«Путь к священству». Светлый вечер с о.Антонием Смирновым (07.05.2019)

У нас в гостях был клирик храма святого Иоанна Воина на Якиманке священник Антоний Смирнов.

Наш гость рассказал о своем пути через различные поиски и сомнения к православию и священническому служению и о том, какую роль в этом пути сыграл его отец.

---

Ведущие: Константин Мацан и Кира Лаврентьева

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья. В студии моя коллега Кира Лаврентьева —

К. Лаврентьева

— Добрый вечер.

К. Мацан

— И я, Константин Мацан. И сегодня с нами и с вами в этом часе «Светлого вечера» иерей Антоний Смирнов, клирик храма святого Иоанна Воина на Якиманке. Добрый вечер.

Свящ. Антоний Смирнов

— Добрый вечер.

К. Мацан

— В этих беседах мы просим священника не столько размышлять о духовной жизни абстрактно или давать какие-то рекомендации из пастырского опыта, а рассказывать о себе. Нам интересно узнать о том, как человек шел к вере, как человек к вере пришел, и каким было это решение — принять священный сан, чем оно было продиктовано. Ведь очевидно, что когда мужчина решает в этом пути идти до конца и заниматься в жизни тем, может быть, самым высшим служением, которое в принципе мужчине дано — это предстоять у алтаря и преподавать людям Таинства — не страшно ли, не волнительно ли? И как человек к этому шел? Вот об этом сегодня хотим поговорить.

К. Лаврентьева

— Отец Антоний, с чего начиналась ваша вера?

Свящ. Антоний Смирнов

— Вера начиналась с примера моего папы. Наверное, с этого нужно начать. Семья моя была совсем нерелигиозная, нецерковная тем более, некрещеная. Это были 90-е годы, начало 90-х годов. И самым первым проявлением веры, религиозности был тот момент, когда наша бабушка предложила, видимо, потому что все вокруг крестились, предложила всей семье покреститься: «Давайте, друзья, покрестимся. И детям будет лучше, им какая-то защита будет». Вот в таком вот варианте. Ну, все согласились и всей большой семьей пошли и покрестились в храме святых мучеников Адриана и Наталии в Бабушкине, такой известный храм, который не закрывался. Покрестились, но не просветились, как говорится. И про храм забыли. Мне было тогда четыре года. Причем из Таинства крещения я запомнил тот момент, когда меня священник ввел в алтарь, как там было красиво, светло. А когда я вышел из алтаря, что-то я проглотил. Теперь я уже понимаю, что это было Таинство причащения. Это всё я запомнил, но на этом всё закончилось и для моих родителей и для других сродников. И следующим этапом — не веры христианской, а просто какого-то религиозного опыта — это было увлечение моим папой кришнаитством. Тогда в 90-е годы это было очень популярно. Можно было встретить на улице кришнаитов в определенной одежде, на лбу такая помазка, не помню, как она называется. И папа стал этим интересоваться. Он, конечно, не стал членом этой религиозной организации, так назовем. Он прочитал «Бхагавадгиту», известную книгу. Покупал нам разные индийские сладости, нам, детям это очень нравилось. Хотя потом я осознал, что вероятнее всего, это идоложертвенная еда, и я в этом покаялся, когда в храм пришел. Даже папа выучил мантру кришнаитов, меня мучил этой мантрой, я ее повторял. И до сих пор я ее помню, представляете? Конечно, она не возникает у меня в мыслях, но я ее помню. Но на этом у папы всё закончилось — после того, как он просто прочитал Евангелие. Он открыл Евангелие, полностью прочитал Евангелие и все вопросы исчезли: где истина, как надо жить и к чему жизнь должна быть направлена.

К. Мацан

— А была какая-то рефлексия или, может быть, разговоры о том, что, собственно, принципиально отличного в Евангелии и в восточной практике? Что такое найдено в христианстве, чего не дает другая религиозная традиция — для вас и на тот момент, может быть, для вашего папы?

Свящ. Антоний Смирнов

— Только сейчас я могу об этом размышлять, потому что тогда я был совсем маленький. И папа, конечно, со мной на эти темы не разговаривал. Он просто предлагал мне то, что ему нравится, то, что его впечатлило. Просто его личный пример…

К. Мацан

— А сейчас как вам кажется?

Свящ. Антоний Смирнов

— Сейчас, вспоминая, например, то, что папа мне включал различные кассеты с жизнеописаниями Кришны, например, с различными историями, и потом, когда я уже в 16 лет сам прочитал Евангелие, я понял, что здесь Господь обращается лично к тебе — к твоему сердцу, к твоей душе. И ты реально общаешься с Личностью, с Божественной Личностью, Которая тебя преображает и наставляет на путь спасения. Вот это я особенно ощутил на самом себе. Что там — что-то абстрактное, философское, а здесь — реальное общение с Богом, Который тебя любит. Это очень сильное было ощущение.

К. Лаврентьева

— То есть вот это прочтение Евангелия в 16 лет можно назвать встречей со Христом? Или нельзя еще?

Свящ. Антоний Смирнов

— Сто процентов можно назвать встречей со Христом. И очень похоже на то, как описал митрополит Антоний Сурожский. Часто это слышно от других священников, и в том числе от митрополита Антония, который, кстати говоря, много раз служил в храме мученика Иоанна Воина на Якиманке. Это один из тех храмов, в который он приезжал и проповедовал. И вот, и как митрополит Антоний рассказывал, так и произошло. Чуть-чуть назад отойду и расскажу о том, как папа прочитал Евангелие и стал в храм ходить постепенно. Нам это не навязывал. Он детский тренер по футболу, он профессионал в этом деле, и он знал, как с детьми общаться. И поэтому он никогда на меня не напирал, не давил. Просто был таким примером — добрым примером любви и веры. Он ходил в храм, читал литературу. И как-то раз, мне было 15 или 16 лет, я уже собирался спать, он сказал: «Антон, хочешь, я тебе включу песнопения послушать». Я до сих пор помню, что он мне включил, тогда еще были кассеты — «Благословенна Оптина», монах поет псалмы. Так это тронуло мое сердце, что слезы потекли. Вот так Божественная благодать касается напрямую, например, через песнопения церковные. После этого он мне предлагал ходить с ним по воскресеньям в храм. Для молодого человека это непросто — в воскресный выходной день проснуться рано, встать и пойти. Но я папу любил и люблю и поэтому ходил с ним в храм. Мне не всё было понятно. Современные рассуждения на тему церковнославянского языка, в том числе недавно на телеканале «Спас» были обсуждения — менять церковнославянский на русский, понятно или непонятно. Вот я пришел, 16 лет человеку, честно говоря, 60 процентов я понимал. На самом деле в церковном богослужении на церковнославянском языке многое понятно. Некоторые вещи непонятны. Но самое главное, что нужно, когда человек входит в храм, он понимает. И уже потом папа мне предложил: «Перечитай все-таки Евангелие — это самое главное, о чем вера и про что это вообще, и то, что ты песнопения слушаешь». И вот, я открыл Евангелие, и действительно как будто передо мной Христос предстал и завоевал сердце. Общее впечатление было удивительное — вера во Христа и любовь Его ощущалась всем существом.

К. Мацан

— Любопытно, мы не раз уже вопрос этот задавали: о какой-то строчке из Евангелия или стихе Евангелия, который поразил. И много разных примеров. Но для меня они все категоризуются в две большие части. Первая часть — это Нагорная проповедь, и это Евангелие от Матфея. Одно из трех Евангелий синоптических, которые построены по принципу жизнеописания такого очень подробного. Некий синопсис, именно некая последовательность действий. А вторая группа — это Евангелие от Иоанна. Если вспоминает человек какие-то важные вещи — вот вы говорите: «Я есмь путь и истина и жизнь». Это же Евангелие от Иоанна, если я не путаю.

Свящ. Антоний Смирнов

— Да.

К. Мацан

— Очень часто звучат слова, нам наши собеседники говорят фразу учеников, когда Христос спрашивает: «Не хотите ли и вы отойти от Меня?». И они отвечают: «Да мы, может быть, и хотели бы, но куда? Только Ты имеешь глаголы вечной жизни». То есть два таких четких вектора. Кого-то в сердце бьет и поражает Нагорная проповедь своим духовным максимализмом, нравственным максимализмом, чем-то совершенно неотмирным. А кого-то — это второй вектор — именно Евангелие от Иоанна, которое, в отличие от Евангелий синоптических, концентрируется на Божественной личности, на Божестве — на том, что Бог стал человеком, «Слово стало плотью», то есть на приход в мир того, что не от мира. Это такая переворачивающая для кого-то новость. Вот вы сейчас говорите, скорее всего, про Евангелие от Иоанна.

Свящ. Антоний Смирнов

— С одной стороны, вы правы — Евангелие от Иоанна особенно впечатляет человека. Хотя когда, например, мы готовим людей к крещению, мы просим обычно прочитать самое короткое Евангелие — Евангелие от Марка. Но, конечно, для полноценного познания Христа важно человеку прочитать все Евангелия. И каждый апостол-евангелист со своей стороны описывает личность Спасителя. Вы сейчас вспомнили, по-моему, 6-ю главу Евангелия от Иоанна. Она тоже очень меня впечатлила, о хлебе жизни: «Кто не будет есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови, не будет иметь в себе жизни». Но в то же время, конечно, меня впечатлили и цитаты Евангелия от Матфея о том, что, действительно пришел в этот мир Мессия, который Спаситель Израиля и всего мира. И то, что действительно на Нем исполнились пророчества ветхозаветные. И так меня это затронуло, что в итоге магистерскую диссертацию я писал на тему типологического толкования жизни ветхозаветных патриархов в святоотеческой традиции. То есть меня эта тема очень затронула — как святые отцы толковали и видели ветхозаветные пророчества в новозаветном свете уже.

К. Лаврентьева

— Сколько лет вы уже служите священником?

Свящ. Антоний Смирнов

— Я служу шесть лет.

К. Лаврентьева

— Шесть лет. И, соответственно, до этого — диаконство, семинария. Получается, в 16 лет вы прочитали Евангелие. И тут что-то резко происходит с вами, и вы начинаете семимильными шагами идти в сторону священства.

К. Мацан

— Потом еще институт физкультуры, я так понимаю.

Свящ. Антоний Смирнов

— Да. Это важно тоже. Я думаю, что с этого как раз и начну. 16 лет — это уже окончание школы и окончание детской футбольной школы, в которой я занимался. У меня папа — тренер по футболу. И его мечта была, чтобы я стал известным хорошим футболистом. Но мечта его не исполнилась, не сбылась. Хотя, на самом деле, со временем он стал еще более счастлив, когда осознал, что сын его стал священником, служителем Бога. Это намного прекраснее и выше, естественно, чем быть футболистом. Так получилось, что я стал воцерковляться постепенно, как раз к окончанию школы. Сначала институт, а в силу того, что я был спортсменом, я и поступал в физкультурный университет. И как-то одновременно после окончания детской футбольной школы, я попал в профессиональную футбольную команду второй лиги и в институт. И одновременно я стал воцерковляться и попал в алтарь храма Тихвинской иконы Божией Матери в Алексеевском, на «ВДНХ». Меня туда пригласил священник, отец Алексей Яковлев, который занимается…

К. Лаврентьева

— Он у нас был.

Свящ. Антоний Смирнов

— Он был у вас?

К. Мацан

— Он не раз был на радио «Вера» вообще и в этой рубрике про путь к священству.

Свящ. Антоний Смирнов

— Батюшка Алексей — это он меня ввел в алтарь. Заметил меня в храме и сказал: «Антон, вижу, что ты должен быть в алтаре». Он меня туда взял, познакомил с отцом Аркадием, протоиереем Аркадием Тыщуком, Царство ему Небесное. И я помню первые слова, которые мне сказали в алтаре. Я захожу, и отец Аркадий (ему было тогда около 80 лет) спрашивает: «Ты кто, великий?» Имеется в виду Антоний Великий. — «Нет, Печерский». — «Ну, давай, учись пономарить». С того времени постепенно я стал познавать азы пономарства и помощи священникам в алтаре. И вот это всё вместе, впечатления о служении священников, общение со священниками — я видел, как они общаются с людьми, совершают Таинства. Их молитва, их лица во время Божественной литургии и одновременно получение травм в профессиональном футболе формируют во мне понимание того, что я хочу служить Богу больше, чем заниматься спортом.

К. Мацан

— Иерей Антоний Смирнов, клирик храма святого Иоанна Воина на Якиманке, сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер». У нас есть представление такое, может быть, ложное, стереотипное, но оно есть, о спортсменах, физкультурниках, как о людях, скажем так, не книжных — где важнее физика, важнее некая стать, пластика, а не тонкие размышления о душе и Боге. А как у вас вот эти два пласта сочетались? Они не конфликтовали в таком душевном плане, интеллектуальном?

Свящ. Антоний Смирнов

— Эти размышления у людей не на пустом месте, действительно, это можно заметить в спортивной сфере. Но, как мы знаем, христиане не должны так обобщать и судить.

К. Мацан

— Если на эту тему посмотреть именно с той стороны, что именно вы, будучи человеком из спортивной семьи, из спортивной школы, приходите в алтарь, в христианство, в церковь, сталкиваетесь с необходимостью чтения чего-то, каких-то тонких душевных настроек. Эта тема существовала для вас?

Свящ. Антоний Смирнов

— Мне повезло, мой папа был книжным человеком. И с детства я всегда видел читающего папу. Он вообще добился высоких результатов в сфере тренерской деятельности — у него есть свои воспитанники, они играют в профессиональный футбол в ведущих клубах российского чемпионата. И всё это потому, что он занимался самообразованием дома: он постоянно читал, в любое свободное время он читал записи, подготовку к тренировкам и так далее. И классическую литературу, и специализированную литературу, я постоянно видел его читающим. Но на самом деле, когда я попал в семинарию, когда я стал церковным человеком, у меня открылся огромный багаж и огромное количество книг и интересов, которые я стал познавать, узнавать. Вообще, конечно, учеба в семинарии была намного интереснее, чем в физкультурном университете, потому что я полюбил это, я очень стремился к знаниям, и мне очень хотелось больше и больше узнавать о вере, о христианстве, о православии.

К. Лаврентьева

— А вы легко влились в семинарский коллектив?

Свящ. Антоний Смирнов

— Легко, потому что был опыт спортивных сборов, постоянное общение с ребятами, совместная жизнь с ребятами, по месяцу мы жили на сборах. В общении с людьми мне было просто. И тем более, до семинарии у меня был опыт пономарства в алтаре, наверное, 5-6 лет.

К. Лаврентьева

— А никогда друзья вам не говорили: «Антон, ты что? Ты куда собрался? Какие священники? Подумай, одумайся».

Свящ. Антоний Смирнов

— Нет, ни одного такого друга не было. Все с уважением.

К. Мацан

— Хорошие друзья.

Свящ. Антоний Смирнов

— Правда, правда. Ни одного такого не было. Все с уважением. Может быть, с удивлением, но приняли мою позицию. И со временем даже как-то некоторые ребята подтянулись. Подтянулись спортсмены, футболисты, некоторые из них приходили ко мне на исповедь, слава Богу.

К. Мацан

— Существует представление о священнике, как о человеке, который от всего в жизни отказался ради одного — ради служения Богу. Вот он даже в одежде, надел на себя подрясник, скрылся так немножко. А молодой человек, который принимает решение или просто испытывает желание стать священником — чем он мотивируется? Не было такого, знаете, сомнения — что вот, я сейчас от всего откажусь, похороню себя здесь и дальше буду всю жизнь этим заниматься?

Свящ. Антоний Смирнов

— Таких сильных сомнений у меня вообще не было совершенно. Решение и желание быть священником и служить Богу — вообще, изначально такого сформированного понимания, что прямо именно священником хочу быть, изначально не было. Когда я стал пономарить и часто ходить на службы… Есть интересная история, как мы стали изначально исповедоваться и причащаться — это был целый период, мы не сразу стали духовно жить в Таинствах. Но вот эта жизнь в алтаре, постоянные богослужения меня так впечатляли, что иногда, когда я возвращался домой, — я даже помню тот момент, то место, когда я иду от метро к своему дому. Я помню определенную долю секунды какого-то внутреннего, не знаю, как назвать, просветления и молитвы к Богу, молитвы такой: «Господи, помоги сделать так, чтобы я Тебе служил». Просто вот такое впечатление, такое желание, такое стремление, которое постепенно после этого формировалось, и я узнавал, что, оказывается, есть семинария, где можно учиться. На самом деле, я хотел на втором курсе института бросить уже всё — пойти учиться в семинарию. Но, слава Богу, мне попались хорошие батюшки, которые сказали…

К. Лаврентьева

— Доучись.

Свящ. Антоний Смирнов

— Доучись, получи образование. И как раз ты посмотришь, насколько в тебе действительно настоящее желание служить Богу — ты испытаешь себя таким образом и пойдешь уже в семинарию. Так я и сделал.

К. Мацан

— А что привлекало в священстве? Вот вы видели священников в алтаре, вы видели, скажем так, их жизнь, которая во многом не видна обычным прихожанам, в какой-то степени не видна. Вы хотели стать священником, чтобы что? Как вы себе рисовали священство, применительно к себе и насколько это совпало с тем, что реально вы встретили на священнической стезе?

Свящ. Антоний Смирнов

— Наверное, больше всего привлекало меня совершение Божественной литургии. Я находился в алтаре и видел, как священники совершают Литургию, Евхаристию на престоле. Как они людей исповедуют. Вот эту тайну богообщения священника в алтаре и тайну душепопечения, пастырства — это вещи потрясающие на самом деле, такая созерцательная. И мое сердце впечатлилось от этого. И мне очень хотелось служить так же, как священники.

К. Мацан

— А нет в этом такой опасности, именно в том, что касается Таинства покаяния? Что вот я сейчас буду душепопечителем, буду людей наставлять, ко мне будут идти за советом?

Свящ. Антоний Смирнов

— Таких мыслей не помню, не помню. Просто помню теплое чувство от того, что происходит это душепопечение и то, что люди имеют общение с Богом в Таинстве исповеди. Вот желание как-то наставлять… Может быть, так не делали священники, которых я видел, и я особо этого в себе не чувствовал.

К. Мацан

— Как один опытный священник в интервью рассказывал, он рассказывал про другого священника, монаха, когда тот был еще молодым монахом, сейчас он уже епископ. А когда он был молодым монахом, то когда исповедовал, просто молчал. Вот просто молчал. И к нему шли толпами. Просто толпами. А этот священник говорит: «Жалко, что мне не хватило в юности такой же мудрости — просто молчать на исповеди». Не для того, чтобы толпами шли, а потому что, по его мнению, это правильный путь. Не было, если угодно, страха от ответственности? Реально же несешь ответственность за души перед Богом в каком-то смысле?

Свящ. Антоний Смирнов

— У меня был такой период перед поступлением в семинарию — прямо напал страх. Но, видимо, Господь так испытывает человека. Действительно дает ему почувствовать, что такое эта ответственность. Я стал размышлять: а как ты потом перед Богом ответишь за всех этих людей, которые к тебе приходят? Правильно ли ты будешь им всё говорить и правильно ли ты будешь, хорошо будешь совершать и нести крест священства? Было тяжело. Было тяжело. И какие-то вещи проговаривались с некоторыми людьми, которые мне рекомендовали поступать в семинарию — они говорили о том, что «ты отучишься в семинарии, и ты не думай, что ты поступаешь в семинарию для того, чтобы просто получить богословские знания». Часто об этом говорят семинаристам: не думайте о том, что вы идете в семинарию просто поучиться из-за того, что интересно. Мы должны стараться идти в семинарию, уже осознавая то, что мы готовимся к священству и что это ответственность. Но наверное, желание служить Богу просто перебороло внутренне, перебороло и всё, это победило в сердце. И каких-то слов подобрать, каких-то логических сложно — просто это какая-то внутренняя борьба, невидимая брань так называемая. И больше мне хотелось все-таки служить Богу, нежели как-то испугаться.

К. Лаврентьева

— А были ли кризисы какие-то после рукоположения?

Свящ. Антоний Смирнов

— Я не успел пока, наверное. Пока еще не успел.

К. Мацан

— А крест священства…

Свящ. Антоний Смирнов

— Хотя… Были периоды, связанные с рождением детей моих, были тяжелые моменты. Все-таки тяжелые моменты были.

К. Мацан

— Расскажите об этом. Если можете.

К. Лаврентьева

— У вас очень красивая семья и дети. И двое из троих ваших детей — детки с особыми потребностями. И вы не скрываете, вы об этом говорите. И тем самым, мне кажется, помогаете очень многим людям, оказавшимся в подобной ситуации.

Свящ. Антоний Смирнов

— Так получилось, что… какой это был год? Это был 2014-й год. А в 2013-м я узнал, что мы ждем ребенка. И вот моя матушка пошла на УЗИ. Я тогда был на службе, пришел со службы в келью и она говорит: «Садись. Сядь куда-нибудь, я тебе кое-что скажу. У нас будет двойня». Конечно, я порадовался, был очень счастлив и удивился, хорошо, что я сел на диван. Вроде всё шло хорошо, но потом, к сожалению, на 26-й неделе произошли преждевременные роды и у нас родились детишки очень рано, глубоко недоношенные, 26-я неделя, 950 грамм. И очень быстрые неожиданные роды. Мы поехали в Зеленоград, мы знали, что там есть реанимация при роддоме. И там родились наши детишки. Самостоятельно матушка родила. Когда они родились, они не дышали, были в тяжелейшем состоянии. С собой у меня не было ничего, я приехал без всего — в том плане, что без епитрахили. Я понимал, что их жизнь просто на волоске. Но я узнал, что в этом роддоме есть молельная комната, мне дали епитрахиль, я просто накинул на свитер епитрахиль. Дали мне стакан воды. И я в этих кюветиках через час после родов покрестил сам своих детей. Они были совсем маленькие, в тяжелом состоянии… Это были тяжелейшие моменты в моей жизни. Вы спросили про кризис. Конечно, этот месяц — сложно даже описать словами, как это было тяжело. Понимаю, естественно, всех мам и других родителей, как это всё страшно тяжело. Но в то же время осознаю и анализирую, как это мне было тяжело. И вижу, что без Бога, без молитвы, наверное, в тысячу раз тяжелее. И в то же время осознаю, что, чтобы это принять и познать — для чего и почему — нужно много времени для этого. А может быть, вся жизнь. Иногда спрашивают: приняли ли вы это событие вашей жизни? Не могу сказать, что до конца принял. Потому что принятие того, что твои дети имеют тяжелую форму ДЦП, это, наверное, нужна вся жизнь. Потому что дети растут, их потребности меняются, и в то же время и принятие, наверное, тоже продолжается.

К. Лаврентьева

— Священник Антоний Смирнов, клирик храма святого мученика Иоанна Воина на Якиманке в студии «Светлого вечера». С вами мой коллега Константин Мацан и я, Кира Лаврентьева. Мы вернемся после короткой паузы.

К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. В студии моя коллега Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Этот час с нами проводит иерей Антоний Смирнов, клирик храма святого Иоанна Воина на Якиманке. Вы начали рассказывать (спасибо вам большое за эту откровенность и готовность рассказывать) об этой тяжелой ситуации, об этой боли: о рождении двух детишек с ДЦП. Вы сказали, что до конца все равно пока это не принято. И это понятно. Вы оговорились, что, наверное, это путь всей жизни. Как, наверное, многое мы узнаем только там, за чертой времени. Но если вы говорите, что приняли не до конца, то до какой-то степени приняли. И, если мне позволен такой вопрос: когда прошла самая первая оторопь, самая первая боль, когда первая стадия принятия началась, что вы думали? В каких терминах, категориях вы для себя, если это вообще возможно сформулировать, это принятие осмысляли? Часто нам, журналистам, на эти темы приходится говорить достаточно абстрактно, теоретически, но мысль о том, что надо задавать вопрос не «почему? за что?», а «для чего?», она звучит. И мне кажется, что это хорошо в теории, а на практике — как это к себе применить? Это же страшный вопрос «для чего?» по большому счету. Он может быть и не утешающий, а еще более обостряющий? Что вы чувствовали?

Свящ. Антоний Смирнов

— Все-таки вопрос «за что?» страшнее. И все-таки этот вопрос, наверное, неправильный и такие родители не должны его себе так ставить. Нужно ставить себе вопрос «для чего?» — это по-христиански. Потому что по-христиански мы понимаем, что всё, что с нами происходит в этой жизни, происходит по Промыслу Божьему. Это непреложная истина веры христианской. Еще архимандрит Иоанн (Крестьянкин) говорил, что главное в духовной жизни — вера в Промысл Божий. Но в то же время есть, мне кажется, опасность, — естественно, я много об этом размышлял, и слышал в том числе и ответы священников на эту проблему, которые говорят о том, что не нужно совсем думать «за что?», а лучше думать «для чего?». Да, «для чего?» нужно думать, нужно об этом размышлять и какие-то делать выводы. И осознавая, что это, конечно же, всё ведет к пользе душевной, духовной, ко спасению, если ты достойно, без ропота, с терпением сможешь это всё пронести. Но в то же время все-таки нельзя забывать, что… Есть очень интересная, кстати, говоря, мысль одного оптинского старца, что древо креста все-таки вырастает на почве твоего сердца, на почве сердца каждого человека. И в то же время испытания каждого человека они все-таки направлены, скорее всего, на определенные проблемы этого каждого человека, которые есть у всех у нас. И момент все-таки покаяния и осознания своей греховности, не нужно о нем тоже забывать. Это мое личное мнение, мое личное переживание. Потому что, как мне кажется, человек может просто забыть о том, что в этой ситуации тоже нужно у Бога просить прощения. Это может быть тяжело слышать родителям, это тяжело слышать родителям и не сразу они могут это понять. Но этот вопрос тоже нужно для себя поднимать — со временем, не сразу, но о нем не забывать.

К. Лаврентьева

— Отец Антоний, у нас в гостях у «Светлого вечера» была потрясающая женщина, православный блогер, многодетная мать, у которой последний ребенок родился с синдромом Дауна. И она пишет публично на своей страничке в социальных сетях о том, что когда в каких-то других семьях рождались дети с какими-то особенностями, она так легко всегда говорила: «О, ну здорово, это прямо вот прямой билет в рай. Вот сразу люди идут в рай семимильными шагами». И она говорит, что «когда в моей семье случилась такая ситуация, я очень тяжело это принимала». И у нее целые этапы посвящены этому принятию. Но сейчас, читая ее блог, наблюдая за ней, я понимаю, что у нее появилась некая радость, которую я замечаю у родителей деток с особыми потребностями. Несмотря на все сложности, огромные, несоизмеримые с обычным родительством, у этих родителей есть какая-то искорка внутренняя, какая-то радость. Так ли это, отец Антоний? Я понимаю, что это может быть очень интимное и личное, но это может быть очень полезно кому-то, кто оказался только сейчас в этой ситуации и слушает сейчас нашу программу.

Свящ. Антоний Смирнов

— Это действительно так, вы говорите правду. Может быть, это можно заметить, например, в социальной сети у моей матушки. Она активно ведет блог…

К. Лаврентьева

— У вас потрясающая матушка.

Свящ. Антоний Смирнов

— Она активно ведет блог, и как раз часто рассказывает о наших детях — о том, как мы это проживаем, как мы это принимаем, как мы с этим справляемся. А может быть, у человека может возникнуть впечатление, что слишком всё весело, всё слишком здорово.

К. Лаврентьева

— Да нет, мне кажется.

Свящ. Антоний Смирнов

— И прекрасно. Нет, правда, такое может возникнуть впечатление. Но, и того и другого хватает, честно. Когда проходит тот первый период, о котором мы говорили — тяжелый, самый сложный, наверное. Самые страшные первые месяцы, когда дети еще в реанимации лежат, и ты не знаешь, живы они или не живы. Ты звонишь туда и спрашиваешь раз в день: «Как там дети?» — «В крайне тяжелом состоянии». Там два варианта в реанимации: в тяжелом или в крайне тяжелом. Тяжелое — это уже хорошо, слава Богу. А потом, уже когда… Там целая история, нам не хватит, наверное, времени.

К. Лаврентьева

— И у вас еще был старший ребенок, который был с вами в это время.

Свящ. Антоний Смирнов

— Да, старший ребенок, прекрасная наша помощница, ее Гликерия зовут. И мы ей благодарны, и, наверное, дай Бог, это всё принесет ей много пользы. Находясь рядом с такими детишками, она им много помогает, за ними ухаживает, много помогает маме. Про радость. Когда человек успокаивается после первого периода и видит этих детей — они прекрасны, они очень чистые сердцем. Не просто так детей именно с ДЦП называют «дети ангела». Ты чувствуешь рядом с ними какую-то чистоту, какую-то святость.

К. Лаврентьева

— Безгрешность.

Свящ. Антоний Смирнов

— И ощущаешь, что действительно… Ну, кто, как не эти дети, достоин Царствия Небесного?

К. Мацан

— Когда у меня вторая дочка родилась, она тоже попала сразу в реанимацию. И я помню, что в те дни я молился так, как никогда до этого, наверное, не молился. С одной стороны, вроде как это хорошо, можно это даже совсем примитивно так рассмотреть, что вот, Господь посылает ситуацию, в которой ты как-то испытываешь потребность в молитве и научаешься этому и приучаешь себя доверяться Богу. А с другой стороны, я помню слова одного очень опытного священника, который тоже переживал тяжелейшую ситуацию ухода, смерти матушки, своей жены, у которого в контексте этих размышлений была такая мысль, что если ты в ситуации тяжелой начинаешь молиться больше, то это значит, что до этого ты молился просто слишком мало. Этот священник сказал такую вещь: вокруг меня есть люди, которых я считаю людьми святой жизни, старцы, какие-то люди очень опытные в духовном плане, которые в ситуации тяжелых испытаний не сильно меняют свое молитвенное правило. Они вообще по жизни настолько доверены Богу, что если что случается что-то ужасное, что не случается, они одинаково предстоят. Что вы об этом думаете?

Свящ. Антоний Смирнов

— Я думаю, что в такие моменты, в тяжелые периоды жизни человека, — по крайней мере, я по себе, — были такие моменты, когда я вообще не находил сил для молитвы. Эмоционально просто. Но это не говорит о том, что я не молился. Наверное, каждую секунду была молитва в эти моменты. Сама жизнь в этот период — это молитва. Потому что ты просто не можешь об этом не думать и постоянно не просить Бога о помощи.

К. Мацан

— То есть, если молитву понимать, как такую предельную обращенность к Богу, неразрывность себя в этой связке осознания с Богом, то это и есть жизнь, как молитва.

Свящ. Антоний Смирнов

— Может быть, это как раз одна из тех вещей, которую хочет Господь сделать для нас. Может быть, мы до конца не понимаем, насколько это важно, но все-таки есть известные слова, что Господь на нас смотрит в перспективе вечности, а не земной жизни, потому что она оканчивается, а впереди целая вечность. И что для нас важнее? Комфорт здесь на земле и удобства? Или все-таки чистота души и обращенность к Небу? Поэтому, как бы это ни сложно было принять, но это так — «Ищите же прежде Царствия Божьего, всё остальное приложится вам». Это так и есть.

К. Лаврентьева

— У нас в студии в программе «Путь к священству» был известный протоиерей, который рассказывал о себе, рассказывал о каких-то сложностях семейных, он многодетный отец. И он говорил, что не может человек, не испытавший боли, разговаривать с человеком на исповеди, с человеком, который пришел к нему за советом. Это как раз к вопросу Кости, когда он спрашивал в начале программы об исповеди и о том, каким опытом для вас это отзывалось в сердце. И получается, что если несете такой непростой крест, — ну, не мне говорить, простой он или не простой, тяжелый крест, особенно в понимании человека, который вообще на это смотрит только со стороны. Приходили ли к вам люди, которые несут подобный крест? Узнавали, может быть, что у батюшки детки особенные. Может быть, тянутся такие родители к вам? Есть такой момент или пока нет?

Свящ. Антоний Смирнов

— Были такие моменты. Не специально такие родители приходили, не из-за того, что узнавали, что у меня такие дети, а просто так складывалось. Во время исповеди или просто во время разговора выяснялось, что у них ребенок с ДЦП или, например, сейчас у них ребенок лежит в реанимации. И понятно, что будет дальше. И, конечно, таким родителям мне легче говорить. Я думаю, что священник, у которого этого не было… А что скажешь? Что можно сказать в такой ситуации священнику? Вы говорили про батюшку, который просто молчал. В этих ситуациях, наверное, священнику легче. А может быть, даже лучше просто утешить человека — помолчать с ним, может быть, поплакать, если получится. Или сказать какие-то слова утешения. Мне в этой ситуации есть что сказать людям полезного, потому что я это прошел в какой-то мере, что-то об этом знаю. И таким людям даже, может быть, легче слышать такого священника, такого батюшку: что батюшка тоже такое несет и что я не один, что батюшка может меня понять.

К. Лаврентьева

— Священник Антоний Смирнов, клирик храма святого мученика Иоанна Воина на Якиманке, сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер». Отец Антоний, несмотря на все трудности с детками, несмотря на всю загруженность священническую вашу, вы с матушкой остаетесь молодой семьей. Вот можете ли вы нам рассказать, как вы любите проводить время?

Свящ. Антоний Смирнов

— Основное время, конечно, мы проводим с нашими детьми. К сожалению, такие дети очень сильно ограничивают родителей. Не так часто мы можем куда-то с ними выехать и с ними где-то погулять.

К. Лаврентьева

— Есть помощники?

Свящ. Антоний Смирнов

— Есть помощники. Не всегда они бывают, но они появляются. Постоянного помощника пока нет. Но, слава Богу, есть добрые люди и родственники помогают. А так, мы стараемся, очень любим всей семьей приезжать на службу. Это не часто получается в силу нашей плохой мобильности, скажем так. Но когда приезжаем в храм, все радуются, и дети причащаются. Стараемся детей почаще причащать, а тем более таких. Но и в то же время, конечно, таким родителям важно — мужу и жене — важно отдыхать отдельно от семейной жизни, обязательно надо. Такие родители должны куда-то выбираться погулять, пообщаться. В то же время важно, чтобы, как мне кажется, муж обращал особое внимание к своей жене. Потому что она остается дома с такими детьми и очень много сил тратит на уход за ними. Понятно, что муж устает на работе, но в то же время он должен, конечно, обязательно давать ей возможность приходить в себя — куда-то ее отпускать, как-то проводить время. Это важный момент.

К. Мацан

— А что для вас самое тяжелое и самое радостное в священстве?

Свящ. Антоний Смирнов

— Самое тяжелое — исповедь.

К. Мацан

— Все-таки.

Свящ. Антоний Смирнов

— Правда.

К. Лаврентьева

— Все же исповедь.

Свящ. Антоний Смирнов

— Все же исповедь. Потому что понятно, что та исповедь, когда человек стоит и плачет на исповеди, — ты видишь действительно глубочайшее покаяние, от такой исповеди не тяжело, от нее только легко и радостно. Но такая исповедь не часто возникает у человека, к сожалению. И тяжела та исповедь, когда человек, наверное, не хочет тебя слушать.

К. Мацан

— А самое радостное?

Свящ. Антоний Смирнов

— Много радостного. Сложно сказать так. Понятно, и я знаю, что все говорят — Божественная литургия. Это так и есть, это правда. Божественная литургия — это самое лучшее, самое прекрасное, что может быть в служении священника, это непередаваемое чувство благодати, радость. Очень большая радость, когда ты видишь и человека, который только приходит к Богу — когда ты видишь искреннее желание изменить свою жизнь и искреннее желание любить Христа. Это именно тогда, когда люди некрещеные приходят к вере и хотят покреститься — это особо большая радость, потому что, к сожалению, нечасто это можно видеть. Когда люди приходят к крещению, не всегда они открыты к хорошему диалогу и познанию христианской веры. И когда ты видишь искреннего человека, в этом отношении с ним легко и у тебя большая радость от этого.

К. Лаврентьева

— А было ли что-то в священстве, что вас потрясло, чего вы не знали до него, до рукоположения?

К. Мацан

— Чего никак не ожидали.

Свящ. Антоний Смирнов

— Чего не ожидал?

К. Лаврентьева

— Неприятное или положительное потрясло?

Свящ. Антоний Смирнов

— Ну, ни для кого не секрет, что когда человек приходит к вере, то неофитское сознание и розовые очки. Что все вокруг святые — кто в храм ходит, все праведные и особо никто не грешит, все друг друга любят. Но на самом деле, когда человек не то чтобы приходит в семинарию и становится священником, но он уже начинает понимать, что всё не так, просто когда в храм начинает уже ходить. И розовые очки снимаются. И человек трезво начинает воспринимать жизнь христианскую и реальность, вот по-настоящему. Как это в реальности есть и как это описано в Писании. В Священном Писании что сказано? — «всяк человек ложь». С одной стороны. С другой стороны, мы должны доверять людям, их любить.

К. Мацан

— А какая-то и вправду тонкая грань возникает, потому что, с одной стороны, мы часто говорим, что вот, неофитский жар, он проходит и хорошо, что проходит. И потом какие-то перегибы уходят. А с другой стороны, а разве это не правильное такое благое устроение — видеть вокруг святых и не осуждать. И как-то вот: какие замечательные церковные люди, какие они хорошие уже по факту того, что они в церкви. Это в принципе же состояние не очень плохое, наверное, в каком-то смысле. И с другой стороны, когда проходит этот неофитский жар и видишь жизнь — вы сказали, трезво. Но можно ведь и трезво, а можно понимать, что вообще-то, людишки-то дрянь. И вообще так и понимать трезвость — вот, собственно говоря, я всё понял про жизнь и теперь уже меня не очаруешь.

Свящ. Антоний Смирнов

— Мне кажется, неофитское состояние очень правильное и хорошее, — но только тогда, когда у человека нет осуждения. Как мне кажется, когда человек приходит в храм, к вере, и вот это горячее состояние, оно, к сожалению, приводит часто к осуждению и к непониманию, а иногда и к отходу от веры. Это, конечно, ответственность на нас, на церковных людях, которые, может быть, неправильно себя ведут.

К. Мацан

— Трезвость же тоже может к осуждению вести. Трезвый взгляд, именно понятый, как такое легкое осуждение всех, поскольку все грешники, «всяк человек ложь». Так что же мы будем притворяться?

Свящ. Антоний Смирнов

— Мне кажется, что настоящая трезвость к другому ведет.

К. Мацан

— К чему?

Свящ. Антоний Смирнов

— К тому, например, о чем говорил преподобный Паисий Святогорец. Он говорил о том, что мы, христиане, должны стараться, как он говорил, «включать добрые помыслы». Да, мы знаем, что мы все ложь, как говорит царь Давид, что мы все можем ошибаться, к сожалению. Но и в то же время человек понимает, что Бог есть любовь, что Бог есть Отец, который принимает всех нас, что Он призывает нас не осуждать и лучше думать о людях. Как хотите, чтобы с вами поступали, так и вы поступайте с ними. Вот Паисий преподобный советует добрые помыслы включать. И трезвость, как мне кажется, как раз в том, чтобы осознавая всё это, хорошо думать о людях.

К. Мацан

— То есть такое оправдание.

Свящ. Антоний Смирнов

— Оправдание, да. Люди, которые узнаю́т о церковной жизни и о Церкви, о христианстве через призму СМИ, это, конечно, печально. Потому что я, когда пришел в храм, к вере и к церкви, вообще этого ничего не видел. Ну правда — одни вокруг прекрасные батюшки. Все прекрасно себя ведут и все пример. И вот все эти разговоры, что один такой, другой такой — я просто удивлялся, я не понимал, почему всё это происходит. И понимал, что человеку нужно просто прийти и посмотреть — как говорится в Евангелии: «Приди и виждь». И тогда ты поймешь. Печально, конечно, что некоторые люди попадаются на какие-то нехорошие моменты церковной жизни. Но на самом деле это редкость, как мне кажется.

К. Мацан

— Мне кажется, что из СМИ люди узнаю́т не о Церкви, а о том, как выглядит забор, о внешнем фасаде, о каких-то отдельных моментах, вынесенных в заголовки. Но к религиозной жизни Церкви это, как правило, никакого отношения не имеет. И собственно к христианству. Просто люди о другом узнаю́т — они не узнаю́т о Христе.

Свящ. Антоний Смирнов

— Вообще, это, конечно, еще воспитание моего папы. Мы сейчас об этом говорим, и я вспоминаю папу. У него была такая склонность — он никогда не любил плохо думать о людях. Например, когда ему кто-то говорил что-то плохое о каких-то священниках, он говорил: «Я не верю, не надо мне ничего говорить, все батюшки святые».

К. Мацан

— А вот для вас папа, по вашим рассказам, был таким важным наставником и учителем по жизни в каком-то смысле. А сейчас вы священник. В некотором смысле теперь вы можете быть ему в этом смысле наставником. Что он чувствует по поводу того, что его сын теперь отец?

Свящ. Антоний Смирнов

— Это прекрасно. И я удивляюсь смирению моего папы в том, что как ему легко прийти ко мне в алтарь и сказать «благослови, отче» своему сынку.

К. Мацан

— Для него это легко?

Свящ. Антоний Смирнов

— Легко, в радость. А меня это смущает: «Папа, ну что ты, какой «отче»?» Но в то же время папа для меня и был и остается, честно, он как духовный отец. Я к нему прислушиваюсь. Вы не знаете, 26 июля папа ушел в вечность, совсем молодым, в 54 года. Это еще одно мое испытание и кризис в моей жизни. Наверное, больший даже, чем мои дети. Хотя это может многих удивить — как же так, это дети родные. Но, может быть, такая природа отцов. Матери больнее и тяжелее воспринимают рождение детей особенных. Отец, может быть, не до конца всё это воспринимает. А когда уходит близкий друг и родитель, это, конечно, для меня было самое тяжелое и сложное в моей жизни. Это было совсем недавно.

К. Мацан

— Как здесь это помогает пережить вера?

Свящ. Антоний Смирнов

— Прямо напрямую Господь помогает. Просто Промысл Божий так совершается, Господь открывает мне такое, что не остается никаких сомнений, что в этом во всем есть Промысл Божий, ни на секунду, ни на минуточку. Если интересно, могу что-то рассказать об этом. Папа, конечно же, и был и остается для меня духовным отцом. И он хотел, чтобы я был эталоном и хочет, чтобы я был хорошим священником, без всяких там расслаблений, назовем это так. Как-то раз… Расскажу такую личную вещь. Может быть, нужно или не нужно, но расскажу. Как-то раз в шутку я расслабился и решил у себя на телефоне поставить, когда мне звонят на телефон, песню... Как же? Михаил Круг? Как же там поется-то? «Исповедуй меня, батюшка», — что-то такого плана, безобидная такая песня. Папа мне перезванивает: «Чтобы через час я этого больше не слышал». Он у меня вообще добрый, никогда на меня не давил, но в этом плане: «Чтобы этого больше не было». Я, конечно, убрал. Я же священник уже, но, слава Богу, все-таки папу послушался. Это было последнее послушание, которое я исполнил для своего родителя. После этого уже папа… К сожалению, сердце остановилось у папы — что удивительно, на футбольном поле во время спортивной тренировки. Так получилось.

К. Мацан

— Вы сказали, что он хотел и хочет, чтобы вы были хорошим священником. А вот «у Бога все живы» — как вы это переживаете? Как вы это чувствуете? Что это значит?

Свящ. Антоний Смирнов

— Вообще, это тайна для всех нас, для христиан, для всех людей. Как апостол Павел говорит, что «мы видим вечную жизнь как сквозь тусклое стекло и разгадываем примерно, как это всё происходит». Но понятное дело, что догматически мы всё понимаем, что душа человека не умирает, личность не уничтожается и после смерти человек уходит к Богу на Суд и на дальнейшую вечную жизнь. Но в то же время как-то Господь утешает и дает понять, что всё в руках Божьих и что Господь в курсе о том, что происходит: «Я рядом, не переживай, всё идет так, как нужно». И действительно, были такие моменты. Например, когда мы с папой стали воцерковляться, мы где-то год ходили на богослужения без исповеди и причастия. Я поначалу об этом не знал, что это нужно делать. Мы ходили в храм на службу, молились. Это было здорово. Но постепенно я стал замечать, что люди вокруг на исповедь идут, в конце Литургии причащаются, а мы не идем почему-то. Потому что нам объяснили, что вы не можете. А папа всё понимал. Но не мог через себя переступить. Ему было тогда под 40 — человеку в таком возрасте сложно пойти на первую исповедь, очень сложно побороть свою гордость. Как он называл это сам, что ложный стыд и гордость ему не позволяли это сделать. А я — ну, папа не делает и я не делаю. Но когда я понял, что нужно исповедоваться — мне было тогда где-то 16 лет — тоже было непросто шестнадцатилетнему парню пойти на исповедь и какому-то дяде что-то рассказать. В 16 лет тоже есть, что рассказать, и есть своя гордость и какое-то мнение о себе — почему я должен кому-то что-то рассказывать? Но всё-таки через год я понял, что так нельзя. Это невозможно. И Господь помогал чувством покаяния, тяжело было уже ощущать греховность. Хотелось от нее освободиться. Я все-таки поисповедался, слава Богу, в храме Тихвинском. А папа еще не мог поисповедаться до третьего курса моей семинарии. То есть еще 7 лет он ходил на службы, на каждое воскресенье на службу ходил, читал святых отцов, утренние и вечерние молитвы, как нормальный хороший христианин. Но на исповедь и на причастие он не ходил, потому что он не мог себя побороть. Я так сокрушался, меня так это расстраивало. Я уже студент семинарии, а у меня папа до сих пор — тот человек, который привел меня к Богу — не пришел на исповедь. И тут произошел интересный момент. Как-то раз была возможность пообщаться с нашим ректором, отцом, уже ныне владыкой, Тихоном (Шевкуновым). Я окончил Сретенскую духовную семинарию. И говорю ему: «Отец Тихон, посоветуйте, что мне сделать? Как папу привести к исповеди?» И он мне говорит: «Антоний, первое тебе пастырское послушание — ты должен сделать так, чтобы твой папа прочитал "Мытарства Феодоры" и готовился к исповеди». Я говорю: «Благословите, батюшка». Говорю: «Папа, читаешь, готовишься». Проходит две недели, и он стоит уже в очереди на исповедь. То есть 7 лет не мог и тут — отец Тихон благословляет, помогает, дает первое пастырское послушание. И папа идет в Сретенский монастырь, в придел рождества Иоанна Предтечи, и там первый раз исповедуется у отца Клеопы, выходит просто как помидор, весь красный, вспотевший от страха. Но в то же время счастливый — наконец-то он начал действительно свою духовную христианскую жизнь. И после этого он причастился, со Христом соединился Таинством Причащения. Что интересно, и в чем Промысл Божий. Проходит еще 5 лет. И только через 5 лет я понимаю, в чем действительно Промысл Божий. Я успеваю жениться, рукоположиться в диаконы, и после диаконской хиротонии через некоторое время назначают рукоположение. Я жду его целый год. И вдруг мне звонят и говорят: «Готовьтесь к рукоположению. Вас рукоположат на рождество Иоанна Предтечи». И я понимаю, неужели так может быть просто так, случайно, что мое первое пастырское послушание над своим папой, и оно совершилось в приделе рождества Иоанна Предтечи. И вот меня Святейший Патриарх рукополагает в священники в день памяти рождества Иоанна Предтечи. Вот такие промыслительные моменты, их много. Всего не расскажешь. Так что Господь рядом.

К. Мацан

— Спасибо огромное за эту беседу, за ее такую пронзительность и искренность. Есть в этом, мне кажется, что-то очень важное и трогающее душу, что мы начали с вашего папы разговор и об этом и этим же разговором мы программу заканчиваем. Иерей Антоний Смирнов, клирик храма святого Иоанна Воина на Якиманке, сегодня был с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Еще раз спасибо большое. В студии была моя коллега Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. До свидания.

К. Лаврентьева

— Всего хорошего.