«Путь к священству». Священник Михаил Словцов

У нас в гостях был клирик храма преподобного Сергия Радонежского на Ходынском поле священник Михаил Словцов.

Наш гость рассказал о своем пути к вере и священству.

Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.

---

Константин Мацан:

— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, уважаемые друзья. В студии моя коллега Кира Лаврентьева.

Кира Лаврентьева:

— Добрый вечер.

Константин Мацан:

— И я, Константин Мацан. Добрый вечер. А в гостях у нас сегодня священник Михаил Словцов, клирик храма преподобного Сергия Радонежского на Ходынском поле в Москве. Добрый вечер.

Священник Михаил Словцов:

— Добрый вечер.

Константин Мацан:

— Я напомню вам и нашим радиослушателям, что в этих беседах, которые мы с Кирой ведем, мы говорим со священником о его пути к вере и в вере. То есть о пути человека к Богу, и о том, какая цепь событий привела к тому, что человек дерзает хотеть служить у алтаря, быть священником, преподносить людям таинства и, по моему мнению, заниматься самым высшим служением, которое вообще мужчине под луной доступно. Нам кажется, что такой вопрос, такая тема биографическая ваша может войти, что называется, в резонанс с какими-то вопросами о вере, о жизни, о Боге наших радиослушателей, и поэтому окажется полезной. Сколько лет вы уже в священстве?

Священник Михаил Словцов:

— Четвертый год.

Константин Мацан:

— Четвертый год, это много или мало?

Священник Михаил Словцов:

— Это очень мало.

Константин Мацан:

— С какими главными трудностями сталкивается молодой священник?

Священник Михаил Словцов:

— С тем, что он молодой. Недостаток опыта, особенно жизненного. И наверное...

Константин Мацан:

— Наверное понятно. Я почему об этом спрашиваю? С одной стороны, молодость, неопытность — понятные препятствия. С другой стороны, почему я об этом спрашиваю? Ну, невозможно же сразу стать старым священником, сразу стать опытным священником. Этот этап неизбежный. А вы все равно священник, к вам все равно обращаются за советом, к вам приходят на исповедь, и люди ждут, что что-то священник скажет. Или просто как-то поучаствует. Даже, может быть, психологически, подсознательно мы от священника, даже молодого, уже ожидаем мудрости. Как быть в ситуации, когда не знаешь, что ответить?

Священник Михаил Словцов:

— Я честно говорю, что я не знаю, что сказать. Иногда бывают ситуации, когда человек приходит с какой-то болью, а я эту боль не понимаю, я ее не чувствовал, не знаю ее. Я честно человеку говорю, я не понимаю, как это потерять ребенка, такое бывает. Или я не понимаю, как это, когда жена от тебя уходит. Иногда просто молчишь и слушаешь, даешь человеку выговориться, потому что человек же рассказывает это не тебе. Здесь всегда очень важно, я стараюсь говорить людям на исповеди, все что вы говорите, вы говорите Богу, и Он вас слушает. А я здесь свидетель. Иногда человека нужно просто подержать за руку, как-то рядом побыть, приободрить чуть-чуть, доброе слово сказать, а может быть, просто посочувствовать. И когда не знаешь что сказать, лучше всего честно. Вот мы про молодость сказали, потому что я молодой. Я думаю, если ты понимаешь, что ты молодой и несовершенный, что ты не старец очень духовный, знающий все тонкости. Хоть и семь лет нас учат в семинариях, какое-то образование, какой-то пласт знаний есть, но если ты понимаешь, что ты молодой и не все в этой жизни видел, знаешь, то Господь как-то это восполняет.

Кира Лаврентьева:

— Я всегда в таких случаях люблю вспоминать, когда у меня был непростой период, поворотный в жизни и у меня был духовник как раз вашего возраста. И вы знаете, мы с этим духовником великие дела сделали. То есть у него не было такой претензии на то, что он мой духовник, и не было претензии на младостарчество. Как-то он очень смиренно, осознавая свою неопытность, вместе со мной шел, и он меня вывел вообще совершенно в другую жизни. И для меня это был такой колоссальный опыт, что я теперь всегда говорю, что молодой священник это как молодой врач, как молодой специалист. У него может быть очень свежий взгляд, совершенно свежее новое видение на все. Это тоже важно, Церкви ведь нужны молодые деревья, это ведь тоже очень хорошо.

Священник Михаил Словцов:

— Ну да. Даже вот я в своей священнической деятельности сталкиваюсь с тем, что люди приходят и некоторые говорят...

Кира Лаврентьева:

— А сколько вам лет, отец Михаил?

Священник Михаил Словцов:

— Двадцать восемь. Недавно исполнилось.

Кира Лаврентьева:

— А спрашивают вас, сколько вам лет, отец Михаил, я сейчас буду свои грехи рассказывать, а вам вот двадцать восемь лет.

Священник Михаил Словцов:

— Я честно говоря, смущаюсь. Рукоположили меня, получается, было двадцать четыре. То есть, ну вообще мальчишка. Я себя, рукоположили, я священник? Я же вообще мальчишка. Что это?

Константин Мацан:

— А уже отец.

Священник Михаил Словцов:

— Да. И все подходят, какого-то совета спрашивают. Что вы у меня совета спрашиваете? Приходит женщина лет шестидесяти и она, как моя мама. Придет мама, которая умудренная опытом, жизнью, благо, что она у меня мудрая очень, почему ты у меня совета спрашиваешь, что это? и так же приходят люди: вот, батюшка, вы мой духовник. Какой я духовник, вы о чем? Я просто священник, вы приходите исповедоваться.

Кира Лаврентьева:

— Благодать священства ведь действует на всех одинаково.

Священник Михаил Словцов:

— Здесь вот именно тот момент, когда ты и сам себя не осознаешь духовником и не возносишься от того, что ты руководишь духовной жизнью других людей. Потому что, как только ты возносишься, ты теряешь благодать.

Константин Мацан:

— Это кстати, интересная мысль.

Кира Лаврентьева:

— Батюшка Серафим говорил, когда я говорю от себя, я ошибаюсь, представляешь? Очень сильно удивилась. Батюшка Серафим — и то, очень интересная мысль. И у нас был в гостях отец Максим Первозванский. Он рассказывал, что когда был молодым священником, порой удивлялся, что он скажет что-то на исповеди, вообще не придавая этому большого значения, как будто это само произошло, а люди потом возвращаются к нему и говорят: ой, отец Максим, вы вообще прям в точку ударили, в точку. А он был очень молод, он на себя не брал бремена неудобоносимые.

Константин Мацан:

— Я бы знаете о чем хотел спросить в этой связи, раз уж мы заговорили про молодость. У нас ведь действительно, как мне кажется, есть представление... Вот мы говорим священник, мы все-таки сразу себе воображаем человека, может, не совсем старого, но среднего возраста. И может быть, это связано с тем, что в 90-е годы, когда Церковь стала возрождаться в России, была такая вещь, как университетский призыв, то есть люди поступали в семинарию после высшего образования, уже придя к вере в сознательном возрасте. И поэтому священник уже опытный средних лет был некоторой, скорее, нормой. А вот молодой священник был, скорее, исключением. А сейчас ситуация, как мне кажется, меняется. Мальчики поступают в семинарию сразу после школы. Выросло поколение, которое уже выросло в церковной семьях. Это нормально, что есть молодые священники, это правильно, к этому нужно привыкнуть уже. Но с другой стороны, есть проблема, что к священнику, даже молодому, обращаются, как к какому-то заранее авторитету. Вы говорите, что это неправильно, что так, может быть, не надо мыслить нам мирянам. А тогда вопрос. Зачем человеку священник? В чем его функция, миссия, в чем без него не обойтись человеку, который в церковь приходит, если исключить вот это желание услышать перлы мудрости от человека с крестом. Тогда ваша миссия быть рядом с человеком в чем, как священника, если не в том, чтобы руководить чьей-то духовной жизнью и наставлять? Просто служить, просто преподносить таинства, быть рядом, как вы это для себя формулируете?

Священник Михаил Словцов:

— Мне кажется, сейчас в том, что вы говорите, есть смешение двух понятий. Есть священник, а есть духовник. У меня, например, есть духовник. Я нашел его еще в семинарии, и как-то к нему езжу, но я к нему езжу, может быть, раз в три месяца.

Кира Лаврентьева:

— А кто ваш духовник, если не секрет?

Священник Михаил Словцов:

— Архимандрит Лука.

Кира Лаврентьева:

— Степанов?

Священник Михаил Словцов:

— Нет, Иванов. Он в скиту Параклит, это лаврский скит. Там всего двое монахов живут. Как-то в семинарии Господь меня к нему привел, и когда я учился в семинарии, я каждое субботнее всенощное бдение ездил к нему пономарить. Общался с ним, исповедовался постоянно. И он передавал свой опыт мне. Или просто как-то учил меня духовной жизни, а я впитывал, потому что я понимал, что мне все это нужно будет. Через год, через два, через три я стану священником, и мне нужно будет что-то говорить, нужно будет понимать, как действует страсть в человеке, как можно помочь, как можно утешить. И в этом смысле он помогал. Что для меня важно было, он приводил примеры из творений подвижников и Священного Писания. И все это было так незамудренно, а достаточно просто, в то же время очень понятно и относилось к моей жизни. Я сам с какими-то своими проблемами справлялся с помощью Божией, и теперь понимаю, как можно помочь другому человеку, который приходит ко мне. И духовник это тот человек, которому вы, может быть, по обстоятельствам по каким-то не будете приходить каждое воскресенье, но каждое воскресенье вы можете ходить в ближайший к вашему дому храм, исповедоваться, причащаться. Но исповедоваться вы будете у священника, который есть, желательно, если вы ходите рядом с домом в храм, чтобы это один священник был, чтобы он примерно понимал и мог хоть как-то в духовной жизни подсказывать. Мы вот это смешиваем. Ко мне как к приходскому священнику, приходит много людей. Какие-то люди уже целенаправленно приходят.

Кира Лаврентьева:

— С какой-то конкретной проблемой.

Священник Михаил Словцов:

— Связь появилась, контакт появился — они меня слышат, я их слышу, я их понимаю. Особенно молодежь, молодежи сложно идти к возрастным священникам, они их не понимают. Молодые, мы можем после службы поговорить и о кино, и о музыке, и об одном, и о другом, и куда-то сходить вместе. Как вот молодежные движения бывают при храмах. Здесь вот так. Мне кажется, самое главное, что должен делать священник, это совершать Божественную литургию. Духовничество не каждому дано. Иоанн Кассиан Римлянин пишет, что не каждому дан дар рассудительности. Но люди хотят, чтобы каждый священник обладал этим даром и зачастую и, к великому сожалению, некоторые священники сами не осознают, что они могут этого дара и не имеет. Когда ты осознаешь, что ты ничего без Бога сделать не можешь, положил что-то на сердце, сказал, не положил на сердце, ну, наверное, лучше промолчать, чем сказать какую-то ерунду, чтобы человеку не навредить.

Кира Лаврентьева:

— Так, мы поняли, значит, вы специалист по молодым людям.

Священник Михаил Словцов:

— Не то, что специалист.

Кира Лаврентьева:

— Но бывает же так, что священник, как конкретный врач специализируется на каких-то конкретных направлениях медицины. К кому-то лучше идти язву лечить, к кому гастрит, а зуб удалять к другому. Это не про профиль, а, скорее, про конкретные умения, которые можно приложить к конкретному человеку.

Священник Михаил Словцов:

— Мне кажется, это связано с тем, как я пришел в храм.

Кира Лаврентьева:

— Расскажите нам про это.

Священник Михаил Словцов:

— Я пришел в храм в восемнадцать лет.

Кира Лаврентьева:

— Не так давно.

Священник Михаил Словцов:

— Не так давно, можно сказать неофит.

Кира Лаврентьева:

— Десять лет назад.

Священник Михаил Словцов:

— Десять лет назад, но такой неофит еще. Ну, уже не неофит, но... Получилось так, что я рос в семье светской. Как среднестатистическая российская семья, которая ходит в храм пару раз в год, на Рождество мы ходили, я помню, на Пасху, перед первым сентября мама водила, надо поисповедоваться, причаститься, давай, надо Бога попросить благословения. Но не было такого, чтобы читали Евангелие каждый день, или утром и вечером молитвы какие-то читали.

Кира Лаврентьева:

— Причащались часто.

Священник Михаил Словцов:

— Причащались тоже нечасто. Как-то так. А потом случился 2008-й год со всем кризисом и со всеми историями этими неприятными, и в семье начались проблемы. На этом фоне мама воцерковилась. Причем так воцерковилась, что вся семья стала мучениками. А мне, восьмой класс, четырнадцать лет. Мама заходит в комнату: Миша, пойдем в храм, надо обязательно идти в храм, надо идти в храм. — Закрой дверь с той стороны, выйди вон из моей комнаты, не пойду я в твой храм. Она смиренно закрывала дверь, уходила, ничего не говорила. А потом у нее получилось выстроить такие отношения с подростком, и это очень ценно для меня сейчас. Потому что очень много мам приходят: сын не хочет ходить в храм. Я говорю: отстаньте от ребенка, просто отстаньте, будьте сама хорошей христианкой, и он потянется, молитесь за него, не передавите. Потому что передавите, и он уже не найдет пути в храм. И она как-то выстроила со мной такие отношения, что мне ее обидеть, причинить ей какую-то боль на человеческом уровне, совестно очень было. И она так же пару раз в год говорила: пойдем в храм, надо поисповедоваться и причаститься. Ну ладно, чтобы она не обижалась, я пойду. И были случаи, люди рассказывают, и я с этим сталкивался, когда на Пасху пришел в храм, а это уже вечер, вроде подготовился, три дня постился, для подростка же это вообще сложно, и какое-то правило читал. Священник так по башке дал: все не причащаешься, все, пошел вон, ты вообще безбожник, чё приперся.

Кира Лаврентьева:

— У вас такое было?

Священник Михаил Словцов:

— Да, мне лет, наверное, шестнадцать было, класс десятый, подростковый еще возраст. И я под Пасху возвращаюсь домой, и утром маме говорю, не пойду я вообще никогда, для себя так: все, отвалите от меня со своим храмом, я никуда не пойду, с меня хватит, что это вообще такое. И постепенно это все в таком режиме было. Потом я поступил в академию военную после окончания школы. И когда я учился там, как раз восемнадцать лет мне исполнилось, какое —то внутренне состояние было экзистенциальное очень странное. Я очень общительный по своему устроению человек, и у меня всегда было очень много друзей. И понимаете, как живет молодежь современная, помимо учебы по выходным мы ходили куда-то гулять, тусоваться. И все это так весело, всего этого так много, людей вокруг так много, но это веселье не приносит никакого удовольствия, оно мимолетное. Когда где-то гуляешь, весело, а на следующий день тебе так одиноко, что хочется прям вот куда-то под одеяло залезть и спрятаться. И тебе настолько одиноко, что ты ничем это одиночество заполнить не можешь. Пытаешься заполнить его весельем, а оно еще больше становится. Пытаешься заполнить его учебой и не получаешь никакого удовольствия от этого. Пытаешься еще чем-то заполнить и ничем не можешь. Думаешь, что будет человек какой-то рядом, чтобы он заполнил это одиночество, и понимаешь, что и это тебе ничего не даст. Я начал рассуждать так, зачем мы вообще живем?

Кира Лаврентьева:

— Пошло дело. Все.

Священник Михаил Словцов:

— Пошло дело, да, все. Это вне какого религиозного контекста было.

Константин Мацан:

— Священник Михаил Словцов, клирик храма преподобного Сергия Радонежского на Ходынском поле сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Так, вы начали себе вопрос задавать: зачем мы живем,- пошло дело, и ... куда дело пошло?

Священник Михаил Словцов:

— Я начал думать в голове своей. Учусь я, хорошо, это образование может вообще никуда не пригодиться. Карьера, ну, хорошо, в любой момент тебя предадут, подставят и до свидания карьера. Деньги? Я видел, как родители разорились. Тоже. Семья? Жена может уйти. Ну может же такое быть, сколько у нас сейчас разводов в обществе, к сожалению. Дети рано или поздно вырастут.

Кира Лаврентьева:

— Скептический настрой.

Священник Михаил Словцов:

— Здоровье тоже. Тебе сказали, у тебя рак и ты через месяц умрешь, и все, и до свиданья. И зачем тогда я?

Константин Мацан:

— Это «Светлый вечер» на радио «Вера», дорогие друзья.

Священник Михаил Словцов:

— Очень светлый. Зачем ты нужен тогда, если все вот так, ты зачем здесь топчешь землю? И тогда я подошел к вопросу религии и самого бытия человека, как такового. И я для себя два пути. Если там ничего нет, то ты просто корм червям, живи, радуйся, веселись, бери от жизни все, как сейчас живут люди, берут от жизни все. Но я-то понимал, что берешь от жизни все, а внутри-то пустота, зияющая дыра, которая ничем не заполняется и не вариант, смысл от этого? Тоже какая-то бессмыслица. Тогда может быть религия, что с религиями? Так, я вроде бы христианин. Надо будет там... Чему христианство учит, а мусульмане, почему они? А буддизм? Я начал по чуть-чуть интересоваться. Но это было не основательно. А потом произошло в определенный момент, это все как-то параллельно — эти мысли и это все параллельно происходило. Я попал в лавру, Троице-Сергиеву лавру под Рождество, мама привезла: давай на Рождество надо сходить в храм, как-то так. Мне уже восемнадцать лет. Я пришел в Успенский собор и встал в очередь на исповедь, прям при входе батюшка исповедовал один. Я смотрю, к нему семинаристы идут. Я понимаю, что меня туда не примут, и я так круг вокруг делаю и думаю, к кому бы подойти поисповедоваться, нужно же о себе что-то плохое рассказать, я ж не к каждому пойду, восемнадцатилетний мальчишка. Сделал круг вокруг и ни к кому сердце не легло. И вернулся на исходную позицию свою. И этот священник поднимается и подзывает меня, говорит: иди сюда. Я к нему подошел, поисповедовался, он мне что-то сказал. А мама уже прошаренная была в церковной этой истории, и она сразу подбежала к нему: вот батюшка, батюшка, вот, можно, о чем-то там с ним договорилась. А я ушел. Вот эти размышления мои тянутся-тянутся-тянутся. Месяц май, наверное, начало мая, где-то первые дни, тепло, солнышко на улице. Я собираюсь утром на учебу в институт, бегаю по квартире. Помните себя студентами, каждый помнит себя студентом, как он носится, пытается бутерброд съесть, закинуть что-то в сумку, одеться по-быстрому. Я в какой-то момент посреди комнаты встаю и говорю: мам, дай Евангелие. Это просто какой-то...

Кира Лаврентьева:

— Призыв такой, озарение.

Священник Михаил Словцов:

— Ну, просто, да, что-то такое. Просто: дай Евангелие.

Константин Мацан:

— Ничего себе.

Священник Михаил Словцов:

— Она мне дает маленькое такое карманное Четвероевангелие. Я выхожу, сажусь в маршрутку, открываю Матфея. Я живу на востоке, тогда до Выхино надо было ехать на маршрутке. В Выхино тебя вносили в вагон. Я вспоминаю, как я ехал в маршрутке, вышел из маршрутки, шел до станции, там надо метров триста-четыреста пройти до остановки, не закрывая, меня вносили с книжкой в вагон. И так я три дня провел. За три дня я причитал Матфея, Марка и Луку. Начал читать Иоанна, ничего не понял, сложно, не пошло, и я отложил. Но, как сейчас помню, я читал на лекциях, я на переводчика учился, и группа по семь человек, то есть как мы с вами сидим в двух метрах друг от друга, я так же сидел от преподавателя и читал. Не учился, а просто читал. И мне: Словцов, уберите книгу, что вы делаете. А я не мог остановиться. Это настолько поразило меня, поразило тем, что такое ощущение, первое ощущение было с самого начала, что это про меня написано. Все, что говорит Христос, особенно в Нагорной проповеди, он в жизнь бьет, в точку. И все про меня. Все, что написано, я во всем этом вижу себя. И вижу жизнь, вижу как она строится вокруг. То, чего я не понимал до этого, не видел смысла, не видел, как этот механизм жизненный, как он существует и циркулирует, я этого не видел. И читая, я начал понимать, как все движется, как все работает, и где эта брешь. И другой момент, наверное, громко сказано и неправильно так говорить, но какое-то мистическое чувство, я почувствовал Христа, что Он рядом. И сейчас в моей священнической деятельности это очень помогает. Вот эта встреча с Богом, чувство, что Он рядом и как будто Он тебя за руку держит. У Антония Сурожского то же самое было. что он сидел за столом и чувствовал, что Христос рядом с ним, это похожее чувство, что Бог рядом, и Он тебе открывается. И постепенно-постепенно с мая я начал более осознанно, я стал понимать, что происходит в храме, зачем нужно ходит в храм. Потому что приходим, читают на непонятном языке, делают непонятно что, что-то поют, что-то читают, батюшки в каких-то непонятных одеждах ходят, что-то творится такое непонятное. А смысл в этом какой? Я стал по чуть-чуть понимать, и в какой-то момент, к отпуску, наверное, в августе отпуск, каникулы, и я никуда не уезжаю. В отпуск не получилось, и у меня не было выбора, сидеть дома у компьютера, потому что все друзья разъехались. Вот сидишь дома у телевизора, у компьютера смотришь сериальчики, еще что-то. И мама: может, ты не будешь сидеть дома, смысл так просиживать. Я договорилась с батюшкой, он тебя ждет в лавре, на недельку поезжай-ка, поживи, потрудись там, поработай. А я про себя думаю, что там делать? Эти монахи, что они делают?

Кира Лаврентьева:

— Молятся, трудятся.

Священник Михаил Словцов:

— Нет, не молятся-трудятся, а молятся-постятся и слушают радио...

Кира Лаврентьева:

— Радонеж.

Священник Михаил Словцов:

— «Вера». Что делать, это ж скучно, страшно скучно.

Константин Мацан:

— Нет, слушать радио «Вера» не скучно.

Священник Михаил Словцов:

— Я про жизнь такую в представлении современного молодого человека. И что делать. Думаю, ну ладно, в любой момент можно уехать, это полтора часа от Москвы, если мне не понравится. Какой-то опыт, хоть какая-то перемена обстановки. Ну и интересно вообще, как это. Поехал. В общем, прожил я там неделю, и в конце первой неделе батюшка говорит: хочешь, оставайся на вторую. Я такой: хочу, я остаюсь. И что меня поразило в лавре, помимо монахов, помимо богослужения, я увидел священников и монахов людьми, такими же как мы, живущие в миру, у которых есть свои интересы. Они могут просто посидеть, попить чай, поговорить о чем-то, у них есть свои проблемы, то есть они такие же, из той же плоти и крови, что и мы. Что меня больше всего поразило, я увидел ребят-семинаристов, познакомился. Как раз этот священник познакомил меня с ребятами, и они меня больше всего поразили. Того, что я искал и хотел видеть и в себе, и в своих однокурсниках, и в своих друзьях тогдашних — сейчас мы общаемся, поддерживаем связь, но уже не так — я увидел в них. Я увидел то, что они не теряют что-то в этой жизни, потому что современному молодому человеку кажется, что когда ты придешь в церковь, все потеряешь. Ты потеряешь веселье, юность, задор какой-то, удовольствия, наслаждения, которыми мир призывает пользоваться. Увидел, что лишая себя этого, они ничего не лишаются, наоборот они намного богаче, чем я. Самое главное это любовь, какой-то свет в глазах, я не знаю, что это, оно просто струилось из них. Я увидев, посмотрел на них на протяжении двух недель, я так же хочу. Я хочу, чтобы из меня вот так же эта любовь, принятие другого человека, они меня не знали, но относились, как будто я им родной. И это настолько поразительно до сих пор. Я не уверен, что во мне это есть, но я стараюсь подражать тому, что я увидел, чтобы привлекать людей ко Христу. Это тот свет, который Христос дает, который Святой Дух исполняет в человеке. И он может быть виден, наверное, тому, кто ищет, тому, кто жаждет его увидеть, хочет его увидеть. Священник этот говорит: давай-ка на генеральную исповедь за всю жизнь. Как-то за эти две недели, где-то прошло, он поисповедовал меня, говорит: что ты там, тебе ж не нравится там учиться. — Не нравится, это не мое. Я понял уже к тому моменту, что это не мое, и вся эта система военная не моя.

Кира Лаврентьева:

— Здесь предлагаем остановиться на одну секундочку. «Светлый вечер» на радио «Вера», дорогие радиослушатели. У нас в гостях священник Михаил Словцов, клирик храма преподобного Сергия Радонежского на Ходынском поле. У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Мы вернемся после короткой паузы.

Константин Мацан:

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, уважаемые друзья. В студии моя коллега Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. В гостях у нас сегодня священник Михаил Словцов, клирик храма преподобного Сергия Радонежского на Ходынском поле. Мы говорим о пути отца Михаила к священству. И вы остановились на том моменте, когда, видимо, назревало решение поступать в семинарию все-таки.

Священник Михаил Словцов:

— Да. Я бы сказал, что это было не мое решение. Как я сказал, что была генеральная исповедь, и он говорит: поступай в семинарию, давай, готовься, год еще отучись. А там такая система, что мне надо было еще год проучиться, чтобы уже в армию не призываться, два года за год армии считался. Ты как раз за этот год подготовишься, и сразу отчислишься и поступишь. И получается, что не я сам принял решение поступать в семинарию, а мне сказали: иди и поступай. Ну, хорошо.

Кира Лаврентьева:

— Но вы согласились потом внутренне с этим решением?

Священник Михаил Словцов:

— Согласился. Потому что это где-то хотелось. Знаете, ощущение было, что я домой попал. Я когда в лавру попал, пожил там недельку-две, ощущение было, что я дома. И потом, когда начался учебный год, я каждое воскресенье, даже с температурой, ездил после пар в субботу, в электричку, на всенощное бдение в лавру. В академию ходил на всенощное бдение, а в лавру в Троицкий собор к преподобному ходил на литургию, и это было каждое воскресенье, независимо от состояния. Помню, один раз я приехал больной. Как раз священник, к которому я ездил, уехал, не было его в эти выходные, я приехал больной, у меня температура. Меня встретил Сережка, уже отец Сергий. Встретил и говорит: ты что, ты плохо себя чувствуешь. Переодел меня в свою одежду чистую, положил в свою кровать, сбегал в город. А там, чтобы сбегать в город, двадцать минут надо туда-обратно, а то и больше. Сбегал, купил молока, подогрел молоко, столько заботы, мне брат родной столько заботы не оказывает, сколько парень, которого я знаю месяц, может, полтора. Это было настолько искренне, настолько..., как будто он по-другому поступить не мог. Наверное, Господь просто свел с такими людьми. Потом я поступил в семинарию и понял, что семинаристы такие же ребята, как и все, есть и хорошие семинаристы.

Кира Лаврентьева:

— И молока вам уже никто не носил.

Священник Михаил Словцов:

— Нет, все равно вот эта братская поддержка всегда была.

Константин Мацан:

— Как шутил один наш гость, когда я поступил в семинарию, я узнал, что слово брат может быть угрожающим и ругательским.

Кира Лаврентьева:

— Да-да-да. Слушай, точно. Отец Антоний Борисов, ну брат, ты знаешь брат, прости брат, подвинься брат.

Священник Михаил Словцов:

— Это церковный эвфемизм. И получается, что это решение не я сам принял, а меня на него подтолкнули и, можно сказать, благословили. И с этим благословением все получилось очень гладко. Я легко отчислился и поступил так же легко, все в один год, я не терял времени. Но поступая в семинарию, я уже понимал, что если ты поступаешь в семинарию, то ты должен быть священником. Пойти в семинарию просто, чтобы получить образование, смысла нет. И я для себя в этом не вижу смысла, поэтому вся семинария была подготовкой к священству. Я старался как-то духовную жизнь свою исправлять, на уровень хоть какой-то выводить. И это очень важно. Что интересно, семинария как учебное заведение дает хорошее образование, но за духовной жизнью за своей чаще всего ты следишь сам, сам стремишься. Если ты понимаешь, что готовишься быть священником, то ты как хороший семинарист себя и ведешь. Если ты еще не понял, что, куда, зачем, хочешь ты быть священником, не хочешь ты быть священником, то и может шатать то в одну, то в другую сторону.

Константин Мацан:

— Какой самый ценный опыт вы приобрели за первые годы семинарии, что такое в сердце всплывает, когда вспоминаете?

Священник Михаил Словцов:

— Лавра. В принципе, в лавру попадаешь, даже сейчас приезжаю в лавру, ворота проходишь, и в другой мир попадаешь, это даже внутри состояние другое.

Кира Лаврентьева:

— Так и есть.

Священник Михаил Словцов:

— Как будто в другой мир попадаешь. Вот лавра, она сама воспитывает. Преподобный. Просто как есть образ снежного кома в отрицательном. А есть в положительном ключе образ снежного кома, когда ты каждый день приходишь к преподобному, просишь у него благословения. И собираешь-собираешь потихонечку, по чуть-чуть, по чуть-чуть, по чуть-чуть. Я помню, встретился со своими однокурсниками из первого места учебы через года два или три, они меня не узнали. Не потому что я изменился. Я изменился внешне, но просто другой человек, вот это делает, наверное, преподобный, Христос. В первую очередь Христос, а потом уже преподобный, лавра, то общество, которое окружает тебя, ну и, конечно, школа смирения.

Кира Лаврентьева:

— А с женой вы как познакомились?

Священник Михаил Словцов:

— Там же.

Кира Лаврентьева:

— Вот, я так и думала. А она где училась, на регентском?

Священник Михаил Словцов:

— Она училась на регентском, и мы просто дружили. Причем, последний курс, уже почти перед ее отъездом, за пару месяцев до ее отъезда домой.

Кира Лаврентьева:

— Сели в последний вагон.

Священник Михаил Словцов:

— Даже не сели в последний вагон. У нас очень интересная история женитьбы. Не знаю, если это интересно.

Кира Лаврентьева:

— Это очень интересно.

Священник Михаил Словцов:

— Уже третий курс был, она заканчивала обучение, заканчивала регентскую, уже должна была уезжать домой и как раз перед этим, это май-июнь-июль, я влился в студсовет, а она в активе была, активисткой. Мы начали общаться, просто дружить, какие-то совместные мероприятия, выходы на природу, концерты, помогали что-то, просто общались, дружили, все. Она уезжает, потом возвращается. И вместе с тем, и у меня дома появлялись все ребята, потому что у меня дом, дача, рядом с Посадом. Если куда-то на природу, еще что-то, где-то с ребятами шашлыки пожарить, рыбу на костре, это все ко мне на ночь обычно приезжали, или что-то приготовить, тоже мы приезжали. И родители видели всех девчонок из студсовета и ребята приезжали. Родители говорят, присмотрись к Кате, присмотрись. Я такой: да, ну хорошая девчонка, и мы ладим и мне нравится, как она..., ну, нравится. Хорошая и симпатичная. И она уехала. Потом возвращается в ноябре, в июле она уехала, уже в ноябре возвращается на сессию, в другой университет, я ее встречаю в Домодедово, привожу в Сергиев Посад, мы вечер проводим все вместе, советом так же, за кружкой чая, тортики кушали. Потом она говорит: Миш, ты можешь меня отвезти в Хотьково, у меня там сестра живет, я у сестры останусь переночевать. Я говорю: хорошо, только надо заехать за родителями на дачу. как раз по дороге.

Кира Лаврентьева:

— Присмотрелись.

Священник Михаил Словцов:

— Нет-нет.

Кира Лаврентьева:

— Еще не присмотрелись.

Священник Михаил Словцов:

— Это было такое. В общем едем мы по проселочной дороге на дачу и о чем-то разговариваем. Разговариваем-разговариваем, и я в какой-то момент говорю: Кать, пойдешь за меня?. Она такая: что? Типа, Мишань, погоди, что?

Кира Лаврентьева:

— Круто.

Священник Михаил Словцов:

— Я серьезно.

Кира Лаврентьева:

— Прямо вообще.

Священник Михаил Словцов:

— А я в своей голове понимаю, что человека, который так будет со мной ладить, с моим характером...

Кира Лаврентьева:

— То есть вы даже с ней и не встречались?

Священник Михаил Словцов:

— Нет, мы были друзьями. И вот эти дружеские коннекты, я понимал, что это мой человек, мне с ней хорошо дружить. Это уже очень много. Мне с ней легко, она мне нравится, она симпатичная. Она из хорошей семьи, у нее папа священник. Хотя она вообще кореянка у меня.

Кира Лаврентьева:

— Красота.

Священник Михаил Словцов:

— Она: подожди, дай мне подумать. Ну, ладно. Мы подъехали к дому, я ее отвез обратно в Хотьково.

Кира Лаврентьева:

— Попросила подвезти.

Священник Михаил Словцов:

— На третий день мы идем со студсоветом в театр. И уже не в машине, более романтичное место, в метро, на станции метро, они уезжают в одну сторону, я уезжаю в другую сторону, она говорит: слушай, я подумала над твоим предложением, я согласна.

Кира Лаврентьева:

— С ума сойти, вообще. Я слушаю, как какой-то бег с препятствиями.

Священник Михаил Словцов:

— На следующий день я сразу вечером пишу друзьям своим, кто самые близкие, с кем мы жили вместе. Завтра надо организовать, надо по нормальному предложение сделать. Не вот это вот, не пойми что — с кольцом, со всеми делами. И надо еще духовнику ее показать, отцу Луке, чтобы добро дал. Потому что его мнение очень важно, очень рассудительный священник, и мне важно было его мнение. Я пишу ей: давай завтра съездим, я отработаю — я тогда работал в отделе межцерковных связей — отработаю, пораньше отпрошусь, поедем к отцу Луке, потом еще с ребятами посидим в студсовете. Поехали к отцу Луке, он сразу, как-то очень быстро, да все, хорошо, добро. Первый раз увидел.

Константин Мацан:

— Он привлекательный, она привлекательная, что зря время терять.

Священник Михаил Словцов:

— Добро. И поехали в лавру, в студсовет, в комнату. Ребята там накрыли, все приготовили, все за меня сделали.

Кира Лаврентьева:

— Красота.

Священник Михаил Словцов:

— Мы как-то так обманным путем. Она приходит, с кольцом, я уже предложение ей сделал, все. Она звонит родителям, папе, а папа такой строгий, священник: я тебя на сессию отпустил, а ты тут замуж выходишь. В ноябре получается ей сделал предложение.

Кира Лаврентьева:

— Ну, в итоге как вас папа принял?

Священник Михаил Словцов:

— Нормально. Мы в январе поехали, пообщались. Как-то так — нормально. В июле сыграли свадьбу. Хотя она была у себя в Краснодарском крае, я был здесь в Москве, она приезжала, в основном организационные все моменты.

Кира Лаврентьева:

— То есть вы до свадьбы почти не виделись?

Священник Михаил Словцов:

— Нет.

Кира Лаврентьева:

— Красота вообще. По древнерусской домостроевской традиции.

Священник Михаил Словцов:

— Ну, это не специально было, просто так вот Господь положил на сердце, на душу, и Бог знает.

Кира Лаврентьева:

— Прекрасно. Вы знаете, отец Михаил, слушаешь вашу историю и поражаешься, насколько неисповедимы пути Господни. Вы совершенно вообще не собирались не то, что становиться священником, я как понимаю, вы и в церковь-то не собирались ходить, и тут раз — мама, дай Евангелие. Потом Евангелие залпом, раз — монастырь. Пожил в скиту.

Священник Михаил Словцов:

— Не в скиту, в лавре самой.

Кира Лаврентьева:

— В лавре пожил, пропитался этим духом. У вас постоянно идут такие озарения, Бог вкладывает вам в голову, в душу эту правду, которая касательна именно вас и для вас очень важна. И это действительно поразительно. Причем, я слушаю и думаю. Вот слушает нас сейчас какой-нибудь скептически настроенный человек и он обязательно спросит: если юноша испытывает пустоту, о которой вы говорили, одиночество, надо наверное пойти к психологу, разобраться с собой, найти себе занятие, которое его наполнит, заполнит. Прекрасно понимаю, о чем вы говорите, это как хотеть воды и знать, где вода, а вместо этого у тебя есть только кисель, напитываться тем, что есть. Я ни в коем случае не пытаюсь сейчас бросить камень в сторону психотерапии, никуда. Просто настолько явный призыв. Огромное вам спасибо, что вы так подробно рассказали. Я, конечно, под впечатлением.

Константин Мацан:

— Когда вы описываете такие моменты, то, что вы назвали мистическим опытом... Причем, мне кажется, вполне нормальное выражение, вполне церковное, если просто не путать мистику и мистицизм. Дурной мистицизм в жанре канала TВ-3, первый мистический. А если понимать под словом мистика личный опыт.

Священник Михаил Словцов:

— Духовный опыт, можно так сказать.

Константин Мацан:

— Который не укладывается в слова, не потому что не могу выразить, а потому что не все мы выражаем словами, не для всего слова в принципе как таковые подходят. То, что ты переживаешь как реальность, внутреннюю, неизреченную, но как реальность. А как в ней не ошибиться, как не принять свои эмоции за эту самую реальность? В чем тут заключается осторожность и ответственность отношения к тому, что мы называем внутренним духовным опытом?

Священник Михаил Словцов:

— Вам сказать со стороны уже образования и склада, как священника, или того человека, который об этом ничего особо и не знал?

Константин Мацан:

— Можно с обеих сторон.

Священник Михаил Словцов:

— Сейчас в голову пришла такая мысль. Отец Варнава, наш преподаватель академический, говорил: когда читаешь книжку, пробуй ее на вкус. Бывает читаешь книжку, иона какая-то горькая, противно. А читаешь книгу, и бывает сладкая. Вот Евангелие читаешь и не устаешь от него, Послания апостольские читаешь, не устаешь от них. Кого-то из отцов читаешь, тоже, какие-то живые слова. Точно так же то, что производит в тебе этот опыт. Какие-то экстрасенсы, раз уж сегодня затронули, бабки-гадалки, если они не шарлатаны, у них же тоже какой-то мистический опыт есть. Но что он производит? Если уж говорить, пройдя путь образования, то апостол Павел говорит, что плод духовный, это мир, долготерпение. Когда эти духовные плоды, когда любовь умножается от того, что ты переживаешь, и настоящая любовь, Христова любовь, тогда наверное тот. Этот опыт очень понятен, сны же многим людям снятся. Что бы это значило, а что бы это значило? Но что такое сон от Бога и сон от лукавого, например, это сродни этому опыту. Сон от Бога очень понятен и служит благу людей, когда Иосифу явился ангел, он сказал делай то и то. Нет никаких иносказаний, чего-то непонятного. Тут сразу все понимаешь.

Константин Мацан:

— Один священник, мне кажется, хорошо сказал. Его спросили в одной передаче, как отличить хорошие сны от плохих, каким снам можно верить? Он говорит: хорошим. А какие это хорошие? Ну, если вам во сне приходит друг и говорит, что курить плохо, верьте такому сну.

Священник Михаил Словцов:

— Да, да. Это что-то такое.

Константин Мацан:

— Священник Михаил Словцов, клирик храма преподобного Сергия Радонежского на Ходынском поле, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер».

Кира Лаврентьева:

— Отец Михаил, а что самое сложное было для вас, когда вы стали священником, когда вы стали отцом семейства, мужем? Вот эта ответственная взрослая жизнь, еще и священство, что вообще самое ответственное, наверное, для мужчины, что может быть. Что самое сложное было?

Священник Михаил Словцов:

— Вы меня в тупик ставите своими вопросами. Я не знаю.

Кира Лаврентьева:

— Давайте выбираться из тупика вместе.

Священник Михаил Словцов:

— Со всем этим, просто это твоя жизнь. Когда ты понимаешь, что это твоя жизнь, это тот путь, на который тебя призвали, но который ты выбрал. Все равно же мы согласие даем на это. Как бы сложно ни было, с какими трудностями бы ты ни встречался, ты просто должен их преодолевать. Я не могу сказать что было что-то такое непреодолимое, очень сложное. Нет. Все было... Господь ведет, если хоть чуть-чуть доверяешь ему, Он ведет и из всех сложностей выводит. Я не помню такого, нет, наверное, чтобы прямо сложно было, чтобы что-то не получалось. Первая исповедь это всегда страшно.

Кира Лаврентьева:

— Да.

Священник Михаил Словцов:

— Ты приходишь, а что, а как? Выйти первый раз. Я помню «паки и паки», когда диаконом стал, первый раз «паки и паки», ноги трясутся, руки трясутся, весь трясешься, слова перепутал, хотя и читал, все перепутал. Но это же не сложность. Я сейчас вспоминаю, я улыбаюсь. мне это забавно, это с любовью воспринимаешь. Нет такого, что сложности, трудности, что-то не получалось, все со временем. То, что не получалось и сейчас не получается, получится потом.

Кира Лаврентьева:

— Ну, есть какие-то труднопреодолимые места, где вы запинаетесь, требы, исповедь?

Священник Михаил Словцов:

— Да, нет, наверное. Может быть трудно, знаете как, трудно, может быть, самому себе, но это может быть неопытность. Не всегда можешь не включаться внутренне в боль людей. Прекрасно понимаете, в праздники или в воскресный день через тебя проходит пятьдесят-семьдесят человек, и двадцать из них придут к тебе с болью. Тридцать-сорок просто перечислят свои грехи и ты их отпустишь, а двадцать-тридцать придут со своей болью, со своими проблемами. А иногда так бывает, что все это люди, с которыми ты общаешься, дружишь. У нас очень дружный приход, мы общаемся помимо богослужения, еще и все общаемся и дружим вне, и семьями, и как-то.... И ты понимаешь, что когда у кого-то из твоих прихожан есть какие-то проблемы, ты в эту боль хочешь — не хочешь, а включаешься. И так пройдет через тебя не правильное какое-то внутреннее состояние, упустил этот момент внутренний свой, и уже как выжатый лимон, на полусогнутых доходишь до алтаря. Сядешь посидишь, ладно, надо ехать домой, надо ехать к жене. Приходишь домой, жену обнимешь и все, и нормально и все хорошо.

Кира Лаврентьева:

— Как Аня Леонтьева, наша коллега, недавно рассказывала, как они дружили со священником, ждали его домой в гости, и ее ребенок рассматривал каких-то насекомых в книге под увеличительным стеклом. И он так ждал, что священник к нему придет, и он покажет ему — ну, ребенок — покажет ему паучков-жучков, чтобы тот напугался. И вот священник, наконец, пришел поздно, еле-еле добрался до них, обещал приехать, навестил семейство. Сидит рассматривает этих паучков, и этот ребенок, сынок Анин говорит: ну, что, страшно, страшно. Ждет. Тот говорит: слушай, деточка, я шесть часов исповедовал сегодня, мне уже ничего не страшно. И в этом было столько правды, в этих словах.

Священник Михаил Словцов:

— Знаете, вы сейчас рассказали эту историю, и я понял, какая сложность все-таки есть. Сложность эта. Апостол Павел в одном послании пишет, что он стал для всех всем, для эллинов он был эллином, для иудеев был иудеем.

Константин Мацан:

— Чтобы приобрести хотя бы некоторых.

Священник Михаил Словцов:

— Хотя бы некоторых. И это в современном мире, особенно с молодежью, может быть, меня по-другому воспитывали, но как-то молодежь теряет берега очень быстро. И когда ты пытаешься с ними общаться на одном языке, привлечь, уделять им внимание, они, во-первых, начинают тебя где-то несерьезно воспринимать, здесь много ошибок.

Кира Лаврентьева:

— Нужны границы, границы четкие.

Константин Мацан:

— Должна быть дистанция.

Священник Михаил Словцов:

— Должна быть дистанция. Здесь я много ошибок совершил. И может быть, до сих пор где-то не совсем правильно поступаю. Вот это да, это сложно.

Константин Мацан:

— Тут как раз очень вопрос интересный возникает. Я часто об этом задумываюсь, смотря на священников. Ведь действительно, если мы соглашаемся, что дистанция необходима не только с молодежью, в дружбе с прихожанами, особенно если священник не старый, у него много прихожанок, потому что женщин в принципе больше чем мужчин в мире, в стране, и в храме в частности. Вот эту дистанцию надо держать. И не получается ли так, что служение священника так или иначе связано с какой-то долей одиночества. Ты не можешь на самом деле быть совершенно открытым людям. Ты должен им помогать, должен быть для них всем, но при этом ты должен одновременно быт немножко закрытым. И в этом смысле до конца открыться никому, кроме, может быть, супруги не можешь.

Священник Михаил Словцов:

— Это уже наша проблема, что мы не можем до конца открыться.

Кира Лаврентьева:

— Да, нет, наоборот, если мы откроемся, мы заплатим за это большую цену.

Священник Михаил Словцов:

— Почему, например, человек не хочет открываться. Мы в начале тоже говорили, что есть образ священника. Люди хотят видеть священника святым, лубочный такой образ. Вот он такой, возвели на пьедестал, он не может ошибаться, он не может раздражаться. он не может позволить себе быть человеком.

Кира Лаврентьева:

— Так, а на самом деле? Он человек.

Священник Михаил Словцов:

— Да. И одновременно это проблема нас, как священников. Мы, может быть, ладно, я, за себя буду говорить. Я, наверное, живу не совсем так, что могу открыться перед людьми, что, может быть, они меня за что-то и осудят или не поймут. А с другой стороны, нам же надо так жить, по-хорошему, чтобы нас не могли ни в чем укорить. Апостол Павел собственно об этом и пишет. Вопрос в том, что требования к нам такие, что их очень сложно удовлетворить подчас бывает. Священник пострижется чуть-чуть красивее, чем это принято в стереотипе, его уже осудят за это.

Кира Лаврентьева:

— Всем не угодишь, конечно, не пятак, чтобы всем нравиться.

Священник Михаил Словцов:

— Две стороны медали. С одной стороны и нам надо жить так, чтобы нас не укоряли, чтобы жизнь непорочная была. А с другой стороны, и людям не нужно воспринимать священника, как святого.

Константин Мацан:

— Я-то спрашивал про другое. Не получается ли так, что священник как бы обязан выстроить такую границу вокруг себя.

Священник Михаил Словцов:

— Тогда эта проблема решается, тогда эти границы не нужны. Если мы открыты... Что люди хотят сейчас от нас, от священников? Чтобы мы настоящими были. Чтобы мы не образом этим были, а настоящими. Мне кажется, что эта граница, дистанция, это, скорее, защитная реакция самого священника от людей.

Константин Мацан:

— Вы же сами говорите, что молодежь, когда вы с ними общаетесь, слишком близко сближаетесь, перестает вас воспринимать собственно как священника, и это затрудняет вашу миссию, если угодно.

Священник Михаил Словцов:

— Это моя вина. Я не думаю, что они виноваты, что так их воспитали или мир такой сейчас. Это моя вина, что я не смог поставить правильно, выстроить отношения. Мы же в любом случае выстраиваем, какими бы мы ни были близкими друзьями, мы в любом случае выстраиваем определенные отношения, у нас есть определенный социальный договор. И он негласен, мы его выстраиваем в ходе общения. Это не разговор про границы, про дистанцию. Это именно социальный договор с молодежью, который мы негласно пытаемся выстроить — вот это сложно. Мы же про сложности сначала говорили. Это сложно — правильно выстроить в ними отношения изначально. Дать понять, что вы можете ко мне прийти с любой проблемой, с любой болью, когда вам плохо. Можете написать мне хоть ночью, я проснусь ночью, отвечу. Если не буду спать, я вам прям ночью отвечу. В то же время, вы должны понимать, что я старше, и к старшему в любом случае нужно относиться с уважением. Меня мама воспитывала так, что если человек старше тебя, неважно насколько, на пять лет, на шесть лет, все равно к нему на «вы»!. Пока тебе не разрешат обращаться на «ты», или пока вы не договоритесь, что переходите на «ты». Сейчас этому меньше в воспитании в принципе уделяется внимания, дети, подростки и даже более старшая молодежь, быстро эту грань пересекают. В этом проблема, как выстроить отношения так, чтобы они одновременно понимали, что ты свой, тебе можно доверить вообще все, что угодно и когда угодно, ты всегда поддержишь, не осудишь, и в то же время все-таки...

Кира Лаврентьева:

— Что ты не собственность и не панибрат.

Священник Михаил Словцов:

— Что ты не братан.

Константин Мацан:

— Спасибо огромное. Мы на очень трогательной ноте, очень проникновенной заканчиваем. Спасибо за вашу потрясающую историю. Она очень, повторюсь, трогательная и такая настоящая, ключевая, именно тот путь к вере, к священству, о котором мы всегда хотим, чтобы наши гости рассказывали. Спасибо огромное. Священник Михаил Словцов, клирик храма преподобного Сергия Радонежского на Ходынском поле сегодня с нами и с вами был в программе «Светлый вечер». В студии была моя коллега Кира Лаврентьева, и я Константин Мацан. До свидания, до новых встреч на волнах радио"Вера".

Кира Лаврентьева:

— Всего доброго.

Священник Михаил Словцов:

— Всего доброго.