательством...
К. Толоконникова
— Но ведь он и как художник участвовал в работе над ракой для мощей...
А. Грушина
— В Елоховском соборе.
К. Толоконникова
— Да. Для мощей святителя Алексия, митрополита Московского, которые тогда были возвращены к празднованию юбилея Москвы в 1947-м году. Это было такое очень важное событие для верующих москвичей, когда они вдруг перед Всенощной под московских святителей видят на солее возвращенные из Кремля мощи. И для работы над этой ракой привлекают Михаила Ефимовича.
А. Грушина
— Да. И еще можно сказать, что ему очень повезло, как художнику и человеку церковному, участвовать в такой работе. Это уже вам не этикетка кондитерской фабрики «Красный Октябрь».
К. Толоконникова
— Хотя и этикетки тоже — все-таки талантливый и добросовестный человек всё делает добросовестно и талантливо. Потому что этикетка, ну что это для него? — это поденная работа, которая, как вы справедливо сказали, позволяла ему жить и содержать семью. Но и в них есть отблеск какой-то его...
А. Грушина
— Прекрасны его работы, прекрасны.
А. Пичугин
— Я вот тут смотрю, и в одном месте написано, что автор советского варианта этикетки «Ну-ка, отними!» Губонин, а в другом месте написано, что Леонид Константинович Челноков, тоже очень известный художник, ровесник Губонина.
К. Толоконникова
— Знаешь, даже если советское шампанское только Губонину оставить, уже не так мало.
А. Грушина
— В альбоме, выпущенном к 100-летию «Красного Октября», значится Губонин, поэтому я думаю, что там ошибки не могло быть. А в Елохове — сень над ракой святителя Алексия он делал в 1946-м году, сразу после войны.
К. Толоконникова
— То есть когда еще мощи не были возвращены, но уже готовилась для них сень.
А. Грушина
— Да. И в том же 1946-м году как раз умерла его жена Клавдия Петровна. И в 1948-м году он женился на Зое Петровне Мироновой, родной сестре своей жены, как мы уже говорили. Она работала в Институте географии Академии наук СССР и состояла как раз в переписке с Афанасием (Сахаровым), была церковным человеком. То есть его брак, что первый (просто такая скорая кончина жены, конечно, это печать, горе и боль), что второй, был вполне христианским, спокойным. Вообще, у этого человека всё в жизни протекало вот так. Даже если испытания — война, но он молит Бога и оказывается не с автоматом в руках, а с чертежным пером или с карандашом. Умирает жена, он по благословению, но женится на ее родной сестре, опять же, которая стала ему очень верной спутницей в его жизни.
К. Толоконникова
— И хранительницей его архива.
А. Грушина
— И хранительницей его архива. Она очень много сделала для того, чтобы его архив дошел до Свято-Тихоновского университета. Часть архива, насколько я знаю, хранится еще в Историческом музее. Если время было бы там побывать, и в Историческом музее тоже есть какие-то отдельные небольшие фрагменты его архива.
А. Пичугин
— Я напомню, что сегодня мы беседуем с Анной Грушиной, главным редактором «Московского журнала», кандидатом исторических наук. Вспоминаем Михаила Ефимовича Губонина, замечательного художника.
К. Толоконникова
— Который, кроме всего прочего, работал после войны много для разных храмов. И не только в Москве. Мы знаем, что он ездил в Тулу, в Астрахань. И участвовал в их реставрации, есть такие сведения. И, в частности, в Астрахани он познакомился, — тоже вот замечательные церковные люди, о которых мы практически ничего не знаем, — он познакомился в Астрахани с Аркадием Ильичем Кузнецовым. И они очень близко подружились. Аркадий Ильич был юристом и выступал, если мне не изменяет память, адвокатом по многим церковным делам. И дела, которые он вел, церковная сторона всегда выигрывала. То есть человек тоже, вообще говоря, нес подвиг.
А. Грушина
— Конечно, конечно. Еще Губонин, в продолжение темы, дружил с Кориным.
А. Пичугин
— Кстати, опять же, могут быть корни этой истории о дружбе и знакомстве с Патриархом Пименом, поскольку у Корина будущий Патриарх Пимен на картине «Русь уходящая» был изображен.
А. Грушина
— Вот, к вопросу о том, как тесен мир. Он тесен.
А. Пичугин
— Ну, тесен не мир, наверное, в данном случае. Мы, безусловно, постоянно сталкиваемся с тем, что мир тесен, но, наверное, здесь просто прослойка тонкая. Церковная Москва того времени почти вся знала друг друга.
А. Грушина
— Конечно.
А. Пичугин
— Сложно было себе представить, может быть, не на уровне прихожан пожилых, которые ходили в один и тот же храм десятилетиями, незакрывавшийся, а на уровне духовенства, людей, сотрудничавших с Патриархией, людей, которые как-то числили себя церковными, но были известными. Конечно, они все друг с другом...
К. Толоконникова
— Кстати, о прихожанах. Мы знаем, что Михаил Ефимович очень почитал святителя Тихона и старался ежегодно бывать в Малом соборе Донского монастыря, где он был погребен. А мы знаем, прихожанином какого храма он был? Или нет, или это нам неизвестно?
А. Грушина
— Я не знаю. Там сколько было открытых храмов?
К. Толоконникова
— В Москве к 1961-му году, когда окраины вошли в состав Москвы, по-моему, это 46.
А. Грушина
— Этого мы не знаем, возможно, он как раз и жил, посещая и тот храм и другой.
А. Пичугин
— А где он жил?
А. Грушина
— На Верхней Масловке.
А. Пичугин
— На Верхней Масловке — Пимен Великий.
А. Грушина
— Да. Есть даже описание, их дом был весьма гостеприимным, супруга полностью разделяла все его интересы и никогда не была против, и есть даже воспоминания, как там на Масловке собирались люди. И вот там на Масловке он в том числе рассказывал многие военные эпизоды, о своих встречах с тем или другим человеком, когда уже это записали люди — записали какие-то художники, друзья, уже в своих дневниках вот эти эпизоды записывали. У него был гостеприимный открытый дом.
А. Пичугин
— А Зоя Губонина надолго ли пережила мужа?
К. Толоконникова
— Она умерла уже в новейшее время. Я точно не помню, в каком году, но она его пережила. Будучи его моложе довольно значительно, лет на 15, она пережила его значительно.
А. Пичугин
— Да, я нашел, она 1923-го года рождения. Она сильно была его моложе. Она была, соответственно, младшей сестрой его первой жены.
А. Грушина
— Да, я так и говорила, она была младшей сестрой. При этом человеком абсолютно ему преданным, разделявшим все его интересы, но и сама она была не последний, так сказать, пиджак в научном мире, работая в Институте географии Академии наук. Мне очень нравится вот то, ну как, очень нравится, мне кажется, это характеризует Губонина, вот что он говорил сам о деле своей жизни, о собирательстве: «Фальсифицировать историю не только общественное преступление, но, рассуждая с церковных позиций и немалый грех, ибо сознательно искажались бы провиденциальные минувшие пути человека в его земном движении к вечности, правдивое отображение и изучение коих всегда назидательно и практически полезно для избежания пагубных повторных заблуждений в прошлом».
К. Толоконникова
— Какое благородство души.
А. Грушина
— Конечно. Он говорит о том, о чем мы начинали сегодня говорить, но только другими словами. Что не хочется множить, повторять какие-то ошибки чужие, или просто искренние заблуждения и так далее. Что хочется все время факт видеть очищенным.
К. Толоконникова
— Вы знаете, еще какая, вот вы сейчас цитировали, какая еще мне черта очень дорога в характере Михаила Ефимовича Губонина — это его способность к долгой дружбе на всю жизнь. То есть большинство тех людей, с которыми он сошелся в юности, с большинством из них он поддерживал связь до конца или их дней или своих дней. Например, он с молодых лет дружил с отцом Алексием Беляевым, в последние годы он был духовником Пюхтицкого монастыря, покойная матушка Варвара его уважала и ценила. Так вот, отец Алексий пережил больше чем на 15 лет Михаила Ефимовича, и он приехал в Москву его отпевать. Он отпевал своего старинного друга.
А. Пичугин
— А с Афанасием (Сахаровым) — известны какие-то подробности их общения? Я только находил, что Михаил Ефимович приезжал к нему в Петушки, уже, соответственно, когда владыка Афанасий...
А. Грушина
— Михаил Ефимович приезжал. По переписке его жены со святителем Афанасием можно говорить, которая опубликована — «Письма разных лиц к святителю Афанасию (Сахарову)», в 2013-м году опубликована эта книга, — вот там очень много писем его жены к Афанасию (Сахарову). И по этим письмам сразу можно судить о том, что общение было достаточно тесным. При этом она говорит о каких-то подробностях жизни: вот, надо ехать в Астрахань, а ехать не могу, Миша приболел, у него случилось какая-то... Очень надеюсь, что командировка отложится. И так далее. То есть видно из этой переписки, что люди общаются близкие, а не просто...
К. Толоконникова
— «Дорогой владыка, поздравляю с днем тезоименитства», или что-нибудь в этом роде, официально.
А. Грушина
— Да.
А. Пичугин
— Ну, так сложно было Афанасию (Сахарову) писать, просто уже по его... Мне кажется, что, так как бо́льшую часть жизни он никаких кафедр не занимал, ну не то что бо́льшая, но основная часть его жизни пришлась на ссылки, лагеря, и в Петушки он приехал тяжелобольным человеком, мне кажется, что, в основном, и навещали его те люди, с кем он хорошо общался в дореволюционный период, вернее, сразу в послереволюционный период, в 20-е годы. И среди них, наверное, мог бы быть и Губонин.
А. Грушина
— Не наверное, а судя по переписке, и бывал.
К. Толоконникова
— Бывал однозначно.
А. Грушина
— Вне всяких сомнений, конечно. Похоронили его в Москве на Дорогомиловском кладбище, да?
К. Толоконникова
— Нет, на Долгопрудненском. Даже указан номер участка, я помню, какой-то 107-й, по-моему. Правда, не знаю, я никогда не была на Долгопрудненском кладбище и даже не представляю себе его устройство и сохранилась ли могила. Непонятно. И, кстати, как и непонятна и судьба сына Михаила Ефимовича, я ничего решительно о нем не знаю.
А. Грушина
— О нем вообще нигде ничего. Как будто его не было.
К. Толоконникова
— Да, как будто он куда-то канул.
А. Пичугин
— А он единственный ребенок, да?
А. Грушина
— Да. Во втором браке детей у него не было. Единственный ребенок. Вообще, мы опять сегодня с вами говорим о человеке, о котором, наверное, хотелось бы, чтобы вспомнили те, как мы в начале передачи говорили, вспомнили те, кто еще помнит, общался с ним ли, с его ли супругой.
К. Толоконникова
— Бывал у них в доме.
А. Грушина
— Да. Кто внесет какие-то...
К. Толоконникова
— Потому что, конечно, в сегодняшнем разговоре мы не говорим ничего нового, мы не делаем никаких открытий, мы, в общем, повторяем всё то, что человек и сам может найти при желании.
А. Грушина
— Но мы привлекаем внимание к личности.
К. Толоконникова
— Да-да. И я, конечно, очень надеюсь, что выйдут так или иначе на связь с нами те, кто знал этого человека, безусловно, замечательного.
А. Грушина
— Может быть, кто работал с ним у владыки Питирима (Нечаева) в издательском отделе. Не может быть, чтобы никто не был, и никто не знал и никто — вот все исчезли в один момент.
А. Пичугин
— Я уверен, что есть, потому что Губонин умер человеком совсем нестарым, в 1971-м году, и прошло хоть еще 50 лет с тех пор, но все-таки 1971-й год недалекий от нас.
А. Грушина
— А супруга пережила намного. Соответственно, есть люди, которые могут что-то дополнить. Хотелось бы знать как можно больше, потому что хорошие люди должны рядом быть с нами всегда.
К. Толоконникова
— Это так. И этому посвящены наши встречи с Анной Филипповной.
А. Грушина
— Спасибо.
А. Пичугин
— Спасибо большое. Мы напомним, что Анна Филипповна Грушина, кандидат исторических наук, главный редактор «Московского журнала» была у нас в гостях. Программа наша сегодняшняя совместная с музеем и исследовательским центром «Советский Союз: вера и люди». Ксения Толоконникова, директор музея.
К. Толоконникова
— Спасибо, дорогие друзья, что провели с нами эту часть вечера.
А. Пичугин
— Я, Алексей Пичугин. Прощаемся, до новых встреч. И пишите нам info@radiovera.ru — это адрес редакции.
К. Толоконникова
— podspudom@yandex.ru — это адрес музея.
А. Пичугин
— Спасибо. И до свидания.
А. Грушина
Послание к Евреям святого апостола Павла
ПоделитьсяЕвр., 322 зач., IX, 24-28.
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Христианская традиция существует уже около двух тысяч лет. Для её изучения созданы целые институты. Как же простому человеку, который хочет жить в согласии с правилами Православной веры, не потеряться в этом объёме информации? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 9-й главы послания апостола Павла к евреям, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 9.
24 Ибо Христос вошел не в рукотворенное святилище, по образу истинного устроенное, но в самое небо, чтобы предстать ныне за нас пред лице Божие,
25 и не для того, чтобы многократно приносить Себя, как первосвященник входит во святилище каждогодно с чужою кровью;
26 иначе надлежало бы Ему многократно страдать от начала мира; Он же однажды, к концу веков, явился для уничтожения греха жертвою Своею.
27 И как человекам положено однажды умереть, а потом суд,
28 так и Христос, однажды принеся Себя в жертву, чтобы подъять грехи многих, во второй раз явится не для очищения греха, а для ожидающих Его во спасение.
В только что прозвучавшем отрывке апостол Павел сравнивает Иисуса Христа с ветхозаветным первосвященником. Однако служение Спасителя качественно отличается от того, что делает при помощи религиозного ритуала человек. Если священник входит для совершения жертвоприношения в рукотворный храм, то Спаситель, по слову апостола Павла, вошёл в самое небо. То есть совершённые Христом действия имели мгновенный отклик от Бога-Отца. Хотя были совершены вне храмовой постройки. Всё, что сделал Господь, происходило в присутствии Небесного Родителя, с Которым у Иисуса Христа была теснейшая связь. Если священник приносил в жертву кровь животных, то Спаситель окропил жертвенник собственной кровью. Наконец, если священник по закону Моисееву был вынужден совершать жертвенный обряд каждый год, то жертва, принесённая Христом, совершилась один раз. И этого было достаточно, чтобы искупить грехи всех людей, которые когда-либо жили и будут жить на этом свете. На Голгофе Спаситель вновь открыл человеку путь к Богу. Открыл его раз и навсегда. Теперь дело только за нами. Мы призваны принять этот дар, чтобы благодать спасения и любви Божией поселилась в нашем сердце.
Весь вопрос — как это сделать? Казалось бы, ничего проще: вступи в церковную общину, посещай богослужения, принимай участие в таинствах Церкви, молись, держи пост, одним словом, соблюдай церковный устав, не отступай от благочестивых обычаев. Однако бывает, что даже самое дотошное исполнение этих очевидных предписаний, которые освящены временем и авторитетом православной традиции, не даёт сердцу удовлетворения. Будто что-то важное, чем обладали святые, ускользает от нас. Будто в общей картине нашей религиозной жизни постоянно не хватает какого-то важного пазла. Всё делаю, а покой на сердце не приходит. И бывает даже так, что традиция благочестия ложится на меня тяжким грузом, а порой и невыносимым бременем. Что же это за недостающая деталь?
Приглядимся к образу Спасителя. Он не просто Небесный Первосвященник, для Которого существует мир и Который правит Вселенной. Он вместе с этим и смиренный служитель, Который существует для мира и является нашим Вечным Слугой. Нам кажется это странным, парадоксальным. Но в этом-то и беда. Ведь это означает, что у нас просто нет опыта подобного служения. Если мы служим, то или по необходимости, словно тянем лямку, или преследуя свои собственные цели и увлечённые собственными идеями. Евангелие же говорит нам, что дар спасения усваивает тот, кто всю свою жизнь организует так, чтобы служить Богу и людям. Бескорыстно. Во всех своих делах. В любых ситуациях. На ежедневной основе. Это и есть та самая недостающая деталь. Именно сознательное и бескомпромиссное служение — тот ключ, который запускает весь сложный, формировавшийся столетиями комплекс, который мы именуем церковная традиция. Для того, кто служит, она оживает. Она становится лёгкой и прозрачной. Всё в ней оказывается на своём месте. Не важно, кто я и какой у меня опыт, она очень органично усваивается моим умом, моими чувствами и моими сердцем. Во мне словно открывается источник благодати. И душа обретает долгожданные мир и покой.
«Cохраните любовь, и этого будет достаточно для вашего спасения»
Поделиться
Апостол Иоанн Богослов дожил до ста лет. И когда у него уже не было сил посещать церковь и церковные собрания, его приносили туда на руках ученики. От старости апостол не мог много говорить и проповедовать. Все другие апостолы к тому времени уже погибли от руки гонителей. И только Иоанн Богослов ещё был жив. На него смотрели и слушали с особым вниманием. Апостол только повторял: «Детки, любите друг друга». И когда у него спрашивали: «Почему ты часто это повторяешь»? Иоанн Богослов отвечал:
«Cохраните любовь, и этого будет достаточно для вашего спасения».
Все выпуски программы Слова Святых
Прийти утром первым в храм или как православные болгары просят Бога о помощи?
Поделиться
Фото: Alexandr Bormotin / Unsplash
Русская Православная Церковь до сих пор находится в стадии восстановления после крайне непростых для нее семидесяти лет коммунистической власти в нашей стране. Схожая по сложности история имеется у Болгарской Православной Церкви. В Болгарии, хоть и не было столь жестоких гонений за веру, как в Советском Союзе, но и здесь последствия антирелигиозной пропаганды до сих пор видны.
Выражаются они, эти последствия, в том, что на современном этапе многие болгары, считая себя православными, тем не менее, по большей части являются людьми нецерковными. Они редко посещают богослужение, еще реже участвуют в церковных таинствах. Даже на богослужениях главы Церкви, Патриарха Болгарского, молящихся крайне немного.
Чаще всего, приход того или иного жителя Болгарии в храм обусловлен какими-то несчастьями, неприятностями, которые с ним приключились. Случилось подобное событие — человек идет просить Бога о помощи. В общем-то, картина привычная и для нашей страны. Но — в Болгарии на протяжении столетий существует обычай, который местные православные христиане стремятся исполнить, если хотят, как они верят, чтобы молитва их была Небом услышана.
Обычай этот состоит в том, что желающий получить от Бога помощи православный болгарин берет на себя обет — в течение какого-то времени исполнять обязанности церковного сторожа. Не в полной мере. Человек обещает приходить в храм раньше всех и отпирать церковные двери.
Данному человеку вручаются ключи от церкви. И он в течение нескольких дней рано утром отпирает храмовые двери, зажигает лампадки, свечи. Делает все необходимое, чтобы подготовить церковь к началу утреннего богослужения. Отпирая двери, зажигая лампады и свечи, взявший на себя обет человек в это время молится Богу и просит Его помочь в решении волнующего вопроса.
Естественно, что подобный обет может исполнять человек, священнику знакомый. Бывали случаи, что данной традицией пользовались люди бессовестные, которые под предлогом благочестия просто обворовывали тот или иной храм, получив от него ключи.
Кто-то может спросить — а что такого трудного в том, чтобы прийти в храм раньше других? В чем подвиг? Отвечать на этот вопрос нужно, зная особенности болгарского менталитета. Современные болгары, как и многие южане, люди неторопливые, живущие по принципу «один день — одно дело». Для них это действительно труд — понудить себя встать с утра пораньше и прийти в храм.
Здесь еще нужно учесть и такую вещь. Каким бы маленьким ни был труд, если он совершен во имя Бога, никогда он без ответа не останется. Господь потрудившегося ради Него человека без своей помощи не оставит.
Все выпуски программы Вселенная православия
