У нас в гостях был настоятель Иоанно-Предтеченского храма села Ивановское протоиерей Игорь Гагарин.
Накануне праздника Крестовоздвижения мы говорили о смысле этого дня, о значении крестной жертвы Спасителя и о том, почему Крест можно назвать главным символом Любви.
А.Митрофанова:
— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие слушатели! Я — Алла Митрофанова, и с удовольствием представляю нашего гостя — настоятель Иоанно-Предтеченской церкви села Ивановское, Ногинского района, протоиерей Игорь Гагарин проведёт с нами этот час. Добрый вечер!
О.Игорь:
— Добрый вечер!
А.Митрофанова:
— И с Праздником!
О.Игорь:
— Да, с Праздником!
А.Митрофанова:
— Здесь нужно пояснить, что 27 сентября — это Праздник, который называется Крестовоздвижением. Воздвижение Честного Животворящего Креста Господня. А теперь, давайте разбираться, что это такое. Вот, мы уже в этот Праздник, фактически, вступили, потому что церковный день начинается с вечера, накануне. Вот, вечер накануне, сейчас, Праздник уже наступил. Что мы празднуем? Что такое «воздвижение»?
О.Игорь:
— Да, очень особенный Праздник. Само слово даже «праздник» как-то звучит, на первый взгляд, странно. Ведь, мы привыкли, что у нас любой Праздник — это... начинается он за Богослужением, а потом мы перемещаемся к себе, на трапезу и продолжаем праздновать его уже за столом. А вот этот Праздник — это не предусмотрено, тут — строгий пост. Всегда, на какой бы день ни выпало Воздвижение — это всегда строгий пост. Понятно, я думаю, почему строгий пост, и, может быть, мы к этому ещё вернёмся. Но ещё особенность у этого Праздника в том, что каждому Празднику, по традиции церковной, на каждом Богослужении Праздничном читается специальное Евангелие, отрывок Евангельский, в котором выражается смысл этого Праздника. И, конечно, в общем-то, отвечая на вопрос, что означает для нас тот или иной Праздник, достаточно вспомнить тот Евангельский отрывок, который читается. Но вот, у Праздника Крестовоздвижения таких Евангелий — целых пять. Вот, удивительно.
А.Митрофанова:
— Ничего себе!
О.Игорь:
— Целых пять. Ну, правда, в сам день Праздника читается одно. Но у нас есть Суббота перед Воздвижением, есть Воскресенье или Неделя перед Воздвижением, где читается своё Евангелие, затем — в само Воздвижение, и затем — Суббота после Воздвижения, и Неделя, то есть, Воскресение после Воздвижения. Вот, пять отрывков, и все эти отрывки, они — о разном. И, в то же время, об одном и том же — о Кресте.
А.Митрофанова:
— Про что Праздник-то сам? Почему — Воздвижение? Очевидно, что Крест был воздвижен, куда-то воздвигнут. Расскажите, пожалуйста, что это такое?
О.Игорь:
— Ну, воздвигнуть что-то — это, наверное, поднять, установить на всеобщее обозрение — так можно сказать. История Церкви рассказывает нам о том, что Крест был обретён матерью Императора Константина, который прекратил гонения на Церковь. И когда люди в Иерусалиме узнали о том, что найден тот самый Крест, на котором был распят Господь, то, конечно, очень многие хотели видеть этот Крест. И он был установлен на такую высоту, на таком месте, чтобы его могли видеть все, и это было, конечно, такое огромное ликование, что, вполне естественно, появилось понимание, что этот день должен войти в историю, и, из года в год, снова христиане должны вспоминать о том, как это произошло. Вот, так, наверное, можно объяснить слово «воздвижение». И, вообще-то, по традиции церковной, совершается чин Воздвижения в Храмах. То есть, Крест... Если архиерейское Богослужение, то архиерей, обычно, выносит Крест, поднимает его над всеми молящимися, осеняет этим Крестом, украшенным, как правило, цветами. Потом, во всех Храмах, Крест устанавливается на праздничном аналое, и, в течение нескольких дней, до отдания, на самом-самом важном, центральном месте в Храме для молящихся — на праздничном аналое находится этот Крест, и люди с благоговением к нему прикладываются.
А.Митрофанова:
— Отец Игорь, а давайте разбираться. В чём, почему такое значение именно у Креста? Ведь, я думаю, даже те люди, которые Евангелие не читали, знают историю о том, что Господь был распят на Кресте. Может быть, кто-то знает немножечко реалии той эпохи. Насколько мне известно, это была позорная казнь. То есть, были казни, там... я не знаю... «почётные» — например, когда отсекали голову. Но только римские граждане могли быть удостоены такой «чести» — в кавычках, естественно. Вот. А Христа распяли, как самого позорного преступника, разбойника, вора и бандита. Собственно, по правую и по левую руку от Него висели два вот именно таких вора, бандита, один из которых раскаялся, другой нет, ну, и так далее... Вот такие события связаны с Крестом, с этой казнью, с вообще этим временем. Почему сейчас Крест является, ну, фактически, главным символом для христиан? Посмотрите — каждый Храм, какой ни возьми, и у православных, и у католиков, и у протестантов — он всегда увенчан Крестом. Праздник Крестовоздвижения — один из тоже... таких... ну, важных, главных Праздников. Вы говорите, что вот сейчас, в ближайшие дни, в Храмах Крест будет лежать на аналое, в самом центральном месте, но, если мы и в любой другой день в Храм зайдём, мы обязательно, в каждом Храме, увидим Распятие, как напоминание о том, что произошло. Почему? События-то, ну... события, такие, как сказать... страшные. А при этом — такое почитание Креста.
О.Игорь:
— Да, вот этот вопрос, который Вы задаёте, и на который сейчас нам гораздо легче ответить, наверное, чем в первые века христианства — вот, в частности, христиан за то и ненавидели, среди прочего — за какое-то странное поклонение предмету, отвратительнее которого в глазах людей, живших в I — II веках, трудно было себе что-то представить. Потому, что — да, это была смерть, это была смерть отвратительная и жестокая, и унизительная, и позорная. И мы с вами сейчас — слава Богу, что мы живём в такое время, когда никого на крестах не распинают, и мы с вами можем видеть крест только на картинках. И тот Крест, который мы видим в Церкви, он, как правило, украшен цветами, иногда и камнями драгоценными, и так далее. Но, вот, если мы, всё-таки, перенесёмся в ту эпоху, когда христианство начиналось, то там, в общем-то, наверное, каждый человек время от времени мог увидеть в своей жизни реально распятого на кресте человека. И, конечно, это было зрелище отвратительное. Вы можете представить себе, да? Вот, висит человек, голый, исполосованный до этого бичами, весь в кровавых ранах, облепленный насекомыми. Несколько дней это тело не убирали, уже после того, как оно умрёт — зловоние, ну, что... ужасная картина! И поэтому, представить себе Бога... как это можно? Представим себе древних греков, афинян, их представления о божестве. До нас, до сих пор, дошли эти статуи тех, так называемых, богов — и Афродиты, и Зевса, и Юпитера — как всё прекрасно! Аполлон! И тут вдруг появляется группа людей, которые обожествляют распятого на кресте Человека. Ну, нормальные люди, вообще, могут так... поклоняться вот такому божеству? На крестах нормальных людей, как считали, не распинали, а только подонков и негодяев. А, значит, те, кто почитает такого Человека — сами подобные. Поэтому, этим, среди прочего — не этим только, но и этим тоже объяснялось вот это вот отвращение к христианам, которое испытывали люди, не понимая, чем для христиан, на самом деле, является Крест. А вот, чем он является? Знаете, вот, я снова, всё-таки, вернусь к тем Евангелиям, которые читаются накануне. Вот, непосредственно в Воскресенье перед Крестовоздвижением читается отрывок, в котором, может быть, самые-самые главные слова, вообще, которые мы можем найти в Евангелии. «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел Жизнь Вечную». Вот, в этой строчке, в этом стихе, наверное, вся суть нашей веры. И, как раз, Крест и является... ну... графическим изображением вот того, что я сейчас произнёс. Там, правда, в этом Евангелии, говорится немножечко ещё и о другом. Там приводится ветхозаветный момент, эпизод, когда Моисей идёт через Пустыню, и, напоминаю, что был такой период, когда было нашествие змей. И змеи жалили народ, и каждый день сотни людей умирали. И народ возмутился и обратился к Моисею: «Ну, что это такое? Мы здесь все умрём, в этой Пустыне, сделай что-нибудь!» Моисей обращается к Господу, и Господь говорит: «Сделай медного змея, и этого медного змея прикрепи на шест, и подними его высоко-высоко!» — вот, тоже Воздвижение, да? — «Подними высоко этого медного змея, чтобы его все видели, где бы люди ни находились, чтобы они его видели. И, как только человека укусит змея, он пусть посмотрит только на этого змея — и всё, яд перестанет действовать, и человек останется жив». И вот, таким образом было это преодолено, люди смотрели на этого змея и оставались живы. И, конечно, даже не святые отцы, а, я бы сказал, Сам Иисус Христос приводит этот пример и говорит, что это уже прообраз Креста Господня. Что, вот так же, как те израильтяне смотрели, укушенные змеями, смотрели на медного змея и оставались живы, так вот и мы сейчас, укушенные... в общем-то, что такое грех... грех — это всё те же модификации... ну, все эти змеи, которые кусали израильтян — мы с вами знаем самого первого змея, который соблазнил Адама и Еву и, по сути дела, этот змей никуда не уполз, он... постоянно эти змеи вокруг нас ползают и нас кусают... и, вот, собственно, взирание на Крест — понятно, что не механическое взирание, а с пониманием того, что произошло на этом Кресте, обезвреживает яд этого древнего змея и даёт нам возможность спасаться, даёт нам возможность жить. А в чём... вот, снова повторим: «Ибо так возлюбил Бог мир». Вы знаете, я сейчас, может быть, с другого бока немножечко зайду. Я детям, в гимназии, иногда даю такое задание. Я говорю: «Ребята, вот представьте себе, что вам надо написать слово „любовь“. Но только не буквами... вот буквами пользоваться нельзя, надо что-то нарисовать. Что-то такое, чтобы на этот рисунок взглянув, было понятно, что это изображение любви. Но только вот самой-самой сильной любви», — ну, мы всё понимаем, да?...
А.Митрофанова:
— Какая сложная задача...
О.Игорь:
— Да. Ну...
А.Митрофанова:
— А сколько детям лет?
О.Игорь:
— А, там разные — и маленькие, и большие. Я... по-разному это бывает, и среди взрослых это иногда предлагал.
А.Митрофанова:
— Ещё сложней. Мне кажется, детям легче.
О.Игорь:
— Да, но дело в том, что... Нет, ну попытаться, в конце концов, в этом-то и... Пусть это будет неправильное какое-то изображение, но — как вот вам видится! Вот, что бы вы изобразили? Ну, обычно, вы все понимаете, да, что обычно все сердечки изображают — иногда пронзённые стрелами, иногда не пронзённые. Вот. Ну, это правильно. Я думаю, что это тоже символ — любовь можно по-разному изобразить. Но я, после того, как всё это изобразят, я рисую большой Крест на доске, и говорю: «Вот. Всё, что вы нарисовали — это всё правильно, конечно. И так можно изображать любовь. Но вот больше той любви, о которой напоминает нам Крест, больше той любви — не существует. Потому что — да, есть разные-разные проявления любви в мире, но самая-самая сильная любовь, сильней которой никогда не было и не будет — это любовь Бога к человеку. И вот это: «Ибо так возлюбил Бог мир», и что вот эта любовь явила себя на Кресте. И когда это понимаешь, то тогда уже совсем другими глазами смотришь на Крест. Ведь, вообще-то, во все времена люди высказывали непонимание. Одно из таких высказываний, на мой взгляд, очень некрасивых и нехороших, принадлежит Льву Николаевичу Толстому. В романе «Воскресение» он описывает Богослужение в колонии... или, там, на каторге, не помню. Но он описывает Богослужение — в то время Лев Толстой разорвал уже с Церковью, и вот он с такой неприязнью описывает, как священник даёт — он не говорит даже слово «Крест», а он говорит: «Даёт поцеловать виселицу, на которой умер... — ну, там, что-то в этом роде, — основатель христианства». Что — как так можно? В доме повешенного — не говорят же о верёвке! Наоборот, если мы так любим Иисуса Христа, то для нас орудие казни Его должно вызывать страшное отторжение. А тут — ничего подобного. Мы его целуем, мы его украшаем камнями и цветами, и так далее. Потому что для нас это — Крест Животворящий. Потому что... потому что... потому что это любовь. Опять повторяю: потому, что это — любовь.
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
А.Митрофанова:
— Настоятель Иоанно-Предтеченской церкви села Ивановское, Ногинского района, протоиерей Игорь Гагарин сегодня в программе «Светлый вечер» на радио «Вера». Отец Игорь, Вы уже несколько раз повторили, что Крест — это символ любви Бога к человеку и процитировали это Евангелие: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного...» Вы знаете, я думаю, что многие люди задаются этим вопросом: «А как же быть? Если Бог действительно так любит мир, а почему Он тогда допускает всё то, что у нас происходит?» Вот эти, если угодно, «проклятые вопросы», там, «карамазовские вопросы», ну, как угодно их можно назвать. Почему тогда у нас такие войны, почему детки умирают, понимаете, невинные? Почему так много брошенных стариков? Почему вот это вот всё? И, если Бог, действительно, так возлюбил мир, то где же тогда Он — во всех этих ситуациях?
О.Игорь:
— Вот, Вы знаете, во-первых, я сразу скажу, что я ответить на эти вопросы не смогу. Потому что это очень серьёзные вопросы. И, более того, даже, наверное, я не верю, что кто-то сможет на эти вопросы ответить окончательно. Но, как раз-то вот христианам и есть нечто важное, что, если и не является ответом на эти вопросы, то, во всяком случае, ну... приближением, что ли, к этому ответу. Вот, мы говорим о том, что Бог любит человека, да? Мы говорим... Не одни мы об этом говорим. Но, наверное, в каждой религии, уж, во всяком случае, в таких исторических религиях, как иудаизм, или ислам — везде говорится о том, что Бог любит человека. И, в то же время, возникает вот такой вопрос: а человек страдает. Бог... А что такое, вообще — любить человека? Что, вообще, вот для меня, является... любить кого-то? Как я могу проверить, люблю я человека или нет? То, что я желаю ему блага, да? Это — не всегда. Потому, что я знаю, что есть люди, которым я желаю блага, и, если надо будет, и помогу им в чём-то, но особой любви к ним — не испытываю, вот, к сожалению. То, что мне хорошо с этим человеком — вот, я люблю, мне с ним хорошо. Тоже вопрос ещё — так кого я люблю, себя люблю или его больше, что мне хорошо? Вот. Это всё тоже есть в любви: и желание блага, и радость общения, но это не всегда является вот именно проявлением любви. А вот для меня одними из важнейших являются слова Апостола Павла: «Плачьте с плачущими и радуйтесь с радующимися». Что вот проверить, люблю ли я человека или нет, я могу, по-настоящему, проверив, насколько радость этого человека становится моей радостью, и насколько его боль становится моей болью. То есть, сочувствие, сопереживание, сострадание — вот это, тут уж, точно! Если это есть, значит, любовь есть. И вот теперь мы переходим к любви Бога к человеку. И думаем, а как же вот получилось такое, что Бог любит... А Бог может, вообще, страдать? Вообще, Бог — может страдать? Или — нет? Вообще-то, с точки зрения представлений человечества о Боге — совершенно справедливых представлений — Бог не может страдать. Вот, кстати, читается Апостол тоже в эти дни, Апостола Павла читает отрывок, в котором есть такие слова, что «я проповедую Христа распятого, для иудеев — соблазн, для эллинов — безумие». Ну, вот, почему для иудеев соблазн — это, может быть, ещё отдельно скажем. А вот почему безумие для эллинов, то есть, ну, для всех тех цивилизованных народов языческих, которые в то время были? Потому что у них были представления о божестве. Я не говорю, конечно, те дикие представления простых язычников, но были — Платон, были достаточно замечательные философы, которые много рассуждали о божестве, и о том, какими свойствами обладает Бог. И, среди этих свойств, всегда говорится о том, что Бог — существо совершенное, и это существо, я бы даже так сказал... вот у нас в Катехизисе это написано, что среди свойств Божиих — это Существо Всеблаженное. Блаженное. То есть, это Существо, которое находится в состоянии высшего Блаженства, которое только может быть. Может ли Бог страдать? С точки зрения тех же самых эллинов, да и мы так же можем говорить, пожалуй, что — нет, конечно. Бог не может страдать. Потому, что страдание — это боль. Боль — это уже говорит о какой-то ущербности, о каком-то несовершенстве. Страдание несовместимо с природой Божества. И тогда возникает вопрос: интересно, раз Он не может страдать, значит, Он не может и сострадать? А раз Он не может сострадать, значит, какая ж тут любовь? Значит, Ему там, в Его Блаженстве, так хорошо и прекрасно, а мы здесь страдаем. А Он говорит, как бы, нам ( простите, утрирую ) говорит, что: «Ну да, вы — пострадайте, вам надо пострадать, а Я — нет, а Я не страдаю, потому что Я — в Блаженстве». Вот. Но, вот именно мы, христиане, знаем, наверное, выход вот из этой, какой-то странной, тупиковой ситуации. Мы говорим о том, что — да, Бог страдать не может. Но человек может страдать. И Бог становится Человеком, чтобы в Своей Человеческой природе разделить с людьми это страдание. Вот, именно в Иисусе Христе Бог сострадает нам, разделяет с нами наши страдания. И, наверное, мы до конца не можем сейчас ещё пока понять, почему эти страдания продолжаются. Почему они вошли в этот мир, страдания, нам понятно. История о грехопадении, о первородном грехе, который отсёк человечество от непосредственного общения с Богом, удалил человека о Бога, и что все болезни, страдания, скорби, смерти — всё это является следствием отпадения человечества от Бога, то, что во Христе мы — восстанавливаем это единство человека с Богом. Но наступит, обязательно наступит момент, когда страданиям будет положен конец, и, как говорит Священное Писание, отрёт Господь всякую слезу. Но — пока не наступил. Почему? Что? К сожалению, святые отцы нам сказали, что «ты задаёшь слишком... думаешь о высоком, что тебе пока непостижимо». Ответ на этот вопрос знает только Бог. Но, в то же время, мы знаем, что, если Господь не видит пока ещё возможности избавить человечество от страданий, Он Сам их разделяет, вместе с людьми. Он Сам эти страдания переживает. И поэтому, каждый раз, глядя на Крест, я понимаю, что в любой скорби, в любой боли Христос вместе со мной. Ведь страдания, в каком-то смысле, они не закончились на Голгофе. Мы не можем сказать, что вот, Господь пострадал на Голгофе, Воскрес — и Он уже не страдает, а мы вот — пока страдаем ещё. Нет! Потому что, в духовном смысле, всё это продолжается. И в каждом, поэтому, страдании, которое совершается на земле, присутствует Христос и разделяет это страдание с каждым страдающим.
А.Митрофанова:
— Вы знаете, отец Игорь, Вы говорите, как человек, который — это чувствуется — очень Богу доверяет. У Вас есть свой опыт — это понятно, Вы священник — понятно, откуда это берётся. Мне кажется, что очень многие люди, в подобных ситуациях, хотели бы почувствовать, точно так же, как и Вы, присутствие Христа — когда у них какие-то... не знаю... кризисы, переживания, страдания, болезнь или печаль и так далее. Но, при этом, скорее, чувствуют себя — оставленными. Оставленными, брошенными... Вот это состояние — оно даже имеет название своё — «богооставленности», да? То есть, мы, как будто бы, ну, сиротство своё чувствуем, а то, что мы — дети Божии, мы вот этого в этот момент не чувствуем. Потому что... И тогда вопрос: «Ну, и где же Ты? Вот, посмотри, что происходит. И где же Ты?» И вот это состояние, мне кажется, оно сегодня не менее распространено, чем то, о чём говорите Вы. И как с этим быть? Как тогда почувствовать, что Христос рядом?
О.Игорь:
— Ну, я думаю, что вот здесь-то... я буду говорить вещи какие-то совершенно банальные, и всем известные...
А.Митрофанова:
— Это, может быть, они Вам известные. Вы — скажите. Потому что я... Я же не из головы это всё беру. Я знаю...
О.Игорь:
— Да, но ведь всё, что происходит в Церкви, вся наша церковная жизнь с её укладом — и молитвы, и пост, и Таинства, и чтение, Богослужение — всё это, как раз-то, для того и происходит, чтобы человек реально ощущал присутствие Бога в своей жизни. Поэтому... Я понимаю, что это звучит, наверное, как-то... «молись и постись, и всё тогда будет...» Конечно, звучит... Не хочется эти слова повторять...
А.Митрофанова:
— Кстати, не факт. Сколько людей — молятся и постятся, и всё равно чувствуют себя примерно так, как... вот, понимаете... оставленными такими. Тоже... ну, не панацея, получается.
О.Игорь:
— Ну, я думаю, что, всё-таки... Всякое бывает, я согласен. Но, всё равно, я думаю, что, в большинстве случаев... Исключения, по каким-то причинам, бывают у людей, я знаю, я сам таких людей знаю... Но, тут я могу говорить только за себя, наверное, что для меня вот совершенно ясно, что, когда я совершаю Богослужение, и когда я молюсь, когда я каюсь, когда я... ну, делаю всё то, что должен делать православный христианин, то я вижу реально присутствие благодати Божественной в своей жизни, и силы какие-то вот принимать те трудности, которые есть. Вы знаете, бывало даже у меня такое — я уж поделюсь тем, что, наверное, многие могут о себе сказать, потому что для меня это одно из таких, реальных, доказательств бытия Бога — вот, бывало, помню, как-то был очень трудный период в жизни. И была, такая, и боль внутренняя, и тоска, и печаль, и вот... И, бывало, приходилось молиться очень долго. Причём, что значит, долго? Вот у Исаака Сирина есть такие слова, что «если ты на молитве не устанешь» — физическим образом, — «молитва, которая происходит не до телесной усталости, она не принесёт плода». Надо, вот именно, так помолиться, чтобы реально устать от молитвы. Я понимаю, что это далеко не всегда возможно. И понимаю, что, честно признаюсь, что далеко не всегда сам такой молитвой молился. Но иногда такие случаи бывали. Вот. И вот, бывало, знаете, вот... так вот... как-то — больно, тяжело на душе. Молишься, читаешь — и кафизму, там, другую, третью, и Акафист какой-то, и поклоны, и всё это вот делаешь... Мне неудобно об этом говорить, не хочется, но, всё-таки, скажу... И вдруг, в какой-то момент... Вот, я понимаю, когда просто: вот тебе было плохо, а потом потихонечку, потихонечку, и — всё как-то... ушло. Но — это понятно. Вот. Тут, можно это объяснить, может быть, даже тем, что — ну, просто психологические какие-то механизмы сработали. А вот, бывает иногда так: вот плохо, плохо, ещё хуже в какой-то момент, и совсем уже плохо, и ты молишься, и ты чувствуешь, что это не только тебе не помогает, а как ещё больше болит... И вдруг — как щелчок какой-то! И вдруг — такая радость нахлынет! И, вот, просто даже хочется рассмеяться, и — как всё прекрасно! О чём я переживал? Какая всё это... Да вот же Господь! Вот же Его Любовь! И просто сам удивляешься — откуда это взялось? Откуда это пришло? Нет, откуда — мы знаем, конечно. И знаем, что есть откуда этому прийти. И — всё. Совсем другими глазами смотришь на мир, совсем по-другому воспринимаешь всё, что произошло. И то, что казалось катастрофой и трагедией — понимаешь: да никакая это не катастрофа и не трагедия! Да, неприятность, но не более того. И что так много в жизни гораздо более ценного и важного, чему можно радоваться, чем то, о чём я вот так сильно переживал. Но это... я просто привёл этот пример, так вот, что пришло сейчас в голову. Я думал... Я думаю, многие могут рассказать о чём-то таком...
А.Митрофанова:
— Протоиерей Игорь Гагарин, настоятель Иоанно-Предтеченской церкви села Ивановское, Ногинского района, сегодня в программе «Светлый вечер» на радио «Вера». Я — Алла Митрофанова. Через минуту — вернёмся.
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
А.Митрофанова:
— Ещё раз добрый «Светлый вечер», дорогие слушатели! Я — Алла Митрофанова, и напомню, что в гостях у нас сегодня протоиерей Игорь Гагарин, настоятель Иоанно-Предтеченской церкви сала Ивановское, Ногинского района. Мы выходим в эфир в канун Праздника Крестовоздвижение, а, точнее сказать, он уже начался. Потому что церковные Праздники, вообще церковный день — он вечером, накануне начинается. Такая, хитрая система отсчёта. И разбираемся с тем, в чём суть этого Праздника. Воздвижение Креста Господня — IV век по Рождестве Христовом. Святая царица Елена предприняла... — это я кратко напоминаю «предыдущую серию» — предприняла, в общем, беспрецедентную, на тот момент, археологическую экспедицию в Иерусалим, в Святую Землю, нашла там Крест Господень. Он был поставлен так, чтобы его все увидели, христиане это услышали и, вот, как-то, действительно, это событие — оно проживается из года в год, с тех пор. И вот — 27 сентября — это, как раз, тот день, когда этот Праздник отмечается. Вообще, с Крестом связано в христианстве очень многое. Ну, например, христиане осеняют себя крестным знамением. Отец Игорь, а Вы можете объяснить, а в чём значение этого символического жеста? Что это такое? Почему? Зачем?
О.Игорь:
— Объяснить, конечно, попробую. Но не исчерпаю этой темы, потому что она — неисчерпаема. Скажу, что первое пришло сейчас в голову. Вот, когда я крещу ребёнка, то первое, с чего я начинаю Крещение — я осеняю его крестным знамением. И, обычно, родителям объясняю, что вот я сейчас — что сделал? Я поставил печать на вашем ребёнке. Печать, которую уже никогда ничем смыть не удастся. Она невидимо на нём присутствует. Вот. Что такое печать? Для чего, вообще, нужны печати? Печать указывает на принадлежность, да? Вот, на книжке какой-то печать — и всё понятно, чья это книжка.
А.Митрофанова:
— Но — либо скрепляют договор.
О.Игорь:
— Да, да, конечно. Ну, вот, в данный момент я о принадлежности говорю. А про договор, кстати, тоже можно поговорить, попозже немножко. Так вот, христиане... «Вот, ваш ребёнок — он теперь вам уже не принадлежит», — объясняю родителям.
А.Митрофанова:
— Как... как? Ничего себе!
О.Игорь:
— Да, да. Он принадлежит Богу, прежде всего. Он Божий становится. Это не значит, что Бог...
А.Митрофанова:
— Сейчас, после этого, все перехотят крестить детей, понимаете?
О.Игорь:
— Нет, наоборот, все так радуются. Потому, что я объясняю, что это гораздо лучше. Потому, что Бог ведь у вас его не отнимает. На самом деле, мы так и так все принадлежим Богу, хотим мы этого или не хотим. Просто, мы можем этого не осознавать и не признавать, и тогда у нас будут всё время в жизни какие-то проблемы. А когда вот я отдаю себя в руки Божии и говорю: «Господи, я — Твой. Веди меня теми путями, какими Ты хочешь вести», — то тогда, наверное, и начинается подлинная наша человеческая жизнь. Поэтому, вот — эта принадлежность. А Крест — это печать Господа Иисуса Христа. Знак Иисуса Христа. И поэтому христиане, с древнейших времён, вот этот знак на себе носили. По-разному — и татуировали даже какие-то, я знаю, даже и сейчас вот какие-то...
А.Митрофанова:
— И сейчас тоже, да.
О.Игорь:
— ... есть в некоторых странах. И надевали эти крестики. По-разному были... так или иначе, способы вот этот знак на себе носить. Но вот, одним из способов снова и снова «подновлять» эту печать — вот как печать может стираться ведь, через какое-то время, и её можно подновить — так вот, каждый раз, наверное, когда я осеняю себя крестным знамением, я вспоминаю, Чей я. Кому я служу, для Кого я живу, в чём смысл моей жизни, что в конце пути моего жизненного, какая Встреча уже произошла, и какая, во всей полноте, произойдёт, когда завершится мой земной путь. И, конечно, вспоминаю о том же, о чём мы говорили с самого начала — о любви Бога ко мне. Потому что верить в Бога — это не просто верить в то, что Бог есть, а верить, что Он любит меня. Да не просто любит, а любит вот так, что ради меня вот пошёл на то, о чём мы вспоминаем в эти дни Крестовоздвижения.
А.Митрофанова:
— Вы знаете, но мы ещё и крестики носим на шее. Там, на груди цепочка, верёвочка, они могут быть медные, могут быть серебряные, ну, какие угодно. Получается, это тоже знак той же самой печати? Знак принадлежности?
О.Игорь:
— Да.
А.Митрофанова:
— А как быть, если, к примеру... Вы простите, сейчас такие вот, знаете... что называется, «часто задаваемые вопросы». Если, к примеру, крестик теряется, знаете, сколько суеверий с этим связано? Потерялся крестик, или чей-то крестик был найден, там, на земле — это значит, его ни в коем случае брать нельзя, потому что ты берёшь на себя чужой крест, и так далее, и так далее... Расскажите, пожалуйста, об этом.
О.Игорь:
— Ну, конечно... Мне хочется повторить то слово, которое Вы уже употребили — суеверие, да. Суеверие — это вера в то, во что верить не надо. И, конечно же, при потере крестика, никакой трагедии и катастрофы, конечно, не происходит. Надо просто, сразу же, постараться, по возможности, новый крестик чтобы на вас оказался. Если в какой-то момент я оказался без креста вообще — ничего страшного тоже здесь нету, конечно. Мы, всё-таки, должны помнить, что самое-самое первое поколение христиан никаких крестиков не носило, это появилось позже. Когда точно — трудно сейчас сказать, достаточно рано. Но появилось позже. А то, встречаешь человека в бане, идет и говорит: «Крестик снимать не буду ни в коем случае — а вдруг я, там, в бане умру... » - как же, инфаркт какой-нибудь схватит его там во время парения, — «... и предстану пред Господа? Нет, нельзя, ни в коем случае!» Понятно, что не в этом спасение, чтобы на тебе был надет крестик. Но это — прекрасный символ, прекрасный знак, и, конечно, даже если вы нашли крестик и оставите его лежать, из страха поднять чей-то, чужой, крест — вот это будет греховно. Потому что... ну, что значит... это святыня! А вы оставили, чтобы он лежал, и кто-то будет проходить, и топтать, и попирать его своими ногами. Конечно же, надо этот крестик взять. Ну, совершенно, я думаю, что нет необходимости этот крестик надевать на себя, даже и не нужно этого делать. Но, или положить в какое-то место дома, или, в конце концов, если это как-то не трудно — принесите в церковь, в конце концов, и отдайте священнику. А он уж там решит, что и как с этим крестиком сделать. Только не оставляйте его, ни в коем случае лежать.
А.Митрофанова:
— То есть, если находишь где-то на земле, лучше взять — и в ближайший Храм отнести, да?
О.Игорь:
— Не лучше, а просто обязательно нужно это сделать. Обязательно. Иначе, по нашей вине, крест будет попираться чьими-то ногами. Уже теперь по нашей вине. А не того, кто потерял. Потому, что тот, кто потерял, он, как раз, это сделал нечаянно. А вот я уже видел — и не поднял.
А.Митрофанова:
— А вот, смотрите, от этого суеверия, если перейти к Евангельскому тексту. Господь говорит: «Кто хочет идти за Мною, возьми крест свой, и следуй за Мной». Причём, Он это говорит ещё задолго до... ну, или там, за какое-то время до Своего Распятия. «Возьми крест свой, и следуй за Мной». То есть, вот это представление о том, что следование за Христом — это несение своего креста, оно в Евангелии прописано.
О.Игорь:
— Да.
А.Митрофанова:
— А почему это так? То есть, почему вот этот символ креста — он появляется там ещё раньше, в тексте, чем сама вот эта вот Казнь, Распятие? И почему именно несение креста — это суть христианской жизни? Ведь это же... Вы когда рассказывали про Ваш личный опыт, Вы несколько раз употребили слово «радость». Вот, радость, с одной стороны, а с другой стороны — вот это несение креста. Как это, вообще, всё можно объяснить?
О.Игорь:
— Да, вот, очень многие вещи, как бы, соединяются, на первый взгляд будучи несоединимыми между собою. Господь говорит, с одной стороны, «блаженны плачущие», и тут же мы читаем «всегда радуйтесь, непрестанно молитесь...» Как это — радоваться и плакать?
А.Митрофанова:
— «За всё благодарите».
О.Игорь:
— Да, и «за всё благодарите», да. Ну, во-первых, то, что Господь до Своего Распятия уже говорит о необходимости несения креста, это неудивительно. Во-первых, Он же и о самом Распятии тоже до этого уже говорит неоднократно. Другое дело, что Его не слышат. Он говорит, но Его не слышат. Потому, что человек не всегда способен что-то услышать сразу. Многое до нас доходит позже. Иначе бы ученики бы так не удивлялись тому, что произошло на Голгофе. И, тем более, не с таким трудом бы поверили в Его Воскресение. Потому что первые известия о Воскресении вызвали у многих сомнения, хотя ведь Он обо всём, об этом, предупреждал. Он говорил, что Сыну Человеческому надлежит Пострадать, быть Распяту, и в третий день Воскреснуть. Казалось бы, ну, всё сказано было, так и должно произойти. На самом деле, если Иисус Христос говорит о том, что Ему надлежит быть Распятым, то, всё-таки, Его современники, как мы уже говорили, время от времени, видели, как это технически... так скажем... происходит распятие, и знали, что — да, что преступник, идя на место казни, несёт — так было традиционно принято — несёт орудие казни, несёт на себе. И поэтому, в общем-то, не так уж и непонятны были эти слова. Но, с другой стороны, мы знаем, что, вообще-то, Господь не раз говорил о вещах, которые не могли быть понятны Его современникам. И поэтому, Он Сам говорил: «То, что я сейчас говорю, вы не можете вместить. Но позже вы это поймёте». Не раз. Когда Он говорит о том, что необходимо... «ядущий мою Плоть, и пиющий мою Кровь, во Мне пребывает» — это в Евангелии от Иоанна, ещё задолго до Евхаристии. Понятно, что люди не могли понять: «Как это так? Что? Какие страшные слова Он говорит!» Но Господь говорил их в расчёте на то, что когда это уже произойдёт, то, задним числом, эти слова вспомнятся, и тогда всё станет на свои места. Вот, я думаю, это же можно отнести и к словам о несении креста. Тогда они, наверное, могли быть непонятны. Но, после того, как это совершилось, всё становится понятным.
А.Митрофанова:
— Хорошо. Тогда, можно подробнее по поводу того, что такое «нести свой крест»? Это же... Ну, это трудно бывает. Это бывает, там, знаете как... Мы начинаем иногда, как-то, роптать, трепетать по этому поводу — что слишком тяжёлые испытания бывают в жизни, и так далее. Ну, а почему... я не знаю... если быть со Христом — это радость, почему тогда нельзя без этих испытаний? Ну, почему обязательно нужно нести на себе свой крест? Ну, зачем? Как это всё «работает»? Простите за механистическую, такую, лексику...
О.Игорь:
— То есть, иначе говоря, почему необходимо страдать в этой жизни — можно ведь так сказать, да? Потому что под несением креста... ведь понятие «несения креста» — оно очень многогранное, и, среди разных оттенков значения этого выражения, есть — это претерпевать те страдания, которые выпали на твою долю. И не роптать за эти страдания. Почему без страданий нельзя? Вот, у Апостола Павла сказано: «Многими скорбями надлежит нам войти в Царство Небесное». Почему — многими скорбями? Можно только, может быть, как-то предполагать — потому что, опять же, повторяю, окончательных ответов мы не будем даже дерзать попытаться дать, есть вещи, о которых знает только Бог — но я думаю, что человеку... Наша главная задача, вот пока мы живём в этой земной жизни — сформироваться, сформировать свою личность, свою душу таким образом, чтобы она была пригодна для Царства Небесного. Вот, всё, что происходит со мной, с моей душой — оно либо мою душу искажает, портит, пачкает... я не знаю, там... что это... уродует, либо же, наоборот, мою душу украшает, совершенствует. И вот, если говорить о том, что как-то влияет на мою личность положительным образом, что делает меня лучше, красивее, сильнее — перечислите вот эти все факторы — то мы никуда не денемся без того, чтобы сказать, что страдания, какие-то терпение, какая-то боль — без этого не обойдётся. Человек, который проживёт свою жизнь, никак не соприкоснувшись с какой-то болью, со своим страданием — он чего-то не поймёт в этой жизни. Не поймёт чего-то такого, без чего ему трудно себе представить его вхождение вот в ту радость Господа, которая, я надеюсь, всех нас ожидает в конечном итоге. Страдания, снова повторю, они тоже могут украшать, совершенствовать человеческую душу, а могут её ломать и портить, если человек к этим страданиям относится не по-христиански. Если он злится, если он ропщет, если он ноет и так далее. Тогда — да, едва ли эти страдания в чём-то его украсят. Но, посмотрите, ведь — возьмём всех наших самых ярких и прекрасных святых — и мы увидим, что у всех у них в жизни обязательно были какие-то моменты, были какие-то периоды очень сильной боли, очень сильных страданий — или душевных, или физических. И то, что они прошли через это, во многом, как раз-то, и явилось... не причиной, там... я не знаю... но — благодаря этому они стали тем, кем они стали.
«СВЕТЛЫЙ ВЕЧЕР» НА РАДИО «ВЕРА»
А.Митрофанова:
— Протоиерей Игорь Гагарин, настоятель Иоанно-Предтеченской церкви села Ивановское, Ногинского района, сегодня в программе «Светлый вечер» на радио «Вера». Мы говорим, в канун Праздника Крестовоздвижения, о том, что такое Крест, что такое воздвижение Креста, и что это значит сегодня, в ХХI веке, для христиан. Я думаю, что, отец Игорь, кто-то вот слушает Ваши слова и думает: "Ну, понятно, они мазохисты, эти христиане, если они так о страдании рассуждают — что оно необходимо для того, чтобы человек стал красивее, чтобы душа очистилась«,- и так далее, и так далее. Ну, мы, вообще, сегодня, знаете, как-то больше к комфорту привыкли. И... я не знаю... есть разные способы преодоления... Вот, там, понятно — жизнь нам постоянно какие-то испытания подбрасывает, а есть разные способы преодоления этого состояния кризиса, дискомфорта, боли и прочее — разные практики сегодня существуют. И совсем не обязательно вот такие мазохистские усилия предпринимать, чтобы... ну, каким-то образом стать красивее через это.
О.Игорь:
— Мне кажется, мазохизм — ведь он предполагает наслаждение, удовольствие от боли. Мы об этом, конечно, ни в коем случае не говорим. Мы знаем с вами, что, как только... что, вообще, даже, неся какую-то скорбь, неся какую-то боль — мы же молимся о том, чтобы Господь освободил нас от этой боли. Мы же не говорим никогда, что: «Вот, я болею — ой, как хорошо, что я болею!» Да нет, наверное. Как только я заболел, я сразу же обращаюсь к Господу: «Господи, исцели меня! Господи, помоги мне!» И я знаю, что, в каких-то случаях, Господь исцелит, а в каких-то скажет: «Нет». Как говорит Апостол Павел: «Дано мне жало в плоть. Много раз я просил уже Господа, чтобы Он отнял это. Господь сказал: «Нет, вот для тебя это нужно».
А.Митрофанова:
— Это слепота его, да? Если я правильно понимаю.
О.Игорь:
— Ну, это точно неизвестно. Нет, он не был же слепой, апостол Павел. Есть гипотеза, что у него болели глаза, но точно мы не знаем — об этом спорят. Но важно то, что было какое-то у него страдание, была какая-то боль, какая-то болезнь, которую он называл «жало в плоть», и Господь не отнял у него эту болезнь, несмотря на то, что он об этом просил. И, в то же время — он просил же! Уже сам факт, что он об этом просил, говорит о том, что ни о каком мазохизме, ни о каком наслаждении речи быть не может. Потому, что терпеть — это ж уже, ведь, совсем другое дело. Когда мы чем-то наслаждаемся — и когда мы что-то терпим. Вот. Другое дело, что — да, я понимаю, иногда — иногда — у людей, особенно, если человек осознаёт себя грешным, и, особенно, когда грех какой-то... ну, действительно, большой грех человек совершил в жизни, то он может чувствовать потребность в страдании. Потребность, потому что этим страданием он, в какой-то степени, ту боль, которая на совести — ну, она становится немножечко легче. Вот, такие случаи мы знаем. И можно привести некоторые из этих случаев.
А.Митрофанова:
— Вы знаете, давайте, вот, мы на конкретном примере попробуем сейчас порассуждать. Ведь завтрашний день, Крестовоздвижение — это день, который на какой бы день недели он ни выпадал — Вы уже сказали об этом в первой части программы — это всегда пост. Вот, пост — это один из таких, как мне кажется, примеров не всем понятной практики христианской — зачем себя ограничивать? Ну, вот, зачем? Тем более — добровольно. Тем более... ну, когда столько возможностей сегодня есть для того, чтобы... как-то... здоровое питание и так далее, и так далее. И вот — зачем-то этот пост. Получается, что он тоже — один из таких вот вариантов самоограничения для того, чтобы, там... как говорят... испытать от этого радость. Приблизиться через это ко Христу. Почему вот это самоограничение, каким-то образом, приближает нас к Богу? Как это работает? Почему это так? Вот страдание, Вы говорите, человек, если правильно его переносит, к Богу приближает. Почему вот это — самоограничение? Вот эти — посты? Вот — постный день Крестовоздвижения?
О.Игорь:
— Ну, да. И, причём, обратите внимание, что ведь посты — они известны далеко не только христианам. Что это такое, я бы сказал, открытие в духовной жизни, которое представители самых разных религий давным-давно уже сделали. Что, почему-то, когда человек себя ущемляет, когда он отказывает себе в каких-то чувственных удовольствиях, его дух обретает какие-то новые силы. Это — опыт. Это просто... Тут даже можно рассуждать, почему это происходит, и, наверное, это будет тоже объяснимо, но, даже если не знать почему, мы знаем, что это так. Это уже проверено. Что человек, ущемляющий себя — когда это, конечно, делается свободно, а не под принуждением... Вспомним Иоанна Крестителя, который... вся его жизнь была непрестанным постом, и ещё и в ветхозаветные времена сколько было примеров, ну и другие практики... Наверное, да, может быть, среди прочего... Вообще... ну... человек, который склонен слишком к удовольствиям, чувственным, душа его немножко, как бы, притупляется, что ли, для восприятия духовной жизни. А пища — это... Спросите любого человека: «А что у тебя самые большие удовольствия-то в жизни, которые есть?» Я думаю, что не случайно, что многие скажут: «Посидеть, покушать чего-нибудь вкусненького». Это — одно из таких, достаточно больших развлечений и удовольствий. И, в общем-то, в этом ничего плохого нету. И Церковь благословляет праздничную трапезу, и мы, не стесняясь, садимся за хороший стол, когда какой-то Праздник. Но, помните, вот, в Евангелии, к ученикам Иисуса Христа обращаются и не могут понять, почему... даже к Иисусу Христу обращаются, и не могут понять, «почему Твои ученики не постятся»? Потому что практика поста — она уже тогда, среди людей, стремящихся к духовной жизни, молитве усиленной — она уже тогда была очень хорошо известна. Мы знаем, что фарисеи постились 2 раза в неделю. Мы знаем, что сам Иоанн Креститель постился. Мы знаем, что и его ученики. А вот ученики Иисуса Христа — не постились. И Сам Он, вроде бы, кстати... хотел сказать, «не постился»... Ничего себе, не постился! 40 дней, мы с вами знаем, Он постился. Сразу после Крещения, перед тем, как приступить к Служению, Он постился 40 дней. Это тоже о чём-то говорит. Что даже Иисус Христос, начиная Своё Служение, посчитал необходимым предварить его такой вот подготовкой духовной — 40-дневным, очень суровым, постом, когда Он ничего не вкушал. Вот. Ну, а потом больше о посте мы не слышим. И вот, спрашивают: «Почему ученики Твои не постятся? Вот эти постятся. Те — постятся. Мы — постимся. А Твои ученики — не постятся!» Иисус Христос говорит: «Ну, как могут поститься сыны Чертога Брачного, когда с ними Жених? Когда — свадьба! Какой может быть пост на свадьбе? А сейчас — Я среди них, Я со Своими учениками». И... ну, как бы... образно Он так, поэтично говорит, что вот — Жених здесь, свадьба, радость. «Но наступит время, когда отнят будет у них Жених. И вот тогда — будут поститься». Вот, как раз, день, когда мы вспоминаем о Кресте, а в сам день Крестовоздвижения... Если в Воскресенье до этого читалось: «Ибо так возлюбил Бог мир», говорилось о любви, то в сам день Крестовоздвижения читается эпизод Распятия — вот, как это всё происходило. Читаются несколько отрывков из Евангелия, они объединены в один текст, в которых очень подробно рассказывается всё, что претерпел Господь на Кресте, чтобы мы увидели, что слова о любви — это не просто что-то такое, вот, абсолютное — «любит, любит...», а что вот — чем эта любовь... как страшно эта любовь была явлена людям. И вот в этот день, когда отнят Жених от нас, не подобает нам садиться за праздничную трапезу, а посвятить, наверное, этот день размышлениям, молитвенным размышлениям над тем, что произошло на Голгофе.
А.Митрофанова:
— А я правильно понимаю, что этот день — это напоминание о Страстной Неделе. То есть, это... ну, фактически, через полгода после Пасхи, и до следующей Пасхи ещё далеко, но это такой маркер, что ли, напоминание — вот этот Праздник Крестовоздвижения — о том, что центральные события в жизни Церкви — это Страстная Неделя и Воскресение Христово. Это вот то, что будет, но вот сейчас мы, в календарном плане, от этого ещё далеко.
О.Игорь:
— Ну, говорить о том, что это напоминание — я не знаю... Потому что, даже исторически, я не совсем уверен, что Крестовоздвижение и пост появились... По-моему, практика поста и Страстной Седмицы вошла в жизнь Церкви несколько позже, чем появился этот Праздник. Но то, что это созвучно — это не только созвучно и, в принципе, мы об этом же, конечно, говорим... Ну, у нас ведь с вами есть Пасха, да? И есть — каждое Воскресенье, которое является Пасхой. У нас есть Страстная Седмица, и есть — каждая пятница ( и каждая среда, но, прежде всего, пятница; среда — это немножко о другом ), каждая пятница, которая тоже, в какой-то степени, напоминает нам об этом. И, кстати, в пятницу поётся тропарь Креста всегда, тот же самый тропарь, который поётся на Крестовоздвижение. И, поэтому — да, конечно. Мы вспоминаем о страданиях и о смерти, но всегда, при этом, вспоминая и сострадая Христу, помним о грядущем Воскресении.
А.Митрофанова:
— Отец Игорь, у нас уже мало времени остаётся, но мне бы, всё-таки, хотелось напоследок спросить у Вас: а почему говорят, что Крест — это путь на Небо?
О.Игорь:
— Ну, наверное, потому, что, как я уже сказал, многими скорбями надлежит нам войти в Царство Небесное. Потому что, если Господь Иисус Христос открыл нам, что без несения креста невозможно наше единение со Христом, и, даже более того, что Сам Он стал Человеком, и нёс Свой Крест, чтобы первым — первым из людей — взойти Туда, куда Он проложил путь, и теперь надеемся взойти и все мы с вами, то, конечно, без креста христианства... без Креста нет христианства... а, тогда, как же нам взойти на Небо? Ведь, для нас, взойти на Небо — это взойти ко Христу. Взойти Туда, куда уже взошёл Иисус Христос — вознёсся на Небеса, и где, надеемся, Он ждёт встретить и нас.
А.Митрофанова:
— Спасибо Вам большое за этот разговор, как всегда, содержательный, и — есть, о чём подумать. Протоиерей Игорь Гагарин, настоятель Иоанно-Предтеченской церкви села Ивановское, Ногинского района, был в нашей студии. Я, Алла Митрофанова, провела для вас эту программу. Ну, что? С наступающим Праздником! С наступившим уже, точнее сказать.
О.Игорь:
— Да, с наступившим Праздником...
А.Митрофанова:
— ... Крестовоздвижения. Спасибо. До свидания!
О.Игорь:
— Спаси, Господи!
Елена Поленова. «Зимний пейзаж. Москва»
— Как хорошо, что мы выбрались в Поленово, Андрюша! Я люблю бывать в этом музее-заповеднике. Отрадно помолиться в церкви, возле которой похоронен художник Василий Поленов, побродить по аллеям парка. И, конечно же, полюбоваться картинами в старинном особняке! Всякий раз открываю здесь для себя что-то новое. Вот эта акварель, например — разве не чудо?
— Да, Алла такие вдохновенные произведения искусства и впрямь похожи на чудо! Это работа сестры художника, Елены Дмитриевны Поленовой. Называется «Зимний пейзаж. Москва». Рисунок нежный, прозрачный. Цвета неяркие. Перекликаются серые и коричневые полутона, мерцают бледно-лиловые, голубоватые, зелёные переливы. Композиция простая — силуэты деревьев на фоне снежной поляны. Но в какой тонкий узор сплетены стволы и ветви!
— Рисунок дышит влагой. На снегу видны проталины. Не поймёшь — то ли это начало декабря, и впереди долгая зимняя стужа, то ли перед нами конец февраля, и природа вот-вот начнёт оживать. В акварели одновременно присутствует и печаль, и надежда.
— И это неспроста, сестренка. Такое настроение было созвучно душе Елены Дмитриевны в 1882 году, когда она написала эту акварель.
— Это связано с какими-то событиями?
— Да. В 1877-ом Елена отправилась в Киев в гости к старшей сестре Вере, которая была близнецом Василия Дмитриевича. Шла русско-турецкая война, в киевские госпитали привозили раненых. Сёстры Поленовы окончили медицинские курсы и ухаживали за пострадавшими на фронтах солдатами и офицерами. И Елена Дмитриевна полюбила врача, с которым вместе работала — профессора медицины Алексея Шкляревского. Чувства её оказались взаимны.
— Какое счастье — полюбить человека, с которым у тебя общее служение!
— Общего у влюблённых было немало. Елена Дмитриевна к тому времени окончила рисовальную школу при Императорском обществе поощрения художников, занималась в частной мастерской Павла Петровича Чистякова. У неё был успешный опыт в живописи, и Алексей Сергеевич мог его оценить — доктор Шкляревский разбирался в изобразительном искусстве. Но семейного счастья у пары не получилось.
— Почему?
— Помешали сословные различия. Поленовы — старинный дворянский род, и мама Елены воспротивилась браку дочери с человеком незнатного происхождения. Художница не решилась выйти замуж без родительского благословения и послушно вернулась в Москву. Но расставание с любимым травмировало её. Прежде весёлая, общительная девушка стала замкнутой и молчаливой.
— Вот откуда меланхолия в акварели «Зимний пейзаж. Москва». Но ты сказал, что и весенние ноты звучали в душе Елены ПолЕновой. Что же этому послужило причиной?
— Вернувшись в Москву, Елена Дмитриевна вместе с братом стала часто бывать в Абрамцево — в имении мецената Саввы Мамонтова. Там, в творческой атмосфере, художница оттаяла. Она подружилась с хозяйкой усадьбы, Елизаветой Григорьевной. Вместе женщины рисовали декорации и шили костюмы для театральных постановок, трудились над созданием музея народного творчества.
— Музея?
— Именно так. Дамы предприняли несколько экспедиций по северным губерниям — собирали образцы вышивок и ткачества, зарисовывали орнаменты. Позднее Елена Поленова использовала эти рисунки при работе в столярно-резчицкой мастерской там же, в Абрамцево.
— То есть, Елену Дмитриевну вернуло к жизни творчество?
— Творчество и служение людям. Искусство для художницы было способом приносить радость. И этим не ограничивалось широкое поле ее деятельности. Так, например, Елена Поленова учила крестьянских детей изготавливать резную мебель и утварь — давала им надёжное ремесло.
— Делилась тем, что имела — и в этом обрела полноту жизни.
— Такой рецепт может пригодиться человеку, душа которого балансирует между печалью и надеждой, между осенью и весной, как природа в акварели Елены Поленовой «Зимний пейзаж. Москва». Радуя людей плодами своего творчества, помогая другим, мы выбираем весну. Выбираем воскресение!
Картину Елены Поленовой «Зимний пейзаж. Москва» можно увидеть в Государственном мемориальном историко-художественном и природном музее-заповеднике Василия Поленова.
Все выпуски программы: Краски России
Евгений Столица. «Снятие колоколов»
— Как давно я не был у тебя в гостях Александр! Столько здесь всего изменилось за это время!
— Верно, Андрей. Вон, берёза за окном до нашего четвёртого этажа дотянулась. Храм во дворе построили. Слышишь, колокола звонят?
— И как звонят — голоса чистые, звучные!
— Я, представляешь, видел, как эти колокола привезли, освящали, на звонницу поднимали. Помню, как запели они в первый раз. Можно сказать, история вершилась на моих глазах.
— И отрадно, что эта история созидательная. Что далеко позади то время, когда с колоколами боролись. Я недавно изучал, с какой яростью препятствовали колокольному звону в начале двадцатого века.
— А почему ты заинтересовался этой темой?
— Всё началось с того, что я побывал в художественном музее Череповца и увидел работу художника Евгения Столицы «Снятие колоколов». Она меня просто потрясла! Я сохранил изображение в телефоне, сейчас покажу тебе. Вот, смотри.
— Пронзительная картина. Храм из красного кирпича, ступени перед входом. Возле лестницы прямо на земле лежит гигантский колокол с вырванным языком. Рядом стоит человек в одежде церковнослужителя. Это монах?
— Не обязательно. Подрясник — облачение, похожее на длинный халат, и скуфью — круглую шапочку, может носить и мирянин, у которого особое послушание в церкви. Например, звонарь.
— Звонарь у поверженного на землю колокола — скорбное зрелище. За его спиной — чистое голубое небо, светит солнце. Но возникает ощущение сквозняка, бесприютности. Таким сиротством веет от одинокой худенькой фигуры. А где эта картина была написана?
— Евгений Столица не указал место действия, лишь дату — 1924 год. Художник в то время жил поочередно в нескольких местах: маленьком городке Ананьев под Одессой, в Сергиевом Посаде и в Москве. Я стал разбираться, где в двадцатых годах были уничтожены колокола. И оказалось, что везде! Где-то чуть раньше, где-то позже.
— По всей стране так происходило?
— Да. Началось с Костромы в 1919 году. Одной из первых опустела звонница знаменитой Ипатьевской обители. Затем в Пскове были уничтожены древнейшие колокола из Мирожского и Снетогорского монастырей. А дальше понеслось, как снежный ком с горы — одна за другой умолкли колокольни в Архангельске, Ярославле, Брянске, Самаре, Смоленске, Владимире.
— Но чем мешали колокола новой власти?
— Главным образом, большевиками руководила алчность. В колоколах видели, прежде всего, источник цветного металла. Существовали особые циркуляры по заготовке колокольной бронзы. Самые ценные образцы литейного искусства были проданы за границу.
— А ведь наверняка были люди, которые сопротивлялись этому бесчинству...
— Да, многие возвышали свой голос против. Статью о варварском уничтожении колоколов опубликовал Михаил Пришвин в журнале «Октябрь» в 1930 году. Немало попыток сохранить московские колокольни предпринял композитор Константин Сараджев, звонарь-виртуоз. Да и полотно Евгения Столицы — это открытое выражение гражданской позиции, за которое можно было поплатиться свободой, а то и жизнью.
— Правда. В картине «Снятие колоколов» нет пафоса, но есть сострадание. Автор скорбит вместе со звонарём о том, что соотечественники утратили благоговение и стыд в революционном угаре. Какое счастье, что та страница истории перевёрнута, и колокольный звон вновь плывёт над Россией!
Картину Евгения Столицы «Снятие колоколов» можно увидеть в Череповецком художественном музее.
Все выпуски программы: Краски России
Виктор Зарубин. «Небесный простор»
— Славный в Архангельске музей. И название какое звучное — «Художественная культура Русского севера»! Всякий раз стараюсь сюда прийти, когда приезжаю из Москвы к родителям. Любуюсь картинами и думаю — а ведь я тоже мог бы стать художником!
— Ты рисуешь, Алёша? Я не знал.
— В юности рисовал, и неплохо, между прочим. Я художественную школу окончил, в Суриковский институт в Москву собирался поступать. Но родители настояли на Политехническом.
— Удивительно, что ты говоришь об этом возле картины Виктора Зарубина «Небесный простор». У художника в жизни была в точности такая же ситуация.
— Правда? А расскажи? Я ничего не знаю о нём.
— Да, Зарубин малоизвестен, к большому сожалению. Он родился в Харькове в 1866 году в семье профессора. С детства мечтал стать художником, но по настоянию отца поступил на физико-математический факультет Харьковского университета. Получив образование, служил чиновником в Казённой палате — губернском отделении министерства финансов.
— Однако, про картину «Небесный простор» не скажешь, что её написал дилетант. В ней чувствуется мастерство. Две трети полотна занимает закатное небо, и ты посмотри, какая игра красок — жемчужно-серые облака тонут в золоте последних лучей, кое-где проглядывает бледная лазурь.
— И всё это великолепие отражается в реке, сливается с ней. Над водой на высоком скалистом берегу стоит маленькая церквушка. А у подножия холма сидит на камне седой монах с книгой в руках... Не картина, а поэма без слов.
— Как же Зарубину удалось написать такое, если он был далёк от искусства?
— Нет, о живописи Виктор Иванович никогда не забывал. Работая финансистом, он посещал студию рисования. А в какой-то момент решил, что не может больше совмещать работу и творчество, подал в отставку и отправился в Париж.
— А почему в Париж?
— Брать уроки живописи в частной школе. За три года во Франции Зарубин многому научился. А по возвращении поступил в Высшее художественное училище при Императорской академии художеств. Его наставником стал Архип Куинджи. Пожалуй, именно он помог Виктору раскрыть талант в полной мере.
— А «Небесный простор» Зарубин написал по окончании училища?
— Да, это 1911 год. Художник уже не только образование получил, но и звание академика живописи.
— Молодец Виктор Зарубин! Исполнил своё призвание! Я вот, видишь, не решился. А может быть, воля Божья обо мне была такова, чтобы я стал художником...
— Возможно, Лёша. Но всё-таки воля Божья не в том, чтобы быть человеку художником или инженером.
— А в чём?
— В том, чтобы в любой ситуации поступать по-христиански, соблюдать евангельские заповеди. А стезю в жизни мы вольны выбирать любую.
— Свобода с небольшим ограничением?
— Божьи заповеди — это не ограничение, а ориентир. Вот как на картине Виктора Зарубина «Небесный простор». Бескрайняя жемчужная ширь манит в полёт. А церквушка на высокой горе — словно маяк, который не даст сбиться с пути.
— Хороший образ, понятный и выразительный! И что самое главное — обнадёживающий!
Картину Виктора Зарубина «Небесный простор» можно увидеть в Архангельске, в музее «Художественная культура Русского Севера».
Все выпуски программы: Краски России