«Образование как раскрытие талантов детей». Инна Царева - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Образование как раскрытие талантов детей». Инна Царева

* Поделиться

У нас в гостях была руководитель Елизаветинской гимназии при Марфо-Мариинской обители, теолог, художник Инна Царева.

Мы говорили о современном школьном образовании и о выборе школы для ребенка. Наша гостья поделилась, какие минусы, на её взгляд, есть у домашнего обучения, насколько нужны ребёнку репетиторы, и должна ли у школы быть воспитательная функция, помимо учебной. Инна рассказала, чем примечательна Елизаветинская гимназия, и как туда можно поступить.

Ведущая: Анна Леонтьева


А. Леонтьева

— Добрый вечер. С вами Анна Леонтьева. У нас в гостях Инна Царёва — руководитель Елизаветинской гимназии при Марфо-Мариинской обители, а также теолог, художник, мама. Добрый вечер.

И. Царёва

— Добрый вечер, дорогие друзья. Добрый вечер, Аня.

А. Леонтьева

— Я очень рада видеть тебя здесь, потому что мы писали с тобой уже программу. Я думаю, что было интересно и полезно. Сегодня нас будет разговор про вашу гимназию про образование, про то, чего боятся дети, когда учатся, про то, что боятся родители, когда учатся. Но начать хочется с твоей дочери, которую весь «Фейсбук (деятельность организации запрещена в Российской Федерации)» уже полюбил. Он смотрит на эту красавицу, которая взрослеет у нас на глазах, можно сказать, которую завод Кунигунда — на самом деле её зовут Маша. Вот у меня такой вопрос: ты руководитель, ты преподаёшь в этой гимназии, да, уже 30 лет?

И. Царёва

— 30 лет занимаюсь этим, да.

А. Леонтьева

— С ума можно сойти, потому что на самом деле, поделюсь радиослушателями, что так же этот же срок я знаю Инну, потому что мои дети пришли в эту гимназию, когда были совсем маленькие, окончили там первые классы. Потом мы перешли в другую по своим причинам, но помним это всё очень хорошо, и всех вас помним, и мамочку твою, директора гимназии Наталью Владимировну. И вот то, что твоя дочь Маша закончила тоже эту гимназию, наверное, говорит о том, что мы для своих детей хотим самого лучшего, конечно. И ты считаешь эту гимназию самой лучшей?

И. Царёва

— Да, это ведь один из показателей. Действительно, каждый хочет для своих детей самого лучшего. И огромным комплиментом делу своей жизни — нашей гимназии — я считаю тот факт, что наши учителя своих детей приводят учиться именно к нам.

А. Леонтьева

— Да, это правда, очень показательно.

И. Царёва

— Да, потому что есть такие школы, где, наоборот, как бы учитель работает, у него профессия отдельно, семья отдельно, а о его детях вообще и не знают коллеги.

А. Леонтьева

— А дети учатся в Англии.

И. Царёва

— Дети учатся в Англии либо где-то ещё, но вот как-то вот отдельно всё у человека. То есть он не мыслит свою работу как часть своей жизни. Он не живёт, что ли, на работе, он там только работает. И у нас другая атмосфера, мы всегда стремились создать школу как продолжение дома, чтобы ни ребенок, ни взрослый человек не чувствовал, что он выходит из дома и идёт в школу, как в какое-то холодное учреждение, на какую-то каторгу, на которой надо 11 лет отмучиться, и скорее бы это всё закончилось. Нет, чтоб ты опять из дома вышел и опять пришёл домой, где тебя окружают в школе те же родные лица, родные люди, которые хотят и помочь, и услышать тебя, и увидеть, и помочь твоим талантам раскрыться. И ту индивидуальность, которую каждый ребёнок несёт в себе, увидеть именно её неповторимый свет, именно этого маленького ещё человечка.

А. Леонтьева

— Скажи, пожалуйста, а куда поступила твоя дочь Мария после Елизаветинской гимназии?

И. Царёва

— Моя дочь Мария поступила в МГИМО. Должна сказать, что вот этот выпуск, который был у нас из 13 человек, было 12 золотых медалистов, и все поступили каждый, куда хочет, на бюджет, что так же важно. Обычно родители спрашивают: «Ладно, МГУ, МГИМО — хорошо. Но бюджет или не бюджет?» МГИМО — бюджет.

А. Леонтьева

— Это какой-то очень редкий случай, да? Или как? Как это делается?

И. Царёва

— Для нашей гимназии, скажу, это не такой уж редкий случай, потому что мы обладаем такой специальной системой, которая разработана именно в нашей школе, такая технология, по которой мы подготавливаем старшеклассников, каждого в выбранный им вуз по выбранному им лично направлению. Помогает, конечно, то, что мы небольшая школа, у нас нет такого потока, как сейчас, вы знаете, в Москве и в во многих больших городах сливают школы, укрупняют. Так называемая оптимизация образовательного процесса государственная, которая, конечно же, по факту не является оптимизацией, а несёт в себе лишь минусы, к сожалению, должна констатировать. Что же хорошего может быть в школе, когда ни руководящий состав, ни часто даже учителя не знают по имени своих учеников, а многих даже в лицо они не знают. Конечно, в этих обстоятельствах учитель и школа часто бессильны бывают просто — невозможно справиться с таким количеством. А у нас школа маленькая, и один класс без параллелей. Конечно, к каждому ребёнку относятся как к родному, поэтому все поступают каждый, куда хочет.

А. Леонтьева

— Мне вспомнилась совершенно не связанная с нашей темой такая история. Дело в том, что я очень-очень много лет, 15 или 16 лет, преподавала журналистику в международном лагере. И там каждый ребёнок приходил на свою так называемую кафедру. Мы делали такие кафедры в самые жаркие часы. Это было в Болгарии. Дети приходили, те, кто хотел. Мы иногда валяли дурака, но всё равно делали какой-то проект. Это было ужасно увлекательно. Меня это очень увлекло. И вот мой младший ребёнок попал в школу — вот очередные наши поиски школ — мы выбрали концепцию школы рядом с домом. Мы жили на Вернадского, там была такая очень нарядная школа, я не буду её называть. И в то время, не знаю, как сейчас, это огромная была школа с какими-нибудь бассейнами фантастическими. А при входе стоял охранник и не пускал родителей. И мне это показалось ужасно нелогичным, что я не могу войти в школу, где учится мой ребёнок. То есть я его куда-то сдаю и ухожу. И я решила организовать там тоже какой-то кружок журналистики. Я, значит, надела какое-то нарядное платье, пришла к директору, сказала, что я такой маститый журналист и давайте я буду совершенно бесплатно учить ваших детей раз в неделю. Инна, я узнала, что такое ад на земле, понимаешь? То есть учителя согнали школьников, просто согнали в один класс, там сидело человек, наверное, 40-50 примерно. Я не могла сквозь них прокричаться, естественно, голос у меня не очень громкий. И я ничего не смогла сделать в этой школе. То есть я поняла, что вот эти огромные детские коллективы — это просто не о том, что можно кого-то чему-то научить.

И. Царёва

— Вот об этом и речь. То есть это профанация, к сожалению, и это издевательство вообще над самим принципом образования. Ни учитель ничего не может, ни ребенок ничего не получает. Поэтому, конечно, сейчас не знаю, насколько можно поднимать тему политики. Сейчас даже есть такие общественные движения, которые говорят о том, что же происходит со школами, и выступают многие именитые учителя школьные и говорят, что так нельзя, так дальше не может продолжаться, невозможно бесконечно укрупнять школы, либо до бесконечности это всё цифровизировать. То есть сейчас, знаешь, идёт политика цифровизации, когда вообще изымается личность учителя из образовательного процесса. И вот во многих этих огромных школах, о которых ты вспоминаешь, и вспомнила ты о своём ощущении, что это был ад.

А. Леонтьева

— Это была моя попытка что-то такое донести в этой школе.

И. Царёва

— Сейчас в этом аду ещё хуже, потому что нет учителя, есть экранчик — дети сидят перед чёрным экраном, и всё практически, как в романе Оруэлла известном «1984». Экран смотрит на тебя и выдаёт порциями какие-то задания, и дети отчитываются перед бездушной машиной.

А. Леонтьева

— Ты знаешь, началось это же издалека. Это началось, наверное, с экзаменов вот этих — для меня, как для родителя, я говорю не как педагог, а как родитель — с экзаменов ЕГЭ, ОГЭ, с этих тестов — Раскольников убил старушку: да, нет? — и вот с этого всего. Я также младшего готовила к литературным вот этим сочинениям сама. Я понятия не имею, что именно нужно на ЕГЭ. Может быть, кому-то из родителей будет полезен мой совет. Старших моих ты прекрасно знаешь, а младший очень неформатный ребёнок, и он постоянно в каком-то состоянии протеста находился против всего. И он говорит: «Я не буду писать сочинения так, как они мне говорят, потому что я творческая личность». Я говорю: «Дорогой, я тоже творческая личность. Работаю в разных изданиях. И в каждом издании есть определённые рамки: в журнале «Эксперт» ты должен писать по-умному...

И. Царёва

— Определённый формат.

А. Леонтьева

— Да. А в журнале про материнство ты должен писать просто и душевно, на радио «Вера» ещё что-то. Он смирился в принципе. Но я занималась с ним литературой и, понимаешь, я видела, что он видит этих героев, что ему дико жалко Акакия Акакиевича из «Шинели» Гоголя, что он рыдает над «Мцыри» Лермонтова, и что в принципе с ним можно поговорить о «Преступлении и наказании» Достоевского, если перейти на какие-то такие термины человеческие. Хотя он к этому времени уже такой антиклерикал тоже стал. И я не очень понимаю, вот ты видишь это изнутри — как дети и родители справляются с этой системой?

И. Царёва

— Приходится. Здесь, конечно, уже не мы задаём музыку. И, конечно, мы не можем своими силами отменить то, что государство от нас требует — вот этот Единый государственный экзамен. Другой вопрос, что, конечно, с ребёнком можно поговорить, ему объяснить в том же русле, как вот ты, Анечка, говорила со своим сыном, что, да, ты творческая личность, безусловно, но существуют ещё и определённые требования для нас, которые мы должны соблюдать, определённые форматы. Безусловно, вся твоя личность ни в коем случае не должна впихиваться в рамки этого узкого формата экзамена. Просто покажи им, что ты это сделал, ты это можешь, поставь эти галочки и иди дальше, и будь свободным. Слава Богу, конечно, и внутри самого формата ЕГЭ тоже бывают хорошие подвижки. Например, несколько лет назад опять включили элементы сочинения. К примеру, первое время их не было. Сначала их не было, сначала только ставили галочки и делали тестовые задания. Сейчас уже вот есть, например, элемент сочинения. И каждый год что-то пересматривают, и иногда включают что-то, действительно, и хорошее. То есть я бы сказала, если так вот уже позитивно взглянуть на всю картину, в ЕГЭ есть и плюсы. Но если меня спросят: отменить ЕГЭ либо его оставить? То большая часть меня проголосовала бы за то, чтобы отменить.

А. Леонтьева

— Скажи, пожалуйста, а вот в твоей практике дети и родители — какие у них проблемы в школе? Почему они могут быть успешными и неуспешными, помимо того, что у них есть определённые способности? Вот ты говоришь, что в вашей гимназии вы развиваете их индивидуально. Но существуют ли какие-то страхи у детей перед вот этой сложнейшей системой, которую перед ними постепенно разворачивают? Я просто недавно совсем разговаривала в нашей программе с одним замечательным, таким очень заслуженным, репетитором. Говорили как раз о том, почему нужны репетиторы, почему дети боятся учиться.

И. Царёва

— Да, спасибо за вопрос, он очень интересный. И о страхах и о репетиторах, кстати, поговорим тоже и об этом. Я считаю, всё начинается с выбора школы, то есть со свободного волеизъявления, с родительской именно воли. Благо, когда мы живём в таком большом городе и мегаполисе, как Москва. Есть разные типы и виды школ и разных образовательных подходов. Поэтому, конечно, задача родителей подобрать ту школу, которая больше подходит их семье, даже не ребёнку, а вот всей этой семье по психотипу, скажем так, по способу, по концепции, чтобы был родственный взгляд на мир, на вещи, на то, что такое образование. То есть, иначе говоря, папа и мама, когда приводят ребенка в первый класс, либо шестилетнего на подготовку, они должны, конечно, войти в стены этой школы, посмотреть не ужасно ли там, на них сразу не набрасывается ли эта печать ужаса и тоски. Если этого всё-таки нет, то дойти нужно до кабинета руководства, поговорить с руководством и постараться установить с ними контакт. Если там будет дружеский контакт, если будет взаимопонимание, то тогда можно уже думать об этой школе и о том, чтобы в эту школу, в эту систему своего ребёнка определить. Иначе говоря, я хочу сказать, что семья и школа должны быть единомышленниками, должны быть максимально друзьями. Тогда ребёнок не будет чувствовать вот этой огромной ямы между семьёй и между школой, не будет чувствовать, что он живёт в двух мирах. И то, что здесь белое, там объявляется чёрным, и наоборот, что он должен как-то мимикрировать несколько раз на дню, перерождаться для того, чтобы выживать и тут, и там. Если школа будет поддерживать семью, а семья будет поддерживать школу, ребёнок всегда будет понимать, что и тут и там его друзья. И он не будет слышать дома критики в адрес школы, потому что родители принимают эту школу, они сами её выбрали. И то же самое, если он не будет в школе чувствовать какую-то напряжённость в сторону семьи, то тогда у него не будет этих страхов, ему не нужно будет зажиматься, и его крылья будут потихоньку вырастать и распрямляться, и он полетит.

А. Леонтьева

— Проще говоря, я сейчас с твоего красивого языка на родительский переведу: школа не будет вызывать тебя постоянно на ковёр и говорить, что ваш мальчик, вы знаете, на уроках биологии пел.

И. Царёва

— Надо выбрать просто себе школу, надо хорошенько походить по школам. Поэтому огромная благодарность радиоканалу «Вера» и тебе лично, Аня, за то, что позвали, например, меня именно сейчас — в феврале. Потому что готовь сани летом, как известно. И не нужно до 31 августа говорить, что «ой, завтра 1 сентября, а нам надо срочно записаться в школу». Конечно, нужно походить по разным школам, посмотреть, подумать, почитать. Обязательно выбрать школу для себя, как мы всё в жизни выбираем для себя: женщину, религию, дорогу. Также и школу для своего ребёнка нужно выбрать.

А. Леонтьева

— Напомню, что у нас гостях Инна Царёва, руководитель Елизаветинской гимназии при Марфо- Мариинской обители, а также теолог, художник и просто очень красивая женщина — хочется добавить.

И. Царёва

— Очень рада быть в этот вечер с вами, друзья.

А. Леонтьева

— Скажи, пожалуйста, я работала когда над своей книгой про всякие депрессии подростков, то я встречалась со многими психологами. И я услышала такое мнение от клинического, внимание, психолога, который работает с очень депрессивным детьми, с самыми тяжёлыми случаями. Она сказала, что для здоровья психического ребёнка самая простая школа — это вот то, что нужно. Прокомментируй, пожалуйста, что ты думаешь об этом.

И. Царёва

— Я не знаю, что она имеет в виду под словосочетанием «простая школа».

А. Леонтьева

— Я поясню. Она говорит, что в простой школе ребёнок проходит те жизненные ситуации, которые он будет проходить в жизни: подрался, заступился за кого-то, отказался или, наоборот, не отказался покурить, выдержал или не выдержал буллинг. Вот то, что мы рафинированных школах, может быть, дети менее будут подготовленными к этому жестокому миру, или как это назвать?

И. Царёва

— Да, поняла вопрос. Да, согласна с психологом. Даже могу развить ещё немножко эту тему. Здесь, вообще, корень вопроса: отдавать ли ребёнка в школу, либо так называемое домашнее обучение предпочесть. Вот в этом смысле, конечно, этот психолог прав. Безусловно, школа необходимейший инструмент социализации. Где ещё ребенок получит вот именно этот навык, когда он общается со сверстниками, которые его не жалеют, которые не являются его мамками, няньками, бабушками добродушными, да? Где, действительно, он испытает и опыт конфликтов, которые необходимы в жизни. Нужно научиться их преодолевать. Где он, вообще, встретит такое понятие, как дружба, взаимовыручка, взаимопомощь? Что такое всем коллективом общаться? И, конечно, первые свои какие-то шишки набьёт и научится сам решать свои проблемы. Поэтому, когда меня спрашивают: предпочесть ли домашнее обучение либо школу, я говорю, конечно же, школа, если у ребенка нет каких-то ярко выраженных особенностей, когда ему показано что-то совершенно очень особенное. Что же касается относительно покурить и что-то такое более уже подростково-жёсткое, то должна сказать, что на самом деле жизнь всегда своё доберёт. И даже в самой, казалось бы, мягкой атмосфере всё равно будут свои искушения. Поэтому в этом смысле не нужно, конечно, во все тяжкие ребёнка отдавать. Если уж знаешь, что вот эта школа, которая рядом с домом, она абсолютно бандитская, то, может быть, и надо пожалеть своё чадо, найти что-то более всё-таки более адекватное, скажем так.

А. Леонтьева

— Ну да, я на самом деле, проходя вот эти духовные поиски школ с детьми, старшие дети меня баловали — они сами делали уроки, они были ярко выраженными, такими мотивируемыми к учёбе.

И. Царёва

— Они «началку» у нас закончили, конечно!

А. Леонтьева

— Они хулиганили, но всё равно продвигались очень как-то легко вперёд. А с младшим вот постоянно какие-то были такие штуки. И одна из школ была рядом с домом. Это была, ну простите, я уже скажу, это была внуковская школа. И там, где-то переходя в пятый класс, я пришла за сыном и поняла, что я забираю его из этой школы, хотя она рядом с домом, хотя она предоставляет ему все жизненные ситуации, какие только можно. Я даже не буду описывать ситуацию, которую я увидела.

И. Царёва

— Вот все-то и не надо. Не надо уж совсем все. Мы же никто не хотим, как говорится, что надо узнать жизнь сполна. Но это не значит, что надо прожить жизнь каждого героя Достоевского, например, или прожить жизнь героев «Полёта над гнездом кукушки». Мы ж никто этого не желает и взрослому человеку. Тем более мы не должны хотеть своим детям всех самых тяжёлых моментов детской жизни. Детство само по себе довольно тяжёлый период, не надо его специально обострять.

А. Леонтьева

— А почему ты так говоришь?

И. Царёва

— Почему детство тяжёлый период?

А. Леонтьева

— Детство — это же светлое детство наше.

И. Царёва

— Ребёнок довольно беззащитен и у него ещё нет полного комплекса прав. Поэтому, если уж говорить совсем серьезно, дети во многом являются заложниками того окружения, за которое ответственны взрослые, окружающие этого ребёнка. Поэтому, конечно, дети заложники родителей. Если это хорошая семья, то слава Богу, то дети счастливы. И заложники частной образовательной системы тоже. И это зона ответственности, повторяю, не детей, но взрослых.

А. Леонтьева

— Я также, знаешь, такой синдром описала в книге. Просто я узнала, как он называется, так скажем, — это завышенное требование к ребёнку. Вот скажи, пожалуйста, в вашей школе всё-таки такая выборочная, наверное, категория детей и родителей. И не сталкиваешься ли ты в своей практике вот с этими завышенными требованиями родителей? То есть родители мечтают, что ребёнок будет каким-то гением, каким-то чемпионом в какой-то области. Ребёнка это начинает немножко пригибать, а часто и не немножко, а часто и вгоняют в ту самую подростковую депрессию, о которой я писала. Вот видела ли ты такие ситуации? Как ты это прокомментируешь?

И. Царёва

— Конечно, сколько семей, столько и ситуаций. Даже больше ситуаций, потому что в семье же бывает и не один ребёнок, и каждый день ситуация новая. В этом смысле у нас очень творческая работа. Работа в образовании, пожалуй, самая творческая — говорю как художник, но это более творческая. Но опять же, завышенные требования требованиям рознь. Здесь нужно различать родительское тщеславие, когда действительно человек мечтает о чём-то, чего он сам не достиг, возможно, в своём детстве и какие-то свои нереализованные комплексы или, как сейчас модно говорить, гештальты, он закрывает через ребёнка, оказывая на него искусственное давление и прогнозируя ему то будущее, ради которого этот ребёнок не предназначен. Это, безусловно, негативный аспект, и он не должен сопровождать, конечно, ребёнка на его жизненном пути. Но здесь нужно различать с другими требованиями, которые вполне себе хороши, положительны и должны присутствовать. Дело в том, что детство — это тот период, который даётся нам для нашего развития. Никогда в жизни больше не будет такого времени, когда за год человек может столько нового узнать, настолько вырасти, развиваться параллельно в разных отраслях, в разных направлениях. И поэтому задача взрослого при этом требовать, конечно, от ребёнка. Если ребёнок не будет поставлен в определённые рамки, например, я имею в виду режим, я имею в виду помощь всех окружающих вокруг, которая формирует у ребёнка то сознание, что образование необходимо, что это здорово, учиться важно, учиться нужно, это престижно. И ты должен прикладывать к этому усилия. Вот это я бы назвала позитивным таким требованием к ребёнку. То есть родитель должен быть к себе внимательным. Любой взрослый, учитель, безусловно, тоже, не требовать то, к чему ребёнок не предназначен, но обязательно увидеть область талантов ребёнка, разглядеть. И тут нужно помогать ребёнку работать, трудиться. Безусловно, самому трудиться вместе с ним. Не нужно отпускать на самотёк, подростка особенно, иначе он может потеряться без контроля.

А. Леонтьева

— Я напомню, что сегодня с вами Анна Леонтьева. У нас в гостях Инна Царёва, руководитель Елизаветинской гимназии при Марфо-Мариинской обители, теолог, художник. Мы говорим о семье, образовании и о том, как детям не бояться этого образования. И мы вернёмся к вам ровно через минуту.

А. Леонтьева

— Сегодня мы говорим о семье. С вами Анна Леонтьева. У нас в гостях Инна Царёва — руководитель Елизаветинской гимназии при Марфо-Мариинской обители. Мы говорим об образовании, и не только. Мы, наверное, сейчас поднимаем такие болевые вопросы, которые у меня, может быть, накопились. Я прямо тебя засыпаю вопросами.

И. Царёва

— Да, отлично, это прекрасно.

А. Леонтьева

— Мне всегда очень хочется ответов умных людей на это. Один из вопросов и одна из проблем, с которой я столкнулась в школе, мне показалось в какой-то момент, когда... всё время меня вызывали на ковёр. Я помню разговор с учительницей химии, которая, и я ужасно рассердилась, чего греха таить, потому что она ужасно укоряла меня, что ребёнок плохо делает химию, хотя мы так здорово выписывали с ним из интернета эти формулы, длинные-длинные. Скажите, кому это было нужно? Мне показалось, что школа поменялась с родителями местами в какой-то момент. Раньше школа учила, а родители воспитывали, а потом стало наоборот: школа стала воспитывать, а родители стали учить. Почему я так говорю? Потому что родители часто набирают целый штат учителей внешкольных, тратят огромные суммы, время, нервы, потому что не все тоже учителя такие, как им хотелось бы. При этом вот что, когда это произошло, видишь ли ты этот феномен?

И. Царёва

— Я это вижу, но я опять же на это смотрю таким образом, что в идеале, повторяю, я убеждённый сторонник того, что семья и школа должны быть друзьями. И образование, конечно, не должно быть в отрыве от воспитания, так никогда не было. Я, например, сейчас курс о раннехристианской литературе для юных теологов, и не только, такой катехизический курс. Никогда, ни в античности, ни в средние века, ни в новое время не было такого, что учитель только учит и больше его ничего не касается. Наоборот, можно сказать, что такие направления как раз являются признаком уже наших последних лет в образовании, когда многое хорошее, что было достигнуто в этой отрасли, разрушается, к сожалению. И наоборот, родитель — его же задача не только родить этого ребёнка и обеспечивать его минимальные потребности. Конечно, он должен быть учителем, учителем по жизни. Правда? Одной из функций родителей является подавать ему пример и общаться с ним. И вот этот высокий пример учит. Поэтому, конечно, учат не только домашки, не только уроки, не только задания, а вот именно тот факт, что взрослые, которые окружают ребёнка, живут вместе с ним. И на этой территории взаимного уважения и возникает, что дома у тебя, в хорошем смысле, школа, а в школе у тебя, в хорошем смысле, семья.

А. Леонтьева

— О, это было бы здорово, это было бы идеально.

И. Царёва

— Вот это и есть идеал, конечно, к которому нужно стремиться. Я, в своё время, когда была маленькая, очень много школ сменила: где-то семь или восемь школ. Я всё время переходила из класса в класс, из школы в школу. Так моё детство сложилось, что много было переездов. И ни разу ни в одной школе я не была полностью счастлива. И поймала я себя в старших классах на этой мысли, что если когда-нибудь так сложится моя жизнь, что я сама буду делать в школу, то я точно знаю, какой школа быть не должна, что в моей школе не будет этого, этого, этого. Я не знаю, какой она должна быть, но какой не должна — я точно знаю, я видела столько отрицательных примеров.

А. Леонтьева

— Ты, можно сказать, своими травмами собрала этот опыт.

И. Царёва

— Да, от противного абсолютно. Ну, и слава Богу, в 1992 году, когда у нас вышел закон о негосударственном образовании, и негосударственное образование стало возможным, моя мечта начала реализовываться.

А. Леонтьева

— Инна, а вот такой вопрос немножко в сторону от наших образовательных вопросов, но я очень хорошо знаю, помню, люблю твою маму. Помню — в смысле мы долго с ней не общались.

И. Царёва

— Привет от неё, кстати.

А. Леонтьева

— Наталья Владимировна Царёва, привет вам. И то, что ты пошла по её стопам, видимо, образ мамы был какой-то очень харизматичный. Вот расскажи мне, что привлекало тебя в её работе как педагога, как руководителя учебного процесса?

И. Царёва

— Мы, вообще, с мамой друзья, мы просто лучшие друзья по жизни. И поэтому, когда наша жизнь, нас обеих, дошла до такой точки, что я как раз закончила школу и должна была как-то самоопределятся, мама как раз прекратила своё преподавание в театральном вузе, где она много лет занималась на кафедре культуры речи, на кафедре сценической речи, где она, собственно, и получила вот такой навык образовательной системы. И мы вместе начали это делать. То есть я это совмещала параллельно с учёбой в вузе. Первым моим вузом был Свято-Тихоновский богословский институт, сейчас это Гуманитарный университет. И всё это время нас сопровождала школа, и я, можно сказать, смотрела на это глазами подростка, то есть как не должно быть, а она смотрела на это глазами взрослого. И мы вот, как бы с разных точек зрения: я, можно сказать, с позиции ученика ещё тогда, а она с позиции руководителя. И мне кажется, это получилось достаточно объективно. И так вот и происходит до сих пор — такой семейный опыт.

А. Леонтьева

— Очень интересно. Такой вопрос вот к тебе, как к учителю. Я слышала мнение одной своей знакомой, которой я очень доверяю и как-то очень мне нравится её обаятельный и очень тёплый подход к детям, очень такой милосердный, всепрощающий. Она сказала, что когда учитель ставит «двойку» ребёнку, он ставит её себе, конечно. Она говорит, что он же, наверное, не смог объяснить. Я, например, так рассказывала это разгневанной прекрасной женщине. Я говорю: «Вы знаете, я научила его, наверное, писать сочинения. Но я, к сожалению, не смогу научить его тому, чему вы можете научить — вот эти формулы». Потому что в своё время я тоже как-то страшно их боялась и вспоминаю как дикий ужас.

И. Царёва

— Ну да. Но на самом деле учитель, профессионал, какой бы предмет он ни преподавал, химию или литературу, он понимает, что у ребёнка есть область его преимущественных талантов. Есть, допустим, так называемые гуманитарии, есть так называемые технари или люди, тяготеющие к точным наукам. И здесь, конечно, опять же задачей учителя является не помешать развиваться тому таланту, тому бутону, вот этой почке прорастать, которая в ребёнке прорастает. И иногда, может быть, даже за счёт, действительно, не побоюсь этой фразы, других дисциплин. Безусловно, нужно чему-то отдавать предпочтение. А у нас в жизни всегда что-то на первом месте, что-то на втором, что-то на третьем.

А. Леонтьева

— Ну, а как вы поступаете в этой ситуации?

И. Царёва

— Вот именно так в нашей школе в старших классах и происходит, то есть дети определяются более-менее.

А. Леонтьева

— То есть дети не выписывают формулы по химии — которые пойдут в Литературный институт?

И. Царёва

— Здесь вот тоже опять нужно соблюсти баланс. Нужно, с одной стороны, дать ребёнку минимум необходимых знаний по всем наукам, чтобы это была гармонически развитая личность. Нельзя же совсем не знать по химии хоть чего-то — мы же с ней каждый день встречаемся. Вот, например, мы тут пьём чай — это же тоже химическое соединение — в студии. Но при этом нужно всё-таки каким-то дисциплинам уже отдавать предпочтение, даже для того, чтобы хотя бы подготовиться к вузу нормально, и к тем же экзаменам. Невозможно же сдать 14 экзаменов по ЕГЭ — ни одна психика не выдержит. Всё равно нужно определиться с двумя, с тремя, с четырьмя. Это же касается и всего остального. У моей мамы, например, коль скоро о Наталье Владимировне зашла речь, у неё был прекрасный учитель по физике. Она закончила физико-математическую школу, но она лучше всех писала сочинения. И иногда она не успевала на уроках литературы закончить своё сочинение и продолжала его писать на уроке физики. Он говорил: «Наташа, ты что? А, сочинение! Пиши, пиши, дорогая!» — разрешал ей дописать.

А. Леонтьева

— Какой хороший.

И. Царёва

— Да, это тоже школа. Потому что очень узкое понятие мы вбиваем себе в голову и ребёнку, что школа — это только уроки от и до и домашка. И учитель — это только то, что он пишет на доске, или объём экзаменов. Нет, школа — это то, что учит нас вообще в жизни, то, что даёт правильные ориентиры, правильные параметры, понятия о красоте, о дружбе, о высоком, о прекрасном. И есть ещё такое определение образования, ты, наверное его знаешь, Аня, что образование — это то, что в нас остаётся после того, как мы забыли всё, чему нас учили.

А. Леонтьева

— Как говорят: сдали, всё сдали.

И. Царёва

— Да, вот когда ты всё сдал и забыл, ты всё равно помнишь добрые глаза педагога, который тебе разрешал на перемене дописать или на уроке, или подал тебе руку, или где-то тебя защитил и так далее. Это и есть образование. По большому счёту, школа начинается с этого, а уже уроки, домашки — это уже второе и третье. Это можно решать по-разному, опять же, к этому есть разные подходы.

А. Леонтьева

— Я не просто заслушалась тебя, а я как-то, знаешь, улетела мыслями далеко-далеко назад, наверное, не только в школу, но и в университет. Действительно, после того, как ты всё благополучно сдал и забыл, остаётся что-то такое бесценное.

И. Царёва

— Вот то, что остаётся, это и есть то, что в нас заложено. Это и есть прекрасный дар учительства и наш дар ученичества, а мы это принимаем, а они нам это дают.

А. Леонтьева

— Я, в связи с твоими словами, вспомнила замечательные слова писателя, поэта, журналиста Дмитрия Быкова. Я слушала его лекции по литературе, к нему люди по-разному относятся. Мне безумно было интересно, я была почти совсем не согласна, что он рассказывал. Но во всяком случае, это было зажигательно.

И. Царёва

— Человек он интересный, безусловно, несмотря на все его позиции, с которыми можно быть несогласными.

А. Леонтьева

— Да, я поняла, что для учителя неважно, какую позицию он занимает, главное, чтобы у него не было потухших глаз, чтобы он был зажигательный, чтобы людям захотелось, может быть, не согласиться с ним, но пойти и перечитать, и составить своё мнение, и как-то его правильно выразить. И у него были такие слова, которые мне очень тоже запали в душу, что учитель — это же супер-профессия. Если людям рассказать, какую отдачу получает педагог, при том, что он выматывается, конечно, в ноль, то люди рвались бы в профессию очень сильно.

И. Царёва

— Совершенно верно, да, в идеале так и есть. Другой вопрос, что профессия очень сложная. И сама задача учителя сложная и иногда даже кажется почти невыполнимой. Плюс внешние обстоятельства — вот эти наши все, о которых не хочется говорить. Но по идее, такого благодатного поприща ещё поискать. Ведь Сам Господь назывался учителем. И мы, коль скоро мы уже сейчас на православной радиостанции находимся и можем поговорить об этом, то каждый учитель должен всегда понимать, что он учитель с маленькой буквы, но есть Учитель с заглавной — это наш Господь Иисус Христос. И в этом смысле задача каждого педагога Ему уподобиться, задача и ответственность.

А. Леонтьева

— Ничего себе!

И. Царёва

— Именно так. И учительство — это дар Святого Духа. Об этом тоже прямо говорит Новый Завет.

А. Леонтьева

— Скажи, пожалуйста, а вот по отношению к ученику, какой ты, учитель? Друг, наставник, авторитет — вот как ты это видишь?

И. Царёва

— Не знаю. Но здесь важно быть просто самим собой, конечно. Безусловно, кто-то больше наставник, кто-то больше... зависит, опять же, от возрастной категории. Конечно, если у тебя маленькие детки, то ты больше с ними, как наседка, оберегаешь их, больше заботишься об их вот именно даже физической безопасности. Если это уже выросшие юные создания, то, конечно, здесь нужно быть обязательно им другом, иначе не возникнет доверие.

А. Леонтьева

— Вот ты сказала в разговоре, что ты в детстве повидала много школ и точно знала, какой ты не хочешь видеть школу, в которой бы ты сама работала и которой бы, может быть, даже руководила, что ты сейчас и делаешь успешно. Вот что именно ты увидела, если можно вспомнить? Поскольку всё-таки мы говорим о пользе, чтобы родители, ну, может быть, заметили какие-то штуки, которые не стали бы травмировать их детей, когда они вот обошли бы какие-то такие моменты.

И. Царёва

— Я, например, начинала со школ в неблагополучных районах, даже и не московских, то есть на периферии. И начинала с того, что мне просто было физически страшно идти в школу, что тебя там изобьют — я имею в виду дети, такие же сверстники. То есть вот именно агрессия была сверстников, очень высокий уровень агрессии бывает иногда в обществе, и в детском обществе тем более. Потому что они же, как лакмусовые бумажки, они отражают то, что носится в воздухе, и их ничего не сдерживает это выражать. Поэтому, прежде всего, я страдала в детские свои годы вот от этого. Потом уже я стала замечать вот эту холодность, отчуждённость учительской касты от, собственно, детского общества, чего тоже не должно быть. То есть учителя — отдельный мир, а дети отдельно, сами по себе. Дальше юношеские мои годы пришлись как раз на развал Советского Союза, на развал вот этой всей системы. Я закончила английскую спецшколу в Москве очень известную. У нас вообще там валом учителя уезжали, эмигрировали из страны, бросали свои семьи даже, бросали свои дома, говорили, что «пора нам куда-то за бугор, за кордон, и вы тоже уезжайте», что тоже я не могу назвать хорошей педагогикой. Я думаю, тут все согласятся. Поскольку ты меня лично спросила, то вот это те три вещи, которые я могу назвать, которых точно не должно быть в школе. Безусловно, в школе должен быть здоровый, хороший патриотизм, должно быть братство. И должно быть взаимопонимание, взаимопроникновение мира учителя и мира ребёнка, это безусловно. Ну, и должна быть дружба на всех этих ступенях.

А. Леонтьева

— Очень здорово. Спасибо большое, ты здорово очень ответила. А скажи, пожалуйста, вот ваша гимназия, помимо того, что, наверное, там нет того, о чём ты мне сейчас рассказала, что там есть такого, вот что бы ты хотела рассказать и подчеркнуть отдельно? Ведь ваша гимназия в этом году празднует юбилей.

И. Царёва

— Да, в 2022 году нам уже 30 лет, слава Богу Надеюсь, что осенью у нас будет праздник, и мы каким-то образом этому отдельно порадуемся, и вообще здорово. Но что бы я хотела подчеркнуть: главной заслугой я себе лично ставлю то, что наши выпускники, которых уже много довольно выпусков у нас — с 2004 года уже около 20 выпусков было. И каждый наш выпуск — мы выращивали детей с шестилетнего возраста сами, то есть мы не набирали сразу пятнадцатилетних, и вот у нас выпуск. Так вот, я себе, наверное, ставлю в заслугу, что эти наши выпускники приводят своих детей к нам. Я считаю, что это прекрасный показатель. И второй показатель: я веду статистику — у нас нет разводов среди наших выпускников. Они, например, образуют пары. У нас есть несколько, даже не несколько, а, наверное, с десяток бы насчитала таких пар, когда поженились одноклассники между собой — выпускник и выпускница. И у нас нет разводов. Поэтому, ребята, да, мы все про образование, мы про то, что дети должны поступать в университеты, добиваться, достигать, у нас несколько иностранных языков, у нас много математики. Но всё-таки главным показателем является то, что наши дети могут создать такие семьи, которые, возможно, в своё время не смогли создать даже мы, взрослые, окружающие. И то, что дети живут в чём-то лучше нас, они моральнее нас, нравственнее. Я говорю уже о тех, кто уже выпорхнул из нашего гнезда. И думаешь, значит, это всё было не зря и, возможно, твой маленький вклад, твоя небольшая лепта в этом тоже есть.

А. Леонтьева

— А с чем ты это связываешь? С тем лишь, что гимназия имеет православное направление, с тем лишь, что она окормляется чудесными, всеми нами и радиослушателями...

И. Царёва

— Отец Артемий Владимиров... (Смеётся.)

А. Леонтьева

— И в связи с какими-то традициями, которые существуют в вашей школе?

И. Царёва

— Наверное, всё вместе, конечно, всё вместе. И это, конечно, чудо любви Божьей, безусловно, благодать Его. Потому что, безусловно, от нас зависит только то малое, что мы можем сделать. А Господь нас таким образом покрывает. О традициях могу, конечно, рассказать и рассказывать. Всех, кстати, друзья, приглашаю. Это Большая Ордынка, это центр Москвы. Мы маленькая школа, но тем не менее у нас такая весёлая, дружная, с большими традициями жизнь. Кстати, мы сейчас открыли набор на новый учебный год. Всегда можно к нам позвонить, записаться, прийти на тестирование, на собеседование. Можно поступить не только в первый класс, но и попробовать поступить и в более старшем возрасте. В качестве такой яркой традиции могу, например, привести такой образ. У нас каждый раз на «Последний звонок» бывает бал. Дети, уже и не только дети, юношество, выпускники в красивых бальных платьях и костюмах танцуют вальсы, полонезы, мазурки. Где бы вы думали? Прямо у алтаря Покровского собора Марфо-Мариинской обители. И всё это под классическую музыку, в присутствии огромного количества мимо проходящих людей, которые проходят мимо монастыря и вдруг слышат классическую музыку, в недоумение заглядывают в ворота и видят танцующие пары.

А. Леонтьева

— Такой венский бал.

И. Царёва

— Да, венский бал в монастыре. Я даже думаю, что это, наверное, может быть единственный монастырь, я не знаю другого такого монастыря, где может быть бал у алтаря собора.

А. Леонтьева

— Слушай, как же это позволяется?

И. Царёва

— Да, иногда даже бывает до смешного доходит, когда мы репетируем, дети ещё в школьных юбках и платьях, у нас есть форма, репетируют. Иногда бывают одна-две бабушки, которые выходят: «Кто вас благословил? Как вы можете? Это же храм, это же монастырь!» Мы говорим: «Успокойтесь, нас благословили!» Но ведь это же праздник детства, это как раз праздник любви. И мы показываем, что вот наши дети выросли, и мальчики, и девочки. У них такие красивые взаимоотношения, что они могут пригласить друг друга на танец.

А. Леонтьева

— Ну да, мы же привыкли, что православие — это про то, чтобы радоваться тихо-тихо, вот не так как-то ярко и красиво.

И. Царёва

— Да, либо радоваться где-то в другом месте, но не в церкви. Друзья мои, а почему надо радоваться где-то в подворотне, а не в церкви? Куда идти подросткам? Если им нужно дружить, то они должны куда пойти? Если не в церкви это делать? Ну вот и вопрос. Возникает противоречие.

А. Леонтьева

— Напомню, что у нас в гостях Инна Царёва — руководитель Елизаветинской гимназии при Марфо-Мариинской обители, теолог, художник, учитель с большой буквы.

И. Царёва

— Очень рада быть с вами, друзья.

А. Леонтьева

— Расскажи, пожалуйста, вот у меня остался всё-таки вопрос про репетиторов, про то, какую роль играет в образовании школа, и почему ей нужны дополнительные силы в виде репетиторов? Почему репетиторы должны дополнять вот эти школьные знания и, может быть, снимать какое-то напряжение детей в учёбе? Чего не даёт школа, почему родители вынуждены тратиться на этих самых репетиторов?

И. Царёва

— Я открою тайну: репетиторы не нужны, вообще не нужны. Если нормальный учитель, который, во-первых, успевает дать программу. Во-вторых, он успевает дать ещё что-то больше, чем программа — то, чему была посвящена вся сегодняшняя наша передача. Если есть общение, доверительные дружба с ребёнком, если он к тому же знает, к чему он готовит, что такое ЕГЭ, знает не понаслышке. А у нас, например, все преподаватели являются экспертами по ЕГЭ. И очень многие у нас преподаватели имеют ученые степени, кандидаты в своих науках, преподают в вузах и так далее. То есть репетитор тогда не нужен. На самом деле всё учитель может дать в школе, в классе. Конечно, если у тебя не 50 человек в этом классе. Если это школа, которая занимается, как мы говорим, штучным производством, не штамповкой каких-то одинаковых гвоздей вместо живых душ, а именно раскрытием талантов каждой отдельной личности, юной души, которая имеет в перспективе своей бесконечность, то всё это достижимо. И как раз мы владеем такой технологией, поэтому у нас так много бывает медалистов. Вот, например, моя дочка Кунигунда поступила без репетиторов. Вернее сказать так: у неё были репетиторы, но этими репетиторами были школьные учителя, то есть они занимались с ней сколько угодно ещё, сколько вот ей лично нужно. Вот так они и занимались.

А. Леонтьева

— Это какая-то прямо сказка о старой школе, когда ещё можно было после уроков: «Иванов, останься — после уроков мы с тобой посидим!»

И. Царёва

— Именно так, конечно. Учитель же видит ребёнка, он понимает, у кого в чём есть нужда. Кому-то вообще не нужна химия, а кому-то надо каждый день ей заниматься. Ну, вот так и происходит. Так и происходит, если учителю, опять же, созданы условия. И здесь задача уже администрации школы брать на себя вот этот груз ответственности, освободить учителя от всего лишнего, чтобы он мог заниматься ребёнком. А уже администрация школы должна тащить на себе вот эту задачу — общаться с чиновниками, писать отчёты и прочее, отбиваться от всего.

А. Леонтьева

— Скажи, пожалуйста, а сама ты занималась со своей дочерью Машей? Сама ты делала с ней уроки?

И. Царёва

— Ты знаешь, я вообще за то, чтобы делать уроки. Вот я помню, что ещё в 7-8 классе я с ней делала уроки — те уроки, которые я по своей направленности могу. Например, историю мы с ней читали. Вот я люблю сама этот предмет очень, и вот мы с ней занимались. Я не считаю, что это плохо, когда родители занимаются с ребёнком. Просто это же тоже время для родителей и для ребёнка опять же побыть вместе. Да, безусловно, здесь не в контексте даже такого долженствования, что вот ты с утра до ночи делаешь с ребёнком уроки — нет, а в том, что ты вместе с ребёнком проходишь его детство и ещё один раз проживаешь, и повторяешь опять же, молодеешь сам. Вот в этом аспекте, да, ничего плохого нет почитать и обсудить параграф из детского учебника. Это очень и очень мило даже, мне это было приятно. Другой вопрос, конечно, что каждый родитель не может по всем предметам быть таким вот профессором. Но то, в чём он может, мне кажется, это же прекрасно. Прекрасно дать сверх учебника, дать больше или шире, или предоставить другой взгляд, нежели был предоставлен учителем на уроке.

А. Леонтьева

— Скажи, пожалуйста, что ты считаешь самым важным и самым основным как родитель и как учитель для того, чтобы ребёнок приходил с радостью? Как, знаешь, про взрослого говорят, что с радостью приходит на работу и с радостью возвращается домой.

И. Царёва

— Именно это и должно быть, конечно, нашей задачей как школы. Но вот это именно ощущение дома, что и там и там тебя ждут, и там и там тебя встретят любого. Любого — не только выглаженного, выутюженного, с хорошим настроением, но любого: в растрёпанных чувствах, с непонятой задачей, может быть, с какой-то проблемой, которую он принёс из семьи. Или ребёнок плачет, что канарейка заболела, или ещё что-то. Мы, конечно, знаем это в школе, что тебе помогут, когда маленький. Когда ребёнок постарше, у него свои проблемы. Да, тебя встретят любого, так же, как и дома, тебя тоже примут любого, что с двойкой, что с пятёркой — не ради этого мы учимся. И когда ты понимаешь, что тебя любого встретят и обогреют, и дадут время: всё, успокойся, всё будет хорошо, отсидись, посиди, послушай, можешь сегодня просто не выходить, просто посиди послушай. У всех же бывают дни, когда мы на коне, и бывают дни, когда мы в полной как бы такой прострации пребываем, и у детей тоже.

А. Леонтьева

— Я думаю, что очень многие радиослушатели, слушая тебя, сейчас очень хотели бы узнать, как можно попасть в вашу школу, как можно посмотреть вас в интернете. Расскажи, пожалуйста, где вы, какие у вас адреса и как вас найти.

И. Царёва

— Друзья, нас очень легко найти. Мы находимся в прекрасном районе Москвы, в Замоскворечье, на улице Большая Ордынка. Мы прямо примыкаем к комплексу Марфо-Мариинской обители милосердия. К нам легко доехать. Мы в пешей расположенности от метро «Третьяковская» или от метро «Полянка. Но лучше всего начать, конечно, знакомство с того, чтобы позвонить или посмотреть наш сайт: www.elegim.ru. Или наш телефон: 8 (495) 651-84-47. Всегда можете позвонить и записаться на собеседование. Собеседование вас ни к чему не обязывает, мы просто знакомимся. Есть ещё у нас также и канал на «Ютубе», который вы тоже можете смотреть. Это как раз тоже наш такой способ общения с внешним миром и с семьями наших учеников. Канал так и называется «Елегим Про Свет» — сокращённо от Елизаветинской гимназии, просветительский образовательный канал. Так что можете нас искать любыми этими способами, и вы обязательно найдёте.

А. Леонтьева

— Ищите и найдёте, просите и дастся вам. Спасибо огромное. Сегодня с вами была Анна Леонтьева. У нас в гостях Инна Царёва — руководитель Елизаветинской гимназии при Марфо-Мариинской обители, теолог, художник, учитель с большой буквы. Спасибо за очень честный и вдохновляющий разговор об образовании, детях и о вашей прекрасной гимназии.

И. Царёва

— Спасибо, дорогая Аня. Спасибо, дорогие друзья. Благодарю вас за внимание. До свидания.

А. Леонтьева

— Всего доброго.

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем