«Надежда на разрешение неразрешимого»

В этом выпуске своими светлыми историями о надежде на разрешение на первый взгляд неразрешимого и на завершение незавершенного поделились ведущие Радио ВЕРА Александр Ананьев, Алла Митрофанова, Константин Мацан, а также наш гость — клирик храма Вознесения Господня за Серпуховскими воротами в Москве священник Павел Усачёв.

Ведущие: Александр Ананьев, Константин Мацан, Алла Митрофанова

---

А. Ананьев:

— Добрый вечер, дорогие друзья, Здравствуйте. Это «Светлые истории» на Радио ВЕРА. Прежде чем я представлю всех гостей, я хочу представить нашу слушательницу, Марину Матвееву. Меня просто настолько тронула ее история, что я вот так вот, с места в карьер, хочу начать с непридуманной светлой истории наших слушателей. «Меня пронзила фраза о том, — пишет Марина, — что самым большим другом является Христос. Казалось бы, очевидная мысль, но Христа мы воспринимаем, по большей части, как Сына Бога, воплотившееся Слово Бога, как Спасителя — кого-то недосягаемого, кого надо просить помиловать нас, спасти, дать работу, здоровье, счастье. Но вот Он Сам же сказал: «Вы друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам. Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего». «И тут, — пишет Марина, — сразу же начинаешь думать, как подружиться со Христом. А еще я сегодня подумала, что другом может стать радио — поймала себя на мысли, что просыпаюсь и засыпаю под его приятные тембры: утром толкования Евангелия и Апостольские чтения, днем всегда пересматриваю старые выпуски «Светлых историй», каждый раз нахожу что-то новое. А вечером обязательно «Родники небесные» с Костей и Антонием Сурожским, Шмеманом, Фуделем. Тут думаю: надо перерыв что ли какой-то сделать, отдохнуть. Выхожу на улицу, иду по Третьему кольцу и вижу картину — красивейший багряный октябрьский закат, морозный такой, вдали Москва-Сити, а прямо передо мной — огромный баннер, на котором написано: «Светлое радио». Фантастика. Спасибо, Мариночка.

К. Мацан:

— Спасибо вам большое.

А. Ананьев:

— Мы обнимаем вас, все четверо. В первую очередь разрешите представить нашего сегодняшнего гостя. Без какой-то отчаянной надежды сделать вам дешевый комплимент, дорогой отец Павел, но вы реально один из самых любимых гостей «Светлых историй», истории ваши реально трогают за живое. Клирик храма Вознесения Господня за Серпуховскими воротами в Москве, священник Павел Усачев сегодня составит нам компанию. Добрый вечер, отец Павел.

Иерей Павел:

— Добрый вечер, дорогие друзья.

А. Ананьев:

— Также с большим удовольствием представляю Константина Мацана.

К. Мацан:

— Добрый вечер.

А. Ананьев:

— И мою жену, ведущую Радио ВЕРА, Аллу Сергеевну Митрофанову.

А. Митрофанова:

— Здравствуйте. И Александра Ананьева, которого по тембру, по-моему, и так уже все узнали.

А. Ананьев:

— Добрый вечер. В качестве подарка — вот отец Павел без подарков к нам не приходит, — в качестве подарка отец Павел принес нам фантастическую тему, причем такую, что мы вот услышали — нам наша Оксаночка, наш редактор, сообщила, и мы такие: ах, какая чудная тема! И как много историй есть на эту тему — «Истории о надежде на разрешение неразрешимого». От себя добавлю: с Божией помощью, конечно. Отец Павел, раз уж ваша тема, с вас и начнем.

Иерей Павел:

— Спасибо, я как никогда почему-то вот сегодня волнуюсь. Дело в том, что когда мне поступило такое предложение, приглашение в очередной раз прийти, поучаствовать в «Светлых историях», и был выслан список тем предлагаемых, я с ужасом подумал, что не понимаю, почему в этот раз меня зовут участвовать. Дело в том, что я всегда это понимаю — есть что рассказать и хочется чем-то поделиться или предложить какую-то свою тему. И в этот раз я действительно был в каком-то ступоре. Потом я спросил самого себя: а что я могу принести сюда? И понял, что мне есть что принести. Просто это не то, чем как-то вот принято делиться в обычной жизни, и из этого вот и родилась эта тема «Незавершенные истории или надежды на то, что неразрешимое что-то может разрешиться». Здесь произошло такое событие в моей жизни, буквально вот недавно, это очень такая свежая история, после которой вот я, собственно, и ходил в таком ступоре, несколько обескураженный, даже опустошенный. И об этой истории я хотел бы сегодня поведать. Ну вообще, когда я предлагал эту тему, я подумал, что наверняка у многих людей есть какая-то душевная боль, может быть, даже какая-то душевная пустота...

А. Ананьев:

— У меня — три.

Иерей Павел:

— Даже, может быть, какая-то черная дыра — вот я не побоюсь такого вот сравнения. Из-за незавершенной любви между кем-то, то есть незавершенных отношений, может быть, из-за какой-то внезапной смерти или тяжелой болезни, или из-за обид и не понимания, когда ты не можешь с человеком пообщаться душа к душе, глаза в глаза, для того чтобы почувствовать контакт, теплоту. И какая у нас вот может быть, у православных христиан, надежда на то, что это как-то может разрешиться. И вот моя история, она такая небольшая, но очень она сильно коснулась моей души. Меня однажды, какое-то время назад, попросили причастить одну тяжело болящую бабушку, лежачую, и я, собственно, собрался и поехал. И в дороге мне позвонили и сказали, что, вы знаете, мы немножко приболели, давайте отложим наше важное дело. Ну ладно, отложим и отложим. Ну вот происходит какое-то время и через там, не знаю, месяца, может быть, два мне опять звонок. И я не понял, что это от тех же самых людей. А я находился в семейном кругу, какие-то собирался решать свои вопросы, проблемы накопившиеся. И такой очень тревожный голос: извините, я разговариваю со священником? Ну да, со священником. И звонил вот сын опять этой пожилой женщины. Сказал, оговорился, что я вот человек некрещеный, неверующий, но вот моя мама очень вот просит, можно я дам ей трубочку? И вот состоялся такой у нас краткий разговор. В трубке я услышал очень встревоженный голос, слабый, этой женщины, которая, поскольку это не исповедь, я могу об этом говорить, что мне очень нужно облегчить душу. Вот я в 60 лет крестилась и сейчас мне 85, я чувствую, что моя жизнь заканчивается, мне нужно вот успеть облегчить свою душу за жизнь, исповедоваться. Я спросил ее: может быть, вы хотите еще и причаститься? Ну я понял, что она не очень понимает, что это такое, но говорит: конечно, тогда можно и причаститься. Это, наверное, все хорошо. И я сказал ей: хорошо, я выезжаю к вам. И буду у вас через три часа. И, знаете, ну вот у нас, современных людей, есть такая особенность, мы по ходу решаем еще какие-то свои важные проблемы. А у меня была мысль, как бы попасть именно в тот район для того, чтобы повстречаться с очень важным человеком по очень важному делу. И я думаю: вот, это промысл Божий. Не иначе как. Я еду случайно, и я могу этот вопрос решить, который мне действительно очень надо решить, очень важный вопрос с очень важным человеком. Причем этот вопрос касался не лично меня, а мне нужно было там помочь одному батюшке, другу. И я такой радостный, еду, понимаю, что, в принципе, я успеваю вот к назначенному времени приехать, причастить, заехать за запасными Дарами. И действительно, все очень шло гладко и замечательно, я успел к этому очень важному человеку, решил очень важное дело, помог очень своему дорогому другу. И когда я вошел в подъезд, позвонил в квартиру, меня встретил совершенно обескураженный ее сын и сказал, что знаете, 20 минут назад она впала в забытье. Ну без сознания лежит. Она очень вас ждала, она прямо вот готовилась к встрече. И я, вы знаете, у меня просто земля из-под ног ушла. Потому что вот это то, что прозвучало, что 20 минут назад она была еще в сознании — это примерно равнялось вот этому делу, очень важному. И, что удивительно, я вообще не чувствовал никаких подсказок, которые обычно бывают, да, — вот или Ангел Хранитель как-то подскажет, или какая-то мысль придет, что вот вообще-то тебе, дорогой, сначала причастить, а потом уже все остальное. Таких подсказок не было, я был полностью уверен, что это действительно все я правильно делаю. Но я опоздал к четырем на 20 минут. Я обещал быть к четырем, а пришел в четыре двадцать. И у меня вот сразу в душе, в сознании, в сердце ощущение возникло, что произошло что-то непоправимое, даже трагедия, я вот так это ощущал. Вы знаете, мне сказали: вы можете молиться, делать что вам нужно, ну вот она в таком вот состоянии. Я начал молиться. Они вызвали скорую, и приехала скорая, меня попросили прийти в соседнюю комнату. И я понял, что ну я священник, мне нужно молиться сейчас. Вот именно сейчас, в этот момент в этом месте. Просить прощения за свой такой вот грех, что я, значит, неправильно приоритеты расставил и опоздал к этой женщине. Ну и когда я молился перед ней, вот ничего не происходило, она лежала в забытье. И начал звонить, писать в свои православные группы, поднял там всех на молитву, и сам молился. И вот, вы знаете, это было такое вот дерзновение, и такое было ощущение, что вот сейчас мы пробьем небеса, и эта молитва, она дойдет до Бога, и она придет в себя. Потому что оказалось, что у нее очень низкое давление, и врачи скорой помощи, они поставили капельницу, что-то кололи там, чтобы давление поднялось. И давление стало приходить в норму. И я молюсь такой вот уже, значит, со слезами, конечно, все. И слышу там — вот она там шевельнула рукой, ногой, вот она заохала, завздыхала. И они сказали: мы принимаем решение, значит, что ее, конечно, надо госпитализировать. Прямо сейчас надо госпитализировать. Потому что есть надежда, что мы сможем в реанимации ее, так сказать, привести в чувство. И уже вызывали, значит, там дополнительных помощников, чтобы ее на носилках нести. И я понимаю, что этот момент — не зря же мы молились, Господь милостив. Ну я стою с Дарами, и я, наверное, совершил такое дерзновение, вот руководствуясь ее такой исповедью — не исповедью, не знаю, вот то что по телефону у нас было, что нужно облегчить душу, что вот какое-то вот в ее интонации я уловил тяжесть и содеянных грехов за жизнь, ничего конкретного она не говорила тогда по телефону. Я обратился к ней и сказал, что вот если вы меня слышите, простите меня, я вот опоздал. Ну руководствуясь вот этим наши телефонным разговором, я дерзну прочесть над вами разрешительную молитву. Я прочел ее. Ну она не открыла глаза, и она не пришла в себя. Единственное, что я мог сделать, это коснуться Чаши, Чашей, запасными Дарами вот ее лобика, поцеловать ее, перекрестить и попросить прощения. И ее унесли. А потом я узнал, что по дороге в больницу она скончалась. И вот полная какая-то опустошенность в душе после этого осознания, что что-то свершилось непоправимое. Но и вместе с тем, с невероятной какой-то остротой, возникло чувство, что вот эта опустошенность — эти мысли, чувства, что совершилось что-то непоправимое, —это неправда. Потому что ну Господь победил смерть, что ну вот не знаю, на каком уровне это ощущение, что у меня будет возможность вот с ней обняться. Причастие уже отец диакон потребил в ближайшую службу, и я стал думать, а на чем это вот вообще, откуда это, на чем это может быть основано? Стал искать. Знаете, я не нашел у святых отцов какого-то учения о том, что действительно будет встреча с нашими родными, близкими после смерти. Не нашел. Наверное, может быть, вы мне поможете. Вот я с этим пришел сюда сегодня. Потому что, как вы сказали, эта удивительная история с женщиной, эта радиостанция «Вера» — это друг. И это не какое-то, да, абстрактное понятие —друг, а конкретно — вот мы здесь встречаемся, мы можем задавать друг другу сложные вопросы и на них пытаться ответить.

А. Ананьев:

— Радио-друг, светлое радио, Радио ВЕРА, «Светлые истории». Клирик храма Вознесения Господня за Серпуховскими воротами в Москве, священник Павел Усачев. И история, которую, знаете, абы кому не расскажешь. Только кому-то очень по-настоящему близкому. Алла Митрофанова, Константин Мацан, я Александр Ананьев. Костя.

К. Мацан:

— После историй отца Павла всегда трудно брать слово.

А. Ананьев:

— Ну я на самом деле за ответом на вопрос отца Павла к тебе стучусь скорее.

К. Мацан:

— Если отец Павел этого не знает, то я уже тем более.

Иерей Павел:

— Вы же ведете программу «Родники небесные».

К. Мацан:

— Ну вот там мне для самого всегда такой вечный вопрос, как мыслить эту загробную встречу — с кем, как, — как бы тут не уклониться...

Иерей Павел:

— Да.

К. Мацан:

— В излишние такие натуралистические представления. Как мне всегда вспоминается, как к вопросу о «Родниках небесных», Клайв Стейплз Льюис, он заканчивает предисловие к «Расторжению брака» словами, что меньше всего я пытался удовлетворить любопытство тех, кто думает, как устроена загробная жизнь. Поэтому тут для меня самого это вопрос.

А. Ананьев:

— А я немножко по-другому вопрос поставлю и, наверное, попрошу тоже и отца Павла, и Костю, и Алечку ответить на его. Мне кажется, что с Богом опоздать нельзя. С Богом не бывает поздно никогда.

А. Митрофанова:

— Мне кажется, здесь очень важный вот этот момент, связанный с вашим спокойным сердцем, отец Павел. У вас не было внутреннего метания и ощущения, что вы едете не туда и что-то делаете не так.

Иерей Павел:

— Вот. Для меня это вопрос: почему? Почему мне...

А. Митрофанова:

— А это не обязательно, что вы прямо сейчас получите ответ. Мы же прекрасно все это знаем, как оно работает. А что касается вот этой соборной молитвы, то есть, понимаете, вот это ваше, может быть, вполне сердечное чувство по отношению к этой женщине там сотни людей поставило на молитву о ней.

Иерей Павел:

— И сейчас я очень прошу — ее зовут Людмила, новопреставленная Людмила, — дорогие друзья, воздохните, пожалуйста. Еще сорока дней нет, это совсем свежая история.

К. Мацан:

— Вы знаете, я о чем подумал? Сейчас вот, когда мы все это обсуждаем, о том, что вот вы, отче, говорите о том, что вы когда-нибудь там с ней обниметесь. Ну опять же если это не понимать сугубо натуралистически, то ведь ушедшие же не уходят совсем в никуда, они же остаются и продолжают действовать, продолжают быть. Вот я вспомнил, когда вы рассказывали, я думаю, в сегодняшней нашей программе, и было понятно, что более-менее фокус этого разговора будет вокруг вот отношений с теми, кто ушел так или иначе. Меня в свое время просто поразила, казалось бы, очень простая история. Очень простая сюжетно. Был отец, уже престарелый, много лет проведший в Церкви, как церковный человек. И был у него сын взрослый, который, надо полагать, тоже когда-то, может быть, был церковным человеком, а может быть, и не был или как-то, как блудный сын, ушел на страну далече. И вот отец, папа, понимал, что он уже очень тяжело болеет и скоро конец, и он как-то вот пригласил сына к себе и сказал: знаешь, я вот чувствую, что я сейчас буду уже угасать. Когда я совсем уже буду угасать, ты просто вот приходи и просто вот сиди рядышком. Там ничего не говори, и я тебе не буду ничего говорить, вот просто будь. И сын так и стал делать. Какое-то время он сидел рядом с уже уходившим, угасающим папой. А потом папа умер, папу похоронили. А сын почему-то продолжил приезжать к нему домой и сидеть просто в его комнате. Ну, может быть, и вещи какие-то было нужно разобрать, собрать. Ну вот он не смог остановиться. И вот он просто приезжал и был там, в этой комнате, где папы уже не было, а сын там был. И вот он сидел там день, два, неделю, может быть, сорок дней. И вот когда какое-то такое большое количество дней прошло, что-то в сыне стало меняться, что-то в нем преобразилось, и он снова поверил в Бога. Вот он стал верующим человеком. Он стал общаться с папой в молитве, и это было абсолютно реально. Это не было самоубеждением, это не было минутными эмоциями, потому что это потом уже осталось и вошло в жизнь — вера как нечто очень важное. Но вот это пример того, как ушедший папа не ушел, а своей молитвой продолжил быть, просто в каком-то другом качестве. И, может быть, эта история, которую я услышал от очень дорогого мне священника, еще и так поразила тем, что была рассказана как проповедь в Страстную пятницу, проповедь у Плащаницы. Вот пред нами распятый Христос, и сейчас мы будем подходить, кланяться и целовать Плащаницу. И вот помнить про ту историю, что смерти нет, что вот этот папа, он ушел и не ушел. Ну это к вопросу вот о том, как... Я не знаю, как. Очень легко эти слова произносить. Но что-то в сердце подсказывает, что те кто ушел, не вычеркнуты из списков мироздания.

Иерей Павел:

— Вот, собственно, что меня как бы утешает, это очень известные слова из Евангелия от Луки — по-моему, 20-я глава, — Бог не есть Бог мертвых, но Бог живых, и у Бога все живы. И самое меня потрясает вот это, то что книжники на это сказали: Учитель! Ты хорошо сказал. Вот это вот мы все чувствуем, что это действительно вот хорошо сказал Господь, да, утешил нас всех, что все живы. Наверное, основываясь на этом, мы можем об этом размышлять, мне кажется. Вот частное такое мнение.

А. Митрофанова:

— Слушайте, а я пытаюсь сейчас вспомнить, а чья вдова... Это была такая довольно яркая история, в публичном пространстве рассказанная женщиной самой, которая осталась со множеством детей и вот каких-то проблем, осталась вдовой. И вот она, как-то вот так, посмотрев вокруг себя, вот совсем на бедственное это положение, она подняла глаза к небу и сказала: ну давай, разруливай! Ну ты меня оставил, ну давай, разруливай, давай помогай, подключайся. И муж подключился. Ну муж — это кто-то из наших современников, то есть он совершенно точно еще не прославлен в лике святых или не будет прославлен в лике святых. Но вот этот вот крик от души, от земли к небу: давай, вот раз ты меня оставил, давай, включайся и разруливай здесь, что ты меня одну здесь, на этом на всем? И как после этого стали приходить решения, приходить какая-то помощь, и у нее появились силы. То есть очевидным образом любовь ее мужа включилась в вот эту вот жизнь или даже не выключалась что ли из нее. Или действительно, ну как сказать, мы же в Царствие Небесное забираем те свойства, которые здесь, условно говоря, успели прокачать.

Иерей Павел:

— Ну да.

А. Митрофанова:

— Если, к примеру, супруг был медлительным, и жена ему тут: ну что же ты медлишь, давай. Вот, может быть, этот импульс тоже каким-то образом, то есть ее любовь подействовала на его любовь, и вот это умножение произошло. То есть то что это так, я в этом даже не сомневаюсь, что работает таким образом. Объяснить не могу, но понимаю, что так и есть.

А. Ананьев:

— Друзья, я хочу напомнить вам о том, что вот эти «Светлые истории» воспринимаются гораздо тоньше, острее и точнее, когда вы их не просто слушаете, но и смотрите. Есть видеоверсия — я сейчас обращаюсь к тем, кто нас слушает на Радио ВЕРА, на FM-волнах, а есть видеоверсия, которую легко найти в наших социальных сетях, в нашей группе ВКонтакте, на нашем сайте https://radiovera.ru/. И эту, и еще много-много. Кстати, вы знаете, что мы перевалили за сотню этих «Светлых историй», друзья, уже их реально много и можно посмотреть и эту, и другие. Обязательно заходите, ставьте лайки, смотрите, подписывайтесь на наши каналы, оставляйте комментарии. И делитесь этими историями с тем, кому они сейчас очень нужны. Я на сто процентов уверен, что вот все то, что дорогой отец Павел рассказал, сейчас вот, в данный момент, вот прямо сейчас переживают очень многие. Вот эту вот горечь, оттого что я опоздал, ничего исправить нельзя, как много надо было сделать и сказать, а я предпочел что-то другое. И история, рассказанная Костей и Аллой. Я думаю, что Костя еще расскажет историю, да? Да. Об этом через минуту полезной информации на Радио ВЕРА.

А. Ананьев:

— Радио ВЕРА, «Светлые истории». Клирик храма Вознесения Господня за Серпуховскими воротами в Москве, рвущий душу всегда в мелкие клочья, а потом опять бережно сшивающий ее целительными иглами доброго сердца (красиво сказал, записывайте), священник Павел Усачев. Константин Мацан, Алла Митрофанова и я, Александр Ананьев. Костя.

К. Мацан:

— Я когда вспомнил историю, которую уже рассказал, про вот ушедшего папу и про то, как его уже взрослый сын приходил в его квартиру и просто сидел, и вот в этой тишине заново обрел Бога, и через это обрел и папу заново. У меня это сложилось, как-то совместилось с еще одной историей, которая уже не про разговор с ушедшими, но она тоже про то, как мы сегодня широко формулируем тему — про надежду на преодоление непреодолимого. Это мы немножко все-таки в другую сторону уходим, но там тоже папа и сын. Это такой диптих, это такое зеркальное отражение эта история, когда была семья — папа, мама и ребенок. И родители, тогда молодые неофиты, ходили в храм и, само собой, носили, водили с собой ребенка. Ну почему носили — потому что маленький еще был сын. И вот сыну, по-моему, пять лет или четыре года, совсем такой возраст небольшой, и родители очень хотят пойти на ночную службу на Рождество. И для молодых таких, горящих верой родителей, ну не вариант не пойти. Пойти хотят оба и очень хочется, и договорились с бабушкой, что бабушка придет, с ребенком допоздна посидит, пока родители на службу сходят. Бабушка не смогла, бабушка заболевает. Ну и желание пойти в храм у родителей такое, что они берут ребенка с собой. Понятно, что в храме куча народа, что в храме везде по лавкам дети спят, те кто тоже пришел на ночную. И папа — ну хотел пойти в храм — пошел с ребенком. Ему пришлось всю службу держать своего спящего сына на руках. Сын спал, конечно, всю службу, и папа мужественно, вот эту маленькую такую физическую жертву принося, молился с сыном на руках. А те, кто, в общем, детей в храм водят, носят, знают, что, может быть, конечно, в пять лет ребенок не очень тяжелый, но если полтора часа его держать, то немножко начинает...

А. Митрофанова:

— Подождите, Рождественская служба идет не полтора часа, она идет часа три минимум.

К. Мацан:

— Еще долго. Ну вот такая история. И она даже немножко вошла в такое семейное предание, что вот была служба, как, помнишь, я там тебя, сынок, держал на руках всю службу. Сынок, конечно, ничего не помнил, он был маленьким, спал всю службу. Пока он был маленький, эта история вспоминалась с умилением. Потом, когда он стал подростком, это для подростка всегда так немножко они так противятся тому, чтобы им напоминали, какие они были маленькие: ну что ты мне рассказываешь... перестань... подумаешь. А потом ребенок рос и охладел к Церкви, и вот тут у родителей — каждый родитель это понимает, — возникает то самое непреодолимое: ну ты ничего не можешь сделать. И я, как родитель, у которого вот ребенок входит в подростковый возраст, это понимаю, и поэтому эта история, она для меня такая какая-то очень дорогая оказалась. И растет ребенок — он не стал там агрессивным атеистом, он не стал безбожником. Просто ему это перестало быть интересно. Но время от времени в храм он как-то заходил. И вот однажды, просто зайдя за компанию, или так формально — ну Рождество, праздник, нужно в храм зайти. И вот он зашел, свечку поставить, какой там, конечно, не готовился ни причащаться, ничего, просто вот зашел, отметиться. И в тот же самый храм, в который вот в свое время ходил с родителями. И тут вдруг что-то в нем переменилось. Проснулось какое-то чувство, давно забытое. И он, собственно, вернулся к какой-то живой активной вере. И когда об этом узнали родители, папа узнал — а ребенок был уже взрослый, там уже двадцатилетний молодой человек, он спросил: а как, что, почему? Говорит: знаешь, я вот в том храме, в который мы ходили семьей, я вдруг вспомнил ту службу, когда ты меня держал на руках всю службу. На что папа говорит: да как ты мог? Ты спал всю службу. Ты не помнишь ничего, ничего не можешь помнить оттуда. Говорит: знаешь, я тоже думал, что я ничего не помню, и все эти годы я ничего не помнил. Но я оказался в этом месте, и какие-то отдельные яркие вспышки в детской памяти проснулись, и я вдруг вспомнил, что я тогда чувствовал — такими вот крупными мазками. Я помню, говорит он, запах хвои. Я помню, когда вот глаза открывал, свет и пение такое где-то далеко, очень красивое. Я помню тепло плеча твоего, на котором я вот спал. Я помню, как щека стала немножко влажной, оттого что я на твоем плече спал. И я помню свою детскую мысль о том, что если мне сейчас так вот тут вот, у папы на плече, хорошо, то как нас любит Боженька. Наверное. И вот эта вспышка из детства заставила молодого человека вернуться в храм и к Богу. И для меня, как для родителя, который водит детей в храм, вот это дает такую надежду на то, что все преодолимо вообще-то вот. Все преодолимо с Божией помощью.

А. Ананьев:

— Что еще раз доказывает мою гипотезу, что с Богом и к Богу опоздать нельзя никогда. А если тебе кажется, что ты опоздал, то тебе только кажется. А во-вторых, ничто никогда не теряется, не стирается, не исчезает, не пропадает. Оно все куда-то Богом бережно записывается, и достается ровно тогда, когда надо, и тому, кому надо. И ты потом только смотришь и думаешь: вот я захотел бы так придумать — не придумал бы, а оно вот так получилось. Спасибо, Костя, потрясающая история.

К. Мацан:

— Да.

А. Ананьев:

— Причем на уровне ощущений даже. Я думаю, что мы даже пережили.

А. Митрофанова:

— Да, влажная щека, прижатая к папе.

А. Ананьев:

— Да. Слушайте, ну чтобы разбавить немножко эти действительно мощные и глубокие истории, я вспомнил нашу с тобой — сегодня же тема программы «Светлых историй»: надежда на разрешение неразрешимого. И я неожиданно вспомнил нашу с тобой веселую и постыдную историю — ну чтобы так, на контрастах поиграть, — как мы с тобой покупали билеты на днях.

А. Митрофанова:

— Вот я как раз хотела сейчас рассказать об этом...

А. Ананьев:

— Это очень смешная история. Ну раз ты хотела...

А. Митрофанова:

— Нет, давай, просто кратко упомянем.

А. Ананьев:

— В двух словах. В общем, мы с Алечкой познакомились в ноябре, и каждый раз в ноябре...

А. Митрофанова:

— Отмечаем.

А. Ананьев:

— Мы пытаемся улететь отметить... Ну пусть это будет Воронеж. Хорошо, мы решили полететь в Воронеж отдохнуть. И Алечка долго выбирала билеты в Воронеж и поняла, что в Воронеж без пересадки в Саратове никак. И она, значит, говорит: ну слушай, это же хорошо, мы, значит, в Воронеж...

К. Мацан:

— Это же хорошо, если только в Саратове одна пересадка.

А. Ананьев:

— Ну там минимум одна пересадка.

К. Мацан:

— А то придется через Камчатку еще, может быть.

А. Ананьев:

— Там много таких вариантов. Ну только вот обязательно. Я говорю: слушай, так мы же с тобой давно хотели побывать в Саратове. Возьми, пожалуйста, билет... У нас вот как-то криво в семье устроено, что такие вопросы решает жена — это стыд мне просто и двойка. Возьми, говорю, билет, вот мы должны быть в Воронеже 20-го, возьми на 19-е, мы хотя бы денек вот по Саратову походим, попробуем там национальную саратовскую еду, послушаем национальную...

А. Ананьев:

— Еще сказал: лучше, конечно, два дня погулять, но ладно уж.

А. Ананьев:

— И Алла Сергеевна долго-долго-долго... потом нажимает. Муж, я купила билеты в Воронеж через Саратов и... Ой, какая же я недалекая, неумная женщина! Я купила билеты на одно и то же число, то есть у нас не получается погулять по Саратову один день. Мы прилетаем и через несколько часов улетаем из того же Саратова. Какая же я нехорошая, кричит она, какая же я плохая. Какое же это неразрешимое, буквально вот неразрешимое....

А. Митрофанова:

— Да нет, просто шляпа отменная. Не то что плохая, но отменная шляпа.

А. Ананьев:

— Я даже помню вот это вот свое, я просто почувствовал это, я говорю: жена, ты сделала все что могла. Доверься Богу. Господь разрешит это неразрешимое. Проходит несколько дней, неделя, жена такая прибегает ко мне: муж, у нас трагедия — авиакомпания перенесла обратный рейс из Воронежа в Саратов на два часа раньше, и теперь мы не успеваем на самолет из Саратова в Москву. Что же делать? Я говорю: жена, не переживай. Господь разберется и разрешит неразрешимое. Алечка звонит в авиакомпанию этих саратовских авиалиний. Говорит: алле, вы там с ума все посходили? Вы что, зачем нам рейс перенесли на два часа раньше? На что ей мужчина добрый говорит: женщина, ну не переживайте так. Давайте мы вам дадим другой билет, на другой рейс. Он, правда, через два дня. Вы же найдете чем два дня в Саратове позаниматься? Она такая: муж, у нас опять два дня в Саратове! Я говорю: ну я же тебе говорил, что Господь разберется.

А. Митрофанова:

— Ты сказал даже не так. Теперь ты понимаешь, почему ты билеты туда купила на один и тот же...

А. Ананьев:

— Да, если бы она купила билеты на тот же день, у нас получилось бы криво, у нас и там два дня в Саратове, и там дня в Саратове — и у нас саратовское гражданство, и саратовская семья уже появится за это время, а оно нам не надо. А тут все очень разумно получилось.

А. Митрофанова:

— Да, гражданство у нас Ковровского района. Ну а вот правда, отец Павел. Я еще хотела эту историю упомянуть именно в связи с тем, что мы иногда не знаем, для чего нас там задерживают, тут прикрывают нам глаза, тут отключают часто какие-то файлы в голове и прочее. И, вы знаете, вспоминаю слова одного замечательного священника: мы знаем, что с нами случилось, и в лучшем случае благодарим за то, что с нами случилось. И очень редко мы благодарим за то, что с нами не случилось. Ну то есть мы не знаем, как бы оно было бы, если. И единственное, что здесь остается — это довериться Богу.

Иерей Павел:

— Да. А можно, прошу молитв за тоже Людмилу — только она живая, слава Богу. Тяжко болящая. Дело в том, что через несколько дней потом меня, конечно, Господь немножко утешил. Потому что опять был звонок — нужно было причастить тяжко болящую Людмилу, лежачую бабушку. Прямо такого же возраста. А у меня так день сложился, что я просто был выжатый как лимон, уже днем. И у меня был час до службы, до всенощной, чтобы просто вот закрыть глаза и отрубиться, образно говоря. И знаете, какой эффект вот этого звонка — как электрошоком. И я подскочил и побежал к этой тяжко болящей Людмиле — ее причастил, она жива до сих пор. Вот прошу молитв.

А. Ананьев:

— Слава Богу. Слушайте, а вот смотрите, как забавно получается. Не забавно, а важно. Важно. Все эти истории — это не разрозненные сюжеты, разбросанные этим серпантином на снегу 1 января. Это одна большая цепочка, которая там в конечном итоге вырисовывается в один очень мудрый и правильный, очень красивый узор.

Иерей Павел:

— Ну, наверное, вообще можно это сравнить, вот жизнь человека, всякого человека, с ручейком любви, которая происходит в жизни человека. И вот эти вот все ручейки любви, они в итоге, если там есть эти живые воды любви, они стекаются все в Божественную любовь, и там все это как-то соединяется, примиряется, разрешается.

А. Ананьев:

— Спасибо вам, дорогой отец Павел, за продолжение той истории, которой вы начали.

Иерей Павел:

— Ну вот сейчас как-то вспомнил.

А. Ананьев:

— Это реально продолжение. Спасибо вам. Спасибо.

А. Ананьев:

— «Светлые истории» на Радио ВЕРА. «Истории о надежде на разрешение неразрешимого, о преодолении непреодолимого». Сегодня их рассказывает клирик храма Вознесения Господня за Серпуховскими воротами в Москве, священник Павел Усачев. Константин Мацан, я Александр Ананьев. И Алла Митрофанова, у которой, благодаря ее работе и тем десяткам изумительных людей, которые рассказывают ей свои истории, сейчас ей можно вообще книги писать. Многотомные романы.

А. Митрофанова:

— Мне — нет. Вот люди пусть пишут, это правда. Те, которые эти истории рассказывают и приносят.

А. Ананьев:

— Нет, ну на самом деле мы с тобой просто, когда состаримся, мы наймем какого-нибудь молодого наивного и талантливого человека, который расшифрует нам все наши эти программы, и мы будем издавать просто книги и будем богатыми, и жить в Саратове.

А. Митрофанова:

— Есть фильм как раз на эту тему, как один молодой писатель...

К. Мацан:

— «Богатые тоже плачут»?

А. Митрофанова:

— Нет, про бабочек. Но не буду о нем говорить, это, в общем, совершенно необязательная к просмотру история для слушателей Радио ВЕРА, как мне кажется. А действительно, да, вот эта тема, она мне напомнила историю героини одного из наших подкастов, которые мы снимаем, слава Богу, с журналом «Фома» — это удивительная возможность знакомиться с какими-то невероятными, очень глубокими людьми, с колоссальным опытом жизненным и мудростью. И вот среди героинь наших подкастов есть Наталья Давыдова — женщина, которая некоторое время назад основала сообщество поддержки вдов. Около пяти лет назад, по-моему, ну пять лет как минимум назад она овдовела. И для нее это стало обнулением вообще всей ее жизни. Потому что вышла она замуж рано, по очень большой любви, и вот сколько Господь отпустил им — 35, по-моему, лет они вместе с супругом прожили, — это были годы, наполненные радостью, счастьем и полнотой жизни. Абсолютно счастливый брак, где она целиком и полностью за мужем. Вот абсолютно счастливая женщина, реализующаяся при этом профессионально, все, но вот рядом муж — и это ее твердыня, это ее плечо, это первый после Бога, это все. И вот его не стало. Причем там не было каких-то хронических заболеваний, чего-то такого, все это произошло как-то стремительно. Вот он умер на операционном столе. А дальше с ней стала происходить история, которая, вполне возможно, знакома очень многим людям, прошедшим через расставание с близкими и вот это проживание горя. У этого проживания, как она сама прекрасно об этом говорит, горе, оно имеет свои законы — то есть в течение девяти примерно месяцев психика, она проходит самые разные этапы, и эти этапы, они универсальны. И у каждого человека при этом горе абсолютно уникально, потому что уникальными были отношения, которые сейчас переходят в совершенно другое качество, потому что в земной жизни этого человека рядом с тобой уже нет. И один из этапов проживания вот этого горя как раз связан с попыткой исправить то, что уже не исправить. Потому что человек — это не первые месяцы, это как бы уже там после того, как там прошел шок, после того как там какие-то первые этапы, да, они уже позади, человек начинает загонять себя в лабиринты подсознания с вопросами: а что я мог бы сделать, но не успел. Мог бы сказать, но не сказал. Мог бы уберечь, но не уберег. Мог бы там вот где-то, здесь придержать, но не сделал. И вот Наталья об этом обо всем рассказывает. Я спрашиваю у нее: а что же это, ну вот как, почему это происходит? А она, понимаете как, она уже это прожила и выплакала, и очень мощно как-то даже и проанализировала. Опираясь на опыт, изложенный теми специалистами, которые помогают людям в таких ситуациях это горе проживать и через него проходить. Она говорит: понимаете, что происходит в эти моменты, откуда берутся вот эти «недоговорил», «недосказал» и так далее, и теперь ситуацию уже не исправить, потому что этого не вернуть — это наша психика боится смотреть вперед и боится смотреть в настоящее, потому что в настоящем и впереди этого человека с нами уже нет. И что делает психика? Она загоняет в прошлое. Туда, где ей понятно и комфортно, и любыми способами старается задержать человека там. Это неконструктивно. Но подобные формулировки неприменимы к человеку в таком уязвимом состоянии. Тут не действуют никакие обезболивающие, ничего, их просто не существует. Через это важно пройти и найти в себе зацепки и усилие какое-то, которое поможет тебе вырваться из вот этого круга, по которому ты бегаешь, задавая себе одни и те же вопросы, что почему я здесь не сказала, почему я здесь не удержала, здесь не уберегла, здесь недосмотрела, здесь не защитила. Просто двинуться дальше. Для этого нужна колоссальная смелость, во-первых, и желание жить. А во-вторых, ну конечно, когда человек обращается к Господу Богу в таких ситуациях, в таких моментах, Господь даст вот эти подсказки, как сделать вот этот следующий шаг и выйти из этого состояния. И вот Наталья, она когда все это прожила — на это ушло девять месяцев, проживание горя, оказывается, столько же, сколько вынашивают ребенка — девять месяцев, что-то происходит, какая-то перестройка в психике. И спустя какое-то время, когда она стабилизировалась, научилась фактически заново ходить, заново дышать, научилась справляться с теми ситуациями, с которыми она первое время не справлялась, потому что какие-то участки мозга и психоструктура вот эта, они просто отключаются. Ну то есть она виртуозный кулинар, например, и она не могла приготовить борщ — она смотрела на продукты и не понимала, что с ними делать. Такое тоже бывает. Вот она через все это прошла, понимаете...

А. Ананьев:

— А помнишь этот ее набор горюющей женщины?

А. Митрофанова:

— Да. Спички, елка и арбуз.

А. Ананьев:

— Да. То есть она вдруг поняла, с каким-то ужасом, — и меня это тронуло вообще за самое живое, — она вдруг поняла, что ну вот какие-то вещи она может сделать. Но она понятия не имеет, где купить спички, как купить елку, потому что это всегда делал ее муж, и как принести домой арбуз. Вот это были неразрешимые проблемы. То есть вообще неразрешимые никак. Она не знала, где купить спички, как притащить елку и как дотащить до дома арбуз.

А. Митрофанова:

— Понимаете. А потом прошло еще время, и она организовала вот то самое сообщество «Морегоряморе», где и она сама, и другие, прошедшие через подобные испытания женщины, и специалисты помогают сейчас проходить через потерю близкого — через этот адище, другим людям, которые сталкиваются с этим горем сейчас. И вот мы сидим с ней в студии, она обо всем этом рассказывает, а я смотрю на нее и думаю: Господи, ну ведь подумать пять лет назад было невозможно, какому количеству людей сейчас будет нужна такая помощь. И то что, понимаете, вот когда с этим горем, и когда еще у соседа такое же случилось. И тебе деваться некуда, и бежать не к кому, потому что он сейчас с этим горем тоже сидит, понимаете. И у него дома, и в соседнем доме, и в соседнем подъезде тоже все, и там тоже люди погибли. И вот человек, который оказывается вот так вот замкнут в этом своем горе, куда ему пойти? А оказывается, что вот есть такие сообщества, и эти люди приходят к ней и находят силы жить. Вот так.

Иерей Павел:

— Да, замечательно. Потрясающе. Мне прямо очень понравилось, как вы сказали, что человеческая психика не способна там, боится посмотреть вперед — это о некоей ограниченности нашей психики. И мне очень понравился рассказ отца Константина Пархоменко — я случайно наткнулся, где он описывает случай, как один криминалист пришел к Богу. Он разбирал очень сложный случай, ну работал как патологоанатом над телом застреленной внезапно женщины... Простите, за такие сложные темы, но просто очень поразительный случай. И в какой-то момент он справа над своим ухом услышал громкий голос невероятного удивления, женский: «И это все?!» Вот такой прямо, знаете. Обернулся — никого нет. И он говорит, я понял, что вот эта женщина увидела там свое тело там, мозг, голову — уже с позиции души, которая увидела, ну что вот неограниченно это все наше. «И это все?» И он пришел к Богу.

А. Митрофанова:

— Это, знаете, как финал картины Кшиштофа Занусси «Жизнь как смертельная болезнь, передающаяся половым путем». Там тоже молодой врач... Ну это лучше посмотреть, я не буду пересказывать. Но похожая такая там ситуация. Александр Владимирович, вам так мало времени остается на историю, а она такая, что...

А. Ананьев:

— Я попробую рассказать ее за две минуты. Хотя вряд ли это возможно, эта история заслуживает целого часа. У нас есть дорогой друг, протоирей Александр Гаврилов, и он рассказал историю, которая полостью вписывается в название «Истории о надежде на разрешение неразрешимого». Когда отцу Александру было совсем немного, он был подростком, мальчишкой, у него умерла мама. И психика этого ребенка, этого пацана, не справилась. Она, чтобы было не так больно, она каким-то образом убрала все воспоминания о маме подальше, чтобы было легче. И он не мог — он сам говорит об этом: я не мог вспомнить ее лица, ее запах, ее волос, ее взгляда, ее платьев — я не мог всего этого вспомнить. Тем временем его отец, который очень любил свою жену, он не мог смириться с ее смертью. Он постоянно вспоминал ее лицо, ее глаза, ее запах, ее волосы, ее платье. И он принять и понять не мог, что его сын так относится к своей матери. И на этом возник жесточайший конфликт с отцом. Отец этого не понимал, не принимал и критиковал сына не только в отношении того, что он не любит свою мать, которая умерла, но и вообще никчемный человек. Это обострилось тогда, когда отец Александр женился, у него появилась жена и замечательные дети. Столько критики от своего отца отец Александр не слышал никогда. Твои дети никчемные, они вырастут в никого, они не выиграют на соревнованиях, они будут получать двойки... Твоя жена неумеха, у вас дома бардак, у вас дома грязно... И сам ты, в общем-то говоря, такой же.

А. Митрофанова:

— Хотя все ровно наоборот.

А. Ананьев:

— Да. Понятно, что все ровно наоборот. Отец Александр долго терпел, долго слушал. Долго. Потом, в какой-то момент, не выдержав, сказал: папа, я тебя люблю, но я не хочу больше этого выслушивать. Я просто не хочу больше этого выслушивать. С тех пор они не общались. Довольно долго. Спустя какое-то время его, как священника, прихожане пригласили отправиться в Бари, поклониться мощам святителя Николая. А отца у него зовут Николай, как вы понимаете. Он говорит: ну вот надо же, как так получается, папа Николай, и пойти поклониться святителю Николаю — это да. И он говорит: я очень хорошо помню этот момент — я стою у мощей святителя Николая и понимаю, что надо что-то попросить. А я даже не знаю, что попросить. Ну как? И я, говорит, как-то своими словами говорю: слушай, ну ты видишь, что происходит? Помоги. Я не знаю, что сделай и как сделай. Но сделай что-нибудь, пожалуйста. Я сам не вывожу вообще всю эту историю. Каково же было его удивление, когда спустя буквально десять минут, забив на то, что роуминг в те времена стоил как чугунный мост на Москве-реке, ему звонит жена, через все эти тысячи километров, и говорит: слушай, тут такое дело, твой папа звонил. Отец Александр так напрягся, говорит: что? Нет, он позвонил, говорит, и был... — она долго подбирала слово, — был любезен. Он был добр, мягок и мил. Он спросил, как у меня дела, как дела у детей, все ли у них хорошо. Я долго пыталась понять, что ему надо. Но он сказал, что ему ничего не надо, он просто так позвонил, узнать, как дела. Отец Александр повесил трубку. Забив на то, что роуминг стоит уже как два чугунных моста, перезванивает папе, говорит: папа, у тебя все хорошо? Да, сынок, все хорошо, просто соскучился. Говорит: я повесил трубку, говорит, и такого физического переживания чуда — причем понятно, от кого чудо, почему чудо и как чудо, — у меня в жизни не было никогда. Увы и ах, наше время подошло к концу. Спасибо вам за то, что мы как-то соткали здесь атмосферу какую-то невероятную, хотя говорили, по большому счету, о тяжелых вещах. В первую очередь спасибо клирику храма Вознесения Господня за Серпуховскими воротами в Москве, священнику Павлу Усачеву. Отец Павел, вот прямо спасибо.

Иерей Павел:

— Спасибо вам. Мне очень помогли, дорогие друзья. Благодарен верному другу —Радио ВЕРА.

А. Ананьев:

— А вы помогли очень многим слушателям. Константин Мацан. Костя, спасибо тебе.

К. Мацан:

— Спасибо, дорогие коллеги, дорогие слушатели.

А. Ананьев:

— И Алла Митрофанова.

А. Митрофанова:

— Спасибо.

А. Ананьев:

— Александр Ананьев. Услышимся ровно через неделю. Найдите видеоверсию «Светлых историй» на сайте https://radiovera.ru/ и в нашей группе ВКонтакте. Пока.

---

Все выпуски программы Светлые истории

• «Чудо молитвы»
• «Жизнь рядом со святым местом»
• «Господь не оставляет верящих Ему»

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов