«Путь к священству». Священник Илья Бурдуков - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Путь к священству». Священник Илья Бурдуков

* Поделиться

В нашей студии был настоятель храма Воскресения Словущего в Смоленске, преподаватель Смоленской Духовной семинарии священник Илья Бурдуков.

Наш гость рассказал о том, как подростком пришел в храм, почему церковная жизнь стала для него важной, и каким был его путь к священническому служению.


К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья. В студии Кира Лаврентьева...

К. Лаврентьева

— Добрый вечер.

К. Мацан

— И я, Константин Мацан. И приветствуем нашего гостя, в этом часе «Светлого вечера» с нами и с вами священник Илья Бурдуков, настоятель храма Воскресения Словущего в Смоленске, преподаватель Смоленской духовной семинарии. Добрый вечер.

Иерей Илья

— Здравствуйте.

К. Мацан

— Отец Илья, в этих беседах мы с Кирой спрашиваем священника о личном. О пути к вере, о встрече с Богом, о том какая цепь событий привела к решению все-таки стать священником. Почему говорю «все-таки», потому что ну мы знаем примеры, когда человек к этому служению именно пастырскому шел через сомнения, через поиск, иногда даже через препятствия. И вот, может быть, они были, эти препятствия и сомнения большими, может быть, маленькими. Ну наверное, все равно это очень важный путь — путь поиска ответов на вопросы, путь вопросов к Богу. Я думаю, что в этом смысле вот путь человека, в том числе к священству и ваш путь, может быть тем или иным способом соотнесен с теми вопросами и сомнениями, которые возникают или могут возникнуть у любого верующего или человека только ищущего веры. Вот об этом сегодня хотелось бы с вами сегодня поговорить.

Иерей Илья

— Спасибо.

К. Лаврентьева

— Отец Илья, здравствуйте, добрый вечер еще раз. Отец Илья, сегодня у нс в гостях молодой священник, у нас это бывает, и мы это очень любим с Костей.

К. Мацан

— Бывают и молодые священники.

К. Лаврентьева

— Потому что с каждым священником разговор разный. Не только потому что каждый священник это отдельный человек, понятно, но каждый священник, по количеству лет, это отдельный опыт служения. И в этом смысле особенно важно и интересно спросить у вас: а каково это? Ведь вы совсем недавно рукоположились, то есть у вас еще свежи все переживания после священнической хиротонии, вы только вступили на этот путь, к которому долго готовились в семинарии.

К. Мацан

— А сколько времени вы священник?

Иерей Илья

— С августа месяца прошлого года.

К. Мацан

— Еще совсем, впервые в нашей программе настолько молодой по хиротонии священник.

К. Лаврентьева

— Вот я на это обратила сразу внимание. Поэтому очень мне интересно, как вы сейчас себя ощущаете?

Иерей Илья

— Вы знаете, я сам неоднократно себе задавал этот вопрос: что я ощущаю? И пытался как-то действительно нащупать вот этот некий нерв. На самом деле для кого-то само вот это событие, принятие сана является неким водоразделом в жизни, когда человек вот был тем-то, становится другим. Я всегда воспринимал это скорее всего иначе — как некую кульминацию действительно долгого пути. То есть это не было чем-то действительно, что переломило мою жизнь, это было тем, к чему Господь меня готовил годы.

К. Лаврентьева

— Вы всегда хотели стать священнослужителем?

Иерей Илья

— Не всегда, но скорее всего с подросткового возраста примерно, как я пришел в храм.

К. Лаврентьева

— В подростковом возрасте.

Иерей Илья

— Да, я пришел в храм в тринадцать лет. То есть нетипичный, наверное, возраст для человека, чтобы прийти в Церковь.

К. Лаврентьева

— Нетипичный.

Иерей Илья

— Родители у меня на тот момент не были воцерковленными абсолютно. И это какое-то некое, как сказали бы большинство людей, стечение обстоятельств было, почему я пришел в Церковь. И с того периода как раз я примерно уже, почему-то вот моя жизнь перевернулась, я действительно хотел пойти по стопам, наверное, таким, служения Богу. Я не могу сказать, что я хотел быть священником, наверное, нет, навряд ли, но служение Богу — это действительно стало в какой-то момент целью моей жизнью.

К. Лаврентьева

— А в какой момент вы поняли, что хотите стать священником?

Иерей Илья

— Скорее всего, это уже, наверное, в семинарии произошло.

К. Лаврентьева

— Но в семинарию вы поступили без четкой цели.

Иерей Илья

— Цель была, но она была скорее всего проверить себя. То есть сказать, что я в восемнадцать лет уже думал о том что я вот готов, я могу — ну наверное, это будет лукавством.

К. Лаврентьева

— Проверить себя в чем?

Иерей Илья

— Проверить себя как раз в стремлении служению Богу.

К. Лаврентьева

— То есть мысль была, уже зародилась.

Иерей Илья

— Да, мысль была, только на каком это будет поприще, я пока еще не мог точно определить.

К. Мацан

— А вот что такое служение Богу, как вы тогда понимали? Потому что, думаю, что для молодого человека, вчерашнего подростка, ну очень легко впасть в такие идеалистические больше, геройские представления о служении Богу, не имея под этим ну просто возможности видеть что-то реальное, конкретное, вот быт, жизнь, повседневность.

Иерей Илья

— Да, я на самом деле об этом думал в подростковом возрасте, как вы правильно отметили. И у меня, то же самое, были, наверное, идеалистические представления — изменить мир, спасти всех людей...

К. Мацан

— Прямо так?

Иерей Илья

— Ну что-то не так, конечно, но примерно что-то такое, наверное, то есть сделать что-то великое, с большой буквы. И мне было интересно как раз посмотреть, к чему это приведет, уже в стенах духовной школы, соприкоснуться с реальностью, соприкоснуться с землей.

К. Мацан

— И как, не ударились об землю?

Иерей Илья

— Нет, я не ударился. Может быть, были ушибы, наверное.

К. Мацан

— Ну а что это было за соприкосновение? То есть ведь с идеалами трудно расставаться.

Иерей Илья

— Да, очень трудно, это процесс на самом деле болезненный. Однако обучение в стенах духовной школы, особенно проживание в этих стенах позволяет многое переоценить, позволяет выйти наружу тому, чего ты раньше, может быть, не видел никогда.

К. Мацан

— А пример можете привести? Вот что вы никак не ожидали встретить в опыте жизни, в церковной жизни, того что вас чему-то научило, поразило, удивило, стало важным?

Иерей Илья

— Например, я не думал, что необходимо достичь вот такого высокого уровня самоотречения.

К. Мацан

— Так.

Иерей Илья

— То есть все-таки мы часто говорим о свободе, о свободе личности, о некоем «я», и даже в духовной жизни. И даже это можно подкрепить словами святых, например, как об этом говорит преподобный Серафим Саровский: спасись сам и вокруг тебя спасутся тысячи. Однако же как раз вот этот опыт обучения в духовной школе позволяет тебе увидеть действительно, насколько должен быть твой уровень самоотречения, насколько ты должен забыть о себе, как раз об этом «я». Раствориться в людях, раствориться в их проблемах, даже твоего соседа, может быть, или того человека, который живет в соседней комнате.

К. Мацан

— Очень интересно. Вот я недавно от одного епископа, ректора одной из семинарий, слышал такую мысль, что многие, приходя в семинарии, молодые люди только там воцерковляются. Именно воцерковляются. То есть люди поступают в семинарии, видимо, из какого-то просто общего интереса, может быть, из каких-то обстоятельств. Ну будучи верующими христианами, церковными, но не будучи погруженными на самом деле в регулярную такую церковную дисциплину. И для кого-то становится вызовом даже такое воцерковление и подлинное знакомство с Церковью. А как все-таки это было у вас? Вот вы сказали, что вы шли, ну все-таки, как я слышу, с более такой какой-то, осознанной целью проверить себя. То есть вы готовы были понять, что, может быть, я и не подойду, и не смогу, и откажусь от этой идеи?

Иерей Илья

— Это очень интересный вопрос, в плане того, что кто должен обучаться в духовных школах и кого стоит принимать: либо этот человек должен быть уже с каким-то багажом и подготовленным к чему-либо, воцерковленным, либо же можно принимать людей действительно, которые еще не имеют какого-то опыта церковной жизни. Ответить на него сейчас очень сложно будет. Что касается меня лично, то действительно с тринадцати лет я осуществлял пономарское служение в храме, я присутствовал на богослужениях каждую неделю, я прогуливал даже иногда школу ради служб. И меня вызывали и к директору, и прочее, на беседы, и меня не совсем понимали. То есть, в принципе, общая картина какая-то мне была более-менее ясна, к чему необходимо стремиться. Были и свои искушения — я видел обычную жизнь людей, священника своего, своего прихода, своих людей. То есть сказать, что действительно была идеалистическая картинка — или в полной мере идеалистическая, или же что я не совсем понимал, куда я иду — нельзя так сказать. Понимание, осознание какое-то было, подготовка определенная была, были и свои проблемы уже какие-то, пройденные к этому периоду. Но, слава Богу, что у меня так получилось, я благодарен Богу, что у меня этот опыт был. Я видел людей, которые поступали, действительно вот недавно они пришли в Церковь, и только вот они решили поступить в семинарию. Слава Богу, что у меня было не так. На самом деле им очень тяжело было, крайне тяжело таким людям.

К. Мацан

— Вот интересно, вы так на самом деле какую-то не вполне, наверное, для всех ожидаемую сторону семинарской жизни приоткрываете. Мы ведь и вправду часто представляем себе, что вот, семинаристы, юноши, решившие посвятить себя служению Богу, понятно, что все люди, но все-таки они немножко особенные люди в этом смысле, ну контингент, что называется, особенный. А я вспоминаю, что один мой знакомый, закончивший семинарию, где-то в разговоре, впроброс, абсолютно не акцентируя, сказал такую вещь: ну вот меня там этому научили в семинарии — пару раз по роже дали сокурсники, и вот я там что-то о жизни понял. И для меня тогда такой новый штрих какой-то, что в семинарии разное бывает, и там тоже на самом деле мужской коллектив такой, в чем-то пацанский, может быть, даже никуда не девается, а в чем-то усиливается. Вот у вас был какой-то вот, не знаю, ну кризис не кризис, но вот осознание того, что опять-таки расставаться приходится с идеалами в этом смысле?

Иерей Илья

— Кризис, я думаю, наступает практически у всех людей. Учитывая то, что и я также поступил после школы, а до этого я проживал, по сути, у себя дома — я был предоставлен себя, я мог сам формировать свою повестку дня, свои мысли какие-то, подбирать себе соответствующих людей в компанию и прочее и прочее. В дальнейшем же, конечно, ломка у всех происходит в любом случае. Что касается «по роже», то конечно, слава Богу, этого не было.

К. Мацан

— Ну это, конечно, еще, наверное, связано со спецификой характера моего знакомого конкретно. Это не надо делать вывод, что в семинарии все друг другу дают по роже в плановом порядке, для смирения. Нет, это, конечно, не так. Это был эксцесс, но эксцесс в чем-то такое вот исключение, подтверждающее ну какую-то картину.

Иерей Илья

— Вы знаете, через кризис проходят все, и без кризиса не может быть никакой победы. То есть в основном самое лучшее всегда приобретается вопреки, а не благодаря чему-либо. И поэтому это очень хорошо, что так происходит. Мне всегда вспоминаются, например, примеры из житий святых, где некий молодой человек приходит в монастырь, он просит: примите меня, пожалуйста. А его там держат где-то за стенами неделю-две, он не ест, не пьет ничего и, может быть, его потом принимают. А кто-то сдается и уходит. Скорее всего, я склонен всегда говорить так: что есть проблемы, есть трудности, их необходимо преодолевать. И я всем людям говорю, которые меня спрашивают, нужно ли поступать в семинарию, что я предлагаю подумать сначала, что это не путь, устланный розами и еще чем-то, триумфом каким-то, что это путь преодоления, прежде всего себя.

К. Лаврентьева

— А было ли что-то, что вам приходилось преодолевать в себе с наибольшим трудом?

Иерей Илья

— Конечно, это, я думаю, у большинства людей, ну и у меня это в том числе есть, это некая самость. Самость эта у всех, в основном, проявляется, тем более в наш современный век, это индивидуализм некий. Это все необходимо было преодолевать постепенно, подчинять свои интересы интересам общества, интересам Церкви, интересам даже твоего соседа, опять же повторюсь. То есть это неизбежно.

К. Лаврентьева

— Вам не страшно было перед рукоположением?

Иерей Илья

— Ну это очень сложный вопрос на самом деле.

К. Лаврентьева

— Не было ли каких-то борений внутренних?

Иерей Илья

— Ну скорее я опять же подтвержу, что скорее борения были до того очень серьезные. То есть вот этот вот рубикон был пройден до, наверное, этого уже момента, то есть это некий итог уже был пути, а не его какая-то такая переломная...

К. Мацан

— В смысле до хиротонии или до поступления?

Иерей Илья

— До хиротонии. Кроме того я еще обучался в Петербуржской духовной академии два года после семинарии. То есть весь этот путь, который был пройден до рукоположения, в нем были разные как раз вот эти моменты борения и искушения.

К. Лаврентьева

— Иерей Илья Бурдуков, настоятель храма Воскресения Словущего в Смоленске, преподаватель Смоленской духовной семинарии, сегодня в студии светлого радио.

К. Мацан

— Правильно я понимаю, что к самому решению все-таки рукополагаться вы шли через какое-то это самое борение? Что это были за борения, в чем были сомнения по поводу рукоположения?

Иерей Илья

— Сомнения были в разном. В особенности это касается, прежде всего, действительно способности отдать себя этому делу, причем отдать без оглядки. Мы часто смотрим на то, а зачем? Это у нас вопрос: а зачем, а для чего? То есть сейчас люди очень практично настроены: а зачем мне делать это, а зачем то, а к чему это приведет? И порой специфика священнического служения заключается в том, что иногда нет ответа на этот вопрос: а зачем? Просто надо это сделать и все. Причем ты даже не ждешь результата, скорее всего, здесь и сейчас, он может быть лет через десять, через пятнадцать, а может быть вообще после окончания твоей жизни. То есть и в этом основное, наверное, не основное, а некое искушение было, как я вам сказал, перед поступлением в семинарию. Как обычный подросток стремится сделать великое и прочее, а потом оказывается, что на самом деле ты не делаешь великого, ты делаешь рутину какую-то. И ты не знаешь, какой результат будет всей этой работы, может, его вообще не будет. То есть ты делаешь все это вопреки чему-то и не для чего, а просто потому что так надо.

К. Мацан

— Но это мысли, к которым вы уже пришли, рукоположившись? Или это то что вы поняли, скажем так, до решения какого-то принципиального, и с этим пониманием уже как-то бесстрашно пошли?

Иерей Илья

— Скорее всего, до решения. Это были действительно сомнения, это были действительно какие-то борения, и необходимо было все это преодолеть.

К. Мацан

— Вот любопытно. Мы же часто говорим, ну не мы говорим, а от священников иногда приходится слышать такую тему, что вот страшно превратиться в требоисполнителя, ну то есть человека, который вот ту самую рутину выполняет. Там службы, службы, требы, отпевания, венчания, крещения, — и вроде вот из этих таких вот вещей состоит вроде бы и вся жизнь. От одного очень опытного епископа я такую вещь слышал, что это сложнее, чем вот совершать великие дела, то есть быть требоисполнителем. Мы же иногда говорим, что вот священник, он всего лишь, значит, себе усвоил роль требоисполнителя, никакого горения в нем нет и так далее. А епископ говорит: нет, понимаете, это очень сложно. Вот быть просто таким ревностным, хорошим требоисполнителем иногда требует намного больше сил и самоотречения, чем вот себя посвящать великим проектам. Но вы, получается, судя по вашим словам, как раз таки до решения поняли, что рутина неизбежна, она будет, и вы к этому готовы. То есть вы готовы быть, ну в том числе и требоисполнителем, как священник.

Иерей Илья

— Я соглашусь со словами этого мудрого владыки. Потому что действительно великое всегда в малом и в рутине находится. Очень сложно бывает порой отдавать себя людям, особенно таким молодым людям, как я. Нам всем, молодым, хочется все время тратить для себя...

К. Мацан

— Пожить для себя.

Иерей Илья

— Да, и все ресурсы потратить для себя. Ну может быть, потом, в старости я там начну что-то делать, отдавать себя. А вроде у меня уже, мне двадцать пять лет, и я уже священник, и уже все, уже этого периода старости какого-то не будет, для себя уже время закончилось. И еще второй момент — отдавать себя каждый раз. Исповедь, и люди проходят. Вот у меня есть интересный опыт в Успенском кафедральном соборе, когда я, будучи рукоположенным только, являлся клириком кафедрального собора, и утром порой исповедовал по две сотни людей. И каждый человек подходит со своей проблемой и со своей болью. И мало кто подходит с радостью, к сожалению. И как здесь относиться? Либо это все пропустить через себя, воспринять и почувствовать боль другого человека — а их здесь двести стоит перед тобой, — либо же постараться как-то ну сохранить себя, сохранить свое духовное спокойствие.

К. Лаврентьева

— И какой путь вы выбрали?

Иерей Илья

— Это очень... Я пока еще не выбрал, я еще молод на самом деле, молодой священник. Однако же все-таки я бы хотел в будущем видеть себя как человека, все-таки отдающего себя людям. Это сложно, это трудно.

К. Мацан

— Но это возможно вообще? Двести человек — вот, допустим, эту цифру вы назвали, — реально через себя пропустить? Я спрашиваю, потому что я вспоминаю слова одного очень опытного московского священника, который честно признавался, говорит: вот есть там на исповеди стоит там пятьдесят человек, восемьдесят человек, но после двадцатого все внимание мое заканчивается, я не могу дальше уже, правда, в каждого глубоко вкладываться. Я выслушиваю, я что-то говорю, я накрываю епитрахилью, читаю молитву. Но я человек, и ресурс ограничены. И это проблема такая, в каком-то смысле неразрешимая.

Иерей Илья

— Да абсолютно неразрешимая. Но мы же помним: что невозможно человеку, то возможно Богу. Например, мне очень было тяжело первые месяцы, и я не знал, как быть. Я выходил после таких исповедей, как, не знаю, после тренажерного зала там или после тяжелой физической работы какой-то. Хотя, казалось бы, это все занимало несколько часов, но действительно я после этого не мог ничего делать полдня, наверное, то есть ни интеллектуальной никакой работы проводить, ничего, то есть если только погулять, походить, отдохнуть. В дальнейшем, буквально несколько месяцев назад, слава Богу, это все стало выправляться. Видимо, это только можно объяснить Божией помощью на самом деле, и никак иначе. То есть Господь, Он действительно восполняет недостаток этих сил. И ты выходишь после этого всего уже вдохновленным и не таким уставшим — это чудо какое-то.

К. Мацан

— Действительно чудо. А есть у вас трудности, связанные с тем, что вы молодой священник, в общении с прихожанами?

Иерей Илья

— Конечно есть. Ну например, приведу случай был у меня, когда я совершал водоосвящение, молебен с водосвятием. И две женщины начали как-то ссориться, ну не ссориться между собой, но какой-то конфликт небольшой был. Одна другой говорит, что нельзя из бутылки воду пить святую. Другая говорит: а в чем дело, почему, что она от этого менее святой становится? И вот они меня поймали, а я не успел убежать.

К. Мацан

— Поспорили по богословскому вопросу, в общем.

Иерей Илья

— Да, действительно очень важный вопрос. Они меня поймали, я думал уже успеть убежать, но не получилось. И я все-таки дерзнул ответить, что можно пить и из бутылки, если нет возможности выпить из кружки или как-то это более благочестиво. На что вот противница этого такого некоего злодеяния сказала, что ну батюшка молодой, не разбирается еще. Я сказал: да, действительно...

К. Мацан

— Вы поймете еще.

Иерей Илья

— То есть ну на самом деле, вы знаете, я тоже об этом очень много думал, каким образом можно людей учить говорить проповеди, например, да, когда перед тобой стоят опытные люди, прожившие жизнь, повидавшие очень много. Однако же я для себя решил, что на данный момент я вообще могу говорить только лишь то, что говорил Христос, это Евангелие, это святые отцы. И это путь, наверное, золотой середины. Опыта у меня личного большого нет, и от него я говорить пока не могу и не имею возможности. То есть таким образом я для себя выбрал вот такой путь.

К. Лаврентьева

— Отец Илья, у вас есть духовный отец или человек, с которым вы могли бы посоветоваться?

Иерей Илья

— Да, есть у меня духовный отец, это протоиерей Геннадий Фаст.

К. Лаврентьева

— Ого!

Иерей Илья

— Да, клирик абаканского храма.

К. Лаврентьева

— Он же в Сибири.

Иерей Илья

— А я сам родом из Сибири вообще-то, из Хакасии, из Абакана.

К. Лаврентьева

— Ничего себе, а я из Красноярска. Вот мы и встретились.

Иерей Илья

— Да, земляки, можно сказать.

К. Мацан

— А я из Москвы, и я пойду.

Иерей Илья

— Нет, ни в коем случае.

К. Лаврентьева

— То есть школа отца Геннадия она на самом деле такая особенная. Она отличается от других школ духовничества, мне кажется, или я ошибаюсь?

Иерей Илья

— Нет, на самом деле, не знаю, будет ли он слышать это, он является уникальным человеком. Когда я ехал из Сибири сюда, в Центральную Россию, я думал, что может быть, здесь таких батюшек много будет. Ну почему нет, здесь больше храмов, больше священства, и наверняка здесь найдутся ну подобные люди, которые прошли такой серьезный путь. Но я не знаю, я, к сожалению, для себя лично я таких больше не нашел священников, как вот отец Геннадий. И для меня он является действительно авторитетом, хотя не сказать, я очень много с ним общался. Я звоню ему только, можно сказать, в кризисных ситуациях, и мы с ним общаемся в таких уже, когда у меня что-то такое возникает, вопросы. Однако же просто образ его жизни уже меня всегда вдохновляет.

К. Лаврентьева

— А если к вам приходят люди с какой-то трудноразрешимой жизненной ситуацией, и у вас не хватает жизненного опыта и знаний?

Иерей Илья

— Я их отправляю к старшему духовенству всегда. На исповеди будь то или там люди просто приходят за советом, я всегда отправляю к более опытным священникам. И я не считаю в этом ничего зазорного. Потому что людям необходима помощь, и им должен помочь Господь. Если Господь прислал ко мне этого человека, если вопрос заключается в каких-то практичных вопросах, ну например, пост или прочее, я могу дать ответ. Если это что-то сложнее, то я всегда отправлю к более духовному, опытному священнику. И даже если мне будет шестьдесят или семьдесят лет, если я буду чувствовать, что я не могу помочь человеку, я думаю, надеюсь, что я буду поступать так же.

К. Мацан

— А чему главному вас научил отец Геннадий? И по-человечески, и по-христиански, и может быть, по-пастырски, если вы с ним по каким-то пастырским вопросам советуетесь?

Иерей Илья

— Вы знаете, это держаться всегда золотой середины. Он прошел очень большой жизненный путь. А он начинал свое служение еще в 80-х годах, когда это было не совсем так просто, как сейчас, например. Он тем более из семьи немецкой, отец у него был пастором, менонитом, очень строгая семья, очень строгие нравы были.

К. Лаврентьева

— Протестантов, если я не ошибаюсь.

Иерей Илья

— Протестантов, да. Очень строгие нравы в семье у него царили. И он вот эту строгость несколько воспринял и имел так же при своем пастырском служении. Однако вот уже последние годы, когда мы с ним общались, он всегда говорил, что необходимо всегда придерживаться некоей золотой середины в этом плане. И то есть я пытаюсь этот опыт, который он выстрадал десятилетиями служения, вот сейчас уже воспринимать и каким-то образом использовать.

К. Мацан

— Священник Илья Бурдуков, настоятель храма Воскресения Словущего в Смоленске, преподаватель Смоленской духовной семинарии, сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер». В студии моя коллега Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Мы прервемся и вернемся к вам буквально через минуту.

К. Лаврентьева

— Еще раз здравствуйте, уважаемые радиослушатели. В студии «Светлого вечера» священник Илья Бурдуков, настоятель храма Воскресения Словущего в Смоленске, преподаватель Смоленской духовной семинарии. С вами Константин Мацан и я, Кира Лаврентьева. Мы продолжаем наш интересный разговор. Отец Илья, насколько я знаю и слышала об отце Геннадии Фасте, вашем духовнике, о котором мы говорили в первой части программы, лично мне кажется и очень многим другим людям, которые знакомы с отцом Геннадием как-то, даже по книгам его, кажется и всегда казалось, что он еще в те годы, когда это было не особо принято, он всегда напоминал человеку, что главный в храме Христос. Я сейчас поясню. Просто традиция постсоветского пространства и воцерковления, она несколько сложна. И человек, когда приходит в храм, он сталкивается со множеством разных правил, с множеством информации, зачастую не очень нужной ему на первом этапе, которой его просто так загружают, что он и забывает даже, к Кому он пришел и зачем. А отец Геннадий, и сейчас вот просто очень многие священники так говорят, а тогда, в 90-х годах, говорил он и несколько других священников, настаивали на том, чтобы личность Христа, она была главной и центрообразующей в храме. И настаивал на христоцентричности каждого человека, каждой души. Так ли это и насколько это отразилось на вас?

Иерей Илья

— Опять же очень сложный вопрос, особенно практичный вопрос построения приходской жизни. Всегда проще всего людей замкнуть на каких-то правилах, поместить их в какие-то рамки. А еще легче, наверное, всего замкнуть их на своей личности. Это и легче, с одной стороны, и с другой стороны, это такой путь, который некоторые также выбирают. Однако же действительно отец Геннадий своей жизнью, своим служением показывал на то, что именно Христос является в центре общины. И об этом свидетельствует прежде всего состав его общины — это люди абсолютно разные, абсолютно разных слоев, разного достатка и разных профессий. И всех он всегда привлекал, привлекал прежде всего ко Христу. То есть миссию священника, и свою миссию он воспринимал как некоего проводника ко Христу, а не себя, как некую конечную цель пришествия человека в Церковь. Что касается вот моего пастырского служения опять же, то на самом деле для меня тоже очень сложный вопрос. Почему, потому что всегда проще всего людей замкнуть на себе, владеть ими, управлять ими и каким-то образом их направлять так, как ты считаешь нужным. И тяжелее всего привести людей ко Христу, то есть поставить над собой кого-то еще, даже Христа. И в этом плане действительно его этот опыт показывает, что, несмотря на какие-то даже жертвы или сложности, всегда необходимо только этим путем идти. Вот что касается его служения, то отчасти он перенес оттуда следующее — это направленность к людям, прежде всего. Например, поясню на конкретном примере. Когда отец Геннадий начал свое служение в Абакане, то одним из первых его деяний было то, что на литургии Божественной он ввел употребление хакасского языка для людей. И для представителей хакасского народа это было очень важно, то что Евангелие читается на их родном языке, то что некоторые песнопения поются на их родном языке, и они еще подпевали.

К. Лаврентьева

— Он не боялся разрушать стереотипы какие-то.

Иерей Илья

— Он не боялся, он наоборот, скорее всего, действовал действительно, как апостолы действовали, и отчасти нам этого иногда не хватает, такой направленности к людям. Поэтому в этом плане действительно у него вот есть такой положительный опыт, который он мог перенести.

К. Мацан

— А в общении в паствой как вам, с вашей паствой насколько вот то, чему он учил, то что он делал, может быть применимо в вашей ситуации, не знаю, молодого священника?

Иерей Илья

— Ну что касается общения с паствой, то скорее всего, здесь уже, наверное, больше всего выступает некий мой опыт и мои личностные качества. То есть все люди разные, я не могу в полной мере повторить путь и никто не должен повторять путь другого человека.

К. Мацан

— Само собой.

Иерей Илья

— Каждый идет какой-то своей дорогой, учитывая опыт предыдущих поколений. И я бы сказал, что, скорее всего, в общении с паствой я сам, наверное, еще нащупываю какую-то свою дорогу и какие-то свои и методы, и возможности.

К. Мацан

— А есть какие-то, как вам кажется, поколенческие черты у вашего поколения священников? Вот то, что отличает именно ваших сверстников, тех кто сегодня, именно в эти дни рукополагается в вашем возрасте, там 25–30 лет?

Иерей Илья

— Я думаю, есть, и они заключаются, прежде всего, в действии вопреки чему-то. То есть современное общество сейчас настроено уже к Церкви несколько иначе, чем общество 90-х годов или нулевых годов. Это было другое поколение священнослужителей и другое поколение людей, которые жили тогда. Сейчас несколько эта ситуация изменилась.

К. Мацан

— Вы имеете в виду, что общество стало более критичным во многом? Ну какие-то отдельные части, скажем так, общества.

Иерей Илья

— Критично и вполне-таки закономерно, почему, потому что мир стал более открытым. Наши какие-то вещи, они теперь становятся на виду у всех людей — мы вынуждены это обсуждать, мы вынуждены об этом говорить, и говорить откровенно, и открыто. Откровенность и открытость, наверное, скорее всего, и должны являться, и являются основной чертой современных молодых священников. Потому что сейчас без этого невозможно вести диалог с обществом, в том числе и с молодежью.

К. Мацан

— А что это значит откровенность и открытость? То есть готовность, не знаю, признать ошибки Церкви, признать несовершенство устройства церковной жизни, какие-то идеи?

Иерей Илья

— Нет, ни в коем случае. Признать свои ошибки, личные. Мы должны уметь признавать свои личные ошибки. Я говорю сейчас не о Церкви. Церковь, она не совершает ошибки или еще кто-то. Мы должны к себе самокритично относиться всегда, каждый день должны воспринимать себя несколько заново, смотреть на себя со стороны. Почему, потому что мир, он стремиться меняется, и мы также должны каким-то образом постоянно на себя смотреть, как мир нас воспринимает. Это очень важно.

К. Мацан

— То есть с вашей точки зрения сегодня тот, кто идет в священство, в семинарии, должен быть заранее готов ну к какому-то движению на сопротивление вот в большей степени, чем это было в нулевые и в 90-е.

Иерей Илья

— На сопротивление прежде всего себе, своим недостаткам. То есть здесь действительно есть такое, просто все это ускоренно.

К. Мацан

— А разве это не всегда было?

Иерей Илья

— Это было всегда, но процессы сейчас эти ускорились. Учитывая открытое общество сейчас и быстрое распространение информации, сейчас эти все процессы гораздо более стали быстрыми.

К. Мацан

— То есть вы имеете в виду, что если раньше священник, ну скажем очень общо, мог по оплошности или по ошибке допустить какое-то там неаккуратное, не знаю, высказывание или неаккуратное поведение, этого еще, может быть, никто бы и не узнал, кроме ближнего круга. А сейчас такой возможности уже нет, и сразу все на виду, и соцсети и все понеслось. И поэтому нужно за собой следить четче и строже.

Иерей Илья

— Безусловно. Должна быть определенная собранность. То есть мы должны быть гораздо более собранными.

К. Мацан

— Вот в чем должна она проявляться?

Иерей Илья

— Собранность должна проявляться, прежде всего, в каждодневных каких-то поступках и действиях.

К. Мацан

— Ну а вот конкретно? Условно говоря, что есть какие-то вещи, об этом я в соцсетях не напишу, потому что я священник. Потому что все прочитают, и кто-то смутится. Вы о таких вещах говорите?

Иерей Илья

— Да, это прежде всего, то есть следить за той информацией, которая исходит из твоих уст. Почему, потому что она является в некоем роде уже авторитетной для кого-то, ее можно взять и использовать в своих целях.

К. Лаврентьева

— А сложно ли вам привыкнуть к тому, что вы так или иначе все равно являетесь ну предметом наблюдения, как бы грубо это ни звучало. То есть вы всегда на виду, вам всегда нужно следить за каждым своим словом, жестом и действием, за каждым поступком и решением. И также не только вам, но и вашей семье, вашим близким. Тем более ведь в регионах, насколько я знаю, все равно это очень сильно распространено, внимание вот это к священнику и его семье.

Иерей Илья

— Безусловно. Даже когда я ездил на маршрутном транспорте, я видел, что люди меня узнают, они меня знают. И, бывает, всякие истории происходят, там толкнут где-то или что-то неприятное случится.

К. Лаврентьева

— Да?

Иерей Илья

— Ну случайно бывает что-то такое, имеется в виду. И действительно ты всегда находишься в таком собранном состоянии. Это тяжело привыкнуть, я думаю, все-таки для современного человека. А с другой стороны, может быть, и легче. Сейчас сеть интернет, сейчас наш мир, в принципе, он прозрачен абсолютно, и каждый человек находится за стеклом каким-то неким прозрачным, и все видят твою жизнь.

К. Лаврентьева

— А у вас есть пространство какое-то, где вы можете проводить время свободно — с друзьями, может быть, у вас есть какие-то хобби?

Иерей Илья

— Вы знаете, это пространство практически везде.

К. Лаврентьева

— Там где вы можете быть обычным человеком.

Иерей Илья

— Ну скорее всего нет, наверное. Ну это тоже, я думал об этом на самом деле, можно ли быть здесь священником, а в другом месте не быть. Например, я иду в спортзал — являюсь ли я там священником или нет. Ну скорее всего нет, скорее всего вернее, да, я являюсь священником.

К. Лаврентьева

— Являетесь, да.

Иерей Илья

— В любом случае, везде, где бы я ни был, где бы я ни находился. Будь то я в деревне у себя где-то, или же куда-то я кино, может быть, пошел посмотреть и прочее, прочее. То есть нет этой границы, никогда уже она в жизни не возникнет, я думаю, у меня.

К. Мацан

— А могут ли быть у священника друзья? Вот именно друзья среди паствы, в особенности среди молодых людей? Ведь так, кажется, здорово, что если молодой священник, он найдет общий язык с более молодыми там прихожанами, с подростками. Но здесь же есть, наверное, какая-то опасность и какого-то панибратства, какого-то переступания этой грани?

Иерей Илья

— Да, каким образом взаимодействовать не только даже с молодежью, но и в принципе с прихожанами, какие выстраивать отношения, и какую создавать дистанцию, и вообще делать ли ее в принципе. Дело в том, что здесь мы действительно и в пастырской деятельности каждый сталкивается с этим вопросом. И тоже еще вопрос: как говорить с молодежью? Например, на их языке действительно, чтобы они были некими друзьями, товарищами, либо каким-то образом на ином языке. Я для себя решил следующее, что, скорее всего, вот эта некая дружба, но в понимании таком, глубоком понимании, скорее всего навряд ли она возникнет эта дружба и навряд ли она нужна. Почему, потому что священник, он всегда должен быть авторитетом для людей, невзирая ни на что. И даже если это довольно-таки сложно выстраивать.

К. Лаврентьева

— А с другими священниками может быть дружба?

Иерей Илья

— Она не может быть, она должна быть на самом деле. Мы всегда находимся в одной лодке, мы всегда должны друг другу помогать. Мы стремимся к общей цели — это привести людей к Богу. И она должна быть даже, эта дружба.

К. Мацан

— А когда мы говорим о вашем пути к вере и к священству, мы вот сконцентрировались именно на священстве. А вот вы начали рассказывать именно про путь к вере, что в подростковом возрасте неожиданно, ну как-то неожиданно, в том смысле, что тринадцать лет — не тот возраст, когда человек идет в Церковь. Как правило, наоборот, если у человека было более-менее церковное воспитание, это время, подростковое время, ну если не ухода из Церкви обязательно, то время переосмысления какого-то, попытки нащупать свой путь, вот уже не родительский, а свой. А как это было у вас? Почему в тринадцать лет, что это была за потребность?

Иерей Илья

— Вы знаете, это была потребность, которую можно выразить таким девизом из романа Каверина «Два капитана»: «Бороться и искать, найти и не сдаваться».

К. Мацан

— Так.

Иерей Илья

— То есть это некий поиск, поиск смысла. Почему этот поиск в принципе у меня возник, это очень сложно об этом говорить. Может быть, это чтение литературы повлияло так. Дело в том, что хотелось найти какое-то вот осознанное понимание, что происходит, зачем эта жизнь. Мне нравилась всегда, кстати, вот история, я любил историю, и сейчас обучаюсь в Смоленском университете на исторической кафедре, в магистратуре. И когда я читал книги, литературу, и не только учебники, но и какую-то художественную, я всегда учился выделять какую-то причинно-следственную связь и вот потом я переносил это все на жизнь: а где причина, а где связь и последствия какие будут. И в данном случае скорее всего вот этот некий поиск привел меня уже в храм. То есть этот смысл жизни какой-то, поиск смысла жизни.

К. Мацан

— А что вы встретили в Церкви такого, чего никак не ожидали встретить? Ну совсем же новое пространство, совсем другой мир, непохожий на мир за церковной оградой, наверное, я так полагаю.

Иерей Илья

— Да, я очень интересную встретил картину. Вообще стоит отметить, что храм находился очень рядом от моего дома, я всегда проходил мимо него и не замечал его. Я думаю, большинство людей, скорее всего, так и делали. То есть он находится примерно на центральной площади, и ты его не пройдешь, не объедешь никак, если будешь передвигаться по населенному пункту. Но тем не менее он находился как-то в стороне всегда. И что интересно, я увидел — опять же к вопросу о вопреки — это человека, выпившего скорее всего, наверное. Он стоял передо мной. Было очень жарко, лето было, это как раз было, наверное, вот в июне месяце. И я не ожидал этого увидеть. То есть я пришел первый раз на службу, и я видел это: вот духота была, много людей было очень. И, казалось бы, надо было уйти, наоборот — ну здесь скучно, здесь душно, здесь неудобно стоять, и люди странные еще и прочее и прочее. Но почему-то вот я остался в этом. То есть вопреки всему.

К. Мацан

— А вам приходилось как раз таки задумываться: а почему, что вас тут оставило? Вот есть, не знаю, знаменитая история про человека, которую рассказывает часто в своих беседах митрополит Антоний Сурожский, когда человек, курьер, англичанин, просто приехал в храм что-то передать. Специально выбрал время не богослужебное, чтобы вот всего этого не видеть, не участвовать, не соприкасаться. И в пустом храме, как владыка Антоний говорит, он уловил какое-то присутствие, какую-то густоту — это слово тоже владыка употребляет. И вот понял, что здесь есть Кто-то. И это стало потом поводом к крещению, воцерковлению и так далее. А вот что уловили вы, если что-то такое вас все-таки в храме задержало?

Иерей Илья

— Я бы сказал, это стремление найти глубину, то есть уйти глубже, посмотреть под то, что вот снаружи, здесь я вижу. Вот это стремление углубиться, наверное, и позволило мне остаться в храме. И в принципе, и всегда идти только лишь вглубь, идти до сути вещей. То есть и, кстати, вот этот момент, этот пример, он всегда помогал мне не делать поспешных выводов по внешним каким-то признакам.

К. Мацан

— Пример с пьяным человеком, вы имеете в виду.

Иерей Илья

— Да. То есть в этом плане, если можно перефразировать фразу Антония Сурожского, то я нащупал глубину некую. И хотел только лишь все больше туда войти.

К. Мацан

— А как представление об этой глубине менялось уже на протяжении времени? Ведь у вас, может быть, именно пастырский опыт небольшой, но опыт церковной жизни уже какой-то есть. В чем вы как христианин сегодня не равны себе вчерашнему, позавчерашнему? Как церковный именно христианин.

Иерей Илья

— Ну вы знаете, на самом деле в этой глубине были найдены различные какие-то, наверное, уровни. Уровни причем, в основном все равно ты приходишь примерно к одному и тому же. То есть сказать, что я изменился за десять лет, наверное, да, может быть, даже больше, двенадцать лет, когда я только начал ходить в храм. Вот сейчас я нахожусь примерно на том же уровне, только, может быть, без каких-то уже иллюзий опять же. Эти иллюзии, они есть практически у всех, они зависят от возраста, такие даже подростковые или еще какие-либо — это некая шелуха. Шелуха постепенно отпадает, лишнее уходит. Остается главное всегда, сердцевина. И вот сердцевина как раз эта заключается в некоей любви к людям, любви к Богу. Всегда мы приходим к одному и тому же.

К. Мацан

— Священник Илья Бурдуков, настоятель храма Воскресения Словущего в Смоленске, преподаватель Смоленской духовной семинарии, сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер». А когда мы слышим слова о том, что главное это любовь к людям, то я не могу не спросить, насколько это на самом деле точно. Потому что, с одной стороны, да, безусловно, мы читаем в Евангелии, что Бог есть любовь, мы читаем в Новом Завете, в посланиях апостола Иоанна, что Бог есть любовь, и мы читаем в Евангелии слова: «Да любите друг друга». Но мы живем в такой культуре, которая имеет за плечами две тысячи лет какой-то христианской жизни и рефлексии, где это уже стало тем, что называется общечеловеческие ценности. Это хорошо. Вот если даже человек неверующий и нецерковный говорит, что главное это любовь к ближнему, к соседу, доброе отношение — это все, так или иначе, отзвуки евангельской проповеди. Но тогда возникает вопрос: а в чем разница между церковной общиной, где вот в центре любовь к ближнему и любым другим хорошим, добрым человеческим коллективом, где тоже также может быть доброта, любовь во взаимоотношениях с людьми?

Иерей Илья

— Я бы отчасти здесь заметил, что скорее всего, что касается истории и современной истории, то наверное, основным неким локомотивом движения сейчас людей и или взаимодействия людей, является скорее всего не любовь, а выгода какая-то некая, выгода от взаимодействия. Если человеку это необходимо, то он будет дружить, то он будет какие-то делать поступки добрые и прочее и прочее. Редко, когда мы видим некое бескорыстие. То есть в чем заключается любовь христианская — это проявление доброты без ожидания ответа какого-то. И я думаю, что это очень редко сейчас мы можем увидеть в каком-либо обычном обществе. То есть некое такое вот движение навстречу, движение вперед, не ожидая движения навстречу — вот в этом заключается любовь христианская и православная, и к этому нам еще необходимо стремиться и многим из нас, и в этом плане перед нами широкие перспективы открываются. Что касается обществ современных, то я не думаю, что мы это можем там увидеть.

К. Мацан

— А если это есть, вот это стремление вперед, вернее стремление к ближнему, не ожидая обратного движения, наверное, ведь тоже было бы слишком наивным говорить, что в Церкви, в приходах это везде есть повсеместно. Это скорее идеал, который существует, абсолютно обязательный, и чем он выше, тем больше люди устремятся. Но говорить о том, что мы достигаем всюду этого идеала, наверное, не приходится. И вот мне кажется, что если мы говорим о том, что в каком-то там светском коллективе есть такая любовь-выгода, то ну люди везде люди, понятно. А когда мы видим недостижение этого идеала в церковной общине, это должно, наверное, как-то более болезненно в нас отзываться. Потому что ну уж здесь-то, где заповедано, где в центре храма на аналое Евангелие лежит, должно это быть. А мы его не встречаем, в себе в первую очередь. И как с этим быть?

Иерей Илья

— Вот действительно вы правильно очень отметили, что мы в себе должны искать, прежде всего, ответы на все происходящее вокруг. Мне всегда в этом плане вспоминается и пример из истории, это наименование периода, наверное, древней Руси — святая некая Русь, то есть такое понятие у нас, есть — Святая Русь. Если мы с вами посмотрим на историю, то там было очень много разных моментов, которые никак не коррелируются со святостью. Но тем не менее почему это так назван этот период, потому что святость являлась тогда высшим идеалом для большинства людей того периода. И в данном случае у нас аналогично, у нас высокая очень планка, и тем не менее это очень важно, что она у нас есть, и что мы к ней стремимся. И что мы, не достигая ее, ищем причины прежде всего в себе. Это позволяет нам всегда не находиться в состоянии покоя, не самоуспокаиваться, а идти только вперед. Когда у нас эта планка пропадет — вот тогда будет действительно очень большая проблема, когда нам будет достаточно быть хорошими, просто хорошими людьми.

К. Мацан

— А вот это очень интересная тема. Я, кстати, тоже на нее нередко сам с собой размышляю: а в чем разница между просто хорошим человеком и христианином?

Иерей Илья

— Да, действительно это очень интересный вопрос. Просто хороший человек в моем понимании, личном, это человек, который живет, прежде всего, для себя, однако же старается и делать добро другим людям. Не в ущерб себе, прежде всего. Это не плохой, хороший парень, как мы можем сказать. Христианин же — он живет для других людей, прежде всего. Он может интересы других людей ставить выше своих интересов. Просто хороший человек навряд ли будет это делать. То есть здесь пропасть между этими понятиями.

К. Мацан

— Очень интересно. Вот мы иногда, когда говорим о том, что человек, ну человек, как правило, неверующий говорит, что зачем мне верить в Бога, я и так могу быть хорошим человеком. Если оставить за скобками вопрос, насколько реально можно быть просто хорошим человеком без Божией помощи, то возникает, мне кажется, некий вопрос о каких-то, ну если угодно, степенях этой хорошести. Вот есть просто хороший человек среди наших знакомых — вот он добрый, замечательной и прекрасный. А есть рядом образ, не знаю, Серафима Саровского или отца Иоанна Кронштадтского. И мы понимаем, что и тот и тот хороший, в общем-то, но что-то вот есть в святом такое, чего в просто нашем добром знакомом нет. Вот как вам кажется, что это?

Иерей Илья

— Это скорее всего некий отголосок вечности, эхо вечности. То есть когда человек осознает себя включенным в это нескончаемое, в этот мир и в это нескончаемое время уже. Он уже вне времени находится, эта вневременность позволяет выделить таких людей. Они еще находятся здесь, на земле, но они уже находятся на небесах. То есть они достигают какого-то уровня, для обычного человека очень сложно достижимого.

К. Лаврентьева

— Мы вспомнили преподобного Серафима, который говорил, что цель христианской жизни есть стяжание Духа Святаго Божия. Отец Илья, если бы вас спросили, как стяжать Святой Дух на практике, ежедневно, в быту, в обычных человеческих заботах, что бы вы ответили?

Иерей Илья

— Я бы ответил, скорее всего, то, что необходимо даже в каждых мелочах находить некий промысл. Любое действие, любое предложение человека или взаимодействие с каким-либо человеком это всегда взаимодействие с Богом, прежде всего. И здесь необходимо соответствующим образом относиться. И второе необходимо что, держать в уме, что этот день, он должен быть как последний день — это очень важно было бы. И тогда каждый день был бы наполнен неизмеримым смыслом и стремлением к стяжанию Святаго Духа.

К. Лаврентьева

— А действительно получается ли реально жить каждый день как последний? Мне кажется, я вот не знаю ни одного человека, который смог бы это на практике применять ежедневно.

Иерей Илья

— Это очень сложно. Но вы знаете, сталкиваясь по долгу своей службы с людьми, которые, например, имеют тяжелые заболевания какие-либо, раковые, например, да, они могут годами в принципе жить, но жить как последний день. В этом плане они действительно помогают тебе взглянуть на этот мир совершенно по-другому. Мы, люди, очень боимся страданий, мы боимся вообще думать о чем-либо, что может с нами что-то случиться. И мы этот страх постоянно в себе где-то держим в глубине. Однако мы не должны этого бояться. Когда мы перестанем этого бояться, когда мы будет понимать, что каждый день это дар Божий, что время это самый ценный ресурс, который у нас в принципе есть вообще, и дороже денег, и дороже всего, то тогда я думаю, скорее всего, получится все-таки достигнуть этого — жить так, как последний раз.

К. Мацан

— Вы помните ваше знакомство с Евангелием первое или, может быть, не самое первое, но то, которое стало таким вот важным, поражающим, цепляющим, как-то царапающим сердце? Что это был за сюжет, не знаю, стих?

Иерей Илья

— Я помню совершенно отчетливо, как моя мама, будучи в Воронеже в командировке, приобрела там Евангелие в Задонском монастыре и привезла его мне. Она мне его дала, небольшое только Евангелие, и я за вечер прочитал его полностью. Я не могу сейчас сказать какое-то вот, что меня конкретно поразило из стихов, оно меня поразило в целом. То есть то что в принципе я его в тринадцать лет прочитал полностью — это уже было некое такое необычное действие, то есть я воспринял это как некую святыню и не мог оторваться.

К. Мацан

— А сейчас у вас есть какие-то особенно любимые стихи, сюжеты, притчи? То что вот ну в череде годичного круга они повторяются, но есть какие-то такие жемчужины, на которые особенно отзывается сердце?

Иерей Илья

— Да, мне очень нравится притча о сеятеле. Опять же к вопросу тому: а зачем, а смысл? Иногда есть какие-то послушания, есть какие-то задачи стоят, и ты думаешь: а зачем? А вот, может быть, это все без толку или бессмысленно все это. И ты вспоминая эту притчу, всегда идешь вперед и делаешь то, что надо делать. Не ожидая результата, ты сеешь на камне. Ну какой смысл на камне сеять? Ты сеешь при дороге и так далее и тому подобное. Но ты же не знаешь, куда это зерно, может быть, ветром занесет. И в данном случае эта притча действительно является такой некоей вот на данный момент для меня очень важной, центральной.

К. Лаврентьева

— А как вам удается применять евангельские притчи, евангельские слова вообще на практике современной, повседневной, в своей собственной жизни? Ведь иногда кажется, особенно в каких-то трудностях, кризисах, скорбях кажется, что это так далеко от тебя. А ведь на самом деле это недалеко, и где найти основание, чтобы научиться привязывать свою жизнь к евангельским законам, к евангельским притчам, к евангельским эпизодам важным, чтобы уже действительно реально, ежесекундно, ежеминутно, ежечасно жить по Евангелию?

Иерей Илья

— Действительно, ну вот вы знаете, зачастую в нашей жизни Господь Сам создает нам и такие условия, когда это все проявляется. Когда ты делаешь выбор — ты говоришь либо да, либо нет. Каждый день маленький выбор, может быть, великий выбор. И в этом плане ты всегда вспоминаешь евангельские принципы, евангельские притчи и о том, что Господь сделал Свой выбор, последний выбор. И ты вот в своей такой вот повседневности то же самое каждый день производишь. Ты либо с Богом, либо не с Ним. Ты либо идешь к небу, либо ты стоишь на месте или деградируешь в этом плане.

К. Лаврентьева

— А с Богом ты или нет — как проверить?

Иерей Илья

— Это очень сложно на самом деле проверить. Но вы знаете, как правило, самый тяжелый выбор означает, скорее всего, путь к Богу.

К. Лаврентьева

— А внутреннее ощущение является мерилом в данной ситуации?

Иерей Илья

— Не всегда. Не всегда может быть это, приносить удовлетворение или радость. Может быть, потом только, когда-нибудь.

К. Мацан

— Один знакомый священник говорит: в какой-то ситуации ты поступай, выбирай по-евангельски. Я говорю: а что это значит? Он говорит: ну это значит выбрать вариант, который тебе лично менее удобен — вот тогда точно выбираешь по-евангельски.

Иерей Илья

— Да, это точно.

К. Лаврентьева

— Правда, какой хороший совет.

К. Мацан

— Ну на этом оптимистическом совете мы закончим наш разговор. И пойду, попробую его выполнить хотя бы раз в жизни. Спасибо огромное.

Иерей Илья

— Спасибо.

К. Мацан

— Священник Илья Бурдуков, настоятель храма Воскресения Словущего в Смоленске, преподаватель Смоленской духовной семинарии. Сегодня был с нами и с вами в программе «Светлый вечер». В студии была моя коллега Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. До свидания.

К. Лаврентьева

— До свидания.

Иерей Илья

— Всего доброго.

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем