«Пойте Богу нашему, пойте...»

В этом выпуске ведущие Радио ВЕРА Алла Митрофанова, Александр Ананьев, Кира Лаврентьева, а также наш гость — клирик московского храма священномученика Антипы Пергамского на Колымажном дворе священник Сергий Шумских — поделились светлыми историями о людях, которые служили Богу на клиросе и чье пение помогало обрести или укрепить веру, а также о том, как в целом музыка может влиять на душу человека и на путь к Богу.

Ведущие: Алла Митрофанова, Александр Ананьев, Кира Лаврентьева

---

А. Митрофанова:

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА, здравствуйте, дорогие друзья! Программа, которую можно не только слушать, но и смотреть в социальных сетях Радио ВЕРА во «Вконтакте», в «Ютюбе», на сайте Радио ВЕРА, собственно, на всех площадках, где мы представлены, видеоформат, позволяющий, наверное, глубже окунуться в атмосферу нашей студии, и это удивительно. И как много слушателей пишут нам сообщений и писем с благодарностью: «как будто бы вместе с вами за столом посидели» — вы знаете, дорогие, у нас такое же ощущение, что вы тут вместе с нами за столом. Собственно, за столом сегодня с нами священник Сергий Шумски́х, клирик храма священномученика Антипы Пергамского на Колымажном дворе. Отец Сергий, здравствуйте.

о. Сергий:

— Добрый вечер.

А. Митрофанова:

— Кира Лаврентьева, Александр Ананьев.

А. Ананьев:

— Добрый вечер, дорогие друзья.

К. Лаврентьева:

— Добрый вечер.

А. Митрофанова:

— Я Алла Митрофанова. И, отец Сергий, это вам мы должны сказать большое спасибо за выбор темы, которая всех нас так озадачила, что до последнего некоторые из нас, не будем показывать пальцем, не могли придумать, вспомнить, о чём говорить, какую историю рассказать — «Пойте Богу нашему»: истории, связанные с церковным пением из жизни певчих, путь регента, как пение к Богу привело. Вот, наверное, отец Сергий, вы поющий, а мы нет. Понимаете? Понимаете?

А. Ананьев:

— Признайтесь, отче: поёте?

о. Сергий:

— Конечно.

А. Ананьев:

— Серьёзно?

А. Митрофанова:

— Так это ж видно, и по осанке видно, и по глазам видно, да по всему видно.

А. Ананьев:

— Понятно. По мне видно, что я только танцую и читаю комментарии наших слушателей. Знаете ли вы, дорогие друзья, что каждое утро Кира Лаврентьева, сварив кофе, обязательно читает комментарии, которые вы оставляете в «Ютюбе»? «Кира — солнышко и красавица, — пишет нам наша слушательница, — это подарок от Бога Кире и нам, так что не смущайтесь, Кира. Всё, что от Бога, — это прекрасно и естественно». Но на самом деле не эту историю я хотел прочитать, а историю совершенно потрясающую. «Совсем на днях позвонил начальник. Сказал, что нужно приехать на собрание к начальнику управления, а управление, так, на секундочку, находится за сто восемьдесят километров. Я выехала утром, проехала двадцать километров и подумала, что в этой спешке совершенно забыла прочитать молитву в дорогу и стала молиться мысленно за рулем в дороге, а последними моими словами стала фраза: „Огради от людей, желающих мне недоброго, и пошли на моём пути хороших, добрых, чистых сердцем людей“. И стоило мне закончить это произносить, как машина стала останавливаться. Я давлю на газ, а она останавливается. Я давлю на газ, а она останавливается. В конце концов остановилась полностью, а потом и вовсе заглохла. Я постояла немного, думаю: чё это? Через некоторое время завела машину, она едет, но очень медленно, не могу разогнаться больше двадцати километров. Я вздохнула, развернулась и с этой небольшой скоростью поехала домой. Через некоторое время машина поехала резвее, как обычно, но я уже была дома. У меня было полное ощущение, что Господь взял и оградил меня по молитве моей, я даже не расстроилась, поблагодарила и успокоив себя, приехала домой уже в отличном настроении, смеясь. Рассказываю дома эту историю, а сын говорит: „Мам, а зачем ты молилась, чтобы машина сломалась?“ В общем, таких чудес в моей жизни много, слава Богу».

А. Митрофанова:

— Да, неоднозначно. Но по собственному опыту мы с тобой, Саш, знаем прекрасно, как это бывает: на заправку заехать и проторчать там где-нибудь в очереди на десять минут больше, чем планировали, а потом на трассе внезапно обнаружить, что место, в котором мы были бы через десять минут, вот там случилась авария какая-то. И я думаю, что люди, ездящие за рулем и ездящие в качестве пассажиров, в своей жизни хотя бы раз через такие истории проходили, это правда факт.

А. Ананьев:

— В общем, молитва, она бывает совершенно чудотворна. Буквально несколько дней назад я в 250 километрах от Москвы жду звонка из онкологического центра имени Блохина, жду-жду-жду, никак не дождусь, вечером думаю: «ну, это всё бессмысленно, надо ехать». Сажусь за руль, читаю: «Правило веры, образ кротости...», заканчиваю читать — звонок. Вот как оно работает? «Да, вам звонят из отделения ДМС онкологического центра». Вот стоило мне закончить читать молитву, как сразу позвонили.

А. Митрофанова:

— «Пойте Богу нашему», истории, связанные с церковным пением — ну, в широком смысле, я надеюсь, отец Сергий, вы это имели в виду, когда предлагали такую тему?

о. Сергий:

— Это продюсер предлагал, мы там выявили, кто крайний. (смеются)

К. Лаврентьева:

— И кому смотреть в глаза.

А. Митрофанова:

— По сложившейся традиции, специальный особый гость «Светлых историй» начинает эту программу, так что вам слово, отец Сергий, рассказывайте.

о. Сергий:

— На самом деле при виде вот этого подзаголовка: «Пойте Богу нашему, пойте», мне вспомнилась другая цитата из Священного Писания, которая написана на надгробье могилки, на кресте отца Матфея (Мормыля): «Пою Богу моему, дондеже есмь». У меня даже футболочка есть, вот на десятилетие мы пели в Зарядье, концерт давали, там такие футболочки фирменные сделали. И вот такая надпись «Пою Богу моему, дондеже есмь», и это было таким девизом, наверное, отца Матфея, он каждый раз говорил, что нужно петь, как в последний раз, и он, конечно же, великий регент, и при обозначении темы «Пойте Богу моему, пойте», у меня, конечно же, всплыл образ отца Матфея. И я лично его, может быть, и не знал, я его видел, но я был тогда маленьким, как бы я его знал, но такого прямо вот общения во взрослом возрасте не имел, потому что в 2009 году Господь его забрал к Себе, но у него в хоре пели мои родители, и папа, и мама, и приезжая в Лавру, это такая традиция у папы, он всегда стремился то ли на преподобного, то ли когда есть какая-то возможность, приезжая в Москву, всегда первым делом ехать в Лавру. Он всегда становился в хор, всегда приезжал с коробкой, а то и двумя шоколадок, его прозвали «шоколадный батюшка», и в конце службы он брал меня на руки, потом уже вел за руку, мы поднимались на клирос, я брал благословение у отца Матфея, и такое моё знакомство вот с ним было. Конечно, об этом человеке можно говорить очень и очень много, он в конце 20-го столетия является самым выдающимся регентом, композитором церковного именно пения, становления даже новой какой-то традиции, может быть, песнопения, мне кажется, в каждом храме его произведения исполняются в какой-то обработке, в изложении, и это тот человек, о котором можно говорить очень долго. И папа у меня, он человек тоже очень музыкальный, его сестра старшая называет «наркоман музыки», для него очень важно, как звучит хор, в первую очередь это касается церковного пения, потому что, как отец Матфей, так и папа считают, что в храме пение должно быть на высочайшем уровне, что действительно заставляет людей молиться. И тут, наверное, много примеров, сколько отец Матфей своим пением привёл людей в храм, привёл к Богу, их, наверное, не сосчитать, в советское время, в постсоветское время, когда ещё к семинарии так относились не очень, очень сложно было поступить, но отец Матфей, они ездили по всей Европе с концертами, люди собирались там верующие, неверующие, и что далеко ходить, даже выдающиеся композиторы: Рахманинов, Каста́льский, писали тоже церковные песнопения, и это, как мне кажется, в то время было проповедью, некоей проповедью, что хор, вот под управлением отца Матфея, если касательно этого хора, они вот такую миссию, такую проповедь несли в народ, несли Слово Божие, но это если про регента, про отца Матфея. Конечно, у меня есть история, которой я был свидетелем, она касается моего папы. Мой папа был назначен после академии, в Старый Оскол его распределили, и он служил в селе, начинал своё служение в селе, и как зачастую бывает, настоятель уходит, и паства потихонечку за настоятелем уходит, вот папа пришёл, а хора, как такового, нет. Мама, окончившая регентское, конечно, там была регентом, и потихонечку папа стал собирать народ, в первую очередь, конечно, преподавателей каких-то училищ музыкальных, музыкальных школ, все люди были светскими, все работали, это был как дополнительный заработок, лишняя денежка никогда не помешает, и люди стали потихонечку приходить, один, второй, третий, так человек десять-пятнадцать, пришли в храм, стали петь с какой-то очерёдностью, и вот все сто процентов кто пришёл, будучи людьми крещёными, но не воцерковленными, никто из них не причащался, в храм не ходил, вот все они пришли к вере. Я, когда сюда ехал, у мамы и папы переспросил, они говорят: да, всё так. И действительно, это чудо, то, что Господь приводит, казалось бы, пришли люди просто деньги заработать, а Господь вот через церковное пение, через такое служение приводит людей к Себе. Александр что-то сказать хочет.

А. Ананьев:

— (шёпотом) Я просто недавно узнал, что в хоре поют не бесплатно.

К. Лаврентьева:

— Нет, ну когда как, очень часто бесплатно.

о. Сергий:

— Нет, ну в современном мире, мне кажется, только матушки бесплатно поют. (смеются)

К. Лаврентьева:

— А все остальные платно. Ну жить же надо на что-то.

о. Сергий:

— Нет, в Москве, вот даже у нас в храме поют люди из консерватории, из каких-то хоров...

А. Ананьев:

— Но не сказать, чтобы там были какие-то заоблачные деньги, реально там фиксированная плата: за такую службу — такая денежка, за такую — такая, она, в общем, вполне набегает очень даже ничего так. Для меня это было новостью в своё время.

о. Сергий:

— Мы так студентами зарабатывали, в Москву приезжали, я пел в Хамовниках, в храме святителя Николая, и мы там за выходные, у нас спевка оплачивалась, вечер, утро, вечер, там предоставляли ночлег, мы там жили, раскладушки, всё, владыка тогда Тихон был Зайцев там настоятелем, он нас кормил всегда, со своего стола что-то давал, было очень хорошо.

А. Ананьев:

— Сейчас просто мне стало интересно: а обязательно быть верующим, воцерковлённым человеком, чтобы петь в храме? Я просто слышал истории, когда в хоре поют просто профессионалы, причём даже из других стран, и они там в телефоне играют и поют.

о. Сергий:

— Да, даже из других конфессий может быть, это на безрыбье и рак — рыба, действительно, иногда такое случается.

А. Ананьев:

— Но это допускается?

о. Сергий:

— Мне кажется, батюшка зачастую не видит, что там творится, поют и поют, здесь нет таких вот явных каких-то осквернений, а так люди светские, конечно, большинство не церковных и...

А. Ананьев:

— Кира, не вздыхай, мне правда интересно, как это работает, я никогда не был на клиросе и никогда не знал, как поет хор.

К. Лаврентьева:

— Да я не к тому вздыхаю, сейчас поясню.

А. Митрофанова:

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА продолжаются, священник Сергий Шумских, клирик храма священномученика Антипы Пергамского на Колымажном дворе проводит с нами этот час, Александр Ананьев, Кира Лаврентьева, и говорим мы сегодня, рассказываем истории о церковном пении, из жизни регентов, ну и вообще всё, что связано с церковным хором. У Киры какое-то было соображение, давай делись, выкладывай.

К. Лаврентьева:

— Я быстро. Я просто с детства тоже, естественно, как и все верующие дети, была на клиросе и очень часто были истории — ну понятное дело, когда дети, особенно на клиросе, или ты видишь детей в алтаре — какого-то неблагоговения, и к счастью, мне посчастливилось увидеть, как серьёзно относится к этому священник. В алтаре должно быть полное благоговение и на клиросе должно быть полное благоговение, мне кажется, мы не должны утрачивать эту традицию, то есть всё-таки молитвенное должно быть поведение и на клиросе и, естественно, в алтаре, это само собой. И вот, мне кажется, это важно проговорить, не в телефоне торчать все-таки, а молиться во время богослужения, потому что тогда людям в храме молиться будет легче, если хор не только профессионально будет работать во время литургии.

А. Митрофанова:

— Говорят, отличается пение хора, который молится, и пение хора, который просто поет.

о. Сергий:

— Вот даже, может быть, меня кто-то осудит, но мы пели на два клироса с хором Сретенского монастыря, и действительно, там просто люди-профессионалы, которые поют по нотам, всё правильно, всё выверено, и вот что касается светского, там какие-то русские народные песни, им вообще нет равных, они профессионалы, они красавцы. Что же касается духовного — ну, хор отца Матфея, по моим таким меркам, никто не может переплюнуть, потому что, действительно, люди пели душой, и отец Матфей, он настолько всё оттачивал, там, конечно, истории, я сейчас прочитал, воспоминания, каждый год собираются люди, мы тоже собираемся на день памяти отца Матфея, службу совершаем, потом трапеза в Лавре, и люди продолжают эти истории накапливать, собирать, и действительно, это настолько выдающий человек, который жил этим пением, он, конечно, был крайне иногда так строг, даже не то что строг, он там и кидал всё, что... но он горел этим, и люди действительно плакали в храме. У меня такая аналогия: вот когда князь Владимир говорил «идите, узнайте, какая религия», когда пришли послы в Византию, они говорили «мы не понимали, мы на небе стоим или на земле», и то же самое, вот люди делятся воспоминаниями, когда приезжают в Лавру, вот это пение, действительно, оно настолько было глубокое, отец Матфей, конечно, в этом плане непревзойдённый гений, на мой взгляд.

А. Митрофанова:

— И педагог.

о. Сергий:

— И педагог, конечно, да.

А. Митрофанова:

— Если брать, к примеру, первоначальное значение этого слова в христианской традиции — это же тот, кто ведёт ко Христу, педагог — это вот тот, кто ведёт к Богу. И получается, что отец Матфей, вот видите, как вы говорите, скольких людей пением он привёл.

о. Сергий:

— Да, это же какой колоссальный труд, постоянно студенты уходят, он только кого-то научит, научит — ушли, снова новые. И он, конечно, этим горел, это чувствовалось людьми, которые находились в храме, и это чувствуется, вот в храм приходишь, когда вот действительно светские люди поют, то нет вот этой души, нет понимания. Отец Матфей добивался, чтобы каждый певчий понимал, о чём он поёт, пропускал через себя, через сердце, не просто там: «Чертог Твой вижду, Спасе мой», какие угодно, особенно постовые произведения, а всё это обычно вставалось, вставал один из семинаристов, прочитывал один раз, второй раз именно текст: все поняли? все, теперь давайте вот все, что поняли, петь. И это очень важно. К сожалению, да, иногда не хватает дисциплины, как минимум, какой-то богобоязненности, проникновения, осознания того, что человек делает, проблема такая имеется.

А. Митрофанова:

— Александр Ананьев, который мысленно прокручивает уже в голове свою историю, сейчас нам...

А. Ананьев:

— Ну, во-первых, не свою, во-вторых, не прокручивает, в-третьих, я хотел спросить: а правда ли, что в аду существует отдельный котёл, сковорода такая чугунная без ручки, специально для тех, кто подпевает хору?

о. Сергий:

— Не был, не знаю.

А. Ананьев:

— Но она должна быть. Много-много раз: поёт прекрасный хор, что-то вот вообще невероятное, и за правым плечом стоит мужик какой-нибудь: «У-у-у-у-у-у» подпевает, но без слов и, понятно, без музыки. И хочется даже, как говорит Гришковец, не сказать ему «Побойтесь Бога, что вы творите!», а хочется интеллигентски обернуться, вот прямо ты стоишь и вместо молитвы, вместо того, чтобы радоваться этому прекрасному пению, ты стоишь и думаешь, вот как бы тебе не обернуться и не посмотреть ему в глаза просто вот так. Очень хочется, но борюсь с искушением, борюсь, Алла Сергеевна, борюсь.

А. Митрофанова:

— Тебе зачтётся это.

А. Ананьев:

— Да, это первый момент. Второй момент: очень часто бывает так, что я цитирую каких-нибудь наших героев из наших интервью, а потом выясняется, что они такого не говорили, и я себе это придумал. Так вот, возможно, что я придумал, что прекрасная Фредерика де Грааф в одном из интервью, данных тебе, Алечка, сказала примерно следующее: «Красота может быть опасна, красота может отвлекать и искушать. И красивое пение в храме, вот прям вот прекрасное, оно очаровывает, оно восхищает, оно возвышает — и, как следствие, отвлекает тебя от богообщения». Я часто ловил себя на том, что я действительно получаю дикое удовольствие от того, как поёт «Херувимскую» наш хор в храме святителя Николая на Трёх Горах. И я понимаю, что вот это моё удовольствие, которое я получаю, оно, в общем, не совсем в ту сторону-то меня ведёт. Понимаете, о чём я говорю? Зачем вы такие красивые? Ну, вопрос риторический.

А. Митрофанова:

— Давай историю рассказывай, а хор, правда, прекрасный.

А. Ананьев:

— А история, многие её, наверное, слышали из тех, кто был у нас на спектакле недавно, она мне безумно нравится, она как раз про клирос, про пение, про всё остальное, про то, как иной раз неожиданные результаты даёт это прекрасное пение. История про девушку, зовут её Оксана. Оксана — студентка второго курса университета, но не в Москве, в одном из крупных городов России. Как полагается, отличница, как полагается, умница, много учится, много делает домашних заданий. И так получилось, что именно на втором курсе она стала стремительно воцерковляться. Она была крещёная с детства, но воцерковляться начала, когда начала уже самостоятельную жизнь, жила в общаге, училась много и появилась потребность, но это абсолютно Алечкина история, она тоже начала воцерковление в первые курсы института как раз приблизительно, да ведь?

А. Митрофанова:

— Да.

А. Ананьев:

— Ну, примерно так, вот когда ты начинаешь уже делать какие-то самостоятельные шаги в жизни.

А. Митрофанова:

— Да, «дорвалась» это называется.

А. Ананьев:

— Да. А куда дорвавшейся одинокой девушке? Конечно же, на клирос. И она начала учиться этому клиросному пению. А по большому счёту, учиться-то особо и негде, только разве что в общаге, и то приходилось выкраивать какие-то моменты, когда она никому не мешает. И вот, рассказывает она, завтра панихида... А, завтра отпевание у неё было.

А. Митрофанова:

— Нет, панихида, рядовая служба, то есть не отпевание как событие, а именно что панихида в штатном расписании.

А. Ананьев:

— Хотя для сюжета было бы уместнее отпевание, но не суть, пусть будет панихида. И она понимает, что как раз суббота, вечер, соседок нету по общежитию, все разъехались, более того, в соседних комнатах даже нету. Лишь только, как она рассказывает: «где-то далеко в мужском крыле раздавалось задумчивое и развязное гитарное бренчание». Думает: ну, прекрасный вариант, чтобы встать навытяжку и затянуть протяжное: «Вечная память...», чтобы от души, что называется. И вот она оттренировалась, отзанималась...

А. Митрофанова:

— Две партии она разучивала, сопрано и альта, по-моему, то есть на два голоса она еще учила, поэтому до двух ночи она пропела.

А. Ананьев:

— До двух ночи она пропела, счастливая легла спать, с утра сходила в храм, возвращается к обеду в общежитие, притихшее, воскресное и пустое, и с неожиданностью для себя на кухне обнаруживает Олега. А Олег — это душа компании, парень, которого все знают, любят, парень, который любит, так сказать, выпить крепко, бренчать на гитаре, ну, в общем, из тех, кто ведет активную социальную жизнь. Олег обычно был веселый, дурашливый и немножко выпивший, а тут он сидит абсолютно трезвый, мрачный, тревожный, положив голову на руки, сидит и смотрит в одну точку. Оксана не выдержала, поставила чайник и так впроброс, якобы просто так: «Олеж, привет! Чего грустный такой?» А он низким утробным голосом так: «Оксанка, ты не поверишь». Она говорит: «Что случилось?» — «Да ничего не случилось, я пить, похоже, бросил. Навсегда». Она так подумала про себя, что дело-то неплохое, но что случилось-то? Говорит: «Ну что случилось, сидели мы вчера с друзьями до двух ночи. Пили-пили-пили, пили-пили-пили, и я пошел, думаю, чайник поставлю на кухню. Иду по темному коридору и слышу — отпевают меня. Я-то знаю, что вообще никого нет, вообще ни одного человека и уж точно здесь не пахнет ладаном, ну нету здесь церковного.... А я слышу хор, и меня отпевают. Реально мне поют „вечная память“. Мне, — говорит, — так страшно стало. Я, — говорит, —еще иду по коридору и понять не могу, состояние такое было, что не совсем понятно, то ли это галлюцинации и кажется, то ли реально отпевают, но это настолько явственно, что у меня мороз по коже, позвоночник в трусы осыпался, а в голове салют первомайский». Говорит: «Все, похоже, пить я завязал. Явно мне это знак свыше, чтобы прекращал, а то понятно, куда дело катится». Оксаночка такая «хи-хи» про себя, думает: ничего не буду говорить, не надо ему больше пить, пусть будет, как будет. Так и бросил Олег пить, а Оксана научилась петь. Пить и петь.

А. Митрофанова:

— Да. И рассказывая эту историю, она как-то особо подчеркнула, что у Бога, конечно, изумительное чувство юмора, у жизни, у Бога, да. Это история из журнала «Фома», мы ее взяли в наш стереоспектакль «12 непридуманных историй», которые вот сейчас играли.

А. Ананьев:

— А в истории там еще, ну, мы не стали использовать вот этот распев «Вечная память», но взяли «Адажио Альбинони», которое по преданию написал не Альбинони вовсе, но Адажио восхитительное, и оно прямо там так хорошо ложится.

А. Митрофанова:

— Да. Напомню, дорогие друзья, что вы слушаете «Светлые истории», программу, которую можно не только слушать, но и смотреть на всех площадках, где есть Радио ВЕРА. Священник Сергей Шумских, клирик храма священномученика Антипы Пергамского на Колымажном дворе сегодня наш особый гость, Александр Ананьев, Кира Лаврентьева, я Алла Митрофанова, рассказываем сегодня истории, связанные с церковным пением. Буквально на минуту прервемся, не переключайтесь.

А. Митрофанова:

— «Светлые истории» на светлом Радио ВЕРА продолжаются. Дорогие друзья, напоминаю, что мы сегодня делимся воспоминаниями, впечатлениями, историями, связанными с церковным пением — «Пойте Богу нашему», из жизни певчих, из жизни регентов, о том, как пение к Богу людей привело, вот такая вот у нас широкая тема.

А. Ананьев:

— А помнишь самое яркое воспоминание о клиросном пении, Алечка, наше с тобой? Оно мне сейчас только что в голову пришло, невероятное совершенно. Мы поехали Великим постом Троице-Сергиеву Лавру, остановились там в этой прекрасной гостинице рядом с Лаврой. Нам друзья провели роскошную, ночную причем экскурсию по музею Лавры, вот эти корпуса при Академии. А утром мы пошли на раннюю Литургию в Троицкий собор. Я не люблю в жизни две вещи, одну не могу сказать, потому что это Радио ВЕРА, а вторая — это когда много народу, а там прям реально много народу, вот яблоку негде упасть. И наши друзья увидели выражение растерянной ярости у меня на лице, взяли меня за шкирку и через боковую дверь...

К. Лаврентьева:

— В Серапионову палату?

А. Ананьев:

— Ну, в палату меня еще рано. А вот этот храм, где покоится батюшка Сергий, через боковую дверь, как раз там, где хор поет. И они меня так в этот хор втолкнули — стой здесь!

А. Митрофанова:

— Не справа, а слева.

К. Лаврентьева:

— Я поняла.

А. Ананьев:

— В палату, наверное.

А. Митрофанова:

— Нет, палата справа, а мы были слева.

А. Ананьев:

— Значит, стою я такой счастливый, а вот прям вокруг меня эти ребята-семинаристы стоят и поют и на меня поглядывают с явным одобрением. А вот там уже далеко такая толпа, а я в хоре стою посреди этих семинаристов. А потом выходит батюшка причащать и сразу ко мне — вот был я счастливый, чудо просто какое-то!

о. Сергий:

— Пели красиво?

А. Ананьев:

— Прекрасно! Причем, вы знаете, они еще и сами красивые. Вот я очень люблю красивых людей, они сами просто прекрасные.

А. Митрофанова:

— Кстати, я вглядывалась когда в их лица, понимала: среди них ведь есть и «совы». Александр Владимирович — «сова», и я очень хорошо знаю, что такое «сова», который встал в шесть утра. А эти мальчишки, среди них тоже есть «совы», и вот прямо видно было, как один парень стоял, он просто, знаете, вот это вот состояние пограничное между сном, пением и молитвой, то есть у него закрываются глаза, он при этом молится всем сердцем и это видно по лицу, но вот когда человек на пределе сил, потому что у него огромное количество сил, уходит на то, чтобы преодолеть вот это вот состояние сна, при этом он молится, при этом он так поет! Я подумала: Господи, какой это подвиг!

А. Ананьев:

— Да, это была одна из самых вот, ну если можно сказать про литургию «мимолетная». Ну, не мимолетная, но она была мгновенная какая-то, она была прожита вот так вот прям... У меня так было только, когда я в алтаре ее проживал, находясь внутри алтаря, два раза в жизни это было. Вот в том хоре — это да, это было круто. Кира!

К. Лаврентьева:

— Доброе утро. (смеется)

А. Ананьев:

— Прости, пожалуйста, что, да, я отнимаю твое время, но нам очень хочется твою историю послушать.

К. Лаврентьева:

— Нет, ты вообще не отнимаешь, я очень рада. Истории как таковой нет, есть такая, знаете, перетекающая история жизни. Я сейчас слушала внимательно, все вспоминала и вспоминала, как в разные периоды жизни музыка, в том числе, не церковная, влияла на мою душу церковным образом, ну, наверное, все это понимают, такой религиозный опыт получаешь, когда слушаешь не только церковное пение. Ну, например, классику, Бах же очень-очень духовен.

А. Митрофанова:

— Бах — это вообще молитва.

К. Лаврентьева:

— Бетховен, абсолютно, но это мы сейчас даже не берем. В моем случае это было, знаете, очень красивое народное пение моих родных, то есть это не какие-то пьяные застолья, прошу прощения, хотя ни в коем случае не осуждаю, каждый по-своему проводит праздники, а это именно... (Александру) Что ты смеёшься?

А. Ананьев:

— А я осуждаю.

К. Лаврентьева:

— Это именно когда собираются все родные, и вот, например, мы ехали на кладбище, просто так, ну вот на кладбище, у нас была такая традиция, ездили мы очень часто. Мне кажется, даже одно время чаще, чем в храм ходили, мы ездили на кладбище в деревню, где росла моя мама, к её ко всем родным. И я их никого не знала, но пока мы ехали на кладбище, мы пели все русские народные песни на несколько голосов, это был совершенно потрясающий опыт. И я уже тогда научилась, это было лет с девяти, с восьми я начинала с ними петь, это тебя ещё должны взять петь, то есть это была такая вот привилегия, ты уже чувствуешь себя взрослой, если ты можешь тенор тянуть в терцию там с кем-то, не гуляя по разным голосам. И мы ехали на кладбище, пели эти песни, потом мы приезжали на кладбище, там молились, и потом мы уезжали и опять пели эти песни. И я помню, что моё переживание вот в эти моменты, оно было очень близко к духовному, потому что вот у этих песен есть всё-таки какая-то народная память, генетический код. Есть певицы такие очень хорошие, там, Евгения Смольянинова, которая прекрасным своим голосом, летящим: «В лунном сиянии...» она так поёт, что человек даже не понимает, что с ним происходит, когда слушает её голос. Но это такая отдельная история. И я это так запомнила, знаете, как такое внутреннее переживание очень религиозное, вот это первая часть рассказа. А потом вторая часть рассказа: я в Благовещенский монастырь в Красноярске поехала лет в четырнадцать, ну, когда мне хотелось, я ехала туда после школы, это было не так часто, но всегда для меня был целый праздник. И я купила там диск «монахов Оптиной пустыни», пришла домой, музыкальный центр стоял в комнате у родителей, я включила этот диск, и я поняла, что вот, вот оно, моё успокоение. Хотя подростку, конечно, очень тяжело, все это понимают, церковный ты, не церковный, ты подросток, тебя бомбит, у тебя очень много искушений, очень много разных друзей, которые пробуют и хотят попробовать разные правильные и неправильные вещи, смотрят какие-то фильмы, короче, познают мир на ощупь, и вот среди этих искушений этот диск с «монахами Оптиной пустыни», он для меня был просто спасительным. Я приходила после школы, включала этот диск, и это было просто потрясающе. И потом на какое-то время я о нём забыла на несколько лет, пока не вышла замуж, и перед свадьбой мы опять купили с Сашей, я вдруг вспомнила о «монахах Оптиной пустыни,» о том, как они влияли тогда на мою душу. Я это рассказала специально, это довольно интимное воспоминание, но я рассказываю это специально, вдруг действительно для кого-то это будет утешением, вдруг какой-то подросток сейчас услышит меня. И да, посреди разной музыки, в том числе, «металла» тяжёлого, который я тоже пыталась слушать, «монахи Оптиной пустыни» прекрасно тогда ложились на мою душу и как-то её очень оживотворяли. Да, мне очень хотелось быть как все в тот момент, попробовать какой-то «Slipknot» или ещё что-нибудь, и я слушала, и это для меня было совершенно разрушительно, это продолжалось недолго, и слава богу, «Монахи» очень здорово меня в этом смысле спасли. И короче говоря, перед свадьбой я тоже слушала, и до сих пор эти песнопения, которые я тогда нашла в детстве, они для меня самые-самые душевные, самые духовные, и мне очень нравится слушать именно Оптинский хор, хотя и Валаамский прекрасный, хор подворья Оптиной пустыни совершенно удивительный хор, и Лаврский, Сретенского монастыря, безумное количество прекрасных хоров, и это чудесно, что всё это в доступе. Хор отца Матфея Мормыля, которому сегодня очень много уделил времени отец Сергий, тоже, конечно, совершенно удивительный.

о. Сергий:

— Я вот хор отца Матфея слушал всегда, потому что папа там пел, и получается, он есть в этих записях, и ему так приятно...

К. Лаврентьева:

— То есть, когда Саша сказал: «Почему вы такие красивые?», я подумала, а может, и ничего, что вот тебе «Херувимская» нравится, потому что сначала же душа радуется красоте... Прости, это не совет, это я просто рассуждаю на эту тему. Душа же сначала удивляется красоте, а потом она...

А. Ананьев:

— Это надо быть мужчиной, чтобы понять. Если женщина красивая, тебе тяжело разглядеть в ней душу.

А. Митрофанова:

— Тааак...

К. Лаврентьева:

— Но в Алечке ты душу-то разглядел же, так что слава Богу.

А. Митрофанова:

— Нет, душу-то разглядел, но это значит что? (смеются)

К. Лаврентьева:

— Не сразу, сначала красоту.

А. Митрофанова:

— Не факт, вот я теперь хочу подробностей, но это, наверное, после программы.

А. Ананьев:

— Ушло немало времени, чтобы разглядеть в тебе душу, да. Как здорово, что ты вспомнила про диск Сретенского монастыря! У меня есть постыдный такой эпизодик из жизни, в тот момент, когда я бурно воцерковлялся, был у меня такой момент, не так давно, лет пять назад, шесть назад: у меня как раз в машине появились такого рода диски и мне безумно нравилось, надев круглые чёрные очки, медленно въезжать на нашу закрытую парковку двора с открытыми окнами...

К. Лаврентьева:

— Это как «Руки вверх!» в 90-е, вообще.

А. Ананьев:

— Да, да! И чтобы из машины громко на всех бабушек двора, и они смотрели на меня с ужасом и уважением, что на большой чёрной машине въезжает странный мужик бородатый и у него из машины пахнет ладаном и звучит хор Сретенского монастыря.

К. Лаврентьева:

— Это очень брутально. Ну и под конец я вспомнила совершенно смешную, очень милую историю, мне кажется, она придётся здесь кстати. Короче говоря, в 2013 году мы поехали на Корфу к мощам святителя Спиридона, ну и вообще отдохнуть в Керкиру, и это было совершенно удивительно, мы там очень хорошо отдыхали. Андрюше было шесть месяцев, и он был очень труден, он не спал, не ел, всё время орал, но тем не менее мы всё равно поехали с ним на Корфу. И спал он только в автокресле, если его крутить, практически сальто, вот тогда он засыпал. Мы приехали на литургию, хотели его причастить, ну сами понятно, неизвестно, что там с исповедью, исповеди же нету в Греческой Церкви вот так вот на каждой литургии, непонятно, когда причастие, ничего непонятно, поэтому мы не подготовились, его только, думаю, причастим у мощей, вот хорошо будет. Приехали, идёт служба. А там, в этом прекрасном храме, который расписывал художник в XVII веке, который очень-очень любил Тициана, он учился по его эскизам, о он расписывал этот храм в Керкире, в котором хранятся мощи святителя Спиридона. Совершенно потрясающий храм, огромное количество народу, клирос расположен наверху, они ещё играют на инструментах параллельно и поют все хором постоянно, все прихожане вместе с клиросом. И первый раз, когда это случилось, когда они начали петь хором, я со знанием дела, типа человек на клиросе пел много лет, я со знанием дела говорю: «это «Отче наш». И мы с Сашей «Отче наш» пропели раз, такие стоим: ну всё, сейчас будет Причастие, сейчас вынесут Чашу, всё, спокойно, не укладываем. Ничего не происходит, служба идёт дальше. Потом они начинают петь хором, и я делаю вывод, что раз хором поют, как у нас, у нас-то только «Символ веры» и «Отче наш» поют хором, я такая: «ну вот это точно «Отче наш!» Короче, мы так раз пятнадцать спели «Отче наш», это было ужасно, потому что мой муж, он был вообще не рад моей безграмотности в отношении греческих служб. И когда мы поняли, что очередное «Отче наш» — это не «Отче наш», мы вышли на улицу и решили, что его всё-таки надо укладывать, потому что неизвестно, сколько времени пройдёт еще до Причастия. И там сидят вот эти уличные прекрасные мужчины-торговцы, которые пьют кофе свой, курят сигареты, они очень благоговейно тоже относятся все к святителю Спиридону, но вот у них просто это всё по-своему выражается. И, короче говоря, мы выходим и начинаем мотать сальто вот так вот по кругу Андрюшу. Они на нас очень долго смотрят вот так и курят. Молча смотрят и курят, смотрят и курят. И мы ещё параллельно поём «Отче наш», не сдаваясь, думая, что вот сейчас точно «Отче наш», ну когда-нибудь же ты угадаешь. (смеются) И он засыпает наконец-то, после сорока минут этого сальто, он засыпает, мы такие: фууух! садимся — и батюшка выносит Чашу. Ну и всё, и нам приходится его опять поднимать и нести к Чаше. И опять эти уличные торговцы проводили нас очень удивлённым взглядом, почему мы пели одну и ту же молитву в течение двух часов, укладывали ребёнка, уложили и разбудили через минуту? О, эти таинственные русские. Ну и мы его причастили, подали вот эти вот прекрасные серебряные пластинки к мощам святителя Спиридона с просьбами, у них такая традиция: ты пишешь просьбу на серебряных пластинах и кладёшь в раку. Чтобы прославить святителя Спиридона, поделюсь, засвидетельствую, что все наши просьбы и просьбы людей, которые просили нас подать эти пластины с молитвой, они все, конечно, сбылись, святитель Спиридон всё исполнил, вот я свидетельствую об этом. Так вот, это была очень удивительная история, смешная. Я тогда, конечно, была посрамлена в своих знаниях богослужебных, но это было очень здорово.

А. Митрофанова:

— Да, замечательная история, ты ее так рассказываешь, что прямо перед глазами начинают эти образы возникать, сальто-мортале и при этом пели «Отче наш», и крутили ребёнка.

К. Лаврентьева:

— Да, так и есть.

А. Ананьев:

— Внешне напоминает обряд экзорцизма.

А. Митрофанова:

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, напоминаю, что эту программу можно не только слушать, но и смотреть на всех платформах, где представлено Радио ВЕРА. И наш сегодняшний специальный гость, священник Сергий Шумских, клирик храма священномученика Антипы Пергамского на Колымажном дворе, Кира Лаврентьева, Александр Ананьев, я Алла Митрофанова, и мы сегодня делимся историями о церковном пении — «Пойте Богу нашему»: церковное пение, регенты, истории из жизни церковного хора, из жизни певчих, о том, как пение к Богу приводит и так далее. Ну вот, Кира, ты сказала о пении всем храмом, я вспомнила, как мы в Гра́борге, в православном монастыре, я тогда впервые услышала, что такое народный хор, и у меня было ощущение полной какофонии, потому что я привыкла, как у нас, я тогда ходила в Татьянинский храм, в нашем Татьянинском храме, вот это великолепное просто, там Варвара Волкова была регентом, и её мама, Нина Лебедева, если я не ошибаюсь, какое там они создавали пространство молитвенное через вот это вот хоровое пение! Я помню, меня какие-то невероятные вот эти вот яркие неофитские воспоминания связаны со Страстной неделей в этом храме. И вот народный хор в Граборге, старушки, которые, с моей точки зрения, они пели кто в лес, кто по дрова. Вот, знаете, просто в разные стороны всё это разбегалось, и я никак не могла это синхронизировать в своей голове, собрать. А потом я поняла, что это народное пение — это просто другая форма песенного служения Богу. Это как: Господи, вот мы все настолько разные, и мы неподстраиваемые под одни лекала, но вот Ты нас здесь всех собрал, и мы все, кто как можем, все от всей души о Тебе свидетельствуем, и Тебя благодарим. И, может быть, знаете, даже среди этих людей есть те, для которых вот это пение в этот момент — крик такой от земли к небу, потому что молитва, по сути, это же тоже, в какие-то моменты это благодарность, а в какие-то моменты это крик от земли к небу о том, что — Господи, Господи, вот он я или вот она я, и мне нужна Твоя помощь, пожалуйста, побудь со мной, возьми меня на ручки! И вот в этом народном пении церковном, там было всё, и благодарность, и красота, и счастье, и радость, и вот этот крик, и вот это многоголосие, я подумала: Господи, ведь это и есть образ мира, вот таков мир, где мы все параллельно, каждый о своём, и парадокс в том, что Господь слышит каждого.

А. Ананьев:

— Вообще такие службы западают в память навсегда, когда народу нет никого практически, только ты там, батюшка и матушка его, и матушка поёт, а он служит, вот и весь хор, а ты стоишь. И, казалось бы, такие скупые художественно выразительные средства, а по степени воздействия это круче самого крутого хора получается.

А. Митрофанова:

— Вы знаете, моя очередь историю рассказывать, и она у меня есть, может быть, не совсем тоже история, но зарисовка, очень мне дорогая, поскольку связанная с дорогим мне местом — монастырь, о котором неоднократно уже на Радио ВЕРА мы говорили, монастырь Рождества Пресвятой Богородицы в Клаузене в Германии, чудесным образом вообще появившееся место. Ну, монастырь этот, он вообще возник в начале XX века, место это известно с XVII века, там было явление Божией Матери благочестивому человеку, который отправился в паломничество и в лесу прятался от разбойников, и вот ему явилась Божья Матерь и велела в этом месте воздвигнуть храм. И он, собственно, прервал свое паломничество, вот в этом месте храм воздвиг, и чудотворный образ Божией Матери в этом месте, в Клаузене, хранится, это недалеко от Трира, древнейшего города в Германии. И вот там возник католический монастырь в начале XX века, там была такая очень мощная община, и было много монахинь. К сожалению, здание стало ветшать и монахинь переселили в другие монастыри этого же ордена, это я просто краткую предысторию напоминаю, говорили уже неоднократно об этом монастыре, может быть, кто-то слышал, а кто-то нет. И в итоге, уже в начале XXI века за этим зданием присматривала благочестивая христианская семья, вот сколько могли, они его поддерживали, они сделали там ремонт, поменяли крышу, поменяли электропроводку. Поскольку были они уже в возрасте глубоко за семьдесят, им это уже стало не по силам, и они стали искать, кому это здание можно было бы продать, передать. И было много претендентов, но когда появилась абсолютно неплатежеспособная православная община, они сказали: «Ребята, мы отдаем вам, (в рассрочку, за меньшие деньги, чем они могли бы получить) нам важно, чтобы здесь была церковная жизнь и как замечательно, что здесь будут православные люди». Это был январь 2022 года. И в конце февраля 2022 года это место начинает наполняться беженцами из Украины, люди, которые приезжают, кто в одних шлепках, кто с котомкой подмышкой, им негде вообще не то что там спать и есть, им просто негде себя почувствовать снова, просто чтобы себя почувствовать, потому что они приезжают из таких ситуаций, из таких условий, где раз, и на их глазах обрываются жизни людей. И вот там была одна семья, и мне посчастливилось с этими людьми познакомиться: мама и детки. Поскольку у нее материнский инстинкт сработал, она как-то моментально детей в машину сгребла и успела их вывезти. И потом она видела собственный разрушенный дом, то есть им некуда возвращаться. И вот они узнали об этом месте, и она с детьми приехала в монастырь, а она регент. И ей Господь подарил удивительный голос, удивительный! Я это, знаете, только вот с Дивной Любоевич могу сравнить по чистоте, по возвышенности, по той силе молитвы, которую она вкладывает в свое пение. И вот, представляете, обладательница такого удивительного, уникального голоса, в ее городе ее знали все, вот она такая была местная знаменитость, местная достопримечательность. И она оказывается без крыши над головой вообще в непонятных условиях, но вот они приезжают в этот монастырь, слава Богу. И поскольку этот монастырь достался моим друзьям, и они там как-то стали выстраивать жизнь, естественно, их первая задача была, даже неважно, каковы условия, вот если людям нужна срочно крыша над головой, чтобы они не оставались на улице, они их стали размещать в бывших кельях этого монастыря. А там просто все нуждается в капитальном ремонте, и мои друзья сейчас вот как раз всем этим очень активно занимаются, там перезапускают отопление, делают стены, покрытие и так далее. Но когда люди приехали, вот хоть куда бы заселить, вот они их заселили, выбрали для них самую-самую лучшую комнату, поскольку мама с детками, там где-то протекает потолок, там нет никаких занавесок, там туалет на этаже, естественно, это же бывший монастырь, там нет никаких условий, это никакой не «люкс», вот люди приехали в Германию, там никакой не «люкс», их нет возможности в «люксе» разместить. И какая же она счастливая, она говорит,: «Господи, какая это радость для нас, мы будем жить при храме! Мы сможем молиться в храме! Мы сможем своими руками этот храм созидать!» В ней было столько благодарности! Понимаете, мне кажется, что в такие моменты так благодарить может только человек, который вот правда ходит перед Богом, который в каждую минуту своей жизни ощущает себя перед Богом. Вот то, что она спасла детей, то, что она сейчас, пусть в разрухе, я вспомнила книжку про «Поллианну», как она в любой ситуации находила возможность порадоваться, и вот такой удивительный человек своим пением свидетельствует о Боге. Мы заходим в кафедральный храм этого города Клаузена, это вот совсем рядом с монастырем, это католический храм, очень известный в паломнических кругах, потому что место явления Божьей Матери, вот там, собственно, этот храм и возник, а потом уже при нем позже появился монастырь. И эта удивительная девушка, она вот просто от какой-то внутренней наполненности своей, она в этом храме начинает петь, а акустика там потрясающая, и она поет «Богородице Дево, радуйся» тем распевом, который в их украинском городе был принят — я такого не слышала нигде, это что-то было уникальное. И у меня было ощущение, что как будто бы вот поет не она соло, а поет целый хор, как будто с ней ангелы рядом стоят и поют. И я помню, я стою, практически плачу, и в этот момент в храм заходят двое немцев, туристы, которые приехали, может быть, они были паломниками, я не знаю, вот они приехали в это известное место, им что-то там рассказывают сопровождающие, что «вот, посмотрите туда, посмотрите сюда», а они такие: «подождите-подождите!» Я смотрю на них, и они, потеряв дар речи, стоят и слушают нашу удивительную спутницу-украинку, как она поет «Богородице Дево, радуйся». И когда она заканчивает, у нас у всех какое-то время нет возможности даже вымолвить слово, потом проходит несколько минут, они так немножечко выдыхают, тихонько подходят и говорят: «Простите, а что это сейчас было, откуда вы, кто вы?» Мы говорим: «Мы украинцы и русские, и наша подруга, украинка, сейчас пела «Богородице Дево, радуйся». Они говорят: «А что это?» Мы говорим: «Это православная традиция». Они говорят: «А где об этом можно узнать, что об этом можно почитать?» А мои друзья говорят: «А вот здесь напротив мы как раз созидаем православный монастырь, приезжайте обязательно, приходите». И я понимаю по их лицам, что вот это пение, оно их вдохновило настолько, что они, впервые соприкоснувшись с православным христианством, они будут дальше про него узнавать, и, может быть, Бог даст, приедут в следующий раз в этот монастырь. Понимаете, вот так тоже, Саш, к слову о том, зачем красивое пение — их настолько это тронуло, они были настолько поражены красоте православия, я уверена, что они приедут ещё в этот монастырь, дай Бог, чтобы так получилось, а, может быть, где-то ещё столкнутся, встретятся с православной традицией, и у них будет уже, как это сказать, своё личное переживание, и, по-моему, это потрясающе.

К. Лаврентьева:

— Спасибо, Алла.

А. Митрофанова:

— Вот такое наблюдение.

А. Ананьев:

— Благодаря нашему пению немцы уходят в монастырь.

А. Митрофанова:

— Приходят в православие, да. Но кстати, да, там же, вот у моих друзей, поскольку они давно живут в Германии, и отец Тимофей, он священник, он занимается приходом, у них уже неоднократны такие ситуации, что у них есть прихожане из немцев, приходят и принимают православие, знакомясь ближе с их приходом, вот такой феномен.

А. Ананьев:

— Один очень похожий на святого Франциска, зимой и летом ходит босиком, и он очень счастлив, когда ему позволяют дирижировать приходом на «Отче наш».

А. Митрофанова:

— Да, да, потрясающе.

А. Ананьев:

— Он по-русски не говорит практически, но он так любит православие, он с таким жаром участвует в литургии!

о. Сергий:

— ... и ему каждый раз кажется, что вот сейчас «Отче наш» они запоют. (смеются)

А. Ананьев:

— Нет-нет, он очень хорошо знает.

А. Митрофанова:

— Он следит за богослужением по немецким текстам, и поэтому он в курсе, он подкован. Друзья, наша прекрасная Александра, звукорежиссер, подсказывает, что пора завершать программу. Церковное пение было темой нашего разговора, и наш специальный гость, священник Сергий Шумских из храма священномученика Антипы Пергамского на Колымажном дворе, Александр Ананьев, Кира Лаврентьева и я, Алла Митрофанова, спасибо вам огромное за то, что поделились радостью. А вам, дорогие слушатели, спасибо, что вы здесь с нами, потому что каждый раз, садясь за этот стол, рассказывая светлые истории, у нас такое ощущение создается, что мы здесь не вчетвером, а что нас здесь очень много, и что вы с нами вместе в этом разговоре участвуете. А вы пишите в комментариях свои истории, а Александр Ананьев по сложившейся традиции будет нам их в эфире озвучивать, и мы таким образом как-то с вами в диалоге и с обратной связью, и огромное вам за это спасибо, и пока, и всем большой радости!

К. Лаврентьева:

— До свидания.

А. Ананьев:

— Всего доброго.

---

Все выпуски программы Светлые истории

• «Приход к вере и изменения в жизни в лучшую сторону»
• «Без Бога ни до порога»
• «История Савла»