Нашим гостем был настоятель Старо-Ладожского Никольского мужского монастыря игумен Филарет (Пряшников).
Наш гость рассказал о своем пути к вере, монашеству и священству, а также о том, сложно ли быть настоятелем обители, и что для него самое трудное и самое радостное в его служении.
Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева
Константин Мацан:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Здравствуйте, уважаемые друзья. В студии моя коллега Кира Лаврентьева.
Кира Лаврентьева:
— Добрый вечер.
Константин Мацан:
— И Константин Мацан. Добрый вечер. В гостях у нас сегодня игумен Филарет (Пряшников), настоятель Староладожского Никольского мужского монастыря. Добрый вечер.
Игумен Филарет (Пряшников):
— Добрый вечер.
Константин Мацан:
— Ваш монастырь в Ленинградской области?
Игумен Филарет (Пряшников):
— Ленинградская область. Это точно.
Константин Мацан:
— Однажды она станет Санкт-Петербургской, мы надеемся, надо над этим работать. Я вам отец Филарет напомню, и нашим слушателям тоже, что в этих беседах, которые мы с Кирой ведем, мы говорим со священником о его пути к вере и в вере. Такая биографическая беседа. Нам кажется, что путь человека к священству, к служению у алтаря это путь, связанный с поисками, с вопросами, с Божьим Промыслом. И те размышления, которые у человека на этом пути возникают, могут оказаться созвучными, релевантными, резонансными тем вопросам, которые есть у наших слушателей, у любого человека, который задумывается о своих отношениях с Богом, только знакомится с Церковью или давно уже в Церкви пребывает. Вот об этом сегодня с вами хотелось бы поговорить. Путь человека к вере и в вере всегда состоит из каких-то этапов, из важных вех. Какие вехи на вашем пути вы бы выделили?
Игумен Филарет (Пряшников):
— Когда вспоминаю свой жизненный путь, я всегда благодарен своим бабушкам. Если говорить честно, я родился в советской семье, потому что родители работали на советских предприятиях. Мы жили на Дальнем Востоке, военный гарнизон. Понятно, военные, понятно, что о религии в принципе не говорили, а если говорили, то шепотом. А вот наши бабушки, безусловно, не были настолько церковными, и церквей не было рядом, Дальний Восток. Но они привезли с собой веру в Бога, которую аккуратно передавали нам. У бабушек всегда были иконки, пускай они стояли в серванте, но это всегда было. Бабушки всегда подсказывали родителям, что сегодня какой-то праздник, не стирайтесь, не убирайтесь, побойтесь Бога. В такой атмосфере я рос. Не знаю, что повлияло на мое сердце, на мою душу, но я принимаю крещение в одиннадцать лет, то есть одиннадцатилетний мальчик. Я помню эту ситуацию, когда мы с мамой шли, у нас районный центр — порт Ванино, на горе строили храм. Это был 91-й год, время непростое. Как-то так. Мам, что там? А я хочу покреститься. Крещение принимаю 26 августа святителя Тихона Задонского. Что интересно, в моей жизни потом появится частица мощей святителя Тихона Задонского, которого я до сих пор очень почитаю. Вот с этого началось мое воцерковление, никто не заставлял, никто не доказывал, не было никаких миссионерских школ. Мало того, я всегда вспоминаю, не было ни Библии, не было достаточно литературы. Мы как-то впитывали веру тех прихожан, которые... мне было 11 лет, но были прихожане, которые пережили Хрущевские гонения, те бабушки и дедушки, которые знают цену веры в Бога. С этого и начался мой путь. Начал алтарничать, начал послушничать. И так постепенно-постепенно.
Константин Мацан:
— В том возрасте? Сколько вам лет было?
Игумен Филарет (Пряшников):
— Это с 11 лет. Как только я покрестился, я от церкви не отходил ни на один шаг. Следующий большой этап, когда я в 18 лет переезжаю на Сахалин. И вот с этого времени начинается уже мой осознанный священнический путь. Я принимаю монашество в далеком 1998 году, было мне 18 лет. Через какое-то время становлюсь диаконом, потом начинается мой настоятельский путь, когда я был определен в город Томари Сахалинской области, где прослужил практически 11 лет. Это тоже был определенный путь, отрезок жизни, когда я научался быть настоящим пастырем. Я приехал на приход, мне было 23 годы, представляете? Конечно, те прихожане, которые привыкли видеть маститых батюшек, умудренных мудростью, мне было очень сложно, чтобы они оказывали мне доверие. Но до сих пор прихожане, которые помнят меня, выражают свою любовь, преданность, и конечно, молятся за меня. Это такие небольшие штрихи. Если рассказывать о каждом периоде жизни, это целая история, целая книга. А с Сахалина Господь меня определяет в Александро-Невскую лавру. В 2016 году я приезжаю в Александро-Невскую лавру. Это тоже было некое для меня испытание, потому что моя жизнь началась заново, с чистого листа. На Сахалине 20 лет службы, меня уже кто-то знает, не духовные чада, а духовные друзья, с кем ты общаешься, кто тебя знает, кто к тебе приходит на совместную молитву или спросить какого совета. А 2016 год, Александро-Невская лавра, Санкт-Петербург, о котором я так мечтал, это совершенно новая страница в моей жизни, новый этап в моей жизни, непростой этап, но благодатный. Потому что Александр Невский, я всем рассказываю... В Александро-Невской лавре у всех монахов есть свои послушания, в том числе какие-то богослужебные. Я все четыре года, что был в Александро-Невской лавре, каждый вторник, это был для меня очень важный момент, в 6 утра мы служили, все братья служат братские молебны утром, начинают богослужебный круг в Троицком соборе возле мощей благоверного князя Александра Невского. И вот четыре года я каждый вторник в 6 утра служил молебен благоверному князю. И, наверное, он меня два года назад определяет в первую столицу Руси. Это уже завершающий краткий обзор моей жизни, когда я попадаю в Старую Ладогу, назначаюсь настоятелем, игуменом древнего Староладожского Никольского мужского монастыря. Вообще атмосфера и то место, куда... Я не знал, что такое Старая Ладога, слышал, может быть, какие-то рассказы. И сегодня моя жизнь продолжается в этом удивительном месте. Никогда не думал, что стану настоятелем монастыря. Может быть, сегодня учусь по-другому совершенно служить, относиться к людям, потому что настоятель прихода одно, насельник монастыря другое, а когда ты возглавляешь монастырь, и от твоих решений очень многое зависит. Конечно, тут учишься и смирению, где-то и послушанию. Я всегда говорю братии своей: братия, мы все равно должны быть хоть немножко монахами. Все равно учишься монашеской жизни. Если кратко, вот так, буквально кратко разбить на какие-то периоды важные моей жизни, их можно уложить в эти периоды, о чем я сказал.
Кира Лаврентьева:
— Почему монашество, батюшка?
Игумен Филарет (Пряшников):
— Раскрою свой небольшой секрет.
Кира Лаврентьева:
— Простите за такой прямой и откровенный вопрос.
Игумен Филарет (Пряшников):
— Наверное, потому что для меня это было важно. Хотя скажу, что у меня тоже была девушка, мы общались, и я хотел даже создать семью. Но внутренне, 17-18 лет, я все-таки понимал, что мой путь другой совершенно. Хотя родители спокойно отнеслись к тому, что... Я даже им не сказал, что принял постриг, это уже было по факту, когда приехал с Сахалина в родительский дом, я просто им сказал, что я принял монашество.
Кира Лаврентьева:
— А родители что?
Игумен Филарет (Пряшников):
— Я очень благодарен своим родителям. Они в отличие от прочего, всегда нам, детям своим, всегда давали право выбора. Они никогда не диктовали нам, как нам жить. Они всегда говорили нам: если это ошибка, это твоя ошибка. Мы родители, мы тебя примем, мы всегда будем... К сожалению, отца у меня уже нет, двадцать два года как он умер, в 2000 году. А маму мы уже говорили, и на радио звучала та история, которая произошла в 2014 году, когда расстреляли верующих людей в Южно-Сахалинске, одна из тех, кто был убит, была моя мама, тогда она приняла уже монашеский постриг, монахиня Людмила. Монашество для меня это мой путь. Я сколько раз думал, что если бы Бог дал мне второй шанс прийти в этот мир, я бы хотел его прожить точно также. Конечно, с учетом того, чтобы какие-то ошибки исправить, что-то не повторять. Когда становишься взрослее, жизнь свою переоцениваешь. И я благодарен Господу Богу, потому что Господь мне дал счастливый путь быть священнослужителем. Путь монаха, путь священника это путь служения людям, и ты всегда чувствуешь радость духовную, внутреннюю, когда ты кому-то можешь помочь. Не материально, а просто разделить с кем-то боль или с кем-то порадоваться. А вообще священники о своих историях должны писать книги. Я думаю, что из этого получится большой том, потому что столько ты встречаешь людей, с такими судьбами, с такими историями, это просто, просто... Монашество для меня это было то, к чему я шел осознанно.
Кира Лаврентьева:
— Был ли человек, который явился проводником вашим на этом пути или, может быть, был какой-то святой отец, на опыт которого вы опирались. Кто был тот, в глазах которого вы увидели отблеск вечной жизни, как говорит владыка Антоний.
Игумен Филарет (Пряшников):
— В моей жизни был небольшой период, когда я был в Приморском крае, у нас жили родственники там, и я на какое-то время уехал к родственникам. Понятно, служил в церкви, пел, и в одном храме, город Партизанск, может быть, кто-то услышит, может, кто-то меня вспомнит, был такой священник отец Варнава, батюшка Варнава. Он был очень похож на преподобного Серафима Саровского. Удивительной жизни человек. Он мне предсказал, что я стану монахом. Я не знаю, как сейчас в Приморской митрополии вопрос решается по его канонизации, но то, что он многим дал... Я таких праведных людей в своей жизни за 44 года еще не встречал, вот поверьте.
Кира Лаврентьева:
— Ничего себе.
Игумен Филарет (Пряшников):
— Удивительной жизни человек. Это настоящий старец, которого нет уже, конечно, он давно отошел ко Господу, похоронен в Шмаковском мужском монастыре, где я тоже с ним пару месяцев жил. Вы знаете, что интересно, расскажу про батюшку Варнаву такой случай. У него был свой дом, несколько комнат. А в одной комнате, где он спал, как делали наши предки, вся комната была в иконах, иконы были разного размера. Мы подростки, 15-16 было лет, когда я с ним познакомился. Он поисповедовал нас, как-то мы к нему прикипели, я говорю: батюшка, подарите мне какую-нибудь иконку на память. Он смотрел-смотрел, и подарил мне маленькую, картонную, Софринскую икону Казанской Божией Матери. Вы не поверите. Помните, я говорил, что он сказал мне: Сережа, ты будешь священником. Я священный сан принимаю 4 ноября, в день Казанской Божией Матери. Я всегда себя спрашиваю: это случайность или что это? Есть вопросы в моей жизни, на которые я ответить однозначно не могу. Но то, что я за него молюсь постоянно, я чувствую его присутствие в моей жизни. Праведник. Я счастлив, что я встретил в своей жизни такого человека. Таких людей, наверное, больше нет.
Константин Мацан:
— Игумен Филарет (Пряшников), настоятель Староладожского Никольского мужского монастыря сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Вы сказали, что были молодым священником назначены на приход, вам было 23 года. Во сколько вы рукоположились, в 23 года?
Игумен Филарет (Пряшников):
— Я принял сан священника в 2000-м году. 2000-й год 4 ноября, я уже 22 года как священнослужитель, мне было двадцать с небольшим.
Константин Мацан:
— Юный возраст для священника. Сегодня, насколько я знаю, в Русской Православной Церкви даже не рукополагают так рано. Сегодня, с высоты вашего опыта, вы как оцениваете то событие? Это было рано, это было не рано, это было нормально, может быть, наоборот, в юности, в пылкости, в горящих глазах и юношеском максимализме, есть что-то важное для служения священника?
Игумен Филарет (Пряшников):
— Вообще что это было за время для Дальнего Востока? Открывались новые епархии, открывались новые приходы. Священнослужителей просто не хватало. Не было возможности послать какого-то батюшку в какой-то отдаленный поселок, а этого требовало время, время было, конец 90-начало 2000-х годов, непростое. Так как я уже был определен, принял монашество, три года был старшим диаконом у правящего архиерея, принять священство для меня был следующий этап. Я ждал, когда это произойдет. Безусловно, образования пока не было и не было возможности. Это потом через 4 года в Южно-Сахалинске откроется небольшой лекторий Свято-Тихоновского гуманитарного университета, где батюшки, в том числе не имеющие образования, раз в месяц приезжал преподаватель из Москвы, нас учили. Мы начали получать дистанционное образование. Безусловно, не хватало опыта, не хватало где-то духовного руководства, потому что 23-24 года, а к тебе люди приходят с серьезными вопросами. Я благодарен своему образованию, которое я получил, пускай не сразу. Давайте возьмем Александро-Невскую лавру. Ведь туда приходят на исповедь, зачастую, доктора наук, кандидаты наук. Люди очень умные. И уже им не скажешь, извините...
Кира Лаврентьева:
— Постись, молись.
Игумен Филарет (Пряшников):
— Да. Постись, молись, в рай торопись, это уже не проходит. Потому что вопросы наисерьезнейшие задаются. Чего мне тогда не хватало, я думаю, все-таки некоего, не начитанности, литературу-то читаешь, а самого общения с преподавателями, систематизации твоего образования. Человек пришел, задал вопрос, ты уже знаешь, откуда тебе его достать и ответить. Чего не хватало, это образования. А то, что мы все совершали свое служение от души и старались быть настоящими пастырями. Хотя, говорю, и ошибки, конечно, бывают чисто человеческие. Но всегда нужно найти возможность переоценить и в дальнейшем ошибки не повторять, которые, может быть, по неопытности тогда и совершались.
Константин Мацан:
— Не могу вас не спросить подробнее о вашем служении на Сахалине. 20 лет вы там были и очень глубоко погружены в ту жизнь, даже книжку написали, публикация у вас есть о том, как проповедовать коренному населению. Мы под словом коренное население обычно подразумеваем малые народы, национальные меньшинства нехристианские, не христианизированные, где силен элемент народных верований. Вы с этими людьми работали, и вы этих людей, наверное, по-своему сумели полюбить и найти с ними общий язык. С чем вы столкнулись, когда эту миссию осуществляли? И поскольку мы говорим о вашем пути к священству и в священстве, то в каком смысле этот опыт стал формирующим для священства, для понимания того, что должен, что не должен делать священник, как нужно себя вести с людьми, как заниматься миссией?
Игумен Филарет (Пряшников):
— Хочу сказать, благодаря университету, который я закончил, а потом постепенно необходимо было продолжать этот путь образования, я поступил в аспирантуру. Думал, что мне взять за объект исследования, о чем я должен людям что-то интересное рассказать. Я читал какую-то литературу. Может быть, это была вырезка из дореволюционных газет, один человек рассказывает, как он посетил Сахалин в конце 19-го века, много о чем он писал. И пишет так: видел я священников на Сахалине, чиновников в рясах. Думаю, странно, такой отзыв. Что тогда было поехать в этот дикий край, 70-е годы, он только осваивался? Это каторга, это огромное количество заключенных людей, отношение к духовенству было зачастую, благодаря исследованиям я нашел, духовенство по полгода не получало жалованья и прочее, дороговизна жизни, климат. И я думаю, что это были за люди и как они служили? Благодаря этому исследованию, я пришел к выводу, что та миссия, которую они совершали, зачастую на голом энтузиазме. Ездили по этим отдаленным станам. А если говорить про коренные народы, они даже между собой различаются: нивхи, уильты, эвенки, эвены. Они все разные по природе души. Поэтому когда определили меня быть руководителем, епархиальный отдел создали тогда, Южно-Сахалинский отдел по работе с коренными малочисленными народами Севера и мигрантами. Была такая должность. Мигранты это выходцы из азиатских стран, это в основном мусульмане, приходилось часто общаться со специальными подразделениями. А коренные народы, да. Мне было очень страшно, потому что я не знал, с чего начать. Но благодаря служению наших священников Сахалинских, в отдаленных северных районах острова миссионерская работа велась и до меня. Вот эти поездки, общение. Мы подсчитали за период пока я был руководителем этим отделом, 78 людей покрестили, в основном это были нивхи. Покрестить хорошо, а еще надо же дальше о них заботиться, поэтому устраивали различные акции. Эти люди в деревеньках живут очень бедно, скажу как есть, кто-то от безделья, кто-то спивается, дети остаются на улице, проблем много. Хотя из коренных народов огромное количество талантливых людей, которые продвигают свою культуру, пишут книги, еще что-то. Сравнивая дореволюционного священнослужителя среди коренных народов и сегодняшнее служение этим удивительным людям, приходишь к тому, что не все еще сделано для них. Дореволюционная миссия на Сахалине была немножко провальная, потому что кроме священников никто на них не обращал внимание. Мы сегодня, когда возник вопрос, особенно ту пандемию, которую мы пережили, прививки, новые термины антиваксеры, еще кто-то. Понимаете, что интересно, эти миссионеры, священнослужители дореволюционные получали медали за прививочные кампании, потому что различные болезни, которые тогда лечились, та же оспа, выкашивала родами. И священнослужители шли к коренным народам не столько как миссионеры, хотя они выполняли функцию ЗАГСа, венчали, но они еще прививали эти народы и тем самым спасали коренные этносы от вымирания, священники медали за это получали. Поэтому я всегда спрашиваю, какая шумиха была, понятно, кому это было нужно, чтобы разделить людей, натравить друг на друга. Эта история тоже интересная, которая сегодня помогает совершенно по-другому смотреть на окружающий тебя мир. Наверное, так я бы ответил на этот вопрос.
Кира Лаврентьева:
— Развернуто.
Игумен Филарет (Пряшников):
— Развернуто, да.
Кира Лаврентьева:
— Вы помните первые годы своего священнического служения.
Игумен Филарет (Пряшников):
— Да, конечно.
Кира Лаврентьева:
— Сейчас тот молодой священник каким вспоминается вам? Тот молодой вы?
Игумен Филарет (Пряшников):
— Безусловно, для меня это была радость, то, что я стал священнослужителем. Передо мной огромный сложный путь, который нужно пройти достойно. Что было у меня тогда в уме — быть достойным священником, быть хорошим пастырем. Пускай пока еще молодым, не опытным. Я многому учился. Встречались у меня в жизни довольно опытные священнослужители, которые тоже передавали опыт пастырский. И что самое главное, что должно, наверное, быть у молодого пастыря, это слово «не навреди». Ты не должен стать центром жизни для людей. Часто говорят: мне не нужны посредники. На самом деле священнослужитель это не посредник, это помощник. Я где-то читал такие мысли, что священнослужитель не должен собой заслонять Христа. Это для меня тоже был девиз, потому что как раз в то время, начало 2000-х годов, появилось младостарчество, это была очень большая проблема, когда святейший Алексей II тогда на архиерейских соборах обсуждали эти проблемы, были послания о том, чтобы молодые священнослужители знали. Не то, что знали свое место, а оберегали себя от тех огромных ошибок. Когда ты направо-налево начинаешь: тому благословляю жениться, тебе в монастырь, тебе столько поклонов, кого отлучают от причастия. Это все, к сожалению, ошибки, которые мы молодые батюшки тогда, и сейчас, эти ошибки нужно избегать. Это был мой такой путь.
Кира Лаврентьева:
— Ваш путь чудесным образом связан с благоверным князем Александром Невским.
Игумен Филарет (Пряшников):
— Да, удивительно.
Кира Лаврентьева:
— И когда читаешь вашу биографию и слушаешь ваше интервью, надо же, вы же были насельником сначала Александро-Невской лавры, а потом стали настоятелем монастыря, который неотъемлемо связан со святым благоверным князем Александром Невским. Расскажите, пожалуйста, об этом.
Игумен Филарет (Пряшников):
— История Никольского монастыря уходит глубоко в древность. Я еще раз хочу сказать, что сведения о Никольском монастыре...
Кира Лаврентьева:
— Паки и паки.
Игумен Филарет (Пряшников):
— Да, паки и паки, это все предание. Русь изначально жила преданием. Нестор-летописец по чему писал свою летопись Руси? По преданию, по тому, что передавали, что рассказывали, что до него доносили. И так же наша Старая Ладога, так же Никольский монастырь. Так же как и Успенский девичий монастырь, удивительной древности, он чуть-чуть древнее, чем мы. Допустим, та же Успенская церковь строилась в 12-м веке, как усыпальница для Рюриковичей. Кто хочет, почитайте, интересный момент. Мы предание о том, что Александр Невский после невской битвы хоронит — там у нас есть такой курган Победище — своих товарищей боевых, ладожан, которые погибли, защищая святую Русь, он хоронит их на этом холме, по преданию, и строится монастырь, как сегодня я его называю, памятник воинской доблести и славы. С тем он строится, чтобы всегда в этом монастыре звучала молитва о защитниках отечества, о тех, кто дает свою жизнь, что есть самое дорогое. Ведь что самое дорогое у меня, у вас, у каждого человека? Жизнь, она бесценна. Поэтому, конечно, Никольский монастырь, как я иногда его называю, используя фольклор наш русский, птица Феникс волшебная, то восстает, то умирает. Так и монастырь то разрушается, то воссоздается. Я хочу вспомнить 18-й век, практически больше 50 лет Никольский монастырь принадлежал Александро-Невской лавре. Давайте вспомним Петра Первого, который основывает столицу, строит Александровский монастырь для просвещенных монахов, откуда потом можно было бы черпать будущие кадры для Церкви Русской, убирается патриарх, создается Синод. В это время, как только начинает развиваться Александро-Невский монастырь, потом лавра, Никольский монастырь приписывается к Александро-Невской лавре. Я где-то читал, кто-то пишет, что это были самые худшие годы правления. Почему? Потому что наместники Никольского монастыря, игумены, назначались из Александро-Невской лавры, как и убирались оттуда. Монахи в Александро-Невской лавре нашкодят, если можно так сказать, ведут нехороший образ жизни, куда их отправляли на ссылку? В Никольский монастырь. Я хочу, чтобы вы немножко улыбнулись. Я нашел документы 1754 год, жалоба на одного из игуменов Никольского монастыря, монахи пишут, они жалуются на него, чтобы его убрали. Конечно, убрали игумена впоследствии. Ему не понравилось, что монахи пошли в баню, а игумен нанял крестьян, которые взяли дубинки, издубасили их там всех, игумена не послушались, так силу будут слушать. Это была одна из вин игумена, которого монахи не очень любили, и жалуются таким образом. Я не знаю, хорошо это или плохо для монастыря, какие люди туда приходят. Хотя будучи сам настоятелем монастыря, я хочу сам иметь в числе братии достойных людей, настоящих монахов, настоящих христиан. Но конечно, приходится иногда мириться и со сложностями характера и качествами человека. Но говоря об этом периоде, почему вы сказали, что эта традиция, которая была в 18-м веке назначать игумена из Александро-Невской лавры, я думаю, что я ее восстановил после советского периода.
Кира Лаврентьева:
— Удивительно.
Игумен Филарет (Пряшников):
— Мой предшественник, отец Варфоломей, который практически на своих плечах 20 лет отслужил в Никольском монастыре, и все, что мы сегодня видим там, это благодаря его неустанным трудам, он похоронен территории нашей обители. Ему низкий поклон и благодарность, мы его все помним. Он был не насельник Александро-Невской лавры, а его перевели из одного из приходов Ленинградской области. Я считаю, что на мне восстанавливается история, которая связана с Александро-Невской лаврой нашей удивительной, об этом тоже все говорят.
Константин Мацан:
— Мы вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» игумен Филарет (Пряшников), настоятель Староладожского Никольского мужского монастыря. В студии у микрофона моя коллега Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Не переключайтесь.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Дорогие друзья, в этом часе нам рассказывает о своем пути к священству, в священстве, к монашеству, рассказывает о Староладожском Никольском мужском монастыре его настоятель, игумен Филарет (Пряшников), кандидат теологи, я еще добавлю. У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Отец Филарет, вы перед программой сказали нам, что в этом году 20 лет со дня возрождения монастыря. Как мы знаем до 2022 года, кто-то не знает, но мы уже знаем, монастырь был не монастырь, а общежитие, хозпомещения и прочее, прочее, что, к сожалению, не редкость в 20-м веке. И поэтому, как я понимаю, нужно нам пригласить наших дорогих слушателей, чтоб они тоже порадовались. Некоторые коллеги из Радио ВЕРА уже были у вас в монастыре.
Игумен Филарет (Пряшников):
— Да, я помню.
Кира Лаврентьева:
— Я буквально сегодня говорила об этом, и в полном восторге пребывают. Так что это не реклама, дорогие радиослушатели, естественно, а просто сердечная рекомендация. Расскажите, пожалуйста, эти двадцать лет, что это был за срок? Вы же, получается, поднимали его с самого уровня печального.
Игумен Филарет (Пряшников):
— А можно я немножечко зайду пораньше?
Кира Лаврентьева:
— Как хотите, давайте пораньше.
Игумен Филарет (Пряшников):
— Начало 20-го века, кровавого, жестокого века, для монастыря было временем расцвета. Потому что закончили строительство в камне, то есть убрали деревянные постройки, монастырь полностью бы отстроен в камне. Никольская церковь древняя, про которую говорят, что камень в основание положил Александр Невский, 12-13 век, тоже предание, был полностью отреставрирован, сделан теплым, был проведен шикарный ремонт. Но 1917 год, и, конечно же, монастырь разделил печальную участь других обителей, церквей. Монастырь закрыли где-то в 20-х годах, 24-26 год. Но братии разрешили остаться в монастыре. Как? Тогда это было очень модно, остаться как рыбная артель. И братия еще лет 7-8 жила в монастыре и промышляла как колхоз, объединение, работала, сдавала рыбу советским властям. Но в середине 30-х все-таки монастырь полностью был закрыт, монахи были выгнаны из него, и на территории был расположен филиал «Сельхозтехника». Почему я об этом говорю? Потому что в монастырь заехали люди, которые работали на полях, начали рождаться дети. В храме Иоанна Златоуста в подвале держали кроликов. Никольская церковь использовалась как ремонтный цех. Храм Иоанна Златоуста был склад горюче-смазочных материалов. Во время военных действий в Великую Отечественную войну в монастыре проводили ремонт авиаоружия, потому что рядом находился аэродром. Такая история. Безусловно, памятники ветшали, что-то старались поддерживать. А вообще сам монастырь, как объект культурного наследия федерального значения, был признан буквально в 70-х годах уже. Понятно, как люди, которые там жили, относились ко всему, что видели. Как к пережитку прошлого. В 2002 году в декабре в Москве на заседании Священного Синода было принято решение открыть для монашеской жизни Никольскую обитель. Начинается кропотливая работа. Я уже вам говорил, что этот монастырь полуразрушенный принимает мой предшественник отец Варфоломей, когда в храме не было ни остекления, ни полов, ни дверей, ничего не было. Когда смотришь фотографии корпусов братских, то это тоже были полуруины. Конечно, за 20 лет удалось сделать просто невозможное. Какие-то средства, совершенно небольшие... Я только вступил в должность игумена два года назад, я писал письма везде, куда только мог, чтобы немножко с`ориентироваься. Пришло письмо из Министерства культуры Российской Федерации. Они сказали, что за все 20 лет было выделено на Никольский монастырь всего 49 миллионов. А что такое монастырь? Я радиослушателям и вам хочу сказать такой момент: вопрос, касающийся реставрации ремонта памятников культуры, это очень дорогая вещь Разработать проектно-сметную документацию, только бумаги...
Кира Лаврентьева:
— Несколько миллионов.
Игумен Филарет (Пряшников):
— А я вам сейчас скажу сколько. На Никольскую церковь это 18 миллионов, настоятельский корпус 16 миллионов, колокольня, у нас колокольня в не очень хорошем состоянии, 8 миллионов. Это только бумаги, которые имеют срок годности. Через три года они уже не годные. И если за три года мы не найдем возможности начать реставрацию, а реставрация это сотни миллионов... Поэтому сегодня мы просим, чтобы на Никольскую обитель и вообще на православные святыни Ладоги обращали больше внимания. Пройден огромный путь. Вы вот говорите, 20 лет. А ведь 20 лет это целая жизнь. Для монастыря это целая жизнь. Мы монахи, братия, прихожане — потому что в монастырь приезжают те, которые ездят в него издавна, к нам приезжают паломники, у нас есть паломническая служба. К нам приезжают гости из разных точек России: из Москвы, из Архангельска, из Петрозаводска, Ленинградской области. Едут отовсюду. Как я сейчас сказал, и с Сахалина приезжают, из Хабаровского края посещают, не только Никольский монастырь, а в Старой Ладоге есть что посмотреть. Это и крепость-музей со своими храмами, правда, не действующими храмами Георгия и Дмитрия Солунского. Но у нас великолепная жемчужина, у нас есть красавица-церковь Рождества Иоанна Предтечи 17 века. Есть источник Параскевы Пятницы, который мы тоже стараемся поддерживать. Есть, о чем задуматься.
Константин Мацан:
— Вы говорите, что едут люди, и хорошо, что едут. И надо сказать, большой вопрос для людей, как добраться, и знаю, что в разных местах России строятся дороги. У нас недавно была программа про Нижегородский туристический кластер Саровский. Даже нацпроект есть, который так и называется «Безопасные качественные дороги», в том числе в монастыри эти дороги прокладывают в рамках нацпроектов. К вам пока не идут?
Игумен Филарет (Пряшников):
— К нам пока не идут, но дорога есть.
Константин Мацан:
— Дай Бог, к вам дойдут безопасные качественные дороги, раз уж нацпроект такой есть.
Кира Лаврентьева:
— Дорога это очень важно.
Константин Мацан:
— Вы сказали вещь, которая меня зацепила, согрела, и я хотел бы, чтобы вы про это чуть подробнее рассказали. Вы сказали, что когда стали настоятелем монастыря, это новая школа, надо заново чему-то учиться, это воспитывает смирение. Почему смирение? Почему начальствующий человек вдруг вынужден в себе воспитывать смирение? Там же кажется наоборот — начальник, власть, возможности.
Игумен Филарет (Пряшников):
— Воспринимаешь себя как, где-то я прочитал, тем более у нас недавно в храме Христа Спасителя проходило совещание под председательством святейшего патриарха нашего Кирилла. Святейший владыка очень хорошие сказал слова, они мне тоже понравились, что нужно все строить на очень важном принципе — принципе любви. Нельзя попускать, отпускать какие-то стороны в монастыре, потому что люди разные. Но все строить на любви. Я всегда задаю вопрос: а как бы ты хотел, чтобы с тобой поступили? История такая из своей жизни. Настоятель приходит на службу вечером, как ты можешь зайти на службу? Ты можешь ни с кем не поздороваться, сесть на свое место игуменское, все. И смотреть глазами, кого подозвать, кого наругать. Это одно направление. Хотя подправить людей есть за что всегда, хозяйство большое монастырское. Но когда ты приходишь, даже если у тебя плохо на душе и какая-то неприятность, какой-то звонок, всегда стараешься братии не показывать. Всегда улыбнешься, «добрый вечер, братия, с праздником», с Богом, давайте будем служить. Наверное, игумен должен показывать пример для своей братии, не быть администратором, не быть наемником. А все-таки быть монахом, потому в центре монашеской жизни, служения есть смирение. Без смирения ты не сможешь далеко продвинуться. Никольский монастырь и те люди, люди замечательные там. Первые время было всем страшно, потому что они двадцать лет управлялись по-одному, а тут пришел совершенно чужой для них человек, было очень тяжело, и были какие-то недопонимания. Но я благодарен Господу Богу и тем людям, которые меня окружают сейчас в Никольском монастыре, что все-таки сейчас мы настоящая семья. Иногда пожурить надо, поругать надо, но никогда нельзя унижать человека, никогда нельзя истязать человека, оставлять в недоумении и, конечно, заботиться. Быть игуменом, это еще быть отцом, заботиться о всех. Все подмечаешь, все видишь. Я всегда братии говорю: братия, не думайте, что я слепой. Если я что-то не увидел, не услышал, то мимо меня это прошло. То есть все запоминаешь. Но всегда надо принимать решение, решение должно быть ответственным и что касается другого человека.
Константин Мацан:
— Как говорится, я не злопамятный, но просто злой и память хорошая.
Кира Лаврентьева:
— А мне вспоминается, «хорошо и радостно быть братии вместе», говорит нам псалмопевец Давид.
Константин Мацан:
— Игумен Филарет (Пряшников), настоятель Староладожского Никольского мужского монастыря сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер».
Кира Лаврентьева:
— Отец Филарет, как духовную жизнь поддерживать при таком огромном количестве забот, хлопот, послушаний, заботы о других насельниках монастыря, хозяйственной жизни, паломников.
Игумен Филарет (Пряшников):
— Несмотря на то, что мы... Монастыри разные бывают. Есть совершенно уединенные скиты, когда людей там не появляется по полгода. А мы находимся на таком перепутье, Старая Ладога — это туристическое место на карте, куда едут сотни тысяч людей в год, приезжают на автобусах, приезжают на машинах. Я сегодня говорил, летом у нас навигация, люди приезжают на кораблях. Что мы можем сделать? Мы можем закрыться в кельях и сидеть, из окон посматривать, кто там ходит, не ходит. В этом году, понимая важность просветительской, миссионерской работы, практически двенадцать человек нашего монастыря, Успенского монастыря прошли обучение, мы стали экскурсоводами, получили второе образование, получили диплом о высшем образовании в сфере быть экскурсоводом. В частности, экскурсии у меня водят три монаха, водят и разговаривают. Ведь это тоже огромная просветительская деятельность.
Кира Лаврентьева:
— Конечно.
Игумен Филарет (Пряшников):
— Историю человек может почитать где угодно. А знаете, какие вопросы задают? Что вы кушаете? Что вам можно? Почему вы сюда пришли? Какой в монастыре распорядок? Наша задача, мы не все святые, играть святого — это фальш, но хотя бы оставаться человеком и христианином. Я всегда говорю братии: братия, будьте хоть немножко монахами, ну, чуть-чуть хотя бы монахами. Наша задача, чтобы монастырь жил, без людей он жить не будет. Вы сами понимаете, и радиослушатели если посмотрят фотографии наших храмов Староладожских, увидят, сколько будет нужно сделать, сколько еще нужно поднять из руин. Я думаю, можно так сказать, потому что здания, церкви, корпуса там стоят без ремонтов. Но это все внешнее. Несмотря на то, что туристы, паломники приезжают к нам, все равно мы остаемся действующим монастырем. Люди приходят туда для молитвы. Мы совершаем богослужения, руководство духовное. Когда я приехал, мы в монастыре ввели дежурство священнослужителей, особенно в субботу, воскресенье. Любой монастырь живет своим расписанием. В основном люди к нам приезжают на транспорте в субботу, воскресенье, наплыв людей. Среди недели может не быть вообще никого. Заходишь, допустим, в храм, матушки, которые помогают, убирают в храме... У нас в монастыре трудится около 40 человек, кроме монахов к нам приходят еще наши бабушки, которых мы очень любим, заботимся о них, они о нас заботятся, получают какую-то копеечку от монастыря. Маргарита у меня работает, Татьяна. Я говорю: что, Маргарита, был кто-нибудь сегодня? Да, говорит, два человека за день зашли. Такая наша жизнь. В субботу-воскресенье обязательно в храме должен присутствовать священник. Чтобы человек мог подойти к батюшке, даже издалека он приехал, первый раз видит этого человека, но поговорить, спросить что-то. Иногда звонят, к вам приехали, некогда, думаешь, подойдут, поговорю. Благословение люди попросили. Люди с такой душой приезжают в эти места, особенно в монастыри, особенно наши верующие, хотят что-то почерпнуть оттуда, что-то себе взять. Что касается духовной жизни. Где-то, может быть, мы пока не успеваем, но духовное служение для нас сегодня — это служение людям, безусловно.
Кира Лаврентьева:
— Отец Филарет, с какими вопросами чаще всего приезжают люди? Я, конечно, не предлагаю сейчас раскрывать тайну исповеди, но существуют же какие-то тенденции?
Игумен Филарет (Пряшников):
— Смотрите, был у нас коронавирус, люди ехали.
Кира Лаврентьева:
— Понятно, в соответствии со временем.
Игумен Филарет (Пряшников):
— В соответствии со временем. Сейчас у нас непростая ситуация, вы знаете, о чем я говорю, люди тоже задают эти вопросы. Но мы всегда стараемся людей успокоить, всегда стараемся найти правильный ответ. Без эмоций, без унижения достоинства других людей, но подойти к решению той или иной проблемы с христианской точки зрения. Это очень важно.
Константин Мацан:
— Сегодня мы переживаем сей момент непростой, когда уверенность в завтрашнем дне у всех поколеблена, и страх, и тревога, и это понятно, потому что очень большие изменения происходят вокруг. Это с одной стороны. А с другой стороны именно в это время очень нужно какую-то точку опоры найти, какой-то фундамент, какую-то надежду. Что-то, чтобы не впадать в отчаяние. Что-то, что можно противопоставить внутри себя, как внутреннюю мотивацию тем подступающим тревоге и унынию. Что вы как пастырь человеку отвечаете в такой ситуации?
Игумен Филарет (Пряшников):
— Совсем недавно ко мне обратились люди и попросили сделать на нашем сайте — у нас есть сайт nikmonas.ru. Мы монахи, особенно игумен продвинутые в этом плане, мы ведем все социальные сети. Для чего мы это делаем? Для того чтобы проповедовать. Вроде бы такая сеть, как тик-ток, а у нас 14 тысяч подписчиков, сейчас, конечно, сложности такие, они ждут, иногда задают вопросы. Пробовал в свое время провести прямой эфир, обратился к людям: помогите по строительству. И нашелся человек, Игорь его зовут, он предприниматель, в Москве живет. А почему Старую Ладогу любит? В храме, на который я попросил известь купить, там 2-3 тонны надо, храмы древние, их надо содержать и использовать материалы именно те, потому что там особенность кирпичной кладки, короче говоря, целая история. Он посмотрел в тик-токе мой этот прямой эфир, или как он назывался?
Кира Лаврентьева:
— Прямой эфир.
Игумен Филарет (Пряшников):
— И он тут же мне пишет: отец Филарет, я хочу вам купить известки, скажите, куда привезти. Вроде, что в этой сети сидеть, а люди что-то еще и пишут, записочки пишут. Время сегодня очень сложное, очень непростое, и мне пришла смска. Пишут: отец Филарет, откройте на вашем сайте... Записки можно подать через наш сайт, у нас есть специальное приложение, которое я очень люблю, оно нам приносит большую пользу, мы внедрили сервис на страницу. И мы сделали молитву о воинах, не просто можно заказать проскомидия, обедня, сорокоуст, на год. Они говорят, мы хотим, чтобы вы молились за наших детей, и мы сделали такое приложение. Открываешь «Молитвы о воинах», пишешь записочки, и эта записочка приходит к нам в монастырь, и братия утром, вечером совершают молитву о наших защитниках, о наших воинах. Мы не стоим в стороне, мы все молимся, мы все хотим, чтобы добро победило, это самое важное. И, конечно, стараемся людей утешать словами, что Бог не оставит нас, все-таки Господь не оставит, история пишется под Его руководством.
Кира Лаврентьева:
— Господь своих не бросает, да, говорят? Главное быть Богу своими.
Игумен Филарет (Пряшников):
— Вот это да, хорошая вещь. Но понимаете, очень сложно найти эту грань, что можно — что нельзя, через что можно переступить — через что нельзя переступить.
Константин Мацан:
— Вы сказали и не раз сегодня в программе, что своей братии, насельникам монастыря говорите: давайте с вами будем хоть немножко монахами.
Игумен Филарет (Пряшников):
— Да, хоть чуть-чуть.
Константин Мацан:
— Я понимаю иронию, с которой вы это произносите. Я почему-то вспоминаю слова одного из героев фильма Никиты Михалкова «Неоконченная пьеса для механического пианино». Там главный герой Платонов говорит своей любовнице: я хоть немножечко, но женат. Тоже понимаю всю иронию этой фразы. Что значит быть хоть чуть-чуть монахом? Можно разве быть монахом хоть чуть-чуть? Ты либо монах, либо не монах. Нет?
Игумен Филарет (Пряшников):
— Вы ж сразу сказали, что я немножко с иронией отношусь к этим словам, когда прошу принять благословение игумена. В основном монахи у нас в монастыре уже состоявшиеся люди, много лет находящиеся в церкви, много лет находящиеся в сане. И, конечно, принимая какое-то решение, я думаю в целом о пользе. Иногда братия думают совершенно по-другому. Иногда надо же хоть чуть-чуть смириться, иногда нужно принять решение как Божий Промысл. Вот что я имею в виду. Хотя бы чуть-чуть услышать и сказать, ну, правда, это, наверное, Божий Промысл, и нужно поступить, как мне говорят. Монахи же, как и все люди, должны в себе побеждать очень много своих нехороших черт характера, внутренних эмоций, возвышения над кем-то, я в центре жизни. Эти вещи очень оголяются, когда люди находятся постоянно друг с другом, тем более что проходит время. У каждого свой духовный уровень, у каждого свой духовный путь в достижении цели даже для монаха. Я иногда так сам себе говорю, ну, хотя бы чуть-чуть надо быть похожими на тех святых, о которых ты читаешь книги. Конечно, это идеал, мы никогда не будем преподобными Антониями Великими, но это идеал, к которому надо стремиться. А с чего все начинается у монаха? Это покаяние, это молитва, это смирение, это жизнь по Боге, это послушание.
Константин Мацан:
— Мне кажется, все, о чем вы говорите, применимо не только к монахам, а вообще ко всем людям, к нам мирянам, если одно слово заменить и стараться быть хотя бы чуть-чуть христианином.
Игумен Филарет (Пряшников):
— Да, хотя бы чуть-чуть, хотя не осуждать, ну хотя бы не завидовать, ну хотя бы перестать быть скабрезным, ну хотя бы принять свою жизнь.
Константин Мацан:
— То, что вы перечислили, это уже не «хотя бы».
Кира Лаврентьева:
— Не озлобиться, да, отец Филарет? Не впадать в отчаяние.
Игумен Филарет (Пряшников):
— Да. Интересно, ведь мы очень часто у Бога что-то просим, чего-то хотим. Но мы никогда не говорим: Господи, спасибо Тебе за то, что Ты мне дал, и радость, и печаль, и испытания.
Константин Мацан:
— Как я вас понимаю. Я вот свой инсайт последних дней: дождь за окном, погода грустная, я лежу дома, это раннее утро, мы все еще спим, и думаю, какое счастье, что здесь рядом супруга, там за стенкой дети, мы просто все вместе, и просто идет дождь. Слава Богу.
Кира Лаврентьева:
— Да. Трудные времена заставляют ценить то, что у тебя есть.
Константин Мацан:
— Спасибо огромное. Игумен Филарет (Пряшников), настоятель Староладожского Никольского мужского монастыря сегодня был с нами и с вами в программе «Светлый вечер». У микрофона была моя коллега Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. До свиданья.
Кира Лаврентьева:
— Всего хорошего.
Игумен Филарет (Пряшников):
— До свиданья. Храни всех нас Господь.
Все выпуски программы Светлый вечер
Первое послание к Коринфянам святого апостола Павла
1 Кор., 146 зач., X, 23-28.
Комментирует протоиерей Павел Великанов.
Здравствуйте, с вами протоиерей Павел Великанов. Наверное, вам приходилось встречать детей, выросших в условиях вседозволенности, — печальное зрелище, не так ли? Едва ли можно допустить, что родители сознательно хотели, чтобы их дети выросли наглыми, бесчувственными, неуважительными к другим?
Отрывок из 10-й главы первого послания апостола Павла к Коринфянам, который читается сегодня в православных храмах, помогает нам понять, где же скрыта ошибка родителей, позволявших своим детям избыточную свободу.
Глава 10.
23 Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но не все назидает.
24 Никто не ищи своего, но каждый пользы другого.
25 Все, что продается на торгу, ешьте без всякого исследования, для спокойствия совести;
26 ибо Господня земля, и что наполняет ее.
27 Если кто из неверных позовет вас, и вы захотите пойти, то все, предлагаемое вам, ешьте без всякого исследования, для спокойствия совести.
28 Но если кто скажет вам: это идоложертвенное, то не ешьте ради того, кто объявил вам, и ради совести. Ибо Господня земля, и что наполняет ее.
Слова апостола Павла звучат очень красиво с точки зрения риторики: «всё — да не всё!» Но дело не только в том, что апостол Павел блестяще владел своей речью: он мог мастерски «упаковать» глубочайшие смыслы в краткие, афористичные выражения, которые легко запоминались и быстро переходили из ума в сердце, начинали выстраивать вокруг себя определённое мироощущение.
«Всё мне позволительно — но не всё полезно!» Как много в этой фразе и восторга от безграничной свободы, дарованной человеку, — но и боли, горькой драмы от того, что воспользоваться этой свободой надо ещё научиться — чтобы не загубить себя самого! И, конечно же, было бы жестоким поместить читателей послания в столь неудобное положение широкой растяжки — и не предложить некоего ответа, или ключа — как же дальше быть?
Ответ апостола — в последующих стихах. «Ключ», разрешающий проблему отношения между безграничной свободой и хронической неспособностью правильно ей пользоваться — лежит на поверхности. Этот «ключ» — наши близкие люди. Только «об них», только в постоянном «столкновении», взаимодействии, общении с ними мы и может «оттачивать» свой навык правильного обращения с дарованной нам свободой.
Главная ошибка родителей, которые оставляют детей наедине с безграничной свободой, именно в том и состоит, что они не учат их принимать во внимание других людей — ведь моя свобода прежде всего ограничивается там, где начинается свобода другого!
И вся последующая речь апостола о проблеме вкушения идоложертвенного — именно об этом. По сути, нет никакой разницы — была ли пища посвящена каким-то духовным силам или не была — куда важнее то, что именно это значит для другого человека, например, хозяина, позвавшего в гости. На этом примере апостол Павел показывает, как практически следует применять принцип «выделывания» своей свободы об ближнего: если он для тебя важен, то ты бережно отнесёшься к его представлениям о должном и недолжном — и не станешь своей «духовной свободой» охаживать «замороченного» страхом перед идоложертвенным, словно дубинкой!
Вот к чему зовёт нас сегодня апостол: научиться бережному, уважительному отношению ко всему, что значимо для другого человека, — даже если для нас его убеждения — наивны и безрассудны!
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Тверской Дом для мамы» помогает женщинам с детьми
Больше года назад в городе Твери при поддержке Синодального отдела по благотворительности Русской Православной Церкви открылся «Тверской Дом для мамы». Это приют, где женщины с детьми находят поддержку и защиту. Местные сотрудники помогают подопечным разобраться с трудностями, наладить отношения с родными, при желании освоить новую профессию и в дальнейшем встать на ноги и жить самостоятельно.
Ольга — одна из первых подопечных приюта. Молодая женщина пришла сюда в декабре прошлого года с двумя маленькими сыновьями — Славе был год с небольшим, а Саше всего пять месяцев. Своего жилья у семьи нет — дом сгорел несколько лет назад. Ольга снимала комнату и едва сводила концы с концами. Никакой поддержки со стороны близких не было. Однажды добрые люди посоветовали ей обратиться в «Тверской Дом для мамы». И это стало поворотным этапом в судьбе семьи.
В первые дни в приюте Ольгу переполняли эмоции. Она буквально плакала от радости. Здесь женщина с детьми обрела поддержку и ощущение безопасности.
Сейчас Ольга понимает, что сюда её привел промысл Божий. Она пришла к вере, покрестила мальчишек и вместе с ними посещает тверской храм иконы Божией Матери «Неупиваемая Чаша». Его настоятель, священник Александр Горячев, — духовник приюта.
Кроме Ольги в доме живут ещё несколько мам с детьми. Они по очереди готовят и убираются. А ещё занимаются рукоделием и учатся новому.
«„Дом для мамы“ помогает женщинам ощутить почву под ногами и не бояться будущего», — говорит Ольга.
Больше узнать о приюте и о том, чем помочь его подопечным, можно в группе «Тверской дом для мамы» в социальной сети ВКонтакте: https://vk.com/tverprolife
Либо, связавшись с директором Оксаной Азизовой по номеру: 8 910 539 70 77
Реквизиты для помощи:
Перевод с пометкой «для Домика»
Местная религиозная организация православный приход храма в честь иконы Божией Матери «Неупиваемая Чаша» г. Твери Тверской и Кашинской Епархии РПЦ (Московский Патриархат)
170043, г. Тверь, ул. Королева, д.5 корп.1
ИНН 6950025903
КПП 695001001
р/с 40703810563000000137 Тверское Отделение № 8607 ПАО Сбербанк России
г. Тверь,
к/с 30101810700000000679,
БИК 042809679,
ОГРН 1086900000802
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Цитаты христианских мыслителей». Константин Мацан
Это был необычный выпуск «Светлого вечера». Нашими собеседниками в некотором смысле стали христианские апологеты 20го века.
Константин Мацан представил фрагменты произведений Клайва Льюиса, Владимира Лосского, Гилберта Честертона, а также архивную запись проповеди Сергея Аверинцева.
Ведущий: Константин Мацан
Все выпуски программы Светлый вечер