Мария Леонтьевна Бочкарёва: единственная женщина-офицер-полный Георгиевский кавалер

Самарский фонд просвещения «Вера» несколько лет занимается тюремным служением. Вместе со священниками Самарской епархии сотрудники фонда приезжают в колонии России, организуют там миссионерские Литургии — то есть не только приобщают людей к Таинству, но и рассказывают им, что происходит во время службы, проводят духовные беседы. Совсем недавно команда фонда вернулась из длительной поездки по Дальнему Востоку.

«Больше двухсот человек в мужской и женской колониях в Хабаровском крае пришли на службу. Для нас это стало удивительным событием. И особая радость была от того, что многие причащались. Не только осуждённые, но и местные работники», — говорит Константин Бобылев, сотрудник самарского фонда. «А в колонии города Ванино Литургия прошла впервые за 20 лет. И мы видели, что людям очень этого не хватает, им важна духовная поддержка...» — продолжает Константин.

Помимо того, что фонд организует Литургии — в рамках проекта «Апрель» он помогает включать вещание Радио ВЕРА в исправительных учреждениях России. Это даёт возможность людям регулярно слушать Евангелие, наставления священников и не только. Так, в женской колонии в городе Кемерово вместе с Радио ВЕРА осуждённые изучают Священное писание. «Несмотря на то, что мы находимся в колонии, мы стараемся измениться, строить добрые планы на будущее. И в этом нам помогает вера в Бога и Его слово», — говорит осуждённая Наталья.

Вы можете поддержать миссию Самарского фонда и вместе с ним сделать так, чтобы люди в разных колониях России, в том числе и на Дальнем Востоке, могли регулярно слушать Евангелие, послания святых апостолов и не только. Если вы готовы помочь, переходите на сайт фонда просвещения «Вера», в раздел проекта «Апрель» и сделайте любой благотворительный взнос: https://bfpvera.ru/blagotvoritelnyj-proekt-aprel/

Также подержать проект можно, отправив СМС на номер 3434 со словом «Апрель» и любой суммой, например, «Апрель 300».

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов

Алексей Белов

Беседа из цикла про образование, который Радио ВЕРА организует совместно с образовательным проектом «Клевер Лаборатория», которая объединяет учителей, руководителей школ и детских садов, родителей и всех тех, кто работает с детьми и занимается их духовно-нравственным развитием.

У нас в гостях был учитель физики гимназии имени Е.М. Примакова и Лицея «Вторая школа» Алексей Белов.

Мы говорили об особенностях преподавания физики в современной школе, о том, как сочетаются точные и естественные науки с религиозным взглядом на мир и как на уроках физики можно говорить о духовных и нравственных темах.

Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева

---

Константин Мацан:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, здравствуйте, уважаемые друзья, в студии у микрофона моя коллега Кира Лаврентьева.

Кира Лаврентьева:

— Добрый вечер.

Константин Мацан:

— Я Константин Мацан, в гостях у нас сегодня Алексей Белов, учитель физики гимназии имени Е.М. Примакова и Лицея «Вторая школа», добрый вечер.

Алексей Белов:

— Здравствуйте.

Константин Мацан:

— Вот из самого вашего представления следует, что поговорим мы сегодня о школьном образовании, о болях родительских, о болях учительских, о болях детских, но и о радостях, надеюсь, тоже. И вот с чего начну. Есть такой знаменитый часто цитируемый афоризм, и вы тоже в своих интервью его используете, что школа — это место, где учитель дает готовые ответы на не возникающие у учеников вопросы. Вот такой иронически — скептический афоризм про школу. А как сделать так, как вы делаете так, чтобы это было не так?

Алексей Белов:

— Для начала нужно самому не терять вот этот навык живой мысли. Вот самые популярные сайты в категории образования, к сожалению, это сайты для д/з. Не буду расшифровать, родители знают, что это за сайты.

Кира Лаврентьева:

— Готовые домашние задания.

Алексей Белов:

— Да. А в лучшем случае ребята проверяют свои ответы, так они обычно родителям говорят. Вот некоторые шаблоны, некоторый стандарт, знаете, как шарманка была, люди вот ходили, «Разлука, ты разлука». Вот так вот годами, годами одна песня, потому что шарманка дорогая, её можно починить, какие-то гвоздики прибить, которые берут вот эти струны, но, если учитель уподобляется вот такому шарманщику, который год от года крутит, по сути дела, одну пластинку, ну да, курс физики пять лет, конечно, а не 5 минут, но тем не менее если все его ходы записаны, и он ничего не меняет, надо быть готовым к тому, что найдётся противоядие от такого подхода. Работа учителя подобна тому, как входишь на некоторый такой пьедестал с обзором 360. То есть думать, что ты в домике, сейчас ты всех видишь, а тебя никто, «блажен, кто верует» из учителей. Но, по крайней мере, я считаю, что нужно смотреть правде в глаза. И наоборот, если ребята видят некоторую живую мысль и готовность услышать какие-то не стандартные ответы, тогда они открываются. Так человек устроен, что открываться тяжело, потому что есть опасность пораниться, опасность непонимания. Мы, когда смотрим великолепные советские фильмы про школу, особенно семидесятых-восьмидесятых годов — это такой вот нерв. Это история про что? Про непонимание. Малышей, младшеклассников более-менее попроще понимать. А вот если мы берём подростков, которые все из себя сами меняются, которые все такие не такие, косые, кривые, а кто их поймёт? А им это необходимо. Я на днях посмотрел фильм «Пацаны» Динары Асановой, вот просто зацепил.

Кира Лаврентьева:

— Разрыв сердца.

Алексей Белов:

— Да. А это про что? А это про то, как главный герой в исполнении Валерия Приемыхова говорит, что у каждого пацана должен быть взрослый мужик, которого он может называть на «ты». Хорошо, если это отец. А если отца нет? Там вот контингент такой сложных подростков. Конечно, в большинстве школ попроще контингент, ну вот именно желание понимания — это очень важно.

Кира Лаврентьева:

— Алексей Белов, вот вы такую острую тему затронули, невозможно не спросить: а если действительно папы нет, учитель может как-то незаметно так, но всё-таки уверено брать на себя роль наставника для таких детей?

Алексей Белов:

— Если он готов, да. Если не готов, то лучше не надо.

Кира Лаврентьева:

— А что такое готовность и неготовность в данном случае?

Алексей Белов:

— Физика учит давать другие определения, вот эту вещь как-то сложно формализовать, давайте попробуем какие-то вещи про это сказать. Учитель — это один из образов, такой архетип. И вот входит человек в класс, и каждому человеку, особенно взрослеющему человеку, нужен наставник. Может быть, в какой-то области. И если он увидит, если щелкнет у него такое понимание, именно он может подойти после урока и задать какой-то вопрос. Может быть, отчасти сначала проверяет: он или не он? Как знаете: пароль — ответ. Вот он дает какой-то пароль, дальше следует ответ, и если этот ответ положительный, то возникает какой-то особенный контакт. Может быть, у этого учителя с этим классом отношения не складываются, может быть, ребята шумят на уроках, вот нет такого ощущения коллектива, но один, один кто-то из учеников, может в этом учителе увидеть этого наставника. И невозможно самому сделаться наставником, можно сказать даже неосознанно такие вещи, я, в принципе, готов, если ты подойдёшь, то я готов тебе ответить, но я уважаю твою свободу, и навязываться здесь ни в коем случае не надо. Мне кажется, роль учителя — это честно показать на какие вопросы он готов отвечать, а на какие нет, а дальше уже предоставить свободу.

Кира Лаврентьева:

— А у вас есть ученики, с которыми вы общаетесь долго после окончания школы?

Алексей Белов:

— Да, есть. Да. Их не может быть много, разные учителя, у них разный стиль, я бы не стал говорить о каком-то шаблоне: правильно или неправильно. Здорово, когда есть разные учителя. Наверное, у девочек более близкие отношения возникают с какой-то учительницей, парни ищут как раз какого-то мужского образа, вот как вы сказали: а если отца нету? То вот эту потребность видно. Это может выражаться в каком-то девиантном поведением, в какой-то попытке привлечь внимание, обратить внимание. То есть если ученик чувствует какую-то силу, какую-то энергетику мужскую, то хочется кусочек внимания получить. И, наверное, это такая история о безусловной любви. Это очень важный вопрос. «Вы любите меня, потому что я хорошо учу уроки и даю вам те ответы, которые вы хотите слышать. Или вы меня любите потому, что я такой, какой я есть?» Иногда такое поведение немножко провокационное — это попытка проверить на вот эту безусловную любовь. Мне это так видится, я говорю про такие более сложные случаи. Есть простые случаи, такие хорошие ученики форматные, вежливые, культурные, и домашнюю работу сделали, задают вопросы, с ними попроще работать. И не заслуга учителя, что они стали такими, спасибо семье и какой-то сути своей. А есть ребята, у которых в семье не так все благополучно. И мне кажется, за тем многие учителя в школу идут, и вот как раз фильм «Пацаны» он про это, как успешный выпускник Ленинградского физкультурного института, перспективный спортсмен, перспективный тренер вместо того, чтобы пойти и делать карьеру, он идёт и вытаскивает со скамьи подсудимых вот этих ребят как раз. Почему в этом фильме играли непрофессиональные актёры со сложной судьбой. Один из актёров, у него пальцы татуированные, это настоящие татуировки. Но тут тоже надо понимать свои силы, и в какую школу идти. Для кого-то это какие-то школы с отбором, кто-то готов работать именно действительно в спецшколе. Сейчас, конечно, попытка некоторого мерила единого учительского труда как-то сформировать — это большая ошибка. Ну хорошо, если ты работаешь в спецшколе, родители могут нанять репетиторов, чтобы ребята получше подготовились к олимпиадам, принесут тебе дипломы Москвы и Подмосковья, и дадут немалую сумму денег призёрам, хорошо, если ты так работаешь. А если ты работаешь в классе коррекции, где просто ты можешь вытянуть кого-то с улицы, вот у него дилемма, так сказать, ему же вообще нечего терять. Собственно говоря, психология трудных подростков: уже нечего терять. Он любви не видел, он её не чувствует, может быть, она где-то есть, но он не чувствует. И в этом смысле человек так устроен: я вообще кому-то нужен в этом мире? Вот дети первого года жизни, когда говорят, такие сложные случаи, в случае детских домов, если человек в этом мире никому не нужен, он это воспринимает, что незачем жить. И в этом смысле в подростковом возрасте опять этот бытийный вопрос встаёт, и учитель может быть тем, кто просто может увидеть какое-то угнетенное состояние. Ты знаешь, я готов за какой-то твоей, может быть, маской, колючестью я готов увидеть того тебя настоящего, отделить его от тех знаний, от прилежности какой-то. Я стараюсь в своей работе разделять формальные отношения с учениками — это некоторая волевая игра — у меня роль учителя, у вас роль ученика. Я выдаю некоторые требования, я стараюсь их делать максимально прозрачными, чтобы без сюрпризов, просто показываю, что готов видеть того, кто перед тобой стоит.

Константин Мацан:

— Ваша личная мотивация пойти работать в школу учителем, с чем было связано? Я поясню вопрос для наших слушателей. Вы совсем не старый человек, молодой человек, хотя видно, что очень опытный учитель, не первый год преподаете, Лицей «Вторая школа» — легендарная московская школа с ребятами, которые любят математику, это очень серьезное учебное заведение. То же самое можно сказать про лицей имени Примакова. То есть вы учитель такого очень высокого полёта. При этом почему я такой вопрос задаю? Потому что из моего детства образ учителя школьного — это дама, возрастная, и в этом нет ничего плохого, просто как-то с детства интуитивно мы понимали, что учителя в школе — это женщина там 45+. Мы так это не сформулировали в детстве, но это было просто вот так видно. И я помню, когда я впервые увидел школьного учителя мужчину, причём не старого и не учителя физкультуры, я подумал: вот это да. И задался вопросом: а почему он в школе работает? Сейчас я понимаю, что это нормально, что это стереотип, просто из детства унаследованное представление, которое было какими-то социокультурными факторами обосновано, но сейчас это давным-давно уже не так. Но тем не менее вопросы всё равно задаются. Казалось бы, выбор для человека, получившего высшее образование, идти работать преподавать детям, не в науку, не в университет, а именно детям — это какой-то выбор осознанный. Какой он был у вас?

Алексей Белов:

— Во-первых, это семейная традиция. Мой отец тоже закончил университет, физический факультет, работал в школе учителем, мой дядя закончил физический факультет и работал в университете больше 50 лет, преподавал. Мой дедушка был профессором-химиком, моя бабушка была доцентом химиком. Как раз вот в защиту учительниц, моя учительница, которая сформировала мой взгляд — учительница литературы. Она тоже была не сразу после института, но вот эта свобода мысли, вот увидеть: а что, так можно было? Вот самый запомнившийся мой со школы урок, она сказала: вы знаете, я вам хочу сегодня почитать. Вот Фёдор Михайлович Достоевский написал не только «Преступление и наказание», но и «Братьев Карамазовых», там есть такой рассказ: «Великий инквизитор». И вот она один урок просто читала, прочитала «Великий инквизитор». Я был поражен. А что: так можно? Вот прием такой, я стараюсь иногда задавать вопросы, не вытекающие из логики. Иногда. Чисто для разгрузки, для переключения мозга, поэтому, наверное, это традиция, у меня младший брат, на восемь лет младше меня, я дружил с его ребятами, выступал наставником, поэтому легко знакомая тема. И стал думать: где моё место, что-то у меня получается действительно хорошо? Я понял, что объяснять. Тренировался на одногруппниках. Потом подумал: ну попробуй. Конечно, было волнительно, я ощущал ответственность, ну как-то сразу понял, что это моё. И потом уже параллельно с работой в лаборатории научной, но всё-таки школа переманила.

Кира Лаврентьева:

— То есть это ваше прямо место?

Алексей Белов:

— Да, конечно.

Кира Лаврентьева:

— Вот знаете, учителем в школе нужно родиться, как врачом и священником. Вот это ваше место?

Алексей Белов:

— Да, конечно.

Константин Мацан:

— Алексей Белов, учитель физики гимназии имени Евгения Примакова и Лицея «Вторая школа» сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Вы упомянули пример кинематографа, повествующий о школьном обучении, образовании, я вспомнил, тоже не так давно пересматривал, уже такими взрослыми глазами, «Доживём до понедельника». Фильм, я напомню вкратце нашим слушателям, там Вячеслав Тихонов играет учителя истории. И вот у него выпускной класс, и там ещё совсем юная Ольга Остроумова играет ученицу, Старыгин — Арамис будущий — играет ученика в этом классе. И я смотрел, помню, что меня поражало в этом фильме, насколько изображены отношения ученика и учителя как свободные. Как будто бы они на равных. Легко ученики могут обсуждать с учителем какие-то свои проблемы. Нет стеснения. Вот пиетет есть, а стеснения нет. Я со своей мамой поделился, она говорит: «Ты же понимаешь, что в жизни так не было». Это же фильм, это некоторая образность, может быть, некоторая образность, некоторые мечты в фильме, вот теперь, тогда режиссёры были охвачены ветерком свободы, новый язык, вот мы сейчас будем мечтать о том, как бы это могло быть. А вот реально в школе так может быть, чтобы при сохранении дистанции у ученика перед учителем не было какого-то стеснения, зажима, и это было бы общение на равных?

Алексей Белов:

— Конечно, может быть. Надо сказать, что для того времени как раз герой Вячеслава Тихонова он был исключением, скорее. Он был исключением, скорее, и отсюда собственно говоря, вот этот конфликт внутри фильма. Он пытается уйти из школы, и только директор, фронтовик, однополчанин его пытается отговорить. Бывает. Вот в чем для меня пример этого фильма и этого образа? В том, что он не просто дает свободу, он сохраняется, он не перестаёт быть учителем. Он воспитывает глубокую внутреннюю культуру, сохранение баланса: не скатывается в панибратство, но при этом давать свободу. Во-первых, он сам достаточно свободно мыслящий человек. И там приводится пример его уроков, его рассказ, это личное отношение. И этот герой, этот фильм очень честный. Обратите внимание, там есть такой эпизод, если помните, когда он приходит после дня и говорит: мам, дай водки. Как бы, что там, учитель, а тем не менее, статистика говорит, что после этого фильма вау — конкурсы в педагогические вузы, просто всплеск.

Константин Мацан:

— Серьёзно?

Алексей Белов:

— Да, да. А почему? А потому что по-честному. Он, во-первых, честен перед собой. Честен перед учениками, и искренне хочет их научить. Вот человек — существо социальное желательное. То есть он, в принципе, понимает, чего от него ждут и старается соответствовать, тем более, если есть авторитет. И вот он настолько хочет этих ребят, коллег научить: «Всё ложат ложат,» помните, коллега говорит? И он как бы срывается, с одной стороны, но он правда хочет, чтобы культурно говорили, за честь мундира. Он такой вот вроде как слон в посудной лавке иногда, потому что он явно выбивается из колеи, но вот эта искренность, она и рождает отклик. Это по-честному или это попытки кого-то из себя состроить? То есть фильм честный, и герои честные, и если это есть, если есть готовность к разговору, тогда, на самом деле, разделить формальные отношения и человеческие не так сложно. Ну давайте представим себе магазин. Я помню, в детстве, я родился в Хамовниках, была там булочная на Плющихе. И там можно было за пять копеек купить четвертушку чёрного хлеба и полдня не чувствовать голода, но это же прекрасно. И вот там была продавщица, она такая была полная, но такая добрая, она пробьет эту булочку, но она тебе скажет такое слово, и прям жить хочется, ты прямо прыгаешь. Вот до сих пор. Было тебе лет 8 или 10, а вот хлеб и вот это слово, то есть она выполняла свою роль, и просто выполняла совершенно стандартным образом. Но при этом она неравнодушна. Она сама живой позитивный человек, она на своем месте. Я вот как раз ученикам рассказывал, я говорю: смотрите, есть две парадигмы, скажем условно, западная и восточная. Западная — построить карьеру, жизнь — это такая лесенка, надо тебе забраться повыше. Там и падать, конечно, выше, но об этом не думаешь в молодости. А есть восточная — найти свое место. И вот если ты родился, и твоё призвание — мести двор. Но ты метёшь его так, что люди выходят, и если ты заболел, то людям чего-то не хватает. Они видят этот двор, это с любовью сделано, это как раз... И мне очень близка эта вещь — найти свое место. Я сегодня говорил о том, ну я позволил себе немножко больше, оценки уже выставлены, формальные отношения по сути дела закончились, а что говорить, когда нечего говорить? Вопросы актуальные. Я говорю, что если человек нашел свое место, то ему будут предлагать: слушай, смотри, зарплата в два раза выше, перспективы, карьера, а он говорит: нет, а как тут без меня-то? Это моё место. И вот как раз работа учителя, мне так кажется, по-хорошему, она про это. Очень тяжело работать, если ты не на своем месте. То есть на других работах проще работать, ну поработал, пошёл и забыл. А вот работа учителя, если ты на своем месте, то какой-то контакт, а дальше уже пойдёт, как пойдёт.

Константин Мацан:

— Учитель — это такой человек, который формирует помимо всего прочего мировоззрение. С чего мы начали, даже вот про «Пацанов» заговорили, про то, что хорошо, когда в учителе ребёнок может увидеть такого наставника, довериться ему. Но это же как раз про мировоззрение, и в этом случае речь идёт даже больше, чем о предмете школьном. Ну и в течение уроков внутри школьной программы, внутри ежедневного общения так или иначе мировоззренческие темы могут возникать. И, казалось бы, в гуманитарных дисциплинах это проще. Мы обсуждаем Раскольникова или события войны 12-го года на уроках истории, так или иначе к человеку и ценностям обращаемся, а вот в физике это есть?

Алексей Белов:

— Конечно.

Константин Мацан:

— А как? Вот можете примеры привести. Где в программе физики с 7 по 11-й класс мировоззренческие дилеммы?

Алексей Белов:

— Мировоззренческие дилеммы. Ну давайте, я самое, что на поверхности. Ну, во-первых, фраза, которую я говорю. Я говорю: ребята, не надо заблуждений. Гражданские питаются объедками со стола военных. Все действительно инновационные изобретения, первые сливки всегда снимают военные. Изобретение радио, изобретение консервов, армия в походе, что? С собой коров и кур тащить под мышкой? А тут раз — консервы. Интернет, конечно. И здесь сразу вот этот вопрос: этично ли разрабатывать оружие? Ну-ка, давайте, подумаем. Это как раз беспилотники, Кремль, вот это всё, такси там плохо ездит, потому что GPS приглушен. Вот как раз можно позволить себе вот эту тему. А вообще этично ли, когда человек работает и знает, что создает атомное оружие? И здесь, если уже пришло время открыть свойства атома, то у страны есть два варианта. Первый — это сказать: это нехорошо, мы не хотим, не будем, а если у страны есть ещё месторождения, то будет соблазн у её соседей или не совсем соседей использовать свои наработки для того, чтобы немножко поживиться. И в этом смысле: хочешь мира — готовься к войне. Если одна страна, мы знаем какая, первая создала атомное оружие, применила его, испытала, кстати, две бомбы почему? Потому что одна урановая, а другая плутониевая: Хиросима и Нагасаки. То есть это было исследование, две бомбы создали по двум разным технологиям и разбомбили два мирных города. Я об этом говорю? Говорю прямым текстом. Но это в качестве примера, но потом есть много мировоззренческих. Смотрите, тепловые явления, термодинамическая система. Вот мы привыкли, что есть кубик, мы знаем где он и куда он движется. Мы учились его описывать, формулы его учили. Я говорю: хорошо, а теперь у нас газ, мы берём в кубическом сантиметре миллиарды миллиардов молекул. А как их вообще описывать? Они все двигаются по-разному. Я говорю: смотрите, вот многодетная семья, мама осталась в доме, в квартире, где пятеро детей, три дошкольника, все, как мы любим. Смотрите, я говорю: если у мамы двое детей, девочка рисует сейчас, а мальчик готовится к олимпиаде, все нормально, она знает, местоположение и род занятий. А теперь представьте: их пятеро, трое дошкольников, это какая-то орава, она бежит сначала туда, потом туда, как вообще с этим быть? А ей надо обед приготовить, у неё какая-то своя повестка, убрать дом, они ещё производят бардак. Я говорю: смотрите, мы говорим: она переходит к другим параметрам описания. Каким? Уровень шума, двери, окна закрыты? Отлично. Объем, занимаемый газом, остается неизменным — все дома. Уровень шума, уровень давления, вот это вот: «мам, мам, а он меня», кто был, тот знает. И тут я продолжаю: а какая самая напряжная ситуация для такой мамы? Всегда находятся те, кто говорит: тишина. Я говорю: да. Наверное, кто-то нашел спички или зажигалку, забрался куда-нибудь под кровать и уже там что-то складывает интересное. Я говорю: также и в физике. Смотрите — газ, молекул там столько, что за ними не уследишь, и все время меняются, сталкиваются, но мы говорим, объем фиксированный, давление, температура — вот он переход. Я всегда говорю на уроках, если вы не поняли, почему я стал говорить об этом, вы спросите — эти связки есть. Но главное, вовремя остановиться и не дать себя заболтать. Это тоже очень важный навык. Поэтому сплошь и рядом.

Константин Мацан:

— Вернёмся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, что сегодня с нами в программе «Светлый вечер» Алексей Белов, учитель физики гимназии имени Е.М. Примакова и Лицея «Вторая школа». Студия Кира Лаврентьева и я Константин Мацан, не переключайтесь.

Кира Лаврентьева:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается, дорогие друзья, у нас в гостях Алексей Белов, учитель физики гимназии имени Евгения Примакова и Лицея «Вторая школа». У микрофонов Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Алексей, вы настолько увлечённо рассказываете о физике, настолько удивительно это все слушать, и кажется, что ты возвращаешься в свои школьные годы и жалеешь, таки жалеешь, что ты физике не уделял должного внимания, это я сейчас про себя, потому что всё-таки наука это специфическая, трудная и тут крайне важен грамотный педагогический подход. Конечно, тут от этого никуда не денешься. Но я вот что хотела спросить: как вы видите для себя так называемое сегодня, так часто упоминаемое духовно — нравственное воспитание на вашем уроке? Как можно передать нравственность, как можно личностно обогатить ученика, когда вы ему рассказываете вот об этом чудесном движении атомов?

Алексей Белов:

— Урок и вообще школа она не ограничивается только взаимодействием учитель — ученик. Физики любят давать определения. Здесь двухходовка. Первая — дай проявиться, второе — внеси коррективы. И если одного из этих компонентов нет, воспитания не происходит. Два крайних примера. Первый — полный бардак вообще, делают что хотят, никакой обратной связи нет. Мы об этом знаем все, все бывали на таких уроках в школах. И другое, если это очень зарегламентированная ситуация, где просто боишься пикнуть, так ты станешь хорошим учеником, ну ты даже не проявишься, поэтому воспитания нет. Поэтому какие-то реплики, которые во время урока, может, на перемене, для начала просто смотреть: кто как себя проявит. Ты списал? Слушай, смотри, я проверяю твою работу не по ответу, а я пытаюсь уловить ход мыслей. Слушай, а вот что ты думал, у тебя здесь ноль, здесь у тебя G латинская, здесь опять ноль. Вот ты знаешь, это всё-таки два. Почему? Потому что я внимательно проверяю твою работу, и мне странно это видеть от тебя. Для кого-то, кто уже дозрел до вот этого, кого-то прямо цепляет, и то же самое личностных. Когда начинаются какие-то возможно недобрые, тонкая грань между дружеским подначиванием каким-то и то, что называют сейчас буллингом, от слова «булли», бычок, коррида, вот много мужиков травят этого быка, та же самая травля. Когда ты видишь эти нехорошие моменты, не проходить мимо, как раз закрыть глаза на такие моменты, называется малодушие. Очень простое определение. Тебе не хватает сил душевных, чтобы отреагировать. Ну тогда сиди и молчи. Но в какой-то момент ты можешь понять, что тебя уже съели, и у тебя не хватает сил, тогда нужно либо отдохнуть, либо что-то пересмотреть, если ты понимаешь проблему, но не можешь адекватно реагировать. Мне кажется, что нужно просто видеть и слышать, что происходит, и в какие-то моменты просто личностно, чтобы они увидели личность, а вот сейчас отвлечёмся от того же учителя — ученик — физика, сейчас не про это вообще. Вот так делать не надо, а это шутка, неумная шутка, не смешная. Я люблю хорошие шутки, иногда позволяю себе рассказывать анекдоты, это мне близко. А вот это не смешно и не по-доброму. Как-то простым языком лично от себя, я думаю, что это действует, на тех, кто готов. А другие могут посмотреть, что класс уже реагирует как-то не очень, и возможно они, по крайней мере, на этих уроках прекратят. То есть не пытаться какую-то повестку, вот сейчас я вам расскажу, как жить, а просто в какие-то моменты точечно вмешиваться, чтобы это не было какой-то шарманкой назидательной. «Ай, сейчас нас опять будут учить уму-разуму». Как — то уже возникает защита какая-то, понятно, эти ребята дома это уже видят, как правило, и в школе, а если вот прямо точно, и если оно попало, то, я думаю, эти моменты коллективные со стороны очень хорошо видятся. Но мы помним, что-то происходит, а ты сидишь в этом углу и все прямо через себя пропускаешь, всё ощущаешь. Просто надо быть неравнодушным, уметь отличать какие-то вещи вполне безобидные от нехороших.

Константин Мацан:

— У меня школьный вопрос. А как в ребёнке маленьком ещё начальной школы разглядеть склонность или наоборот несклонность к физике и вообще к точным наукам? Спрашиваю, потому что имею перед глазами несколько примеров разных детей и своего сына, и других ребят, его сверстников, ровесников. Люди говорят, что очень интересна математика, человек мечтает быть учёным, технарем, и как родитель я пытаюсь понять — это сейчас такая игра воображения, ему нравится фантазировать, это больше какая-то гуманитарная черта или это реально парень технического склада, его нужно в какую-то физическую школу отдавать? Что будет маркером на ранних этапах, что у этого человека есть реальный интерес к физике и талант, и дальше по жизни ему это будет хорошо даваться?

Алексей Белов:

— Ну смотрите, тоже задал я вопрос: есть доктор физико-математических наук, а есть классный мастер по ремонту машин. Вот кто лучше физику понимает? Мнения разделились. Но вопрос такой неоднозначный. То есть когда мы говорим: физика, мы подразумеваем две вещи. Первая — назовём это инженеркой, инженерная некоторая физика, и надо понимать, что страна Советский Союз был настроен на технологический суверенитет, значит, надо много инженеров. Кто такие инженеры? Это те, кто проектируют и создают устройство, engine — это двигатель, и поэтому наш школьный курс очень математизированный, он сложен, он заставляет мозги работать на пределе, за пределами возможности. Это один аспект. Если мы говорим про какие-то желания возиться с железками, по звуку мотора определять, что где застучало, это другое. И в этом смысле, когда мы говорим: склонность к физике, надо понимать, что это не совсем одно и тоже. Есть люди, которые тяготеют к математике, это больше про инженеров. Абстрактное мышление именно. То есть одно — это предельно конкретно, вот есть штуковина, там шатун, люфт, что-то застучало, это абсолютно конкретно. И какие-то общие категории выстраивать, определения вряд ли будут привлекать этих ребят. У них были часто проблемы со школьной физикой, поскольку это про другое. Есть наоборот другая крайность. Это в сторону абстракции. И тогда вот эта конкретика может часто раздражать. Поэтому конструирование — это какой-то естественный этап, если видно, что явный к этому интерес, какие-то поделки из бумаги, а вот я придумал, и если...

Константин Мацан:

— Вы сейчас мне моего сына описываете.

Алексей Белов:

— И вот если отцу нравится, эти придумки: «А, а ведь это здорово, как ты придумал», и по какому-то грамотному решению уже можно сказать, что если его руки в таком возрасте взяли и сделали, это здорово, а дальше уже надо смотреть. Но желательно до 12 лет все развивать. Вот не надо противопоставлять гуманитарии и технари. Сейчас время такое, если ты гуманитарий и не понимаешь механику работу соцсетей, вот эти алгоритмы, то вряд ли тебе удастся быть успешным, продвигать свои каналы. И наоборот. Если ты такой технарь, который просто чурается какой-то этики и так далее, то на тебя немножко диковато иногда посмотрят. Мне кажется, человек, если присмотреться, то человек говорит сам, скажет о своих интересах. Я говорю: ребята, у каждого из вас есть суперсила вот какая-то, точно. Вы можете об этом знать, а можете не знать. А можете не знать, что это она и есть. Задача — её найти. И не забывайте её развивать, потому что эта ситуация, когда в какой-то гимназии, как газ занимает весь предоставленный ему объем. То есть гуманитарные предметы, стараются занять ими весь объем внимания ученика. Почему? Физика и математика — это качалка для мозга. Ты приходишь в тренажёрный зал, и тут тебе объявляют акцию: ещё час бесплатно. Если ты час в тренажерном зале провёл с пользой, тебе этот другой час просто трата времени, мышцы говорят: всё, хватит. То же самое и здесь. Физикой нельзя заниматься в 8 часов в день. И 6 часов в день вот так концентрированно. Мозг скажет: всё, он отключится. А вот гуманитарный предмет, ты можешь читать любимую книгу всю ночь, весь день, лето сейчас, сейчас никто не дёргает.

Кира Лаврентьева:

— Мечта. Я ждала, когда мои родители уснут, чтобы спрятаться опять с фонариком и почитать. Представляете?

Алексей Белов:

— Вот. А лампочки то были накаливания, они светодиодные, и они кончались, и батарейки в фонарике садились, и аккумуляторов не было. А батарейки были дорогие, сел любимый фонарик, вот все эти трагедии. А если так говорить, то я говорю ребятам: не забывайте, не забрасывайте суперсилу, если у вас есть какой-то супервыраженный интерес, это подростки, если ты будешь во всём хорош, любимая цитата Нобелевского лауреата по физике, не помню кого, если ты никогда не ошибаешься, значит, ты решаешь слишком простые задачи. А это ошибка. Если у тебя все пятёрки, то не забывай, в чем твой реальный интерес, в чем прям твой конкретный вот интерес. Это может быть коллекционирование насекомых, то, ради чего ты наконец отделался от всего, и уделяешь вот этому внимание. Если нету ответа на этот вопрос, то это повод подумать. Я говорю, ребята, иногда стоит сэкономить ресурс, пусть будет не пятёрка, а четвёрка, но не забрасывать свою суперсилу. Вот нравится тебе конструировать, найди время, выставь эти планки. Но наш курс школьный достаточно тяжелый.

Кира Лаврентьева:

— В гостях у светлого радио Алексей Белов, учитель физики гимназии имени Е.М. Примакова и Лицея «Вторая школа» , у микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева, Алексей, вы знаете, я вам сейчас очень досужий, может быть, даже граничащий с примитивностью задам вопрос. Ну вот как-то мне кажется, что он, к сожалению, актуален в наше непростое время. Мы знаем специалистов разного рода, может быть, врачей или учёных, которые настолько сильно без сдерживающей основы святой Церкви до такой степени сильно уходят в своё научное любопытство, что оно уже начинает граничить с такими энергетическими историями, с какими-то непонятными эзотерическими историями. Я слышала, что физика — это такая глубокая наука, которую можно изучать, изучать, и доизучаться до такого, что ты уйдёшь уже от Бога и от всей этой истории именно науки. Ты уже уходишь в такие сферы, которые физикой уже доказать невозможно, но искушение столь велико, и научный интерес, может быть, даже гордыня человеческая в нас так велика, что тебе кажется, что ты здесь уже сейчас познаешь тайны бытия и сотворения мира. Вот это глупый вопрос, Алексей Белов? Или всё-таки здесь есть какое-то зерно смысла?

Алексей Белов:

— Я всегда ребятам говорю: нет глупых вопросов, есть вопросы не заданные. Как раз свобода ученика на уроке — это как раз свобода задать любой вопрос. Поэтому совершенно правильный вопрос. Здесь есть две модели. Со стороны представляется: физика — это такая комнатка, и физики это те, кто хорошо знает, что в этой комнатке. Они все поисследовали, и если бы так было, то физиков живых бы не осталось, остались бы только учителя физики. Физика была бы мёртвой наукой. Что движет теми, кто вот эти законы открывал? Всё, физика закончилась, так думали на рубеже веков 19-го и 20-го. Всё, все законы открыли, только потом появилась теория относительности и квантовая физика, которая показала, что не все так просто.

Кира Лаврентьева:

— Вот про квантовую-то и мой вопрос.

Алексей Белов:

— Ведь, на самом деле, чем больше человек знает, тем больше он осознает область своего незнания. Представьте себе кружок, радиусом 10 см. Вот границы этого кружка — это граница между знанием и незнанием. Если знания расширяются, теперь этот кружок радиусом 1 м, то граница незнания огромна. Вот как только мы приоткрываем занавес в светлый день, мы видим луч света, какие-то пылинки копошатся, то есть у нас появился новый инструмент исследования, и мы увидели то, что раньше вообще не могли увидеть. И то, чему реально учит физика, самые простые понятия, на самом деле, они настолько сложны, что даже в голове не укладывается. Например, электрон. Ну что такое электрон? Ну ведь шарик, правда? Это такой шарик, у него заряд минус, и он вокруг ядра вращается.

Константин Мацан:

— Шарик на ниточке вращается.

Алексей Белов:

— Вот да, да. Да. Вот как мы любили камень на ниточку привязать и, главное, чтобы ниточка не оторвалась и чтобы в окошко он не полетел, по закону инерции, по бразильской системе было бы как в Ералаше. Ну все понятно, шарик там да. Как планеты — Земля вокруг Солнца. И тут нам на химии говорят: «Орбиталии». Вот эти гантели рисуют какие-то, то шарик, то гантели, СПД, а это тоже электрон. А ещё говорят корпускулярно-валовой дуализм. Слушайте, мы взяли самую элементарную частицу. Физика говорит: дайте самое простое, что есть. Вот электрон — элементарная частица, весь наш мир материальный состоит, то, что мы можем пощупать, увидеть, состоит из трёх элементарных частиц: протон, нейрон, электрон. Вот давайте любую из них рассмотрим, и мы в такие дебри уйдём. Ну не может в голове у человека вместится волна и частицы. И в этом смысле как раз, я бы сказал, что глубокое понимание физики дает интеллектуальное измерение. Если ты не можешь, как в Евангелии сказано, если ты не можешь себе росту прибавить на один волос, то что ты замахиваешься? И вот это иллюзия, что мы сейчас все узнаем, так может говорить только человек, который со стороны немножко физику видел. А здесь за что ни возьмись, всюду какая-то сложность, какие-то миры, виртуальные частицы, кротовые норы, вот фильм «Интерстеллар», чем он известен, что он максимально научно выверен. Эти все путешествия во времени. Он максимально соотносится с современным научным пониманием. Это вообще в голове не укладывается, это бред какой-то, время, путешествия в прошлое. Максимально соответствует современным научным представлениям. Я бы сказал, что физика дает смирение. И вот здесь есть такой момент, смотрите, вот пример. Радиоуглеродный анализ. Вот нашли какую-то кость. Никакому животному, ныне живущему, она не принадлежит. А хотелось бы узнать, сколько она там лежит? И как мы можем это узнать? Но ничего не написано на ней. А давайте посмотрим. Вот есть углеродь — атомы стабильные, которые не распадаются, как у есть он там, углерод, 12-й стандарт, а есть 14-й — радиоактивный. И вот они со временем некоторые начинают разваливаться. И мы говорим: чем дольше эта кость пролежала в земле, тем больше успела радиоактивных атомов углерода уже распасться. Логично? За это время, пока лежала. И соответственно, мы проводим анализ. Это делается химическими, физическими методами. И мы смотрим: в каком соотношении там углерод стабильный и углерод радиоактивный. И чем меньше доли радиоактивного, тем дольше она там лежала. И мы говорим: а дальше надо понимать, что все научное знание держится на вере. Если мы говорим, что в то время, когда жило это существо соотношение углерода радиоактивного и стабильного было таким же, как сегодня — это гипотезы, тогда этой кости столько лет. Но надо понимать, что это не абсолютное знание, это знание держится на гипотезе. А если было не так? То вся эта возрастная датировка не соответствует действительности. И наука просто говорит, смотрите: у нас есть два пути. Первый путь — сказать, что давайте попробуем воспринимать наш мир как некоторый детектив. То есть мы вокруг — это набор улик, и давайте попробуем связать это в единое, верить, что Эйнштейн сказал, что самые непонятное в нашем мире — это то, что его можно понять. Это самое непонятное было Эйнштейну, что наш мир вообще можно понять. Что мы своим умом можем представить, что там далеко-далеко находится во вселенной. Это вообще как? Это первая наш гипотеза. Наш мир познаваем, наше сознание соответствует этому миру. Второе. А если мы не отказываемся от этого интеллектуального приключения, то мы сейчас построим некоторую систему знаний, которая будет держаться на вере в некоторое утверждение, которое в математике называется аксиомы. Например, математика тоже на вере держится. Давайте приведу пример. Вот какие основные понятия математики? Точка, прямая, плоскость. Вопрос математика: веришь, что есть точка? Нет. Не о чем с тобой говорить.

Константин Мацан:

— Это на кафедру физики.

Алексей Белов:

Нет, нет. Если ты не веришь, что есть точка и есть прямая, то мы с тобой не договоримся. Верю, верю, верю, говорят, ага! Хорошо, тогда давай дадим определение треугольника. Понимаете? Это некоторый фундамент. И он принимается верой. Ты веришь, что мир познаваем? Нет. Хорошо, давай не будем об этом говорить, давай поговорим о политике, о погоде, о природе, давайте не будем в это лезть. Это называется научный консенсус, некоторое согласие. То есть если мы придерживаемся одних аксиом, то же самое, когда люди спорят, они должны понять, на каких установках они спорят. Мы верим в то, что у России есть какой-то свой путь или Россия — это часть европейской цивилизации? Если мы придерживаемся разных утверждений, все наши споры будут столкновением этих утверждений. И хорошо не будет. А если мы исходим из одних аксиом, но делаем разные выводы, вот тут в споре может родиться истина. На самом деле, физика — это история про то, как посмотреть правде в глаза. Что, на самом деле, то, что мы говорим: знаем, давайте разберём, а что это такое? И когда мы эту механику раскладываем, тогда пропадает эта таинственность и вера ... О, физик, он знает, ну что Бога видел? Ну да, оказалось, что Господь не над атмосферой существует, а под землёй, там колею сверхглубокую на 15 км пробурили, там какие-то шумы были, всякая мистика. Но есть сейчас некоторые согласия христиан, что ад не там, не внизу.

Константин Мацан:

— До ада не пробурили.

Алексей Белов:

— Да, до ада не пробурили. Просто не добрались. Звучит как интересные детективные истории. Кому нравится читать детективы, тут может понять, что физика — это то же самое. Просто определённые уровни логического мышления абстрактного позволяют тебе работать мисс Марпл и Эркюлем Пуаро или Шерлоком Холмсом. Учёный — это вот такой детектив. Он говорит: если эти эти аксиомы верны, то гипотеза о том, было так. Гипотеза это или специально подстроенная такая хитрая, как будто было так, эти улики очень грамотно разложены. Это очень красивая история. И вот этой скуки там нет. Там не будет скуки. А если сказать: лучше в это не лезть, чтобы не потерять веру. Нормальный выбор. Абсолютно нормальный выбор.

Кира Лаврентьева:

— А можно её потерять или можно её подтвердить, если хотеть? Ведь есть люди, которые считают, что наукой можно только подтвердить и обогатить свою духовную жизнь. А есть люди, которые боятся идти в науку, чтобы их вера не пошатнулась. Вот у вас как с этим совсем?

Алексей Белов:

— Ну как есть медицина, работа в реанимации, это такой другой взгляд на человеческое существование. Почему не все хотят быть медиками? Это знание не для всех. Вот по поводу потери веры мне вспоминается такая притча про лисёнка, которого кормил человек. Точнее, он ставил миску с молоком и считал, что это моя жертва Господу. Утром доказательство какое было, что Господь его слышит? Что миска пустой оказывалось. А другой человек увидел и говорит: слушай, да это просто приходит лисёнок и лакает твоё молоко. И поэтому, на самом деле, это не Господь принимает твою жертву, это лисёнок выпивает. И вот этот человек, который наполнял эту миску, он в какой-то момент пошёл и посмотрел, и увидел, что это лисёнок, и потерял веру. А другому явился Господь или посланник какой-то и сказал: что ты наделал? Это же я посылал этого лисёнка для того, чтобы человек укрепился в этой вере.

Кира Лаврентьева:

— Да, потому что это его язык взаимодействия.

Алексей Белов:

— Это его язык, и не надо ему этого знания, и вот это «открыть глаза» оно для него такую роль сыграло. Вернётся «Вера» или не вернётся — тут очень сложный вопрос. На самом деле, мы все равно не поймём. Вот это смирение должно быть. Мы поймём на каком-то уровне, ещё человек ещё на каком-то уровне, если на каком-то уровне застрять, веру потеряешь, до истины, до которой хотел, все равно не докопаешься и останешься без веры. Интуитивно это человек как-то чувствует, мне так кажется.

Константин Мацан:

— Есть такое выражение: малое знание уводит от Бога, а большое знание приводит к Богу.

Вот это вашим опытом изучения физики подтверждается? Часто говорят, что если такой наивный человек подходит и к науке, и к вере, что наука доказала, что Бога нет, потому что Гагарин в космос летал, Бога не видел, то тогда такая как бы наука может как бы веру пошатнуть. А двигаясь туда, вглубь, в изучение тайн вселенной, обнаруживаю, что там за электронном ещё кварки, глионы и все на свете, и конца этому нет, человек приходит какой-то красоте, к мысли о красоте и величию замысла. Это не научное знание, но человек, оттолкнувшись от науки, пришел к какому-то созерцанию божественного устройство мира.

Алексей Белов:

— Я бы согласился с этой фразой. Я ребятам говорю, я вот, кстати, не жалею времени, чтобы такую научную парадигму донести. Простым языком. Наука последовательно отвечает на три вопроса. Первый: что? Фокусируем внимание на объекте исследования. Второе — как? Разрабатываем язык описания, чтобы сначала качественно, а потом на языке математики применить. И третий — почему? То есть пытаемся многие явления свести к небольшому количеству общих законов. А вопрос зачем? он выходит за рамки естественно-экспериментальной науки. А он то самый главный. Но он не входит в науку. Не может наука доказать: Господь есть или нет? Это не её профиль.

Кира Лаврентьева:

— В этом, наверное, и есть главный смысл: «блаженны не видевшие, но уверовавшие». Есть в этом глубина необъятная.

Алексей Белов:

— Да, это другое. Просто каждый человек в науке понимает, что это про механику какую-то. Если глубоко копнуть, становится понятно, что это не совсем про то. Это попытка ответить на вопрос о том, как именно? Это некоторые гипотезы, исходя из научных современных представлений, кажется, что это было так. Это как-то повлияет на вопросы добра и зла? Этичности поступков?

Константин Мацан:

— Ну поэтому и говорят, что наука и «Вера» не входят в противоречие, потому что наука — это про то, как вы сказали, как устроен мир, религия про то, зачем мир существует и зачем человек живёт. Спасибо огромное. Алексей Белов, учитель физики гимназии имени Е.М. Примакова и Лицея «Вторая школа» сегодня был с нами в программе «Светлый вечер». В студии у микрофона была моя коллега Кира Лаврентьева, я Константин Мацан, до новых встреч на волнах Радио ВЕРА.

Кира Лаврентьева:

— Всего хорошего.

Алексей Белов:

— До свидания.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Духовная составляющая в преподавании физики в школе». Алексей Белов
• «Церковная жизнь в Москве 1930-1940 гг.». Алексей Константинович Светозарский
• «Священник или психолог». о. Григорий Геронимус

Спускаюсь глубоко в разум свой и нахожу в нём евреев, преграждающих путь Тебе, Светоносный Царь мой. Весь мир наполнили они сказками о бегстве своём из царства фараонова, в плену же которого остались.

И вот рассмотрел я всех обитателей ума моего и воскликнул в отчаянии — это не я, и не Бог мой, и не Царство Бога моего!

Всё это образы и отголоски земные, чувства мои беспечные впустили их в душу мою и нагромоздились они в ней.

А где же я? Где Царь мой и Бог мой? Где царство Царя моего? Неужели в Землю обетованную перенесли вы с собой царство египетское? И в град Царя моего принесёте всю грязь нильскую?

Как же горька пища ума моего, коли питается он тем только, чем чувства питают его. Отпечатки внешнего и образы земного, тени теней, размеров ужасающего, где мало света там выросли пугающе огромные тени, — неужели это мой ум? И открыл я, что весь труд разума моего лишь созидание призрачных зданий из призрачных теней.

И снова я рассмотрел поле ума своего, где с быстротой паучьей строились и рушились замки из теней, призрачней паутины, и опечалился и держал совет с собою:

Невозможна игра теней, если нет света, не разум ли мой свет этот? Не уменьшатся ли тени, если увеличится свет разума? Но и разум мой не одна ли только бессильная тень разума Божия?

Тяжко мне, если ум мой, расставшись с телом, останется в вечности один со страшным плетением своим!

И повторил я в одиночестве разуму своему — сейчас, когда я ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не обоняю, ничего не вкушаю, ничего не касаюсь — что сейчас наполняет тебя, если не призрачная игра теней и воспоминания о том, что ты слышал, видел, обонял, вкушал, касался, все то, что ушло в прошлое, изменилось, исказилось, распалось, умерло? Отчего не похоронить тебе раз и навсегда мертвецов, и не бежать, оставив их? Отчего замер ты, словно кладбище, на котором пляшут тени мертвых, и которое ожидает новых мертвецов?

Как горний Иерусалим, град Царя моего, превратился в царство мёртвых и свалку мира?

Царь мой, слышу шёпот Твой таинственный и понимаю, вижу свет Твой и разумею.

И когда понимаю и разумею, радость наполняет слезами глаза мои, и восклицаю: спасение моё в Господе моём!

Он свет разума моего, которому был я сторожем нерадивым, и дал пришельцам проникнуть и помрачить свет царский.

Поможет мне Господь, когда признаю, что нет другого помощника, — изгоню тьму и пришельцев тёмных из ума моего.

Пусть тьма кружит вокруг разума моего, но да не внидет в град Царя Света.