«Крещение Господне». Игумен Дионисий (Шлёнов)

У нас в гостях был профессор Московской духовной академии, наместник Андреевского монастыря в Москве игумен Дионисий (Шлёнов).

Накануне Праздника Крещения Господня мы говорили об истории этого евангельского события и о его святоотеческом осмыслении.

Ведущий: Константин Мацан

---

К. Мацан:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Здравствуйте, уважаемые друзья. Сегодня, в день, предшествующий празднику Крещения Господня — а по церковному времени уже начинается Крещение, 19-е число, а мы выходим вечером — поговорим об этом празднике, о его смыслах, о событии евангельском... Даже не просто о празднике, а о том, какая часть священной истории стоит за тем, о чем мы сегодня вспоминаем и молимся...

И что об этом говорили святые отцы, какой, если угодно, как сегодня принято говорить, месседж нам отправляет сегодня Церковь, рассказывая об этом празднике — вот об этом сегодня поразмышляем с дорогим гостем игуменом Дионисием Шленовым, наместником Андреевского монастыря в Москве, заведующим аспирантурой Московской духовной академии. Добрый вечер!

О. Дионисий:

— Добрый вечер!

К. Мацан:

— Не в первый раз Вы у нас в гостях на Радио ВЕРА, и радостно, что такие уже традиционные встречи складываются. Но вот тема — праздник Крещения Господня, Богоявление... Начнем с самого начала — с евангельских событий, которые стоят за этим праздником — это о чем?

О. Дионисий:

— Праздник Крещения Господня — это ключевой праздник среди других праздников. Святитель Иоанн Златоуст называл таким ключевым праздником Рождество Христово, и говорил, что Рождество (по-гречески «Генесис») выше всех остальных праздников. Без Боговоплощения не могло бы быть ни Страданий, ни Распятия, ни Воскресения, ни Пятидесятницы...

Поскольку же в традиции иудеев, в иудейской традиции не отмечается особо день рождения, но отмечается день смерти того или иного праведного человека — получается, что само Рождество Христа Спасителя — оно воспринималось не просто как день рождения, а как день Пришествия в мир Христа Спасителя, как Боговоплощение, как Богоявление.

Для людей того времени было очень легко отождествить события Крещения на Иордане с событием Боговоплощения. Поэтому в древней Церкви праздновался особо праздник Богоявления (по-гречески «Феофания»), который приходился на 6 января по старому стилю — дата нынешнего праздника Крещения Христа Спасителя. И этот праздник отмечался как праздник Пришествия в мир Христа Спасителя, как ключевое событие Божественного домостроительства, и именно так он описывается древнехристианскими писателями и святыми отцами.

Само Евангельское повествование говорит о том, что Христос Спаситель приходит на Иордан креститься от Иоанна Предтечи, который уже практиковал крещение; но крещение Иоанново имело подготовительный характер. В самом тексте Священного Писания, в Евангелии говорится и неоднократно используется выражение «крещение покаяния» — «то баптизма метаниас» — Иоанн крестит, погружая в стихию Иордана людей для того, чтобы они покаялись, для того, чтобы они осознали свои грехи и свои несовершенства...

Некоторые христианские писатели поясняли: Иоанн крестил крещением покаяния, а Христос Спаситель будет крестить крещением прощения. Иоанново крещение было подготовительным, несовершенным. Оно готовило людей к пришествию Христа Спасителя и имело вспомогательную роль, вспомогательное значение.

И вот Сам Христос Спаситель допускает такое подготовительное крещение, которое в Его случае оказывается событием, которое переворачивает всю мировую историю. Потому что в иорданские воды вступает Тот, Кто не нуждается в покаянии. В Иорданские воды вступает Тот, Кто не нуждается в очищении. В иорданские воды вступает Христос Спаситель, Который Сам является источником святости, чистоты, Человек, человеческая природа Которого соединена с божественной природой... В иорданские воды вступает Богочеловек.

И это событие — Крещение Христа Спасителя, вот формально исполняет тот путь, который проходили и другие люди в стремлении к очищению. Но вместо того, чтобы Самому очиститься — потому что Он не нуждается в очищении — Он становится источником святости и очищения как самих иорданских вод, так и источником благодати для тех, кто далее будет вступать в иорданские воды, и Сам будет крестить, Сам будет погружать в эти воды людей...

И тем самым, событие Крещения — это праздник, которой подчеркивает подлинное Богоявление, откровение Лиц Святой Троицы — ибо на Христа Спасителя сходит благодать Святого Духа, и Бог Отец подтверждает, что крестится Его возлюбленный Сын. И это событие оказывается глубоким, провиденциальным повторением Творения — но на более высоком этапе...

Святые отцы сравнивают Крещение Христа Спасителя с Творением — как в Творении участвовали три ипостаси Святой Троицы — осуществлялся Совет Святой Троицы о Творении мира, так и в Крещении происходит таинственное открытие Трех Лиц Святой Троицы ради спасения...

Но что же творится в Крещении? Весь мир, весь окружающий мир, который находится вокруг нас, Григорием Богословом назывался «малым миром»; а человек в сравнении с этим окружающим миром, который внешне богатый и разнообразный, можно сказать, по-своему непостижимый, но все-таки в сравнении с человеком, с человеческой душой, которая сотворена по образу и подобию Божию, этот мир является малым... А Григорий Богослов назвал человека «великим миром в малом» — «омегос космос эн то микро» по-древнегречески...

Так вот, если мир творится как важный, значимый, но «малый» мир, то человек — тогда, когда он очищает в себе образ Божий, когда он восстанавливает в себе образ Божий — он оказывается «великим» миром. И таинство Крещения — это путь к этому достижению этого подлинного духовного, уникального и неповторимого, величия.

Мы говорим Крещение — по-гречески «баптизма». «Баптизо» — погружать, «баптизма» — погружение. Мы должны были бы говорить о таинстве погружения, если бы мы дословно перевели слово «баптизма» на русский язык. Но само слово «крещение» — оно имеет в себе очень глубокий дополнительный и важный смысл, который открывается именно через славянский язык. Крещение — от «крест». А само слово славянское «крест», если мы откроем этимологический словарь Фасмера, то мы увидим, что слово «крест» происходит от слова «Христос»!

Получается, что славянское наименование крещения подтверждает глубочайший христологический, божественный, богословский смысл крещения. Мы, по богословию апостола Павла, погружаясь... Люди, вступая в чин христиан, вступая в Церковь Христову, погружаются в стихию Иордана, умирают для внешнего мира с его несовершенствами, очищаются и становятся, можно сказать, святыми, духоносными! В них начинает жить иная, вечная жизнь. Тем самым крещение является подлинным духовным рождением каждого христианина.

Но тогда возникает вопрос: но ведь и христиане тоже несовершенны! Только святые совершали мало грехов... Бог является безгрешным, а христиане могут совершать грехи. Вот в богословии древней Церкви считалось, что крещеный христианин — он, конечно, может согрешить, но он должен не грешить. То есть, основное призвание христианина — это идти высоким путем святости.

Такое представление доходило даже до того, что считалось, что покаяться, может быть, нужно один раз в жизни перед смертью по-настоящему. Это не означало, что не нужно каяться. Но это исходило... Такие представления исходили из представления о роли... о призвании христианина как человека, который после крещения должен хранить в себе дар святости...

Но конечно, есть таинство покаяния, его никто не отменял, оно имеет древнейшие истоки. Оно совершается не один раз, а регулярно, систематично. В Египте существовала купель, в которую древние люди приезжали для того, чтобы погрузиться в эту купель, крещальную купель, и обновить обет крещения, обновить крещальные обеты. Формально это была тоже крещальная купель, но которая предполагала... но которая была определенным символом покаяния.

И вот у преподобного Иоанна Дамаскина перечисляется 8 видов крещения. Первый вид крещения — это потоп. Подобно тому, как воды потопа, можно сказать, покрыли все человечество, и остался только Ноев ковчег с избранными праведниками, кого смог с собой спасти Ной, так и воды крещения — они уничтожают грех, и они оставляют добродетель...

К. Мацан:

— Игумен Дионисий Шленов, наместник Андреевского монастыря в Москве, заведующий аспирантурой Московской духовной академии, сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Мы говорим о крещении... Восемь типов крещения у Иоанна Дамаскина Вы анонсировали; один — потоп; а остальные?

О. Дионисий:

— Значит, второе крещение, на которое указывает преподобный Иоанн Дамаскин — это крещение при переходе через Чермное море. То есть, когда из плена в Египте богоизбранный народ возвращается в землю обетованную, он совершает переход через водную стихию, которая открывается для носителей веры, для хранителей веры в истинного Бога, и которая поглощает египтян, стремившихся в погоню вслед за, можно сказать, сбежавшими пленниками. Этот переход предельно символичен. По-гречески используется слово «диавосис» — «переход», и именно это слово передает древнееврейское «пейсах», «переходить» — это самый глав ветхозаветный символ Пасхи. Но святые отцы понимали...

К. Мацан:

— Пасха — это же «прохождение мимо»?

О. Дионисий:

— Пасха — это не только прохождение мимо. Это переход... И духовный символизм Пасхи предельно важен и для уяснения смысла Пасхи, и для уяснения смысла Боговоплощения и Крещения. Ведь если в древней традиции хранилась память о смерти, и рождение того человека, от которого оставалась память о смерти — оно часто назначалось на день смерти. Об этом подробнее можно прочитать в моей статье, посвященной истории праздников Рождества и Крещения, опубликованной в 2007 году в «Богословском вестнике». Так вот, сквозь призму такого подхода духовный символизм особенно важен для праздника Крещения.

Святые отцы описывают Пасху как переход от смерти к жизни. И само Крещение — оно является несомненным событием: смертью для греха и началом жизни. Пасха описывается как переход от греха к добродетели. В крещении нужно оставить все грехи, их нужно утопить, уничтожить — и начать жить предельно добродетельную.

Пасха — это переход от страстности к бесстрастию. И в крещении, в новом рождении каждый православный христианин — он должен постараться встать на путь бесстрастия. Конечно, невозможно единократно достичь высот святости. Но столь высоко таинство крещения, что оно требует от нас именно того, чтобы крещеный человек уже находился... вступил в другую систему координат, и поставил перед собой непреложную задачу — не просто стремиться к святости, а даже хранить в себе залог святости, о чем уже в сегодняшнем интервью было сказано.

О страстности и бесстрастии можно говорить много. Максимально эта тема была раскрыта у преподобного Максима Исповедника, автора VII века, который, в том числе опираясь на античное учение о предстрастии, о некоей невинной страдательности, которая заключается в природе каждого человека, учил о необходимости достижения бесстрастия. И приводил в пример как раз Христа Спасителя, Который обладал непогрешительными страстями...

К. Мацан:

— А что это такое?

О. Дионисий:

— Христос Спаситель имел определенный страх — но этот страх был безгрешным, невинным. Это не тот страх, который можно назвать трусостью, который характеризует, например, воина, который, охваченный паникой, покидает поле боя. А этот страх — как естественное состояние, как сжатие души, когда душа сжимается от страха так внутренне... И это сжатие также передается специальным термином у преподобного Максима — «систали». Также преподобный Максим относит к этим непогрешимым страданиям слезу, плач...

К. Мацан:

— Такие вещи просто показывают, что Христос был Богочеловеком, и в хорошем смысле ничто человеческое, кроме греха, Ему не было чуждо, Он полностью в этом смысле человеческое на Себя принял...

О. Дионисий:

— Да...

К. Мацан:

— И это важно — иначе бы не было нашего спасения, и наша природа не была бы освящена...

О. Дионисий:

— Но получается при этом, что в Воскресении Христос Спаситель показывает переход от страдательного состояния к бесстрастному. Но Сам в Себе Он этого страдательного состояния — как греховного состояния — не имел в ту меру, в какую это страдание свойственно для несовершенного человека, который... личность которого теряет свою целостность из-за греха...

И Крещение Господне — ведь это тоже омовение в Иордане Того, Кто — мы говорили об этом — Кто был чист...

К. Мацан:

— Не нуждался в этом...

О. Дионисий:

— И здесь получается очень большой параллелизм между событием Крещения и между событием Пасхи. Но также в святоотеческой письменности можно найти еще более редкие антитезы перехода...

К. Мацан:

— Так...

О. Дионисий:

— Пасха — это может быть, например, переход от времени к вечности. Действительно, святые отцы пишут о том, что открывается восьмой день, который не является просто даже таинственным тысячелетием, в который вот верили хилиасты, а это восьмой день будущего века — восьмой день, который не имеет никакого конца, восьмой день как символ вечности, или восьмой день как символ Страшного суда...

Но и в самом крещении человек, который... который прошел таинство крещения, должен стать иным. И для него это земное время, за которое, может быть, кто-то судорожно цепляется, потому что действительно хочет подольше пожить, и каждая секунда земного времени предельно ценна... Но человек неверующий — он переоценивает земное время. И он привязывается к нему чрезмерно сильно, и ему очень страшно умереть — таким земным страхом.

А человек верующий — он, конечно, ценит земное время как время покаяния, он не бросается земным временем; но он понимает, что самое главное — это получить в душе залог вечности, а самая главная задача на земле — подготовиться к тому, чтобы достойно вступить в вечность. Меняются акценты...

Также Пасху можно рассматривать как переход там от какой-то земной ограниченности, пространственной ограниченности, в безграничность, бесконечность Небесного Царствия, как переход к полноте блаженства. Святые отцы некоторые, такие как Симеон Богослов, Никита Стифат — они подчеркивали, что человек, совершая такой переход, он уже достигает определенной духовной полноты, как бы сразу на пороге вступления в вечность.

Есть очень много священных смыслов... Но все эти священные смыслы — они присущи и таинству крещения. То есть, таинство крещения — это очень глубокое таинство, и которое показывает тот же самый переход, то же самое преображение... Григорий Палама называет крещение не просто рождением, а возрождением — не «генесис», а «анагенесис». А возрождением святые отцы также называют Пасху...

Получается, есть такая таинственная связь между Рождеством, между Крещением и между Воскресением Христа Спасителя... Но каждый из этих праздников имеет такую какую-то внутреннюю аскетическую составляющую очень важную. Эта аскетическая составляющая в том, что христианин, который празднует такой праздник, он должен не просто внешне его отметить и дальше идти путем своей обыденной жизни, а он должен получить дар божественной благодати, как залог, и сохранить его в себе, развить и нести в своей жизни дальше, как драгоценное сокровище...

К. Мацан:

— А вот на этом фоне как Вы относитесь к купаниям на Рождество, Крещение, в прорубь окунаниям?

О. Дионисий:

— Ну, Иоанн Предтеча, Иоанн Креститель крестил водою; но он говорил, что «идет за мной Сильнейший меня, Который будет крестить вас Духом Святым и огнем». Крещение Духом Святым и огнем — это духовное крещение. Христос Спаситель мог... При этом Он призывает христиан к омовению водами. То есть, водное крещение не отменяется. И православные христиане, когда они погружаются на Крещение, они как раз повторяют тот древний обычай, который особо практиковался в Египте — я, к сожалению, забыл название этого места в Египте, но я потом вам могу отдельно сказать, и вы сами сделаете реплику о том, как оно называлось...

Получается, что христиане не к излишествам стремятся, не к экзотике, не для того, чтобы показать, какие они выносливые. Не для того, чтобы продемонстрировать: «Мы моржи». А задача этого погружения более глубокая — через это христиане показывают, что они подтверждают свои крещальные обеты, что они ведут покаянный образ жизни, что они стремятся к исправлению, что для них долог не факт констатации своих грехов на исповеди, а что им очень важна динамика исправления...

К. Мацан:

— Спасибо огромное... Дорогие друзья, только хочу всех, кто нас слушает, все-таки призвать с осторожностью погружаться в ледяные проруби зимой... А в остальном вот — внять тем духовным задачам, о которых говорит отец Дионисий. Мы вернемся после небольшой паузы.

Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» — игумен Дионисий Шленов, наместник Андреевского монастыря в Москве, заведующий аспирантурой Московской духовной академии. Продолжим разговор после маленькой паузы — не переключайтесь.

К. Мацан:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. У микрофона — Константин Мацан, в гостях у нас сегодня — игумен Дионисий Шленов, наместник Андреевского монастыря в Москве, заведующий аспирантурой Московской духовной академии. Мы продолжаем наш разговор в праздник Крещения о смыслах этого праздника, этого евангельского события...

Ну Вы в предыдущей части программы сказали, что преподобный Иоанн Дамаскин о «восьми крещениях» говорит. Вот о каких еще — может быть, не обо всех, сколько успеем, но — может быть, о самых значимых Вы бы еще могли сказать?

О. Дионисий:

— Под номером 3 преподобный Иоанн Дамаскин говорит о законном крещении — то есть, крещении ветхозаветным законом. Можно кратко сказать: ветхозаветный закон говорил, что можно делать и что нельзя делать. Получается, он имел такое же очистительное значение для тех, кто его соблюдал, или для тех, кто его должен был соблюдать.

И крещение — оно тоже является законом. Но уже не ветхозаветным, а новозаветным законом. И для нас это очень важно, потому что православный христианин — после крещения он не просто может что-то делать, а чего-то не делать. Он имеет тоже определенные священные, духовные обязательства высшего порядка.

Также следующее, 4-е крещение — Иоанново крещение, о нем мы говорили — это крещение покаяния. Самое устойчивая характеристика как в самом евангельском тексте или в тексте апостольских посланий, также у древнехристианских авторов и позднее — это крещение покаяния, погружение покаяния.

Еще одно Крещение — это Крещение Христа Спасителя в Иордане и наше крещение. Очень интересно, что Иоанн Дамаскин не отделяет крещение православных христиан от крещения Христа Спасителя. Он воспринимает крещение Христа Спасителя и крещение каждого христианина как крещение под номером 5, как крещение одного и того же типа...

К. Мацан:

— Интересно...

О. Дионисий:

— И получается, что православные христиане, когда они крестятся, они как-то очень уподобляются Христу Спасителю, предельно уподобляются. Но есть принципиальная разница — Христос освящает воды Иордана, а крещаемые освящаются водами крещальной купели.

Следующее крещение — это крещение покаяния. Но если крещение Иоанна как крещение покаяния носило подготовительный характер, то крещение в христианской церкви не носит подготовительный характер, оно вводит в церковную ограду. Покаяние, которое становится возможным для православных христиан — это более сильное покаяние, чем просто подготовительное покаяние...

Никодим Святогорец писал в одном из своих многочисленных сочинений: «Нет ничего более тяжелого на свете, чем грех нераскаянной совести». То есть, таинство покаяния, само покаяние приобретает уникальный смысл в христианстве. То есть, это самое великое сокровище — все дворцы мира, все достижения мировой цивилизации меркнут по сравнению с этим сокровищем.

Поэтому преподобный Паисий Святогорец так описывает в «Блаженствах», в 6-м послании подлинный удел монаха: «Блажен, который родился некрасивым — потому что он получит небесную красоту; блажен, которого все презирают; блажен, который кается; блажен, который очищает свою совесть...». То есть, нет ничего более высокого, чем очистить свою совесть...

Следующее крещение — мученическое, которое мученики получали через свой мученический подвиг...

К. Мацан:

— Это шестое?

О. Дионисий:

— Это уже седьмое... Мученическое крещение... Конечно, некоторые мученики были крещены, и они через мученическую смерть достигали святости. Но кто-то из мучеников, из древних мучеников, мог быть далеким достаточно от Церкви. Как, например, Парамон, который был палачом, который должен был казнить мучеников — но, взирая на их пример, он стал христианином. Мы не знаем, крестился ли Парамон предварительно, или, может быть, сама мученическая смерть стала для него крещальной купелью...

Но так или иначе, мученическое крещение — это предельно важное крещение. И может быть, можно говорить о том, что это крещение свойственно не только тем, кто прямо принял мученическую кончину, но и тем, кто имеет исповеднический настрой, тем, кто имеет героический настрой. Потому что те, кто настраиваются на подвиг, на мученичество — их душа в этот момент находится в таком возвышенном состоянии и в готовности отречься, можно сказать, от последних скреп, которые удерживают человека на земле. Человек, еще находясь на земле, уже устремляется на небо...

И наконец, последнее, восьмое крещение — это вечное наказание и Страшный суд. Конечно, Страшный суд страшен. Мы знаем, что на некоторых фресках как бы одной из сцен Страшного суда оказывается Второе пришествие, где в центре стоит Христос Спаситель, и к Нему идут праведники. Мы хотим, кстати сказать, в Андреевском монастыре, сейчас продумываем возможные росписи Воскресенского собора, если Господь сподобит прийти к этому рубежу, то одна из уникальных сцен — это изображение Второго пришествия Христа Спасителя, где Христос Спаситель выступает именно как Спаситель, Который приходит к праведникам, приходящим к Нему...

Опять-таки, Страшный суд — это водораздел. Грешники получают свое, праведники — свое... У Бога много милости, и Он именуется Крещением... Получается, что идея Крещения, погружения, очищения, исправления — она, можно сказать, проходит ключевой нитью, ключевым лейтмотивом через судьбы мировой истории, и согласно такой схеме преподобного Иоанна Дамаскина — от самого начала до самого конца она как бы присуща мировой истории. И это не просто лейтмотив. Берем литературные произведения — здесь три лейтмотива, здесь четыре лейтмотива... А это — главный лейтмотив, определяющий лейтмотив.

Потому что люди должны совершить свой переход... Они должны из... Кстати, мы не сказали о еще одной известной антитезе — они должны от мрака прийти к свету... И тема духовного озарения — очень важная тема. Она предельно связана с праздником, с древним праздником Богоявления и с праздником Крещения Господня, который и является Богоявлением по преимуществу...

Свет, духовное озарение или божественные светы — Христос Спаситель воскрес и стал источником нетварного божественного света для тех, кто был способен вместить хотя бы малую часть этого света. Ранее Воскресения Христос Спаситель преобразился на Фаворе, и фаворское Преображение стало самым главным основанием для мистического учения Церкви, изложенного святителем Григорием Паламой и его сторонниками, последователями в середине 14 века...

Но праздник Крещения — это тоже праздник божественных светов! И даже когда мы смотрим на иконы Крещения — то Христос Спаситель стоит в водах, и эти воды — они прозрачны, они светящиеся, они наполнены светом, они Его обтекают. Сам Христос Спаситель, Который стоит в этих водах — Он является символом победы над смертью. Он входит в воды — и это вхождение в Иордан на языке святых отцов обозначает как бы такую добровольную смерть... Как бы это вхождение в Иордан является таким священным прообразом Страдания и Распятия Христа Спасителя.

Христос Спаситель выходит из иорданских вод — и это исхождение из вод Иордана является прообразом Воскресения Христа Спасителя. Когда Христос Спаситель стоит в Иордане, открывается небо... Или небо, согласно другому евангелисту, оно как бы разделяется... Открытое небо — это в том числе на языке святых отцов символ возможности получения дара божественного света...

Это определенный диалог, это возможность непосредственно оказаться сопричастником боговидения... Именно таково учение святителя Григория Паламы, если мы откроем его полемику с Акиндином, очень искусным противником святителя Григория, который при этом опирался скорее на томистское представление о Боге как предельно простом, с простотой Которого несовместимо исхождение нетварного света, нетварных божественных энергий...

И святитель Григорий Палама описывал божественный свет как находящийся за пределами человеческого бытия, в некоем инобытии, окружающем Бога. И грешный человек — он несовершенный. Поэтому в силу его греховности небо, которое над грешным человеком — оно составляет такую непреодолимую завесу, некую стену, которая отделяет человека от Бога...

А человек, который имеет веру, который сражается со своими грехами, который идет путем духовного совершенства предельно самокритично, смиренно, самоотверженно — то тогда вот эта завеса, эта стена — она рушится, она падает, она перестает существовать... И человек может вступить в диалог с Богом...

И как раз небо, которое открылось — это и есть такой удивительный символ дарования божественных света. Недаром у святителя Григория Паламы 60-я гомилия — прекрасная гомилия на Крещение Господне, где излагаются тоже глубочайшие богословские мысли, смысли и значения праздника Богоявления-Крещения...

К. Мацан:

— Меня всегда поражала и восхищала та небольшая разница между повествованиями о Крещении у Матфея и у Луки — в Евангелии от Матфея и в Евангелии от Луки... По тексту 3 главы Евангелия от Матфея глас с неба слышит Иоанн — вот Иоанн услышал слова Бога-Отца «Сей есть Сын Мой Возлюбленный». А у евангелиста Луки этой детали нет — что только Иоанн слышит. И читая, думаешь, видишь, воображаешь, что слышат все, кто там был в этот момент у Иордана... Я не знаю, насколько у святых отцов этот момент описан...

О. Дионисий:

— Святые отцы... они подчеркивают, что свидетелями Богоявления оказались, с одной стороны — Иоанн Предтеча, можно сказать, как представитель всего человечества, а с другой стороны — Три Лица Святой Троицы оказываются тоже свидетелями Богоявления... Так пишет или Евфимий Зигабен, или святитель Григорий Палама...

Но если другой евангелист предлагает иное описание, то суть этого описания — она та же самая...

К. Мацан:

— Конечно! Я говорю не о разнице или противоречиях у двух евангелистов, а вот об еще одной детали... Ну я не знаю, опять же — может быть, никаких тут далеко идущих выводов делать не надо. Ну просто вот делюсь своими, если угодно, впечми читателя Ев... ты читаешь, текст в себя впускаешь... И в Евангелии от Матфея Бог-Отец говорит о Боге-Сыне, о Христе в 3-м лице: «Сей есть Сын Мой Возлюбленный». А у Луки — во 2-м: «Ты есть Сын Мой Возлюбленный». То есть, мы, читатели Евангелия, присутствуем при том, при чем мы никогда бы не могли присутствовать — при диалоге Двух Лиц Святой Троицы! Бог-Отец обращается к Богу-Сыну во 2-ом лице... Они — прошу прощения за грубое выражение — разговаривают Друг с Другом... И мы каким-то непостижимым образом — ну, в кавычках, если угодно — это слышим... Та милость Божия, которая в этом открытии есть, то, что нас допустили до этой тайны, дали быть ее свидетелями — это что-то потрясающее... Вот что Вы об этом думаете?

О. Дионисий:

— Действительно, впервые такой уникальный диалог, который позволяет и православным христианам — как тем, кто стремится к богоуподоблению, как тем, кто получает благодать, дар сыноположения, то есть, как тем, кто стремится к божественному усыновлению... Это очень важно, потому что этот диалог оказывается первоначальным диалогом, который полагает основу для диалога каждого христианина с Богом.

А средством этого диалога оказывается молитва. А молитва святыми отцами называлась «искусством из искусств». Кстати сказать, если мы будем искать, кто именно назвал молитву искусством из искусств, мы можем потратить много времени и не найти прямую формулировку — но тем не менее, это аристотелевское определение, которое стало по сути описывать молитву... И молитва является как раз инструментом диалога с Богом...

Получается, слова Бога, обращенные ко Христу Спасителю так или иначе во 2-м лице — они подразумевают ответ со стороны каждого! И мы можем, пользуясь такой афонской, или просто шире — монашеской традицией широко распространенной — предположить, что ответ — это слова молитвы Иисусовой: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного»...

К. Мацан:

— Игумен Дионисий Шленов, наместник Андреевского монастыря в Москве, заведующий аспирантурой Московской духовной академии, сегодня с нами в программе «Светлый вечер»... Ну вот обращусь еще к двум темам, которые Вы сами затронули, когда рассказывали о разных смыслах Крещения, о тех 8 крещениях, о которых говорил преподобный Иоанн Дамаскин... И одно из них — собственно, наше крещение, вступление человека в завет с Богом...

Вы очень так отметили, очень акцентировали внимание наше на том, что в этом завете (а завет — это договор) у человека есть обязательства перед Богом. И это сразу делает сам факт крещения очень ответственным, и даже в чем-то таким страшным...

Вот мы крестим ребенка. Понимаем ли мы, на что его, грубо говоря, обрекаем? Что он вступил по вере крестных, если это совсем маленький ребенок, в договор с Богом, и у нас теперь есть обязанности... Это обращает нас к той дискуссии, которую часто можно слышать — о том, надо ли, можно ли отказывать в крещении; стоит ли, не знаю, в педагогических целях отказывать в крещении...

Пришел человек: «Хочу креститься». — «Вы понимаете всю ответственность?». — «Ну, понимаю». — «Ну Вы готовы?». — «Не знаю»... — «Тогда, может быть, не надо креститься?»... А с другой стороны, не закрываем ли мы этим путь человека к Богу — со стороны, допустим, священника, который отказывает преподать таинство крещения... Что Вы об этом думаете?

О. Дионисий:

— Ну, человек — это такое многогранное существо. Разум, который свойствен взрослым людям и который отсутствует у младенцев, не является единственным показателем целостной человеческой личности. Но человек им сразу наделен, от своего рождения; а внешняя компетенция появляется с годами...

Но и Церковь не просто так настаивает как на общераспространенной традиции и важности крещения младенцев — она делает это с большим смыслом. Потому что человек как существо не только рациональное, но и иррациональное, он должен как можно быстрее получить дар божественной благодати, чтобы его сердце очистилось. И пока он чистый — а младенец, он чистый — он получает дар чистоты; и он может в силу этого дара возрастать, как цветок в оранжерее...

Конечно, есть препятствия; конечно, не все гладко, однозначно. Но этот принцип предельно важен...

Конечно, очень хорошо сознательное крещение — поэтому, если кто-то не был крещен в детстве, и ему предстоит крещение и предстоит выбор, креститься ли бездумно, безответственно, или креститься осмысленно, ответственно — то, конечно, такой человек должен предпочесть второй вариант, и подойти к крещению предельно осмысленно и ответственно.

И тогда он должен подготовиться, он должен пройти определенную огласительную традицию. Он должен изучить основы веры, должен не формально, а по сути познакомиться со священным катехизисом, оглашением, должен выучить «Символ веры»...

Я в Андреевском монастыре на проповеди говорю прихожанам: «Мы не просто механистически повторяем «Символ веры», который выучился сам собой — так часто бывает, что православные христиане — они читают молитвы — это не грех, это наоборот хорошо. Но очень мало кто учит молитвы. Просто они выучиваются сами от постоянного чтения... Но этого знания наизусть недостаточно. Каждое слово «Символа веры»... Например, слово «Единосущный» — оно должно быть для нас таким призывом, чтобы погрузиться в глубину богословия, чтобы почувствовать, что «Единосущный» — это самое сильное, уникальное слово 4 века, принятое на Первом Вселенском соборе...

К. Мацан:

— Из-за которого ломались копья?

О. Дионисий:

— Которое, можно сказать, является внутренним смыслом «золотого» 4 века христианского богословия... И тогда, при такой надлежащей подготовке человек, вступающий в крещальную купель — он, ну, выйдет таким добрым христианином, способным дальше следовать духовным путем...

К. Мацан:

— Ну, тогда еще одна тема — не напрямую связанная, хотя связанная, на фоне того, о чем мы говорили, с крещением Господним — может быть, и связанная, как Вы сейчас нам расскажете... Ну поскольку у нас в студии специалист по святоотеческой письменности и мысли, не могу не спросить...

Вот Вы упомянули, что — опять же, по Иоанну Дамаскину — 8-е крещение, то есть, переход из одного состояния в другое, где человек как-то самоопределяется — это Страшный суд. Рядом с темой Страшного суда всегда стоит тема вечных мучений грешников и рая для праведников... И здесь мы очень близко подходим к той дискуссии... Вернее, не дискуссии, а к такому размышлению о том, что вообще-то тяжело принять то, что Бог-любовь уготовил кому-то вечные мучения...

И мы знаем о том, что общее согласие отцов, безусловно, об этом говорит — у человека есть свободная воля, и человек выбирает по своей воле, как жить. А с другой стороны, мы также знаем, что есть некоторые отцы — Григорий Нисский, Исаак Сирин, которые учили чуть иначе — что все-таки не вечные эти мучения, не окончательные...

Вот что здесь, даже не уходя вот вглубь святоотеческого, скажем так... в детали богословия... Вот мы по-человечески смотрим. Мы знаем, что Бог есть любовь, и при этом знаем о вечных муках для грешников... Как одно с другим сочетается? Ну, Вы об этом много читали, много знаете, всю жизнь с этой темой работаете... Что Вы думаете, что Вы чувствуете по этому поводу?

О. Дионисий:

— Сначала нужно уточнить ссылки... Вы сказали про Исаака Сирина, но у Исаака Сирина есть более оригинальные сочинения, и те, которые ему приписываются — скорее всего ему не принадлежат. Вот эта мысль об апокатастасисе...

К. Мацан:

— О всеобщем восстановлении...

О. Дионисий:

— О всеобщем восстановлении — она содержится в менее авторитетной части — если мягко сказать по отношению к этой части. Получается, у святых отцов не так много разных мнений...

К. Мацан:

— То есть, остается только Григорий Нисский?

О. Дионисий:

— Ну, Григорий Нисский... Если мы возьмем его не одно место в корпусе его сочинений, а все учение Григория Нисского — то мы увидим, что это учение об апокатастасисе — оно у Григория Нисского может тоже занимать... быть не самой главной линией... Но Григорий...

К. Мацан:

— На всякий случай, немного об апокатастасисе — это учение о том, что муки не будут вечными...

О. Дионисий:

— Да, но... Григорий Нисский в учении об апокатастасисе мог учитывать то, о чем писал Ориген, который за это учение был осужден — так или иначе, на V Вселенском соборе, посмертно. Ну и сам Ориген, если мы возьмем учение об апокатастасисе Оригена — его учение значительно отличалось от учения стоиков...

То есть вот, в античной традиции были приняты... распространены такие учения, представления о мире, как о неких повторяющихся циклах. У Оригена уже этот цикл не повторяющийся, а он как бы единственный и уникальный. И в самом учении Оригена есть два направления. То есть, есть чисто апокатастасис, но есть и места, которые говорят о чисто нравственном, духовном восстановлении только тех, кто достоин. Получается, что картина совсем не однозначна...

И поэтому православная церковь настаивает на том, что праведники будут спасены, грешники не будут спасены; но при этом у Бога есть мера милости, любви нам неизвестная. То есть, Бог может проявить снисхождение, милость и по отношению к тем, кто кажется нам чем-то недостойным спасения...

Но мы не можем надеяться на исключения — мы должны всегда ориентироваться на правило. Поэтому у преподобного Никодима Святогорца в его «Пидалионе» содержится прекрасная формулировка, которая, возможно, повторяет более древние определения. Там он говорит, что снисхождение — «икономия» по-гречески — является не более чем исключением из правила, из точности, из «акривии». То есть, акривия, строгость, точность — это норма, а снисхождение — это исключение.

Вот исходя из таких подходов, мы должны ориентироваться на строгую планку. Потому что иначе мы получимся... Мы окажемся похожи на школьника, который решит так: ну, все равно экзамен будет добрым, и все равно мне худо-бедно поставят или 4-ку, или 5-ку — поэтому, вместо того чтобы готовиться к экзамену, я пойду в кино, или буду играть в футбол...

И если такой школьник будет твердо считать, что ему автоматом поставят хорошую оценку, он может очень глубоко ошибиться, и получит вместо 4-ки или 3-ки там — кол или двойку, и ему придется пересдавать этот экзамен.

Так же и православный христианин на Страшном суде. Он знает, что Бог долготерпелив и многомилостив, что Бог много милости... Но если он будет пребывать в расслаблении, не будет стараться по высшей планке дать достойный ответ, то результат может совсем быть не таким, каким вот он его себе описывает.

Поэтому также в православной традиции очень распространены повествования о мытарствах святой Феодоры. Приезжаем в русский монастырь на Афоне, там сидишь на трапезе — а на стене прямо все эти мытарства изображены.

И Церковь очень... постоянно настаивает на важности и последнего экзамена, и предпоследнего экзамена. То есть, если последний экзамен — это Страшный суд, то предпоследний экзамен — это смерть православного христианина. Чтобы никто не расслаблялся, и все-таки сам относился к себе предельно строго...

К. Мацан:

— Спасибо огромное за нашу сегодня беседу! Для меня, конечно, чрезвычайно такой важный и новый, честно признаюсь, взгляд на Крещение, который Вы сегодня дали — как на то, что принадлежит центральному лейтмотиву всей нашей церковной жизни и христианской веры... И это здорово, что Вы это рассказали, потому что...

Легче так не воспринимать церковные праздники — как просто череду событий: ну вот один праздник отпраздновали, другой праздник отпраздновали — пришли в церковь, помолились и пошли дальше жить... А если вглядываться глубоко и не бояться приступать к каким-то богословским моментам, на что Вы сегодня внимание обратили — какие дивные смыслы открываются! И вся жизнь христианина, церковная жизнь, раскрывается как единство, где все части друг с другом соотнесены...

О. Дионисий:

— Тогда я не могу не вспомнить слова апостола Павла, который говорит: одна вера («миа пистис»), одно крещение («эна баптис», по-моему). И эти слова апостола Павла — они имели ключевое значение... Вот сегодня... Я не успел как-то сильно подготовиться к сегодняшнему интервью...

К. Мацан:

— Мы этого не заметили...

О. Дионисий:

— Но как раз эти слова я просмотрел в святоотеческой традиции — стал смотреть, кто еще из святых отцов цитировал эти слова и какие смыслы в эти слова вкладывались... Так, я нашел, например, у преподобного Феодора Студита... В одном из его посланий он обращается или к иконоборческому монаху, или просто пишет об иконоборцах — пишет монаху, своему собрату, об иконоборцах... Пишет, что иконоборцы, которые отвергают образ Христа Спасителя — они нарушают это единство... А это единство нарушить невозможно. Потому что у нас одна благодать Святого Духа, одна Церковь, одна вера, одно крещение... Получается, что выражение «одно крещение» —оно является такой ключевой формулой для духовного единства на всех уровнях... Это предельно важно...

К. Мацан:

— Спасибо огромное... Дорогие друзья, поздравляем вас с праздником Крещения Господня, с праздником святого Богоявления! Спасибо, что были сегодня с нами — игумен Дионисий Шленов, наместник Андреевского монастыря в Москве, заведующий аспирантурой Московской духовной академии, был сегодня с нами в программе «Светлый вечер». У микрофона был Константин Мацан. До новых встреч на волнах Радио ВЕРА, до свидания!

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Почему слова Христа не принимали?» Священник Антоний Лакирев
• Светлый вечер с Владимиром Легойдой
• «Журнал от 18.07.2025». Алексей Соколов, Алена Рыпова