«О святости и святых». Прот. Игорь Гагарин

У нас в гостях был клирик храма святого благоверного князя Александра Невского в городе Балашихе протоиерей Игорь Гагарин.

Разговор шел о феномене святости, о том, можно ли сегодня встретить святого, и почему мы нередко обращаемся к Богу не напрямую, но через разных святых.

Ведущий: Александр Ананьев

---

А. Ананьев

— Добрый вечер, дорогие друзья! Меня зовут Александр Ананьев, и я поздравляю вас с праздником — сегодня День памяти Святителя Николая, замечательного святого, к которому и я, и моя жена, мои друзья, люди, которых я знаю, снова и снова обращаются за решением в каких-то жизненных трудных ситуациях, с благодарностью за то, что что-то получается в этой жизни, и просто очень любят и чтят этого святого. И в этом смысле для меня, для неофита, не все так однозначно. Можем ли мы в полной уверенности, вообще имеем ли право молиться кому-то иному, кроме Бога? Ведь у нас нет никого другого, кроме Бога. Почему же мы тогда обращаемся с молитвами к Святителю Николаю? Можно ли быть более святым или менее святым? Есть ли у нас шанс встретить святого в жизни, а может быть... а может быть, мы уже встречали святого в этой жизни? А может быть, святые — они где-то совсем рядом, а мы не обращаем на это внимания? Сколько святых в Русской Православной церкви и так далее? Очень много вопросов о том, что такое святость и кто такие святые. И очень здорово, что на эту тему согласился пообщаться с нами сегодня клирик Александро-Невского храма города Балашиха протоиерей Игорь Гагарин. Добрый вечер, отец Игорь, здравствуйте!

Протоиерей И. Гагарин

— Добрый вечер!

А. Ананьев

— Поздравляю вас с назначением. У вас какой-то... какая-то радость детская в глазах по этому поводу. Очень радостно видеть вас таким.

Протоиерей И. Гагарин

— Да, вы правы.

А. Ананьев

— Хотя, конечно, придется еще раз поднять словари, чтобы вспомнить, как же все-таки правильно ставить ударение в городе БалашИха, в названии города. БалашИха ведь, по-моему?

Протоиерей И. Гагарин

— А вот, вы знаете, я сам не знаю, и одни говорят так, другие по-другому. Поэтому...

А. Ананьев

— Но правильный-то один вариант?

Протоиерей И. Гагарин

— Да вот бывает в жизни, что приемлемы и тот, и другой. Я не знаю, скажу честно.

А. Ананьев

— С какого богословского захода мы с вами сейчас зашли-то, а? Правильный один вариант или все варианты правильные, просто с какого угла посмотреть. Поздравляю вас с праздником — с Днем памяти Святителя Николая. Дайте угадаю: и у вас это тоже один из самых любимых, самых близких, самых понятных, самых слушающих святых в вашей жизни?

Протоиерей И. Гагарин

— Да, да. Это именно так. И, наверное, это неудивительно. Потому что я уверен, что для большинства православных людей это даже не один из самых любимых, а самый любимый святой. Я просто, знаете, когда я был настоятелем Иоанно-Предтеченского храма, главный престол был посвящен Иоанну Предтече, а один из боковых престолов — Святителю Николаю. И вот меня всегда очень радовало, что если спросить, кто самый великий из всех святых, наверное, ответ ясен: Иоанн Предтеча, потому что Сам Господь сказал: «За рожденных женами не восставал больший Иоанна Предтечи». А вот если задать другой вопрос: а кто самый любимый православным народом святой? И я не сомневаюсь, что Святитель Николай Чудотворец, конечно, самый любимый.

А. Ананьев

— Но это потому что можно оказаться в трудной ситуации и отчаяться окончательно, и разувериться во всем, и тут батюшка Николай тебе в окошко мешочек с золотом подбросит? Вот так все просто?

Протоиерей И. Гагарин

— Конечно, все не так просто. Но Церковь — она живет Духом Святым. И я думаю, что если говорить о церковном народе и отношении церковного народа к тем или иным явлениям, к тем или иным святым, то это отношение не является чем-то просто человеческим. Церковь, повторю, живет Духом Святым, и поэтому Сам Дух Святой, то есть, Сам Господь, указывает человеческим сердцам, кто особенно заслуживает того, чтобы поместить его в своем сердце рядом с Господом. Поэтому я думаю, что, конечно, это говорит о том, что Сам Господь очень любит... Ведь посмотрите — и хочу обратить еще другое внимание — в народе называют Николай Угодник, да? Ну, нигде, ни в каких, вообще-то, календарях и в Святцах не написано «Николай Угодник» — «Святитель Николай».

А. Ананьев

— Это народное.

Протоиерей И. Гагарин

— Да. «Святитель Николай, архиепископ Мирликийский, Чудотворец». Но слово «Угодник» — оно очень прочно к нему прикрепилось. И хочется задать вопрос: а что, остальные святые, что ли, не угодники? Все святые... С другой стороны, есть выражение: «Мы молимся угодникам Божиим». Святые — это угодники Божии. И тогда задается вопрос: а что вообще само слово означает «угодник»? Вообще-то, в наше время, мне кажется, это слово уже несет, скорее, когда вот просто сказать — что значит? — «а это такой угодник»... — это слово, скорее, несет, наверное, какой-то отрицательный смысл. Угодник — это тот, кто угождает. А угождают, мы сами знаем, очень часто ну просто из каких-то не самых лучших целей, чтобы добиться какого-то результата. И поэтому про... когда «очень угодливый человек», очень «угодник» — как-то говорят, что неприятно это даже слышать. Но, на самом деле, «угождать», «угодить» — это замечательная вещь. Это даже по отношению к людям это замечательная вещь. Потому что — что значит «угодить человеку»? То есть, сделать человеку что-то, что доставит ему радость, что будет для него очень приятно, нужно, полезно. И если это делается не с какими-то нехорошими целями — добиться чего-то там от человека...

А. Ананьев

— ...а хотя бы и с хорошими...

Протоиерей И. Гагарин

— А с хорошими — прекрасно! Мы и должны угождать друг другу! Но... Но: есть слово такое — грех человекоугодия. То есть, когда угождение... Понятно, что человекоугодие подразумевает не то, когда человек делает добро, а когда человек именно пытается достигнуть каких-то...

А. Ананьев

— Купить.

Протоиерей И. Гагарин

— ...купить, совершенно точно, именно купить. И в этом смысле вот я думаю, что если угодить человеку иногда бывает очень нужно и хорошо, и не надо этого стесняться, но угодить Богу — это... это, наверное, самое большое и прекрасное, что человек в этой жизни может делать. И, по сути дела, я думаю, что все святые — это все, конечно, угодники Божии. Но вот в Церкви существует такая вещь, что к некоторым святым, к именам некоторых святых как бы пристали некие вторые имена, которые могли бы пристать и к другим. Ну, допустим, мы говорим: Филарет Милостивый, да? А что, другие святые... мало других милостивых святых? Да конечно, очень многие святые, я думаю, даже, наверное, все были очень милостивыми людьми! Но, значит, вот именно у этого человека это качество было особенно сильно развито и очень сильно проявилось в его жизни. Если говорить о Николае Угоднике, я думаю, что все святые, будучи угодниками Божиими, все в той или иной мере угодили Богу. Но Николай угодил, ну, больше всех, я так по-детски скажу. Больше всех! И Господь нам его личность представляет еще именно — я думаю, об этом мы тоже, может быть, скажем, и о Николае, и о других святых сегодня, — именно указывая нам, что «вы хотите Мне угодить?» — «конечно, хотим, Господи, ну а как же?» — «Так вот, знаете, как это нужно делать? Вот посмотрите, как вел себя в жизни и, более того, как ведет себя после своей кончины земной этот человек, вот который особенно Мне угодил. И вот... вот это — то, чем он занимался (а чем он занимался? — делал добро, и с готовностью, и старался делать это тайно, чтобы никто об этом не знал)...» «Вот вы много чем Мне можете угодить, — как бы нам говорит Господь, — но особенно, особенно — когда вы бескорыстно и скромно, тайно делаете добро друг другу».

А. Ананьев

— Неожиданный и даже детский вопрос, отец Игорь: при жизни, как вы считаете (понятно, что мы едва ли можем об этом знать доподлинно, но вот предположить можем), при жизни вот этот архиепископ Николай Мирликийский — он знал, что он святой, угодник и святитель? Или это стало понятно для других и после того, как он скончался?

Протоиерей И. Гагарин

— Я думаю, что не только не знал, а был уверен, что он грешный человек и ни о какой святости... Он к ней стремился, как и любой из нас должен стремиться. Но понимал — и тут, я думаю, это касается не только одного Николая Чудотворца, а касается каждого, без исключения, человека, который пришел к святости, — что подлинная святость как раз-то и совершенно исключает возможность почитания самого себя святым.

А. Ананьев

— Вы говорите так, как будто бы святость — она не относительна... ну, как мне казалось... мне казалось, там, немножко более святым или немножко менее святым. Я на протяжении дня, как мне кажется, с неофитской точки зрения, могу вот по этой шкале святости условной вверх-вниз мотаться с большим диапазоном. Вот. По вашим же словам мне показалось, что святость — она абсолютна. То есть, человек либо свят, либо не свят.

Протоиерей И. Гагарин

— Ну, я, наверное, не совсем понятно выразился. Я так, конечно, не думаю.

А. Ананьев

— Так...

Протоиерей И. Гагарин

— Я с вами согласен полностью, что святость — да, это... это как огонь. Он, огонь-то — он один и тот же, но он может еле или греть, а может так полыхать, что все в округе загорится. И я думаю, что... Я с вами полностью согласен, что один и тот же человек на протяжении своей жизни в какие-то моменты бывает святым, и... а в какие-то моменты уже никак не святой. Я убежден, более того, что каждый человек, который отходит во время литургии от Чаши, если он действительно с верою и со страхом Божиим причастился, в этот момент он — святой. Мы все святые.

А. Ананьев

— Короткое мгновение, пока идет за запивкой.

Протоиерей И. Гагарин

— Да. Другое дело — сохранить вот эту святость, не растерять ее — вот это самая трудная задача. И донести ее до следующей чаши, до следующей литургии. Это очень трудно и очень мало кому удается. Но, с другой стороны, я согласен — да, святость... Вот мне думается, что движение к святости — это не есть какое-то непрестанное восхождение (вот я всю свою жизнь живу, и я вот потихонечку поднимаюсь на некую вершину все выше, выше, вот когда достигну определенной точки, там уже будет святость, пока я только к ней стремлюсь). Нет, я думаю, что это, скорее всего, ломаная линия, где, действительно, мы то взлетаем... Каждый раз, когда я совершаю что-то, что любит Господь, что одобряет Господь, то, наверное, в этот момент можно сказать: «Да, я свят». Вообще-то, надо нам, может быть, еще немножко сказать, а что такое вообще святость? А то мы говорим «святой», «святой», а что — еще пока, наверное, не сказали. И тогда, может быть, многое другое станет понятно.

А. Ананьев

— «Вопросы неофита» на радио «Вера». Сегодня мы беседуем о святости с клириком Александро-Невского храма города Балашиха протоиереем Игорем Гагариным. И вот почему-то, наверное, главный вопрос, вы правы, отец Игорь: а что такое святость? Почему я спрашиваю? Потому что мне: а) самому хочется двигаться в этом направлении... Едва ли я как-то преуспею в этой жизни — во-первых, потому что 45 лет уже позади и, там, сколько осталось, непонятно, но судя по тому, сколько дров я наломал тогда, сейчас уже, наверное, будет сложно как-то приблизиться к хотя бы тени этого... Святителя Николая Чудотворца, это раз. А во-вторых, и это гораздо важнее и актуальнее для меня, мне очень хочется встретить святого человека — вот такого, вот прямо святого. Почему? Потому что я знаю, что, заглянув ему в глаза и поговорим с ним, услышав его, я изменюсь. Мне легче будет измениться. Я просто хочу, но я знаю, что люди меняются, когда вот с какими-то духоносными старцами повстречаются, вот. Но я за свою жизнь, как мне кажется, не видел ни одного святого человека, с одной стороны. А с другой стороны (вот вы сейчас говорили, говорили, говорили), я вспоминаю нашего общего дорогого друга — протоиерея Вячеслава Перевезенцева. Итак, шапкозакидательски говорю: я не встречал в жизни никого святого. А потом так вспоминаю отца Вячеслава — и вот это вот, и жизнь его, и вот как он, там, создавал храмы и помогал людям, и вот как он... вот этот вот подвиг последних лет его жизни, думаю: «Может быть... а может быть, встречал?» Что такое святость? И как ее распознать?

Протоиерей И. Гагарин

— Ну, во-первых, что такое святость? Святой, да? Это прилагательное. Оно указывает на некое свойство, да? Свойство, которое очень трудно, я бы сказал, даже невозможно описать, не почувствовав. Это что-то, опять же, из той же области — ну, избитый, известный пример: никому никогда нельзя описать и объяснить, что такое сладкое, если человек сладкого не пробовал. Кислое пробовал — сказать, что кислое, горькое пробовал — сразу поймет, соленое пробовал... А это — сладкое, а это никогда не пробовал. Так объясни! Вот пока ты не попробуешь — не поймешь. Поэтому кто, наверное, как-то не пережил вот этого ощущения святости, тот... объяснить невозможно. Мы можем к этому стремиться.

Но вот знаете, в чем есть особенность? Есть некоторая, мне кажется, путаница, неточность. Вот я возвращаюсь к грамматике русского языка... Мы с вами знаем, что есть прилагательные, да? — относительные, качественные, относительные и притяжательные. Качественные и относительные отвечают на вопрос «какой?», а притяжательные — на вопрос «чей?». И вот если говорить «святой», то первое, что приходит — конечно, это, типа, как бы качественное. А это не совсем правильно. Это, скорее, все-таки «чей?». Святой — это Божий, вот это тот, кто принадлежит Богу. И на самом деле, если говорить все-таки о святости не как о принадлежности, а именно как о качестве, то этим качество обладает только Бог. На самом деле, никто не свят, только Бог — Един свят Един Господь Иисус Христос, да? Никто не свят, кроме Бога, вот. А человек свят в той мере, в какой он в Боге и в какой Бог пребывает в нем. И здесь я думаю, что вот когда мы говорим о святых, тут, конечно, мы можем говорить... Ну, вы говорите — «более святой», «менее святой» — да, наверное, можно так говорить, потому что — а почему нет? Если степень единения человека с Богом может быть различной, то, наверное, и степень вот этой благодати Божией, силы Божией, которая в нем действует, она тоже может быть различной. Ну, для нас самый простой пример — это те же самые апостолы наши, двенадцать апостолов. Они все, конечно, близки к Господу, Господь всех их любит. Но, в то же время, мы знаем, что любит Он всех — даже Иуду любил, — всех двенадцать. Но, тем не менее, среди этих двенадцати было трое, которых Он выделил и любил их больше. Именно этих троих Он берет с собой на Фавор, Он берет с собой в Гефсиманском саду, Он берет их с собой к девочке, дочери Иаира, чтобы исцелять. Всех исцеляет, а этих троих берет — Иакова, Иоанна и Петра. Но из этих троих мы, опять же, знаем, что Он особенно любит Иоанна. Неслучайно даже Петр на Тайной вечере просит потихонечку Иоанна, который лежит на персях, на груди у Спасителя: «Спроси Его, кто это, кто предаст?», потому что он понимает, что «от тебя у Него секретов нет, нам Он может чего-то не сказать». Поэтому нет ничего, наверное, удивительного, когда мы говорим, что да, степень близости человека к Богу может быть разной. И не стоит, наверное, переживать о том, что, может быть, степень моя гораздо-гораздо меньшая, чем кого-то другого. Главное, что она есть все-таки. Так вот я думаю, что человек свят в той мере, в какой он живет Богом, живет с Богом, в той мере, в какой Бог является центром его жизни, Христос.

И вот здесь мы все время спорим... Вы знаете, что один из самых таких постоянных наших споров с протестантами — как раз они категорически отказываются выделять каких-то святых, и они говорят нам: «Ну все, если ты христианин, если ты уверовал — ты уже святой, и нету больших или меньших святых». Это они постоянно говорят, и они совершенно справедливо ссылаются, открывают апостола Павла... У апостола Павла: «Передайте святым Коринфа», там, и так далее — там просто подразумевается... И они, конечно, правы, потому что человек, который... Что значит креститься? Ну, в те времена, когда писал апостол Павел, большинство людей крестились сознательно, в зрелом возрасте, и это было решение — решение посвятить всю свою дальнейшую жизнь Богу. И если человек решил, что отныне я живу не для себя, я живу для Тебя, Господи, если отныне я буду стараться делать только то, что Тебе угодно, и всеми силами избегать того, чего Ты не любишь, чего Ты не хочешь, то, конечно, это человек святой уже изначально, он Божий. Но вот дальше — а дальше начинается вопрос: ну, одно дело — заявить о своих намерениях, а другое дело — осуществить эти намерения. Что одно дело — что мы все призваны к святости, конечно. Если я крещен — я уже все, я призван к святости. Но вот насколько я осуществил это призвание — это тайна. И поэтому в Церкви... Вы говорите: можно ли определить святость или нет, да? Я думаю, что, наверное, есть немало людей, которых мы при жизни готовы в сердце своем считать святыми. И я — вот вы сейчас говорили, что не встречали... Я думаю, тоже встречали. Вот. Но я точно знаю: я встречал людей, я верю в душе, что эти люди — они святые. Но при этом я их не назову имен, потому что они сейчас живые. Я знаю, что если они услышат это, то мне не поздоровится при встрече с ними. Вот. Но я знаю, я сейчас перед глазами держу, перед собой... Хотя я не хочу сказать, что они безгрешны! Потому что святой и безгрешный — это совсем не одно и то же! Это тоже одна из ошибок — что чем меньше у человека грехов, тем больше он святой. И наоборот, что это вещи обратно пропорциональные — святость и греховность. Да нет, у святых-то... Вот тот же отец Вячеслав, кстати, о котором мы с вами говорили... Потому что, я знаю, может быть, нашу передачу будут слышать наши общие друзья и кто-то усмехнется: они знали отца Вячеслава в разных ситуациях, и мы знаем, что...

А. Ананьев

— Даже до Архипова.

Протоиерей И. Гагарин

— Конечно. Да конечно, я уверен, что когда поем «Со святыми упокой», он со святыми упокоится. Но понимаю, что все человеческие немощи — все было у него, как и у всех. Но при этом это человек — я говорю не только про отца Вячеслава, говорю про тех, кого я сейчас имею в виду, — это люди, для которых самой большой ценностью в жизни был Господь, которые старались и стараются сейчас... их очень много, таких людей... стараются вот эту... это осуществить, быть верным Богу. И у всех это по-разному получается. И даже у самых лучших из них это не всегда получается. Вот я, кстати, очень хочу всем рекомендовать книгу, которая может многих смутить, — «Дневники Иоанна Кронштадтского» многотомные изданы, которые, я знаю, очень многих людей смутили. Потому что у нас, к сожалению, есть такая беда, что когда человека причисляют к святым, то избегают говорить о его каких-то человеческих слабостях — говорят только о его всяких, ну, достоинствах и добродетелях, а если и говорят о каких-то слабостях, потому что они были, то говорят всегда так, что они еще более подчеркивают: «Вот, были такие слабости — ну такие вот, как-то...» — что да, это было, но это было преодолено. И вот когда читаешь дневники Иоанна Кронштадтского, где он признается, как он на кого-то накричал, обиделся, как он кого-то вытолкал в шею, кто ему уже надоел, как он... — он очень много вещей таких говорит... — где-то пост нарушил... И многие говорили: «Да как же так — Иоанн Кронштадтский! Не ожидали!» Я говорю: да нет, вот так, так оно и есть, потому что то, что это святой, сомнений нет — он уже в это время и чудеса творил. Это человек, который каждый день совершал литургию, причащался. И при этом он постоянно признается в таких грехах, которые мы все совершаем. Более того, если даже обычно в житиях наших, к сожалению, часто приукрашенных, бывает так, что если и говорится о каком-то грехе, что святой его все время побеждает, Иоанн Кронштадтский очень часто признается в таких грехах, когда ему не удалось победить, когда было искушение, он не преодолел это искушение, преодолел его только тем, что потом покаялся. И вот это... И поэтому когда я читал его дневники, я понял, что все эти разговоры о том, что можно достигнуть такого состояния, когда ты перестанешь грешить, когда ты будешь побеждать все свои искушения, — это миф. Не будет этого никогда. Пока ты будешь жить, ты будешь снова и снова, может быть, и спотыкаться, и падать, вставать, идти, но это не помешает тебе идти все-таки той дорогой, которую, ну... которую ты...

А определить — вы знаете, вот я сейчас закончу ваши слова, — наверное, даже если я кого-то считаю святым, да, в душе, это мое личное дело, и ни в коем случае... Я понимаю, что я могу очень ошибаться. Но не может ошибаться Церковь. И поэтому вот причисление к лику святых — это... это знак уже свыше, когда Господь Духом Святым указывает: «Вот этот человек действительно...»

А. Ананьев

— Но причисляют-то люди?

Протоиерей И. Гагарин

— Вы знаете, не сказал бы, что люди. Если мы верим все-таки в то, что Церковь живет Духом Святым, то людям... Ну конечно, Господь действует через людей, но мы верим, что люди действуют наитием Святого Духа. И, более того, я, наверное, скажу так, что... Ну, обычно причисляют к лику святых на соборах, как мы с вами знаем, да? — соборах. И мы всегда верим и молимся, что соборный голос Церкви — это все-таки уже то, что сказано Духом Святым.

Отсюда я, в общем, не хочу ни в коем случае сказать, что там не может быть никаких ошибок, что если собор принял какое-то решение — все, это не обсуждается. Нет, мы с вами знаем, что и на соборах принимались не всегда должные... И, более того, я могу сказать, что я готов согласиться, что прославление некоторых святых не соответствует воле Божьей и что, скорее, были какие-то политические причины и еще что-то. Такие примеры есть, я не буду их называть. Но вот, как учат по учению святых отцов, что Духом Божиим продиктованы те решения соборов, которые не только прозвучали на соборе, а потом были приняты всею полнотой Церкви и стали... вот действительно вошли в жизнь Церкви. Так и со святыми. Я уверен, что если мы откроем с вами Святцы, мы увидим очень многих имен — они там написаны, но их никто не знает, про них все забыли. Это могут быть какие-нибудь императоры, которых причислили к лику — было такое время, — только за то, что он император, как бы на автомате уже причисляли, вот ,или еще что-то. Но если... И вот тут как раз очень важен голос человеческого сердца. Что когда... Потому что последнее слово — за церковным народом. Вот. Если, допустим, даже Собор решил что-то, а церковный народ во всей своей полноте принял это в свое сердце, значит, действительно это уже Сам Господь указал. И вот здесь я возвращаюсь к Святителю Николаю: здесь как раз именно тот случай, когда решающим является даже не то, что на каком-то там соборе было решено причислить его к лику святых, а то, что это действительно мнение народа.

Кстати... Простите, долго я говорю, вам даже не даю слова сказать, — но примеров очень много, когда сначала был голос народа, а потом уже решение Церкви. Пример — Ксения Петербуржская, Матрона Московская. Вот это как раз сначала их почитали в народе, а потом уже это было как бы... стало очевидно и для нашего церковного сознания.

А. Ананьев

— Сегодня мы беседуем с клириком Александро-Невского храма города Балашиха протоиереем Игорем Гагариным. Вот наш увлекательный разговор сейчас прервет полезная информация на радио «Вера», а ровно через минуту мы вернемся в студию и продолжим программу «Вопросы неофита».

И мы возвращаемся к разговору. Я, Александр Ананьев, беседую сегодня с протоиереем Игорем Гагариным. Беседуем с ним сегодня о святости, а тему нам подсказал сегодняшний праздник — День памяти Святителя Николая, одного из самых почитаемых святых в Русской Православной церкви, да что там, наверное, и по всему миру. Потому что нет более уважаемого, любимого и детьми, и взрослыми святого, чем Николай Чудотворец.

И здесь я вступаю на зыбку почву — ну просто впереди праздники, отец Игорь. Впереди праздники, и связь, по крайней мере, в народном предании, в народной любви, в народных праздниках Святителя Николая с новогодними и Рождественскими праздниками — она, в общем-то, очевидна. Хотя, может быть — может быть! — не для всех. По крайней мере, того, кого на Западе называют Санта-Клаусом, который ездит почему-то на оленях по небу и кричит «хо-хо-хо!», предположительно, что это прообраз Святителя Николая (по крайней мере, «Санта-Клаус» именно так и переводится), в то время как к советским детям, которые вели себя плохо, приходил Дед Мороз, который ни разу не Санта-Клаус, а, скорее, языческий бог, который замораживал девочек под елками в лесу и спрашивал: «Холодно ли тебе, девица, холодно ли тебе, красная?» (вот эту жестокость я никогда не мог понять). Почему Святитель Николай связан с предстоящими праздниками, каким образом? И вообще, как-то он связан был вообще с Новым годом при жизни?

Протоиерей И. Гагарин

— Конечно, конечно. Нет, с Новым годом при жизни-то я не думаю, чтобы он был очень сильно связан, но то, что именно в новогоднюю, а лучше давайте скажем, в Рождественские праздники...

А. Ананьев

— ...в Рождественские, да.

Протоиерей И. Гагарин

— ...именно Святителя Николая... Да, Санта-Клаус — это Святитель Николай. Именно Святитель Николай стал, в какой-то степени, символом вот этой детской радости, именно детской радости. Мне кажется, это очень понятно. Ну, во-первых, вот некоторые вещи надо, может быть, порой, чтобы нам, взрослым, стало понятно, изъяснить каким-то детским языком. Вот если у меня спросит ребенок, скажет: «Вот, батюшка, кто... Вот все говорят — Николай Угодник, Николай Чудотворец, Святитель Николай, а что это за человек такой?», вот как я ребенку объясню? Я могу сказать: Знаешь, что? Это самый добрый человек, который жил на земле«. Потому что для детей — у них же всегда «добрый — злой»... Вот добрый, он был добрый. Потому что у любого ребенка спросить — для него синонимы «хороший» и «добрый» — это одно и то же. Это правильно, на самом деле, потому что доброта — это одно из названий любви, вообще-то. Вот. Доброта — это самое иногда прекрасное человеческое качество, которое и именно в личности Святителя Николая. Господь говорит, что и Он доброту ценит, как ничто другое. Это человек... Ну, наверное, все люди добрые бывают. Ну, не все, конечно, но много добрых людей на свете. А вот здесь мы можем сказать, что, наверное, сам Господь указал, что добрых людей много, но это самый добрый человек.

Теперь следующее. Мы знаем с вами, что житие Святителя Николая... ну, один из самых хрестоматийных моментов — что он бедным людям, несчастным, в мешочках подбрасывал золото, там, какие-то вещи — ну, подбрасывал нечто, что выводило их из трудного, иногда безвыходного, положения. Делал это тайно — ночью подбрасывал. И я, конечно, когда мое детство было, мне и в голову не могло прийти, когда мы оставляли, там, под елкой чулок, носок, ну, естественно, ложились спать, и с утра первая мысль была: «Что там Дед Мороз мне положил?», что это восходит вот к этому. Что на самом деле, конечно, это все уже так вот видоизменилось, и забыли, там, в советские времена и про святителя Николая, и так далее. Но что изначально вот эта традиция, я думаю, в Рождественскую ночь детям в мешочке подкладывать что-то такое хорошее — это, без всякого сомнения, это воспоминание о том обычае Николая Чудотворца подкладывать людям какие-то добрые вещи вот так же, в мешочках. Поэтому, мне кажется, это очень здорово. И нет в этом ничего плохого, потому что для наших, для взрослых людей ну как бы есть одно восприятие — мы читаем Евангелие, Библию, читаем, молимся, там, ну, читаем Священное Писание, святых отцов, а ребенок — маленький, ему очень важно вот прикоснуться вот к этой божественной правде, которая выражается, прежде всего, в любви, в доброте, в скромности — вот какими-то детскими образами. Поэтому, мне кажется, это очень прекрасно было задумано, что именно вспоминали родители, что вот «Святитель Николай был у тебя ночью, и вот он тебе и передал». Поэтому связь очень прямая и, мне кажется, очень правильная связь.

А. Ананьев

— Провокационный вопрос, который раскрывает суть вашего отношения ко всем этим праздникам. Если бы к вам, отец Игорь, подошли прихожанки Александро-Невского храма города Балашиха и сказали: «Батюшка, Дед Мороза у нас нету, будете Дедом Морозом на детском празднике?» (не Святителем Николаем, не Санта-Клаусом, а именно Дедом Морозом), позволительно ли священнику Русской Православной церкви надеть на себя нечто, по сути очень напоминающее одежду какого-то сказочного священника, и изображать того, кем он на самом деле не является, тем самым... нарушая, на мой взгляд, какие-то каноны, какие-то правила, какие-то законы? Вы согласитесь или нет?

Протоиерей И. Гагарин

— Вы знаете, я честно скажу, что мне ни разу не приходилось этого делать, и я прямо скажу, что мне едва ли когда-нибудь это предложат...

А. Ананьев

— Почему? Ну, вы похожи...

Протоиерей И. Гагарин

— Мне так думается. Нет, ну я маленького роста. А Дед Мороз — большо-ой! Вот. Но я...

А. Ананьев

— Вы не смотрели мультфильм «Дед Мороз и лето»? (Смеется.)

Протоиерей И. Гагарин

— Я единственное могу сказать, что если какой-то священник это сделает, уж я-то точно его осуждать за это не буду и не посчитаю, что он сделал что-то... Ну это же детская игра, в конце концов. И мы же не придаем этому никакого языческого смысла, мы не говорим... В данный момент Дед Мороз... Тут, мне кажется, есть как бы две крайности. Одна — конечно, это никакой не Святитель Николай, сейчас мы это понимаем, мы просто вспоминаем, что исторически был это не Святитель Николай, но, тем не менее, для многих детей, поколений детей Дед Мороз — это сказочный добрый персонаж, это добрый сказочный дедушка, и я был, наверное, в детстве очень инфантильный — я был, наверное, один из самых последних детей своего возраста, который понял, что Дед Мороз — это никакой не настоящий, а всегда, на каждый Новый год, действительно, на всех утренниках детских я... для меня это было так волнительно... И, мне кажется, это здорово, когда сейчас дети... Дети-то — они не глупые, они же все-таки уже достаточно рано начинаю понимать, что это игра. И почему бы не поиграть в эту игру? Ведь это хорошая игра. Мне кажется, когда мы играем во что-то доброе и хорошее, то бояться этого, стесняться не надо. Кощунства я бы здесь никакого не увидел. Вот. А так вот — да, я думаю...

Не, а как-то, кстати, вот я вам даже соврал немножко сейчас. А как-то, по-моему, так это у у меня как-то и было. Я помню, уже когда был священником, в доме свои чего-то нашли, и я пришел, позабавил своих детишек (они еще были тогда маленькие, сейчас они взрослые). Так что — нет, не вижу ничего. Но просто я никаким образом, конечно, не связывал это со святителем Николаем, хотя вполне можно, кстати, использовать это потом уже, когда поиграли. Сказать: «Ребята, вот мы сейчас поиграли с вами, а вот хочу теперь серьезно сказать: а вот вы знаете, что был такой святой, который вот так вот, имел такое обыкновение — отыскивать людей, которым очень плохо (он знал таких людей), и тайно, потихонечку, вот так же, как вам в эту ночь подложили всякие конфетки-шоколадки, а вот он подкладывал людям, бедствующим, несчастным людям, подкладывал что-то такое, что спасало их от чего-то страшного в жизни.

А. Ананьев

— Спасибо! Замечательный ответ. Я просто добавлю от себя, что я почему-то с детства и, что самое странное, до сих пор и с тем же трепетом, боюсь Деда Мороза. И мне ужасно неловко, я все время пытаюсь на другую сторону дороги перейти — мне почему-то жутковато всегда. Даже если я знаю, кто нарядился Дедом Морозом, он сразу как-то вызывает у меня какую-то оторопь. Вот. Дело даже не в том, что он может заставить встать на табуретку и прочитать какое-нибудь стихотворение Есенина или задавать вопросы, типа, хорошо ли я вел себя в этом году. Кстати, это ведь тоже такой отблеск христианства, да? — когда Дед Мороз не абы кому чего приносит, а лишь тем, кто хорошо себя вел в этом году? Хотя получается, что мы таким образом покупаем себе подарки. Ведь Святитель Николай никогда не подкидывал мешочек с золотом тому, кто «хорошо себя вел в этом году». Тому, кто нуждался!

Протоиерей И. Гагарин

— Мне кажется, и Деды Морозы нынешние всем дают. Я вон в детском садике был — я не помню, чтобы когда давали подарки, только...

А. Ананьев

— Да я просто очень хорошо помню этот вопрос: «А ты хорошо вел себя в этом году?» — «Да, дедушка, я хорошо себя вел в этом году!» — «Врешь, конечно, но возьми!» (Смеется.)

Протоиерей И. Гагарин

— (Смеется.) Нет, наверное, это какие-то неудачные Деды Морозы были. Вообще-то... Нет, мне всегда казалось, что Дед Мороз должен быть сама доброта и ласка, вот, как в сказке «Морозко».

А. Ананьев

— Есть замечательная традиция еще — ну вот завершая тему Рождественских праздников, — есть традиция наряжать елку именно в День памяти Святителя Николая. Это замечательный день вот для того, чтобы елка простояла вот максимальное количество времени, и не совсем понятно, к какому дню... Некоторые ведь, знаете, наряжают елку уже после Нового года, чтобы как-то особо подчеркнуть, что мы, дескать, не про Новый год, мы православные, мы Новый год не отмечаем. Кстати, надо будет еще уточнить у вас, имеет ли право православный встречать Новый год.

Протоиерей И. Гагарин

— О да, это очень интересная тема. Может быть даже, не сегодня, а потом отдельно поговорим про Новый год — я очень люблю эту тему...

А. Ананьев

— Ну, то есть, там ни да, ни нет, да? Там все сложно?

Протоиерей И. Гагарин

— Да нет, сложно что? Да, имеет и должен... и вполне хороший праздник. Я отмечаю всегда. А уже детали можно...

А. Ананьев

— Хорошо, да, детали мы обсудим, да. А сейчас продолжим разговор о святых. И вот, наверное, самый важный вопрос сейчас — как выглядит это для неофита. Я сейчас, опять же, прошу прощения за то, что мои формулировки, вопросы и утверждения (утверждений не будет, как бы это ни выглядело, но это будут вопросы) — они будут не совсем корректными. Если это будет так, простите меня, пожалуйста.

У нас есть Бог. У нас есть Господь Иисус Христос, и мы к Нему обращаемся с молитвами. И у нас есть 2 тысячи 575 (ну вот, по крайней мере, я взял из Интернета — не знаю, насколько это соответствует действительности) святых в Русской Православной церкви.

Протоиерей И. Гагарин

— (Шёпотом.) Я не знал даже, что столько.

А. Ананьев

— Я тоже не уверен, что это правда, отец Игорь, но вот я просто выбрал вот это вот...

Протоиерей И. Гагарин

— Очень интересно.

А. Ананьев

— Да. И вот человек приходит в храм помолиться не Богу, а помолиться, там, батюшке Спиридону Тримифунтскому, потому что у меня с жильем проблемы, или батюшке Святителю Николаю Угоднику, потому что у меня с деньгами проблемы. И получается — а Бог-то где? Есть святые, которых назначили... ну, назначила Церковь, я понимаю, люди через Святого Духа просто назначили их святыми, потому что мы же понимаем, что можно быть более святым, менее святым. Есть ведь очень много святых, я в этом твердо уверен, которых глаз человеческий обошел вниманием. И не... вот не... как это правильно — вот не назначил... чин, чин, чин...

Протоиерей И. Гагарин

— Не канонизировал.

А. Ананьев

— Да, вот слово выпало — не канонизировал их. Люди, которые совершили какие-то невероятные подвиги в дни каких-то скорбей и испытаний, люди, которые отдавали свое последнее, чтобы помочь другим, — их же не канонизировали, а канонизировали вот этих. И, значит, человек приходит в храм и начинает молиться людям, которых назначили люди (я так это вижу, да?). И вот это, по-моему, мощнейшее, жесточайшее (еще раз скажу — по-моему) нарушение заповеди Христа молиться только Богу, потому что кроме Бога нет никого другого. Мы говорим: «Да, да, Господи, мы Тебя услышали, но пойдем-ка помолимся вот Святителю Николаю». И вот это вызывает у меня вопросы и сомнения.

Протоиерей И. Гагарин

— Очень правильные вопросы. И на них постараюсь дать правильные ответы.

Ну, во-первых, вот я полностью с вами согласен, что такое искажение в сознании многих людей присутствует. И меня всегда это огорчает, когда приходят люди, которые уже много лет в Церкви и так далее: «Батюшка, кому мне молиться тут? Кому мне молиться?» Мне просто иногда даже не удается сдержать раздражение и сказать: «Ну как — кому? Богу! Богу только молиться! Мы молимся только Богу!». Вот. И, кстати, протестанты те же, о которых мы уже сегодня вспоминали, совершенно справедливо порой упрекают нас вот в таких элементах язычества. А на самом деле с этими искажениями надо бороться. Потому что — ну давайте сначала посмотрим, сама форма молитвы. Когда я обращаюсь к Богу, я говорю или «помилуй», или «спаси». «Заступись», «спаси», «помилуй», «сохрани нас, Боже, Твоей благодатью». Я никогда ни к одному святому не должен обращаться с этими же словами — «помилуй»... «Святителю отче Николае, помилуй мя», — так нельзя сказать. Можно: «Моли Бога о мне». То есть, любые наши обращения к святым — это «моли Бога о мне». то есть, на самом деле, обращение к святому не есть собственно молитва к нему, а просьба его стать твоим сомолитвенником, помолиться вместе с тобой Богу. А вот тут уже мы имеем полное право это делать, потому что это... Ну, тут уже примеров можно сколько угодно привести и в жизни, и в Священном Писании. Я вам сейчас буквально то, что первое в голову приходит: вот помните, «Книга Иова», Ветхий Завет? «Книга Иова», когда Иов попал в страшный... ну, претерпевал несчастья, Господь попустил, и друзья его пришли утешать его. И, как им казалось, они говорили ему очень правильные вещи, но это вещи были совсем неправильные, не то, что хотел услышать Бог. И когда в конце концов Иову является Господь и, ну, Иову становится наконец все понятно, вот только при встрече с Богом все становится понятно, затем Господь с гневом обращается к его друзьям и укоряет их за то, что «вы неправильно говорили обо Мне — вы гораздо... раб Мой Иов правильнее вас понимает Меня». То есть, Господь их укорил и затем им говорит: «Скажите Иову, чтобы принес за вас жертву, потому что из его рук Я приму жертву — в умилостивление за вас, чтобы помиловать вас». То есть, сами не приносите жертву — скажите Иову, чтобы он принес. Вот это очень интересный такой момент.

Потом уже говорит о том, что не из всяких рук, то есть, не всякая молитва, молитва не всякого человека имеет различное действие. Мы с вами знаем о том, что... ну вот, наверное, это даже по жизни ясно — что когда мы встречаемся с человеком, которого невооруженным взглядом видно, что он гораздо ближе к Богу, что у него гораздо сильнее вера, и мы говорим: «Помолитесь обо мне», это нормально, никому не придет в голову... И он не скажет, и не скажет: «Что ты его боишься? Да Бог есть — молись напрямую!» Да конечно, я-то помолюсь, но только я знаю, что если вместе со мной обо мне помолится вот этот человек, который ну неизмеримо ближе к Богу, потому что ну по жизни своей же вижу, что я-то падаю... а он... конечно, его молитва будет иметь огромное значение. И речь идет даже не о моих каких-то... не потому, что мне так думается. Это, опять же, Священное Писание. Читаем «Послание Иакова», который говорит: «Молитеся друг за друга до исцеления», и дальше: «Многого может споспешествовать (по-моему, споспешествовать, забыл это слово) молитва праведника». То есть, Иов говорит... то есть, не Иов, а Иаков говорит о том, что «молитесь друг за друга», и говорит: «Много может помочь вам молитва праведника, если с вами». И я думаю, что если и относится к живым, то почему это не может относиться к тем, кто тоже живы, но только теперь уже в другом мире?

А. Ананьев

— На вопросы неофита сегодня отвечает со всей любовью и жаром клирик Александро-Невского храма города Балашиха протоиерей Игорь Гагарин. Говорим сегодня о святости. Получается, тот святой, к которому я обращаюсь за такой помощью, он не посредник между мной и Богом? Хотя, по вашим словам, Иов, получается, посредник.

Протоиерей И. Гагарин

— Иов — ходатай, я бы так сказал. Ну, тут, простите, иногда вот такие аналогии... Может быть, можно провести простые аналогии.

Ну вот вы — у вас есть начальник какой-то большой, перед которым вы очень сильно виноваты, очень сильно виноваты. И вы понимаете, что один вид ваш — я утрирую, конечно, — он злится на вас, только вызовет раздражение. Но у вас есть какой-то друг близкий, который в то же время... которому надо говорить: «Слушай, ну пойдем вместе со мной! Пройдем вместе, и ты вместе со мной ну поручись, скажи то, что...» И то, что начальник может сказать: «Знаешь что, ну ради тебя только я вот все-таки не уволю его, потому что из уважения... потому что мы с тобой друзья». Как владыка Антоний тоже как-то один раз говорил, что, говорит, ну встретится перед Господом человек и за кого-то помолится, скажет: «Господи»... (ну, праведник)... и скажет: «Господи, я понимаю, что этот человек недостоин, но ради нашей дружбы помилуй! Я очень люблю этого человека».

И вот я думаю, что... «Посредник» — я не очень люблю это слово, но то, что ходатай — да, что человек может быть ходатаем перед Богом, потому что угодил Богу в гораздо большей мере. И я думаю, что тут все-таки гораздо мне гораздо больше нравится слово «сомолитвенник». То есть, это тот, кто молится вместе со мной о моей проблеме, но чья молитва гораздо-гораздо действеннее — в силу того, что у него вера сильнее и душа чище, и сердце чище.

А. Ананьев

— Когда мы говорим о начальнике, отец Игорь, — да, начальник человек, он со своими слабостями, своими страстями и измотанными мною нервами.

Протоиерей И. Гагарин

— Конечно. Конечно.

А. Ананьев

— Но когда мы говорим о Боге...

Протоиерей И. Гагарин

— Ну конечно, я же сказал, что я утрирую.

А. Ананьев

— Я знаю. Вот к чему это я? Любовь Бога абсолютна, бесконечна. Она везде и не знает ни начала, ни конца. При этом я вот, допустим, в замечательном храме Александра Невского в Балашихе стоя, думаю: «Значит, так: меня Бог любит меньше, чем вот Святителя Николая или отца Игоря Гагарина. Попрошу-ка я их за меня помолиться!» Не заблуждение ли это — говорить, что вот Бог со Своей бесконечной любовью, со всепрощением, которого я даже понять не могу, начинаю я обращаться к Нему как к какому-то начальнику, который меня может любить меньше, чем, допустим, вас? Разве это возможно? Бог нас любит одинаково.

Протоиерей И. Гагарин

— Ну как же — одинаково? Мы же только что с вами говорили, что даже Иисус Христос Иоанна Богослова любил-то побольше, чем Петра и...

А. Ананьев

— А потому что Христос — человек, не только Бог, но и человек.

Протоиерей И. Гагарин

— Да. Но мы же не можем разделить... Мы обращаемся ко Христу, и с того момента, как Он воплотился, мы Его человеческое и божественное не можем разделить. Оно в Нем соединено. Почему для нас и так драгоценно, что мы обращаемся к Христу как к человеку, зная, что в то же время... И почему Бог во Христе стал неизмеримо ближе нам, чем Он был до того, как воплотился, что действительно мы имеем возможность встречаться с человеком, но в этом человеке мы встречаемся во всей полноте с Богом.

А то, что... Ну вот смотрите — ну ведь почему-то не было для Петра противоестественным попросить, чтобы Иоанн спросил, там, на Тайной вечере, кто. Он понимал, и не было даже ничего в этом обидного, мне кажется, что... «а я вот думал, тебя же Иисус Христос любит так же, как и меня — чего, сам и спроси...» Нет, он у Него спрашивает. То есть, мне кажется, что обидного ничего тут нету. Просто, опять же, повторяю: я говорю не о том, чтобы кто-то помолился вместо меня и за меня, а чтобы он помолился вместе со мной, чтобы его молитва соединилась с моей. А для Господа все важно, дорого. Ведь мы с вами знаем, что для Иисуса Христа важно не только, чтобы мы... чтобы наша вера соединяла нас с ним, с Господом, но чтобы наша вера во Христе, в Духе Святом соединяла нас друг с другом, вот это важно. Если каждый из нас со Христом, но не друг с другом, то это не совсем то, чего хочет Господь. И как раз-то вот в этих молитвах друг за друга, как и говорит Иаков: «Молитесь друг за друга»... Он не говорит: «Молитесь каждый сам», а говорит: «Молитесь друг за друга: я за вас, вы за меня, мы вместе друг за друга». Потому что именно в этой молитве, совместной молитве друг за друга и выражается наше единение друг с другом и, в том числе, с теми, кто уже... «Господи, я с ним. Вот я знаю, Господи, что Ты любишь Николая, потому что он прожил такую жизнь и так угодил тебе, а я люблю Николая. И я хотел бы, чтобы его молитва обо мне была как-то услышана Тобой».

А. Ананьев

— Я проиллюстрирую свою путаную мысль, отец Игорь, сравнением. Семья: мама, папа, пятеро детей. И младший носился по коридору и разбил вазу. И, естественно, вызвал гнев папы и сокрушенные вздохи мамы, был отправлен в свою комнату за дурное поведение. И вот ему хочется яблока, и он отправляет своего брата на кухню, чтобы тот принес ему яблоко, ну, или вообще что-нибудь покушать, потому что очень хочется, на него-то родители не злятся, а на него злятся. И вот это, как я это увидел из вашего объяснения, тоже происходит у нас в отношении нашего обращения к Богу, нашей просьбы помолиться вместе с нами. Но в глобальном-то смысле — да, разбил, да, поругал, да, мама расстроена. Но они же не любят меня меньше за то, что я эту вазу разбил! Они не вышвырнут меня из дома, они не перестанут со мной разговаривать. Возможно, они любят меня теперь еще больше — после того, как я это сделал. А вот если взять и вот это отношение родителей к этому малышу, разбившему вазу, умножить на бесконечность, и получится та безусловная, безотносительная любовь Бога ко мне ровно так же, как и к святителю Николаю, понимаете? А стало быть, ну, в глобальном смысле — зачем? Чтобы яблоко принести? Ну Бог с ним, с яблоком — главное, что меня папа любит, понимаете?

Протоиерей И. Гагарин

— Ну, опять же, повторю, что... Вот я представляю себе ваш этот разговор, ваш этот вопрос, эту ситуацию, и, наверное, я, будучи папой... я понимаю, что все это, конечно, мы утрируем, и у Бога все по-другому, но пытаемся человеческими символами выразить... И вот если я вижу, что старший брат, с которым они ссорились, и вот он приходит и говорит: «Пап, а можно вот — ты мне дал яблоко, а я разрежу напополам и половину отдам яблока вот тому, который наказан?», вот я думаю, что меня как отца это так умилит...

А. Ананьев

— ...тронет... Тронет, это правда.

Протоиерей И. Гагарин

— ...и растрогает, и я скажу: «Конечно, сынок!» И... обниму всех, расцелую, и... Потому что я вижу, что самое главное — что они любят друг друга. И вот это наше обращение к святым — оно же, опять же... Ведь, понимаете, я думаю — вот тоже что хочется сказать... Но я не совсем соглашусь со словом, что «назначила Церковь», вот. Я думаю, что нам надо все-таки обращаться за помощью к тем святым, кто вот... кто вошел в наше сердце. Вот если я читаю житие какого-то святого и думаю: «Как же здорово, как это прекрасно!», вот уже само это чувство, вот то, что мое сердце откликнулось именно на эту жизнь, само это чувство — оно не совсем мое. Это, опять же, свыше мне Господь через это чувство говорит: «Вот видишь, вот тебе он дорог — вот пусть он будет твоим другом». Это же друзья, святые — это наши друзья! «Вот пусть он будет твоим другом». Так же, как в жизни — если кому-то отсюда я захотел: «О, какой человек! Я хочу, чтобы он был моим другом!»

А. Ананьев

— Есть такой фильм — «Миссия невыполнима». Это, собственно, то, что я предлагаю вам, — невыполнимую миссию. У нас осталось полторы минуты, за которые я попрошу вас дать понятный ответ неофиту вот на какой вопрос: почему мы строим храм не Богу, а храм Александра... Александру Невскому?

Протоиерей И. Гагарин

— Конечно же, мы строим все, без исключения, храмы... мы строим Богу.

А. Ананьев

— Но называется же храм не «Бога», он называется «храм Александра Невского».

Протоиерей И. Гагарин

— Потому что в память, да... Потому что он посвящен памяти Александра Невского, конечно, в честь того или иного святого или праздника, это понятно. Но, в любом случае, все, без... мы назовем: храмы Божии. А то, что при этом... Ну тут, наверное, то же самое, что мы только что говорили о молитвах: да, мы молимся везде Богу, но при этом мы прославляем людей, прославляем людей, которые так или иначе в своей жизни явили верность Богу. По-разному. И в этом храме... и посвящая свой храм... этот храм именно вот этому святому, мы просим, чтобы он, в первую очередь, среди сонма святых именно этот святой был нашим сомолитвенником. Но литургию-то мы служим во всех храмах одну и ту же.

А. Ананьев

— Я понимаю. Но вот формально: есть Храм Христа Спасителя — он один такой особенный, главный, а все остальные храмы названы или построены в честь каких-то знаковых евангельских событий либо в честь каких-то святых.

Протоиерей И. Гагарин

— Все они построены... Все... все... все...

А. Ананьев

— Почему... Почему не все храмы — в честь Христа вот называются? Вот это то, чего я правда не понимаю. Назвать бы все храмы в честь Христа Спасителя — нет, вот мы называем храмы в честь того святого, другого святого.

Протоиерей И. Гагарин

— Вообще вот вы сказали, да, что самый главный — Храм Христа Спасителя, да? Это не совсем, вообще-то, на самом деле, так. В разные времена были разные. Был Успенский собор в Москве — это в честь праздника Успения Пресвятой Богородицы. Да нет, просто, мне думается, что такая... Так же, как мы заходим в храм и понимаем, что самое первое, самое главное, самое высшее место в храме — это Господа, но у нас висят иконы разных святых, и мы прикладываемся к этим иконам, мы их целуем, мы обращаемся к ним с молитвой, но понимаем, что все эти иконы — это окна на одно и то же небо. То есть вот окон много, но небо — мы обращаемся к одному и тому же небу. Поэтому просто это наши друзья, это все наша Церковь — земная, небесная. Кто-то с нами молится в земной Церкви, для кого-то закончилась уже земная жизнь, и он уже на небесах предстоит перед Богом, и мы все вместе предстоим перед одним и тем же Господом, но при этом, так же, как есть иконы, так же мы можем посвящать и храмы, я думаю, тому или иному святому, понимая, что это все равно вторично, потому что, в первую очередь, храмы Божии — это какой храм? Это Божий храм. Ну да, вот именно этот храм освящен в честь праздника такого-то такого-то или в честь такого святого, может быть, потому, что этому человеку, который решил построить этот храм, этот святой особенно близок, ему захотелось именно в честь него построить храм.

А. Ананьев

— В следующий раз, когда вы придете, я начну с вопроса, почему нет ни одного храма в честь Бога-Отца. Не отвечайте сейчас, мы поговорим об этом в следующий раз. Я твердо верю в то, что вы обязательно еще придете в светлую студию радио «Вера». Спасибо вам большое за этот удивительный разговор!

Протоиерей И. Гагарин

— Спасибо вам.

А. Ананьев

— И с наступающим вас Рождеством. Клирик Александро-Невского храма города Балашиха протоиерей Игорь Гагарин сегодня был в программе «Вопросы неофита». Я, Александр Ананьев, прощаюсь с вами на неделю — пойду наряжать елку. День сегодня такой. Пока.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Путь к священству». Протоиерей Алексей Митюшин
• «Поэзия и поэтические переводы». Олег Скляров, Владимир Макаров
• «Святость». Священник Александр Сатомский