«Православие в Таджикистане». Светлый вечер с епископом Душанбинским и Таджикистанским Питиримом (05.12.2017)

У нас в гостях был епископ Душанбинский и Таджикистанский Питирим.

Наш гость рассказал о своем пути к монашеству и епископству, а также о том, как живут православные приходы в Таджикистане.

---

А.Пичугин:

— Здравствуйте, дорогие слушатели! В студии светлого радио приветствую вас я, Алексей Пичугин, и сегодня у нас в гостях епископ Душанбинский и Таджикистанский Питирим. Владыка, здравствуйте!

Епископ Питирим:

— Здравствуйте, Алексей!

А.Пичугин:

— Со всех сторон служение нашего гостя — оно, такое, очень интересное. Потому что православный епископ, который несёт служение в Таджикистане, уже, само по себе... Ну, я думаю, что большинство наших слушателей знают, что, конечно, в Средней Азии достаточно православных людей живёт, русских. Это те, кто жил там и до революции, огромное количество людей приезжало туда в советское время, далеко не все уехали. Но, всё равно, для нас, живущих в Москве, живущих в других российских городах, это какая-то совершенно необычная такая сторона жизни, мы все с жителями Таджикистана в той или иной степени знакомы — по их работе здесь, в России. Но вот как живёт Таджикистан — об этом, я думаю, что мы сегодня, в течение программы, поговорим. Ну, и очень необычно, и мне очень приятно об этом говорить, что наш сегодняшний гость активно представлен в Интернете. Вы много знаете епископов, которые сами ведут активно очень аккаунт в фэйсбуке? Я, например, нет, не знаю. Вот, епископ Питирим — как раз, один из активных участников социальных сетей, что, кстати, тоже мне кажется, очень здорово. А мы, давайте, всё-таки, постепенно, потихоньку с самого начала пойдём. Вы — дипломированный учитель русского языка и литературы изначально...

Епископ Питирим:

— Светское образование.

А.Пичугин:

— Светское образование, да. В итоге — стали монахом, священником, потом и архиереем. Тем не менее, всё-таки, Ваше светское образование было получено в конце ведь советской власти, да? В конце 80-х годов, я так понимаю?

Епископ Питирим:

— Да.

А.Пичугин:

— Вот, как всё это в Вашей жизни сочеталось? Были Вы из верующей семьи, или сами, в какой-то момент, осознали необходимость присутствия христианства в Вашей жизни?

Епископ Питирим:

— Ну, да — второе, конечно. Я не из верующей семьи, хотя родился в Загорске — Сергиев Посад нынешний.

А.Пичугин:

— Вот, да! Это меня, как раз, и натолкнуло на мысль, что наверняка как-то Лавра, близость Лавры должна была влиять.

Епископ Питирим:

— Но, как удивительно, что... ну, может быть, влияла, конечно, как-то... может быть, эстетически, да... но не духовно. Потому что верующим я стал не в Лавре — воцерковился, там, встретив какого-нибудь монаха или священника — нет. Мы детьми каждый день бегали в Лавру, в Музей...

А.Пичугин:

— А зачем?

Епископ Питирим:

— Просто, вот, делать нечего было — куда ещё в Загорске было бегать? Бегали в Лавру, ходили там в Музей. Прибегали иногда в Троицкий Собор, смотрели на раку преподобного Сергия, но понятия не имели, что там рака. Потому что учителя, которые нам водили экскурсии по Лавре, они по Музею водили нас, совершенно не говоря, что основатель города Загорска, или Троице-Сергиевой Лавры... не Загорска — Загорском он называться стал уже в советское время...

А.Пичугин:

— Ну, Сергиева монастыря. Троицкого монастыря.

Епископ Питирим:

— Троицкого монастыря, да... что он здесь лежит, почивает мощами. Про это нам, конечно, не говорили. Мы просто ходили туда, смотрели и убегали оттуда. То есть, я смотрел на священников, на монахов, но я их не видел. Вот, как интересно. А уже верующим я стал, встретив одного пустынника Кавказского, в Москве, который ушёл из Абхазии, с этих гор из-за войны — война его оттуда выгнала, и он оказался в Москве. И вот, я как-то... мой жизненный путь, по работе, соприкоснулся с его общиной, и вот эта встреча меня просто потрясла. Потому что я думал, что таких уже людей нет, которые могут 20 лет прожить одни, где-то в горах, в пустыне. Мне казалось, что это какие-то только литературные персонажи, да, из каких-то летописей, может быть, и из таких «мифических» житий святых, как мы тогда воспринимали. И вот, это он производил такой переворот во мне, и уже там, кстати, после этого уже пригодилось всё. И то, что я жил в Сергиевом Посаде, потому что я батюшку — отец Гавриил его звали, он сейчас скончался уже — стал звать к себе в Сергиев Посад, и моё филологическое образование, которое в начале 90-х казалось совершенно мне не нужным, потому что все пошли в рынок. Я тоже работал уже на бирже, брокером, потом в банке, в какой-то коммерческой фирме — то есть, тоже пошёл в рынок, вместе со всеми. И казалось, что русский язык и литература мне будут уже совершенно не нужны. Но потом...

А.Пичугин:

— Но тогда Вы ещё и не воцерковлялись.

Епископ Питирим:

— Да, в 90-е годы я не воцерковлялся. Я про это не думал, и если бы мне кто-то сказал, что я буду монахом или священником, то это было для меня совершенно какой-то дикостью, неожиданностью, вообще, я про это даже не думал. Хотя, я женился, как все. Все женились, и я женился тоже вот. Детей у нас не было. Но то, что человек монах — это призвание с детства. Это Господь выбирает тебя, то есть, как-то предназначает.

А.Пичугин:

— Это прямо в детстве?

Епископ Питирим:

— То есть, я этого не понимал, но вся моя жизнь складывалась, вопреки тому, что Господь вот до какого-то определённого момента, до встречи с этим священником — 29 лет мне было — то есть, она складывалась таким образом, что я всё равно должен был стать монахом. Мне не нравилась семейная жизнь, я не понимал её, думал, что я ненормальный человек, потому что я хотел... У меня есть семья, всё, детей только Господь не дал, но я понимал, что мне это неинтересно и скучно, я этим тяготился. Хотя жену я свою любил, и она меня тоже очень любила. Понимаете? То есть, я не видел, что я в этом могу себя реализовать, и что мне это нравится, и что это счастье какое-то. Но, как только я стал верующим, и когда мне мой духовник сказал, что «ты будешь монахом», я понял — вот смысл жизни, моей лично жизни. То есть, я стал анализировать свою жизнь уже, с детства, я понимал, что, действительно, у меня такое вот устроение и есть, именно монашеское. Я не любил драться, я не мог никого ударить никогда в лицо. То есть, это и как и священник. То есть, я считал, что это какая-то трусость. Хотя, в каких-то других ситуациях я не был трусом. Я был достаточно смелым, каким-то даже, может быть, рискованным, там, в армии. Но ударить человека — для меня было просто физически невозможно. Я не мог. Я считал это какой-то своей слабостью, потому что в детстве надо драться. В армии — тоже надо драться. Да, действительно — когда ты мальчишка. Мне казалось это таким моим недостатком. Но, потом уже, когда я стал монахом, я понял, почему это, то есть, из-за чего это такое происходит. То есть, Господь тебя предназначает для священнического служения, чтобы ты был «не бийца и не пьяница», да, как у нас написано в канонах.

А.Пичугин:

— Ну, вот, недавно ушедший от нас Алексей Арцыбушев, замечательный художник и писатель, прошедший через сталинские лагеря, он, оказывается — уже в конце жизни он только про это рассказывал — что ему в детстве кто-то, кстати говоря, даже из святителей, причисленных к лику святых (а он-то рос сначала то в Дивееве, то в Муроме, и там встречался с архиереями, также прошедшими через лагеря, и репрессированными, расстрелянными и канонизированными) — он ему когда-то предрекал будущее монашество, и мало кто знает, что Алексей Арцыбушев, прожив почти 100 лет, только за год или полтора до смерти принял, всё-таки, постриг с именем Серафим. Но он считал, что хотел сделать раньше, но, вроде бы как, и жизнь другая, по-другому складывалась, и как-то он даже стеснялся кого-то попросить его постричь, а вот на смертном одре, за год-два до смерти, он постригся. Ну, видите, так что, наверное, по-разному... Может быть, конечно, это ещё с детства было ему предопределено, но у всех этот срок, видимо, по-разному проходит.

Епископ Питирим:

— Но священником же он стал до этого, правильно?

А.Пичугин:

— Нет. Нет, он не был священником!

Епископ Питирим:

— А, не был священником...

А.Пичугин:

— Он... он — писатель, художник, он прожил... и женат был, прожил жизнь, такую, светскую абсолютно, и только в девяносто с чем-то лет, вот, постригся.

Епископ Питирим:

— А в каком году...

А.Пичугин:

— ... умер он? Умер он в сентябре. Ему было... он 1918 года... 98 лет, да, 99...

Епископ Питирим:

— Ну, это ещё... не будем забывать, что это советское время было, да? Там, как-то, и монастырей не было, и тогда было очень много мирян в миру, которые жили по-монашески. Поэтому там постриг как-то ничего принципиально не менял. Но у меня, видите, жизнь как-то сложилась так, что на Церковное служение я поставлен, и поэтому здесь как-то...

А.Пичугин:

— А просто принять сан Вы не хотели, белым духовенством...

Епископ Питирим:

— Нет, у меня даже мысли такой не было... А, кстати, когда я стал верующим, мы с женой уже к тому времени разошлись. Поэтому, мне было — или сходиться с женой, опять жить, или же предпринимать постриг, и я сразу понял, что мой путь — это путь монашеский, и я ни разу не пожалел. У меня в 2005 году был монашеский постриг, и вот, за это время, я ни разу не пожалел, что я стал монахом. То есть, я понял, что это моё. Может быть, не очень я такой хороший монах, ревностный именно вот в монашеском отношении, потому что приходится много очень вращаться в миру...

А.Пичугин:

— Но, у Вас Кафедра находится, извините, не в Сергиевом Посаде, где Лавра...

Епископ Питирим:

— Ну, до этого я был в Сергиевом Посаде, преподавателем в Академии, но — да... кстати, то, что ещё и Кафедра не в Сергиевом Посаде — так вот оказаться после Троице-Сергиевой Лавры в Таджикистане — это был, конечно, такой шок. Потому что мы не замечаем ту благодать, которая нас окружает вот в таких святых местах, да и вообще в России везде. И, когда ты оказываешься в совершенно другой реальности, когда нет этой благодати, которая, как бы, от тебя не зависит, и тебе нужно защищаться, уже своими собственными силами привлекая эту благодать, многие у меня этого там не выдерживают, в Душанбе — из-за чего, собственно, многие те, которые со мною поехали, и даже искренне поехали, они там не выдержали и сбежали оттуда.

А.Пичугин:

— А Вы скучаете по России? Не смотря на то, что Вы приезжаете...

Епископ Питирим:

— Нет. Вот это, кстати, тоже парадокс такой. До этого я бывал за границей, да. Например, я до семинарии, в 1999 году, приехал на Святую Землю, в Хеврон, в монастырь Святых Праотцев, и там прожил 7 месяцев. Вот там у меня была жуткая ностальгия. Я убрал все фотографии Троице-Сергиевой Лавры, чтобы они мне не напоминали о моей родине, я там мучился ужасно эти 7 месяцев. И, кстати, я боялся, что то же самое будет со мной и в Таджикистане.

А.Пичугин:

— Но это всё-таки, во-первых, далеко, а, во-вторых, 7 месяцев. А сейчас Вы уже 5 лет... больше — шестой год в Таджикистане. Но у Вас, я так понимаю, когда Ваше воцерковление произошло, Вы в Москве, в разных Храмах, были алтарником, и чтецом, то есть, Вы как-то... такой путь...

Епископ Питирим:

— Нет, не в разных, в одном Храме я был, на Пятницком кладбище Храм Святой Троицы, и потом, перед Семинарией я уже — в Хевроне, 7 месяцев я там пробыл — там на всяких послушаниях был, а потом уже — Семинария и Академия. Это тоже как-то уже такое моё родное место оказалось, и, кстати, там пригодилось уже моё образование светское. Потому что я там преподавал гомилетику, преподавал русский язык иностранцам, и, собственно, меня это вполне устраивало. Вот эта педагогическая деятельность — она мне нравилась, и сейчас нравится. Мне этого в Таджикистане, кстати, не хватает, почему, собственно, может быть, я, как вот Вы заметили, активно присутствую в соцсетях — потому, что это возможность влиять как на аудиторию — какую-то найти аудиторию, другую какую-то общину, которая не такая маленькая, как у меня в Душанбе. Там очень небольшая община. Хотя, с ними я тоже занимаюсь, но это — возможность выйти на более широкого слушателя, читателя. И там всё пригодилось! Вот, это тоже удивительно, как Господь устраивает, заранее тебе готовит, и потом тебе пригождается именно то, чему ты учился, в большей степени.

А.Пичугин:

— Кстати, пока Вы далеко... простите, что перебиваю... далеко не ушли от социальных сетей. Вас не смущает... ну, я так понимаю, что многие архиереи, которые даже активно пользуются Интернетом, не ведут сами свои аккаунты. Ну, их, наверное, несколько смущает, что им там могут в комментариях написать, может быть, какая-то критика... Вас, я так понимаю, это вообще не смущает?

Епископ Питирим:

— Нет, когда... вот, кстати, в тех социальных сетях, где я, на моей страничке в фейсбуке (деятельность организации запрещена в Российской Федерации), меня это не смущает. То есть, я могу как-то на это реагировать и влиять. Но, когда, например, вот сюжет о детях, которых мы посылаем... берём детей из самых бедных семей в Таджикистане, и отправляем их учиться сюда, в Россию, и был на RussiaToday снят сюжет про это, и вот там, на этом ресурсе, такие чудовищные были комментарии... ну, самый, такой, мягкий комментарий был такой, что «мракобес, но делает хорошее дело», а остальные...

А.Пичугин:

— Ну, погодите, это можно как комплимент, вообще, считать!

Епископ Питирим:

— Ну, да. Вот те комментарии, которые остальные комментарии были — они, большей частью, нецензурные были там тоже, да — вот это меня, конечно, очень... ну, и смущает, может быть, действительно, меня очень это расстраивает. То есть, меня расстраивает именно то... ну, может быть, их не так много, может быть, это те, так называемые, «тролли», да, которые там присутствуют, но такое ощущение, что их много кажется, злобные они, и вот это — такое отношение к Церкви. Вот, там, в Таджикистане, этого нет вообще. Абсолютно. Там совершенно другой менталитет. Мы там встречаем... хоть мы и не мусульмане, то есть, мы для них иноверные, но они к нам великолепно относятся, очень хорошо относятся — и простые таджики, и чиновники, облечённые властью. Конечно, там нам не помогают, как здесь помогают чиновники.

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»

А.Пичугин:

— Я напомню, что в гостях у светлого радио сегодня епископ Душанбинский и Таджикистанский Питирим. С 2012 года — да, получается, Вы в Таджикистане?

Епископ Питирим:

— С 2012 года, да, 1 августа.

А.Пичугин:

— Это было неожиданностью для Вас?

Епископ Питирим:

— Да, полной неожиданностью было.

А.Пичугин:

— И Вы даже не знали о том, что Вас готовят в архиереи...

Епископ Питирим:

— Нет. Это просто владыка Викентий, глава Среднеазиатского митрополичьего округа, он за год до этого был назначен туда, он приехал в Московскую Духовную Академию искать себе кандидатуру на Душанбинскую кафедру. Пришёл к ректору, владыке Евгению, ректор меня вызвал — а я был тогда референтом владыки ректора — я думал опять по моим каким-то референтским делам, я прибежал к нему одетым не по уставу, не в рясе, там, как положено, с крестом. Он мне сделал замечание, и потом говорит: «Садись, рассказывай про себя всё». Я понял, что дело, что-то, необычное какое-то. Ну, вот, они мне предложили быть архиереем. Для меня это было тоже неожиданностью. Ну, и, тем более — Таджикистан. Я про это ничего не знал — до меня несколько человек отказались, потому что боялись туда просто ехать. Это не богатая епархия, действительно, это — нищая епархия, где там ясно, что никто помогать особо не будет. Там очень много трудностей — и материальных, ну, и других тоже. Вот. Ну, я пошёл к духовнику к своему — отец Илия у меня духовник в Лавре — брать благословение, потому что я не мог ни согласиться, ни отказаться как-то сам. Я как-то привык, и вот духовник первый мой, отец Гавриил, меня этому учил — чтобы не совершать ничего, особенно такие важные решения в своей жизни по своей воле. Он мне сказал, когда выслушал меня, что, говорит: «Если ты откажешься, то тебя Бог накажет». Потом отошёл в сторонку, и говорит отцам, которые были в Алтаре, в Успенском Соборе: «Мне, — говорит, — тоже предлагали быть епископом, я отказался!» — и смеётся. Вот, как хочешь, так и понимай. Ну, всё-таки, я решил согласиться. И, если бы я знал, какие трудности меня ждут на этой кафедре, я бы отказался однозначно. Но, пройдя этот период, пройдя все эти трудности, я нисколько не жалею о том, что я тогда согласился.

А.Пичугин:

— Но Ваш первый приезд в Таджикистан — Вы уже приехали, будучи епископом...

Епископ Питирим:

— Да.

А.Пичугин:

— ... или Вы сначала съездили в какую-то ознакомительную поездку, посмотрели, как оно... нет?

Епископ Питирим:

— Нет. Никакой. У меня всё было очень жёстко. Никуда я не приезжал. Хиротония была в Дивеево 1-го августа, на память преподобного Серафима Саровского, владыка Викентий тут же меня в охапку, тут же в Аэропорт, в этот же день, даже не дал пообедать нормально на праздничной трапезе, где меня все поздравляли. И мы с ним уже в эту же ночь вылетели в Душанбе, и 2-го августа, на память пророка Божия Илии, я уже знакомился со своей паствой.

А.Пичугин:

— А клир-то большой был там? И сейчас он — вырос?

Епископ Питирим:

— Ну, может, немножко вырос. В принципе, там остаётся такое же, приблизительно, количество. Там было 6 священников, сейчас там — 8, да, иногда, там, 7. Я свою проблему решаю — вот, проблему клира — это я пишу прошение в Учебный Комитет для того, чтобы мне присылали таким, вахтовым, методом, вахтовым способом учеников духовных школ.

А.Пичугин:

— Я правильно понимаю, что это речь, как раз, идёт о той программе, которую, в своё время, и Патриарх поддерживал, вернее, начинал: когда молодому человеку, который заканчивает семинарию, если он хочет служить в Москве, сначала его отправляют куда-то далеко — на Камчатку, или в Среднюю Азию, или ещё куда-то?

Епископ Питирим:

— А сейчас, кстати, это не привязано к Москве.

А.Пичугин:

— Уже не привязано к Москве?

Епископ Питирим:

— Нет. Сейчас — если просто ты должен отслужить обязательно по распределению. А потом уже... в основном, в Москве, если ты какое-то отношение к Москве имеешь.

А.Пичугин:

— Ну, да, если ты москвич...

Епископ Питирим:

— ... тогда — да. Вот. В принципе, у меня сейчас вот волгоградские есть, но я хочу сказать, что вот той школы мужества, как у нас принято выражаться, нигде не пройдёт человек, как у нас в Таджикистане.

А.Пичугин:

— А почему?

Епископ Питирим:

— Потому что там такие условия, довольно-таки суровые, хотя не сказать, чтобы там какие-то были трудности материального порядка, там, или какие-то бытовые неудобства. То есть, когда я приехал — действительно, там ничего не было вообще. То есть, мне негде жить было, то есть, вообще ничего не было...

А.Пичугин:

— А до Вас и епархии не было, я так понимаю?

Епископ Питирим:

— И епархии не было, и епископ там не появлялся. Там прошла же гражданская война такая опустошительная...

А.Пичугин:

— Ну, это же ещё в 90-е годы...

Епископ Питирим:

— В 90-е. Ну, и после, вот в это время. То есть, там всё разрушено было. Основная масса людей оттуда уехала, остались какие-то священники, которыми епископ особо не интересовался...

А.Пичугин:

— Но епископ — где-то далеко. Я так понимаю, что — Ташкент...

Епископ Питирим:

— В Ташкенте, да. Вот, он потом приехал, владыка Владимир, как мне рассказывали, в 2006 году — вот представьте, а война там у них в 1992 началась. А его очень с такой большой любовью, со слезами на глазах, встретила паства Душанбинская — они не видели его, они очень люди-то, такие, отзывчивые. И он сам тоже заплакал, и говорит: «Я, — говорит, — прошу прощения, — говорит, — что к вам не ездил так долго. Я исправлю свою ошибку», — но вскоре его самого перевели. А вот владыка Викентий — он уже к ним приезжал, наоборот, очень часто. То есть, он каждую неделю приезжал, но за такой короткий... за год, конечно, там особо ничего не сделаешь, да. Но, во всяком случае, он туда отправил двух иеромонахов из монастыря Царственных Страстотерпцев «Ганина яма» — они сейчас до сих пор там и есть, они составляют костяк, эти два иеромонаха — отец Стефан и отец Мардарий, которые у меня там находятся. Вот. А местное духовенство... ну, из местных мало кто хочет быть священником, потому что это — небольшая зарплата. И, собственно, те приходы, которые кроме Душанбинского прихода, которых у меня — пять, они не могут содержать священника, то есть, священнику нужно работать.

А.Пичугин:

— Либо работать, либо он должен служить где-то ещё, а туда приезжать — просто их окормлять.

Епископ Питирим:

— Ну, да. Или вот они... у меня, например, вот сейчас — он в штате Собора, а я его отправляю, там — в Курган-Тюбе Храм есть, Архангела Михаила. То есть, по выходным, по праздникам он у меня туда ездит. Зарплату он получает в Соборе.

А.Пичугин:

— А чем эта ситуация отличается, получается, от русской глубинки?

Епископ Питирим:

— Ну, я не знаю, как в русской глубинке. В русской глубинке, знаете, чем отличается? Тем, что у тебя, в русской глубинке, стопроцентно, потенциально православное население.

А.Пичугин:

— Ну, которое в Храм не ходит.

Епископ Питирим:

— Которое в Храм не ходит, но ты можешь с ним работать. А здесь у тебя — нет. Здесь у тебя 99.9% — это мусульмане. Понимаете? И те русские, которые там остались — они все мечтают уехать в Россию. Вот чем принципиально отличается.

А.Пичугин:

— С одной стороны, да, здесь — безусловно. А с точки зрения устроенности священника, я знаю жизнь нескольких епархий — ну, не то, чтобы подробно, хорошо, ну, знаю, там, ближайших к Москве — Владимир, Иваново, Ивановская область, например — где у священника один Храм, где он служит ( ну, как у Вас, например, в Соборе ), и ещё пять Храмов на расстоянии 50-60 километров, в бездорожье, в лесах затерянные, там, с одной-двумя бабушками. Вот, как-то люди выживать пытаются.

Епископ Питирим:

— Да. Это тоже очень... здесь своя, конечно, специфика.

А.Пичугин:

— Вот, просто, почему я ещё раз про это рассказываю — я, мне кажется, не раз про это рассказывал здесь в эфире — просто, мы когда сидим в центре Москвы, в общем, благополучном, благоустроенном городе, нам начинает казаться, что настоящая Россия начинается не за одну-две области, а гораздо дальше, а это вот — 1.5 часа езды от Московской Кольцевой на машине. Всё же, возвращаясь к Таджикистану, что Вас, в первую очередь, как священника, уже архиерея, на тот момент удивило, когда Вы приехали в Таджикистан? К чему Вы, может быть, совсем не были готовы?

Епископ Питирим:

— Я не был готов к клевете, которая на меня обрушится. То есть, я как-то боялся, может быть, жаркого климата, потому что я — человек северный, и, действительно, там я два раза терял сознание — у меня был тепловой удар во время службы. Но что для меня было совершенно неожиданно — что на меня будут с таким остервенением и с такой силой клеветать. И вот к этому я был совершенно не готов, и в этом отношении я оказался уязвимым. Не только на меня, но и на близких людей, которые со мной поехали поддержать меня там. То есть, вот обрушился просто чудовищный поток самой грязной, самой гнусной клеветы. И где-то года 2 я был в таком состоянии шока от этого. Причём, клеветали не то, что какие-то там сектанты, или, как мы это привыкли видеть, враги Церкви — нет, клеветали вот те люди же, которые со мной многие приехали.

А.Пичугин:

— Я хотел сказать, что Вы же там человек абсолютно новый, Вас не знали...

Епископ Питирим:

— Нет, сначала как вот... Это Восток — им очень интересно. Новые люди, к тебе повышенный интерес поначалу. Потом этот интерес пропадает, и... не надо забывать, что, всё-таки, Таджикистан ещё был такое, дотационное, Государство. И местное население, и те соотечественники, которые там остались, в большей степени даже ещё, они все привыкли вот к этим дотациям — что им всё будет... Россия чем-то им обязана, им что-то должны. Их очень трудно подвигнуть на какую-то инициативу, чтобы что-то они делали, но сразу нужно, чтобы им что-то дали обязательно — чтобы их накормили, чтобы их свозили, чтобы было то, сё, пятое, десятое. Вот, я говорю: «Да, конечно, это мы будем делать, но давайте, ребята, как-то, всё-таки, мы начнём сами тоже шевелиться и придумывать что-то, участвовать в каких-то проектах». Вот это было трудно растормошить, и до сих пор у меня как-то такие трудности возникают. То есть, у меня нет специалистов, и все те проекты интересные, которые мы там осуществляем, это осуществляют не местные мои прихожане, а те люди, которые у меня в Москве — те знакомые, которые у меня здесь были, когда я был здесь.

А.Пичугин:

— Местные прихожане — кто это? Это люди, которые, с советских времён, так и остались...

Епископ Питирим:

— Это те люди, которые не уехали, да.

А.Пичугин:

— То есть, это уже, всё-таки, возраст.

Епископ Питирим:

— В основном — да. В основном, возрастные такие бабушки у нас там, да, и есть те, которые нашли себя в этой действительности. То есть, очень активные такие пассионарии. Такие тоже есть, их немало, но они есть. Собственно, вот такой костяк они составляют. Потому что создать, например, свой бизнес в тех условиях полной разрухи — это было, с одной стороны, очень трудно, а с другой стороны — легко, потому что у тебя нет конкуренции. Там, если ты начнёшь любым делом заниматься, каким-нибудь малым бизнесом, например... потому что, если средний и крупный бизнес — там уже проблемы будут серьёзные, а вот малый бизнес, что ни начни делать — хоть занавески шей, хоть компьютеры чини, или, там, картриджи заряжай — вот как у меня делают мои прихожане — у тебя много будет заказов, и ты там хорошо проживёшь, безбедно проживёшь. Но проблема в том, что там очень низкий уровень образования и здравоохранения — после войны стал. Потому что в советское время там было второе здравоохранение после Москвы — в Душанбе.

А.Пичугин:

— Да, я знаю, что люди, которые заканчивали там учебное заведение, по распределению оказывались здесь. То есть, Душамбинский... я не знаю... Мединститут или...

Епископ Питирим:

— Да, да, там Мединститут, очень престижный, очень хороший...

А.Пичугин:

— ... из него сюда, в Центральную Россию, направляли по распределению.

Епископ Питирим:

— Да, но это было всё в прошлом, это — в советское время. Сейчас ситуация поменялась на 180 градусов, с точностью до наоборот: очень низкий уровень, не хватает учителей, не хватает русских школ, хотя огромный спрос на русские школы. Невозможно бесплатно русскому человеку попасть в русскую школу — обязательно надо взятку давать.

А.Пичугин:

— А как русский человек, который... так скажем... не то, чтобы не может, но ему сложно учиться в обычной школе, как он...

Епископ Питирим:

— Русские классы есть ещё в таджикских школах...

А.Пичугин:

— А, русские классы...

Епископ Питирим:

— Да, но в этих русских классах, например, на 30 человек — 1 или 2 русских. Естественно, уровень образования там очень низкий.

А.Пичугин:

— То есть, все стараются — и таджики тоже — своих детей в русские классы отдать?

Епископ Питирим:

— Да.

А.Пичугин:

— Потому что, считается, лучше образование?

Епископ Питирим:

— Они все хотят получить образование именно в русском, потому что все связывают своё будущее с Россией, потому что они пойдут в Россию, они там мигрантами, да...

А.Пичугин:

— А, кстати вот, по поводу «поедут в Россию»... Все ли так рвутся в Россию, или — там ещё Китай недалеко ведь?

Епископ Питирим:

— А в Китае — там нет рабочих мест.

А.Пичугин:

— Все рвутся в Россию. То есть, это, прям, вот — поголовно. Недалеко Китай, недалеко... я не знаю, насколько более благополучная или нет, Киргизия... хотя, тоже вот, в Россию все едут...

Епископ Питирим:

— Тоже в Россию. Рабочих мест тоже в Киргизии, наверное, нет, да. Киргизия хоть вошла в Таможенный союз, таджики всё думают — это вот тоже сказывается их менталитет.

А.Пичугин:

— А как живут, кстати, простые таджики? Я в начале программы говорил, что мы все хорошо себе представляем жителей Таджикистана, которые приезжают сюда. Мы видели огромное количество фильмов на центральных телеканалах, которые снимаются про поезда «Душанбе-Москва». Мы видим постоянно граждан Таджикистана на улицах. Но очень плохо себе представляем, как они живут там, в Таджикистане — ведь, это совершенно другой мир, это совершенно... один и тот же человек — он, абсолютно, по своей жизни, по своему достатку, абсолютно на разных ступенях сам по отношению к себе стоит здесь и там. Вот, как живут простые таджики?

Епископ Питирим:

— Ну, конечно, экономически они живут хуже всех, да, из бывших стран СНГ. Очень бедно. В кишлаках или в бедных семьях таджикистанцев обычная еда — это лепёшка и вода, и это хорошо, что у них есть лепёшка. То есть, они не могут детям, которые в школу ходят, дать молока, они не видят мяса. И, в том числе, это касается не только этнических таджиков, но и, в то же время, наших российских соотечетсвенников, которые находятся в таких же условиях, и для них ещё меньше возможности, если у тебя нет профессии, если у тебя нет специальности, вот как-то там выжить. Я вот сталкивался с таким случаем. Мы приехали в Худжанд. Я, в принципе, во всех своих приходах знаю уже свою паству в лицо, и вдруг когда появляются новые лица, я всегда интересуюсь — кто, чего, тем более, когда это дети. И вот, появляется два новых мальчика. Я говорю: «Кто это такие?» Мне говорят, что вот, это за 40 километров от города есть кишлак, кстати, с русской школой, там есть школа на русском языке, и вот — два мальчика, два сына, и мама у них. Я спрашиваю у старшего...

А.Пичугин:

— Русские.

Епископ Питирим:

— Русские, да. Где-то лет 12, мне кажется, ему: «Как тебя зовут? Сколько тебе лет?» Он говорит, что ему 16 лет. И тут я сразу... какое-то у меня недоумение, я думаю: «А почему ты так выглядишь?»

А.Пичугин:

— Это от недоедания.

Епископ Питирим:

— Да, это от хронического недоедания. Он говорит, что ни разу в жизни не ел мяса. Мы пытались на приходе его кормить мясом, а оно не усваивается уже у него. Вот, таких детей мы нашли несколько. Это уже поздно было — шестнадцатилетнего, мы берём детей — первый, второй, третий класс из таких, самых бедных, семей, и отправляем их в Россию учиться. Причём, в одну семью — сейчас пока у нас одна семья согласилась, женщина одна — такая молодец — у неё своих четверо детей, и она шесть наших ещё взяла — три мальчика и три девочки. Это вот школа на Лехте такая есть, под Ростовом, знаменитая, там Владимир Мартышин. У них там такая концепция всестороннего развития личности. Она хоть и светская школа, но там Православие преподаётся, у них кадетский корпус. И вот этих вот мальчишек наших — мы потом, в будущем, планируем, что они будут кадетами, и как-то поменять им судьбу. Потому что, вот, ситуация просто страшная, плачевная. Там, если рассказывать про каждого из них, это просто вот плакать будут люди — то есть, в каких условиях дети живут, дети наших российских соотечественников.

А.Пичугин:

— Мы вернёмся через минуту. Я напомню, что сегодня у нас в гостях епископ Душанбинский и Таджикистанский Питирим. Маленький перерыв и — никуда не уходите — снова мы в этой студии.

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»

А.Пичугин:

— Возвращаемся в студию светлого радио. Напомню, сегодня у нас в гостях епископ Душанбинский и Таджикистанский Питирим. Очень интересно — о том, как, вообще, выглядит жизнь в Таджикистане. Мы, ещё раз повторюсь, часто видим людей из Таджикистана в Москве, в других больших городах, а как, что происходит в самом Таджикистане — вот, у нас сегодня есть замечательная возможность узнать получше. А не русские семьи, вот, таджики... я понимаю, что очень сильно разнится уровень жизни в кишлаках и в Душанбе, например, или в других городах, но всё-таки, всё-таки — мы же понимаем, что люди, которые приезжают сюда, они готовы, практически, на любую тяжёлую работу, но они большую часть заработанных денег отправляют туда, к себе. И, насколько я понимаю, человек, который работает здесь, он уважаем, и считается довольно зажиточным и обеспеченным там, в Таджикистане?

Епископ Питирим:

— Да. То есть, те семьи, в которых кто-то работает в России, конечно, они живут там... ну, они могут жить, какой-то уровень там есть — зависит от того, сколько людей работает, и сколько они здесь зарабатывают. И, вот, они, конечно, в этом отношении, молодцы. Они очень работящие, очень работящие, они никогда не унывают — даже там они, в этих условиях, не унывают. Они рожают всех детей, которых им даёт Бог — то есть, у них семьи все, практически, многодетные. То есть, вот, у них есть, там, трое, пятеро, семь детей, и пусть эти дети бедно живут, пусть одни лепёшки, там, едят, но они не делают аборты. Единственное, почему может сделать аборт у них там таджичка — если она третью подряд девочку рожает. Вот, это есть такая особенность у них. То есть, у них, если женщина рожает девочек одних, то её муж бросает, как правило. Вот, они этого боятся, и тогда они, если на УЗИ определили, что у них опять девочка, третья, то она может сделать аборт. Только вот по такой причине. А если, там, всё нормально, то они абортов не делают. Эти многодетные семьи — очень бедные, но не унывают — вообще.

А.Пичугин:

— А среди Ваших прихожан есть таджики?

Епископ Питирим:

— Да, есть. У меня даже есть дьякон-таджик, памирец. Но этот дьякон, он вырос в русскоязычной среде, русский язык для него родной, а не таджикский, у него окружение, такое, всё русское, то есть, у него нет проблемы с его родственниками или с какими-то знакомыми, которые будут его осуждать за это. И он — владелец фирмы. То есть, он, как бы, у них — начальник, у него есть в подчинении таджики, и это тоже сказывается. То есть, если ты имеешь какое-то общественное положение, если ты богатый — и принимаешь христианство, то тебе никто ни слова не скажет. Будут клевать бедного. Это уже тоже восточная такая...

А.Пичугин:

— Вот! Я хотел сказать, что это, вообще, на Востоке традиция: если ты человек с положением, уважаемый, то твоя вера — это твоё дело, а если...

Епископ Питирим:

— А если ты социально как-то уязвимый, то — всё... то есть, они тебя будут, там... тогда там действительно серьёзные проблемы бывают — вот, у простых людей, которые хотят принять христианство. Хотя...

А.Пичугин:

— Многие хотят?

Епископ Питирим:

— Ну, не многие, но... у них... Вот, смотрите, как тоже там интересно происходит. Вот, они приходят к нам в Храм... у них очень много одержимых, у них там много очень колдовства. Это вот, к нам каждый день приходят какие-то женщины, и мужчины тоже — от какой-то бабки, там, или какой-то тёти, там, какой-то такой вот, которая их посылает купить свечей освящённых — она будет на них колдовать.

А.Пичугин:

— Ну, это народные верования, к исламу это никакого отношения не имеет.

Епископ Питирим:

— Ну, это ещё до... это с каких-то, может быть, зороастрийских, или ещё более древних времён — оно, вот это язычество, оно, конечно, очень сильно в сознании. И, самое интересное, это у них как... У них вот этот ислам, суннитского толка, да, мазхаба суннитского — а им нельзя, женщинам, ходить в мечеть, запрещено. Женщинам делать там нечего. Работать — они тоже не могут найти себе работу. То есть, если мужья у них — там, в России работают, а они сидят, вот эти вот таджички... заняться им нечем, а у них постоянная угроза, что муж может найти себе вторую в России — а они это и делают, он может и там найти себе вторую жену, и вот, для того, чтобы муж никуда не ушёл, они постоянно вот какими-то приворотами, заговорами... Вот, это тоже, кстати, то, про что я никогда не думал, что я с этим так вот столкнусь напрямую, и к чему я относился довольно-таки пренебрежительно — тут я вижу просто, насколько это массовый характер имеет, и какие пагубные последствия. Очень много приходит людей, таких, повреждённых — и духовно повреждённых, и физически расслабленных, которые просят у нас помощи. Сначала, конечно, они его отдадут мулле, он ничем помочь не может, он там почитает какие-то молитвы — кому-то, может, помогает. Но определённый процент, которым не помогает — он им говорит, что: «В тебе сидит русский бес, иди в русскую Церковь» — вот, такие анекдотичные истории.

А.Пичугин:

— Ну, это, видимо, когда уже ничего не помогает: «А, да отстань! Ну, кстати, вот, если что — то иди в русскую Церковь».

Епископ Питирим:

— Да, «иди в русскую Церковь», вот. И они к нам приходят, и им помощь — сразу идёт. Вот, что бы они ни попросили... святую воду пьют — им становится легче... Очень нам трудно представить себе, как человек живёт, не имея той благодати, к которой мы привыкли — вот, то, что мы с Вами начали, да? Как вот эти люди, которые никогда не чувствовали благодать, как они, немножко соприкоснувшись вот, пусть даже в нашей Церкви — вот, святая вода просто на них попала, и... У меня — сын моего сторожа, который там есть, когда я ходил на Пасху крестным ходом, он как-то под руку подвернулся мне, и я его окропил случайно, а этот человек всю жизнь мучился тем, что он не мог ночью спать, у него какие-то были очень тяжёлые состояния. И после этого он спал 3 ночи, как младенец. Он потом стал брать эту воду, просить меня, чтобы я его окропил. Я говорю: «Ну, ты сам можешь уже её пить, не обязательно мне тебя каждый раз кропить». Вот, тут же, такое вот действие происходит. Потом, к иконам тоже... Им же тоже очень трудно преодолеть этот запрет, который у них существует — приложиться к иконе к нашей, вообще — просто в Храм войти. Некоторые, которые не настолько радикально верующие мусульмане, они идут к нам, ставят свечки, прикладываются к иконам — и сразу получают просимое. Сразу. Мне даже наши верующие, прихожане наши православные, с такой претензией: «А почему у нас нет помощи, а вот им Господь сразу помогает?» — «А потому, — говорю, — что вы в истинной вере находитесь, а их Господь призывает так. Призывающая благодать действует, и показывает им, куда надо обращаться». Но — они не крестятся. Вот, получив помощь, получив такое чудо, они всё равно остаются в своей исламской вере. Никто ещё не покрестился вот из таких.

А.Пичугин:

— А Вы — доступны. Я так понимаю, что, в отличие от большинства архиереев, к которым нужно записываться на приём заранее, Вы всегда где-то в доступе — в Храме, к Вам можно придти.

Епископ Питирим:

— Да. То есть, меня... Ну, с одной стороны, конечно, это хорошо. А, с другой стороны, меня можно всегда поймать, и на три часа впутать меня в какой-нибудь богословский спор, совершенно бесполезный, которые они очень любят. Да, то есть, совершенной доступный, да. И на приём ко мне не надо записываться, достаточно после службы подойти ко мне и что-то там спросить, и я всегда отвечу.

А.Пичугин:

— А много приходится ездить по стране?

Епископ Питирим:

— Нет, ну как — много... У меня 6 приходов там же. Потом, приезд архиерея на любой приход, на бедный, это всегда почти что катастрофа — даже просто накормить. Я это тоже понимаю — не накормить они меня не могут, поэтому я стараюсь не так часто ездить туда...

А.Пичугин:

— А инкогнито?

Епископ Питирим:

— Нету денег — у них там проверять нечего.

А.Пичугин:

— Нет, не проверять, а именно чтобы они там не готовились специально.

Епископ Питирим:

— Нет, по делам, когда я восстанавливаю какой-нибудь Храм, я в те Храмы, которыми я сам непосредственно руковожу, потому что не каждый священник может... ну, у меня деловых священников вообще, практически, нет, поэтому, те Храмы, которые у меня проблемные — я уже сам туда езжу, сам руковожу стройкой, сам за всем слежу. Это — да. То есть, там это проблемы не вызывает. Вот. Но я езжу по стране с какими-нибудь мероприятиями. Например, летом мы ездим в горы с молодёжным отделом. Я на Искандеркуле — озеро Искандеркуль такое знаменитое есть — там я крещу оглашенных, мы там служим Литургию, потом идём по туристическим маршрутам — такой у нас очень интересный молодёжный форум. Причём мы, когда нам дают грант — на «Православную инициативу» мы обычно пишем грант, то мы имеем возможность пригласить из России студентов — например, Московской Духовной Академии мы звали, им было очень интересно, такие были отзывы! Я потом, когда приходил в Академию, за мной бегали просто студенты: «Возьмите в следующий раз нас с собой!» Но в следующий раз нам грант уже не дали. Потом опять дали. Как-то так у нас, чередой. Вот, такие мероприятия. Потом, тоже вот, бывают у нас поездки, например, в дальние кишлаки, где Храма нет. Вот там мы Литургию тоже служим, или Запасными Дарами Причащаем там. Вот, на границе с Афганистаном Шаартуз — мы недавно ездили.

А.Пичугин:

— А там есть христиане?

Епископ Питирим:

— Да, там есть несколько семей, потомки ссыльных кулаков. Вот, они там остались...

А.Пичугин:

— Куда только ни ссылали! Казалось бы — граница с Афганистаном нынешним.

Епископ Питирим:

— Вот — туда именно. Кулаков именно туда, почему-то, ссылали. Вот этот Шаартуз — там жара летом под 70 градусов на солнце, но хорошо, что там есть вода близко. Поэтому они там живут, и довольны. Они очень хорошо жили. Вот, даже сейчас, мы приезжаем — уже прошла война, всё, я прихожу в дом — я вижу, что, по советским меркам, это была очень зажиточная семья, очень хорошо жили они.

А.Пичугин:

— Ну, если они здесь умели работать, в этих ужасных условиях — когда их ссылали, то я думаю, что там они тоже сумели как-то себя реализовать.

Епископ Питирим:

— Да, вот именно потомки кулаков — да, они там очень крепко так встали на землю. Но сейчас тоже они в бедственном состоянии, находятся в бедственном положении и все мечтают уехать...

А.Пичугин:

— Уезжают, кстати?

Епископ Питирим:

— Уезжают. Я когда приехал, там было 30000, где-то, по переписи 2010 года российских соотечественников. А сейчас... переписи не было, но, там, по неофициальным, таким, данным — 7000 осталось.

А.Пичугин:

— То есть, программа работает.

Епископ Питирим:

— Программа переселения работает.

А.Пичугин:

— А куда люди уезжают? Я так понимаю, что не в Москву, конечно, а в какие-то...

Епископ Питирим:

— Нет, стремятся, конечно, в Москву, в Питер — туда трудно попасть. Их посылают куда-нибудь на Дальний Восток. Дают деньги — тем, кто на Дальний Восток, в такие, в малозаселённые районы. Но они готовы не брать даже денег, но всё равно как-то в Центральную Россию стараются. Любят очень Краснодар, то есть, южные области...

А.Пичугин:

— Там тепло, и, вроде бы, климат... конечно, сильно отличается от Таджикистана, но всё-таки...

Епископ Питирим:

— ... потому что привычные к солнцу, их в Мурманск, особо, не загонишь. Хотя, и в Мурманск тоже едут.

А.Пичугин:

— А язык Вам удалось, как-то, выучить?

Епископ Питирим:

— Там нет языковых проблем. То есть, там они почти все говорят по-русски. Я пытался учить таджикский язык, причём, даже хотел не таджикский, а фарси. Ничего не получилось, потому что нет учителей. Пришёл учитель, Мухаммед, мы с ним выучили алфавит. А потом, когда дело дошло до грамматики и до каких-то правил, я понял, что в этом учебнике сейчас я ему буду объяснять, как мне надо учить. Вот. На этом всё, как-то, и прекратилось. А, в принципе, любой человек и чиновник общаются на русском языке, и сам таджикский язык современный — он разговорный. Мне хотелось бы даже, может быть, его учить...

А.Пичугин:

— Ну, фарси — это литературный.

Епископ Питирим:

— Да, а литературный они не понимают сами. Они не понимают Фирдоуси. Вот, у нас был конкурс чтецов, читали... Я так придумал: «Давайте, — говорю, — русские будут читать Фирдоуси на таджикском, а таджики будут — Пушкина, на русском». Ничего не получилось с Фирдоуси у русских, дали уже таджикам читать Фирдоуси — эти же таджики, которые читали прекрасно Пушкина наизусть, не подсматривая никуда, очень выразительно — они очень, кстати, хорошо декламируют — вот, эти же таджики, они берут Фирдоуси, они читают по бумажке, спотыкаясь на каждом слове.

А.Пичугин:

— А с таджикскими детьми вы тоже работаете?

Епископ Питирим:

— С таджикскими — да, стараемся привлекать, даже вот такие вот...

А.Пичугин:

— А как?

Епископ Питирим:

— Есть там Пушкинское общество, например, у нас, Татьяна Германовна такая у нас есть. Она, как раз, вот и работает в таджикской школе, у неё, в основном, её ученики — таджики. И вот, через такие культурные мероприятия — чтобы они Пушкина учили — я пытаюсь, чтоб был обратный процесс, чтобы мы интересовались их культурой — вот это очень трудно мне сделать. То есть, таджиков научить читать Пушкина — это очень легко, это по накатанной идёт. А чтобы читали Фирдоуси — даже теперь не русские, а сами таджики — это, практически, невозможно. У нас прошло это — вот эта часть мероприятия, которое недавно у нас проходило — на очень низком уровне. Для меня это тоже было поразительно, потому что я как-то думал, что с этим вообще проблем не возникнет. И поэтому у меня ещё какой-то больший такой азарт, чтобы всё-таки... вот в этом направлении надо ещё больше работать, чтобы изучать культуру. Я, конечно, сам прочитал, но, правда, в русском переводе «Шахнаме», Рудаки... то есть, я и раньше, как-то, это знал, но не так целенаправленно, как сейчас я этой восточной поэзией интересуюсь. Но и это всё тоже — это и нравится, и местным тоже. Когда я, там, с чиновниками Комитета по делам религии — предлагаю им такие проекты, они разрешают, им нравится, что мы вот интересуемся их культурой, а не только свою культуру распространяем. Хотя, нужно и так, и так тоже делать.

«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»

А.Пичугин:

— Я напомню, что епископ Душанбинский и Таджикистанский Питирим в гостях у программы «Светлый вечер» здесь, на светлом радио.

Ещё ведь немаловажный, я так понимаю, аспект Вашей работы — это 201-я Российская военная база, бывшая 201-я дивизия, которая в Душанбе находится. Расскажите о том, как у Вас с ней происходит взаимодействие. В 90-е, в начале 2000-х очень много говорилось о службе в Таджикистане офицеров и солдат 201-й дивизии, и потери там были, и очень было непросто. Сейчас как-то, видимо, инфоповодов нет, и хочется верить, что ситуация стала проще.

Епископ Питирим:

— Ну, там в 201-й базе есть Храм-часовня Иверской иконы Божией Матери. Там есть священник постоянный, капеллан, который там получает, кстати, зарплату и они обеспечивают его квартирой. Он там постоянную работу ведёт. По этому поводу — 201-й базы — у меня как-то душа не болит. То есть, там всё как-то более-менее налажено. Единственное, что, конечно, со стороны руководства базы — там уже, на моей памяти, 4 начальника поменялось — как-то сами руководители, они не очень большое значение придают Церкви. Для них первостепенная задача — это, конечно, их тактические какие-то, боевые...

А.Пичугин:

— Ну, это — само собой.

Епископ Питирим:

— ... а в Храме, например, в Воскресенье — почти никого нет. Мы никак не можем добиться того, чтобы, хотя бы по Воскресеньям, отпускали... чтобы не на плацу они там занимались спортивной подготовкой, а чтобы они в Храме молились.

А.Пичугин:

— Но ведь это же тоже может палка о двух концах выйти. Вдруг будет командир... или действующий командир вдруг поймёт, что можно и так, и он просто насильно будет загонять людей в церковь. Это же тоже плохо.

Епископ Питирим:

— Нет, там есть люди желающие, которые были бы там... Потому что там Храмик маленький, и он не наполняется именно вот солдатами. И даже вот, например, офицерские жёны — тоже, они бы могли бы как-то активно участвовать — тоже такой вот активности не проявляют. Вообще, военная среда — она, в этом отношении, в религиозном, достаточно косная. Им нужно обязательно видеть руководителя таким вот...

А.Пичугин:

— Чтоб командир тоже стоял в Храме.

Епископ Питирим:

— Чтоб командир, да. И вот, когда Шойгу тогда вот перекрестился — вот как-то это было очень, кстати, большим делом, потому что тут же вся Армия посмотрела — да. То есть, министр крестится когда на параде идёт... то есть — перекрестился — это уже тоже важно. И как-то... какие-то подвижки даже пошли в отдельных частях, но не такие, как мне хотелось бы, например. Потому что мне тоже отец Роман докладывает, что вот такие-то и такие-то проблемы, и, как-то, мне кажется, что это такие — легкоустранимые проблемы, а оказалось, что нет. Вот — в отношении наполняемости Храма. Ну, они нам оказывают помощь в другом — как традиционно было. То есть, на Пасху обязательно бойцы нас охраняют. Потому что на Пасху, на Рождество мы всегда просим какой-то усиленный наряд, потому что ситуация такая напряжённая — могут быть и теракты, и всё, что угодно. Ну, там, помогают продуктами — нас очень бедные наши бабушки, прихожанки наши, которые голодают. У нас, например вот, на панихиду — я первый раз с этим столкнулся, только в Душанбе я это увидел — на панихидном столе, когда вот за упокой приносят, стоит бутылка молока, и там четверть всего, в этой бутылке. Я начинаю ругаться на наших сотрудниц в лавке, и говорю: «Зачем вы выпили с панихидного стола почти что всё молоко?» А они говорят: «Мы не выпили, это бабушка так принесла. Это, — говорят, — она выпила. Она не может целую бутылку пожертвовать, поэтому она принесла четвёртую часть». Вот, я тогда был тоже таким потрясён. То есть, они, собственно, голодают, эти бабушки. Мы собирали какие-то средства — тоже, опять же, через фэйсбук, социальные сети — мы этим помогали. Но, как оно обычно бывает, первая какая-то волна прошла — и всё, и потом люди уже не помогают. И мы раздавали по большим Праздникам — просто, в конвертиках, давали им деньги. Чтобы они могли купить лекарства себе. А 201-я база даёт нам продукты, то есть, мы оказываем какие-то продуктовые... продуктовую помощь, и, конечно... Там не так их много, этих бабушек, и они в очень тяжёлом положении находятся ещё в том смысле, что некоторых из них дети побросали, уехали в Россию и даже не вспоминают про них, а у них соседи отбирают квартиры. Это массовое явление. То есть, квартиры оказываются у соседей.

А.Пичугин:

— А куда — на улицу выселяют?

Епископ Питирим:

— Ну, некоторых, бывает, что и... не то, что на улицу выселяют... Один случай у меня был, единичный случай, когда их... это самое... даже убивали. Но это единичный случай, это не так массово... Нет, она там продолжает жить, они за ней ухаживают, всё, но квартира переписана на них. Причём, вернуть как-то, сопротивляться этому невозможно, потому что там действует целый такой... это очень мощное движение, потому что очень много таких бабушек, это очень крупный бизнес там, в Таджикистане, и поэтому вот всё это процветает, и нам как-то переломить ситуацию не удаётся пока вот в этом отношении. Потому что я им тоже говорю: «Вы можете переписать эту квартиру на Церковь — только так мы можем Вас защитить — когда квартира будет уже не Ваша. Потому что, в любом случае, если у них есть возможность отобрать у Вас квартиру — они это сделают».

А.Пичугин:

— А они скажут: «Какая разница, на кого я отпишу — на соседа или на Храм».

Епископ Питирим:

— Ну, да. Но, единственно только, что как-то, когда говоришь, что: «Если отпишете на Храм, то за Вас будет поминовение, то есть, мы Вас, и похороним, и всё сделаем...».

А.Пичугин:

— Ну, это если им важно...

Епископ Питирим:

— Ну, вот, большей части, конечно, не важно. И они... причём, таджики — они такие, знаете: они, действительно, будут ухаживать, они будут заботиться, у них почитание старших есть...

А.Пичугин:

— И не ускорят смерть.

Епископ Питирим:

— Ну, в большинстве случаев, не ускорят, да. Но иногда бывает, что, может быть... как-то... У нас был случай один такой страшный, и как раз когда только я приехал, ко мне привозят труп бабушки, совершенно голый — выкидывают из «Опеля», из багажника, завёрнутый в покрывало, и говорят: «Хороните её на ваши». Я был в шоке. Я говорю: «Дайте мне какой-то документ — почему она...» — «Она к вам ходила». — Я говорю: «А где она была?» — «Она жила у нас в подвале». — «А почему она у вас в подвале жила?» Потом у прихожан начинаю выяснять. Оказывается, бабушка была в Воскресенье в Храме — во вторник они нам привезли уже труп. Вот этот случай был уже криминальный. Но тогда я не стал ничего поднимать, потому что я только-только приехал, я ещё не знал, какая там ситуация, первый раз столкнулся. Мы её похоронили, действительно, за свой счёт. Я тогда только испугался, думаю — если сейчас у нас эти случаи будут постоянно, у нас денег нет хоронить никого, если это здесь так принято.

А.Пичугин:

— Ну, это — единичный, всё-таки, слава Богу...

Епископ Питирим:

— Да, слава Богу, что это был единичный случай, больше он не повторялся.

А.Пичугин:

— Священники, которые у Вас служат — в основном, это люди, которые — ну, помимо тех, кого Вам в усиление присылают из Центральной России — это люди, которые когда-то туда сами переехали, уже будучи священнослужителями, или это, всё-таки, русские из числа местных?

Епископ Питирим:

— Из местных, да.

А.Пичугин:

— Из местных?

Епископ Питирим:

— Из тех, которые переехали, там таких нету.

А.Пичугин:

— А как они, в условиях Таджикистана, и советского времени, я так понимаю ещё, пришли к вере и приняли сан?

Епископ Питирим:

— Ну, все по-разному. Кто-то там... ну, у меня таких нет, чтобы из священнических семей. У меня — вот, такие священники, про которых Вы говорите — у меня вот, пожалуй, осталось их только двое. Остальные все сбежали. Те местные священники, которые — это не только моей епархии касается, это касается всей Средней Азии — то есть, у них тоже такие же настроения, они мало чем отличаются от простых русских, которые там живут. И у них у всех такое... как-то вот даже навязчивая идея — уехать в Россию. Они думают, что здесь — Земля Обетованная, что здесь их ждут с распростёртыми объятиями. И у меня вот таких священников — двое на моей памяти убежало, а все остальные, которые там были — они убежали ещё до меня.

А.Пичугин:

— А Вы называете это — убежали? Это...

Епископ Питирим:

— Да. Убежали — это бросили приход, бросили свою паству и убежали.

А.Пичугин:

— Но они же, наверное, не просто: в Воскресенье отслужили, заперли Храм на замок, и в понедельник уже улетели?

Епископ Питирим:

— Были и такие случаи.

А.Пичугин:

— Всё-таки, наверное, как-то этот процесс растянут во времени? Они и с Вами советуются?

Епископ Питирим:

— Со мной они, практически, не советуются. Меня ставят перед фактом, что: «Я уезжаю — и всё».

А.Пичугин:

— «... ну, а Вы, Владыка, грамоту отпускную дайте».

Епископ Питирим:

— Ну, да. Кому-то давал, кому-то не давал, кому-то потом давал «грамоту», да... кого-то наказывал. Потому что была договорённость с человеком, что он уедет, там, через месяц, я говорю: «Дай, я тебе подготовлю — твоего же сына — тебе на смену», который у него там дьяконом, нет — потом узнаю, что человек через неделю сбежал.

А.Пичугин:

— Ну, месяц-то — это небольшой срок.

Епископ Питирим:

— Ну, просто за этот месяц мне нужно было его рукоположить, дьякона, и чтобы он научился служить, и как-то вошёл в дела.

А.Пичугин:

— Просто, я так понимаю, что Вы препятствий не чините, если человек приходит к Вам и говорит, что: «Владыка, знаете... ну, вот... так, мол, и так, к сожалению, складывается...»

Епископ Питирим:

— Ну, конечно, я это не приветствую.

А.Пичугин:

— Ну, понятно, да...

Епископ Питирим:

— Ну, вот, данный случай, когда я отпускал человека, как бы, по своей воле. Вот, он всё равно, почему-то, сбежал, потом я рукоположил его сына — и потом сын его тоже сбежал, ещё при более худших обстоятельствах. И у меня остался Храм без прихода, хотя у меня каждый священник там на вес золота. И то же самое происходит в Узбекистане соседнем, я знаю. То есть, совершенно... как-то... нет ответственности. То есть, вот, знаете — какая-то оторванность от корней, оторванность от традиции, и полная погружённость в материальное. Причём, там... понимаете, там священнику можно даже прожить вот и в таких тяжёлых условиях. Они не занимаются совершенно требами. Я ему говорю: «Почему?»

А.Пичугин:

— А кому?

Епископ Питирим:

— Как — кому? Да тем же соотечественникам, которые там живут. Ни у кого не освящены квартиры. Все, кто умирает — никто не Причащается. Я говорю: «Почему вы не ходите по домам и не Причащаете? Вот ваш хлеб!» Я говорю: «Вот, так же, как у нас священники, в России — освящайте квартиры, совершайте панихиды на кладбище». Начали это делать — сами удивились: «Ой, действительно, за это деньги платят!» Я говорю: «А вы что, не знали?»

А.Пичугин:

— А как... подождите... а как? Ну, это же нужно желание человека. Священник же не может позвонить ему в дверь и сказать: «Здравствуйте! Меня зовут — там, условно — отец Олег. Я вам квартиру пришёл освятить».

Епископ Питирим:

— Объявления вешали, в лавке давали объявление — вот сейчас эта ситуация изменилась. А до этого — нет. То есть, сами они не хотят. Они думают, что я им что-то должен. И, действительно, получалось так, что я заботился об этих священниках, искал им деньги, искал средства на восстановление Храмов. Я говорю: «Вы сами что-то делайте!» — бесполезно. То есть, я... это был «глас, вопиющий в пустыне». Сами они вообще ничего не предпринимали.

А.Пичугин:

— Ну, я так понимаю, что у Вас основное подспорье — это, как раз, командировочные молодые священники, из России.

Епископ Питирим:

— Да, да. Причём, монахи — иеромонахи.

А.Пичугин:

— А, то есть, с семьёй — это очень сложно устроить?

Епископ Питирим:

— С семьёй — тоже. Ну, если матушка там регент — регент нужен, это просто у меня какая-то неразрешимая проблема — регента нет — тогда да, конечно, я могу, там... это самое, с регентом... А если просто она будет, как бы, сидеть там с детьми... И, потом, опять же — если взрослые дети, там учиться негде...

А.Пичугин:

— А если, вот, только рукоположили священника, у него молодая семья, и вот — его куда-то всё равно, так или иначе, отправят — это же большая проблема тоже. С одной стороны, практика хорошая, а с другой — молодая семья, и жена скажет, что: «Знаешь, дорогой, а я вот туда не хочу — ни в Душанбе, ни на Камчатку».

Епископ Питирим:

— Ну, да. Ну, я поэтому и прошу, чтобы был несемейный. Хотя, у меня был прецедент, когда ко мне поехал мой студент, мой ученик, которому я преподавал, сразу — меня послали, и я его тоже — он, как раз, выпускник был. Он потом женился, уже там, находясь в Душанбе, женился здесь на девушке, которая была здесь, в Сергиевом Посаде. У них получилась семья. Потом она уже ребёнка ждала, но она не захотела там жить. Она иконописец была. Она такая ещё была девушка очень с таким изысканным, утончённым вкусом, для неё там был культурный шок, как она говорила.

А.Пичугин:

— Но, она не навсегда же... он же не навсегда туда уехал?

Епископ Питирим:

— Ну, да. Вот, они 3 года там пробыли, ну, и она только ждала... она каждый день считала, чтобы уехать, хотя ничего плохого... мы им создали все условия...

А.Пичугин:

— А, всё-таки, она пожила там?

Епископ Питирим:

— Пожила там, да. Они там... где-то, больше года она там прожила, и уехала. Так бы, он-то бы, кстати, остался бы — отец-то, отец Герман, который у меня там был. Он не хотел уезжать из Таджикистана. То есть, ему там всё, собственно, нравилось. Ему нравилось хорошее отношение епископа — это тоже немаловажно, когда у священника очень хорошие, такие, отношения с епископом. Причём, я... понимаете, у меня там... даже те, которых мне присылают священников — вы сами понимаете, что пришлют тех, которые не нужны здесь, у которых есть какие-то свои изъяны, недостатки, которые не хотят терпеть...

А.Пичугин:

— А это же не изъяны и недостатки... Кстати говоря, зачастую те, у кого здесь нету возможности как-то утвердиться — это значит, что они просто показали себя, может быть, даже и с лучшей стороны. Они...

Епископ Питирим:

— Да. И вот мне, как раз, это интересно. Я — из этих людей, которые здесь никому не нужны, над которыми здесь могут даже смеяться за какие-то их там...

А.Пичугин:

— ... но они могут быть гораздо лучше тех, которые здесь остаются.

Епископ Питирим:

— Да! И, вот, получается — вот это вот... я потом их раскрываю, у них там раскрываются все их таланты, все их способности, я над каждым трясусь, я пытаюсь его как-то... всё это раскрыть, дать ему все возможности себя реализовать. И, действительно, там эти таланты раскрываются. Я не забиваю никого. Вот, он там... если, например, был у меня, этот Герман, он долго исповедовал, он опаздывал на службы... там, я его ругал, конечно, за это... но я его за это не преследовал, да, можно так сказать. Я понимал, что он... лучше него никто не сможет общаться с этими старыми, пожилыми людьми. Он просто как вот заботливая мать вокруг этих бабушек — они его обожали. То же самое с детьми было. То же самое — с молодёжным отделом. Или, например, приходит группа молодых таких... подростков — уже, где-то вот, может быть, 17-ти лет даже, помладше там — лет 16, очень агрессивно настроенных, к нам в Храм, да, и начинают провоцировать его, что вот... такую даже затевают ссору какую-то: «Почему вы там... почему Иисус — Сын Божий? У Бога не может быть Сына!» — и так далее. Так, очень агрессивно настроены. Причём, у них такой главарь — очень активный. И вот, выходит Герман к ним. То есть, другие бы там начали, может быть, даже и местные, сразу скандал, сразу крик бы был, и неизвестно чем бы это закончилось. А он говорит: «А вы к нам в Храм пришли... а вот, знаете... а вот мы приходим к вам в мечеть — нам тоже там интересно — мы же себя так не ведём, как вы. Вот, пойдёмте, я вам покажу. Вот это у нас это, это и это...» — он тут же эту агрессию сбивает, он их как-то заинтересовывает, а они уходят довольные и счастливые, то есть, совершенно такие потрясённые. А этот главарь — он, наоборот, ещё начинает интересоваться христианством. Вот — замечательные были способности у этого отца Германа моего. Он приехал сюда, в Москву — это вообще здесь никому не нужно. У него здесь огромные проблемы возникли — сейчас не буду говорить, какие. То есть, все те таланты, которыми он обладал, он здесь их вообще не может реализовать. Он здесь просто обычный священник, который вот находится в таких, не очень...

А.Пичугин:

— Ну, в условиях мегаполиса.

Епископ Питирим:

— Да.

А.Пичугин:

— Владыка, а вот эту историю с регентом... то, что у Вас нет регента — давно я где-то, ещё даже в Интернете, читал.

Епископ Питирим:

— Ну, да. Мы постоянно даём объявления. Вот, сейчас приехал регент — он даже месяц не продержался, хотя благодетели мои дали ему хорошую зарплату. Если раньше у меня была проблема, что я не могу регенту платить зарплату в пять раз больше, чем у меня получают сотрудники, и... там... в три раза, чем я получаю сам — а приходится именно такую зарплату платить, то сейчас мы и эту проблему решили, но всё равно никто... Те, кто приезжает по своей воле — это какие-то люди не совсем психически здоровые. Мы с этим устали. Я с этим измучился уже... вот, чужие какие-то психологические проблемы разрешать, и, потом, всё равно человек сбежит.

А.Пичугин:

— Ну, это Ваш регент, Вашего Кафедрального Собора, я так понимаю. А Храмов-то больше — там тоже...

Епископ Питирим:

— Ой, там, вообще, про регента даже и речи нет! Там вот есть одна какая-то бабушка, или тётя, которая поёт. И без гласов... или на какой-то там, я не знаю какой, глас — она, слава Богу, что хоть поёт, и всё. Это, причём, не только у меня, это по всей Средней Азии, практически, так — в таких вот Храмах.

А.Пичугин:

— Нам пора уже заканчивать. Спасибо Вам большое за этот разговор, очень интересный, мне кажется.

Епископ Питирим:

— Вам спасибо, Алексей.

А.Пичугин:

— Мы, хотя бы чуть-чуть, можем себе представить о том, как живут люди в той бывшей части нашей бывшей Страны. Епископ Душанбинский и Таджикистанский Питирим был в гостях у светлого радио, в программе «Светлый вечер». Спасибо большое! Алексей Пичугин. Будьте здоровы!