«Отличается ли воспитание девочек от воспитания мальчиков?» Священник Павел Усачёв

У нас в гостях был клирик храма Вознесения Господня за Серпуховскими воротами в Москве священник Павел Усачёв.

Мы размышляли с нашим гостем о том, насколько воспитание современных детей отличается от воспитания детей в прошлом, должно ли воспитание девочек отличаться от воспитания мальчиков, и как помочь детям в их развитии и образовании, не теряя с ними доверительных отношений.

Ведущие: Александр Ананьев, Алла Митрофанова

---

Все выпуски программы Семейный час

• «Голос совести». Прот. Андрей Рахновский
• «Верующий и неверующий в семье — как избежать конфликтов?». Священник Алексей Лымарев
• «Супруги и их родители: секреты счастливых взаимоотношений». Прот. Илия Кочуров

---

А. Ананьев

— Добрый вечер, дорогие друзья! В очередной раз в светлой студии на Андреевской набережной вас приветствует ведущая Алла Митрофанова...

А. Митрофанова

— ...ведущий Александр Ананьев

А. Ананьев

— В эфире программа «Семейный час» о самом важном, о самом сложном, о самом болезненном, вот такая у нас сегодня позитивная установочка на «Семейный час», а иначе-то и не бывает...

А. Митрофанова

— Почему это «о болезненном»? По-моему, прекрасная тема, жизнеутверждающая.

А. Ананьев

— Вот видите, дорогие друзья, в очередной раз мы с моей женой и соведущей Аллой Митрофановой разбежались по разные стороны дискуссионных позиций, Алла Сергеевна говорит, что все хорошо, а я говорю, что все плохо. И рассудить нас сегодня взялся клирик храма Вознесения Господня за Серпуховскими воротами наш дорогой друг, замечательный мудрый пастырь священник Павел Усачев. Добрый вечер, отец Павел.

о. Павел

— Добрый вечер!

А. Ананьев

— Именно вам принадлежит идея поговорить сегодня о детях, причем поговорить в лейтмотиве старой доброй любимой песенки, помните: «Из чего, из чего же, из чего же?..», вы даже напели, по-моему, в голосовом сообщении эту песню, и мне стало любопытно, я понял, что совершенно не помню текста этой песни...

А. Митрофанова

— «...из бумажек, из промокашек...»

А. Ананьев

— Подожди, я все выписал, мне просто стало любопытно, из чего же сделаны девчонки, из чего же сделаны мальчишки. Так вот, друзья, у меня для вас плохая новость: песня безнадежно устарела. Итак, цитирую: мальчишки сделаны «из веснушек, хлопушек, линеек, батареек, пружинок, картинок, стекляшек, промокашек». Девчонки сделаны «из цветочков, звоночков, тетрадок, переглядок, платочков, клубочков, загадок и мармеладок». Все это не соответствует действительности уже!

А. Митрофанова

— Ну почему же, мармеладки очень соответствуют действительности.

А. Ананьев

— Мармеладки сейчас больше по части мужиков, я тебе так скажу.

А. Митрофанова

— Почему?

А. Ананьев

— Ну потому что девчонки больше за ПП.

А. Митрофанова

— А-а-а-а...

А. Ананьев

— Поясняю для непросвещенных слушателей радио «Вера»: ПП — это правильное питание, а мармеладки по части мужиков, причем 45-летних. Из чего же, на мой взгляд, нынче сделаны девчонки и мальчишки: из сериалов, смартфонов, соцсетей, психологических деструкций, подавленных состояний в связи с предстоящим ЕГЭ, вредных пищевых привычек и так далее. Отец Павел согласно кивает, из чего я делаю вывод, что, в общем, во всем прав, а Алла Сергеевна опять не права.

о. Павел

— Да, но у меня немножко другой набор. Вот именно если к первоисточнику, Самуил Маршак написал это стихотворение, и там еще хуже — получается, что мальчики, они сделаны вдобавок, еще и «из лягушек с ракушками и улиток».

А. Ананьев

— Ну, это французские мальчики преимущественно. (общий смех)

о. Павел

— Ну да, да. А вот девочки, там и сладости всякие, пирожные еще, в том числе и наколок, вот наколки — это единственное, что может соответствовать, к сожалению.

А. Ананьев

— Ужас какой! Что же имел в виду Самуил Яковлевич под наколками?

А. Митрофанова

— Я думаю, скорее всего, элементы украшения волос.

А. Ананьев

— Ну слава богу, а то уж подумал всякое.

о. Павел

— Звучит очень пророчески.

А. Митрофанова

— Ну, когда, допустим, у Булгакова читаешь, что «она была в наколке» — это значит, что на голове, в уложенных волосах красуется что-то типа такой, ну как сказать...диадема-не диадема, я просто не знаю, как называется правильно у горничных, вот это самое обозначающее их профессиональную принадлежность прекрасное украшение, такое накрахмаленное, беленькое, то, что действительно как корона на голове выглядит. Это очень красиво, но вот это называется «наколка».

А. Ананьев

— А мы сегодня с отцом Павлом и с Аллой Митрофановой решили поговорить о наших детях. Отец Павел, вы очень тонко и чутко воспринимаете жизнь в действительности, то, как вы умеете рассказывать, не умеет рассказывать практически никто. Мне хотелось бы от вас услышать вот какой даже не ответ, а историю: чем детство сегодня отличается от вашего детства, от моего детства? Я чувствую, что оно другое было, цели были другие, люди были другие, время, безусловно, было другое.

А. Митрофанова

— Вода мокрее, сахар слаще...

А. Ананьев

— Да, деревья выше. Есть мнение, что: «да ладно, что вы? Все дети всегда одинаковые». У меня нет такой уверенности, мне кажется, дети сейчас совсем другие. Это такие, знаете, как мне часто даже не видится, а кажется, когда я смотрю на современных детей, что передо мной такой, знаете, мудрый старичок с детским телом и уставшими глазами, и он на тебя так смотрит, и тебе хочется извиниться и пододвинуть ему стул, потому что он уже устал, в свои 8 лет.

о. Павел

— Да, конечно, отличается. Мы все это знаем и чувствуем, что как-то очень быстро все поменялось за последние, может быть, даже 10 лет. Моё детство, оно было очень таким насыщенно наполненным различными социальными связями, различными событиями, играми, и оно такое было, на самом деле, по большому счёту, счастливым детством. Конечно, много всего было там тяжелого и сложного, и травматичного, но вот интересно, что дальше мы берём, я надеюсь, только светлое и радостное, и счастливое. Ну вот в чём оно отличается от детства моих детей? Наверное, самое грустное такое, но поправимое отличие в том, что у наших детей, сейчас не хватает им общения, им не хватает общения со взрослыми, даже с нами, с родителями. Ну, виноваты в этом, ну, кого винить?..

А. Ананьев

— Подождите, а что вы имеете в виду под «не хватает»? У нас не так давно был опыт общения с двумя подростками, это мои племянники, они приехали ко мне в гости, к нам с Алечкой, и мы пытались с ними как-то вот коммуницировать, общаться. Сказать, что им не хватает моего общения — это будет сильно преувеличить реальность вообще.

А. Митрофанова

— Они приехали вместе с родителями, соответственно, вот папа, мама, младшая сестрёнка, все прекрасно, они друг друга любят, замечательная, очень хорошая семья, но...

А. Ананьев

— Ребятки прекрасные, умные, светлые, хорошие, вот правда хорошие, это не замкнутые буки какие-нибудь, да? Но оптимальное и максимально комфортное состояние для них — это сидеть на допустимом расстоянии друг от друга в своих телефонах и иногда перекидываться какими-то короткими фразами, которые я даже не понимаю. Как будто бы это не на русском происходит, а на мандаринском.

А. Митрофанова

— И, в общем-то, поскольку как-то мы настроены и друг на друга, и на людей, мы почувствовали, скорее, вот так, что не надо себя навязывать, условно говоря, да? Парни живут своей жизнью, у них свой мир, когда им что-то от нас потребуется — вот мы рядом, пожалуйста, мы всё сделаем, а так они абсолютно самостоятельные.

А. Ананьев

— Когда им что-то от нас потребуется, мы дадим им столько денег, сколько им надо.

А. Митрофанова

— Они просто самостоятельные и самодостаточные, понимаете? И чтобы у них была какая-то потребность в общении со старшими...не знаю.

о. Павел

— Мне кажется, это очень опасный путь, потому что всё же, если они предоставлены сами себе, и ещё у них есть в руках гаджет, то это значит, что мы можем их, в принципе, вообще потерять полностью, окончательно.

А. Митрофанова

— Ну, родители ими занимаются...

о. Павел

— Ну, родители занимаются, да, то есть, их надо выдёргивать в любом случае из этого состояния. Я думаю, что сейчас уже без каких-то целенаправленных часов общения не обойтись, это нужно делать. Но проблема в том, что вот у нас с женой, сейчас нам не хватает ресурса, психического ресурса для того, чтобы целенаправленно сесть и поговорить с детьми, то есть, это какая-то ситуативная тема, получается, уже когда прям нужно, или вот действительно, с их стороны какой-то запрос происходит. Вот вчера, например, уже вечером я пришёл такой сильно уставший и лёг с книжкой, что-то такое почитать, к сегодняшней передаче подготовиться. Рядом примостилась моя уже повзрослевшая дочка, она говорит: «Пап, давай поговорим». Я говорю: «Давай». Вот я потом не помню, что дальше было, я заснул. Это очень грустно, потому что на самом деле это настолько ценно, когда ребёнок просит о том, чтобы с ним поговорили, это нечасто бывает, но безусловно, здесь нужно как-то бодриться, вскакивать радостно, так сказать, и бежать с ним на кухню.

А. Ананьев

— А сколько лет, простите, за вопрос, дочке?

о. Павел

— Будет сейчас пятнадцать.

А. Ананьев

— То есть, в пятнадцать лет девчонка приходит и просит: «Поговори со мной, папа?»

о. Павел

— Да.

А. Ананьев

— Значит, вы сделали что-то очень правильно, раз в пятнадцать лет у ребёнка есть такая потребность.

о. Павел

— Ну, я надеюсь на это, потому что вроде бы ничего такого критического не произошло с ней за этот день. Да, она напряглась, сдала сольфеджио, причём она ненавидит совершенно, просто лютой ненавистью предмет, она в шесть утра встала, там учила эти номера наизусть, и сдала на четвёрку, и такой у неё день был героический. Ну да, в этом отличие, наверное, потому что моя мама, она очень много в нас складывала, здесь есть свои тоже минусы, конечно, когда родители на амбразуру ложатся, чтобы только вот детям всё досталось самое лучшее. У нас дети, они больше предоставлены как бы вот самим себе, у них очень интенсивное общение, они постоянно играют друг с другом, дерутся и мирятся, у них очень хорошие друзья. Но вот этих контактов именно с родителями, на мой взгляд, не хватает. В общем и целом, средняя температура по больнице такова, что не хватает вот этих контактов, а они очень нужны сейчас.

А. Ананьев

— «Семейный час» на радио «Вера», священник Павел Усачёв, клирик храма Вознесения Господня за Серпуховскими воротами. С вами Алла Митрофанова...

А. Митрофанова

— Александр Ананьев. Позвольте, я бы хотела уточнить, отец Павел, вы сказали: есть и свои минусы в том, когда родители слишком посвящают себя детям. А вот по вашему опыту, вы говорите, что ваши родители, они именно этим путём прошли, какие минусы-то? Вы с чем-то столкнулись в жизни впоследствии, что как-то смаркировало: вот так не надо?

о. Павел

— У нас не такая прямо клиническая ситуация, когда это бы так смаркировало. Нет, это было такое, что действительно, мама с папой очень много в нас вкладывали и занимались, но это так бывает, когда родители, они в своих семьях единственные дети. И потом, как такая очень высокая важная цель в жизни — это создание своей семьи, и очень много сюда приплетается всяческих идей: как нужно воспитывать, что нужно делать с детьми? Мы прошли через такое горнило вальдорфского воспитания, может быть, слышали об этом?

А. Митрофанова

— Конечно.

о. Павел

— Можно к этому по-разному относиться...

А. Ананьев

— Это из «Игры престолов» что-то?

А. Митрофанова

— Нет, это направление такое в педагогике.

о. Павел

— Такое направление в педагогике, да, которое уже сейчас многими взято на вооружение и уже называется по-другому, там хорошие идеи растащились, и правильно, потому что на самом деле природа этой теории, она очень неправильная и осуждается Церковью, это вот антропософия, Господи, прости, Рудольф Штайнер их основоположник, идейный вдохновитель этой теории. Но тем не менее, там что-то хорошее было и вот нас воспитывали в таком духе, очень свободном. Примечательно, что в начальной школе там вообще оценок не ставят, в этой вальдорфской школе, и там очень интересно: процесс обучения поделён на эпохи, например, эпоха русского языка. Значит, первый предмет, он сдвоенный, полтора часа без перемены, и он всегда начинается вот с этого предмета, которому посвящена эпоха — русский язык. И там и различные, всевозможные виды обучения, технологии используются, и какие-то даже пятиминутки подвижные, и различные модальности, на самом деле, очень интересное было образование, обучение. Ну вот о чём я хотел бы сказать, что мне кажется очень важным вообще в обучении, воспитании подрастающих мальчиков и девочек — я вот против раздельного обучения мальчиков и девочек, оно должно быть совместным, потому что так не бывает в жизни, мы все живём вместе. И также я против образования, воспитания, когда оно чисто мужское или чисто женское. Вот у нас очень было интересно: у нас были уроки рукоделия, и вот мальчики шили кукол, у меня до сих пор эта кукла моя лежит, которую я шил. У нас замечательные были уроки ИЗО, живопись, мокрая акварель, это удивительно тоже, лепка из глины. Я хочу сказать, что здесь воспитываются разные типы, то есть, это и чисто мужские виды деятельности, и также и женские, то есть, очень важно в мальчике видеть не просто пол, но ещё и личность, у которой всё есть, и эмоциональность, и восприимчивость и так далее, и нужно обязательно тоже давать этому какое-то образование, образ из этого лепить. Вот такое было у нас воспитание, полноценное, можно так сказать. Но возвращаясь к вашему вопросу, когда родители слишком сильно вкладываются в образование детей — есть же много примеров таких клинических, когда ради ребёнка женщина бросает карьеру, например, театральную или какую-нибудь ещё, где она была талантлива и успешна, и впоследствии оказывается, что дело-то неблагодарное, потому что когда ещё запрос, может быть, не сформирован со стороны ребёнка, но уже на него падает такое «счастье» в виде всевозможных кружковых занятий, и мама, которая с утра до вечера над ним хлопочет, это может вызвать обратный эффект и часто так бывает. Мне кажется, что даже есть какая-то связь, интересно провести исследование, что чем более такой вот родитель хлопочет над своим ребёнком, тем больше протеста в подростковом возрасте, по крайней мере, у нас таких примеров много, когда родители сильно вкладываются, это часто связано ещё с гиперопекой, то очень тяжело таким деткам вот из этого освободиться, вырваться и пойти каким-то своим индивидуальным, Богом данным путём. И протесты в этом случае очень сильные в подростковом возрасте, и очень тяжёлые отношения, потом они как-то восстанавливаются до какой-то степени, есть, конечно, то, что безвозвратно может быть утрачено, такая вот, действительно, душевная близость, душевность в отношениях может быть утрачена окончательно, то есть это очень грустная тема.

А. Ананьев

— Я думаю, что через неделю, или через какое-то время мы с вами, дорогой отец Павел, ещё поговорим о том, во что выливаются родительские ошибки во взрослой жизни, и как мы потом имеем все основания, наверное, в жирных кавычках «имеем все основания» сказать: «Вы знаете, да, я мерзкий человек, я негодяй и грешник, а виноваты во всём этом мои родители». Я вам сейчас объясню, почему, откуда, так сказать, готовилось нападение.

А. Митрофанова

— Ну, популярная сейчас модель поведения, перевод стрелок ответственности это называется.

А. Ананьев

— Да, да. Но об этом мы поговорим в следующий раз, а сейчас у меня к вам сразу-сразу очень много вопросов. Вы против раздельного образования, против раздельного обучения, почему? Насколько я понимаю, в XIX веке, в XVIII веке это давало неплохие результаты, по крайней мере, мужчины, будучи воспитанными мужчинами в мужском кругу, не имели никакого иного варианта, кроме как вырасти мужчинами. В то время, как женщины, воспитываясь в женском кругу женщинами, по женским правилам, вырастали исключительно женщинами. Мужчины и женщины в принципе не похожи друг на друга. И всё, что происходит сейчас негативного, я имею в виду искажения гендерные, размытия гендерные, установка, что — «да, ты родился мальчиком, но кто тебе мешает вести себя как девочка? Пожалуйста! Вариантов-то много». — Но-но-но, погоди! Это неправильно. Мальчик должен вести себя как мальчик.

А. Митрофанова

— Мне кажется, что это в большей степени даже, ну, это любят сейчас нагнетать: «вот, там, какие-то образцы нам навязывают и прочее», мне кажется, всё это ерунда. Гораздо в большей степени мы вредим себе сами и своим детям.

А. Ананьев

— Нет-нет-нет, я сейчас абсолютно не киваю на Запад, абсолютно не киваю. Передо мной вот сразу несколько мальчишек, которые просто не знают, что значит вести себя по-мужски.

А. Митрофанова

— У них с папами хорошие отношения, у этих мальчишек?

А. Ананьев

— Не мне судить. Я просто вижу, что получается.

А. Митрофанова

— Вот мне кажется, что это в первую очередь самый главный вопрос, который в таких ситуациях стоило бы задать, потому что если есть перед глазами папа, и папа такой, что у парня дух захватывает, и он пока ещё не достиг переходного возраста, он стремится быть на папу похожим, что бы ему там кто ни говорил со стороны, всё равно, вот этот авторитет папы, он будет самым мощным.

А. Ананьев

— Но ты отдаёшь себе отчёт в том, что ты опять свидетельствуешь в пользу моей концепции, что мальчиков должны воспитывать мужчины в мужском круге? Отец Павел?

о. Павел

— Опять же, существует уже исследование, потому что проблемы есть. Можно я сразу обозначу? Мне кажется, что вообще весь этот разговор сегодняшний, он, наверное, ради того, чтобы как-то нам стараться всё-таки укреплять институт брака, который очень страдает сейчас, практически поверженный лежит. Ведь только в полноценной семье, где есть и мама, и есть папа, может быть воспитана полноценная, счастливая, гармоничная личность. Вот интересно влияние мамы на воспитание мальчика и папы на воспитание девочки, это действительно очень тяжело, когда нет отца, мы говорим о мальчиках чаще, что они чего-то такое теряют, им тяжело вырасти мужественным, ответственным человеком. Но ведь девочка, которая недолюблена папой, у такой девочки очень тяжело складывается личная жизнь, это действительно так, известны эти все истории и исследования есть, опять же. Образ отца, он какой-то искажённый, неполный, и выбор будущего супруга, он подсознательно происходит в зависимости от этой ситуации, того, что отца не было, и вот когда уже супруг рядом с тобой, и что-то идёт не так, только тогда вот женщина начинает разбираться: а что же получилось, почему вот он рядом со мной и так далее. Это очень сложная тема. И также и мальчики, которые недолюблены мамой, у них тоже колоссальные проблемы именно в выборе супруги и вообще в построении таких вот нормальных долгосрочных отношений. Это очень важная тема, поэтому, Александр, вы говорите, почему я против раздельного образования? Наверное, самое главное, ещё раз повторюсь: потому что всё же образование не должно расходиться с самой жизнью. Это вот до XIX века, может быть, это было важно тогда, очень было такое общество традиционное, это замечательно, но тем не менее это искусственное такое какое-то построение, искусственная модель, которая в жизни не существует и никогда не будет. Так же, как и детский сад: одновременно 25-30 детей одного и того же возраста нигде в жизни не встречаются, это тоже неправильно, такого не бывает, это вот советское, так сказать, «достижение» в кавычках. Ну, а то, что касается вот этой темы, ещё раз: мне кажется, мы говорим сегодня о воспитании мальчиков мужчинами и девочек женщинами именно потому, что в браке мужчине всегда нужно будет видеть в своей женщине и чувствовать женщину, вот эту вот женственность, женскую природу, «вечная женственность» у Гёте, если можно это упомянуть. Также и женщине нужно будет видеть в своём супруге человека ответственного, защитника и так далее. И интересно, что именно в смешанном обществе, в обычном, нормальном, где есть и мальчики, и девочки, только так это возможно, когда мы все вместе живём. И интересно, вот я хотел рассказать про своих детишек буквально несколько слов, очень такие истории, которые запомнились, их было много, но вот эти две, они как-то особенно запали в душу, которые свидетельствуют о том, что не нужно специально из мальчика делать мужчину, вместе с утра до вечера рубить дрова и ходить в тир или какие-то такие сугубо мужские занятия проводить, а из девочки не нужно целенаправленно делать барышню, лишать её желания поиграть в футбол или подтягиваться, мне кажется, что это вот дано, вот оно на подкорке записано, мужская природа и женская, она дана детям в большинстве случаев, слава богу, что так есть. Есть, конечно, исключения, можно об этом тоже поговорить, трагические, но вот тем не менее. У меня родился первый сын, у нас сначала было три дочки, потом, как говорится, «слой прокопали», и родился первый мальчик, Георгий причём, Победоносец. И у нас никогда в семье не было и, наверное, не будет какого-то такого различия в воспитании мальчиков и девочек, мы как-то не стараемся, но так и есть, мы любим своих детей, и они как-то сами определяются, мы их поддерживаем или что-то корректируем, конечно. Но вот ещё раз, целенаправленно мужского воспитания Георгия у нас не было, мы радовались очень, одевали его в мужскую одежду, естественно. И вот когда ему было три года, наверное, совсем ещё маленький мальчик, это уже было давно, мы летом отдыхали на море с моим братом. И мой брат, очень такой верующий, воцерковлённый, такой, можно сказать, неофитствуюший ещё тогда, он затеял разговор с моим маленьким Георгием трёхлетним о том, как надо любить врагов, вот по-христиански. Я застал этот разговор, думаю: «как хорошо брат говорит с моим сыночком, замечательно», я там что-то делал, а потом застал конец разговора, он уже был в другом ключе: значит, мой же Георгий стоял на табуретке, размахивал руками и говорил моему брату: «Вот если враг придёт, я возьму меч, и ты возьмёшь меч, понял?» И брат такой говорит: «Понял». Вот «я пойду вперёд, и ты пойдёшь, понял?» В общем, в таком духе. Вот откуда это, эта мужественность? Мы такого никогда специально, даже в войнушку мы с ним ещё не играли, три года, но что-то внутри такое. И у нас сейчас ещё два мальчика, последние дети наши, вот седьмой, шестой, они-то сделаны из пистолетов, можно дополнять стихотворение, там каких-нибудь ещё таких предметов...

А. Ананьев

— В семье священника дети угрожают друг другу оружием... Кошмар!

о. Павел

— И мне тоже угрожают, молотят друг друга.

А. Ананьев

— Мы ненадолго прервемся и через минуту полезной информации — на радио «Вера» нет рекламы, только информация, которая изменит, как мы верим, жизнь к лучшему — мы продолжим разговор со священником Павлом Усачёвым о том, из чего сделаны наши девочки, наши мальчики, как из мальчика воспитать мужчину, из девочки женщину, если это вообще, в принципе, возможно, и в силах человеческих. У меня есть на это своё собственное мнение, которым я с вами поделюсь через минуту.

А. Ананьев

— «Семейный час» на радио «Вера». Программа, я думал, что она будет сложной, будем говорить о проблемах, а с отцом Павлом Усачёвым всё как-то в праздник превращается и, в общем, даже можно позавидовать вашим детям, отец Павел, потому что вы умеете объяснить так, что сидишь потом и улыбаешься, как будто тебе подарок на Новый год сделали. Клирик храма Вознесения Господня за Серпуховскими воротами, священник Павел Усачёв сегодня в студии радио «Вера». Также с вами Алла Митрофанова...

А. Митрофанова

— ...Александр Ананьев.

А. Ананьев

— Если мне хватит времени, и если я не забуду, в конце программы я вспомнил, я очень хочу прочитать текст, который интернет приписывает автору Светлане Хмель, и который заканчивается словами... он просто гениальный, этот текст, я думаю, что продюсер радио «Вера» простит мне, если этот текст прозвучит в эфире этой светлой радиостанции. Он заканчивается словами: «Расслабьтесь! Расслабьтесь. Как бы мы ни старались быть хорошими мамами, нашим детям всё равно будет, что рассказать своему психотерапевту». Замечательный текст.

о. Павел

— Я знаю его.

А. Ананьев

— Знаете, да? Ну, прекрасно, будет приятно его вспомнить. Однако сначала мне хочется поговорить с вами ещё вот о чём: я сейчас слушаю вас, и я понимаю, знаете, так вот, глядя на всё сверху немножко, а о чём мы, в сущности, говорим? Ну, то есть мы пытаемся с вами в конечном итоге разделить родителей на две такие неравные группы: слева родители, которые сделали всё неправильно: и воспитали неправильно, и дали неправильно, и вели себя неправильно. А справа группа поменьше — родители, которые сделали всё правильно.

А. Митрофанова

— Ну, так не бывает.

А. Ананьев

— Да! Собственно, о чём я и хочу сказать. Послушайте, ну мы все разные. Вот все разные. Нет ни одного одинакового человека... ну, разве что я и моя собака, вот только мы одинаковые во всём мире, а все остальные разные. И родители все разные, и дети все разные. То, что уместно и правильно для одного — недопустимо, и неправильно, и разрушительно для другого. У всех свой подход. Вы знаете, в кругу моего общения есть мама, молодая женщина, воспитывающая двух детей, и у неё очень классная установка, причём «классная» в кавычках, потому что она ещё и ужасная, ко всему прочему. Она говорит: «Послушай, если мне надо починить унитаз, я же не полезу сама чинить унитаз, правильно? Я найму специально обученного человека, который придёт и починит унитаз. Я работаю. Дело не в том даже, что у меня нет времени, у меня есть время, я могу разобраться, но есть люди, которые разбираются в этом лучше, правильно? Если мне надо привинтить лампочку, я найму специально обученного человека, он привинтит лампочку. То же самое касается воспитания детей: есть психологи, есть преподаватели, есть репетиторы, да? Есть няни, есть люди, повара, которые там занимаются». Она может себе это позволить вот в таком виде. Собственно, в этом и есть воспитание ребёнка. Она понимает, что она, конечно, может попытаться разобраться в психическом состоянии ребёнка, с ним поговорить, но есть гораздо более грамотный человек в этом вопросе. «Так, сегодня у тебя в три психолог, обязательно с ним поговори». Всё. А чем не подход? Ну вот чем не подход? Я понимаю, что он несколько утрирован, но он классный!

о. Павел

— Какое-то время назад, я сейчас последнее время не встречаю, висели плакаты в Москве: там «ребёнок, значит, похож на няню всё равно», да? Но на самом деле, понимаете, как человек, прошедший через психфак, я могу сказать, что кто там присутствует, в наборе — это в основном вчерашние дети, которые хлебнули в детстве не только живой воды, но, так сказать, и горькой.

А. Митрофанова

— На психфаке, вы имеете в виду?

о. Павел

— Да, да, которые пришли разбираться со своими проблемами. Потом они закончили благополучно. Очень немногие создали свои семьи, и они уже дипломированные специалисты, к которым такие вот, как вы привели пример, мамы обращаются. Но ведь это же очень недальновидно, это неглубокий подход. Конечно, человек, который занимается образованием этого ребёнка, он должен быть в первую очередь, как сейчас модно это говорить, наставником. Конечно, далеко не все учителя сейчас будут наставниками, хоть и, по-моему, вот год этот объявлен «годом учителя и наставника», что-то такое слышал. И, конечно, ты просто своего ребёнка отдаёшь в руки непонятно кого, человека, который не обладает большим житейским жизненным опытом, опытом воспитания. Отдать лучше бабушке с дедушкой, вот это будет более мудрый ход, потому что они действительно обладают этим очень важным опытом, который нигде не возьмёшь за пять минут, его невозможно купить или как-то сделать своим. Человек проживает жизнь, и у него есть вот эта вот мудрость, которой он может делиться и которая действительно, будет воспринята как...

А. Ананьев

— И в конце концов, это бесплатно.

о. Павел

— Да, это бесплатно. Но ничем не заменишь родительское вот это внимание, это действительно так. Вы говорите, что я там праздник устраиваю, что всё так хорошо, но давайте немножко тогда сгустим краски. На самом деле, я просто удивляюсь, как так получается, что вот наши дети, они как-то ограждены от этого зверского мира, который сейчас везде, в общем и целом подростки современные — это не то общество, где мне хотелось бы, чтобы мои дети вращались, это действительно так. И я просто прихожу в ужас, и, наверное, вы тоже часто это сейчас замечаете, на каком языке они общаются, это какая-то мода ругаться матом, вот это просто невероятное что-то, такого не было ещё там несколько лет назад, мне кажется, это последнее вот веяние какое-то, что это прямо модно. Вот модно, и они на таком языке разговаривают. А этот же язык, он несёт определённый дух, и этот дух очень нехороший, он развращающий, то есть, здесь уже просто возможно всё в жизни такого маленького человека, который ругается матом. И я не знаю, как это вообще, можно ли это как-то остановить. Всё берётся из семьи, значит, и в семьях очень всё плохо. Надо, конечно, начинать с самих себя и следить за своим поведением, чтобы не было противоречия, потому что противоречия в воспитании, они очень ярко чувствуются, особенно подростками. Они никогда не будут, никогда не воспримут ту модель, которую ты им предлагаешь, поведение жизненное, если ты сам так не живёшь, вот это 100 процентов. Вот этих противоречий должно быть как можно меньше в нашей жизни, это касается не только родителей, которые не занимаются совсем детьми, но и родители, которые занимаются, в жизни всех есть эти противоречия, здесь можно много примеров приводить.

А. Ананьев

— Но мы действительно часто замечаем с Алечкой за тем, что вот этот вот густой и гнусный поток сквернословия, который исходит от совсем молодых ребят и девчонок. Буквально идём по улице вслед за какой-нибудь компанией и просто, что называется, диву даёмся от тех оборотов, которыми, собственно, жонглируют эти молодые ребята. Но опять же, какие к ним вопросы? Ну, к ним вопросов никаких. Вопросы только к взрослым. Я буквально вчера размышлял о том же самом, мне, как автолюбителю, я думаю, что вам тоже это будет понятно, попался на глаза ролик нарезка ДТП, которые происходят по невнимательности водителя. Кстати, между прочим, классное упражнение, друзья, вот иногда, если вы ездите за рулём, посмотрите эти ролики, они несколько мобилизуют, и ты понимаешь, что на дороге может случиться всё, что угодно, мы просто забываем об этом, мы расслабляемся, а на дороге действительно может случиться всё, что угодно. И вот ты посмотришь такой ролик, и уже как-то иначе реагируешь на всё, и когда тебе вокруг спокойно, ты уже так ждёшь от кого-нибудь какой-нибудь подставы. Но я не об этом хотел сказать. Я обратил внимание на странную, страшную штуку: в момент ДТП, там же записывается не только картинка, но и аудио, в момент ДТП, а их там было, наверное, штук 30, никто из водителей, свидетелей, участников не сказал «Господи, помилуй», «Господи, помоги» или просто «Господи». Одно сквернословие. Это не тогда, когда ты хочешь посквернословить, нет. И не когда у тебя там слов не хватает, нет. Это просто какая-то такая основа, которая в критической, экстремальной ситуации у тебя вылезает наружу, и ты смотришь: а что у тебя наружу вылезло? А что ты там в этот момент говоришь? Из чего, собственно, сделан этот мальчик? Я сегодня головой ударился о дверцу шкафа. Будем откровенны — я не сказал «Господи, помилуй». Мне стыдно и неловко, но это правда.

А. Ананьев

— «Семейный час» на радио «Вера». Сегодня с вами Алла Митрофанова...

А. Митрофанова

— Александр Ананьев. И священник, который способен не только порадовать, но и, прямо скажем, сгустить краски, клирик храма Вознесения Господня за Серпуховскими воротами, священник Павел Усачев. Говорим сегодня о наших детях, в частности, о том, что и как они говорят, вот о сквернословии. Но, опять же, не их надо винить, винить нужно нас. Винить нужно нас. Я твердо уверен в том, что если ребёнок не слышит этого от родителей, и не потому, что там родители бьют его табуреткой по голове и говорят «нельзя говорить вот это слово, вот это слово, особенно вот это слово», а они просто живут в мире, где этих слов не существует. Ну, или, вернее, они, может быть, существуют где-то, но только не в их семье, не в их речи, и у ребёнка этого не будет, это правда. Меня больше смущает язык, на котором сейчас дети действительно говорят, и я просто понял, что я вообще не понимаю, чем они говорят. То есть, вместо того, чтобы сказать «идёмте», они говорят «го». Вместо того, чтобы сказать «в этом нет ничего затруднительного», они говорят «изи».

А. Митрофанова

— Ну, ты же прекрасно понимаешь, о чём они говорят.

А. Ананьев

— Я?

А. Митрофанова

— Ну, конечно.

А. Ананьев

— Не всегда, правда. Просто поскольку я не знаю этих слов, я их и не запомнил, но там есть какие-то такие очень странным образом прижившиеся англицизмы или не англицизмы даже, а ещё что-то странное и неудобоваримое, на котором говорят наши дети. Но это просто к слову о языке, то есть, родителям уже не понять, два ребёнка могут общаться друг с другом на этом птичьем языке и могут быть спокойны.

А. Митрофанова

— Но отец Павел, я так понимаю, с этим не сталкивался.

о. Павел

— Нет, я тоже вот недавно шёл где-то, и так получилось, что мы шли в одном темпе, шла небольшая компания молодых ребят, они говорили вот на таком птичьем языке о чём-то совершенно непонятном мне. Одна девушка рассказывала о том, что с ней что-то произошло, я так понял, что что-то такое хорошее произошло, интересное, и они на этом птичьем языке разговаривали. И, вы знаете, я порадовался тому, что за всем этим наслоением их социокультурным таким слоем, как принято у них общаться, стоит искреннее желание общаться, то есть они интересуются жизнью вот этой девочки, которая рассказывает.

А. Митрофанова

— Это самое главное.

о. Павел

— Да, у них какие-то действительно человеческие всё-таки отношения, это очень меня порадовало.

А. Митрофанова

— А я, знаете, сейчас ещё о чём думаю: почему-то меня не сильно пугает, может быть, просто я не слышала того, о чём рассказывает Саша, когда действительно, весь языковой пласт переведён в какую-то иную парадигму и полностью там уже речь изменена. Но, по правде говоря, послушайте, ну, давайте вспомним наше детство. Вот, например, в моём детстве был фильм «Асса», а там, извините, была песня «Мочалкин блюз». Вы помните слова? Я не буду сейчас их повторять, но на этом языке говорили. И мы, дети, слыша это, пробовали эти слова на вкус, ну, и где теперь это всё? Что, говорю на языке «Мочалкина блюза»? Может быть, местами где-то проскальзывает, и я этого не замечаю, потому что это впиталось в мои мозги, но, вы знаете, нет. Другой язык вытеснил постепенно вот эту очередную форму нового языка и всё нормально. И вообще, по поводу языка, я не знаю, у меня есть, конечно, задача следить за своей собственной речью, чистоту языка поддерживать, но когда начинаются вот эти алармистские настроения: «ой, куда всё катится, вот это вот всё!..» — знаете, ну, столько раз... Замечательный есть пример пушкинского времени, с какой критикой обрушивались на «наше всё»: как он коверкает язык, как он имеет право использовать все эти заимствования.?!" Ну, и посмотрите, ну и что? И теперь это эталон, понимаете, Александр Сергеевич Пушкин, «Евгений Онегин», это эталон русского языка. А язык, просто это очень мудрая такая структура, живущая сама по себе, что-то впитывающая, а что-то отсекающая. Я бы не переживал на эту тему сильно.

о. Павел

— Мне кажется, надо всё-таки нам обозначить, что, конечно, мы исключаем вот этот мат, то есть это действительно бесовский язык, в котором ничего хорошего не может быть. Да, за этим всем стоит общение, желание поделиться, посочувствовать, но он несёт такой разрушительный дух, вот как вы правильно сказали, Александр, очень такой наглядный пример, действительно, это так.

А. Митрофанова

— Позволите, мне бы хотелось ещё к вопросу о смежном и раздельном образовании вернуться, потому что вы об этом поговорили, а я как-то всё сижу и думаю одну мысль. У меня есть одна всего мысль. Это не значит, что я сторонник или противник, это для меня дискуссионный вопрос, просто одна из мыслей на эту тему: мы, когда учились в школе, я думаю, что многим эта картина знакома, всё-таки в семилетнем возрасте девочки в силу того, что более усидчивые, более как-то дисциплинированные, а мальчишки более взрывные, девочки начинают учиться лучше. Это выравнивается потом классу к 10-му, 11-му, но на старте — а это очень важный этап формирования психики — мальчишки начинают запоминать, что девочки в жизни — лидеры, что они успешнее, что они круче, что им ставят лучшие оценки, что их вообще в принципе выше ценят, что они умнее — ну, как им кажется. И один парень у нас в классе был, прямо потрясающие мозги. Вот, вы знаете, мне кажется, что непростая такая история, то есть тебе приходится не только заниматься собственным формированием, тебе приходится продираться через вот эту паутину, что ли, восприятия тебя, как аутсайдера.

о. Павел

— Да, проблема существует, но мне кажется, что она всё-таки редко приводит ребёнка к классу психиатра или психолога. Вообще, человеческая психика, она такова, что она дана нам для того, чтобы в этом мире выживать, приспосабливаться, адаптироваться. Мальчики очень часто этот свой, так сказать, комплекс какой-то неполноценности, который может начать формироваться из-за того, что девочки успешнее, они, например, в спортзале его компенсируют. Вот, а девчонки смотрят, как там парни крутятся на турниках, и вот это как бы такая компенсация может происходить, слава богу, сейчас очень много детских площадок и турников. Но мне кажется, если мы сейчас говорим про школу, про образование, здесь более такая важная тема стоит — когда ребёнка отдавать в школу. Вот там уже, понимаете, в таком возрасте, когда вот эти все комплексы, девочки начинают учиться лучше, всё-таки человеческая, детская психика, она уже до какой-то степени сформирована. А сейчас я выражу своё мнение, поскольку у меня есть такая возможность, естественно, она просто моя личная, наша семья так вот живёт — мы детей не отдаём в школу до какой-то поры, по крайней мере, начальная школа, она проходит дома.

А. Митрофанова

— У вас семейное образование, да?

о. Павел

— Да, семейное образование. И уже потом, начиная там со средней школы, дальше там четвёртый, пятый, шестой класс, мы потихонечку отдаём их, слава богу, есть возможность такая, я не знаю, можно ли называть фамилии, чтобы порекомендовать кого-то?

А. Ананьев

— Я думаю, в этом нет ничего дурного, если человек достойный.

о. Павел

— Ну, вот замечательно есть человек, он у вас был на радиостанции «Вера», Игорь Моисеевич Чапковский, наверняка вы слышали о таком, Чапковский. И он сам с 90-х годов своих детей учил дома, и, собственно, он является, по сути, родоначальником, основателем семейного образования, потому что сейчас он уже помогает таким вот людям, которые отчаялись и рискнули образовывать своих детей дома, заниматься образованием. И вот он организует такие классы, как посредник между родителями и школой, где помогает, по сути, он весь процесс обучения поднимает, и даже они экзамен там сдают, а уже оценки носят в школу там, то есть очень замечательная система. Но что мы видим? Вот из-за того, что наши дети не пошли в начале в школу, у них безумная совершенно, в хорошем смысле слова, мотивация учиться, они жаждут коллектива, им интересно это. Но у них уже какой-то есть стержень, их психика уже подготовлена к тому, чтобы... Мне кажется, что это вообще ошибка, что вот так принято детей отдавать в школу в 7-летнем возрасте.

А. Ананьев

— Но, опять же, рецепт не для всех.

о. Павел

— Не для всех, наверное, да, и мы по своим детям видим, что не для всех.

А. Ананьев

— У вас же выигрышные ситуации, невероятно выигрышные: у вас не один ребенок и не два ребенка. Когда ребенок один, он сидит в четырех стенах, и ему говорят: «в школу не пойдешь» ...

о. Павел

— Для многодетных вариант.

А. Ананьев

— Да, для многодетных это хороший вариант. Слушайте, у нас остаются две минуты, я как раз успеваю прочитать вот эту историю короткую, о которой я обещал вам в программе, и этой историей мы закончим. Благословите, отец Павел, хорошая рассказ. Он называется «Когда-нибудь у меня родится сын, и я сделаю все наоборот».

«Когда-нибудь у меня родится сын, и я сделаю все наоборот. Буду ему с трех лет твердить: „Милый, ты не обязан становиться инженером. Ты не должен быть юристом. Неважно, кем ты станешь, когда вырастешь. Хочешь быть патологоанатомом? На здоровье! Футбольным комментатором? Пожалуйста. Клоуном в торговом центре? Отличный выбор!“ И в свое 30-летие он придет ко мне, этот потный лысеющий клоун с подтеками грима на лице, и скажет: „Мама, мне 30 лет. Я клоун в торговом центре, мама! Ты такую жизнь для меня хотела? Чем ты думала, мама, когда говорила мне, что высшее образование необязательно? Что ты хотела, мама, когда разрешала мне вместо математики играть с пацанами?“ А я скажу такая: „Милый, я следовала за тобой во всем. Я не хотела давить на тебя. Ты не любил математику, ты любил играть с младшими ребятами“. Он скажет: „Я не знал, к чему это приведет, мама. Я был ребенком. Я не мог ничего решать, а ты сломала мне жизнь!“ И разотрет грязным рукавом помаду по лицу». Я тогда встану, посмотрю на него внимательно и скажу: «Значит так, сын. В мире есть два типа людей: они живут, а вторые ищут виноватых. И если ты этого не понимаешь, значит, ты идиот». Он скажет: «Ах!», упадет в обморок, и на психотерапию понадобится примерно пять лет. Или нет. Когда-нибудь у меня родится сын, и я сделаю все наоборот. Я буду с трех лет ему твердить: «Не будь идиотом, Владик, думай о будущем. Учи математику, Владик, если не хочешь всю жизнь быть оператором колл-центра». И в свое 30-летие он придет ко мне, этот потный лысеющий программист с глубокими морщинами на лице, и скажет: «Мама, мне 30 лет. Я работаю в международной компании, мама. Я впахиваю 20 часов в сутки, мама. У меня нет семьи. Чем ты думала, мама, когда говорила, что хорошая работа сделает меня счастливым? Чего ты добивалась, мама, когда заставляла меня учить математику?» А я такая встану и скажу: «Дорогой, но я хотела, чтобы ты получил хорошее образование. Я хотела, чтобы у тебя были все возможности, дорогой». А он скажет: «А зачем мне все эти возможности, если я несчастен, мама? Господи, я иду мимо клоунов в торговом центре и завидую клоунам, мама. Клоуны счастливы. Я мог бы быть на их месте, но ты сломала мне жизнь!» И потрет пальцами переносицу под очками. Я тогда встану, такая посмотрю на него и скажу: «Значит так! В мире есть два типа людей: одни живут, а вторые все время жалуются, и если ты этого не понимаешь, значит ты идиот». Он скажет: «Ах!» и упадет в обморок. И на психотерапию понадобится примерно пять лет. Или нет, или по-другому. Когда-нибудь у меня родится сын и я сделаю все наоборот. Буду с трех лет ему твердить: «Знаешь что, я тут не для того, чтобы что-то твердить, я тут для того, чтобы тебя любить. Иди к папе! Спроси у него. Я не хочу снова быть крайней». И на свое 30-летие он придет ко мне, этот потный, лысеющий режиссер со среднерусской тоской в глазах и скажет: «Мама, мне 30 лет. Я уже 30 лет пытаюсь добиться твоего внимания, мама! Я посвятил тебе 10 фильмов и 5 спектаклей, я написал тебе книгу, мама. Мне кажется, тебе все равно. Почему ты никогда не высказывала своего мнения? Зачем ты все время отсылала меня к папе?» Я скажу: «Дорогой, но я не хотел ничего решать за тебя, я просто любила тебя, а для советов у нас есть папа». Он мне скажет: «А зачем мне папины советы, если я спрашивал тебя, мама? Я всю жизнь добивался твоего внимания, мама. Я помешан на тебе, мама. Я готов отдать все, лишь бы хоть раз, хоть раз понять, что ты думаешь обо мне. Своим молчанием, своей отстраненностью ты сломала мне жизнь!» и театрально закинет руку ко лбу. А я тогда встану, посмотрю на него внимательно и скажу: «Значит так, Владик, в мире есть два типа людей: одни живут, а вторые все время что-то ждут. Если ты этого не понимаешь, значит ты идиот». Он скажет «Ах!» и упадет в обморок. И на психотерапию понадобится примерно пять лет«.

Этот текст — хорошая профилактика материнского перфекционизма, стремление быть идеальной мамой. Расслабьтесь. Как бы мы ни старались быть хорошими мамами, нашим детям все равно будет, что рассказать своему психотерапевту. Сегодня в программе «Семейный час» с вами были клирик храма Вознесения Господня за Серпуховскими воротами священник Павел Усачев, Алла Митрофанова, Александр Ананьев. Спасибо, Отец Павел!

о. Павел

— Спасибо большое.

А. Митрофанова

— Спасибо. До свидания.