Поделиться
У нас в гостях был временно исполняющий обязанности настоятеля московского храма Иоанна Воина на Якиманке протоиерей Геннадий Героев.
Мы говорили о пути к священству и служении отца Геннадия в Аргентине и в Марокко. Разговор шел об особенностях православной миссии в послевоенные годы в Южной Америке и в Северной Африке, а также о том, что было важно для эмигрантов из России, и почему они не хотели возвращаться на Родину.
Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.
К.Мацан:
- «Светлый вечер» на радио «Вера».
Здравствуйте, уважаемые друзья!
У микрофона – моя коллега Кира Лаврентьева…
К.Лаврентьева:
- Добрый вечер!
К.Мацан:
- … и я, Константин Мацан. А в гостях у нас сегодня протоиерей Геннадий Героев, исполняющий обязанности настоятеля храма Иоанна Воина на Большой Якиманке в Москве.
Добрый вечер!
О.Геннадий:
- Здравствуйте! Добрый вечер!
К.Мацан:
- В этих беседах, я напомню нашим радиослушателям и Вам, отче, мы говорим со священником о его пути к вере, в вере, о том, какая цепь событий привела к тому, что человек стал священником. Нам кажется, что этот путь, разговор об этом пути, который, надо полагать, всегда – путь поиска, ответа на вопросы, сомнения, преодоления сомнений… вот… рассказ об этих ответах на вопросы, о поиске, или, может быть, иных вопросах – то, что может отозваться в сердце любого человека, который размышляет о своих отношениях с Богом, и, может быть, с похожими вопросами сталкивается.
Вот, об этом сегодня хотели бы с Вами поговорить.
К.Лаврентьева:
- Отец Геннадий, в Вашей биографии в Интернете сказано всё очень чётко и последовательно: в таком-то году закончил Российский Университет Дружбы Народов, историко-филологический факультет, в таком-то году рукоположен в сан дьякона, в таком-то году – во священника, отправлен в Аргентину – об этом мы сегодня обязательно поговорим. И, Вы знаете… но в таких биографиях никогда нет пояснения, как человек, который учился на филолога, на историка, становится священником через 4 года.
Что это была за история, отец Геннадий?
О.Геннадий:
- Понятно. История… история, конечно, интересная. Потому, что я, с самого детства, хорошо себя помню, как мне было семь лет… семь лет… и, каждое лето, родители отправляли меня в Пензу, где жила бабушка. Бабушка была алтарницей в храме Митрофания Воронежского, в Пензе. И, ещё тогда, архиерей – архиепископ Феодосий Погорский – в семь лет, увидел меня в алтаре храма, во время службы, подозвал к себе… вот… потом, вскоре, надел на меня стихарик – первый стихарик… в советские времена это было чрезвычайно сложно. Потому, что за молодёжью наблюдали, соглядатаев было очень много. И я хорошо помню эти… Крестный ход на Пасху, когда к тебе подходили и говорили: «Ты что здесь делаешь?» – комсомольцы, такие, бравые, делали… преграды всяческие строили. Молодёжь, реально, не пускали в храм.
Я знал священников в Пензе – потому, что я вырос там, практически – которые лишались регистрации за то, что они проводили покойника до могилы. Потому, что выходить за пределы храма категорически запрещалось уполномоченным. И, если священник, выполняя свои обязанности, провожал покойного до могилы, это считалось одной из форм религиозной пропаганды. Как нельзя было ходить в облачении – в смысле, в рясе, в духовном платье нельзя было ходить по улице – так и это. Священник выполняет свои прямые обязанности, но, проводя до могилы, он имел неприятности – снимали с регистрации. Я таких, конкретно, знал. Я могу назвать их имена. Просто, они сейчас уже в другом мире.
В Пензе я познакомился со священниками, которые очень хорошо… так сказать… познали вкус вот этой атеистической пропаганды, и сами были в лагерях, кстати говоря… такие… вот… случаи были.
Я хорошо помню, как батюшка… мне было 9 лет… он меня спрашивает: «Кем ты хочешь стать?» В моё время все хотели стать или космонавтами ( после полёта Юрия Гагарина ), или шофёрами, а я не знал, кем я хочу стать. И, вот, этот священник сказал мне… вообще, всё, что говорится в возрасте… скажем так… 9-10 лет – очень запоминается, врезается в память… он мне сказал такую фразу: «В конечном итоге, ты можешь стать кем угодно, и быть кем угодно – и даже коммунистом ты можешь стать, но знай, что Бог есть, и Он всё видит», – то есть, «коммунист» было отдельно выделено, как крайняя степень падения… вот так. Так, что, вот это всё мне запомнилось.
А, потом, влияние бабушки, алтарь, священники… потом, школа, скажем так – советская школа, с советской методикой преподавания – вызывали во мне отторжение и протест. Потому, что я ходил с крестиком. Бабушка надела на меня крестик, и сказала, ни при каких случаях, его не снимать. А учительница биологии, видя, что я ношу «что-то» на шее, прям, всё время лезла в душу, и говорила: «Покажи, что ты носишь на шее!» – прям, при всём классе. И – всякие другие истории: по зоологии, по биологии… связаны они были с Дарвином.
Хорошо помню 9 класс. Тогда преподавательница биологии говорила нам о том, что души нет – это всё поповские выдумки. И тогда я задал ей вопрос: «Если души нет, почему есть душевнобольные, например?» Категория душевно больных – у них же болит душа, и Достоевский, которого мы изучали уже в 9 классе, писал бесконечно о душевнобольных. У них болели не колени, не глаза, не сердце, а у них – болела душа. И, вот, за этот вопрос – я помню хорошо – она выгнала меня из класса. Потому, что этот вопрос её вывел из себя – что я… так вот… что называется, «настырничаю».
Поэтому, я вам хочу сказать честно – очень я не любил… вот… скажем… подоплёку такую… идеологическую подоплёку, материалистическую, советской школы, был с ней в конфликте. И, хотя, учился очень неплохо, но… вот… как раз, биология, все эти… преподаватели занижали мне оценки…
К.Мацан:
- Но, тем не менее, вы не пошли сразу в Семинарию…
О.Геннадий:
- Хотел, Константин… хотел в Семинарию, но священники, которые имели на меня влияние, имели ко мне отношение…
К.Лаврентьева:
- «Получи сначала образование…»
О.Геннадий:
- Да. К примеру, покойный владыка Мелхиседек, Пензенский бывший, который умер на покое, не так давно, говорил мне, что: «Нет. Ты знаешь, это… не время. Потому, что мы не знаем, что будет дальше. Ты должен пойти в хороший ВУЗ, поступить в хороший ВУЗ… – тем более, я всегда любил иностранные языки, занимался языком, – и, вот, когда ты закончишь ВУЗ, и поймёшь… – хорошо помню эту фразу, – что это не блажь в твоей голове – идти в Семинарию… – понимаете? – вот, тогда ты можешь это осуществить. Потому, что настанет время, когда будут востребованы священники грамотные, образованные, которые умеют говорить», – это, вот, говорил владыка Мелхиседек, и мне было тогда… я был даже ещё не абитуриент.
К.Мацан:
- А, вот, смотрите… Вы рассказываете о неприятии советской школы и действительности, которое каким-то образом подталкивало Вас к иному выбору – выбору в сторону, допустим, Семинарии, Церкви и так далее.
Но, ведь, мы знаем, что такая отрицательная мотивация – это то, на чём долго ехать нельзя, не получится. Если ты идёшь – я сейчас просто фантазирую – в Семинарию просто потому, что другой мир тебя не устраивает, как бы… вот… отторгаясь от него, то это – именно отрицательная мотивация. И должна, ей на смену, какая-то и положительная приходить, иначе долго на протесте – не протянешь. Возникнет вопрос: а где, вот, основание положительное? Почему я строю жизнь – так? Как это было у Вас?
О.Геннадий:
- Я понял. Вы знаете, моим основанием было то, что я… будучи прихожанином, я очень часто ходил в храм на Большой Ордынке, возле Третьяковской галереи.
Ещё будучи подростком, приходил туда, и, уже став студентом, поступив туда… потому, что сомнения – совершенно естественны, они свойственны молодости, и меня эти сомнения тоже иногда захватывали, я познакомился там с удивительными людьми. С удивительными людьми я познакомился в храме на Ордынке!
Например, никогда не забуду наше общение с академиком… значит… Никита Ильич Толстой, правнук Льва Николаевича. Он ходил на Ордынку. Работал в Институте славяноведения и балканистики, был выдающимся этнолингвистом – первым создателем, автором русско-сербско-хорватского словаря. Затем, там, в этом храме я познакомился со Светланой Решетовской, которая была первой женой Солженицына, и которая давала мне книжечки, изданные ИМКА-Пресс... Париж… да? И говорила, что…
К.Мацан:
- Легендарное издательство…
О.Геннадий:
- Да… да… и легендарное издательство «Жизнь с Богом», Брюссельское издательство. Вот, эти все книжечки – они давали. Но давали… так вот… знаете… немножечко изподтишка, и говорили: «Почитай, почитай… но никому не давай, ни с кем не делись, никому не рассказывай…» – понимаете?
И, вот, эти книги…
К.Мацан:
- А что Вы читали? Помните, какие книги Вы… в юности, в детстве в память запали?
О.Геннадий:
- Ну… я, например, чрезвычайно любил читать владыку Василия Кривошеина, Брюссельского архиерея, у которого много издано трудов было в издательстве «Жизнь с Богом», в Брюсселе. Вот, его воспоминания, в частности, афонские… такие… записки о жизни на Афоне… Вот. И, мало того, я с ним, в своё время, лично познакомился. Потому, что владыка умер перед Престолом, когда служил в том храме, где его крестили когда-то – в Преображенском соборе Петербурга. И это был 1985 год. И мы с ним общались, когда он приезжал в Москву на праздник преподобного Сергия Радонежского – мы с ним здесь и познакомились.
Кроме того, литературу мне подбрасывал… такой владыка был, потом он очень долго жил на покое – архиепископ Свердловский и Курганский Климент Перестюк, один из последних ( если не последний ) начальников Русской Духовной Миссии в Харбине, который свободно владел китайским языком, и он, кстати говоря, во мне очень развивал вот этот интерес к языкам. Китайский язык, конечно, у меня не было желания выучить, хотя сам владыка очень любил Китай.
Он даже… Вы знаете, когда я оказался в армии – в армию я ушёл сознательно, после окончания Университета, потому, что это была единственная возможность поступить в Семинарию – после армии. Потому, что после ВУЗа поступить – было не реально. И армию мне предстояло проходить в Свердловске. И, представьте себе, я не знал, что владыка жив… он жив… он очень долго жил на покое. И, в одно из увольнений, я разыскал его дом на окраине Свердловска, где он жил в домике с такими… знаете… с манчжурскими петухами, в китайском стиле…
К.Мацан:
- Ничего себе…
О.Геннадий:
- Там была такая, совершенно особая… особые наличники были в этом доме. И я, будучи в форме, пришёл в этот дом, позвонил.
Дверь открыла, хорошо помню, Мария Ивановна, которая ухаживала за владыкой, и она, конечно, оторопела, увидев солдата в форме. «Что тебе надо?» – говорит она. И я говорю: «Вы знаете, я хочу владыку увидеть. Я с ним знаком, по Москве».
И она проводит меня в комнату, где я вижу владыку, который лежит среди… таких… знаете… папоротников манчжурских, которые дают особый кислород, и он уже не говорил. У него был полный паралич речи, но он хорошо слышал, хорошо понимал. Вот.
И я ему говорю: «Владыко, Вы узнаёте меня?» – конечно же, он узнал. По глазам… Мария Ивановна могла читать его по глазам. И он очень-очень встретил меня с такой… знаете… глаза были такие вот… лучезарные, светлые. Я видел, что он меня узнал. И он, – так, как Мария Ивановна могла говорить с ним по глазам, – то он велел угостить меня, приготовить мне обед. Вы знаете, что такое для солдата – покушать? Вот, он меня угощал. И так, периодически, я стал навещать этот домик на окраине Свердловска.
К.Лаврентьева:
- Что Вас привлекало тогда в Церкви, отец Геннадий?
О.Геннадий:
- Что меня привлекало в Церкви…
К.Лаврентьева:
- Вы шли сознательно против системы, как Костя уже успел заметить…
О.Геннадий:
- Вы знаете, что интересно – что потом обстоятельства сложились так, что однажды Мария Ивановна куда-то ушла… куда-то ушла. И дома я остался один с владыкой. И вдруг я слышу: звонок в дверь. Я открываю эту дверь, и на пороге стоит архиепископ Платон Удовенко – правящий архиерей Свердловской епархии, который одновременно…
К.Мацан:
- … и будущий правящий архиерей Аргентинской и Южноамериканской епархии…
О.Геннадий:
- Да… да… правящий архиерей Свердловской епархии, который был ещё, одновременно, заместителем председателя отдела внешних церковных сношений. И он, увидев, что солдат – понимаете? – открывает ему дверь, он совершенно оторопел: что я здесь делаю? Потому, что он приехал… он редко приезжал… он приехал навестить владыку.
И он говорит: «Солдат, а ты где служишь?» Я – называю номер своей части, где я служу. Владыка – я видел по глазам – совершенно просто был крайне смущён, и говорит: «Это моя часть, где я служил в армии». Вы представляете себе, да? И, с той поры, мы познакомились с владыкой Платоном. У него была резиденция на озере Шарташ, достаточно далеко от Свердловска. И… вот… так мы с владыкой стали общаться.
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
К.Мацан:
- Протоиерей Геннадий Героев, исполняющий обязанности настоятеля храма Иоанна Воина на Большой Якиманке, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер».
Ну, вот, мы уже приоткрываем… скажем так… завесу тайны… не тайны… следующего Вашего биографического витка, когда Вас направили служить, собственно, в Южную Америку. Вот, расскажите, как это случилось.
О.Геннадий:
- Общаясь с владыкой Платоном, конечно, я ему поведал, что я знаю испанский, и так далее, и так далее. А у владыки с Аргентиной, с Южной Америкой связан огромный этап жизни. Это, собственно говоря, кафедра, где когда-то он много лет пробыл архиереем.
Затем, уехав оттуда, и оказавшись здесь – сначала в Свердловске, затем в Ярославле… он, кстати, был депутатом Верховного Совета СССР, в те времена! И, безусловно, интерес к Аргентине, который я высказал, он владыку тоже очень заинтересовал.
И он говорит: «Ну, а как ты видишь своё будущее?» Ну, а как я вижу своё будущее, если я ещё не учился в Семинарии? Вот… Поэтому, он говорит: «Ну… в общем… надо всё сделать, чтобы ты поступил».
И, вот, вернувшись из армии, я, вскоре, очень вскоре, тоже совершенно удивительным образом, был владыкой Питиримом ( архиепископом Питиримом тогда )… меня взяли в Издательский отдел, но… таким… сотрудником внештатным, и я занимался корректорской работой… так как я – филолог по образованию, я занимался коррекцией текстов.
И у владыки Платона я был ещё и иподьяконом. Хорошо помню, мы ездили с ним в Волоколамск, служили в сёлах вокруг Волоколамска… в Язвище под Волоколамском.
И я, безусловно, работая в Издательском отделе, мечтал об ОВЦС – это была моя мечта! Потому, что мне нужно было применять языки, и я… как-то… очень всё… и, поэтому, без всякого сомнения, я пытался туда попасть.
К.Лаврентьева:
- Отдел внешних церковных сношений Русской Православной Церкви?
О.Геннадий:
- Да. Тогда он назывался «сношений».
К.Лаврентьева:
- Да.
О.Геннадий:
- И потом, через определённый период, владыка Платон… который, кстати говоря, дал мне рекомендацию в Духовную Семинарию, и я поступил в Духовную Семинарию по его рекомендации… и вот эта мысль – поступить на работу в ОВЦС меня не оставляла. Поэтому, даже учась в Семинарии… в общем-то… меня стали привлекать туда для сопровождения делегаций.
Я хорошо помню, что я сопровождал совершенно необыкновенных людей, которые приезжали сюда, во-первых, во время празднования 1000-летия Крещения Руси.
Вот, такой знаменитый был архимандрит Димитрий Щур, насельник Почаевской Лавры, которого немцы, захватив Западную Украину, угнали на каторжные работы, фактически, в Европу. А потом он оказался в Канаде. В Канаде он жил, и вот уже… он приехал, как гражданин Канады в Москву.
Вот, тоже, общение с ним – а мы с ним общались очень много, потому, что две недели, в буквальном смысле, я возил его по разным городам, ещё в Советском Союзе тогда – и мы с ним беседовали бесконечно. Говорили много в гостинице, он рассказывал свою жизнь, свои… так сказать… впечатления о родине, которую он увидел сейчас – впервые увидел, после отъезда своего.
Поэтому… всё это накладывало такой… знаете… совершенно особый отпечаток. Поэтому, я никогда не сожалел, что мне удалось поступить в Семинарию.
Как я поступил в Семинарию? Поступил в Семинарию в 1985 году, когда был «набран», скажем так, первый класс. За всю историю этого периода – советского – был первый класс набран ребят с высшим образованием. С высшим светским образованием. До этого, это было нереально – по известным причинам. Поэтому, у нас в классе оказался даже кандидат медицинских наук, например – Костя Горянов, митрополит Петрозаводский и Карельский, митрополит Лонгин…
К.Мацан:
- Саратовский…
О.Геннадий:
- … Саратовский, архиепископ Юстиниан Овчинников… да… вы знаете, я сейчас даже не могу перечислить огромное количество людей, которых мы с вами знаем – это был наш класс. Наш первый класс ребят-выпускников ВУЗов – разных ВУЗов. У всех были разные истории. И, поэтому, было очень интересно учиться – потому, что это были ребята, совершенно другого…
К.Лаврентьева:
- … порядка…
О.Геннадий:
- … уровня подготовки, совершенно другого интеллекта, скажем… они обладали убеждениями защищать веру, защищать… так сказать… свои воззрения – у них было чётко сформированное уже мировоззрение.
Поэтому, вот, так сложилось, что… просто… милостию Божией, в этом классе я оказался.
К.Мацан:
- А, вот, смотрите… в 1987 году…
О.Геннадий:
- В 1987 году я закончил Семинарию.
К.Мацан:
- … Вас отправляют в Аргентину?
О.Геннадий:
- Да.
К.Мацан:
- Время – перестроечное, и, с одной стороны, наверное, для советского гражданина, заграничная командировка – это что-то очень положительное. С другой стороны, мы знаем, что в эмиграции не так уж сладко живётся… ну… Вы не в эмиграцию уезжали, но, вообще, бытие священника, допустим, православного за рубежом сильно отличается от того, как это происходит на родине. Потому, что приход – маленький, денег мало…
О.Геннадий:
- Абсолютно, так…
К.Мацан:
- Я помню, что я был в командировке в 2008, по-моему, году… примерно, так… в этой епархии, Южноамериканской, в Бразилии, в Рио-де-Жанейро…
О.Геннадий:
- Вы были там? Интересно…
К.Мацан:
- Да… вот… тогда там служил отец Василий Гелеван…
О.Геннадий:
- Отлично, да…
К.Мацан:
- … с семьёй – он только недавно приехал, к тому моменту…
К.Лаврентьева:
- И был у нас, в этой студии.
К.Мацан:
- … вот… храм святой мученицы Зинаиды. И я видел, как скромно, в принципе, живёт православный священник за рубежом.
Вот, Вы с какими чувствами ехали?
О.Геннадий:
- Вы знаете, действительно, наша паства в Южной Америке… мало, кто знает, кстати… я, вот, могу сказать цифры, которые вас немножко шокируют.
В одной Аргентине жило, примерно, 500000 человек, выходцев с территории Советского Союза – речь идёт о Западной Украине, о Западной Белоруссии – общее количество их было 500000 человек. Русских, из них, было, как раз, меньшинство – преобладали украинцы. Причём, это были украинцы, которые никогда не говорили о том, что они – украинцы, в плане национализма. У всех была – одна Родина. А так как большинство тех же украинцев составляли выходцы с Волыни – с Волыни, не с Галичины, подчёркиваю, – это, вообще, особая категория – с Волыни… вот… потому, что, когда им говорили «ты – украинец», они говорили «мы – русские».
Я никогда не забуду, как… вы знаете… там, в Буэнос-Айресе, было, при мне, 3 храма Московской Патриархии. И храм на Лянусе – он стоял в районе, где жили украинцы. И – праздник, хорошо помню, Рождество Христово. Мы сидим после службы, и, впервые, в 1991 году, в Буэнос-Айрес приезжает генеральный консул Украины. Это был первый дипломат с Украины.
Он оказался у нас за столом, и прихожане говорят: «Пожалуйста, скажите слово на нашей мове!» И он встаёт и говорит: «А можно, я буду по-испански говорить?» – потому, что он не владел мовой. Генеральный консул не владел мовой. И генеральный консул России – Борода – хорошо это помню, говорит: «А можно, я буду переводить на украинский?» – с испанского на украинский – генеральный консул Российской Федерации.
В общем, всё было перемешано, всё было… так сказать…
К.Мацан:
- Но 3 храма Московского Патриархата на Буэнос-Айрес – это немало, наверное?
О.Геннадий:
- Да. Но 13 церквей – принадлежали Зарубежной Церкви. Всего храмов было – 16. Представляете себе, какое это было…
К.Мацан:
- Именно… вот… русскоязычной традиции?
О.Геннадий:
- Да, да… 13 храмов принадлежали Зарубежной Церкви. Причём, были… такие… целые районы…
К.Мацан:
- Ну, там очень большая эмиграция была – в Южную Америку…
О.Геннадий:
- Большая эмиграция… да… да… я никогда не забуду…
К.Мацан:
- … причём, все три волны – и первая, и вторая, и третья…
О.Геннадий:
- … три волны… Я специально изучал, если хотите, вот эти три волны. Потому, что… хотя, и страны соседние – Бразилия, Аргентина – совершенно непохожие истоки эмиграции, совершенно непохожи. Ничего общего нет! Потому, что, действительно, в Аргентине первой эмиграции… кстати, первый русский храм в Латинской Америке был заложен при Александре III – замечательный храм, который сейчас существует. К сожалению, он так и остался в расколе, он не перешёл в Московскую Патриархию после объединения с Зарубежной Церковью. И стоит он в таком замечательном месте – недалеко от порта Буэнос-Айреса, парк Лесама – очень красивое место, возвышение такое. Там майоликовый иконостас, сделанный мастерами с Миргорода. И… вот… та эмиграция, которая ходила в тот храм – это русские монархисты. Фамилии чего стоят – я потом с ними познакомился со многими – это Нарышкины, это Головины, это Голицыны, это…
К.Лаврентьева:
- Все князья, в общем, да…
О.Геннадий:
- … это Воронцовы – это всё были прихожане, это русские монархисты. Они жили все во Франции. Большей частью, они жили во Франции, они не сразу оказались в Аргентине. И они мне говорили, что когда советская армия захватила Вену – мы вошли в Вену – а у них не было гарантий, никто им не мог дать этих гарантий, что советская армия не дойдёт до Парижа – поэтому, они, в ужасе, складывали свои чемоданы… понимаете… и бежали! Вот, как раз, морским путём, они достигли территории Аргентины. Вот, так они оказались там.
К.Мацан:
- Давайте, мы вернёмся к этому интереснейшему разговору после небольшой паузы.
Напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» протоиерей Геннадий Героев, исполняющий обязанности настоятеля храма Иоанна Воина на Большой Якиманке в Москве.
В студии – моя коллега Кира Лаврентьева, и я – Константин Мацан.
Не переключайтесь!
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
К.Лаврентьева:
- Добрый светлый вечер, уважаемые радиослушатели! Ещё раз приветствуем вас!
В этом часе с нами протоиерей Геннадий Героев, исполняющий обязанности настоятеля храма Иоанна Воина на Большой Якиманке.
У микрофона – Константин Мацан, и я – Кира Лаврентьева.
Отец Геннадий, Вы интереснейше рассказываете о своём служении в Аргентине – это огромный опыт, и, что особенно удивляет – насколько Господь точно подбирал людей, которые встречались на Вашем жизненном пути! Это ведь очень интересно… они, прям, вот… как на шахматной доске, очень аккуратно встречались, шли, сопутствовали, сопровождали Вас, и это – колоссальный опыт, мне кажется, в том числе, для настоящего времени Вашего служения настоятелем крупного прихода, когда совершенно необходимо общаться с разными людьми, когда огромный поток прихожан, когда нужна дипломатия, когда нужно умение, и не только церковная и духовная жизнь…
О.Геннадий:
- Да.
К.Лаврентьева:
- … но ещё и умение взаимодействовать совершенно с разными людьми.
Так, вот… всё-таки… возвращаясь к Вашему служению в Аргентине – вот, тот опыт, который Вы получили, что он дал Вам, как священнику, если Вы будете оглядываться на него сегодня? И чем та традиция отличается от нашей, русской традиции, и, если уж уточнять, то – московской традиции?
О.Геннадий:
- Вы знаете, конечно, это был… такой… сплав особых людей, которых я встретил в Буэнос-Айресе. Это были такие, как они себя считали, истинно русские люди, и патриоты России, между прочим. Патриоты России – потому, что ведь храм наш, Московской Патриархии, Кафедральный собор Благовещенский, был основан сразу после Победы в Великой Отечественной войне, когда в 1945 году, сразу после Победы, группа прихожан, которые ходили, как раз, в Зарубежный собор, скажем так, о котором я только что сказал – самый древний, старый храм в Буэнос-Айресе – обратились с письмом к Патриарху Алексию I, с просьбой направить к ним священника из Москвы – потому, что они больше не могли пребывать в ограде Зарубежной церкви, после того, как протопресвитер Константин Изразцов отслужил молебен – в 1943 году, по-моему, он отслужил этот молебен – о победе немецкого оружия.
Они посчитали себя оскорблёнными, ушли оттуда, прекратили посещать храм, и их было примерно… это была инициативная группа, в составе, примерно, 30 человек, которые ушли оттуда, и написали вот это письмо Патриарху Алексию. И запросили священника, который служил бы – храма не было – хотя бы, в условиях домашних, в какой-то домовой церкви.
И Патриарх Алексий откликнулся на их просьбу, на это воззвание их, но затем, когда был назначен туда священник, а позже – даже архиерей… первый епископ, туда назначенный, был епископ Фёдор Текучев, они не смогли получить аргентинскую визу. Потому, что белая эмиграция, которая жила там – русская эмиграция – препятствовала получению визы, со стороны властей аргентинских. Они не могли въехать туда несколько лет, и только в 1951 году владыка Фёдор въехал в Аргентину.
Собор этот был заложен в 1946 году, строился он чрезвычайно медленно в очень хорошем районе – район называется Палермо. Очень хороший район Буэнос-Айреса. Потому, что весь город – он огромный город. Там населения… ну… сейчас население Буэнос-Айреса с пригородами – ну, никак не уступает Москве, никак не уступает. И районы имеют очень важное значение – кто где живёт. Там, вот существует такая… некая… ну, как бы сказать… геттоизация города. И, вот, этот район – это район итальянцев, район очень такой публики состоятельной, и, вот, там был заложен этот храм. И первые прихожане его, как раз, вот… костяк этого прихода был образован, как раз, из числа тех, которые ушли из Русской Зарубежной церкви после вот этого молебна, который был совершён.
И, естественно совершенно, направленность этих людей – она была совершенно… в таком… политическом плане – она была направлена на Родину. Они стали интересоваться всем тем, что происходит в Советском Союзе. Хотя, конечно, очень многих смущали моменты… они не могли забыть гонения… гонения на Церковь забыть они не могли. Потому, что, например, даже когда началось у нас сближение с ними – вот, по моему приезду, некоторые люди... вот, я хорошо помню – он был денщиком у генерала Деникина…
К.Мацан:
- Потрясающе…
О.Геннадий:
- … да… Костя Асеев. Его звали Константин Асеев. Это был денщик генерала Деникина. Вот, он… так… знаете… приоткрывал дверь храма, просовывал голову и видел молодого батюшку, который приехал из Москвы – мне было 27 лет – и он не мог довериться, доверить, поверить, что там… понимаете… какие-то могут приезжать оттуда священники, с Родины.
Потом вот это продолжалось, я заметил его, что он интересуется. Потом, всё-таки, однажды я его пригласил – у нас было чаепитие с ним. Устроили чаепитие, попытались сблизиться, и я говорю: «Константин… ну… уже, понимаете, нет никаких гонений на Церковь. У нас свобода сейчас… –наступила уже Перестройка, времена Горбачёва, – Не хотели бы Вы поехать… мы могли бы Вам помочь, организовать паломническую поездку на Родину, в Москву». Он, так, задумался, и я никогда не забуду его вопрос. Он говорит: «Я бы поехал, но Вы должны мне гарантировать, что меня не поведут в мавзолей Ленина сразу же», – понимаете, да? Мавзолей Ленина – он был камнем преткновения для многих и многих. И, поэтому, они бы приехали на Родину, но мавзолей Ленина очень их смущал, понимаете? И то, что когда они видели там… где-то… какие-то очереди – а такие очереди были, из посетителей – всё это вызывало… ну… колоссальную совершенно негативную реакцию: «Поэтому, пока… вот… это происходит там, пока «он» лежит у вас в центре России, в центре Московской столицы, мы не можем туда поехать». И это говорил не только он, говорили это очень и очень многие, отказываясь от поездок. Понимаете?
Поэтому, память человеческая – она совершенно особая, особенно когда она тронула твоих близких, когда ты, реально, уносил ноги, чтобы физически сохраниться. Причём, когда они плыли в Аргентину, им никто не сказал, что они плывут в Аргентину! Они просто уплывали от ужасов – тех, которые они испытали, и им не сказали… Аргентина просто оказалась той страной, которая приняла их… так сказать, причалили туда. Но, первоначально, они не собирались туда ехать. Просто, Аргентина нуждалась в специалистах – как Венесуэла. Я был в Венесуэле, хорошо знаю русскую эмиграцию в Венесуэле. Потому, что первые инженеры, первые врачи, первые узкие специалисты в каких-либо областях – это были русские люди, которые приехали в Венесуэлу.
Кстати говоря, очень много… в Венесуэле оказались… особая категория эмиграции в Венесуэле – это категория «ди-пи», перемещённых лиц, которые были освобождены союзниками – Великобританией и США – из концлагерей. И эти люди страшно боялись возвращаться в сталинский Советский Союз.
И, поэтому, их сажали, и они ехали, и они не знали даже, куда они едут конкретно. Вот, их высадили там, и они стали возрождать эту страну, в буквальном смысле, строить её. Очень большой вклад внесли русские люди в строительство Венесуэлы, как… ну… скажем… как страны, как державы… индустрии, промышленности…
К.Мацан:
- А в Бразилии – какая эмиграция?
О.Геннадий:
- А в Бразилии – очень интересно. Во-первых, бразильскую эмиграцию составляют русские, которые жили… хорошо жили – в Китае. Харбин.
К.Мацан:
- Да, из Харбина… да… да…
О.Геннадий:
- Это, так называемые, «русские китайцы», их так и называли – «русские китайцы». И когда, в результате всех вот этих катаклизмов, которые начались в Китае… потому, что культурная революция – она произошла позже, а, до этого, там была просто особая ненависть к иностранцам, и так далее, и так далее… к русским… и они… кстати говоря, эта эмиграция – удивительно церковная. Это люди, которые учились в церковно-приходских школах, хорошо владели чтением по-церковнославянски, хорошо знали пение. И Советский Союз – для них был закрыт. И у них даже и мыслей таких нет… хотя, часть… кстати говоря… часть «русских китайцев» очень хорошо, но нельзя сказать, что с успехом, в конечном итоге, вернулись в Советский Союз и осели в Свердловске.
В частности, я хорошо знал отца Валентина Синайского, который умер в Свердловске – вот, он из эмиграции из китайской. Он – вернулся. А остальные архиереи… не только он, кстати, а митрополит Виктор Святин – он тоже из китайской эмиграции.
Затем… в основном… так как граница с Советским Союзом, всё-таки, была закрыта для них, по разным причинам, только две страны принимали «русских китайцев» – это была Бразилия, и Австралия. Поэтому, они оказались там. И их – очень много. Например – надеюсь, сейчас он… он жив – наш знаменитый регент Кириллов, в Рио-де-Жанейро.
К.Мацан:
- Да, мы с ним тоже познакомились…
О.Геннадий:
- Познакомились, да?
К.Мацан:
- Да, легендарная личность!
О.Геннадий:
- Легендарная личность… вот… мы с ним тоже очень много общались…
К.Мацан:
- С удивительным… таким… акцентом он говорит, на литературном русском языке, но называет аэропорт, по-моему, аэродромом, самолёт – аэропланом, а международный аэропорт – интернациональным аэропортом.
О.Геннадий:
- Да! Я в Бразилии… вы знаете, в Бразилии я познакомился с Святополк-Мирскими – князья Святополк-Мирские. Они имели отношение, как раз, к созданию храма святой мученицы Зинаиды. Там – правнучка Николая Семёновича Лескова…
К.Мацан:
- Да, Татьяна Лескова…
О.Геннадий:
- Да, Татьяна Лескова, которая всю жизнь посвятила русскому балету…
К.Мацан:
- Она создала в Бразилии – балет.
О.Геннадий:
- Балетную школу – совершенно верно!
К.Мацан:
- Русский балет.
О.Геннадий:
- Кстати, наш первый храм – в Сан-Паулу… слушайте, Сан-Паулу – совершенно гигантский город! Он превосходит Рио-де-Жанейро по размерам. Сан-Паулу – это, вообще, даже не город… вы знаете… мне трудно определить, что это – город. Это такой Вавилон – столпотворение, перемешивание всех культур!
И, вот, первый храм наш в Сан-Паулу, который мы организовали – а зарубежники нам никаким образом не способствовали отдавать нам что-либо, хотя их там было очень много – мы сделали в помещении балетной студии у одной русской балерины – Серафима Плоц - была такая. Вот, она нам позволила в своей балетной студии организовать домовый храм, который мы с владыкой Лазарем – митрополитом Лазарем нынешним – освящали, и там был первый русский приход в Сан-Паулу.
К.Мацан:
- Ну, вот, для Вас, человека из Москвы, человека, воспитанного в церковных стенах, начиная от бабушки – Вы оказываетесь за границей. Что-то было – важное, новое, особенное, что Вы для себя… не знаю… про веру, про традицию, про Церковь поняли… вот… именно, оказавшись вдали от Родины?
О.Геннадий:
- Вы знаете, удивительно… я понял, что, вообще, вера… вера… там я понял это чётко – что вера есть стержень. Стержень и основа существования человека. Особенно, оказавшегося в иных условиях, в иной культуре, среди иноверцев, скажем так. Потому, что когда русские люди оказывались в Латинской Америке, они не о пище думали, не о том, чтобы себя… так сказать… накормить. Они думали о том, чтобы сохраниться. Сохранить себя, как человека со своим языком, со своим мировоззрением – и они строили храмы.
Вот, когда Аргентинское правительство давало им Сельву, они говорили: «Рубите лес, и стройте здесь себе жилище!» – таких сколько угодно было случаев, понимаете? Вот, они рубили этот лес. Строили они жилища, наверное, во вторую очередь. Первое, что они строили – это храмы. Храмы они строили. Чтобы не потеряться в этом страшном мире. Потому, что они надеялись только на Бога – надеяться было не на кого. И если вы приедете в провинцию Мисьонес, на границе Аргентины и Бразилии, где знаменитый водопад Игуасу, то у нас там было 9 приходов – 9 русских приходов на этой красной земле! На красной земле бегали русые мальчишки, которые не говорили по-русски – многие не говорили по-русски, потому, что русских школ не было, но были русские храмы, где какие-то определённые представления о родине своих бабушек и дедушек они имели. И, до сих пор, провинция Мисьонес вот этим интересна. Там, правда, уже не 9 храмов, а поменьше, но, тем не менее, оттуда всё начиналось.
Там был такой батюшка – отец Стефан Казимиров. Он сам – с Украины. Прошёл через чудовищные испытания в немецком лагере, через чудовищные испытания! И, вот, он оказался в Мисьонесе. И он был реально… тогда и слово-то такое не употребляли «миссионер», слушайте… провинция называлась Мисьонес потому, что первые католические миссионеры оказались там, приобщая население индейцев… местных индейцев в католицизм обращали – поэтому, и провинция называется Мисьонес.
А сам отец Стефан, приехав туда, он был выдающимся миссионером. Потому, что он делал всё, чтобы наших эмигрантов, первых переселенцев – чтобы они не потерялись, чтобы они, каким-то образом, сохранили себя как этнос.
К.Мацан:
- Тогда не могу не спросить… мы засиделись в Латинской Америке… но дальше же было – Марокко?
О.Геннадий:
- Дальше было Марокко. До Марокко был Египет, Александрия…
К.Мацан:
- Египет… То есть, Вы пошли по Африке! Но Марокко, я думаю, связано с тем, что у Вас ещё французский язык иностранный, магребо… поэтому – Марокко?
О.Геннадий:
- Да, да, конечно… Вы знаете, Марокко – это очень интересно! Это – очень интересно! Не менее интересно, чем Южная Америка.
Я, кстати, этого сам не знал. Потому, что храм в Рабате – достаточно древний храм. Он был освящён митрополитом Евлогием Георгиевским. Этот храм принадлежал Русской архиепископии, никогда не уходил в какой-либо раскол. И к зарубежникам он не уходил. Этот храм – не уходил.
Кстати, митрополит Евлогий бывал, и он сам освящал этот храм в Рабате. И Марокко – это страна, которая приняла множество русских людей, множество! Там даже район был, в Рабате, который назывался Устиновка – по имени очень такой известной помещицы Устиновой, которая туда приехала, в своё время, и в своём, вот, в этом поместье она устраивала чаепития для русских людей. Район назывался Устиновка. И русские там жили в очень большом количестве.
Мало кто знает, что один из сыновей Льва Толстого, между прочим, умер и похоронен в Рабате, на кладбище. Там похоронена княгиня Екатерина Долгорукая, там похоронены Шереметьевы – те самые Шереметьевы, наследники усадьбы Кусково, Останкино, и… кстати говоря, Марину Дмитриевну я отпевал – ей было 96 лет.
Марина Дмитриевна Шереметьева. Я тоже задавал ей вопрос. Я говорю: «Марина Дмитриевна, может быть, мы, всё-таки как-то съездим в Россию?» Она говорит: «Ну, батюшка… Вы представляете себе – я увижу всё это… всё это… да… это же…»
К.Лаврентьева:
- И очень многие эмигранты, до сих пор, боятся ехать в Россию, очень многие… потомки тех самых эмигрантов.
К.Мацан:
- Она говорила: «Увижу всё это…» – что она имела в виду?
О.Геннадий:
- Она имела в виду, что… например, она очень любила Кусково – это была её любимая усадьба. Храм этот тогда был закрыт – тогда он не действовал, его открыли в начале 90-х годов, но, видимо, она хорошо знала, что сделали с этим храмом, что сделали с поместьем, и так далее.
К.Лаврентьева:
- Страшно смотреть ей было на это, конечно…
О.Геннадий:
- Но… достаточно сказать, что… Ну, с другой стороны – он же в прекрасном состоянии. Например, Институт Склифософского сейчас – это же дворец Шереметьевых.
К.Мацан:
- Да. Странноприимный дом.
О.Геннадий:
- В прекрасном состоянии, с освящённым домовым храмом внутри – прекрасный храм внутри! Я думаю, что это было бы для неё удовольствием. Но, понимаете… у неё это вызывало… даже сам аэропорт «Шереметьево», куда она должна прилететь и приземлиться, вызывал у неё отторжение. Понимаете? Это очень сложно… это очень сложно объяснить. И… вот… к сожалению, она умерла. Так, вот, мы её похоронили. Зато, дочка её, Прасковья Петровна – обратите внимание, как её звали – Прасковья Петровна! Она названа в честь Прасковьи Жемчуговой, которую Шереметьев, граф, взял в жёны – актрису крепостную. Вот, и её – в честь той Параскевы… она жива до сих пор! Замужем, кстати говоря, за известным французским архитектором, строителем Рабата, столицы Марокко. Вот… замужем за ним, и они, всю жизнь, живут там.
Там же, в Марокко, жил очень известный человек – сын Львова, последнего Председателя Государственной Думы. Да, он умер в Рабате, похоронен на кладбище.
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
К.Лаврентьева:
- «Светлый вечер» на радио «Вера».
В этом часе с нами протоиерей Геннадий Героев, исполняющий обязанности настоятеля храма Иоанна Воина на Большой Якиманке.
У микрофона – Константин Мацан и Кира Лаврентьева.
Отец Геннадий, ну, вот этот вот опыт, вот эти встречи, и, обязательно, Вы сейчас продолжите этот рассказ о Ваших дальнейших… вот этих… передвижениях… эти люди невероятные – я думаю, что наши радиослушатели сейчас просто прильнули к приёмникам и поражаются, насколько Вам повезло, насколько удивительная плеяда встреч была в Вашей жизни! Что они Вам дали? Вот, Вы могли бы, буквально, уделить этому… ну… немного времени, и сказать то главное, что они смогли Вам передать? Ведь, эти встречи для чего-то… были? Ведь, эти встречи, для чего-то, с Вами случились?
О.Геннадий:
- Я абсолютно убеждён, Кира… абсолютно убеждён, что… вот… вообще, сами по себе, встречи человека с другим человеком…
К.Лаврентьева:
- Это безусловно…
О.Геннадий:
- … да… как мы говорим, случайные встречи – они не бывают случайными. Это мы называем их случайными…
К.Лаврентьева:
- Шереметьевы, Голицыны… вот это вот всё… невероятно совершенно!
О.Геннадий:
- Да, мы называем их случайными – эти встречи всегда даются нам для чего-то. Эти встречи даются нам для чего-то. И, Вы знаете, я хочу сказать, что… вот… скажем… восхищение этими людьми, которые сумели сохранить себя... они же не превратились в аргентинцев, в прямом смысле слова… Многие из них стали аргентинскими гражданами, но они остались русскими людьми. И, мало того – Вы бы слышали их речь!
Вот, сейчас меня, например, корёжит, коробит… я не знаю, какое слово употребить, когда я просто… вот… случайно… иду по улице, и слышу, на каком языке говорит сейчас молодёжь. Да? Ну… во всяком случае, там русский язык – это очень относительное его присутствие. Эти люди – у них речь незасоренная даже словами-паразитами. Они настолько грамотно… у них огромный набор русской лексики, синонимов, понимаете? Они очень хорошо владели языком. Чувствуется, что это – люди, которые совершенно особое получили образование, отношение к языку! Как они любили и любят эту культуру свою! И, поэтому, конечно, восхищаешься просто этими людьми! И, конечно, я вам хочу сказать, что без Церкви, без помощи Божией в тех условиях – а условия были у всех очень разные, но они всегда были очень тяжёлые, в той или иной степени; все прошли через испытания – и сохраниться, сохранить свой разум такой чистый… понимаете… нельзя было без помощи Божией, нельзя было без силы веры, силы духа… Потому, что мы же говорим всегда, что дух, всё-таки, первичен, что дух должен – и Церковь постоянно на этом настаивает – что дух должен довлеть, доминировать…
К.Лаврентьева:
- … главенствовать…
О.Геннадий:
- … главенствовать… понимаете? Вот, сила духа в этих людях была такая, что, безусловно, это достойно восхищения!
А для меня лично, этот опыт говорит о том, что Россия – это великая страна, с великой культурой…
К.Лаврентьева:
- И она – жива.
О.Геннадий:
- … и она – жива. И сейчас, когда многие потянулись, потянулись… даже, вот, из тех, которые уже в наше время, из соображений, чисто… так сказать… экономических, скажем так – уехали, уехали туда… и, всё равно, при интернете, при современных средствах связи, с вотсапом, и, тем не менее, это люди не просто тянутся, они ещё и возвращаются. Ещё и возвращаются сюда – по разным причинам.
Вот, я, буквально, на днях, узнал, что вернулся сюда актёр Серебряков, например, из Канады…
К.Лаврентьева:
- Есть такой, да…
К.Мацан:
- Актёры – ладно… учёные возвращаются! Специально, чтобы работать в Сколково. Потому, что видят, что там есть условия и перспективы работы – именно заниматься наукой! Естественной наукой – физикой, химией…
О.Геннадий:
- Совершенно верно!
К.Мацан:
- На остров свободы, давайте, перенесёмся! Как это было?
О.Геннадий:
- Значит… первый раз я оказался на Кубе в 1995 году, когда там был знаменитый, известный фестиваль молодёжи и студентов – там был организован. И я был туда направлен наблюдателем… скажем так… от Русской Православной Церкви.
И, оказавшись там, сразу же, в аэропорту, я был встречен русской женщиной, которая сразу же подняла вопрос: «Батюшка, а каким образом нам здесь организовать приход?» Потому, что русских женщин… ну… не русских женщин, а, наверное, правильнее сказать – советских женщин, которые, в Советском Союзе, вышли замуж за студентов кубинских, которые здесь учились – их там очень много, слушайте… речь идёт о тысячах!
К.Мацан:
- Студенты, видимо, учились в Вашей альма-матер, в университете «Дружбы народов»?
О.Геннадий:
- Да, в «Дружбы народов»… ну… правда, были и выпускники Энергетического института, много было… и встречал я там некоторых выпускников-статистов МИСИ. И, вот… этих женщин – очень много. И женщины эти чувствовали себя абсолютно… тяга к Церкви всегда была, но как это всё организовать и сделать? Они же крещёные были… в большинстве своём – это крещёные люди, чувствующие себя православными, но реализовать эту идею они не могли.
И, вот… этот вопрос сразу обсуждался. Храм там был – наш храм Константина и Елены…
К.Лаврентьева:
- … Константина и Елены, в начале 50-х годов он построен был…
О.Геннадий:
- … он, до сих пор, там есть. И он, в своё время, принадлежал грекам. Потом, при владыке Никодиме, когда он был экзархом Центральной и Южной Америки – митрополит Никодим Руснак – и приезжал туда, на Кубу, там служили и наши священники. Но потом власти, наверное, приняв во внимание образец времён начала 60-х – то, что мы делали с храмами в начале 60-х годов – они храм этот ликвидировали, и сделали там просто спортивный зал. На полу лежали батуты, занимались там гимнастикой, и так далее – и храм был закрыт. Хотя, кстати, и греков там было тоже достаточно много в Гаване, в те времена.
И, вот, в 1995 году, во время этого фестиваля, этот вопрос я… как-то… пытался затронуть… там… и в Посольстве эту тему тоже… я говорил с сотрудниками Посольства, как это можно всё сделать. Они сказали, что нужен, всё-таки, официальный запрос, и так далее, и так далее…
Вот. И, вернувшись в Москву, я, конечно, доложил об этом митрополиту Кириллу, председателю отдела, нынешнему Патриарху, и мы стали думать о том, что делать нам с нашими гражданами – православными людьми на Кубе.
И, затем, я был направлен туда в командировку для того, чтобы изучить всё более подробно. Потому, что участие в фестивале молодёжи и студентов подразумевало определённые мероприятия, которые я не мог пропускать, и не было времени заниматься. А здесь – я специально приехал.
И, вот, хорошо помню нашу встречу с членом политбюро Компартии Кубы. Звали её Каридад. Мы с ней встречались, и она была уполномочена заниматься… как бы… вникнуть в наши нужды – нужды православных на Кубе. Вот, мы с ней обсуждали возможность возврата нашего храма Константина и Елены, что было абсолютно невозможно, с их точки зрения, по разным причинам.
А потом, после того… Кстати говоря, на Кубе очень интересная же ситуация – там Католическую церковь тоже, в определённом смысле, притесняли. Католические священники там страдали. И только после визита Папы Римского Иоанна Павла II, лёд тронулся. Многие священники были освобождены из тюрем – они реально находились в тюрьмах, потому, что я знал таких. Я знал католических священников, которые были в тюрьмах, во времена, так сказать…
К.Мацан:
- Ну, и храм – вернули всё-таки…
О.Геннадий:
- Храм – вернули. Но храм – построили. Храм в Гаване был построен заново. В хорошей части – в старом городе, в Гаване. И… в таком… знаете… в Псковском стиле… купола…
К.Мацан:
- Белый такой…
О.Геннадий:
- Да, да… он… такой белоснежный храм. Причём, кубинские архитекторы приехали сюда, в Москву. Им было дано такое поручение – изучать русскую архитектуру храмовую, и они вот эти образцы – то, что они смогли здесь заснять, сфотографировать – они на Кубе всё это могли воплотить в этом храме. Храм – удивительный! Украшение старой части… тот, кто бывает в старой части Гаваны, сразу обращает внимание на эти купола – потому, что они выбиваются из общего… так сказать… вида. Необычность… во всём присутствует!
К.Мацан:
- Спасибо огромное за этот разговор! Сегодня необычный у нас… такой… путь к священству получился – программа, я имею в виду. Мы много говорили именно о пути, в географическом смысле слова, о Ваших путешествиях, о том, куда священническое служение может священника завести, и с какими людьми познакомить. И это тоже… такой… добавляет какой-то важный штрих к нашему пониманию – кто такие священники, какая иногда им выпадает миссия – не только преподносить людям Таинства, но, помимо этой основной миссии, выпадает миссия – просто творить и созидать исторические связи между разными поколениями православных людей. Это – удивительный рассказ. Спасибо Вам за него огромное!
О.Геннадий:
- Спасибо Вам большое! Было очень приятно.
К.Лаврентьева:
- Спасибо! Но времени, мне кажется, так мало было, да?
К.Мацан:
- Протоиерей Геннадий Героев, исполняющий обязанности настоятеля храма Иоанна Воина на Большой Якиманке, сегодня с нами и с вами был в программе «Светлый вечер».
В студии была моя коллега Кира Лаврентьева, я – Константин Мацан.
До свидания!
К.Лаврентьева:
- Всего вам доброго, и – до свидания!
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА».
