«Путь к священству». Прот. Николай Флоринский

У нас в гостях был настоятель Свято-Георгиевской церкви города Кишинева протоиерей Николай Флоринский.

Отец Николай рассказал о своем пути к вере и священству, а также о том, что изменилось в его мировосприятии и служении по сравнению с началом пути.

К. Мацан

- «Светлый вечер» на радио «Вера», здравствуйте, дорогие друзья, в студии Кира Лаврентьева.

К. Лаврентьева

- Добрый вечер.

К. Мацан

- И я, Константин Мацан, у нас сегодня в гостях протоиерей Николай Флоринский – настоятель Свято-Георгиевской церкви в городе Кишиневе. Здравствуйте.

о. Николай

- Здравствуйте.

К. Мацан

- Вот гость из Молдавии или Молдовы – как вы говорите, как правильно?

о. Николай

- Мы говорим Молдавия, а официально – это Молдова, а еще хочу поприветствовать ваше замечательное радио «Вера», оно действительно светлое, которое любят во всех уголках мира.

К. Мацан

- Спасибо за это трепетное, радостное такое вступление. Я, когда готовился к программе, прочитал, что было время, не знаю, до сих пор ли это так, что ваш храм в Кишиневе был единственным, где служили по-церковнославянски, а проповеди говорили по-русски, до сих пор так?

о. Николай

- Да.

К. Мацан

- А в остальных храмах на каком служат?

о. Николай

- В остальных храмах богослужение совершается на молдавском языке или на румынском, сейчас принято говорить, что у нас румынский язык, а не молдавский. И вот некая часть населения относит себя к истинным молдаванам, а другие к румынам.

К. Мацан

- Там же есть церковь Московского Патриархата, есть церковь Румынская

о. Николай

- Да, Бессарабская митрополия.

К. Мацан

- И там, и там служат преимущественно на этом румынском, молдавском?

о. Николай

- Конечно.

К. Мацан

- Даже в церквях Московского Патриархата?

о. Николай

- Конечно, на национальном языке и во всех селах, а у нас более 1400 приходов, за редким исключением, на севере Молдовии в Приднестровье совершается богослужение на церковно-славянском языке, остальные на молдавском.

К. Мацан

- Вы с какими-то сталкиваетесь трудностями в связи с тем, что вы такой, единственный представитель русского языка в этих краях?

о. Николай

- Вы знаете, в церковной среде нет, нет. У нас замечательный митрополит, который не просто лояльно, а с любовью относится к Русской Православной Церкви и является членом Священного Синода Московского Патриархата. И поэтому, когда мы обратились 30 лет назад о том, чтобы открыть русскоязычный храм, владыка митрополит тогда был только епископ молодой на нашей кафедре, с любовью откликнулся на наше пожелание. Но есть маленькая предистория, что не так все было гладко: если митрополит нынешний отнесся тогда благосклонно, то подтолкнуть к открытию храма нас заставили некоторые неприятные моменты, как то: в кафедральном соборе, где единственный храм, в котором совершалось богослужение «фифти-фифти» на молдавском и на церковно-славянском - перестали служить на церковно-славянском с 89-го, с 88-го года прошлого столетия. Вы помните, начался парад суверенитетов республик, провозглашение национализма, национальных идей и вот те священники, которые, заканчивая ленинградские и одесские духовные семинарии, перестали исповедовать русскоязычных прихожан.

К. Мацан

- Даже так?

о. Николай

- Даже так, один батюшка, например, сказал одной схимонахине Александре: «Сколько лет живешь в Молдавии? – Пятнадцать. – Не знаешь языка, я тебя не буду исповедовать». И вот она в слезах ушла, не исповедавшись и не причастившись, то есть были со стороны не только площади, но и люди из числа духовенства, которые забыли о своем предназначении христианском, поддались голосу площади и своим таким националистическим чувствам. Вот с тех пор с 89-го года я предпринял конкретные действия с собрания двадцатки, писали письма Горбачеву, в ООН, Председателю Правительства и всем во все организации. И вот когда совсем недавно я прочел свое это обращение-письмо – я сам испугался, какое оно было дерзкое, революционное (смех) видно, те года, на всех накопилось, подействовало и такой был взрыв эмоций.

К. Мацан

- Давайте обратимся к той теме, к которой мы обычно с Кирой в этих беседах обращаемся: мы говорим со священником о его пути к вере, в вере и о принятии священства, о том, какие события привели к этому важнейшему решению. Вы из священнического рода, если так можно сказать, у вас были в роду предки-священники, правильно я понимаю?

о. Николай

- Предки были, по бабушкиной линии, по материнской бабушкиной линии ее брат был игуменом в монастыре и, естественно, до этого тоже были предки из духовенства.

К. Мацан

- Но это как-то определило ваш путь в вере, к вере?

о. Николай

- Нет, нет. Я воспитывался в светской семье, бабушка была верующая, полуграмотная, каждый вечер она зажигала лампадочку и читала «Символ веры» и другие молитвы, которые знала наизусть. В Великом посту с мамой меня с братом водили на причастие в церковь, потом бабушка умерла и получилось так, что в 11 лет я остался один с братом в доме, отец уехал в дальнюю командировку на Север, мама попала с тяжелым недугом в больницу и мы как бы так на все лето оставались сами себе хозяевами. Брат поступил в художественную школу, забрал документы с общеобразовательной, а я в это время познакомился с моим соседом, недалеко от польского кладбища жил-был иеромонах Гавриил, который окончил свою жизнь на Святой Горе Афон, а тогда это был дьякон Георгий Сербанек, Георгий Степанович.

К. Мацан

- А это где вы тогда жили?

о. Николай

- В городе Кишиневе. В центре города, застроенного большими домами, небольшая такая деревенька с кладбищем польским, и там, на склоне горы этот отец Георгий доил козу, меня это очень впечатлило, заинтересовался. Подоив козу, он предложил мне стаканчик молока, пригласил в гости, нагрузил яблоками, мы с ним разговорились и вот уже через 2-3 дня я переехал к нему в дом жить, потому что родителей не было. А дом у него был – маленький монастырь, у него дом рушился, бедный-бедный дом, отваливались куски глинобитные от его саманных стен, в доме была времянка и в доме была самая настоящая богадельня: он приютил нескольких студентов, которые жили у него совершенно бесплатно, один бомж, который прекрасно пел, но не хватало ему немножечко разума, добрый был человек такой, другой Лев – бомж и одна старушка, которую выгнали дети из-за того, что она любила выпить, из деревни, просила подаяние у кафедрального собора, он ее забрал к себе. Вот она нам готовила по вечерам борщ, мы собирались за общей трапезой, разливали борщ, под колокольчиком вставали на молитву, читали молитву, ложились спать, в шесть утра вставали и с отцом Георгием все лето я так вот провел в соборе, помогая ему чистить кадильницу, гладить ковры, стелить дорожки, когда приезжал архиерей и так далее, и тому подобное. Так было до самой осени, до 1-го сентября, когда уже мои родители пришли в дом, я познакомил их с отцом Георгием, и он стал не просто моим духовником, а духовником всей нашей семьи, на все праздники до самого своего отбытия на Святую Гору Афон в 1976 году, когда он принял уже и монашество с именем Гавриил, и сан иеромонаха, отбыл вместе с отцом Арсением, регентом Одесского монастыря Успенского, отбыли на Святую Гору Афон. И вот до 76-го года мы постоянно были вместе, постоянно он меня воспитывал и другой дороги, как в храм, я не знал. Прежде, чем идти, скажем, в школу, которая была недалеко от кафедрального собора, я вместе с ним приходил, топили печку, тогда еще не было парового отопления и после этого, забирая портфель со склада, с угля, шел в школу, где быстренько делал уроки и должен был успеть к вечернему богослужению. Мне тогда было 11 лет.

К. Мацан

- Интерес такой к жизни монаха, к жизни создаваемого им домашнего монастыря и богадельни что вызывало в мальчике 11-летнем? Какой-то был запрос? На что запрос?

о. Николай

- Знаете, это была моя жизнь, я себя там настолько уютно чувствовал, с Богом, в любви этих добрых дел, конечно, была и строгость, были и наказания, где-то что-то разбил, что-то такое, но я себя чувствовал там дома, вот это мой дом, больше я никуда не хочу, никакие танцы, никакие развлечения, ничего меня не интересовало, кроме церкви, ничего. И не надо забывать, что в то время был замечательный клир в соборе, я был книгодержцем в 12 лет у архиепископа Варфоломея (Гондаровского), он потом уехал в Ташкент и умер уже в Орле. Это советское время: когда открывались Царские врата, он меня прятал за печку, когда закрывались, я выходил, держал ему книгу, он читал вечерние молитвы, но это, конечно, только в алтаре, стихарь, конечно, мне в то время не давали, не положено было. И вот я еще раз хочу сказать, что я настолько себя уютно чувствовал, потому что после, как мы выходили из храма, почти в 10 часов, мы не просто выходили, мы целый час стояли и слушали его проповеди: он рассказывал нам, там была схимонахиня, одна женщина-свешни́ца, которая продавала свечи, я, маленький пацанчик – мы обходили любимые наши иконы, потому что все невозможно, много их было, клали земные поклоны, он нам что-то рассказывал, никаких же книг, ничего не было, только из уст в уста мы получали эту радость о Духе Святом, о Боге.

К. Лаврентьева

- Отец Николай, это горение таким и оставалось в переходном возрасте, в юношеском возрасте?

о. Николай

- Да.

К. Лаврентьева

- То есть оно не уменьшалось?

о. Николай

- Не уменьшалось, я уже перед армией был официально иподьякон, уже у архиепископа Ионафана и когда служил в армии, мне присылали с Одесской Духовной семинарии, с ректората поздравления, приглашали, чтобы я честно служил, потом шел учиться в семинарию и в армии знали и относились очень по-доброму к моему пожеланию. И замполит, например, говорил следующие слова, и он приглашал меня в линейную милицию, говорит: «Пойдем, будешь учиться на юрфаке, где Ленин учился – я служил в Казани - Останешься здесь работать, квартиру получишь» я говорю: «Нет, вы знаете мою дорогу, вы знаете желание моего сердца», и поэтому никаких вопросов у меня никогда не было, то есть я другой дороги, кроме церкви, не знал.

К. Мацан

- Сказали вы, что к вам так лояльно относились – а это в те времена было, наверное, не очень ожидаемо?

о. Николай

- Вы знаете, да, наверное, так, просто один раз я пошел после «учебки» – «учебка» была в Горьком, а после «учебки» со старшиной, как сейчас помню: сержант Пивень, пошли мы в город, первый мой был отпуск, увольнительная. Я пошел в отпуск, говорю: «Ты извини, но я должен пойти в храм». Тогда это был Никольский собор кафедральным собором, я поставил свечки, помолился, познакомился с батюшкой, потом с владыкой Пантелеимоном Казанским. И когда мы вернулись, он доложил, что я хожу в церковь молиться. Меня вызывает замполит, меня вызывает командир роты, собралось такое представительное собрание, а я не был никаким комсомольцем, никем. И начинают с огромных слов мне внушать: «Как тебе не стыдно! Советская власть тебя кормит-поит, а ты к попам бегаешь!» - «Так, я говорю, товарищи, успокоились, с кем вы разговариваете? Вы знаете, кто я?» Так на абордаж взял, достал письма из семинарии на официальных бланках, говорю: «Вам что, не доложили, кто я? Плохо работают у вас КГБ и прочие службы, если вы до сих пор не знаете. Каким тоном вы со мной разговариваете, общаетесь?» Минута молчания, вот настоящая минута молчания, белый замполит листает бумажки, перекладывает, не знает, что: «Ну, вы идите, мы потом с вами поговорим, пообщаемся». На этом строгость советской власти по отношению ко мне закончилась.

К. Мацан

- То есть это было для них такой реакцией, что неким официальным таким документом от Церкви, они как-то верили, они их боялись, они их почитали…

о. Николай

- Да, боялись, что я, наверное, какой-то особый тип с протекциями, со всеми делами, что если я куда-то на них напишу или пожалуюсь, или кому-то позвоню, то могут быть неприятности – на всякий случай решили оставить меня в покое.

К. Лаврентьева

- «Светлый вечер» на радио «Вера», уважаемые радиослушатели, у нас в гостях протоиерей Николай Флоринский – настоятель Свято-Георгиевской церкви города Кишинева. У микрофона мой коллега Константин Мацан и я, Кира Лаврентьева. Отец Николай, а как дальше складывался вот этот ваш путь священнический уже?

о. Николай

- Легко и хорошо: я, как и говорится, в 16 лет получил уже стихарь, прислуживал в соборе, был иподьяконом у архиепископа Ионафана с моим другом – отцом Павлом Борщевским, который тоже настоятель в Кишиневе в другом храме, мы с ним дружим более сорока лет. Нас забрали в армию, мы не поступали в семинарию специально, чтобы потом, говорят, забирают в стройбат, мы пошли, отслужили в советской армии, вернулись и владыка посоветовал мне поступить (еще год почти был впереди, я демобилизовался осенью) поступить алтарником в кафедральный собор, где я был принят и проработал до поступления в Московскую духовную семинарию. В 81-м году мы с отцом Павлом, моим другом, поступили в Московскую духовную семинарию, которую закончили в 85-м, затем были отправлены обратно на приход и в следующем году поступил в Московскую духовную академию, которую закончил со степенью кандидата богословия за сочинение «Жизнь и деятельность митрополита Гавриила (Бэнуле́ску- Бодо́ни)», нынче прославленного святого, Кишиневского митрополита.

К. Мацан

- Когда вы уже погрузились полноценно, как вы сказали, в церковную жизнь, когда церковь уже стала равна жизни в каком-то смысле – приходилось ли потом возвращаться мыслями, что вы из священнического рода, что есть у вас предки-священники? Как-то эта информация заиграла новыми красками, какая-то, если угодно, духовная связь обрелась с прежними поколениями?

о. Николай

- К сожалению, нет. Я очень мало что знал о своих предках, очень мало, из рассказов бабушки, и восстановить это практически было невозможно, потому что на территории Молдовы, вы знаете, она на границе, переходила из рук в руки, румыны забирали, когда уходили в 44-м году из Молдавии, забрали все документы, архивы, Советская власть многое посжигала, храмы закрывали и никакой информации нельзя было найти. Но не в этом дело, дело все в том, что я всегда радовался тому, что я принадлежу православной церкви, были предки или не были предки – духовенство, это для меня роли не играло, потому что кроме тех предков, которые, конечно, бесспорно, являются молитвенниками и мои родители – верующие люди, я на смертном одре причащал своего отца и маму причащал в больнице на смертном одре и я рад, что все мои близкие, все живут с Богом – это самое главное и дай Бог, будут жить.

К. Лаврентьева

- Отец Николай, ну когда вы уже вошли в мир церкви, когда вы уже стали священником, а не мальчиком, который помогает в алтаре и чистит подсвечники, убирает храм, при всей романтизации всего этого, я это глубоко понимаю, потому что это вообще такой мир ты открываешь для себя, когда ты приходишь именно в детстве к Богу – это совершенно потрясающий опыт, и он потом тебя держит всю жизнь.

о. Николай

- Знаете, да. Я хочу такой один момент сказать: когда меня рукоположили в дьяконы, я очень хорошо знал богослужение, потому что с архиереем иподьякон ни одной службы и мы все тонкости знали. Когда меня рукоположили в дьяконы, мне пришлось в академическом храме впервые читать Евангелие и я, когда зашел в храм после чтения Евангелия, инспектор меня отругал, отругал за то, что я очень хорошо прочел Евангелие. Он говорит: «Ты борзый, ты читаешь, как будто ты уже 50 лет протодьяконом. У тебя должен голос дрожать, ты должен то-то, то-то».

К. Лаврентьева

- То есть этот мир для вас был очень знаком и гармоничен, близкий.

о. Николай

- Конечно, я очень опечалился, потому что я не хотел быть бо́рзым, но так оно получилось.

К. Мацан

- А вам сейчас кажется вот этот комментарий инспектора – это что, это такая правильная, верная попытка воспитания смирения в молодом студенте или все-таки не должен был инспектор так себя вести?

К. Лаврентьева

- По-моему, тут слабость человеческая просто.

о. Николай

- Я не знаю, дело все в том, что в семинарию приходили разные люди, и вот, например, у нас был один человек, у нас же комнаты были большие, по 20, по 30 человек спали мы под царскими чертогами, и один парень написал сочинение, и его вызывает ректор и говорит: «Почему написали такое сочинение?» И когда он вернулся обратно, мы его спрашиваем в подвале, в классе, где мы спали в спальнях: «Ну что тебе сказал ректор?» Он говорит: «Ректор признал мое сочинение не ортодоксальным. – Хорошо, а что у тебя еще спросил ректор? – Ректор спросил: «А на кого вы сюда вообще пришли учиться?» Я ему сказал: «На церковного старосту» (смех) – не на священника, а на церковного старосту. То есть у человека были определенные пожелания, кем ему быть после семинарии, иметь образование. Понятно, что этот человек был несколько чужд всему церковному духу, читал он так, когда…

К. Мацан

- Тут надо, наверное, еще пояснить, что в те времена церковный староста – это бывал человек, в общем-то, противопоставляющий себя всему приходу…

о. Николай

- Да, и владеющий деньгами церковными.

К. Мацан

- Да, то есть это не часть прихода, не такой вот в нашем понимании староста, как человек-активист такой, которому поручают быть таким старостой, это представитель другой стороны, скорее

о. Николай

- Такое око власти было, скорее.

К. Мацан

- Тогда вся ситуация по-другому поворачивается.

о. Николай

- Да, поэтому с этим батюшкой-инспектором у нас были потом замечательнейшие отношения, он очень духовный человек, мы просто с ним сдружились, и я ходил к нему и на исповедь, и вообще общался по разным вопросам, а он мне потом как-то сказал, что: «Ты знаешь, я боюсь за всех, чтобы священство не стало работой для выпускников»

К. Лаврентьева

- Вот об этом я и хотела спросить, я прошу прощения, еще начинала задавать этот вопрос. Когда вы были маленьким – понятен ваш восторг. Когда вы погрузились в жизнь Церкви именно уже стороны священнического, пастырского пути – это ведь совершенно иное, наверняка. Что открылось вам, может быть, болезненного, может быть, неприятного? Ведь не бывает, чтобы было все прямо настолько идеально, мы все равно должны что-то принимать и с чем-то смиряться.

о. Николай

- Да, конечно.

К. Лаврентьева

- Было ли что-то, что вам очень тяжело давалось, было ли что-то, что вы никак не могли понять и принять? То есть какая-то такая внутренняя сторона церковной жизни, которая вам была неведома доселе?

о. Николай

- Тяжелый вопрос для меня, потому что, конечно, горькие моменты были. Например, когда я рукоположился и служил в академическом храме, нас посылали в священном сане в Ярославскую епархию куда-то и вот мы, которые стремились всегда служить, любили службу, богослужение, почему-то тех не посылали на приходы, тот же инспектор приходил, говорил: «Пишите, пожалуйста, прошение, кто на Пасхальную ночь, вот где нет богослужений, хочет пойти послужить в деревню, то-то, то-то, и: я, я!» Знает, как: кто на стройку: я, кто туда: я! Вот рвалась душа, хотелось, но нас почему-то не послали туда, а потом, когда приехали те батюшки, которые были с Западной Украины и у них мы их спрашивали: «Ребята, вы же униаты, чего вы носите бороду?» - подкалывали их, советское время, говорят: «Борода – це только до поезда, а потом мы сбриваем и становимся родными униатами» и их послали туда, и потом они приезжают, и мы: «Ну расскажи, ты сам служил священником, ну как, что, что?» И они рассказывают, говорят: «Ну что, встретили нас на полустаночке в лодочке, отвезли до храма, приютила какая-то бабушка, в Великую Пятницу пожарила яичницу, потому что ничего другого есть у нее не было, только яйца были, на службе она сама пела, было ровно два человека, холод, храм неотапливаемый, так пропели им Пасху и вернулись». А я приехал из Молдавии, где очень много верующих людей, где служба, радость, люди ждут каждое слово проповеди. Я, может, так и подумал: «Господи, как бы я пережил этот опыт», но Господь меня чего-то до него не допустил, до этого опыта, я не знаю, как, я бы сломался, потому что, я помню, когда я приехал священником, служил в кафедральном соборе, владыка меня оставил и я шел в храм на Пасху в рясе, в облачении, я все переживал: вот закончится молодежь…я неправильно переживал, потому что мы все под Богом, но душа болела: вот уйдет молодежь, на прошлой неделе уполномоченный позвонил архиерею сказал: «Если этот молодой поп еще раз в городе пойдет в рясе с крестом - я его на кресте повешу». А для меня это наоборот было такое чувство: «ну давай, вешай меня - горел: я не боюсь тебя, давай!» Я боялся за другое – чтобы люди не перестали ходить, чтобы другие храмы не закрывались. Я помню те моменты, когда было сильное землетрясение в Кишиневе и власти, уполномоченный решили закрыть один храм, вот сейчас 76-й год, потому что, говорит, он в аварийном состоянии, может разрушиться – это была страшная катастрофа для всех нас: для архиерея, для священников, для иподьяконов молодых. Но когда меня рукоположили, я ведь не думал, что меня оставит владыка в соборе, в городе, у меня близко не было таких мыслей. У меня и моего друга было одно-единственное желание: когда отправят нас в любую, самую глухую деревню, отслужить литургию, из просфорочки вынуть имена самому, помолиться за всех усопших и живых. Для меня это была идея фикс, только этого я желал, только этого: отслужить литургию, хотя бы одну в жизни, вынуть и помолиться за всех близких, живых и мертвых. Но Господь судил по-другому, я остался в соборе, потом сменился архиерей. Новый архиерей назначил меня ключарем кафедрального собора. Потом бывали разные житейские истории.

К. Мацан

- Вернемся к ним после небольшой паузы. Напомню: сегодня в «Светлом вечере» с нами и с вами протоиерей Николай Флоринский – настоятель Свято-Георгиевской церкви города Кишинева. В студии Кира Лаврентьева, я – Константин Мацан, мы вернемся к вам буквально через минуту.

К. Лаврентьева

- Еще раз здравствуйте, уважаемые радиослушатели, «Светлый вечер» на светлом радио приветствует вас. Сегодня у нас в гостях протоиерей Николай Флоринский – настоятель Георгиевской церкви города Кишинева. У микрофона мой коллега Константин Мацан и я, Кира Лаврентьева.

К. Мацан

- Вы сейчас сказали, что готовы были ехать в любую деревню, у вас была одна мечта, как я понимаю, мечта еще до рукоположения: просто хотя бы один раз в жизни самому совершить литургию, как священнику – это был такой предел желаний, но вас оставили в кафедральном соборе в городе Кишиневе, в крупном центральном приходе, это был такой, своего рода Промысел. Я почему-то вспоминаю историю одного своего знакомого священника, который рассказывал, что он всегда мечтал быть простым сельским батюшкой, вот таким, чтобы с утра проснуться первым, расчистить лопатой дорогу к храму от снега, зажечь свечки, чтобы там был сельский такой приход – а его распределили в Казанский собор на Красной площади в Москве, вот смиряют человека. Насколько вам, вообще насколько священнику тяжело или не тяжело принимать такой Промысел о себе, что нужно, чтобы принимать его безропотно?

о. Николай

- Знаете, если говорить о себе, то, конечно, я с радостью воспринял это назначение, потому что там был дорогой моему сердцу архиерей святой жизни, настоятель, который дал мне характеристику, дьякона́, священники, а самое главное, приход, в котором меня знали с детства, любили меня, я их любил, но получилось так, что я познал сельскую жизнь, скажем так, отправлен был из ключарей кафедрального собора в село, на границу, куда я не мог приехать, потому что это село находилось между Советским Союзом и Румынией и чтобы попасть в этот регион, необходимо было пройти какие-то проверки и получить удостоверение в течение 10-ти дней. В это время у меня было очень интересное положение: я ушел с квартиры, пособирал денежек и купил такой домик-развалюшку, и остался весь в долгах, и получилось так, что матушку я взял, женился, из Сергиева Посада, привез ее в Кишинев, родилась у нас дочка, приехала ее бабушка и получилось так, что у нас в доме не осталось ни куска хлеба, ни копейки денег и только огромные долги, там тысячи и тысячи за дом. И я пошел к своему другу, который служил в одном из городских храмов у своего тестя, которого тоже потом отправили на приход, попросил у него 10 рублей, одолжить, он мне дал 10 рублей и один такой большой калач – в Молдавии выпекают калачи на свадьбу, на крещение, это был хлебушек, который я принес домой и у меня подступил такой ком в горло оттого, что я сегодня нахожусь в таком положении, что куска хлеба не имею ни семье, ни родителям дать. И с благодарностью, конечно, ушел, с благодарностью этому человеку и к Богу, что никого не оставляет, и поехал потом на приход. Дали мне это удостоверение, которое позволяет проехать до границы. И вот когда я уже уехал, а они остались, проели эти 10 рублей, съели этот хлеб, бабушка матушкина говорит: «Пойди еще раз к отцу Павлу, попроси у него еще что-нибудь нам на прожитие». И вот когда я уже вернулся, после первой службы, после второй, как-то так стали на ноги, и так было, в шесть утра начиналась служба в деревне, вставал утром: ага, здесь Румыния, что там творится, в этой стороне, петухи поют на молдавской, на советской территории, ну все, пора идти служить. Молдавские приходы имеют свою особенность: там богослужения совершаются на молдавском языке, и я все мог совершать, все богослужения, и литургию, венчание, все, единственное - мне было очень тяжело читать, как русскоязычному, огласительные молитвы на крещение и я их читал по-русски, подошла ко мне зам.старосты, дедушка Никита был староста хороший, а она такая, тоже хорошая женщина и говорит: «А здесь молдавский приход, вы должны полностью все читать по-молдавски». Я говорю: «Вы простите, у меня не совсем это получается вот здесь. Я вам дам совет». Она говорит: «Какой?» Я говорю: «Напишите, пожалуйста, коллективное письмо архиерею, что я не справляюсь с обязанностями, чтобы меня отсюда убрали и останутся или дадут батюшку (я вторым там был), который будет у вас служить и на молдавском языке. Ну не справляюсь, значит, чего я должен, так сказать, вам приносить неудобство?» Она выслушала, ничего не сказала, на следующий день постучалась ко мне, я там жил при старушке церковной, принесла мне такую огромную кастрюлю с куриным супом и сказала: «Батюшка, прости, мы тебя любим, ты хороший священник, прости, что я тебе такое вчера сказала». Ну, я ее, конечно, поблагодарил, но сказал: «Я не шутил, если на самом деле так все плохо – пишите, меня уберут отсюда без проблем». Ну и потом я уже сам пытался перейти на другой приход, очень бедный, в селе, украинский приход, в котором было четыре части населения: первое – баптисты с очень сильной общиной, которая никогда не закрывалась, иеговисты, коммунисты и православные. И получалось так, что храм только открыли год до меня и мне его полностью пришлось восстанавливать: я пристроил пономарку, построил церковный дом, но уже не приходилось мне там больше служить, потому что я параллельно стал открывать русскоязычный храм в Кишиневе, с 89-го года. У нас был замечательный журналист – Федор Чащин, его в Москве многие знаю, он написал историю «Тайна Белой Криницы», близко общался со старообрядцами и у него дома было несколько старинных икон, которые он привез с Белой Криницы, в частности, перед иконой Казанской Божией Матери 4-го ноября 89-го года через месяц будет 30 лет, как мы совершили молебен Божией Матери, чтобы Господь и Божия Матерь помогли нам открыть русскоязычный приход в городе Кишиневе, потому что в то время все богослужения велись исключительно на молдавском языке. И с Божией помощью 1-го апреля 90-го года, как шутка, нам вручили ключи музейные сотрудники, мы получили храм, в совершенно запущенном состоянии, с ржавой крышей, пробитыми стеклами, с туалетом в алтаре. Это было хранилище Министерства культуры, до этого была автомастерская, вот 31 год храм простоял в запустении, с выбитыми стеклами, без решеток, без отопления, без ничего, без забора вокруг, рядом со школой. И в этом году, 19 мая мы праздновали 200-летие нашего храма. В следующем году будем праздновать 30-летие его открытия, в новейшей истории, и на нашем юбилее 200-летия храма прибыл наш митрополит владыка Владимир, который в начале с самой первой службы в открытом храме совершил, будучи епископом молодым, архиепископ Савва Тираспольский и епископ Иоанн, викарий Кишиневской епархии, также присутствовал посол России с супругой, и мы в очень тесных отношениях с посольством Российской Федерации в городе Кишиневе, посол был у нас на службе и на Пасху – Васнецов Олег Владимирович, родственник знаменитого художника Васнецова, вот у нас такие сейчас добрые связи.

К. Мацан

- А есть какие-то особенности, помимо языка у молдавского православия по сравнению с русским православием? Вот традиции какие-то, которые вам ценны, до́роги?

о. Николай

- Традиции, бесспорно, есть, например, молдавские традиции очень богаты, одна из них, когда приехал к нам митрополит Серапион после Владимира - он человек был такой, немножечко резковатый: «Что это у вас за традиции? – на панихидах вовремя «Вечной памяти» люди поднимают и трясут стол

К. Мацан

- Какой стол?

о. Николай

- С приношениями, там, где хлеб, коливо, яблоки, как везде приношения.

К. Лаврентьева

- То, что потом уйдет на поминальный стол?

о. Николай

- Да, это поминальный стол, приношения: «Что, говорит, вы трясете стол?» Вызывает настоятеля собора отца Мину и говорит: «Объясни мне, если ты завтра не объяснишь – прекращаем все эти обряды, обычаи». А у нас преподаватель был – Плешенец, по литургике, Михаил Степанович, Закарпатский, и такой, добрейшей души человек, и он нас учил в семинарии тому, что если какой-то обряд более сорока лет – это уже обычай, и его не надо искоренять: «Не приходите, молодые, не суйтесь, а то по носу получите. Ну и отец Мина нашелся: взял Священное Писание, Библию, приносит митрополиту Серапиону и показывает: «Вот, видите, в Священном Писании люди, когда приносили жертву Богу, они ее поднимали и трясли, и Господь эту жертву принял». Он говорит: «Ну ладно, годится» (смех), ну это одна из таких традиций. На панихидах, на молебнах очень любят украшать стол, не только приношения приносят за упокой, но и за здравие в молдавских храмах: фрукты, овощи, обязательно полотенце, в полотенце завернутая свечечка, дают священнику на помин, вот такие традиции, любят украшать молдаване паникадила тоже такие специальные, вышитые платочки носовые, с крестиками и вешать на паникадила.

К. Мацан

- А я слышал, что, не знаю, насколько это верно, может быть, это какая-то ошибка, что вот в этой молдавской традиции есть какое-то особенное отношение, особенное понимание того, кто такие крестные: человека когда крестят, у него может оказаться очень много крестных одновременно, вот все, кто пришли

о. Николай

- До сорока человек.

К. Мацан

- Действительно?

о. Николай

- Да.

К. Мацан

- А как это канонически обосновано, так можно?

о. Николай

- Это не канонически, это финансово обосновано, это чем больше кумовьев, тем больше денег собирают, ларчик открывается просто.

К. Мацан

- Ну а крестные родители, вот восприемники, их все равно у человека двое?

о. Николай

- Есть главные, да: первый и второй, а остальные записанные, так называемые, которые приносят прибыль в фонд молодой семьи.

К. Мацан

- Здорово. И это прямо действительно работает во всех семьях?

о. Николай

- Конечно. Более того, там не спрячешься: когда за столом наступает время давать деньги, главные нанаши́ вот эти, кумэ́тры – они дают самую большую сумму или раньше давали какую-то вещь: холодильник, телевизор или диван-кровать, как и на свадьбе раньше, а уже остальные говорят: «Вот, я даю 100 евро, а от Бога больше», а другие говорят: «А у меня только 80, от Бога больше», другая говорит: «А я даю 200» и ты уже там сидишь рядом, думаешь: «Как-то стыдно дать меньше, надо дать» (смех)

К. Мацан

- Аукцион немножко напоминает.

о. Николай

- Да-да, духовный аукцион такой, духом там не пахнет, но духами – да.

К. Мацан

- Протоиерей Николай Флоринский – настоятель Свято-Георгиевской церкви города Кишинева сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер».

К. Лаврентьева

- Отец Николай, сколько вы лет уже в священстве?

о. Николай

- 36 будет в 20-м году.

К. Лаврентьева

- Вы помните свои первые годы служения или можете ли вы сравнить себя того и себя сейчас, себя в настоящее время?

о. Николай

- Да, конечно.

К. Лаврентьева

- Есть ли разница между этими людьми?

о. Николай

-Есть, есть, большая разница.

К. Лаврентьева

- Что изменилось?

о. Николай

- Знаете, много что меняется: тогда было полностью безрассудное горение, вот с головой, потом приверженность канонам: этого нельзя, этого нельзя, а потом появилось отношение к людям другое, понятно, что каноны есть, но у человека такое горе, он пришел к тебе в церковь, чтобы ты утешил его, а канон запрещает. И очень долго надо разговаривать…с человеком не остается времени сейчас разговаривать, этого времени все меньше и меньше. Я вот разговариваю, сам себя сравниваю, что на приходе, где я служил в этом украинском селе полтора года, если так можно сказать – я был идеальный священник. В каком смысле: поссорились две партии, не ходила одна бабушка из-за псаломщика, я приходил, ее уговаривал, говорил: «Ты молитвы читаешь? – Да. – А «Отче наш?» - Да. – «И остави нам долги наши? – Да. Я говорю: Ну, твоя молитва доходит только до потолка, а не до Бога, потому что ты врешь ему, ты не прощаешь человека». Я 3-4 раза к ней по пять километров ходил уговаривал, просил. У нас была замечательная община, мы собирались после литургии за стол, кто что принесет, обедали, общались, у меня было три проповеди за одну литургию. Горение было, я был настоящим священником.

К. Лаврентьева

- После Евангелия?

о. Николай

- Нет, сначала, как входил в храм.

К. Лаврентьева

- Перед службой?

о. Николай

- Да, читал входные молитвы, поворачивался к народу, кто уже пришел и говорил. Говорил просто нравственные какие-то проповеди, старался недолго. Вторая - после Евангелия и третья – после литургии, по святым, то есть я всегда готовился жития святых рассказать людям, никаких же еще книг не было, только 90-й год, 89-й, ничего нет, вот и проповеди, много народу у меня было. У меня, если я пришел на вечерню, было 5 человек, то уходил – было на вечерне 30-35, а когда я пришел на литургию, было 20-25, уходил – было 130-150 человек. Меня знали, делали даже ставки: вот свадьба у субботников, родственные переплетения: пойдет отец Николай на свадьбу к ним или не пойдет? Ставили ставки, кто на стакан вина, кто на стакан горилки. Ну я сижу и думаю, и там бабуля, соседка: «Батюшка, так вы пойдете или не пойдете? Они вас ждут», то есть как бы другой веры и что будет. У меня был выбор, конечно, думаешь: пойдешь – осудят, не пойдешь – тоже осудят, скажут: где твоя христианская любовь? Я брал калач, шел до свадебных торжеств, в рясе, с крестом, поздравлял молодых, перекрестил их священническим благословением, сказал: «Желаю счастья вам» и собирался уходить – нет, меня поймали, посадили за стол: «Нет, вы должны покушать. – Спасибо», покушал, свадьба была без меня, никто не осудил

К. Лаврентьева

- Соломоново решение.

о. Николай

- Я не знаю, как-то так оно приходило, да. А уже когда пришел, открыл храм в городе, уже пропала та духовная работа, надо было бегать, искать известку, камень, железо, у тебя машина, я должен был привезти церковную утварь, я должен был достать. Мы год не получали зарплату, мы питались пожертвованиями тех людей, которые приходили на энтузиазме, приносили и кормили нас. И вот пошли такие искушения всякие и потом, конечно же, уже с возрастом немножечко остываешь, уже силы не те, уже сделал бы то, а радуюсь тому, что я ввел по молодости какие-то такие вещи, когда были силы, энергия, а сейчас я от них не могу отступить, я бы уже, может быть, сейчас бы и отступил, но уже все, не могу, я ввел.

К. Лаврентьева

- В этой вашей возрастной амплитуде или системе координат, ее можно по-разному назвать, где наступает момент, когда сил уже явно меньше? В каком возрасте наступает этот момент, наступил он у вас когда?

о. Николай

- У всех по-разному, но после 50-ти так я стал ощущать такие упадочки.

К. Мацан

- Но это вообще-то такое ответственное суждение самому себе, что «я охладеваю». Речь идет именно о какой-то активности социальной, такой священнической, приходской или околоприходской – это одно. Или же речь идет о каком-то внутреннем чувстве веры, упования, призвания?

о. Николай

- Нет, вы знаете, я сейчас так жажду, жду свой черед литургии, как в молодости не ждал, правда. Мой батюшка-друг говорит: «Так, я настоятель, у меня четыре священника, вот в стороне, там в полуподвальчике пускай служат, я возглавляю все воскресные службы». У нас тоже четыре священника вместе со мной, я так не могу, каждый, кто заступает на свой ряд – он должен заступать воскресенье-субботу, для него тоже радость послужить, священнику при полном храме, сказать, подготовиться к проповеди, при хорошем пении хора. Я вот с нетерпением жду свою череду, но, правда, все двунадесятые и великие праздники - все мои (смех), тут уже соборно служим, праздник соборный, все служим вместе. Я жажду послужить. Я не знаю, сколько мне осталось, потому что возраст берет и силы угасают, не знаю сколько, я дорожу каждой службой, правду говорю, дорожу, для меня это очень важно.

К. Мацан

- А что вы чувствуете по отношению к предстоянию святыне? Трепет юности, который иногда священники характеризуют, как такой священный страх – к нему можно привыкнуть?

о. Николай

- Да, можно.

К. Мацан

- А это плохо?

о. Николай

- Плохо.

К. Мацан

- А вы с этим сталкиваетесь?

о. Николай

- Я столкнулся с этим в своей жизни, как я говорю, когда жажду послужить, когда стал клириком кафедрального собора, где ежедневно совершается литургия, было советское время, было даже такое поощрение, настоятель ходил: «Ну что вы затягиваете литургию, давай быстрей-быстрей!» Подходит к тебе: «Ты молодец, за час уложился! А ты чего так долго тянешь?!» И она превращалась действительно в какую-то такую работу, иногда схватывался, а иногда втягивался в это и вот когда уже ушел на приход, когда стал самостоятельно чувствовать и отвечать за людей, не настоятель за тебя отвечал и там поощрял или не поощрял и ты охладевал, уже, действительно, появился какой-то механизм тогда – да, да, я по себе чувствовал, ощущал, это плохо. Я понимаю, что это плохо, но со мной такое было. А когда я пришел на приход и знал, что я должен построить службу так, чтобы люди приходили, чтобы они могли молиться вместе со мной. Вы знаете, бывают такие моменты, когда, действительно, забываешь: этот, этот тебя ждет, туда надо, туда, быстро-быстро. И мне рассказали одну историю про патриарха Павла Сербского, я лично с ним знаком: мы соорудили такую экспедицию, поехали к нему в Сербию, нас четыре священника поехали в Белгород на машине, причем это была страшная авантюра, мы набрали подарков…

К. Мацан

- В Белград вы имеете ввиду, да?

о. Николай

- В Белград, в Сербию, да. Набрали подарков, я Святейшему патриарху резную икону Казанской Божией Матери подарил, мы поехали – без виз, проехали всю Румынию, тогда Румынию можно было молдаванам проехать, подъезжаем к Сербской границе, а нас не пропускают, говорят: «Ваши визы. – Какие визы, вы что? Мы же православные, мы же в Сербию едем! – Да вы что, идите, вы что, с ума сошли, мы вас не пустим, визы! Езжайте в Бухарест, в нашем посольстве откройте визы. – Да вы что, с ума сошли, мы же к патриарху – вот письмо от владыки, мы в гости!» Короче, мы два часа стояли на таможне, начали громко молиться – нас взяли, пропустили без виз (смех)

К. Мацан

- Вы просто не подумали о визах или вы на такую авантюру решились?

о. Николай

- Нет-нет, как-то что-то мы…

К. Мацан

- Забыли просто?

о. Николай

- Да, не подумали, думали, что на месте договоримся, пустят.

К. Мацан

- Свои люди, через границу, ну подумаешь

о. Николай

- Ну да, пропустили. И вот Святейший принял нас, Павел, и он показал нам музей, мы вместе с ним ходили на литургию, пригласил на обед. Но я что хотел сказать, о другом, какие до сих пор его слова меня вдохновляют, бывает закрутишься, завертишься, даже на службе кто-то что-то спросит и у меня постоянно всплывают его слова - он служил как-то в Москве, в одном храме, этот иеромонах потом мне передал и суета, как везде в алтаре, когда архиерейская служба, тем более Патриаршая, несколько архиереев служат, иподьяконы бегают, батюшек шугают – они же самые главные в алтаре (я по себе знаю, когда был иподьяконом, мы - самые главные), сшибают батюшек, ни молитвы: а ты где, ты откуда приехал, а как у тебя дела – как-то вот остывает. И вот патриарх Сербский, когда увидел эту суету – Павел сказал, говорит: «Оставьте все, давайте помолимся» - вот эти два слова: «давайте помолимся», у нас драгоценное время побыть в алтаре за литургией, давайте помолимся. Иногда тоже закрутишься, потом вспомнишь слова: «оставьте все, давайте помолимся»

К. Мацан

- Потрясающе.

о. Николай

- Больше ничего не надо: оставьте все на литургии.

К. Лаврентьева

- Отец Николай, если бы у вас была возможность сейчас обратиться к себе, 30-летнему молодому священнику, что бы вы ему посоветовали?

о. Николай

- Многие спрашивают: а что вы хотели бы изменить в своей жизни? – Ни одного дня, ни одной секунды, ни одной минуты. И советовать ничего не хотел бы ему. Все, что испил – испил свой личный опыт, испил свою радость, испил свою горечь, все, что Господь уготовал, я старался быть на своем месте, старался, не знаю, судить будет Бог, но старался не быть никому соблазном, хотя соблазн – он был, потому что я человек вспыльчивый, вроде как нормально, но бывает вспылить, сказать что-то. Вот, может быть, попросить прощения у тех, кого соблазнил своей этой вспыльчивостью в жизни, вот это может быть.

К. Мацан

- Спасибо огромное за эту беседу. Протоиерей Николай Флоринский рассказывал нам сегодня о своем пути к вере, в вере и о пути к священству и в священстве. Отец Николай - настоятель Свято-Георгиевской церкви города Кишинева. В студии была Кира Лаврентьева, я Константин Мацан, до свидания.

К. Лаврентьева

- Всего вам доброго.

Другие программы

Богослужения вечера

Тексты богослужений праздничных и воскресных дней. Всенощное Бдение. 28 декабря (вечер 27 декабря) 2025г.

Вечер 27.12.25

Неде́ля 29-я по Пятидеся́тнице, святы́х пра́отец.

Глас 4.

ВСЕНО́ЩНОЕ БДЕ́НИЕ

Вели́кая Вече́рня

Диакон: Воста́ните!

Хор: Благослови́.

Иерей: Сла́ва Святе́й и Единосу́щней и Животворя́щей и Неразде́льней Тро́ице всегда́, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Священнослужители в алтаре:

Прииди́те, поклони́мся Царе́ви на́шему Бо́гу.

Прииди́те, поклони́мся и припаде́м Христу́ Царе́ви на́шему Бо́гу.

Прииди́те, поклони́мся и припаде́м Самому́ Христу́, Царе́ви и Бо́гу на́шему.

Прииди́те, поклони́мся и припаде́м Ему́.

Псало́м 103, предначина́тельный:

Хор: Благослови́, душе́ моя́, Го́спода./ Благослове́н еси́, Го́споди./ Го́споди, Бо́же мой, возвели́чился еси́ зело́./ Благослове́н еси́, Го́споди./ ... / Вся прему́дростию сотвори́л еси́./ Сла́ва Ти, Го́споди, сотвори́вшему вся.

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа, сла́ва Тебе́ Бо́же. (Трижды)

Вели́кая ектения́:

Диакон: Ми́ром Го́споду помо́лимся.

Хор: Го́споди, поми́луй. (На каждое прошение)

Диакон: О Свы́шнем ми́ре и спасе́нии душ на́ших, Го́споду помо́лимся.

О ми́ре всего́ ми́ра, благостоя́нии Святы́х Бо́жиих Церкве́й и соедине́нии всех, Го́споду помо́лимся.

О святе́м хра́ме сем и с ве́рою, благогове́нием и стра́хом Бо́жиим входя́щих в онь, Го́споду помо́лимся.

О вели́ком Господи́не и Отце́ на́шем Святе́йшем Патриа́рхе Кири́лле, и о Господи́не на́шем, Высокопреосвяще́ннейшем митрополи́те (или: архиепи́скопе, или: Преосвяще́ннейшем епи́скопе) имяре́к, честне́м пресви́терстве, во Христе́ диа́констве, о всем при́чте и лю́дех, Го́споду помо́лимся.

О Богохрани́мей стране́ на́шей, власте́х и во́инстве ея́, Го́споду помо́лимся.

О гра́де сем (или: О ве́си сей), вся́ком гра́де, стране́ и ве́рою живу́щих в них, Го́споду помо́лимся.

О благорастворе́нии возду́хов, о изоби́лии плодо́в земны́х и вре́менех ми́рных, Го́споду помо́лимся.

О пла́вающих, путеше́ствующих, неду́гующих, стра́ждущих, плене́нных и о спасе́нии их. Го́споду помо́лимся.

О изба́витися нам от вся́кия ско́рби, гне́ва и ну́жды, Го́споду помо́лимся.

Заступи́, спаси́, поми́луй и сохрани́ нас, Бо́же, Твое́ю благода́тию.

Пресвяту́ю, Пречи́стую, Преблагослове́нную, Сла́вную Влады́чицу на́шу Богоро́дицу и Присноде́ву Мари́ю, со все́ми святы́ми помяну́вше, са́ми себе́ и друг дру́га, и весь живо́т наш Христу́ Бо́гу предади́м.

Хор: Тебе́, Го́споди.

Иерей: Я́ко подоба́ет Тебе́ вся́кая сла́ва честь и поклоне́ние, Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Блаже́н муж:

Хор: Блаже́н муж, и́же не и́де на сове́т нечести́вых.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Я́ко весть Госпо́дь путь пра́ведных, и путь нечести́вых поги́бнет.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Рабо́тайте Го́сподеви со стра́хом и ра́дуйтеся Ему́ с тре́петом.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Блаже́ни вси наде́ющиися Нань.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Воскресни́, Го́споди, спаси́ мя, Бо́же мой.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Госпо́дне есть спасе́ние, и на лю́дех Твои́х благослове́ние Твое́.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

И ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа, сла́ва Тебе́ Бо́же. (Трижды)

Ектения́ ма́лая:

Диакон: Па́ки и па́ки ми́ром Го́споду помо́лимся.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Заступи́, спаси́, поми́луй и сохрани́ нас, Бо́же, Твое́ю благода́тию.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Пресвяту́ю, Пречи́стую, Преблагослове́нную, Сла́вную Влады́чицу на́шу Богоро́дицу и Присноде́ву Мари́ю, со все́ми святы́ми помяну́вше, са́ми себе́ и друг дру́га, и весь живо́т наш Христу́ Бо́гу предади́м.

Хор: Тебе́, Го́споди.

Иерей: Я́ко Твоя́ держа́ва, и Твое́ есть Ца́рство и си́ла и сла́ва, Отца́ и Сы́на и Свята́го Ду́ха, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Го́споди, воззва́х, глас 4:

Хор: Го́споди, воззва́х к Тебе́, услы́ши мя./ Услы́ши мя, Го́споди./ Го́споди, воззва́х к Тебе́, услы́ши мя:/ вонми́ гла́су моле́ния моего́,/ внегда́ воззва́ти ми к Тебе́.// Услы́ши мя, Го́споди.

Да испра́вится моли́тва моя́,/ я́ко кади́ло пред Тобо́ю,/ воздея́ние руку́ мое́ю/ — же́ртва вече́рняя.// Услы́ши мя, Го́споди.

Стихиры воскресные, глас 4:

На 10. Стих: Изведи́ из темни́цы ду́шу мою́,// испове́датися и́мени Твоему́.

Стихира: Животворя́щему Твоему́ Кресту́,/ непреста́нно кла́няющеся, Христе́ Бо́же,/ тридне́вное Воскресе́ние Твое́ сла́вим:/ тем бо обнови́л еси́ истле́вшее челове́ческое естество́, Всеси́льне,/ и и́же на Небеса́ восхо́д обнови́л еси́ нам,// я́ко Еди́н Благ и Человеколю́бец.

Стих: Мене́ ждут пра́ведницы,// до́ндеже возда́си мне.

Стихира: Дре́ва преслуша́ния запреще́ние/ разреши́л еси́, Спа́се,/ на дре́ве кре́стнем во́лею пригвозди́вся,/ и во ад соше́д, Си́льне,/ сме́ртныя у́зы, я́ко Бог, растерза́л еси́./ Те́мже кла́няемся е́же из ме́ртвых Твоему́ Воскресе́нию,/ ра́достию вопию́ще:// Всеси́льне Го́споди, сла́ва Тебе́.

На 8. Стих: Из глубины́ воззва́х к Тебе́, Го́споди,// Го́споди, услы́ши глас мой.

Стихира: Врата́ а́дова сокруши́л еси́, Го́споди,/ и Твое́ю сме́ртию сме́ртное ца́рство разруши́л еси́:/ род же челове́ческий от истле́ния свободи́л еси́,/ живо́т и нетле́ние ми́ру дарова́в,// и ве́лию ми́лость.

Стих: Да бу́дут у́ши Твои́// вне́млюще гла́су моле́ния моего́.

Стихира: Прииди́те, воспои́м лю́дие,/ Спа́сово тридне́вное воста́ние,/ и́мже изба́вихомся а́довых нереши́мых уз;/ и нетле́ние и жизнь вси восприя́хом зову́ще:/ Распны́йся, и Погребы́йся, и Воскресы́й,/ спаси́ ны Воскресе́нием Твои́м,// Еди́не Человеколю́бче.

На 6. Стих: А́ще беззако́ния на́зриши, Го́споди, Го́споди, кто постои́т?// Я́ко у Тебе́ очище́ние есть.

Стихира: А́нгели и челове́цы, Спа́се,/ Твое́ пою́т тридне́вное Воста́ние,/ и́мже озари́шася вселе́нныя концы́,/ и рабо́ты вра́жия вси изба́вихомся, зову́ще:/ Животво́рче Всеси́льне Спа́се,/ спаси́ ны Воскресе́нием Твои́м,// Еди́не Человеколю́бче.

Стих: И́мене ра́ди Твоего́ потерпе́х Тя, Го́споди, потерпе́ душа́ моя́ в сло́во Твое́,// упова́ душа́ моя́ на Го́спода.

Стихира: Врата́ ме́дная стерл еси́,/ и вереи́ сокруши́л еси́, Христе́ Бо́же,/ и род челове́ческий па́дший воскреси́л еси́./ Сего́ ра́ди согла́сно вопие́м:// Воскресы́й из ме́ртвых, Го́споди, сла́ва Тебе́.

Стихиры святых праотец, глас 8, подобен: «И́же во Еде́ме...»:

На 4. Стих: От стра́жи у́тренния до но́щи, от стра́жи у́тренния,// да упова́ет Изра́иль на Го́спода.

Стихира: Пра́отцев днесь, ве́рнии, соверша́юще па́мять,/ воспои́м Христа́ Изба́вителя,/ возвели́чившаго их во всех язы́цех/ и чуде́с пресла́вная ве́рно соверши́вшаго Го́спода,/ я́ко держа́вна и си́льна,/ и от них показа́вша жезл си́лы нам/ — Еди́ну Неискусому́жную и Богоотрокови́цу Мари́ю Чи́стую,/ из Нея́же цвет про́йде — Христо́с,/ израсти́вый всем жизнь,// и неиждива́емую пи́щу, и спасе́ние ве́чное.

Стих: Я́ко у Го́спода ми́лость, и мно́гое у Него́ избавле́ние,// и Той изба́вит Изра́иля от всех беззако́ний его́.

Стихира: И́же святы́я о́троки из огня́ изба́вивый, Влады́ко,/ и от уст льво́вых Дании́ла,/ благослови́вый Авраа́ма, и Исаа́ка, раба́ Твоего́,/ и сего́ сы́на Иа́кова,/ благоволи́вый от се́мене их бы́ти по нам,/ да пре́жде поползну́вшияся спасе́ши пра́отцы на́ша/ Кресто́м Твои́м и Воскресе́нием/ и, расто́ргнув сме́ртныя у́зы, совозста́виши вся,/ я́же от ве́ка су́щия в ме́ртвых,// покланя́ющияся Тебе́, Христе́, Царю́ веко́в.

На 2. Стих: Хвали́те Го́спода вси язы́цы,// похвали́те Его́ вси лю́дие.

Стихира: Я́коже в хла́де, посреде́ пла́мене/ росо́ю Ду́ха, ра́дующеся, о́троцы Бо́жии хожда́ху,/ та́инственно в нем прообрази́вше Тро́ицу/ и воплоще́ние Христо́во,/ и, я́ко му́дрии, ве́рою угаси́ша си́лу о́гненную,/ и Дании́л же пра́ведный львов яви́ся обузда́тель;/ и́хже моли́твами умоле́н быв, Человеколю́бче Спа́се,/ и нас негаси́маго ве́чнаго изба́ви огня́// и сподо́би ны Ца́рствия Твоего́, Го́споди.

Стих: Я́ко утверди́ся ми́лость Его́ на нас,// и и́стина Госпо́дня пребыва́ет во век.

Стихира: Я́коже в росе́ су́ще,/ ве́рнии и святи́и о́троцы Твои́/ в пещи́ пла́мене о́гненнаго предживописа́ху та́инственно/ е́же из Де́вы Твое́ прише́ствие,/ неопа́льно возсия́вшее нам,/ и Дании́л же пра́ведный и во проро́цех чу́дный,/ я́сно Боже́ственное второ́е Твое́ прише́ствие проявля́я,/ ви́дех, до́ндеже престо́ли поста́вишася, — глаго́лет,/ и Судия́ се́де, и о́гненная потече́ река́,// ея́же да изба́вимся, Христе́, моли́твами их, Влады́ко.

Стихира святых праотец, глас 6:

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху.

Стихира: И́же пре́жде зако́на/ отцы́ вся восхва́лим днесь, ве́рнии,/ Авраа́ма Боголюби́ваго,/ и Исаа́ка, от обеща́ния рожде́ннаго,/ и Иа́кова, и двана́десять патриа́рхи,/ Дави́да кротча́йшаго,/ и Дании́ла, жела́ний проро́ка,/ и три о́троки с ни́ми сла́вяще,/ пещь в ро́су преложи́вшия,/ прося́ще оставле́ния от Христа́ Бо́га,// прославля́емаго во святы́х Свои́х.

Догматик, глас 4:

И ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Догматик: И́же Тебе́ ра́ди, богооте́ц проро́к Дави́д,/ пе́сненно о Тебе́ провозгласи́,/ вели́чия Тебе́ сотво́ршему:/ предста́ Цари́ца одесну́ю Тебе́./ Тя бо Ма́терь, хода́таицу живота́ показа́,/ без Отца́ из Тебе́ вочелове́читися благоволи́вый Бог:/ да Свой па́ки обнови́т о́браз, истле́вший страстьми́,/ и заблу́ждшее горохи́щное обре́т овча́,/ на ра́мо восприи́м, ко Отцу́ принесе́т,/ и Своему́ хоте́нию, с небе́сными совокупи́т си́лами,/ и спасе́т Богоро́дице мир,// Христо́с име́яй ве́лию и бога́тую ми́лость.

Вход с кади́лом:

Диакон: Прему́дрость, про́сти.

Све́те Ти́хий:

Хор: Све́те Ти́хий святы́я сла́вы Безсме́ртнаго Отца́ Небе́снаго, Свята́го, Блаже́ннаго, Иису́се Христе́! Прише́дше на за́пад со́лнца, ви́девше свет вече́рний, пое́м Отца́, Сы́на и Свята́го Ду́ха, Бо́га. Досто́ин еси́ во вся времена́ пет бы́ти гла́сы преподо́бными, Сы́не Бо́жий, живо́т дая́й; те́мже мир Тя сла́вит.

Диакон: Во́нмем.

Иерей: Мир всем.

Хор: И ду́хови твоему́.

Проки́мен воскре́сный, глас 6:

Диакон: Прему́дрость во́нмем. Проки́мен, глас шесты́й: Госпо́дь воцари́ся, в ле́поту облече́ся.

Хор: Госпо́дь воцари́ся, в ле́поту облече́ся. (На каждый стих)

Диакон: Облече́ся Госпо́дь в си́лу, и препоя́сася.

Стих 2: И́бо утверди́ вселе́нную, я́же не подви́жится.

Стих 3: До́му Твоему́ подоба́ет святы́ня, Го́споди, в долготу́ дний.

Диакон: Госпо́дь воцари́ся.

Хор: В ле́поту облече́ся.

Ектения́ сугу́бая:

Диакон: Рцем вси от всея́ души́, и от всего́ помышле́ния на́шего рцем.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Го́споди Вседержи́телю, Бо́же оте́ц на́ших, мо́лим Ти ся, услы́ши и поми́луй.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Поми́луй нас, Бо́же, по вели́цей ми́лости Твое́й, мо́лим Ти ся, услы́ши и поми́луй.

Хор: Го́споди, поми́луй. (Трижды, на каждое прошение)

Диакон: Еще́ мо́лимся о Вели́ком Господи́не и Отце́ на́шем Святе́йшем Патриа́рхе Кири́лле, и о Господи́не на́шем Высокопреосвяще́ннейшем митрополи́те (или: архиепи́скопе, или: Преосвяще́ннейшем епи́скопе) имяре́к, и всей во Христе́ бра́тии на́шей.

Еще́ мо́лимся о Богохрани́мей стране́ на́шей, власте́х и во́инстве ея́, да ти́хое и безмо́лвное житие́ поживе́м во вся́ком благоче́стии и чистоте́.

Еще́ мо́лимся о блаже́нных и приснопа́мятных созда́телех свята́го хра́ма сего́, и о всех преждепочи́вших отце́х и бра́тиях, зде лежа́щих и повсю́ду, правосла́вных.

Еще́ мо́лимся о ми́лости, жи́зни, ми́ре, здра́вии, спасе́нии, посеще́нии, проще́нии и оставле́нии грехо́в рабо́в Бо́жиих настоя́теля, бра́тии и прихо́жан свята́го хра́ма сего́.

Еще́ мо́лимся о плодонося́щих и доброде́ющих во святе́м и всечестне́м хра́ме сем, тружда́ющихся, пою́щих и предстоя́щих лю́дех, ожида́ющих от Тебе́ вели́кия и бога́тыя ми́лости.

Иерей: Я́ко Ми́лостив и Человеколю́бец Бог еси́ и Тебе́ сла́ву возсыла́ем, Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Сподо́би, Го́споди:

Хор: Сподо́би, Го́споди, в ве́чер сей без греха́ сохрани́тися нам. Благослове́н еси́, Го́споди, Бо́же оте́ц на́ших, и хва́льно и просла́влено и́мя Твое́ во ве́ки. Ами́нь.

Бу́ди, Го́споди, ми́лость Твоя́ на нас, я́коже упова́хом на Тя. Благослове́н еси́, Го́споди, научи́ мя оправда́нием Твои́м. Благослове́н еси́, Влады́ко, вразуми́ мя оправда́нием Твои́м. Благослове́н еси́, Святы́й, просвети́ мя оправда́нии Твои́ми.

Го́споди, ми́лость Твоя́ во век, дел руку́ Твое́ю не пре́зри. Тебе́ подоба́ет хвала́, Тебе́ подоба́ет пе́ние, Тебе́ сла́ва подоба́ет. Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Ектения́ проси́тельная:

Диакон: Испо́лним вече́рнюю моли́тву на́шу Го́сподеви.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Заступи́, спаси́, поми́луй и сохрани́ нас, Бо́же, Твое́ю благода́тию.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Ве́чера всего́ соверше́нна, свя́та, ми́рна и безгре́шна у Го́спода про́сим.

Хор: Пода́й, Го́споди. (На каждое прошение)

Диакон: А́нгела ми́рна, ве́рна наста́вника, храни́теля душ и теле́с на́ших, у Го́спода про́сим.

Проще́ния и оставле́ния грехо́в и прегреше́ний на́ших у Го́спода про́сим.

До́брых и поле́зных душа́м на́шим и ми́ра ми́рови у Го́спода про́сим.

Про́чее вре́мя живота́ на́шего в ми́ре и покая́нии сконча́ти у Го́спода про́сим.

Христиа́нския кончи́ны живота́ на́шего, безболе́знены, непосты́дны, ми́рны и до́браго отве́та на Стра́шнем Суди́щи Христо́ве про́сим.

Пресвяту́ю, Пречи́стую, Преблагослове́нную, Сла́вную Влады́чицу на́шу Богоро́дицу и Присноде́ву Мари́ю, со все́ми святы́ми помяну́вше, са́ми себе́, и друг дру́га, и весь живо́т наш Христу́ Бо́гу предади́м.

Хор: Тебе́, Го́споди.

Иерей: Я́ко Благ и Человеколю́бец Бог еси́ и Тебе́ сла́ву возсыла́ем, Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Иерей: Мир всем.

Хор: И ду́хови твоему́.

Диакон: Главы́ на́ша Го́сподеви прикло́ним.

Хор: Тебе́, Го́споди.

Иерей: Бу́ди держа́ва Ца́рствия Твоего́ благослове́на и препросла́влена. Отца́ и Сы́на и Свята́го Ду́ха, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Лития́: (В приходской традиции может опускаться)

Поется стихира храма [1] , затем:

Стихира святых праотцев, глас 1:

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху.

Стихира: Луча́ми облиста́вшеся Богоглаго́лания,/ великоимени́тии проро́цы при́сно блажа́тся/ и, рече́ния Ду́ха пло́дствующе,/ несказа́нное рождество́ Христа́ Бо́га всем пропове́даша;/ зако́нно же кончи́ну соверши́ша,// пожи́вше жизнь пречу́дную.

Богородичен воскресный, глас 1:

И ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Богородичен: Се, испо́лнися Иса́иино прорече́ние:/ Де́ва бо родила́ еси́/ и по рождестве́, я́ко пре́жде рождества́, пребыла́ еси́,/ Бог бо бе Рожде́йся, те́мже и естества́ новопресече́./ Но, о Богома́ти, моле́ния Твои́х рабо́в, в Твое́м хра́ме приноси́мая Тебе́, не пре́зри,/ но я́ко Благоутро́бнаго Твои́ма рука́ма нося́щи,/ на Твоя́ рабы́ умилосе́рдися// и моли́ спасти́ся душа́м на́шим.

Диакон: Спаси́, Бо́же, лю́ди Твоя́ и благослови́ достоя́ние Твое́, посети́ мир Твой ми́лостию и щедро́тами, возвы́си рог христиа́н правосла́вных и низпосли́ на ны ми́лости Твоя́ бога́тыя, моли́твами всепречи́стыя Влады́чицы на́шея Богоро́дицы и Присноде́вы Мари́и, си́лою Честна́го и Животворя́щаго Креста́, предста́тельствы честны́х Небе́сных Сил безпло́тных, честна́го, сла́внаго проро́ка, Предте́чи и Крести́теля Иоа́нна, святы́х сла́вных и всехва́льных Апо́стол, и́же во святы́х оте́ц на́ших и вселе́нских вели́ких учи́телей и святи́телей, Васи́лия Вели́каго, Григо́рия Богосло́ва и Иоа́нна Златоу́стаго, и́же во святы́х отца́ на́шего Никола́я, архиепи́скопа Мирлики́йскаго, чудотво́рца, святы́х равноапо́стольных Мефо́дия и Кири́лла, учи́телей слове́нских, святы́х равноапо́стольных вели́каго кня́зя Влади́мира и вели́кия княги́ни О́льги, и́же во святы́х оте́ц на́ших: святи́теля Михаи́ла, пе́рвого митрополи́та Ки́евскаго, первосвяти́телей Моско́вских и всея́ Руси́: Петра́, Алекси́я, Ио́ны, Мака́рия, Фили́ппа, И́ова, Ермоге́на и Ти́хона, митрополи́тов Моско́вских Филаре́та, Инноке́нтия и Мака́рия. Святы́х, сла́вных и добропобе́дных му́чеников, новому́чеников и испове́дников Це́ркве Ру́сския: Влади́мира, митрополи́та Ки́евскаго, Вениами́на, митрополи́та Петрогра́дского, Петра́, митрополи́та Крути́цкаго, Иларио́на, архиепи́скопа Вере́йскаго, святы́х ца́рственных страстоте́рпцев, преподобному́чениц вели́кия княги́ни Елисаве́ты и и́нокини Варва́ры, преподо́бных и богоно́сных оте́ц на́ших, преподо́бных оте́ц ста́рцев О́птинских, святы́х пра́ведных Иоа́нна Кроншта́дтскаго и Алекси́я Моско́вскаго, святы́х блаже́нных Ксе́нии Петербу́ржския и Матро́ны Моско́вския, святы́х и пра́ведных богооте́ц Иоаки́ма и А́нны (и свята́го имяре́к, егоже есть храм и егоже есть день), и всех святы́х. Мо́лим Тя, многоми́лостиве Го́споди, услы́ши нас, гре́шных, моля́щихся Тебе́, и поми́луй нас.

Хор: Го́споди, поми́луй. (40 раз)

Диакон: Еще́ мо́лимся о Вели́ком Господи́не и отце́ на́шем Святе́йшем Патриа́рхе Кири́лле, и о господи́не на́шем высокопреосвяще́ннейшем митрополи́те (или: архиепи́скопе, или: Преосвяще́ннейшем епи́скопе) имяре́к и о всем во Христе́ бра́тстве на́шем, и о вся́кой души́ христиа́нстей, скорбя́щей же и озло́бленней, ми́лости Бо́жия и по́мощи тре́бующей; о покрове́нии гра́да сего́, и живу́щих в нем, о ми́ре, и состоя́нии всего́ ми́ра; о благостоя́нии святы́х Бо́жиих церкве́й; о спасе́нии и по́мощи со тща́нием и стра́хом Бо́жиим тружда́ющихся и служа́щих оте́ц и бра́тий на́ших; о оста́вльшихся и во отше́ствии су́щих; о исцеле́нии в не́мощех лежа́щих; о успе́нии, осла́бе, блаже́нней па́мяти и о оставле́нии грехо́в всех преждеотше́дших оте́ц и бра́тий на́ших, зде лежа́щих и повсю́ду правосла́вных; о избавле́нии плене́нных, и о бра́тиях на́ших во слу́жбах су́щих, и о всех служа́щих и служи́вших во святе́м хра́ме сем рцем.

Хор: Го́споди, поми́луй. (50 раз)

Диакон: Еще́ мо́лимся о е́же сохрани́тися гра́ду сему́, и свято́му хра́му сему́, и вся́кому гра́ду и стране́, от гла́да, губи́тельства, тру́са, пото́па, огня́, меча́, наше́ствия иноплеме́нников и междоусо́бныя бра́ни; о е́же ми́лостиву и благоуве́тливу бы́ти благо́му и человеколюби́вому Бо́гу на́шему, отврати́ти вся́кий гнев на ны дви́жимый, и изба́вити ны от належа́щаго и пра́веднаго Своего́ преще́ния и поми́ловати ны.

Хор: Го́споди, поми́луй. (Трижды)

Диакон: Еще́ мо́лимся и о е́же услы́шати Го́споду Бо́гу глас моле́ния нас, гре́шных, и поми́ловати нас.

Хор: Го́споди, поми́луй. (Трижды)

Иерей: Услы́ши ны, Бо́же, Спаси́телю наш, упова́ние всех конце́в земли́ и су́щих в мо́ри дале́че, и ми́лостив, ми́лостив бу́ди, Влады́ко, о гресе́х на́ших, и поми́луй ны. Ми́лостив бо и человеколю́бец Бог еси́, и Тебе́ сла́ву возсыла́ем, Отцу́, и Сы́ну, и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно, и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Иерей: Мир всем.

Хор: И ду́хови твоему́.

Диакон: Главы́ на́ша Го́сподеви прикло́ним.

Хор: Тебе́, Го́споди.

Иерей: Влады́ко многоми́лостиве, Го́споди Иису́се Христе́, Бо́же наш, моли́твами всепречи́стыя Влады́чицы на́шея Богоро́дицы и Присноде́вы Мари́и, си́лою Честна́го и Животворя́щаго Креста́, предста́тельствы честны́х Небе́сных Сил безпло́тных, честна́го, сла́внаго проро́ка, Предте́чи и Крести́теля Иоа́нна, святы́х сла́вных и всехва́льных Апо́стол, и́же во святы́х оте́ц на́ших и вселе́нских вели́ких учи́телей и святи́телей, Васи́лия Вели́каго, Григо́рия Богосло́ва и Иоа́нна Златоу́стаго, и́же во святы́х отца́ на́шего Никола́я, архиепи́скопа Мирлики́йскаго, чудотво́рца, святы́х равноапо́стольных Мефо́дия и Кири́лла, учи́телей слове́нских, святы́х равноапо́стольных вели́каго кня́зя Влади́мира и вели́кия княги́ни О́льги, и́же во святы́х оте́ц на́ших: святи́теля Михаи́ла, пе́рвого митрополи́та Ки́евскаго, первосвяти́телей Моско́вских и всея́ Руси́: Петра́, Алекси́я, Ио́ны, Мака́рия, Фили́ппа, И́ова, Ермоге́на и Ти́хона, митрополи́тов Моско́вских Филаре́та, Инноке́нтия и Мака́рия. Святы́х, сла́вных и добропобе́дных му́чеников, новому́чеников и испове́дников Це́ркве Ру́сския: Влади́мира, митрополи́та Ки́евскаго, Вениами́на, митрополи́та Петрогра́дского, Петра́, митрополи́та Крути́цкаго, Иларио́на, архиепи́скопа Вере́йскаго, святы́х ца́рственных страстоте́рпцев, преподобному́чениц вели́кия княги́ни Елисаве́ты и и́нокини Варва́ры, преподо́бных и богоно́сных оте́ц на́ших, преподо́бных оте́ц ста́рцев О́птинских, святы́х пра́ведных Иоа́нна Кроншта́дтскаго и Алекси́я Моско́вскаго, святы́х блаже́нных Ксе́нии Петербу́ржския и Матро́ны Моско́вския, святы́х и пра́ведных богооте́ц Иоаки́ма и А́нны (и свята́го имяре́к, егоже есть храм и егоже есть день) и всех святы́х. благоприя́тну сотвори́ моли́тву на́шу, да́руй нам оставле́ние прегреше́ний на́ших, покры́й нас кро́вом крилу́ Твое́ю, отжени́ от нас вся́каго врага́ и супоста́та, умири́ на́шу жизнь. Го́споди, поми́луй нас и мир Твой, и спаси́ ду́ши на́ша, я́ко благ и человеколю́бец.

Хор: Ами́нь.

Стихи́ры на стихо́вне:

Стихиры воскресные, глас 4:

Стихира: Го́споди, восше́д на Крест,/ пра́деднюю на́шу кля́тву потреби́л еси́,/ и соше́д во ад,/ ве́чныя у́зники свободи́л еси́,/ нетле́ние да́руя челове́ческому ро́ду,/ сего́ ра́ди пою́ще сла́вим// Животворя́щее и Спаси́тельное Твое́ Воста́ние.

Стих: Госпо́дь воцари́ся,// в ле́поту облече́ся.

Стихира: Пове́шен на дре́ве, Еди́не Си́льне,/ всю тварь поколеба́л еси́:/ положе́н же во гро́бе,/ живу́щия во гробе́х воскреси́л еси́,/ нетле́ние и жизнь да́руя челове́ческому ро́ду./ Те́мже пою́ще, сла́вим// тридне́вное Твое́ Воста́ние.

Стих: И́бо утверди́ вселе́нную,// я́же не подви́жится.

Стихира: Лю́дие беззако́ннии, Христе́,/ Тебе́, преда́вше Пила́ту, распя́ти осуди́ша,/ неблагода́рнии о Благоде́теле яви́вшеся./ Но во́лею претерпе́л еси́ погребе́ние:/ самовла́стно воскре́сл еси́ тридне́вно, я́ко Бог,// да́руя нам безконе́чный живо́т, и ве́лию ми́лость.

Стих: До́му Твоему́ подоба́ет святы́ня,// Го́споди, в долготу́ дний.

Стихира: Со слеза́ми жены́ доше́дша гро́ба, Тебе́ иска́ху,/ не обре́тша же, рыда́юща с пла́чем вопию́ща глаго́лаху:/ увы́ нам, Спа́се наш Царю́ всех,/ ка́ко укра́ден был еси́;/ ко́е же ме́сто держи́т Живоно́сное Те́ло Твое́?/ А́нгел же к ним отвещава́ше, не пла́чите, глаго́лет,/ но ше́дша пропове́дите, я́ко воскре́се Госпо́дь,// подая́ нам ра́дость, я́ко Еди́н Благоутро́бен.

Стихира святых праотцев, глас 3:

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху.

Стихира: Пра́отцев собо́р, празднолю́бцы,/ прииди́те, псало́мски да восхва́лим: Ада́ма пра́отца, Ено́ха, Но́я, Мелхиседе́ка,/ Авраа́ма, Исаа́ка и Иа́кова,/ по зако́не Моисе́я, и Ааро́на,/ Иису́са, Самуи́ла и Дави́да,/ с ни́миже Иса́ию, Иереми́ю, Иезекии́ля,/ и Дании́ла, и двана́десять,/ ку́пно Илию́, Елиссе́я и вся,/ Заха́рию, и Крести́теля, и пропове́давшия Христа́,// жизнь и воскресе́ние ро́да на́шего.

Богородичен воскресный, глас 3:

И ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Богородичен: Без се́мене от Боже́ственнаго Ду́ха/ во́лею же О́тчею зачала́ еси́ Сы́на Бо́жия,/ от Отца́ без ма́тере пре́жде век су́ща,/ нас же ра́ди, из Тебе́ без отца́ бы́вша, пло́тию родила́ еси́/ и Младе́нца млеко́м пита́ла еси́./ Те́мже не преста́й моли́ти// изба́витися от бед душа́м на́шим.

Моли́тва свято́го Симео́на Богоприи́мца:

Хор: Ны́не отпуща́еши раба́ Твоего́, Влады́ко,/ по глаго́лу Твоему́, с ми́ром;/ я́ко ви́деста о́чи мои́ спасе́ние Твое́,/ е́же еси́ угото́вал пред лице́м всех люде́й,/ свет во открове́ние язы́ков,// и сла́ву люде́й Твои́х Изра́иля.

Трисвято́е по О́тче наш:

Чтец: Святы́й Бо́же, Святы́й Кре́пкий, Святы́й Безсме́ртный, поми́луй нас. (Трижды)

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Пресвята́я Тро́ице, поми́луй нас; Го́споди, очи́сти грехи́ на́ша; Влады́ко, прости́ беззако́ния на́ша; Святы́й, посети́ и исцели́ не́мощи на́ша, и́мене Твоего́ ра́ди.

Го́споди, поми́луй. (Трижды)

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

О́тче наш, И́же еси́ на Небесе́х, да святи́тся и́мя Твое́, да прии́дет Ца́рствие Твое́, да бу́дет во́ля Твоя́, я́ко на Небеси́ и на земли́. Хлеб наш насу́щный даждь нам днесь; и оста́ви нам до́лги на́ша, я́коже и мы оставля́ем должнико́м на́шим; и не введи́ нас во искуше́ние, но изба́ви нас от лука́ваго.

Иерей: Я́ко Твое́ есть Ца́рство и си́ла и сла́ва, Отца́ и Сы́на и Свята́го Ду́ха, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Тропа́рь, глас 4:

Хор: Богоро́дице Де́во, ра́дуйся,/ Благода́тная Мари́е, Госпо́дь с Тобо́ю:/ благослове́на Ты в жена́х/ и благослове́н Плод чре́ва Твоего́,// я́ко Спа́са родила́ еси́ душ на́ших. (Дважды)

Тропа́рь святы́х пра́отец, глас 2:

Ве́рою пра́отцы оправда́л еси́,/ от язы́к те́ми предобручи́вый Це́рковь:/ хва́лятся в сла́ве святи́и,/ я́ко от се́мене их есть Плод благосла́вен,/ без се́мене Ро́ждшая Тя.// Тех моли́твами, Христе́ Бо́же, поми́луй нас.

Благослове́ние хле́бов:

Диакон: Го́споду помо́лимся.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Иерей: Го́споди Иису́се Христе́ Бо́же наш, благослови́вый пять хле́бов и пять ты́сящ насы́тивый, Сам благослови́ и хле́бы сия́, пшени́цу, вино́ и еле́й; и умно́жи сия́ во гра́де сем и во всем ми́ре Твое́м; и вкуша́ющия от них ве́рныя освяти́. Я́ко Ты еси́ благословля́яй и освяща́яй вся́ческая, Христе́ Бо́же наш, и Тебе́ сла́ву возсыла́ем, со Безнача́льным Твои́м Отце́м, и Всесвяты́м, и Благи́м, и Животворя́щим Твои́м Ду́хом, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь. Бу́ди И́мя Госпо́дне благослове́но от ны́не и до ве́ка. (Трижды)

Псало́м 33:

Иерей: Благослове́ние Госпо́дне на вас, Того́ благода́тию и человеколю́бием, всегда́, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

У́треня

Шестопса́лмие:

Хор: Сла́ва в вы́шних Бо́гу, и на земли́ мир, в челове́цех благоволе́ние. (Трижды)

Го́споди, устне́ мои́ отве́рзеши, и уста́ моя́ возвестя́т хвалу́ Твою́. (Дважды)

Псало́м 3:

Чтец: Го́споди, что ся умно́жиша стужа́ющии ми? Мно́зи востаю́т на мя, мно́зи глаго́лют души́ мое́й: несть спасе́ния ему́ в Бо́зе его́. Ты же, Го́споди, Засту́пник мой еси́, сла́ва моя́ и вознося́й главу́ мою́. Гла́сом мои́м ко Го́споду воззва́х, и услы́ша мя от горы́ святы́я Своея́. Аз усну́х, и спах, воста́х, я́ко Госпо́дь засту́пит мя. Не убою́ся от тем люде́й, о́крест напа́дающих на мя. Воскресни́, Го́споди, спаси́ мя, Бо́же мой, я́ко Ты порази́л еси́ вся вражду́ющия ми всу́е: зу́бы гре́шников сокруши́л еси́. Госпо́дне есть спасе́ние, и на лю́дех Твои́х благослове́ние Твое́.

Аз усну́х, и спах, воста́х, я́ко Госпо́дь засту́пит мя.

Псало́м 37:

Го́споди, да не я́ростию Твое́ю обличи́ши мене́, ниже́ гне́вом Твои́м нака́жеши мене́. Я́ко стре́лы Твоя́ унзо́ша во мне, и утверди́л еси́ на мне ру́ку Твою́. Несть исцеле́ния в пло́ти мое́й от лица́ гне́ва Твоего́, несть ми́ра в косте́х мои́х от лица́ грех мои́х. Я́ко беззако́ния моя́ превзыдо́ша главу́ мою́, я́ко бре́мя тя́жкое отяготе́ша на мне. Возсмерде́ша и согни́ша ра́ны моя́ от лица́ безу́мия моего́. Пострада́х и сляко́хся до конца́, весь день се́туя хожда́х. Я́ко ля́двия моя́ напо́лнишася поруга́ний, и несть исцеле́ния в пло́ти мое́й. Озло́блен бых и смири́хся до зела́, рыка́х от воздыха́ния се́рдца моего́. Го́споди, пред Тобо́ю все жела́ние мое́ и воздыха́ние мое́ от Тебе́ не утаи́ся. Се́рдце мое́ смяте́ся, оста́ви мя си́ла моя́, и свет о́чию мое́ю, и той несть со мно́ю. Дру́зи мои́ и и́скреннии мои́ пря́мо мне прибли́жишася и ста́ша, и бли́жнии мои́ отдале́че мене́ ста́ша и нужда́хуся и́щущии ду́шу мою́, и и́щущии зла́я мне глаго́лаху су́етная и льсти́вным весь день поуча́хуся. Аз же я́ко глух не слы́шах и я́ко нем не отверза́яй уст свои́х. И бых я́ко челове́к не слы́шай и не имы́й во усте́х свои́х обличе́ния. Я́ко на Тя, Го́споди, упова́х, Ты услы́шиши, Го́споди Бо́же мой. Я́ко рех: да не когда́ пора́дуют ми ся врази́ мои́: и внегда́ подвижа́тися нога́м мои́м, на мя велере́чеваша. Я́ко аз на ра́ны гото́в, и боле́знь моя́ предо мно́ю есть вы́ну. Я́ко беззако́ние мое́ аз возвещу́ и попеку́ся о гресе́ мое́м. Врази́ же мои́ живу́т и укрепи́шася па́че мене́, и умно́жишася ненави́дящии мя без пра́вды. Воздаю́щии ми зла́я возблага́я оболга́ху мя, зане́ гоня́х благосты́ню. Не оста́ви мене́, Го́споди Бо́же мой, не отступи́ от мене́. Вонми́ в по́мощь мою́, Го́споди спасе́ния моего́.

Не оста́ви мене́, Го́споди Бо́же мой, не отступи́ от мене́. Вонми́ в по́мощь мою́, Го́споди спасе́ния моего́.

Псало́м 62:

Бо́же, Бо́же мой, к Тебе́ у́тренюю, возжада́ Тебе́ душа́ моя́, коль мно́жицею Тебе́ плоть моя́, в земли́ пу́сте и непрохо́дне, и безво́дне. Та́ко во святе́м яви́хся Тебе́, ви́дети си́лу Твою́ и сла́ву Твою́. Я́ко лу́чши ми́лость Твоя́ па́че живо́т, устне́ мои́ похвали́те Тя. Та́ко благословлю́ Тя в животе́ мое́м, о и́мени Твое́м воздежу́ ру́це мои́. Я́ко от ту́ка и ма́сти да испо́лнится душа́ моя́, и устна́ма ра́дости восхва́лят Тя уста́ моя́. А́ще помина́х Тя на посте́ли мое́й, на у́тренних поуча́хся в Тя. Я́ко был еси́ Помо́щник мой, и в кро́ве крилу́ Твое́ю возра́дуюся. Прильпе́ душа́ моя́ по Тебе́, мене́ же прия́т десни́ца Твоя́. Ти́и же всу́е иска́ша ду́шу мою́, вни́дут в преиспо́дняя земли́, предадя́тся в ру́ки ору́жия, ча́сти ли́совом бу́дут. Царь же возвесели́тся о Бо́зе, похва́лится всяк клены́йся Им, я́ко загради́шася уста́ глаго́лющих непра́ведная.

На у́тренних поуча́хся в Тя. Я́ко был еси́ Помо́щник мой, и в кро́ве крилу́ Твое́ю возра́дуюся. Прильпе́ душа́ моя́ по Тебе́, мене́ же прия́т десни́ца Твоя́.

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа, сла́ва Тебе́ Бо́же. (Трижды)

Го́споди поми́луй. (Трижды)

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Псало́м 87:

Го́споди Бо́же спасе́ния моего́, во дни воззва́х, и в нощи́ пред Тобо́ю. Да вни́дет пред Тя моли́тва моя́: приклони́ у́хо Твое́ к моле́нию моему́, я́ко испо́лнися зол душа́ моя́, и живо́т мой а́ду прибли́жися. Привмене́н бых с низходя́щими в ров, бых я́ко челове́к без по́мощи, в ме́ртвых свобо́дь, я́ко я́звеннии спя́щии во гро́бе, и́хже не помяну́л еси́ ктому́, и ти́и от руки́ Твоея́ отринове́ни бы́ша. Положи́ша мя в ро́ве преиспо́днем, в те́мных и се́ни сме́ртней. На мне утверди́ся я́рость Твоя́, и вся во́лны Твоя́ наве́л еси́ на мя. Уда́лил еси́ зна́емых мои́х от мене́, положи́ша мя ме́рзость себе́: пре́дан бых и не исхожда́х. О́чи мои́ изнемого́сте от нищеты́, воззва́х к Тебе́, Го́споди, весь день, возде́х к Тебе́ ру́це мои́. Еда́ ме́ртвыми твори́ши чудеса́? Или́ вра́чеве воскреся́т, и испове́дятся Тебе́? Еда́ пове́сть кто во гро́бе ми́лость Твою́, и и́стину Твою́ в поги́бели? Еда́ позна́на бу́дут во тьме чудеса́ Твоя́, и пра́вда Твоя́ в земли́ забве́нней? И аз к Тебе́, Го́споди, воззва́х и у́тро моли́тва моя́ предвари́т Тя. Вску́ю, Го́споди, отре́еши ду́шу мою́, отвраща́еши лице́ Твое́ от мене́? Нищ есмь аз, и в труде́х от ю́ности моея́; возне́с же ся, смири́хся, и изнемого́х. На мне преидо́ша гне́ви Твои́, устраше́ния Твоя́ возмути́ша мя, обыдо́ша мя я́ко вода́, весь день одержа́ша мя вку́пе. Уда́лил еси́ от мене́ дру́га и и́скренняго, и зна́емых мои́х от страсте́й.

Го́споди Бо́же спасе́ния моего́, во дни воззва́х, и в нощи́ пред Тобо́ю. Да вни́дет пред Тя моли́тва моя́: приклони́ у́хо Твое́ к моле́нию моему́.

Псало́м 102:

Благослови́, душе́ моя́, Го́спода, и вся вну́тренняя моя́ и́мя свя́тое Его́. Благослови́, душе́ моя́, Го́спода, и не забыва́й всех воздая́ний Его́, очища́ющаго вся беззако́ния твоя́, исцеля́ющаго вся неду́ги твоя́, избавля́ющаго от истле́ния живо́т твой, венча́ющаго тя ми́лостию и щедро́тами, исполня́ющаго во благи́х жела́ние твое́: обнови́тся я́ко о́рля ю́ность твоя́. Творя́й ми́лостыни Госпо́дь, и судьбу́ всем оби́димым. Сказа́ пути́ Своя́ Моисе́ови, сыново́м Изра́илевым хоте́ния Своя́: Щедр и Ми́лостив Госпо́дь, Долготерпели́в и Многоми́лостив. Не до конца́ прогне́вается, ниже́ в век вражду́ет, не по беззако́нием на́шим сотвори́л есть нам, ниже́ по грехо́м на́шим возда́л есть нам. Я́ко по высоте́ небе́сней от земли́, утверди́л есть Госпо́дь ми́лость Свою́ на боя́щихся Его́. Ели́ко отстоя́т восто́цы от за́пад, уда́лил есть от нас беззако́ния на́ша. Я́коже ще́дрит оте́ц сы́ны, уще́дри Госпо́дь боя́щихся Его́. Я́ко Той позна́ созда́ние на́ше, помяну́, я́ко персть есмы́. Челове́к, я́ко трава́ дни́е его́, я́ко цвет се́льный, та́ко оцвете́т, я́ко дух про́йде в нем, и не бу́дет, и не позна́ет ктому́ ме́ста своего́. Ми́лость же Госпо́дня от ве́ка и до ве́ка на боя́щихся Его́, и пра́вда Его́ на сыне́х сыно́в, храня́щих заве́т Его́, и по́мнящих за́поведи Его́ твори́ти я́. Госпо́дь на Небеси́ угото́ва Престо́л Свой, и Ца́рство Его́ все́ми облада́ет. Благослови́те Го́спода вси А́нгели Его́, си́льнии кре́постию, творя́щии сло́во Его́, услы́шати глас слове́с Его́. Благослови́те Го́спода вся Си́лы Его́, слуги́ Его́, творя́щии во́лю Его́. Благослови́те Го́спода вся дела́ Его́, на вся́ком ме́сте влады́чествия Его́, благослови́, душе́ моя́, Го́спода.

На вся́ком ме́сте влады́чествия Его́, благослови́, душе́ моя́, Го́спода.

Псало́м 142:

Го́споди, услы́ши моли́тву мою́, внуши́ моле́ние мое́ во и́стине Твое́й, услы́ши мя в пра́вде Твое́й и не вни́ди в суд с рабо́м Твои́м, я́ко не оправди́тся пред Тобо́ю всяк живы́й. Я́ко погна́ враг ду́шу мою́, смири́л есть в зе́млю живо́т мой, посади́л мя есть в те́мных, я́ко ме́ртвыя ве́ка. И уны́ во мне дух мой, во мне смяте́ся се́рдце мое́. Помяну́х дни дре́вния, поучи́хся во всех де́лех Твои́х, в творе́ниих руку́ Твое́ю поуча́хся. Возде́х к Тебе́ ру́це мои́, душа́ моя́, я́ко земля́ безво́дная Тебе́. Ско́ро услы́ши мя, Го́споди, исчезе́ дух мой, не отврати́ лица́ Твоего́ от мене́, и уподо́блюся низходя́щим в ров. Слы́шану сотвори́ мне зау́тра ми́лость Твою́, я́ко на Тя упова́х. Скажи́ мне, Го́споди, путь во́ньже пойду́, я́ко к Тебе́ взях ду́шу мою́. Изми́ мя от враг мои́х, Го́споди, к Тебе́ прибего́х. Научи́ мя твори́ти во́лю Твою́, я́ко Ты еси́ Бог мой. Дух Твой Благи́й наста́вит мя на зе́млю пра́ву. И́мене Твоего́ ра́ди, Го́споди, живи́ши мя, пра́вдою Твое́ю изведе́ши от печа́ли ду́шу мою́. И ми́лостию Твое́ю потреби́ши враги́ моя́ и погуби́ши вся стужа́ющия души́ мое́й, я́ко аз раб Твой есмь.

Услы́ши мя, Го́споди, в пра́вде Твое́й и не вни́ди в суд с рабо́м Твои́м.

Дух Твой Благи́й наста́вит мя на зе́млю пра́ву.

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа, сла́ва Тебе́ Бо́же. (Трижды)

После Шестопсалмия