Поделиться
У нас в гостях был настоятель храмов Михаила Архангела в Пущино и Рождества Богородицы в Подмоклово протоиерей Дионисий Крюков.
Разговор шел о смыслах богослужения в ближайшее воскресенье, в которое в Церкви вспоминается притча о блудном сыне, о празднике Сретения Господня, о Соборе трех святителей — Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста, о памяти святых преподобного Кирилла Новоезерского, праведных Симеона Богоприимца и пророчицы Анны, о праздновании в честь иконы Божией Матери «Взыскание погибших», а также о Вселенской родительской (мясопустной) субботе.
Ведущая: Марина Борисова
М. Борисова:
— Добрый вечер, дорогие друзья. С вами Марина Борисова. В эфире наша еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей недели. И сегодня мой гость — настоятель храмов Михаила Архангела в Пущине и Рождества Богородицы в Подмоклове, протоиерей Дионисий Крюков.
Протоиерей Дионисий:
— Здравствуйте, дорогие друзья.
М. Борисова:
— И с его помощью мы постараемся разобраться, что ждет нас в церкви завтра, в Неделю о блудном сыне, и на наступающей седмице. Ну как всегда, по традиции, будем искать смыслы наступающего воскресенья в тех отрывках из Апостольских Посланий и Евангелия, которые прозвучат завтра в храме за Божественной литургией. Мы услышим отрывок из Первого Послания Апостола Павла к Коринфянам, из 6-й главы, стихи с 12-го по 20-й. Начинается этот отрывок с такой фразы: «Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною». Кто бы спорил, но как это все осуществить в жизни? Потому что дальше апостол Павел делает еще более строгое предупреждение: «всякий грех, какой делает человек, есть вне тела, а блудник грешит против собственного тела». Вот я думаю, что дело не конкретно в обсуждении греха блуда, мне кажется, что тут речь идет в преддверии Великого поста именно о плотских грехах. Но их масса, перечислять, я думаю, нет никакого смысла, и начинается с чревоугодия, знакомого, я думаю, каждому нашему радиослушателю и, собственно говоря, вот весь этот сонм телесных потребностей, которые зачастую мы ставим во главу угла, нам предлагается отодвинуть очень далеко, если не отринуть совсем, вот как раз хотя бы на период Великого поста, к которому мы приближаемся еще на одну ступеньку. И все-таки: «Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною». Вот на первой половине фразы или на второй мы должны сделать акцент?
Протоиерей Дионисий:
— Ну мне кажется, что это разговор о мере. Все мне позволительно — говорится о том, что нам дано и чрево, и возможность рожать детей, и сон, и много еще чего другого, все что связано с нашим телесным состоянием, как некий дар, как некое то, что нам Богом действительно позволительно, потому что в этом есть какая-то польза. Но тем не менее эта польза может превратиться в свою противоположность, если она через какую-то меру, переступает эту грань, и тогда мы начинаем уже действительно грешить. Потому что именно грех это не что иное, как злоупотребление чем-то хорошим и добрым.
М. Борисова:
— А вот хочу проверить свою интуицию, правильно ли я понимаю. Вот мне всегда казалось, что пост, тем более длительный и тем более такой, как Великий пост — обычно накануне начинается такая чехарда, все обмениваются вкусными рецептами постной пищи. Но я помню первые годы в Церкви свои, мне казалось и тогда, в общем, и сейчас считаю точно так же, что суть-то не в том, насколько она соответствует определенным каким-то рецептам и есть ли там тот или иной ингредиент. А суть, наверное, в том, что это вообще весь смысл еды отодвигается в область чисто физиологии — то есть ты перестаешь, думать о рецептах, перестаешь думать о том, что ты ешь, а ты просто ешь, потому что у тебя бурчит в животе и тебе нужно как-то дальше функционировать. И полностью уходит вообще размышление о том, что именно. Я просто вспоминаю — ну это, конечно, такой неофитский, максималистский период был, но как-то так получилось, что, живя в нерелигиозной семье, избегая какой-то такой демонстрации, а соблюдать пост хотелось, я просто помню, один Великий пост просидела на одном зеленом горошке, потому что его было проще всего купить. Готовить на кухне, раздражать маму не хотелось, есть хотелось, вот я притаскивала большую банку зеленого горошка, запиралась в комнате и ела этот зеленый горошек. Ну просто я к тому, что, мне кажется, смысл этого изречения апостола Павла как раз в том, что какие-то вещи можно отодвинуть, чтобы они просто выполняли свою функцию. И ты перестаешь об этом думать и заботиться.
Протоиерей Дионисий:
— Да, совершенно верно. Свою чисто утилитарную функцию. Ну впрочем на самом деле не только утилитарную. В принципе, почему бы не порадоваться в какой-нибудь большой праздник и вкусному пирогу.
М. Борисова:
— Так нет, есть же специально, ну на Сорок мучеников там, пожалуйста, вот жаворонков печь, есть какие-то дни, когда кресты пекут, еще что-то. Всегда есть что-то, всегда церковный календарь предлагает утешение, тем более что есть воскресные дни. И всегда есть какие-то причины, по которым можно и с этой точки зрения принести себе какую-то радость.
Протоиерей Дионисий:
— Я тут хочу привести два примера, уж коли мы заговорили о посте и непосредственно о еде, два примера — один негативный, другой позитивный, как, мне кажется, правильно относиться к посту. Я знаю одну историю в семье, где муж захотел стать настоящим христианином, и он понимал, что это отказ от каких-то удовольствий именно в пост. Жена не была к этому готова, но все-таки смирилась. И вот жена приготовила мужу вкусный борщ постный и сказала, что вот, дорогой, я тебе приготовила. Он демонстративно взял, попробовал и сказал: слишком вкусно, и разбавил его водой. Это, с одной стороны, по форме это как бы правильно, что вот он захотел невкусно есть, пусть даже постную пищу, но все-таки сделал себе его как бы менее вкусным. Но, с другой стороны, он тем самым обидел свою жену. А другой позитивный пример, мне он нравится гораздо больше, естественно, и вообще тут некая мудрость даже видна. В одном большом и процветающем монастыре, как всегда все монастыри славятся своей кухней, и там даже в посты действительно так вкусно готовят, что там, в принципе, при желании можно даже пост и не заметить. Но я наблюдал, как один очень высокой духовной жизни человек постится. Он взял абсолютно все, но эти количества были настолько микроскопические, что это было просто показатель того, что ему важно действительно просто что-то закинуть в себя, лишь бы у него были силы для дальнейшей его деятельности. Он этим не утешался, он не чревоугодничал, а просто лишь вот сделал самым духовным, пошел по самому рациональному духовному пути.
М. Борисова:
— Я в одном из древних патериков еще такую знаковую фразу вычитала: мясо, съеденное постом с отвращением, вменяется в сугубый подвиг. Так что вот отношение тоже имеет смысл. Давайте теперь обратимся к отрывку из Евангелия от Луки — это из 15-й главы, стихи с 11-й по 32-й. Это я думаю, всем нашим радиослушателям хорош известная притча о блудном сыне. Она, собственно, известна не только верующим, но и неверующим, потому что это один из самых распространенных сюжетов мирового искусства — и в изобразительном искусстве, и в литературе постоянно на протяжении веков этот сюжет использовался. Но как бы мы ни знали саму канву, каждый раз, когда ты читаешь, каждый раз ты находишь какой-то новый оттенок. Вот как вам кажется, что именно сейчас особенно громко звучит в этой притче?
Протоиерей Дионисий:
— Для каждого человека, наверное, тоже все по-разному. Вот как в прошлый раз мы разговаривали о Неделе мытаре и фарисея, о образе мытаря и фарисея, также и сейчас, мне кажется, тут важно увидеть двух сыновей, младшего и старшего. Тот, который ушел и раскаялся, и вернулся, и тот, который, наоборот, оставался с отцом, но, оказывается, все это время был от него совершенно далеко, и в конце концов захотел также уйти, но тем не менее отец ему впрямую сказал, что для тебя важно, твое наследство или я? Все что мое, все твое, и тебе, наверное, надо было и жить жизнью моею, все что мне дорого, то и тебе должно быть дорого. Это очень глубокая притча, конечно же. Каждый раз по-разному воспринимается, любая деталь играет какими-то своими красками, дает основание для нашей внутренней какой-то работы, для рассмотрения, для претворения в свою жизнь. Поэтому мне кажется, что для нашей ситуации, именно для постной ситуации опять же, так же как с мытарем и фарисеем, захотеть все-таки увидеть себя в роли человека, который уже давным-давно с Богом, но по-прежнему Ему на самом деле лишь по привычке только служит, то есть некое такое внутреннее фарисейство. И при этом захотеть стать раскаявшимся младшим сыном, который хочет, чтобы Господь его принял, Небесный Отец принял его в Свое Отечество Небесное.
М. Борисова:
— Но у нас эта неделя не только о блудном сыне, это еще воскресенье — Собор трех святителей — Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста. Я думаю, что о каждом из этих великих святых можно говорить в отдельной передаче, да мы и говорим часто, потому что у каждого из них есть свои особенные дни памяти. Но почему Церковь объединила их в одном дне? Хотя они и по месту, и времени своего служения не совсем совпадают, и уж совсем не совпадают по тому следу, который они оставили в истории Церкви.
Протоиерей Дионисий:
— Тут сказалась извечное желание человека унификации: нам всем хочется, чтобы все под одну какую-то...
М. Борисова:
— Под одно лекало.
Протоиерей Дионисий:
— Под одно лекало, да, построить. И вот при этом при всем выстроить некую градацию — кто меньше, кто больше, кто важнее, кто второстепеннее. А Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст — это святые абсолютно разные по своему внутреннему, душевному устроению, разные по тому вкладу, который они оставили в церковную сокровищницу. И, в общем-то, в этой их разнице и есть смысл этого праздника: они едины, но при этом каждый служил своими дарованиями. Мне вспоминается спор, который описан в Послании апостола Павла, когда люди стали делиться на учеников апостола Петра, апостола Павла, апостола Аполлоса, а кто-то говорил, что он Христов. И вот апостол Павел сказал, что все вы должны быть Христовыми, потому что Христос за вас распялся. И апостолы на самом деле это только лишь служители, но во всех действует единый Христос. Точно также и здесь: действует единый Христос, но разными путями, разными дарованиями.
М. Борисова:
— Напомню нашим радиослушателям, в эфире Радио ВЕРА программа «Седмица». С вами Марина Борисова и настоятель храмов Михаила Архангела в Пущине и Рождества Богородицы в Подмоклове, протоиерей Дионисий Крюков. И мы говорим о особенностях и смысле богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. Ну, конечно, неделя у нас знаменательная. Мало того, что она вторая подготовительная неделя к Великому посту, мало того, что эта неделя называется мясопустной, потому что мы в последний раз перед Великий постом на этой неделе едим мясо, а еще у нас великий двунадесятый праздник — 15 февраля у нас праздник Сретения Господня. И на следующий день мы будем вспоминать участников этого события — праведных Симеона Богоприимца и пророчицу Анну, память их 16-го. Вот Сретение — встреча, встреча, когда праведник Ветхого Завета встречает Спасителя, встреча двух заветов — много-много всяких разных эпитетов по поводу праздника Сретения. Но вот как вам кажется, что самое главное, что мы всегда должны держать в памяти в преддверии этого праздника?
Протоиерей Дионисий:
— Ну вы уже сказали, что это встреча, что это встреча Ветхого Завета и Нового Завета. Ну и кроме всего прочего это, наверное, встреча человека, жаждущего Бога, с Самим Богом. Если вы посмотрите на иконы, которые обычно в этот день выкладываются в храме, то там есть сюжетные иконы, когда видны участники: Симеон, родители Спасителя — Богородица и мнимый отец Иосиф, Сам Спаситель, Анна. А есть икона маленькая, на которой изображается старец, держащий на руках Младенца. Вот какая-то очень она такая трогательная икона: огромное пространство занимает седой, волосатый человек и маленький-маленький Спаситель у него на руках, но в этом есть какая-то трогательность. И в этой вот как бы, даже можно сказать, такой косматости встреча, бережная встреча и держание на руках крохотное, но святое существо — для меня вот это и есть некий такой вот, главная картинка, главный лейтмотив этого праздника. Душа ждет и дожидается. Ведь именно об этом та самая молитва, которую мы слышим, поем на каждом богослужении всенощного бдения: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу твоему с миром». Симеон отпущен, он ждал и дождался, ему больше ничего уже не надо. Он знает, что свершилось то, что предсказывали и праведники Ветхого Завета, то над чем он сам бился, то что было камнем пререкаемым в том числе и для него, как Дева может родить во чреве.
М. Борисова:
— Ну мы обычно начинаем рассуждать о смысле Рождества Христова, праздника Крещения Господня, Сретения в отдельности, забывая, что изначально-то это был один единый праздник Богоявления, все эти три смысла были объединены. И только исторически, по вполне локальным причинам, казалось бы, они разъединились и стали отдельными праздниками. Причем остались именно двунадесятыми — то есть величайшими праздниками христианской Церкви. Ну вот что касается причин, побудивших императора Юстиниана выделить из общего празднствования именно Сретение, они вообще относились только к Антиохии. Просто там было моровое поветрие, и вот так сложилось, что в день Сретения был совершен крестный ход, было совершено всенощное бдение, и в результате молитв усиленных прекратились смерти от эпидемий. И вот в середине VI века практически локально было принято решение отмечать праздник Сретения как отдельный праздник. Но никто это не помнит. Потому что все промыслительно получилось так, как получилось. И для нас совершенно очевидно, что это три разных праздника. Что меняется в нашем восприятии вообще церковного свода, вот всего хитросплетения что ли церковного календаря? Ведь каждая новая эпоха награждает, казалось бы, вполне известные, традиционно объясненные святыми отцами вехи церковного года своими какими-то нюансами. Почему, мне кажется, праздник Сретения для нас такой трогательно важный что ли, потому что у нас тоже был разрыв — ну если не двух Заветов, то исторически двух Церквей. У нас был какой-то период, когда непонятно было, где вообще есть она, Церковь, где ее найти, какая из каких-то церквей та самая, в которую уже нужно войти и в ней остаться. Это, может быть, помнят более старшее поколение, вот мои ровесники, но это было, в нашей юности существовала не только Церковь, которая ассоциировалась с Патриархом, но еще были там всякие разные поиски. Это отголосок тех времен 20–30-х годов, когда просто от безысходности какие-то общины уходили в такую партизанскую жизнь, подпольную, а потом, растерявшись, оставались в этом состоянии. И вот поиск, где же, где же тот храм, в который внесли Христа — для нас это была существенная часть нашего внутреннего духовного поиска. И мне кажется, что это как раз и остается. То есть дело не в том, в какие стены ты входишь, а что ты там видишь, к кому ты идешь.
Протоиерей Дионисий:
— Да, это хорошее замечание, оно, правда, именно ваше. Для меня в этом празднике все-таки есть, вы знаете, какая-то параллель даже, как это ни странно прозвучит, с праздником Введения во храм Пресвятой Богородицы. И там, и там вход в храм — там маленькую Богородицу привели, здесь Младенца Иисуса родители принесли для того, чтобы отдать жертву. Тут очень важен на самом деле храм. Храм, который является метафорой Дома Божиего. И здесь этот ветхозаветный храм, который был центром жизни всего еврейского народа, ветхозаветного народа, туда приносится Сам Бог — то есть совершается полнота. Точно так же, как в праздник Введения во храм Богородица привелась в храм Божий, но при этом Она Сама является храмом. И опять же это связь с сегодняшним посланием апостола Павла о том, что мы храм Божий. На самом любой человек является этим самым храмом, и поэтому мы должны соблюдать свой телесный храм в чистоте, потому что внутри мы несем Дух Божий, Дух Христов. Поэтому вот эта вот цепочка метафор с храмом, она и в Сретении проявляется отчетливо, и во всей нашей постовой в том числе жизни.
М. Борисова:
— Вы слушаете программу «Седмица», с вами Марина Борисова и настоятель храмов Михаила Архангела в Пущине и Рождества Богородицы в Подмоклове, протоиерей Дионисий Крюков. Мы ненадолго прервемся и вернемся к вам буквально через минуту, не переключайтесь.
М. Борисова:
— Продолжаем программу «Седмица», в которой мы каждую субботу с помощью наших гостей стараемся разобраться в смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. В студии Марина Борисова и настоятель храмов Михаила Архангела в Пущине и Рождества Богородицы в Подмоклове, протоиерей Дионисий Крюков. Вот мне кажется очень знаменательным, что церковный календарь, когда мы Рождественским постом готовимся к празднику Рождества Христова, очень много вспоминаем ветхозаветных пророков, а когда мы начинаем готовиться к Великому посту, мы все больше и больше вспоминаем монахов, причем не только древних, но и более к нам приближенных, которые подвизались и прославились на нашей российской земле. Вот на этой неделе мы будем вспоминать преподобного Кирилла Новоезерского, 17 февраля, и вот тут, мне кажется, с его фигурой связано очень много таких важных исторических деталей. Ну во-первых, мы представляем себе век этих монахов как вот бесконечный век преподобного Сергия Радонежского и его учеников. Но так ли все было радужно и так ли все было... Вот откуда взялись монахи? Они взялись оттого, что закончились гонения и все стало хорошо. Все стало хорошо в империи, но что-то стало происходить с верой и с духом. И вот в поисках вот того самого апостольского духа веры они и стали экспериментировать — уходить и в пещеры, и в пустыни, выстраивать какую-то свою удивительную отдельную жизнь, которая настолько казалась притягательной, что очень быстро колоссальное количество людей решило попробовать пойти по их стопам. В православной России тоже было все по-разному, и век на век не похож. И, скажем, то, что предшествовало веку преподобного Сергия, и то, что началось после того, как он с его главными, основными учениками уже перешел в мир иной, все это очень непохоже. И поэтому сами формы, мне кажется, подвига монашеского менялись, мне кажется, в зависимости от того, как менялось все вокруг. Вот что такое эпоха монашества XVI века? То есть золотой век, который мы сопрягаем с именем преподобного Сергия — это XV, XVI — что-то начинает меняться. Вот что?
Протоиерей Дионисий:
— Монастыри превращаются в большие крупные хозяйства, некие такие города почти что. Это мы, в общем-то, и помним, как даже зрительно это крупные постройки, оборонительные постройки. При этом они владеют большим количеством земли, крестьян, и, в общем-то, становятся экономически крупными единицами. В этом смысле, конечно, на монастыри немножко меняется взгляд, это уже не пустыня, это уже не...
М. Борисова:
— Не дупло.
Протоиерей Дионисий:
— Не дупло, да, не шалаш. Это действительно крепость. И даже, как это ни удивительно сейчас нам может показаться, крестьяне относились к монахам с уже некой враждебностью и даже нападали на них. Очень многие из достойных подвижников тем не менее претерпевали эти самые нападения. Преподобный Адриан Пошехонский, Агапит Маркушевский, Симеон Воломский и даже Нил Столобенский и Арсений Комельский чудом спаслись вот в таких вот передрягах.
М. Борисова:
— Да если даже нам не вспоминать XVI век, можно вспомнить такое совершенно уже ставшее классическим примером житие преподобного Серафима Саровского — это XVIII век. А чем закончилось? В результате изуродовали монаха, который, кстати, в тот момент в монастыре не жил, а жил-то он отшельником в лесу. И все равно польстились, решили, что раз монах, значит, есть что взять.
Протоиерей Дионисий:
— Есть много приношений, есть золото, есть какие-то скопленные ценности. Ну вот это одна из проблем, в том числе и монашеской жизни — все время возвращение к каким-то подлинным духовным истокам. Очень просто можно как бы вот окуклиться, жизнь свою устроить по расписанию и достаточно комфортно и легко. Тем не менее все-таки мы видим, что Кирилл Новоезерский шел именно тем самым классическим путем — не просто устройства своей жизни в легкой, так сказать, его форме существования, а именно ища уединения, ища какого-то подлинного расслышания голоса Божиего. Потому что именно монастырь — это подчинение себя одному — «монос», — одному единому на потребу, то есть Богу.
М. Борисова:
— Мне кажется, что там еще очень важная деталь, которую мы упускаем. Есть достаточное количество святых подвижников, монахов, которые в раннем возрасте — ну как в раннем, вот Кириллу было 15 лет, когда он сбежал из дома, но есть классическое житие Феодосия Печерского, которого мать ловила несколько раз, она его даже на цепь сажала, чтобы только он в монастырь не убегал, в результате все равно сбежал. Вот это юношеское такое пламенное стремление к этому подвигу, именно к подвигу. Ведь на самом деле не на сытую же жизнь уходили и не на какие-то там изыски даже там какой-нибудь учености, а бежали именно потому, что юноша хочет подвига. Я очень хорошо помню вот свое безбожное детство и свою безбожную юность, она пришлась на такое время, которое многие сейчас вспоминают с ностальгией, говорят, что это были золотые десять лет советской власти, когда не было никаких войн и испытаний, все было более или менее нормально, и была такая спокойная, размеренная, достаточно сытая жизнь — это 70-е годы. Но я же помню, что больше всего раздражало именно это, что казалось, что это какое-то болото, где только вот между кочек квакают лягушки. А хотелось что-то, чтобы какие-то треволнения, чтобы нужно было напрягаться, чтобы нужно было что-то непременно совершать. И мне кажется, что вот жития наших монахов-подвижников многих, они начинаются вот именно с этого настроя. Только в отличие от того, что было у нас — у нас не было представления, куда и зачем стремиться, а у них было, и они были в этом смысле гораздо счастливее.
Протоиерей Дионисий:
— И еще у них было вот это преемство, что очень и очень важно. Неслучайно на самом деле Кирилл Новоезерский, ведь он ученик Корнилия Комельского. Монахи зажигаются друг друга, они передают как некую эстафету. Ну пусть даже их жизнь более-менее однотипна, но самое главное не события жизненные, пусть и такие как бы с нашей точки зрения, для литературного жанра это не так уж и прямо интересно, большую повесть на напишешь по этому поводу. Но каковы, наверное, внутренние глубокие духовные переживания, которые и составляют подлинное содержание этой повести духовной. Так вот, зажигали они друг друга, то есть Христос открывал Себя через наставников. И это ну некая такая типичная ситуация, при которой молодой или не очень молодой послушник приходит к уже умудренному духовным опытом старцу, проживает некоторое долгое время под его руководством, потом он пытается как бы собственную какую-то свою жизнь, уже исходя из, ну как бы тот опыт, который он приобрел от своего аввы, духовного наставника, претворить в собственную жизнь. И тех, у кого получалось, к ним уже начинают таким же образом тянуться. Тут эта преемственность очень и очень важна.
М. Борисова:
— Мне кажется, есть еще, может быть, я ошибаюсь, вы меня поправьте. Мне кажется, есть еще тут то что тоже из-за того, что мы воспринимаем жизнь святых все-таки по житиям и по иконе, мы иногда забываем, что это живые люди и их можно еще услышать. Вот у блаженного Августина есть фраза, которая, казалось бы, абсолютно понятна, но абсолютно непонятна до конца жизни, а звучит она просто: «Люби Бога и делай что хочешь». Так вот, мне кажется, все это наставничество сводилось именно к тому, что они научали любить Бога. Потому что что такое любить Бога? Вот скажите, вы можете сформулировать? Я не знаю, наверное, священник может, но я не могу. Я вот в свои, в общем, не юные годы, не могу сказать словами, что для меня это означает. А научить другого — это вообще, это высший пилотаж. И мне кажется, что их сходство в том, что они, как вы говорите, передавали друг другу что-то, вот это вот знание, понимание, как. И в то же время, когда ты научен как, делай что хочешь — отсюда они все такие разные. То есть начинается духовное творчество в зависимости от того, что данному человеку больше всего подходит.
Протоиерей Дионисий:
— Да, я согласен с этим. Что как научить любить Бога — этим вопросом еще апостол задавался: «Как ты говоришь, что любишь Бога, а брата своего ненавидишь?» И неслучайно, что в монашестве тоже, ведь это же не только отшельничество. Отшельничество — это частый подвиг в чине преподобных, но, как правило, в дальнейшем уже подвижники научаются именно общежительному какому-то существованию, при котором необходимо не только уединяться, но еще претерпевать того, кто рядом с тобой. Бывает это не так-то и просто. Отсюда опять же канонический сюжет, при котором братия в конце концов начинает восставать на своего руководителя, и очень часто бывает так, что руководитель даже от них уходит. Говорит о том, что ну хорошо, живите тогда, как хотите, сами. Это как раз ваша мысль о том, что свобода-то дается, делай что хочешь, но только все ли то, что ты хочешь, тебе будет на пользу.
М. Борисова:
— Ну и потом история жизни самого святого Кирилла — 20 лет человек искал образцов для подражания. Это очень у многих подвижников в житиях вот эти годы и годы поиска. Вот как, знаете, школу первой ступени прошел, а дальше, где тот институт, в какой институт поступить?
Протоиерей Дионисий:
— Так это и был институт. Это 20 лет это и был тот самый институт. И в этом смысле как раз нам это нужно, на этом остановить наше внимание, то что, в общем-то, научить христианству невозможно. То есть вся наша жизнь это и есть христианство, вся наша жизнь это и есть учеба. Это не просто прочитать какую-то книжку или там выучить определенные алгоритмы поведения и после этого ты, просто повернув тумблер своей жизни, начинаешь жить другой, святой жизнью. Святая жизнь заключается в том, что ты каждый день ищешь, что значит быть верным Богу, что значит любить ближнего, что значит как-то себя смирять. И учишься ты этому фактически до конца жизни. И в этом и есть залог того, что человек не останавливается, когда он все время ищет, он обязательно двигается. А духовная жизнь — это путь, конец которого на самом деле совершенство, которого достичь, в общем-то, и невозможно.
М. Борисова:
— Это я вспоминаю, как-то довелось в давние годы быть у человека, которого я считала и до сих пор считаю и многие, кто его знал, считали человеком как раз святой жизни. И вечером мы, он всех усадил за стол, попить чаю. Естественно, какой-то зашел разговор. И батюшка так, подперев кулачком щеку, смотря куда-то в угол там комнаты, вздохнул и сказал: духовная жизнь интересная. И замолчал. Вот. Так что...
Протоиерей Дионисий:
— Что у него было в этот момент? Вот залезть бы в его голову или душу.
М. Борисова:
— Вот это к тому, что век живи, век учись, это называется. Ну вот, как утверждают очевидцы, духовная жизнь интересная. Можно попытаться.
Протоиерей Дионисий:
— Главное, этот интерес в себе найти и культивировать даже.
М. Борисова:
— Ну вот видите, Кирилл Новоезерский нашел интерес, правда, очень далеко, в лесу, на озере. Построив в конце концов, после всех этих исканий, построил близ Белозерска на Красном озере две церкви — в честь Воскресения Христова и Богоматери «Одигитрии». И вот, собственно, этот монастырь так и вошел как Новоезерский в историю Русской Православной Церкви.
Протоиерей Дионисий:
— Скончался в 1532 году. И это, в общем-то, ну в скором времени, не то что в скором, но, как мы знаем, XVI, начало XVII — Смутное время. Об этом он предсказывал. И, таким образом, в общем, уже начинались новые веяния смутные, веяния трудные, но в эту сторону он тоже смотрел.
М. Борисова:
— Ну, судя по житию, можно сказать, что вот его слова зафиксированы в житии как: «беда великая на земли нашей и гнев великий на людей» — то есть ну предощущение, это вот то, о чем мы редко задумываемся. Мы говорим: вот прозорливые, вот там пророк. А что такое прозорливость, что такое пророк? Может быть, просто вот эта духовная мембрана истончается? И просто он начинает улавливать те волны, которые мы, в силу того что у нас не натренирован аппарат приема, мы просто плохие приемники, а они хорошие. Ну наверное, можно в течение жизни как-то усовершенствовать свой приемник, может, и мы чего-нибудь услышим. Ну не такое глобальное, но хотя бы про самих себя.
Протоиерей Дионисий:
— Наверное.
М. Борисова:
— Вы слушаете программу «Седмица». С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость, настоятель храмов Михаила Архангела в Пущине и Рождества Богородицы в Подмоклове, протоиерей Дионисий Крюков. Мы, как всегда по субботам, говорим о особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. На следующей неделе у нас такой аккорд, завершающий недельный календарь — это 18 февраля, праздник иконы Божией Матери «Взыскание погибших» и Вселенская родительская мясопустная суббота. Вот удивительная икона «Взыскание погибших», она же не древняя, она как раз более приближена к нам исторически.
Протоиерей Дионисий:
— XVII век, да.
М. Борисова:
— Но все что связано с восприятием — ну у меня личное восприятие этой иконы, потому что я много лет провела на клиросе храма Воскресения Словущего в Брюсовском переулке, и там это как раз почитаемая икона, и очень много воспоминаний, связанных именно с этим образом. Но ведь не только в этом храме. Вообще самое название — «Взыскание погибших» и то, что она празднуется накануне Великого поста, и то что все мы погибшие, и то что есть Матерь Божия, Которая взыскует нас, Которая может нам протянуть руку и из любой пропасти нас вытянуть — вот там столько всего переплетено в том, что связано с этой иконой. Как вот вы ее воспринимаете?
Протоиерей Дионисий:
— Ну у меня тоже есть личные переживания. Потому что я-то родился, вырос и до сих пор живу недалеко от Серпухова, и поэтому моя духовная жизнь тоже связана с Серпуховом. А в Серпухове и есть в Ильинском, не закрывавшемся храме икона «Взыскание погибших», а с этим связаны многие страницы в жизни города, там крестные хода проводились и почитался один список, который переходил из храма в храм. Но действительно «Взыскание погибших» —это надежда, надежда на то, что нет погибших на самом-то деле, то есть погибающие, но не погибшие. Взыскание — то есть нахождение, вот как бы вот спасение тех, кто нуждается в этом самом спасении. История этой иконы — это такая своеобразная история прототипа доктора Фауста. Некий священнослужитель, по преданию, пошел на сделку с диаволом, чтобы получить высокое положение в церковной иерархии. А после смерти епископа вот этот самый Феофил единогласно был избран его преемником, но он отказался от епископства, и его тем не менее в дальнейшем новый избранный епископ лишил его должности. И тогда этот Феофил разыскал чернокнижника, который помог ему вызвать сатану. В обмен на помощь тот потребовал отречься от Христа и Богородицы, и подписать договор собственной кровью, после чего Феофил стал епископом. Ну вот он через какое-то время раскаялся, решил, что он искупит эту вину свою, наложил на себя пост, стал молить Богородицу просить Бога простить его отступничество, и получил отпущение грехов. Но через три дня, проснувшись утром, Феофил обнаружил договор с диаволом у себя на груди. И только когда он покаялся епископу, тот сжег злополучный контракт, и он по-настоящему освободился. Вот это вот такая история, ну действительно, возможно, в ней есть некий фольклорный флер.
М. Борисова:
— Ну конечно есть, естественно. Мы же часто подчеркиваем, что агиография и вообще вот вся литература, которая посвящена тем или иным священным сюжетам, это все-таки литература. Это всегда нужно делать такую поправку, это не исторический документ.
Протоиерей Дионисий:
— И в этом смысле, наверное, даже не надо с этими критериями подходить. Ну смысл-то в том, что Богородица тем не менее всегда готова услышать кого угодно, лишь только надо к Ней обратиться с этой просьбой о помиловании, о помощи. Причем здесь вот для меня важно то, что эта помощь именно преодоления самого страшного греха богооступничества, то есть предательства Бога. В этой ситуации потому-то он и обращается к Богородице, потому что он против Бога совершил свои прегрешения, он ради выгод чисто, так сказать, внешних, светских, материальных, положения, социальных он обратился к диаволу, и, наверное, напрямую ко Христу ему уже обращаться было тяжело. Но вот именно к Его Матери, Матери Христовой, к Богородице он обращается и с надеждой, что Мать Бога услышит и Своих грешных чад земных, и получает это прощение.
М. Борисова:
— Ну и почему эта суббота мясопустная отмечается именно вселенским поминовением усопших? Там ведь важно, что всех, вот всех усопших. Даже я знаю, что многие спрашивают: а некрещеных? Вот младенец некрещеный умер. Можно поминать?
Протоиерей Дионисий:
— Младенец некрещеный... Какая непростая задача. Я думаю, что человек вообще может молиться за всех в своих собственных личных молитвах.
М. Борисова:
— И за всех и за вся.
Протоиерей Дионисий:
— Да, за всех в своих молитвах. Пусть даже в церкви. То есть, когда меня спрашивают мои прихожане, можно ли им помолиться за кого-нибудь, кого, в общем-то, по канонам невозможно написать в записке, я говорю: ну вы-то можете стоять рядом и, когда я читаю, вместе со мной молиться за тех, кто вам дорог. Смысл этой субботы в том, чтобы объединиться. Ведь на самом деле как раз мы давайте не забывать о том, что мы готовимся к предстоящему Великому посту. Великий пост нами воспринимается очень часто как наше сугубо личное дело, касается только меня: вот я буду это есть и так себя вести, то почитаю, на эту службу схожу. От нас ускользает, что Великий пост должен нас всех объединить, потому что именно в единении и существует Церковь. Именно поэтому мы просим прощения накануне начала Великого поста, чтобы как раз это наше разъединение, которое разъедает наше единство — наши грехи, наше недружелюбие, там зависть или злоба наша, осуждение, чтобы мы его преодолели, опять стали единым народом. Но ведь единый народ, коим мы считаем Церковь, не только те, кого мы видим, не только те, которые сейчас с нами на здесь, на этой территории, но они могут быть и в другом городе, и в другом государстве, они могут быть и в другом пространстве, они могут быть и прошлом и в будущем даже — то есть Церковь объединяет всех людей, которые живут, жили или будут жить во Христе. И в этом смысле Вселенская родительская суббота, она как раз и дает вот эту вневременную перспективу, что в Церкви находятся не только те, кого мы поможем потрогать или с кем мы можем поговорить слышимым образом. Но и из тех, с кем мы говорим в глубине своей души — те, кому мы благодарны, те, которые оставили неизгладимый след в нашей жизни, но которых сейчас с нами нет, не только потому что они далеко, но и потому что они уже умерли. Но тем не менее у Бога все живы.
М. Борисова:
— Мне кажется, что тут есть еще перекличка с таким, есть такая расхожая формула: о мертвых либо хорошо, либо ничего. Но ведь она же восходит к первоисточнику, который звучит совсем не так: о мертвых либо ничего, либо правду.
Протоиерей Дионисий:
— Да.
М. Борисова:
— Это эллинская мудрость, это мудрость не христианская. Почему в народном ощущении все переиначилось? Мне кажется, здесь очень важно, это не просто такая оговорка, это именно то, что почему о мертвых хорошо — потому что ты с ними примирился, потому что ты о них молишься, потому что ты не держишь в памяти ничего плохого, что с ними сопряжено. Мне так кажется. Что когда ты уже в состояние не говорить: вот этот человек, конечно — ну как часто бывает, — он, конечно, умер уже, нехорошо говорить о нем плохо, но вот все-таки человек он был так себе. Вот чтобы этого не было внутри, чтобы ты говорил хорошо, потому что ты, если он чем-то тебя обидел или он в чем-то перед тобой виноват остался и ушел, не покаявшись, ты простил его заочно, и ты молишься, чтобы и Господь его простил. Мне как-то, я вот очень так сумбурно пытаюсь для себя это сформулировать, мне кажется, весь смысл этих родительских суббот в этом.
Протоиерей Дионисий:
— Эта суббота еще и называется...
М. Борисова:
— Мясопустная.
Протоиерей Дионисий:
— Мясопустная. И смотрите, как все премудро устроено: была неделя сплошная, потом неделя обычная, а потом неделя, когда мы уже мяса не едим, но зато она опять же сплошная, но масляная. То есть, в общем, вхождение в этот Великий пост, оно постепенное, и в этом тоже мудрость. Потому что вот это традиционное наше отплясать, отгулять, отгудеть, а потом, со следующего...
М. Борисова:
— С понедельника.
Протоиерей Дионисий:
— С понедельника начать совершенно новую жизнь, оно есть в нашей традиции, но все-таки не совсем церковное. Церковь-то как раз и хотела бы, чтобы мы себя приучали аж тремя неделями. И мясопустная суббота, а дальнейшем мясопустное воскресенье — это как раз вот тот самый момент, когда мы постепенно отказываемся, что так, в общем-то, нам приятно, необходимо даже. И, в общем-то, не потому что мы брезгуем этим самым мясом, а потому что мы себя заранее обрекаем на просто менее калорийную пищу.
М. Борисова:
— Вы знаете, удивительно, что народный фольклор таким образом выразил свое отношение к заговенью на мясо. По крайней мере в западной христианской традиции — эта традиция карнавала. Собственно, это и есть, карнавал — это есть заговенье на мясо. Прощай, мясо. Это праздник «прощай, мясо». То есть я все возвращаясь к своему вот этому переживанию Великого поста как праздничного состояния. Вот несмотря на все ограничения, к нему готовишься как к празднику. Понятно, что это путь к еще большему празднику. Но даже сам Великий пост, не знаю, может быть, не только мной одной, воспринимается как праздник.
Протоиерей Дионисий:
— Ну счастливый вы человек. И хотелось бы пожелать и нашим тоже радиослушателям, чтобы они тоже этот пост воспринимали не как тяготу, не как обязательство, не как то, что от нас Бог требует. На самом деле Бог-то как раз, мне кажется, Господь хотел бы, чтобы мы жили счастливой жизнью. И независимо от того, что мы едим и не едим. Но хотел бы в том числе и поделиться и своим собственным опытом. Я вот точно знаю, что, когда ты отказываешь себе в каком-то привычном пищевом рационе, ну в частности мясе или там еще в дальнейшем от молочного, мясного, очень часто из тебя начинают вылезать какие-то необычные твои чувства. Раньше я этого пугался даже. А потом я понял: о, значит, пост пошел правильно. Если есть результат, при котором ты видишь, что тебе в несвойственной жизненной ситуации из тебя вылезает — это как раз и есть объект, на который надо обратить свое пристальное внимание. И сказать себе, что вот они, эти гады, поползли. А ради этого-то и надо попоститься — ради того, чтобы увидеть, с чем тебе надо бороться в предстоящее время.
М. Борисова:
— Спасибо огромное за эту беседу. Вы слушали программу «Седмица». С вами были Марина Борисова и настоятель храмов Михаила Архангела в Пущине и Рождества Богородицы в Подмоклове, протоиерей Дионисий Крюков. Слушайте нас каждую субботу. До свидания.
Протоиерей Дионисий:
— До свидания, дорогие друзья.
Все выпуски программы Светлый вечер
