Поделиться
Если как следует собраться с мыслями и вспомнить, когда в последний раз большинство из нас сталкивалось с творчеством писателя Михаила Пришвина, то почти наверняка окажется, что было это в прекрасном далёком нашего детства, а именно - в начальных классах школы. Трогательные рассказы о природе непроизвольно сформировали у многих читателей отношение к Пришвину как к автору исключительно детскому. Сам Михаил Михайлович с этим вряд ли бы согласился. Да, писать для детей он любил. Более того, искренне считал, что в глубине души каждого взрослого продолжает жить ребёнок. Но есть у Пришвина и другие тексты - глубоко философские, заставляющие размышлять и пристально вглядываться в собственную душу. Именно такие произведения собрались под обложкой сборника Пришвина «Кладовая солнца», вышедшей в карманной серии «Классика» издательства «Азбука».
Одно из них – роман «Мирская чаша». Когда в 1922 году автор принёс своё «произведение о революции» в редакцию литературного журнала «Красная новь», ему прямо заявили, что ничего подобного в советском издании напечатано быть не может. Пришвин создал не бодрую хвалебную оду о светлом будущем, а полное острой духовной рефлексии, глубоко насыщенное Библейскими образами и христианскими смыслами произведение о России и человеке, о времени и безвременье, о гибели и спасении. Он работал над романом много лет, положив в его основу фрагменты собственных дневников. Писатель как будто намеренно не старался гладко сшить воедино полотно повествования, словно бы делая сам текст похожим на ту сложную и противоречивую эпоху, о которой повествует. Да так, что некоторое современные критики даже назвали художественный стиль «Мирской чаши» «потоком сознания». Однако поток этот совсем иной, чем у прославившихся в аналогичном жанре писателей-модернистов вроде Джеймса Джойса или Вирджинии Вулф. У Пришвина он – чистый, светлый, устремлённый к Богу. Этот поток переполняет душу главного героя романа – учителя Алпатова – и помогает ему не потерять веру.
Фрагмент большой эпопеи «Кащеева цепь», представленный в сборнике Михаила Пришвина «Кладовая солнца», звучит уже несколько привычнее, хотя герой у произведения всё тот же. Здесь представлена его гимназическая юность со всеми её курьёзами и переживаниями - от первой исповеди Алпатова-гимназиста, - Курымушки, как звали его в детстве родные, - до его увлечения книгами Майн Рида и попытки ребяческого бегства в Азию. И если «Мирская Чаша» чем-то неуловимо, но настойчиво напоминает «Солнце мёртвых» Ивана Шмелёва, то в этом отрывке «Кащеевой цепи» явно улавливаются чеховские нотки.
А вот о последнем произведении сборника - давшей ему название повести «Кладовая солнца» - подробно рассказывать нужды, пожалуй, нет. Его-то все мы знаем ещё со школьной скамьи, но на фоне двух предыдущих произведений, наверняка откроем для себя и здесь новые удивительные грани. Ведь Михаил Пришвин писал «Кладовую солнца» «для ребенка, живущего в нас самих от раннего детства и до старости». А значит, для всех - без исключения.
