«Мужественность и женственность». Иеромонах Нестор (Архипов)

Гостем программы «Семейный час» был военный священник Синодального отдела по взаимодействию с вооруженными силами иеромонах Нестор (Архипов).

Разговор шел о мужественности и женственности, о ролях мужчины и женщины в семье и о том, как проявляются в семейной жизни ответственность, забота и любовь.

Ведущая: Анна Леонтьева

---

А. Леонтьева

— «Семейный час» на Радио ВЕРА. С вами Анна Леонтьева. У нас в гостях военный священник Синодального отдела по взаимодействию с вооружёнными силами иеромонах Нестор (Архипов). Добрый вечер, отец Нестор.

Иером. Нестор (Архипов)

— Добрый вечер.

А. Леонтьева

— Ваше представление, конечно, такое очень серьёзное. Вы были у нас на радио три года назад. Ещё как-то всё звучало совсем по-другому. Можно спросить вас? У нас сегодня, конечно, семейная тема. Мы хотели поговорить о радостях и сложностях семейной жизни — из вашего пасторского, естественно, опыта. И о ваших вообще взглядах, ваших каких-то выводов в жизни. Но что такое военный священник? Какие у вас сейчас обязанности, какое служение?

Иером. Нестор (Архипов)

— Военный священник — это священник, который окормляет личный состав Вооруженных Сил Российской Федерации, ну, в наше время. Я окормляю бойцов в зоне проведения СВО, личный состав.

А. Леонтьева

— Вы туда ездите?

Иером. Нестор (Архипов)

— Да.

А. Леонтьева

— И можно спросить, какие впечатления у вас вообще? Просто многие батюшки туда ездили — это же не наша жизнь, это другая жизнь.

Иером. Нестор (Архипов)

— Ну, там в двух словах, наверное, впечатления не опишешь, потому что их много. В первую очередь, конечно, наверное, стоит сказать о том впечатлении, что.... слова, которые, может быть, многим покажутся пафосными, что там рождается элита нашего государства. И эти слова имеют прямо буквальный смысл, причём даже в христианском нашем понимании. Почему?Кстати, это напрямую касается и семейной темы. Вот подходит ко мне боец, а меня ещё удивило: он морской пехотинец, парнишка 21 год, у него серьга в ухе. Я ещё думаю: нормальный такой морской пехотинец. И он у меня спросил что-то, а потом говорит: «Батюшка, я не учил молитв, но я просто молюсь во время боя». Он работает в группе эвакуации. Это означает, что он с поля боя во время обстрелов или после, то есть вот в любое время, вытаскивает раненых. Этот парень невоцерковлённый, не знающий молитв. Он говорит: «Батюшка, когда я вытаскиваю бойцов, молюсь об одном». Я говорю: «О чём?» — мне было интересно. Он сказал: «Я молюсь: Господи, дай ещё 300-х вытащить». То есть 300-й — это значит раненый.
Причём подобной формы молитва нередко мне встречалась у командиров, когда вот мне рассказывали, что они сами, будучи ранеными молились, чтобы им Бог дал возможности выйти. И давал сил, говорит, не только самим выйти, но и вытащить других ребят. То есть это, казалось бы, какое отношение имеет к семейной теме? Очень самое прямое, потому что у нас же две заповеди: первая — о любви к Богу, вторая — о любви к ближнему. Это как раз и о счастье, кстати. Высшая мера этой любви, как Господь озвучил, что нет больше той любви, как если кто положит жизнь свою за други своя. И я к чему это говорю? К тому, что меня настолько поражали вот эти бойцы, причём молодые, невоцерковлённые, то есть они там даже матюкаются, но у них вот в моменте понимание и зрелость, до которой нам многим здесь ещё расти и расти. И вот это как раз о том, что полноту, скажем, счастья и всего, что мы в этой жизни делаем, даёт то, когда мы делаем это не только ради себя, а ради другого. И это как раз к теме семьи тоже, потому что, в принципе, семья-то вот, когда два человека, и они думают не только о себе и даже не только друг о друге, а они думают о детях и о том, как их вырастить, и о том, чтобы эти дети научились думать и заботиться о своих ближних. Но это если кратко так. В этом смысле, возвращаясь к теме про впечатления о войне, там много можно сказать, но как бы и не стоит, и всего не опишешь.
Но самое главное то, что разные люди там есть и по-разному раскрываются, но в основном, в массе, это действительно формируется такая вот элита нашей страны, в самом буквальном смысле слова. Причём многие там воюют ребята, имеющие и по двое-трое детей.

Недавно буквально подходят ко мне один, практически дедушка, говорит: «Батюшка, благослови. Только я тувинец и буддист. Но всё равно благословите. Мне особое благословение нужно». Я говорю: «А почему особое?», — я всегда как бы спрашиваю. Он говорит: «У меня восемь детей — мне вернуться живым нужно». И там вот таких людей очень много. Бытует предрассудок, что люди на войну идут вот на эту ради денег. Да, такое случается, но при всём этом скажу такую вещь, что людей, которые пошли ради денег и которые пошли по идейным соображениям, их отличишь там сразу вот так вот. Более того, как правило, люди, для которых мотивом были деньги, либо там меняются, либо они просто дают там заднюю. Вот так вот.
Потому что когда, извините меня, вопрос стоит о жизни и смерти, то там никакие деньги уже неинтересны. То есть зарплаты большие там или что-то для кого-то — это лишь некий такой бонус и так далее. Но ведь самый-то главный вопрос — это вопрос всё-таки жизни и смерти. Правильно? И когда вот смерть так перед глазами, какая там карьера, какие деньги? Жить хочется, вернуться домой хочется, к родным. И ещё в первую командировку мою в 2022 году первая штурмовая группа, в которую меня направили, они были мобилизованные ребята, все взрослые мужчины. Что интересно, там «мужчины» — это такое стандартное обращение офицеров к бойцам. И оно звучит не как-то похабненько, как у нас, бывает, произносят, а оно звучит очень содержательно: «Мужчины, у нас задача сегодня сделать то-то и то-то», — это звучит так вот конкретно, что понимаешь...

А. Леонтьева

— С большой буквы.

Иером. Нестор (Архипов)

— Да. И вот в этой штурмовой группе мне запомнился один боец. «Штурма» — это, вообще, самая такая тяжёлая работа, где, как правило, за решение боевых задач платится очень большая цена. Ребята, которые идут туда, понимают, на что они идут. Они понимают, что у них большая вероятность не вернуться. И вот там группу бойцов мы исповедовали и причастили. И один боец, взрослый мужик, но это не единственный случай был такой, он буквально только-только вот был мобилизован, буквально прошёл обучение, и им завтра нужно было выходить на боевую задачу. Взрослый мужик, под 40 лет, стоит, плачет и говорит: «Батюшка, я так жалею, что я жену свою обижал несправедливо».

А. Леонтьева

— Это до слёз, батюшка.

Иером. Нестор (Архипов)

— Да, и он действительно искренне в этом раскаивается. И он говорит: «Мне страшно, но я знаю, что мне нужно идти решать боевую задачу». То есть там, с одной стороны, страшно, но идут и делают — вот это называется смелость. Это не тогда, когда не страшно, а когда мы побеждаем именно свой страх. Это, впрочем, и в семье тоже. Причём семья — это подвиг не меньше, чем подвиг воина. Потому что на войне нужно заставить себя преодолеть страх, понимая, что ты сейчас можешь умереть. А в семье очень важно в наше время, но это в моём понимании, заставить себя жить ради другого, прежде всего. У нас же происходит, как правило, часто убийство вот этих отношений.

А. Леонтьева

— «Убийство отношений» — хорошее выражение.

Иером. Нестор (Архипов)

— Да, там у очень много бойцов — вот касательно вопроса опять, который вы мне задали, — идёт такое глубокое покаяние, которое, дай Бог, многим нам здесь. И мне часто вопрос задаётся, как, наверное, любому человеку, связанному со СВО: когда окончится война? Наверное, тогда, когда у нас как минимум у большинства народа будет такое же, приблизительно хотя бы, покаяние. Оно бывает тогда, когда это становится нашей болью.

А. Леонтьева

— Потрясающие слова вы говорите. На самом деле неожиданный, конечно, оборот приняла беседа, но то, что сейчас происходит, это семейная тема — это наши мужья, братья, сыновья, которые, как вы рассказываете, стали мужчинами с большой буквы. И я думаю, что женщины, которые ждут их дома, тоже немножко по-другому уже воспринимают вот это слово «семья».

А. Леонтьева

— Напомню, что сегодня с нами и с вами военный священник Синодального отдела по взаимодействию с вооруженными силами иеромонах Нестор (Архипов). Знаете, вот неожиданно, конечно, с иеромонахом говорить о женственности. Но поскольку мы продолжаем вот эту тему семьи и... как бы это сказать? Как будто бы вот то, что происходит сейчас, и в нашей стране, и вообще во всём мире, оно как бы немножко обостряет вот эту роль мужчины и женщины и вот эти традиционные какие-то ценности, которые становятся как-то особенно пронзительными, как-то особенно желанными. И вот вы начали говорить до программы об этой самой женственности. Я, знаете, вспомнила, что такой случай был. Мне рассказывали знакомые батюшка с матушкой, что в их приходе были очень часто такие сложные отношения в семье. Батюшка говорил, что часто женщины исповедовались в том, что их раздражают мужья, и ещё какая-то куча проблем. Как только началась военная операция, женщины поняли, что их мужчины воины, совершенно изменилось отношение самих женщин. Как вы сейчас думаете, вот из вашего пасторского опыта: что такое женщина в семье, какая у неё роль, какие вообще сложности в этом во всём? Почему женщины теряют очень часто вот это изначальное представление о том, что такое жена?

Иером. Нестор (Архипов)

— Во-первых, наверное, это потому, что... Мне здесь хочется вспомнить высказывание, может быть, не совсем христианского такого психолога, но он классик такой считается — Юнг. И он сказал такую замечательную вещь, очень христианскую, на мой взгляд: «причина всех неврозов и психозов — это уход человека от его глубинного призвания».

А. Леонтьева

— Вот, хорошее высказывание.

Иером. Нестор (Архипов)

— Да, ведь от призвания мы уходим постоянно. То есть и призвание женщины. Хочешь, посмотри, прочитай в Священном Писании. Хочешь, просто побудь с собой, как сейчас модно говорить, помедитируй — я не в том смысле, не в восточном, но приди в себя, спроси...

А. Леонтьева

— Загляни в себя, да?

Иером. Нестор (Архипов)

— Да, загляни в себя. То есть призвание женщины — это забота, это помощница, во-первых.

А. Леонтьева

— Да, изначально так её сделали.

Иером. Нестор (Архипов)

— Её так сделали, да. Но помощница в том плане, что... здесь как бы очень важно подходить с таким здравым рассуждением, потому что «помощница» — это не означает «прислуга», совершенно не означает. Более того, если, допустим, её делают прислугой, то это уже отношения принимают патологический характер, это ненормально. Помощница в том смысле, что, в принципе, мужчина что должен сделать? — построить дом, посадить дерево, вырастить детей. Но вот представьте, если женщина начнёт носить брёвна — это я аллегорию такую беру. То есть женщина помогает строить этот дом. То есть то, что мужчина — глава, означает, что он принимает все ключевые решения, то есть он за них несёт ответственность. То есть вот в этом смысле он глава, а женщина — помощница. Но это как бы долгая тема, не хочется на неё уходить, в том смысле, что у женщины задача, если просто, рожать. Если более пространно говорить, то это означает, что тот потенциал, который в неё заложен, это забота о муже, это забота о детях. И как раз в этом она раскрывается. Я сейчас кратко сказал, но это же мы видим и из Священного Писания, из истории. Даже вот взять нашу дореволюционную, скажем, историю, почитать некоторые книги о быте, о семье того времени — там люди очень так хорошо и насыщено жили.
И сейчас такие семьи, кстати, можно встретить. Вот, действительно, женщина рожает, отец занят тем, что обеспечивает семью и воспитание тоже. И при этом как бы жизнь не назовёшь скучной, но и вот женщина по-настоящему реализуется как женщина. Причём это даже ощущается на каком-то таком невидимом уровне. То есть много, допустим, есть и накрашенных, и ухоженных, как они называют, и рассуждающих о женственности — сейчас очень модно рассуждать о женственности. У меня вот такая манера есть — мне нравится потроллить, когда я вижу, что декларации не соответствуют действительности. Когда, допустим, мне такие женщины встречаются как собеседники я спрашиваю: а сколько у тебя детей, что у тебя с семьёй, как у тебя с мужем? И когда выясняется, как правило, что учат те, кто либо в разводе, либо детей нет, хотя бывают исключения, но, как правило, учат те, кто как женщины не состоялись. То есть, если женщина не занята заботой о ком-то, то она, наверное, не состоялась, если это женщина не является насельницей монастыря, скажем так, но это уже отдельная история.

А. Леонтьева

— Это тоже забота о ком-то, если насельница монастыря.

Иером. Нестор (Архипов)

— Монастырь — это всегда забота о ком-то, это однозначно. Но это уже другой совершенно уровень, это удел очень и очень, скажем, малого числа людей. То есть это отдельная история. А. Леонтьева

— Да, это целая отдельная тема. Я помню, что я своего духовного отца спросила. У меня был период, когда я хотела уйти в монастырь. Он говорит: «А что вами руководит?» Я говорю: «Ну как? Там же очень хорошая компания, такая благочестивая». Он говорит: «Нет-нет, это не ваше. Точно не та мотивация». А мне казалось, что это такое очень хорошее занятие, и вокруг такие благочестивая люди — вся команда.

Иером. Нестор (Архипов)

— Меня крестил покойный отец Амвросий (Юрасов). Он же был духовником женского монастыря. Он говорил, что мужчина, который живёт в женском монастыре, ему вменяется день за три — вот в такой хорошей компании.

А. Леонтьева

— Слушайте, отец Нестор, вот вы сказали про вот это высказывание Юнга. Оно на самом деле очень такое глубинно-христианское, потому что оно как бы про то, о чём мы забываем. И у меня такая возникла мысль. Сейчас очень много мы говорим про тревожности, панические атаки, неврозы, депрессии — это же бич нашего времени. Это же не каждый второй, а это каждый первый. И мы очень часто обсуждаем, что это наши дети, это то, что их всё время преследует. Мы не понимаем, почему. У них гораздо более благополучная во многих отношениях жизнь, как нам кажется, чем наша. Во-первых, молодые не очень торопятся создавать семьи. Какие-то у них есть на эту тему опасения. Но говорят, что они боятся ответственности, говорят, что они боятся не успеть в жизни что-то сделать, карьеру или что-то. У вас есть какой-то опыт общения, почему вот этот уход от призвания, если угодно, влечёт за собой вот эти все неврозы и всё, что им сопутствует? Если я вообще правильно сформулировала вопрос.

Иером. Нестор (Архипов)

— Даже взять простой момент, может быть, пафосно будет звучать, но когда мы делаем что-то не по совести, что начинаем делать? Мы начинаем придумывать разные аргументы для того, чтобы себя успокоить. А вот наше глубинное призвание: Бог сказал Адаму, делай то, Еве — делай это. И на глубине это закон, это никуда не денешь. И вот почему сочиняются эти множества теорий о счастливой жизни, о женственности вот теми людьми, на которых посмотришь — вот ты сколько ни малюйся, сколько там на фитнес ни ходи, но нет вот в тебе её. То есть человек просто пытается внушить... грубо говоря, о героизме обычно говорит тот больше всего, кто к этому имеет очень мало отношения, и здесь то же самое. И вот касательно причин вот этих и следствий, то в нас заложен определённый закон. И в нас заложено призвание, которое мы знаем. Помните фильм «Сталкер» Тарковского? Помните, когда сталкер привёл вот эту группу людей в комнату исполнения желаний, как начали люди себя вести? То есть Тарковский просто гениален в этом смысле, он просто показал то, что мы боимся своих глубинных желаний.

А. Леонтьева

— Боимся и не осознаём очень часто.

Иером. Нестор (Архипов)

— Да. А любое движение против себя, то есть деструктивное, оно всегда будет расшатывать и нервную систему, и здоровье наше и так далее и тому подобное. Христос это прекрасно видел. Почему и в Евангелии есть эти слова «придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас», то есть придите ко Мне. То есть это ответ на вопрос о решении всех этих тревожностей, сомнений, психопатологий и так далее. Ведь весь этот груз — это не только имеются в виду грехи или какие-то заботы, а всё, что у нас есть, всё что нашу жизнь делает такой нервной, волнительной, неудовлетворённой. Это вот всё нас тяготит — вот этот весь груз. Для того, чтобы решить этот вопрос, необходимо всё-таки обратиться ко Христу, прийти к Нему. Но здесь опять-таки вопрос в том, что... мы как раз с девушкой, с которой говорили о семье и о том, как реализуется женщина, ведь многие говорят искренне «а я Богу молюсь». То есть большинство молятся Богу, и это действительно так. Но здесь вопрос в том, что православная вера — это вера, смыслом которой является отношение, связь с живым Богом. И это не одностороннее. Вот в чём она отличается от остальных религий — в том, что у нас вот эта связь, эти отношения имеют двусторонний характер. И если это общение, то оно двустороннее. И проблема в том, что мы постоянно Богу что-то говорим, но мы упорно не хотим Его слышать. Он хочет с нами поговорить, а мы не хотим, то есть мы даже не пытаемся. Более того, мы отвергаем всякие попытки Его слышать.
А. Леонтьева

— Мы только обращаемся, да?

Иером. Нестор (Архипов)

— Да, и мы не хотим категорически знать, категорически не приемлем то, что от нас что-то хочет Бог. Но это я обобщаю, так утрирую.

А. Леонтьева

— Кстати, я послушала беседу о вашем пути к священству. И вы рассказали, что вы пришли из такого достаточно хулиганского как бы прошлого. Но там была очень важная мысль о том, что в какой-то момент пришло вот это ощущение, что нужно вручить свою жизнь Богу. И знаете, я много слушала вот про такое движение, как, извините, «Анонимные алкоголики». Это как-то звучит так, но на самом деле это же такой современный, извините, патерик. Потому что это люди, которые первым шагом говорят о том, что они не могут бороться со своей зависимостью, они вручают жизнь Богу. И с этого момента начинается их выздоровление. Но это люди, доведённые уже до отчаяния, от которых отказываются и врачи, и психологи, и психиатры. И они как бы начинают свою жизнь с того, что они реально слышат Бога, то есть реально вручают своё существование, признают, что они не способны бороться со своей болезнью и так далее. Вот это вот как?

Иером. Нестор (Архипов)

— Здесь очень просто: Бог гордым противится, а смиренным даёт благодать. То есть этот принцип придуман не анонимными алкоголиками, он древний.

А. Леонтьева

— Да, на самом деле это очень христианская система, о которой забыли.

Иером. Нестор (Архипов)

— Более того, это принцип, который озвучен много раз Священным Писанием и у святых отцов. Более того, то, что мы называем порою молитвой, это не молитва, а это либо требование к Богу, либо... ну, даст, не даст — вот так вот. А в ситуации с алкоголиком, вот это самоозвучивание, я не помню дословно, но когда человек говорит, что я алкоголик, я признаю пред Богом, что я бессилен. То есть мы можем молить о чём-то и взывать только тогда, когда мы погибаем, то есть когда мы ощущаем эту погибель. Это один момент, одна сторона. Второй момент: у нас есть очень много для того, чтобы решить нашу проблему — всем. То есть для решения всех существующих проблем у нас есть уже потенциал, данный опять-таки Богом. Другая крайность — тогда, когда мы Богу молимся и ожидаем, что сейчас всё каким-то чудесным образом решится. Оно, может быть, и решается чудесным образом, но, как правило, требуется труд. И нам для этого дан потенциал. Почему и говорится, что одно крыло — это молитва, а другое крыло — это действие. Ну и вера без дел мертва. И касательно вот упомянутых вами зависимых людей, то есть это как раз пример того, что, во-первых, мы показываем своё смирение перед Богом — это как раз о смирении. И, во-вторых, это та ситуация, то наше положение, когда мы понимаем, что никто нам помочь не может, кроме Бога. Вера у любого человека заложена. И вот ощущение, что только Бог мне может помочь, в такой ситуации как раз и возникает. Поэтому вот наша молитва, в принципе, или как она была у Иоанна Кронштадтского... ведь чем люди святые отличаются, скажем, от многих из нас? Тем, что они умели признавать вот это своё бессилие. То есть они же фактически тоже так же себя называли: Господи, вот я грешный. То есть они не лицемерили. Это как вот покойный отец Дмитрий Смирнов на проповеди говорил. Очень мне нравился этот батюшка, я дружил с ним. Он говорил, что мы привыкли, когда в храм ходим, что я такой грешный, такой окаянный, а плюнь в морду этому окаянному, и всё его окаянство на своём лице почувствуешь. (Смеются.)

А. Леонтьева

— Напомню, что сегодня с нами и с вами военный священник Синодального отдела по взаимодействию с вооруженными силами иеромонах Нестор (Архипов). С вами Анна Леонтьева. Мы вернёмся к вам через минуту.

А. Леонтьева

— Продолжается «Семейный час» на Радио ВЕРА. С вами Анна Леонтьева. У нас в гостях военный священник Синодального отдела по взаимодействию с вооружёнными силами иеромонах Нестор (Архипов). Знаете, мы с вами начали разговор вот с такого понятия, как мужество, которое сейчас очень во время СВО стало какой-то такой реальностью. И я подумала о том, что в том числе — вот мы также говорили о зависимых людях, которые признают своё бессилие и призывают Бога в свою жизнь, и тогда Он начинает помогать. Но мы часто говорим о том, что если человек зависимый, то рядом с ним находится созависимый человек. И для меня это очень такая проблема, которая напрямую касается современных семей. Потому что очень часто мы, женщины, начинаем стараться контролировать ситуацию. Понимаете, о чём я говорю? Вот какое-то желание всё равно контроля над мужем, над детьми. Но это не наша функция, мы не должны как бы этого делать. Но вот в современном мире это очень такая... мы должны быть решительными, должны быть сильными. Есть такой перекос. Вот как с этим вообще работать?

Иером. Нестор (Архипов)

— Я, когда раньше наркозависимыми занимался, мы ходили в стационар наркологический, там я занимался с ними.

А. Леонтьева

— Я поэтому вас и спрашиваю.

Иером. Нестор (Архипов)

— И вот когда в семье попадал кто-то в такую зависимость, и ему помогали спрыгнуть, допустим, с иглы, как правило, первыми провокаторами являлись родители. Что происходило? Вот как раз-таки этот контроль. Он приходит, а ему мама или папа говорят: «Покажи зрак». Как правило, мама, потому что мамы обычно хотят контролировать.

А. Леонтьева

— Да, вот я об этом же.

Иером. Нестор (Архипов)

— И вот эти вещи, этот контроль сам по себе уже вызывает такое, скажем... Потому что человек так устроен, то есть, с одной стороны, нам нужно кому-то подчиниться — тому, кому мы доверяем. И доверяем не только в смысле, что нас не предадут, но и в плане компетенции. С другой стороны, мы призваны к свободе, как это в Писании сказано. То есть эта потребность в свободе есть. А вот этот контроль нас её лишает. И хочешь или не хочешь, но он будет провоцировать на то, чтобы... а если мы при этом ещё не умеем управлять своими... то это будет, конечно, выливаться вот в такие рецидивы, срывы. И здесь, конечно, касательно вот работы с собой людям созависимым, а мы все в той или иной степени созависимые...

А. Леонтьева

— Да.

Иером. Нестор (Архипов)

— Если это касательно, допустим, алкоголиков, лудоманов, то есть группы созависимых специальные, то есть там люди делятся опытом. А вообще, это всегда всегда работа с собой. Что такое зависимость вообще? Это одна из форм, скажем, наших каких-то неврозов, их проявление, вот и всё.

А. Леонтьева

— Ну да, и страхов каких-то.

Иером. Нестор (Архипов)

— Страх, недоверие, гордость и так далее. И это всегда априори проистекает, то есть является следствием нарушенных отношений с Богом. Однозначно просто, однозначно. Потому что, когда мы... Наверное, это любой верующий человек на практике знает, что у нас не всегда вот такой стабильный период прямо такого единения с Богом. Но, наверное, у любого православного человека были моменты, когда он очень сильно обращался к Богу и видел, как всё становилось на свои места после того, как он вот именно этот контакт усиливал. А там дальше уже, наверное, у каждого какие-то свои индивидуальные крокодилы.

А. Леонтьева

— Крокодилы — это хорошо. (Смеётся.) Ну да, на самом деле даже в каких-то бытовых ситуациях иногда чувствуешь, когда... ну, у меня такой контроль есть. Вот я тоже с этим работаю. Когда начинаешь к детям как-то обращаться и чувствуешь, что ты начинаешь их как-то поддавливать, как-то вот подпрессовывать. И в этот момент пытаешься как-то пойти помолиться, что ли, хотя бы: «Господи, помилуй!» И что-то такое происходит, что ты понимаешь, что вот, нет — я что-то не то сейчас сделала. Но это сплошь и рядом. Вот прямо не знаю, как с этим...

Иером. Нестор (Архипов)

— Тут сложно дать какой-то рецепт сразу. Тут работа над собой, во-первых. А во-вторых, наверное, я лично на себя примеряю такой принцип, который мне однажды, ещё в начале моего христианского пути, сказала одна матушка. Её тогда мать Наталья звали, сейчас уже по-другому. Она мне сказала: «Слушай, вот ты встал на этот путь. Не бойся упасть, бойся не встать». И вторую важную вещь она сказала такую: «Ты если что-то делаешь, не бойся ошибиться. Ошибёшься — Бог поправит». То есть у нас эта боязнь ошибки, и у самих себя, и боязнь её у другого, постоянно. В первую очередь, это показатель как бы нашей в чём-то незрелости. Наверное, многие могут из нас вспомнить, когда мы только-только пришли в Церковь, только-только начали воцерковляться, изучать какие-то базовые вещи в православной вере, и вдруг мы слышим, что кто-то там матом ругнулся, а кто-то не так церковно-славянское слово произнёс. И мы начинаем сразу тыкать, поправлять и так далее и тому подобное. То есть это всегда как бы показатель незрелости. Это, как у алкоголиков, то есть первое — это осознать проблему, второе — попросить у Бога помощи. Если мы сами уже не можем справиться, а в принципе, мы сами никогда не можем справиться. Но, по крайней мере, если мы у Бога что-то просим, то однозначно мы должны верить, что Бог услышит наши молитвы, это раз, а во-вторых, смотреть, что нам дал Бог, что мы сегодня можем использовать.

А. Леонтьева

— Это то, чему всю жизнь учимся.

Иером. Нестор (Архипов)

— Это как один знакомый мне очень человек говорит: «В детстве молился Богу, просил: Господи, научи меня драться! Как только помолюсь, так постоянно у меня драка затевается. Я был битый постоянно». И он говорил: «Господи, что такое? Я же Тебя просил научить драться». То есть даются обстоятельства и даётся возможность реализовать потенциал. Ведь это же опять-таки в притче о талантах. Господь нам дал, но если мы боимся его использовать, даже из соображений, что не так что-то сделаем, значит, мы не даём ему реализоваться. Правильно?

А. Леонтьева

— То есть мы очень часто на самом деле боимся вот этих ошибок. Потому что нам такая околопсихология — не будем говорить про психологию настоящую, такая околопсихология — говорит о том, что мы там, например, ошиблись и детям травму нанесли. Мы хотим быть идеальными родителями, скажем так.

Иером. Нестор (Архипов)

— Но не получится быть идеальным родителем. Кто может быть идеальным, по большому счёту? То есть не надо от себя требовать больше, чем ты можешь.

А. Леонтьева

— Напомню, что у нас в гостях военный священник Синодального отдела по взаимодействию с вооруженными силами иеромонах Нестор (Архипов). Отец Нестор, вы сказали в начале разговора такое страшное выражение «убийство отношений». Вот можете расшифровать, что это такое в вашем пасторском опыте, относительно семей?
Иером. Нестор (Архипов)

— Это когда, допустим, один человек, разочаровавшись в другом, ставит крест и делает всё для того, чтобы, выражаясь таким военным языком, слить вот этого человека. То есть, грубо говоря, делает всё для того, чтобы эти отношения в конце концов разорвались вот так вот.

А. Леонтьева

— То есть это неосознанно происходит, да?

Иером. Нестор (Архипов)

— Это происходит где-то осознанно, где-то неосознанно. Это мне вспомнился фильм такой американский «Умница Уилл Хантинг». Фильм этот о гениальном пареньке с детской травмой, с которым не смог работать ни один психотерапевт. Там определение невроза было очень такое похожее на наше христианское вероучение. И там говорилось, что невроз — это неумение построить глубокие отношения из-за боязни быть отверженным. То есть, грубо говоря, человек начинает делать всё, чтобы эти отношения разрушить, потому он чего-то боится. Либо он боится, допустим, другого человека — узнать в том свете, в котором он не готов. Либо боится, что его отвергнут, если что-то узнают и так далее. И человек начинает делать разные такие вещи для того, чтобы эти отношения загубить, часто бессознательно. Но часто это делается и сознательно. То есть те же, допустим, измена, предательство — что это такое? Это убийство отношений, или другие способы. Или когда мужчина, допустим, поднимает руку на женщину — это тоже вот то же самое. Кстати, к моему удивлению, мне среди православных не раз от мужчин приходилось слышать такое, что поднять руку на женщину — это что-то такое нормальное. А удивило меня то, что это элементарное незнание наших святых отцов, которые считают, и православная вера, что мужчина, который поднял руку на женщину, хуже скотины, то есть он не мужчина уже. Об этом Иоанн Златоуст говорит и так далее. Но тут прямое убийство отношений. Но это так к слову пришлось.

А. Леонтьева

— Иоанн Златоуст — открою своё к нему отношение: когда хочешь о чём-то подумать и подсказку какую-то иметь, просто набери «Иоанн Златоуст» и свой вопрос. И мне кажется, он обо всём рассказал, причём так убедительно и как-то исчерпывающе.

Иером. Нестор (Архипов)

— Иоанн Златоуст не просто исчерпывающе о многом рассказывает, но если его читать, даже его толкования на Евангелие от Матфея, на Евангелие от Иоанна, он совершенно переворачивает взгляд на понимание многих христианских вещей. У меня был случай такой: я какое-то время служил в женской монашеской общине. А у меня этот троллинг просто сидит внутри, мне хочется иногда потроллить, когда религиозный пафос, ещё что-то. Когда меня матушки начали учить, как правильно молиться, как правильно там жить, я им процитировал Евангелие, а потом Иоанна Златоуста, не говоря, что это Иоанн Златоуст. Я им процитировал его толкование на Нагорную проповедь, не сказав при этом, что автор этих комментариев Иоанн Златоуст. И мне матушки с такими глазами: «Батюшка, да вы ересь несёте!» Я говорю: «Это не я, это Иоанн Златоуст — к нему претензии». — «Не может такого быть!» Я им приношу томик — у меня там три томика было, — раскрываю: вот, пожалуйста читайте. Я к тому это говорю, что, наверное, одна из бед — это невежество наше. И следствием этого является, скажем, наше где-то неверное понимание отношений и то, что мы гробим наши отношения к ближнему, друг к другу, к Богу, к самим себе и так далее.
Кстати, вот опять, касательно женщины, с которой мы недавно разговаривали, она говорит: «Я Богу молюсь, но в церковь не хожу, и там многих этих не делаю». А у меня как-то вот так мысль пришла, причём не в первый раз уже, я говорю: «Слушай, если так разобраться, кто тебя заставляет, допустим, изучать правила или ещё что-то? Это хорошо тогда, когда это является естественной потребностью. То есть когда ты приходишь в храм и слушаешь песнопения, потому что ты хочешь, у тебя жаждет душа это услышать». И вот до такого состояния нужно дозреть. А если в человека насильно пихать, то это просто можно оттолкнуть от веры. В итоге он либо отойдёт от церкви, либо уйдёт в протестантизм. Поэтому начинать нужно с самых маленьких и с самых базовых вещей. Причём у многих святых отцов это есть, что наша вера — это наши отношения с Богом. Начинать нужно с самого простого: когда я молюсь — это я Богу что-то говорю. Когда читаю Священное Писание — это Бог мне что-то говорит. Причём это высказывание и Златоуста, и многих отцов Церкви.

А. Леонтьева

— Воистину так, ага.

Иером. Нестор (Архипов)

— И вот это очень важно. И мы хотим часто человека сделать по своему образу и подобию — вот в этом ошибка. Нельзя никого ломать вот так вот. Это как раз касается и контроля, в том числе. Потому что мы хотим сразу человека либо вылечить, либо там сделать таким... Почему, собственно говоря, Христос неоднократно и говорит, что вынь прежде бревно из своего глаза, потом увидишь, как вынуть соринку у другого. Хотя это не ко всем случаям относится. И часто же бывает, что нас что-то раздражает, потом, бац, мы заметили в себе что-то, и мы с этим начинаем работать. У нас внимание как бы переходит с человека на себя, и мы как бы занимаемся собой, отпускаем. И тот человек начинает себя иначе вести, потому что как бы от нас провокации уже не исходит. Вот даже такой простой момент.

А. Леонтьева

— Да, это вроде простой момент, но как раз его очень сложно отследить. И вот мы начали разговор о том впечатлении — вот вы ездите в районе боевых действий. И вы сказали вещь, которая просто до слёз меня тронула, как человек идёт в бой, знает, что он может не вернуться, и плачет о том, что он обидел свою жену. Ох, это, наверное, из серии того, что я как-то спросила своего духовного отца, это была метафора, ещё не было боевых действий, это я чисто метафорически спросила: «Почему, когда на тебя идёт танк, и ты как бы стоишь с гранатой в окопе, ты начинаешь горячо молиться?» Он говорит: «Знаете, не нужно, чтобы всё время танк был». Но тем не менее, вот то, о чём вы рассказали, вот эти мужчины, которые находятся между жизнью и смертью, смерть с ними рядом — меняется же отношение к семье, к близким, к войне?

Иером. Нестор (Архипов)

— Конечно. Хотя здесь нельзя сказать, что у всех так, потому что люди разные. Но при этом, чем ближе человек к линии боевого соприкосновения, даже вот, допустим, боевые подразделения отличаются от тех, которые находятся при фронте. Или, допустим, те же штурмовики, по моим наблюдениям, отличаются от артиллеристов. А почему? Потому что всё-таки, когда у человека перед глазами вот эта смерть... Ведь сейчас, при нынешней интенсивности вот этих боевых действий это очень так чувствуется. Это даже чувствуется... у разных по-разному. Поэтому, собственно говоря, и происходит вот это.... И, конечно, не надо, чтобы каждый раз танк на тебя ехал. Но эти моменты даются так же, как и болезни...

А. Леонтьева

— Да, мы говорим про крайние состояния с вами, когда мы говорим про зависимость.

Иером. Нестор (Архипов)

— Просто это как бы, скажем, волшебный пендель, который нам даётся для того, чтобы что-то переосмыслить.

А. Леонтьева

— Хорошая фраза. То, о чём вы говорите, отец Нестор — это вот мы говорим про контроль и про то, как мы пытаемся переделать близкого человека. Ведь мы в какой-то момент встречаем мужа, жену и влюбляемся, и принимаем этого человека со всеми его качествами. И потом в процессе семейной жизни: вот, пожалуйста, всё то же самое, но только вот это переделайте в нём. И мы начинаем как бы его перевоспитывать, что, в общем, как правило, бесполезно. И наверное, зачастую, может быть, странно прозвучит, но это то самое убийство отношений. Иером. Нестор (Архипов)

— Проблема, наверное, в том, что у нас изначально поставлены не те, скажем, цели и не те мотивы. Потому что любовь — вот то, о чём говорится — должна быть целью, к которой мы должны идти сознательно, двое людей. То есть та любовь в идеале, которую мы хотим, это цель, к которой мы идём. Может быть, у Петра и Февронии так было, но в большинстве случаев, как правило, происходит так, что сначала люди сошлись, потом они знакомятся больше, больше, больше. Почему называется «союз» там или ещё что-то? Потому что два человека, если в христианском смысле, единые по взглядам, по желаниям и по целям. То есть мы хотим детей, и мы хотим, чтобы любовь — ты согласен, я согласна, да. То есть люди на берегу уже обозначили эти цели, и они сознательно идут. Вот тогда возможно движение. И всегда это будет вместе, потому что от обоих это требует усилий. А, скажем, такое, что мы полюбили друг друга и поженились — сегодня любовь, завтра там морковь, а послезавтра уже ничего нету. Ведь в христианском, в нашем православном смысле любовь является целью, к которой мы идём. Вот Христос говорит: да любите друг друга. Но это же означает, что мы движемся к этой цели. И вот моё признание, что, Господи, я не имею этой любви, но я двигаюсь к ней.

И по большому счёту и в семье тоже так же. То есть почему, собственно, говорят, что два человека должны быть достойны друг друга. Вот когда оба человека это понимают, хотя бы в той или иной мере, что вот есть цель, она у нас общая, и нам к ней нужно двигаться. И на этих основаниях как бы люди сошлись вот так. То есть, грубо говоря, я хочу любви, но у меня её нет, значит, я к ней двигаюсь так вот. То есть мы, как вот эти алкоголики: Господи, вот нет у меня этого, я ничего не могу с собой поделать, помоги мне. То есть это можно делать в одиночку, это можно делать вдвоём. А потом, когда появились дети, этому же учить детей — на собственном примере. Потому что лучший способ воспитать — это собственный пример.

А. Леонтьева

— Спасибо. Это на самом деле такая не очень очевидная и не очень популярная мысль о том, что любовь — не влюблённость, а любовь, — в общем-то даётся уже как дар. И над ней, над тем, чтобы этот дар тебе дался, надо работать.

Иером. Нестор (Архипов)

— Да, то есть те чувства как бы являются неким зерном, из которого нужно вырастить. Но это же нужно и поливать, нужно вспахивать — вдвоём.

А. Леонтьева

— Спасибо большое. Напомню, что сегодня с нами и с вами военный священник Синодального отдела по взаимодействию с вооружёнными силами иеромонах Нестор (Архипов). С вами Анна Леонтьева. Спасибо большое, отец Нестор, за этот разговор, который такие неожиданные обороты принимал, но тем не менее очень содержательный. Спасибо.

Иером. Нестор (Архипов)

— И вам спасибо, Аня.

Все выпуски программы Семейный час

• «Бог рядом». Священник Дмитрий и Ника Кузьмичевы
• «Преодоление сложностей в семье». Священник Дмитрий и Ника Кузьмичевы
• «Дети в храме. Почему подростки уходят из Церкви?» Протоиерей Федор Бородин