«Княгиня Ольга». Исторический час с Дмитрием Володихиным. Гость программы: Сергей Алексеев (08.10.2017) - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Княгиня Ольга». Исторический час с Дмитрием Володихиным. Гость программы: Сергей Алексеев (08.10.2017)

* Поделиться
Княгиня Ольга

М. Нестеров. Святая Ольга. 1892

Гость программы: доктор исторических наук Сергей Алексеев.

Разговор шел о равноапостольной княгине Ольге, о том, что о ней известно историкам и почему Церковь считает ее святой.


Д. Володихин

— Здравствуйте, дорогие радиослушатели! Это Светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С Вами в студии я, Дмитрий Володихин. И мы сегодня обсуждаем одну из самых светлых и главных личностей в пантеоне русского православия — княгиню Ольгу. Этот человек в исторической памяти русского народа остался личностью противоречивой, и сейчас ведутся споры, каким человеком была княгиня Ольга. Ведь летописи зафиксировали и великое благо, которое от нее исходило, и большую свирепость. Ныне в учебниках, популярной литературе, фильмах, повсюду присутствуют как будто две разных личности: одна — Ольга-мстительница, Ольга, которая с языческой свирепостью наносит удары своим врагам; и другая — Ольга — христианская просветительница, первый правитель из истории Руси, который принес свет Христовой веры в нашу страну. И, помимо этого, еще и, фактически, создатель государственности на Руси. Почему это так получилось, мы поговорим позже. Ну, а сейчас мне хотелось бы обратиться за помощью в разрешении вот этих личностных противоречий, в разрешении клубка сложных жизненных перипетий в судьбе княгини Ольги — к замечательному специалисту по истории раннего русского Средневековья, доктору исторических наук, главе Историко-просветительского общества «Радетель» Сергею Викторовичу Алексееву.

С. Алексеев

— Здравствуйте.

Д. Володихин

— Здравствуйте. Итак, давайте, собственно, поговорим, прежде всего, о том, на что напирают в спорах о святой Ольге язычники. Ведь они часто говорят христианам: «Почему это Вы присвоили себе нашу княгиню Ольгу? Вот она какая была! Она была сильна, она была жестока, она была человеком, который мог ответить ударом на удар, а Вы ее рисуете какой-то благостной!» И, конечно же, здесь имеется в виду история мести святой Ольги древлянам. Пожалуй, я здесь положусь на слово специалиста. Мне хотелось бы, чтобы суть того, что вот тогда происходило, пришла из Ваших уст.

С. Алексеев

— Тут есть несколько сторон. Во-первых, ну, просто стоит заметить, в свете того, с чего Вы начали, что христианский государственный деятель, в принципе, не должен быть добреньким. Он не напрасно носит меч, как объясняли уже после Ольги святому Владимиру епископы, и с врагом, который угрожает самому существованию государства, физической жизни правителя, в конце концов, правитель имеет право расправиться.

Д. Володихин

— Ну да, замечательная христианская писательница Елена Хаецкая говорила: «Христианское смирение не предполагает того, что христианин должен быть размазней». С. Алексеев

— Теперь, собственно, о княгине Ольге. Прежде всего, стоит сказать, что то, что мы знаем об Ольге, слагается, с одной стороны, из не очень подробных, прямо скажем, свидетельств иностранных авторов, ее современников — Константина Багрянородного, который принимал ее в Константинополе, византийского императора; Адальберта, епископа, призванного ею на Русь из Германии, здесь не прижившегося, в итоге. Собственно, все. Ну, еще некоторые более поздние сведения византийских хронистов.

Д. Володихин

— Ну, в общем, немного.

С. Алексеев

— Немного, очень немного. А с другой стороны, та память о княгине Ольге, которая начала записываться, видимо, когда еще были живы помнившие ее глубокие старики, но в целом принадлежащие уже следующим поколениям, поколениям людей знатных, поколениям людей, чьи отцы и деды служили в княжеской дружине, у сына Ольги — язычника, кстати, — Святослава. И, естественно, по цепочке этих людей передавалось то, что запомнилось им.

Д. Володихин

— Вы имеете в виду то, что попало в русскую летопись?

С. Алексеев

— То, что попало в русскую летопись, то, что попало в первое житие Ольги, составленное Иаковом Мнихом и включенное в его повесть о князе Владимире.

Д. Володихин

— В принципе, это довольно незначительные фрагменты. Источников немного.

С. Алексеев

— Источников немного, да? И действительно, значительная часть — это предания, предания людей суровых, предания людей, живших мечом, в которые вошли отдельные фрагменты из памяти при Ольге еще очень небольшой киевской христианской общины. Естественно, памяти доброй — о том, как княгиня покровительствовала христианам, еще даже не будучи сама крещеной, как она держала при себе священника, как она поддерживала христианскую общину Киева, пыталась дать ей какую-то первую церковную организацию и так далее. Но это именно фрагменты, вкрапленные в память дружинников, о достойной правительнице. А вот они любили, чтобы правитель был могуч, силен, крепок и, если ему что-то угрожало, рвался в бой, а не пытался уходить от этого боя, как и положено воинам, естественно. И им надо было объяснить, почему их отцы и деды на протяжении нескольких десятков лет служили женщине.

Д. Володихин

— Да, явление, скажем так, необычное.

С. Алексеев

— И мы видим, как та самая жестокость Ольги в отмщении древлянам, убившим ее мужа Игоря (к этому мы чуть позже вернемся) нарастает, эта жестокость, от версии к версии. В первоначальной версии, например, Ольга просто наносит поражение древлянам — ну, перед этим, правда, расправившись с их знатью. Наносит поражение древлянам на поле боя, берет их город Искоростень и облагает их данью. К началу XII века преданию этого, кажется, уже мало. И Ольга заключает с Искоростенем хитрый договор, просит у них в виде дани только птиц, прикормленных в городе, и потом с помощью этих птиц город поджигает. Понятно, что это фольклор, это дружинная сказка.

Д. Володихин

— Вот давайте сейчас вернемся изначально к истории Ольги. Источниковедение — штука хорошая. Но вот я думаю, что для наших радиослушателей будет достаточно зафиксировать одну чрезвычайно важную вещь: то, что мы знаем об Ольге, это факты многослойные, которые копились, интерпретировались, пересказывались и где-то, может быть, переделывались в течение нескольких поколений. Основа чрезвычайно скудна. Нам приходится до нее докапываться, порою продираясь сквозь причудливые фантазии людей войны, у которых даже во сне — окровавленные мечи, полусырое мясо и подвиги на поле брани. Может быть, сама ситуация с местью, о которой мы сейчас поговорим, была не настолько чудовищная, как это рассказано в летописи? Ну, а теперь, собственно, к браку Ольги и Игоря: как так получилось, что она сделалась вдовой и ей пришлось мстить?

С. Алексеев

— Согласно тем же самым летописным преданиям (другого источника у нас почти нет, кроме очень скупого упоминания о византийцах), Игорь был убит племенем древлян, с которого собрал больше дани, чем положено.

Д. Володихин

— Ну, скажем, собрал как-то уж очень много дани. Мы даже не знаем, была ли какая-то норма. Просто он ободрал семь шкур.

С. Алексеев

— Строго говоря, он вообще не должен был собирать дань с древлян, поскольку отдал эту дань на откуп одному из своих воевод. Но его дружина решила, что лучше собрать самим, Игорь пошел и собрал три раза.

Д. Володихин

— Ну, не порадовал он древлян.

С. Алексеев

— Ну, вот на третий раз его убили. Что планировали древляне после этого? Это очень важно понимать для всей последующей ситуации. Они — а это старые соперники живших в Киеве полян, которые в это время управлялись династией Рюриковичей, были им верны, Рюриковичам и, в общем, стали ядром государства... Древляне — это старые враги полян. Киев для них — это старый враг. Враг, который уже на протяжении нескольких десятилетий облагает их данью, делает с ними вот всякие непотребные вещи — то дает кому-то на откуп, то три раза дань собирает и так далее. Древляне подумали со своим князем Малом и решили так: Мал сватается к Ольге, забирает ее, соответственно, из Киева и заканчивает с родом Рюриковичей и с главенством Киева. «И Святослава, сына Ольги и Игоря возьмем и сделаем ему что захотим».

Д. Володихин

— Ну, в общем, программа, кроме детоубийства, позитивная, по большому счету, для всех, кроме знати города Киева.

С. Алексеев

— Ну, и для самой Ольги, у которой, в общем, планируют убить, продать в рабство или что-то еще сделать с ее родным сыном.

Д. Володихин

— Ну, детоубийство, так сказать, мы уже отмели.

С. Алексеев

— И забрать ее в жены какому-то лесному князю после того, как она была женой государя, ну, пусть даже... для тогдашней Руси государя, скорее, вождя, который распоряжался дружинами, контролирующими весь путь от Волхова до Черного моря.

Д. Володихин

— Добавим сюда одну мелочь, о которой забывать нельзя — «мелочь», в кавычках: может быть, она любила своего мужа?

С. Алексеев

— Вполне возможно. Мы просто ничего не знаем об этом. Но, во всяком случае, мы знаем, что она любила сына. И это было вполне естественно, поскольку, судя по всему, у Игоря и Ольги это был единственный сын.

Д. Володихин

— А других мы не знаем.

С. Алексеев

— А других мы не знаем. Ольга, вероятно, была уже в определенном возрасте к этому моменту, и то, что психологически для того, еще племенного общества, было возможно, вот новая жизнь на новом месте, «еще будут дети» и так далее, в общем...

Д. Володихин

— Она была не так юна, чтобы думать об этом?

С. Алексеев

— Да, по всей видимости, да. И Ольга защищала даже не Киев, защищала даже не интересы киевской дружинной знати. Эта сама дружинная знать должна была стать ее орудием в защите своего дома, своей семьи.

Д. Володихин

— Ну да, это могло произойти, если она покажет определенную твердость. А так бы сдать могла ее эта самая знать.

С. Алексеев

— Конечно. Собственно, значительная часть дружины полегла — самые ближние дружинники Игоря, которых он не отпустил в Киев, а с которыми он пошел собирать дань в третий раз, — они полегли с ним. В Киеве остались, видимо, какие-то вожаки, вроде часто упоминаемого Свенельда, того самого, который, собственно, должен был получить древлянскую дань сам, которые могли Ольгу поддержать, а могли и не поддержать.

Д. Володихин

— Ну вот прежде, чем мы сейчас начнем рассказывать о том кошмаре, который там происходил — более свирепом или менее свирепом, но все-таки кошмаре, — мне хотелось бы напомнить: что бы ни происходило в нашей истории, но здесь у нас сейчас — Светлое радио, радио «Вера», дорогие радиослушатели! В эфире у нас передача «Исторический час», в студии с Вами я, Дмитрий Володихин, и мы ведем беседу с доктором исторических наук Сергеем Викторовичем Алексеевым о святой Ольге, которая принимает решение не покоряться древлянам.

С. Алексеев

— Итак, в Киев прибывает древлянское посольство с радостным для себя, но, в общем-то, печальным, естественно, для киевлян сообщением о том, что «князя Вашего уже нету, а мы просим Ольгу (просим Ольгу!) за князя нашего Мала». «Князья наши хорошие, расплодили землю деревльскую». «А твой муж, — сообщают они Ольге, — был как волк, расхищал и грабил». Согласно летописи, Ольга обманула, заманила и последовательно истребила два древлянских посольства. Причем, истребила жесточайшим образом, с выдумкой.

Д. Володихин

— С затеями.

С. Алексеев

— Одних сожгла в бане, других велела нести, как бы величая их, в ладье до своего двора, а там с ладьи сбросить в яму и зарыть заживо. Так она покончила с верхушкой древлянской знати.

Д. Володихин

— Значит, «Вы ликвидировали часть дружины моего мужа — я ликвидировала часть Вашей старшины», фифти-фифти, «один — один».

С. Алексеев

— После чего со своими личными дружинниками, отроками она идет как бы замуж за Мала, устраивает тризну — языческий погребальный обряд в честь своего мужа предварительно, заманивает туда остатки древлянской знати, они напиваются, после чего Ольга приказывает своим отрокам истребить напившихся древлян и возвращается в Киев. Ну, само это троекратное истребление — оно, конечно, вызывает массу вопросов, было ли это все действительно так, могло ли быть действительно так, могли ли древляне быть настолько наивны. Но то, что Ольга каким-то образом доказала — «я тут хозяйка» — своей, в первую очередь, киевской знати, дружине, вот этой самой дружинной вольнице, хозяйничавшей от Финского залива до Черного моря, что она теперь в Киеве хозяйка, что она может, несмотря на то, что женщина, быть дружинным вождем, сможет отплатить за мужа, за унижение Киева, за унижение Руси древлянам, это она доказала. И в следующем году мы уже видим ее во главе войска с символическим вождем в виде юного сына Святослава, который выступает против древлян, наносит им поражение и берет их столицу Искоростень. И даже еще на этом не останавливается. Ну вот я рассказал уже, что сожжение Искоростеня появляется в летописном сказании очень поздно и как дополнение к нему. Скорее всего, это уже действительно такая дополнительная хитрость, придуманная фольклором, который Ольгу стремился показать именно в виде такой хитроумной жены, которая именно благодаря своему хитроумию брала верх над мужчинами, будь то древлянский князь Мал, будь то якобы византийский император Константин Багрянородный, и так далее. Ну, что-то вроде того, что «вот такой женщине не грех покоряться даже нам, великим воинам, или нам, сынам тех великих воинов», безусловно.

Д. Володихин

— Ну вот вопрос, собственно, такой простой и незамысловатый, вроде бы, но ставивший в тупик многих исследователей. Давайте немножко «поальтернативничаем». Представим себе, что она не мстит, что она принимает какое-то другое решение. Был ли у нее какой-то веер решений, веер альтернатив? Что она могла? Она могла покориться, она могла бежать, она могла просто-напросто заключить мир на том, что вот муж погиб, тем не менее, мы миримся, Вы в своей земле, я в своей, никто ни на ком не женится, я держу по-прежнему Киев, Вы сидите в своей древлянской земле. Вот возможно ли это было? Были ли какие-то другие варианты?

С. Алексеев

— Ну, если пофантазировать, можно сразу сказать, что мир был исключен. Древляне к миру не готовились. Если бы она покорилась или если бы она бежала — тут, собственно, веер вариантов только в ее личной судьбе... Если бы она покорилась, если бы она бежала, скорее всего, мы бы имели во второй половине Х века вместо Руси скопище враждующих между собой племен и бродячих дружин, вплоть до дружины Свенельда. Может быть, тому Свенельду или какому-то другому из варяжских вождей удалось бы объединить Русь заново.

Д. Володихин

— А может быть, и нет.

С. Алексеев

— Вот пришел из-за моря Рогволод, обосновался в Полоцке — может быть, он бы объединил. Может быть, кто-то из славянских местных князей сел бы удачно на торговых путях и сделал бы это. Но Русь и в безвоздушном пространстве существовала. На востоке набирали силу старые кочевнические государства. Пришли в упадок, набирали силу новые — Волжская Болгария, например. На западе шла, в общем, консолидация западнославянских племен вокруг Польши, Польского государства.

Д. Володихин

— И все это могло прийти и завоевать.

С. Алексеев

— На юго-западе Болгарское царство было в расцвете. Если бы Святослав...

Д. Володихин

— ...не ударил бы...

С. Алексеев

— ...по видимости, да, для византийцев, но, на самом деле, в своих интересах, не сокрушил бы первое Болгарское царство, то, в принципе, что препятствовало болгарским царям распространить свое влияние на север и за Дунай? В Х веке уже ничего не препятствовало.

Д. Володихин

— Ну хорошо. В принципе, если я Вас правильно понял...

С. Алексеев

— Руси бы не было.

Д. Володихин

— ...было суровое время, которое требовало суровых правителей. И, к сожалению, в общем — ничего доброго в избиении людей нет, — но, в общем, если бы не произошло этой крови, все равно иная кровь произошла бы, поскольку в это сплетение небольших княжеств, народов, племенных союзов пришел бы другой сильный враг и так или иначе все равно объединил бы его мечом и огнем.

С. Алексеев

— Конечно.

Д. Володихин

— Ну хорошо. Ну тогда попробуем поговорить об ином. В сущности, Ольга после того, как она полностью покорила своей воле волю Киева и древлян, произвела действия совершенно противоположные — не военные, не связанные с силой меча, а, скорее, их можно назвать реформами. В чем состояла их суть, и почему она вообще за это взялась? Могла ведь и дальше мечом править.

С. Алексеев

— Ну, конечно, это еще один момент, который мы знаем, в основном, из летописи. То есть, о сути Ольгиных реформ спорят много, спорят до сих пор. Но есть моменты, которые Вы уже выделили совершенно справедливо. До сих пор люди, титуловавшие себя великими князьями русскими, по большому счету, были государями, за что-то ответственными на этой территории, только для внешнего употребления, в договорах с Византией.

Д. Володихин

— То есть, большей частью — вожди, собиравшие дань?

С. Алексеев

— Вожди, собиравшие дань или, попросту, грабившие условно непокоренные или даже условно покоренные племена. К середине Х века эта система вошла в какую-то стабильность, обрела какую-то форму. Появилось вот это полюдье или кружение, когда князь объезжал подвластные ему земли ежегодно — древний славянский обычай, воспринятый Рюриковичами.

Д. Володихин

— Ну, и частью скандинавский — там была вейцла.

С. Алексеев

— Там был аналог, да. Там был аналог, он назывался «ездить по пирам», вейцла. Ну вот, соответственно, какая-то система начала появляться, но, как видно на примере Игоря, эта, в общем, система во многом все равно зиждилась на княжеском желании, а прямо говоря, на княжеском произволе. Ольга устанавливает, как говорит летопись, «уроки и погосты». Уроки — это норма сбора дани, то, чего раньше не было. Погосты — это административные пункты на местах, где может остановиться во время объезда страны князь, а может и не останавливаться — вообще не нужен больше князь для сбора дани, князь лично. На погостах существует постоянная администрация, которая собирает «повоз», как это позже называется в летописи, то есть то, что племена свозят на погосты для отправки в Киев. Иными словами, нет того, что князь может приехать куда угодно, потребовать: «Кормите меня неделю», истощить все запасы местного населения, уйти, потом вернуться и еще раз потребовать. То есть здесь опять определенное самоограничение княжеской власти в пользу подданных, в пользу правильности установленного порядка. А с другой стороны, первое в истории на этом пространстве создание постоянной местной администрации — одна из важнейших черт государства как такового, которой до тех пор на Руси, насколько мы знаем, не было.

Д. Володихин

— Вот этот момент очень важный, хотелось бы его проговорить еще и еще раз. Все, я думаю, наши радиослушатели знают, что Ольга — христианка, и то, что она святая и равноапостольная. Многие слышали о том, как она отмстила древлянам, и сейчас было сказано, что, в общем, у нее не так много было вариантов, как вести себя иначе. Но очень мало народу представляет себе, что в основе российской государственности стоит не находник-варяг Рюрик, не полководец Олег, не — назовем это «жадина» — Игорь, а стоит женщина, стоит святая Ольга, которая впервые в истории Руси предприняла реформы, сделавшие из огромного пространства государство. Во всяком случае, вставшая на путь строительства государства. Именно она, не кто-нибудь раньше нее, — именно она позаботилась об установлении справедливого и понятного подданным порядка и отрешилась от того, чтобы держать население в состоянии дисциплины с помощью только меча и удара окольчуженной рукой.

С. Алексеев

— Все так.

Д. Володихин

— Ну, что ж, я думаю, что сейчас настало время, чтобы в эфире прозвучала мелодия, посвященная святой Ольге. Это композиция из балета «Ольга», принадлежащая композитору Евгению Станковичу.

(Звучит композиция из балета «Ольга» Е. Станковича.)

Д. Володихин

— Итак, дорогие радиослушатели, Вы услышали эту замечательную мелодию, и, сколько бы ни было в Древней Руси войн, страшных столкновений, но все-таки Вы услышали и о созидательной работе киевской правительницы, и Вы услышали чудесную музыку, связанную с легендой о ней, и теперь я могу с полным на то правом и с чистой совестью объявить: это Светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час», с Вами в студии я, Дмитрий Володихин. И мы ненадолго прерываемся для того, чтобы вскоре продолжить нашу беседу в эфире.

Это Светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С Вами в студии я, Дмитрий Володихин, и мы продолжаем беседу о княгине Ольге с замечательным историком, доктором исторических наук, специалистом по истории русского Средневековья Сергеем Викторовичем Алексеевым. Итак, мой вопрос. Собственно, мы поговорили о судьбе княгини Ольги как правительницы, как политического деятеля, как строителя государства на Руси, но все-таки, я думаю, для наших слушателей важнее понимать, как получилось, что Ольга принесла на Русь христианство. Мы знаем, что и до нее в Киеве христианство было, была христианская община. Но, тем не менее, именно Ольга сделала христианство предметом внимания правителя Руси, то есть представителя и, фактически, главы военно-политической элиты Руси. Этот момент очень важен. Мы не знаем, когда именно и при каких обстоятельствах Ольгу заинтересовало христианство. Мы не знаем даже, как она познакомилась с ним. То, что рассказывается в летописях, это комбинация из исторических воспоминаний и слухов, почти анекдотов, ходивших в дружинной среде. Летописцы добросовестно зафиксировали то, что им досталось, — фактически, две противоположные версии крещения Ольги. Согласно одной, и она более соответствует древним житийным текстам, Ольга крестилась по искреннему убеждению, согласно другой — чтобы якобы отвадить от себя императора Константина Багрянородного, который, став ее крестным отцом, не мог уже претендовать на ее руку. Хотя это нелепый анекдот — Константин Багрянородный на момент приема Ольги был женат, а кроме того, был заметно ее моложе. Ну, и, скажем так, мы говорили, что Ольга уже на момент смерти Игоря была не юна, а с момента смерти Игоря и до момента ее крещения прошло изрядно времени. Она, так сказать, молодости не прибавила. Трудно себе представить, что, пребывая, ну, скажем так, в возрасте зрелости, переходящей в преклонные годы, она смогла бы пламенным образом очаровать императора в чужой стране.

С. Алексеев

— Конечно, это дружинный анекдот, родившийся в языческой среде. Язычникам дружины Святослава надо было объяснить, а с чего это такая достойная правительница вдруг крестилась. Вот так они это себе объяснили.

Д. Володихин

— Вот давайте попробуем, так сказать, этот сюжет, уже, мне кажется, зацепивший наших радиослушателей, развернуть с самого начала. Ольга на Руси изначально по своему положению — язычница.

С. Алексеев

— Конечно.

Д. Володихин

— Ну, как все, собственно, правители, которые до этого момента сидели в Киеве. И, тем не менее, в Киеве о христианстве знают. Вот, насколько я понимаю, христианство в Киев пришло еще в IX веке?

С. Алексеев

— Да, в Киеве были церкви. Дружинники были христиане, они участвовали, в частности, в присяге времен Игоря, когда заключался договор с Византией. Они клялись в своей соборной церкви святого Ильи. Примерно во времена Ольги, или чуть раньше, или чуть позже знатный киевлянин Ольма ставит церковь Святого Николы в Киеве. А сама Ольга, видимо, еще будучи язычницей, в 952 году ставит для киевских христиан церковь Святой Софии — первую деревянную.

Д. Володихин

— Ну, вот то, что есть Ольга как язычница, не является противником христианства, а, скорее, рассматривает христианство как одну из многочисленных вер города-мегаполиса Киева.

С. Алексеев

— Ну, для тогдашних времен, конечно, Киев — мегаполис, хотя сейчас мы бы его сочли, наверное, большой деревней, или даже не очень большой (тогдашний Киев, конечно). Скорее всего, было так, и Ольге христианство, вероятнее всего, первоначально было нужно, в первую очередь, для общения с Византией. Ну, как политику. Когда она отправляется в Константинополь (вероятнее всего, в 957 году), при ней состоит христианский священник Григорий, который, видимо, должен наводить мосты с влиятельным византийским духовенством, тем более, что Ольга уже покровительствует христианам, и вот Григорий может об этом рассказать.

Д. Володихин

— Зачем она вообще едет в Византию, и кто, кроме священника, с нею?

С. Алексеев

— С ней очень большое посольство по тем временам. Ольга, несомненно, хотела, чтобы ее визит был, что называется, визитом на высшем уровне, во всех смыслах. Ее сопровождает женская часть высшей киевской знати — жены всех князей Руси, жены знатнейших киевских бояр. Ее сопровождает ее племянник и некоторое количество знатных людей. Ну, естественно, в дальней дороге княгине нужна дружина.

Д. Володихин

— Дружина, свита, слуги.

С. Алексеев

— И, в частности, среди них — священник Григорий. Зачем состоялся визит Ольги, не очень понятно. Потому что византийские источники и западные источники, современные событиям, и русское предание не говорят ничего о том, зачем, собственно, Ольга отправилась в Византию. Зачем это было нужно византийцам, говорят: император Константин рассчитывал, что в результате переговоров он получит Русь как, фактически, вассальное государство, поставляющее Византии регулярно щедрые дары своих ресурсов — то, что русы продают, они будут...

Д. Володихин

— Серебро и бойцов.

С. Алексеев

— Ну, прежде всего, меха, мед, ценившийся, и многое другое — то, что русы, вообще-то, продавали обычно Византии, — что вот это все пойдет даром. И бойцов, действительно — русских дружинников высоко ценили при византийском дворе и как гвардию, и как участников военных действий. Зачем это было Константину, понятно. Зачем это было Ольге, мы не очень понимаем. Может быть, она переоценивала силы Византии и опасалась, что вот в ослабленном после древлянской смуты состоянии Русское государство может подвергнуться какой-то внешней угрозе. Более вероятно, что она хотела, чтобы Византия попридержала печенегов, которых периодически подкупала для набегов как на собственно Русь, так и на особенно русов, плавающих туда-сюда по Днепру.

Д. Володихин

— Может быть, искала выгодного брака для своего племянника — взять за него какую-нибудь принцессу императорского рода?

С. Алексеев

— Ну, в таком случае, ей объяснили, что никак нельзя.

Д. Володихин

— Ну, потом Владимир объяснит, что все-таки можно, но это будет через несколько десятилетий.

С. Алексеев

— Да. Константин Багрянородный в этом отношении был идейно твердый человек, и у него в его знаменитом трактате об управлении империей, твердо записано: «Никаким варварам, тем более, язычникам, принцесс не отдавать. Даже христианам-варварам не отдавать». Что касается других вариантов, не исключено, что Ольгой двигала известная любознательность. Это странно сейчас звучит, но это совсем не исключено.

Д. Володихин

— Ну, правитель имеет право на такие вещи.

С. Алексеев

— Она, В конце концов, не была же государственным деятелем Высокого Средневековья или, тем более, Нового времени. Она была, в общем, очень ранним государственным деятелем, по большому счету, еще живущей племенным строем страны. Ее порывы вполне могли быть более естественными, чем сейчас в наших высокоумных рассуждениях...

Д. Володихин

— «Вот Вы мне говорите — «империя, империя», а я хочу сама посмотреть, что Вы так хвалите!»

С. Алексеев

— Действительно. И не исключено, что, в том числе, общаясь к тому времени уже лет пять, а скорее, и больше с киевскими христианами (ну, пять лет, во всяком случае, общаясь тесно, после того, как церковь им подарила), Ольга заинтересовалась собственно христианской верой.

Д. Володихин

— «Вот Вы мне хвалите — «христианство, христианство», а я хочу сама посмотреть, как это...»

С. Алексеев

— Ну, вполне вероятно. Как оно в Византии. И как оно производило впечатление в Византии, мы знаем из рассказов о крещении Владимира. Конечно, для простого человека, пришедшего из страны, живущей племенным строем, великолепные храмы Константинополя, великолепие службы в Святой Софии, образы и образа христианской святости — все это производило впечатление, которое, ну, не знаю, в наши дни с чем можно сопоставить в обыденном смысле. Но что-то невероятное, что-то из другого мира, действительно.

Д. Володихин

— Лазерное шоу, может быть.

С. Алексеев

— Ну, снижая, так можно сказать, да.

Д. Володихин

— Ну, в принципе, я думаю, что и не для простого человека. Вот если говорить всерьез, даже сейчас человек, который входит в византийский храм, видит богатейшие, сверкающие золотом мозаики, слышит голоса певчих, вот эту сладость, которая льется как бы из Рая, подвергается действию блистательно рассчитанной акустики... И, плюс ко всему этому (давайте даже мысленно отрешимся от всей этой роскоши), ведь когда у человека возникает возможность быть крещеным, наверное, сам Господь Бог расчищает перед его душой путь в этом направлении и, может быть, подталкивает к этому. Поэтому человек — простой или непростой, — оказавшийся во время богослужения в храме, тем более, в Святой Софии Константинопольской, он ощущает, очевидно, необыкновенный эмоциональный подъем. Его душа прилепляется ко всему этому.

С. Алексеев

— Верно. И Ольга — мы знаем итог — принимает крещение.

Д. Володихин

— Ну, а ее, собственно, политические затеи? Скажите, чем все-таки кончилось так или иначе посольство?

С. Алексеев

— А вот политическая часть посольства кончилась ничем. Ольга вернулась в Киев, она была принята Константином на очень высоком уровне. Он признал за ней право быть, ну, пусть не равноправной, но непосредственно следующей за византийским императором по статусу государыней...

Д. Володихин

— Но она вернулась не вассалкой?

С. Алексеев

— Она вернулась не вассалкой. Когда Константин потребовал от нее выполнения неких обязательств, ему, согласно русскому летописному преданию, было отвечено: «Когда простоишь у меня на Почайне (притоке Днепра в Киеве), как я у тебя стояла в Суду (то есть в заливе в бухте Константинополя), вот тогда все это получишь». И побочной причиной этого стало то, что Ольга обратилась за епископом — известная история — к германскому королю Оттону. Но надо помнить, что тогда не было еще разделения церквей.

Д. Володихин

— То есть были Восточная и Западная церковь, но не было православия и католицизма.

С. Алексеев

— Не было православия и католицизма. Были уже соперничающие, уже периодически расходящиеся, уже имеющие богословские проблемы, о которых, естественно, Ольга ничего не могла знать, Западная и Восточная церкви. И Ольга, политически отказав Константинополю, обращается не в Рим, кстати, а к германскому королю, будущему императору Священной Римской империи (тогда еще даже не императору) Оттону, чтобы он кого-то из немецких епископов прислал. Оттон присылает епископа Адальберта, который, однако, был вообще этим назначением крайне обижен, считал, что его ссылают неизвестно куда, в варварскую страну...

Д. Володихин

— «В глушь, в Саратов!»

С. Алексеев

— ...и поэтому, столкнувшись с первыми же сложностями, сказал, что его обманули, заманили, ничего ему, никакой епархии на самом деле помогать создавать не будут, и отбыл на Родину.

Д. Володихин

— Ну что сказать — слабак!

С. Алексеев

— Позднее Владимир, согласно, опять же, летописным преданиям, ответил немецким послам, предлагавшим ему принять веру от Западной церкви, «и отцы наши не приняли этого». Вот, скорее всего, именно этот эпизод он и имел в виду.

Д. Володихин

— Ну, а вот что касается брачных планов, может быть, этих бойцов, которых Ольга могла дать империи? Насколько я помню, в начале века, еще при Олеге было заключено соглашение, что воины-русы могли по своему желанию поступать на службу к императору. При Ольге вот этот момент перехода на службу в Константинополь — он получил продолжение или нет?

С. Алексеев

— Ну, во-первых, при Игоре было заключено соглашение, по которому Русь даже обязана была в некоторых ситуациях предоставлять военную помощь Византии. При Ольге те, кто хотел, на службу в империю продолжали отправляться и участвовали в византийских войнах. Византия с радостью их встречала. Какой-то организованной военной помощи Византии Ольга оказывать не стала.

Д. Володихин

— Понятно. Иными словами, вот, собственно, факт крещения святой равноапостольной Ольги, по большому счету, очищен от каких-то  сложных политических обстоятельств, от интриг, от расчетов. И если изначально смысл посольства мог быть чисто политическим, то по ходу того, как Ольга попала в Константинополь, была принята императором, получила опыт общения с Византией, политическое отошло в сторону, а религиозное оказалось на первом плане?

С. Алексеев

— Судя по всему, было именно так.

Д. Володихин

— Ну, а сами византийцы как воспринимали это ее путешествие? Сохранилось ведь, насколько я понимаю, относительно подробное повествование.

С. Алексеев

— Константин Багрянородный повествует о приеме Ольги в своем посвященном императорскому протоколу сочинении о церемониях и описывает исключительно протокольную сторону: как встречал, первая встреча, вторая встреча, как вырос статус Ольги между этими двумя встречами, состав посольства, кому сколько даров дали и так далее.

Д. Володихин

— Приняли почетно, но ничего не получили, в итоге.

С. Алексеев

— Ну, надо отметить, что все-таки сочинение имеет конкретную ориентацию. Константин описывает протокол. Более важно то, что и западные источники — ну, собственно, восходящие к рассказу Адальберта, как о единственном результате посольства говорят о крещении Ольги, и, с другой стороны, позднейшие византийские хронисты с XI века как о результате этого посольства говорят только о крещении Ольги.

Д. Володихин

— Это Светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час», с Вами я, Дмитрий Володихин. Мы беседуем о деяниях святой Ольги. И самое прекрасное ее деяние мы только что обсудили. Я думаю, будет правильным, если сейчас в эфире прозвучит еще один фрагмент из балета «Ольга» работы композитора Евгения Станковича.

(Звучит фрагмент из балета «Ольга» Е. Станковича.)

Д. Володихин

— Теперь стоит, на мой взгляд, обсудить Ольгу после того, как она вернулась в Киев. Ведь дело было не только в том, что она дала достаточно взвешенный и разумный ответ императору: никакой политической зависимости не будет. Для нас, наверное, важнее другое — то, что она, как христианка, сделала определенные шаги, чтобы насадить христианство и в своей стране, сделать малую киевскую общину большой. Вот что в этом смысле мы знаем твердо, а что предполагаем?

С. Алексеев

— Твердо мы знаем очень мало. Дружинное предание после крещения Ольга теряет к ней интерес. И героем становится ее сын Святослав...

Д. Володихин

— Ну, вот он-то и был, скажем, таким «вождем битв»!

С. Алексеев

— Да. Который на просьбу матери креститься ответил: «Дружина смеяться начнет». Дружина не примет князя-христианина. Хотя христиане в Киеве-то уже были, в том числе, и в дружине, но большинство дружинников все-таки были не христианами и видели христианство, во-первых, как религию периодических врагов, во-вторых, как религию излишне миролюбивую, религию каких-то слабых, изнеженных народов, которая помешает одерживать ратные победы. У восточных авторов упоминается, что в Киеве многие дружинники считали именно так.

Д. Володихин

— Ну да, «вот там большая христианская империя, которая нанимает нас, потому что сами сражаться разучились — как бы не из-за веры».

С. Алексеев

— И миролюбие Ольги, скорее, подкрепляло эту уверенность. А Ольга, несомненно, была миролюбивой — больших войн после победы над первым врагом не вела.

Д. Володихин

— Ну, во всяком случае, мы об этом ничего не знаем.

С. Алексеев

— Естественно, в такой ситуации возможности Ольги были ограничены. И мы ничего не знаем еще и потому, что у нее было мало возможностей сделать решительные шаги. С епископом, как я уже сказал, не сложилось. Из Константинополя просить теперь было невозможно, западный епископ не справился, не захотел справиться, ушел. Ольга поддерживала, конечно, церковную жизнь, имела священника при дворе. Согласно упоминанию в своем старейшем житии, она разрушила требище, то есть старое капище на княжеском дворе, и вот те три христианские церкви, которые нам известны к этому времени, они в Киеве так и продолжали стоять, пока не были перестроены, видимо, уже после времен Владимира. Но мы достоверно знаем о перестройке в большой каменный собор Софийского собора уже при Ярославе Мудром, в XI веке.

Д. Володихин

— Ну, а вот многие пишут о том, что у нее была некая домовая церковь на дворе.

С. Алексеев

— Домовая церковь, вероятно, была, или, во всяком случае, она держала при себе священника. Когда Святослав вошел в силу, священника уже было не очень удобно приглашать открыто — видимо, было очень много враждебных глаз на дворе, среди дружинников, в среде даже княжеской челяди. Были люди, которых не стоило раздражать. Во всяком случае, из летописного предания, которое здесь восходит к памяти Киевской христианской общины, известно, что Ольга в последние годы жизни священника держала в тайне.

Д. Володихин

— Ну, понятно. В общем, существовало определенное борение прохристианских и проязыческих настроений, и пока проязыческие были настроениями большинства.

С. Алексеев

— Да, скорее всего, прямого гонения не было, но враждебность была, и гонение могло начаться, особенно после того, как Святослав рассорился с Византией и начал войну за территорию Болгарии с Византийской империей.

Д. Володихин

— Ну, многие легенды связывают Ольгу также с Псковской землей. Летопись выводит ее оттуда, то есть говорит, что она была оттуда родом. На этот счет есть разные версии. Но, во всяком случае, эта связь между Псковской землей и Ольгой породила впоследствии большое количество сказаний о том, что она там миссионерствовала. Насколько мы находим подтверждение в источниках об этом?

С. Алексеев

— В древних источниках об этом ничего нет. Сведения о деятельности Ольги, подробные сведения о деятельности Ольги на Родине начинают нарастать где-то с XVI века, когда создается ее подробное житие, и источник их — местные предания. Насколько эти предания отражают действительность былых веков, мы просто не знаем.

Д. Володихин

— Ну, понятно. В общем, в этом смысле, скорее, больше вопросов, чем ответов?

С. Алексеев

— Да.

Д. Володихин

— Даже сплошные вопросы.

С. Алексеев

— Да. И связано это, конечно, с тем, что древнерусское общество времен Ольги было еще обществом языческим. И запоминать ее труды по христианскому просвещению было некому, кроме немногочисленных киевских христиан.

Д. Володихин

— Когда она скончалась и каким образом, святая Ольга?

С. Алексеев

— В 969 году Киев пережил в начале года печенежскую осаду. Святослав в это время воевал в Болгарии еще с болгарами, а не с византийцами, не с «ромеями». Еле удалось вытащить князя из Болгарии, с тем чтобы он спас свою столицу.

Д. Володихин

— Ну, скучно ему было защищать что-то там, обороняться. Он был весь в походах, в сражениях вдалеке от своей столицы.

С. Алексеев

— Ну, ему и было прямо заявлено теми, кто оставался в Киеве, что «ты свою землю забросил, а чужой ищешь». Спасши Киев и договорившись с печенегами о будущей общей войне с Византией, Святослав сказал, что снова уходит из города. Хочет он жить в Преславе в Дунае, то есть в Дунайских Болгарских землях — «там середина земли его». А, собственно, как «землю свою» он уже видел все вокруг, вплоть до Средиземного моря.

Д. Володихин

— Ну да, от Средиземноморья до Волги.

С. Алексеев

— Ольга уже болела и попросила сына остаться хотя бы до своей кончины. В июле 969 года она умерла, киевские христиане похоронили ее по христианскому обряду, зафиксировали дату ее смерти по византийскому летоисчислению, благодаря чему она до нас и дошла, и мы знаем точно дату упокоения княгини Ольги. Киевские христиане похоронили ее по православному обряду, и после этого созданная ею община продолжала существовать. Другое дело, что на какое-то время она оказалась в неизбежной оппозиции княжескому двору.

Д. Володихин

— Почему я заострил внимание на последних ее днях? На мой взгляд, очень важное дело, что Святослав, как Вы совершенно справедливо сказали, искал себе добычу и славу где-то там далеко, а вот его семья оставалась на Руси. И, по всей видимости, воспитанием его детей, своих, стало быть, внуков занималась Ольга, и, таким образом, в сферу ее воспитательных усилий попадает Владимир, который, в конце концов, произведет большое Крещении Руси. До какой степени мы можем говорить вот об этом чрезвычайно важном моменте — моменте влияния духовного авторитета Ольги, влияния ее воспитательных усилий на подрастающего Владимира?

С. Алексеев

— Естественно, что авторы ранних житий стремились эту связь подчеркнуть. Именно в силу этого мы не можем ответить точно на вопрос, насколько велико было это влияние. Понятно, что напрашивался вывод о таком влиянии. Но то, что мы знаем достоверно, это то, что Владимир действительно находился в Киеве при Ольге, и, надо полагать, воспитанием своих внуков она действительно занималась. Мы можем думать, имеем основания думать, что и старший сводный брат Владимира Ярополк знал о христианстве, в какой-то степени интересовался им, хотя не настолько, как, в итоге, брат.

Д. Володихин

— Ну, мы не знаем, был он крещен или нет, Ярополк.

С. Алексеев

— Крещен он точно не был.

Д. Володихин

— Не был.

С. Алексеев

— Что касается Владимира, то и он о христианстве, скорее всего, впервые узнал в доме Ольги.

Д. Володихин

— И, так сказать, в душу было заброшено доброе семя.

С. Алексеев

— Конечно.

Д. Володихин

— Ну, а вот, так сказать, завершая разговор о княгине Ольге — у нас осталась всего пара минут, — когда пришла канонизация святой Ольги? Ведь это произошло далеко не сразу.

С. Алексеев

— А это один их тех вопросов, на которые четкого ответа нет. Вы говорите, далеко не сразу, а между тем, первое житие, скорее всего, относится к началу XI века.

Д. Володихин

— Ну, она умерла-то в 969 году.

С. Алексеев

— Ну, на Руси не было Церкви, которая могла канонизировать Ольгу в первое десятилетие после ее кончины. В первых десятилетиях XI века перенесенный в десятинную церковь, построенную Владимиром, гроб святой Ольги уже почитался как чудотворный. К Ольге обращались, к Ольге припадали. Было поверье, закрепленное ее первым житием, что для тех, кто приступает с верой, в саркофаге Ольги открывается оконце, и видят ее нетленные мощи. В принципе, есть все основания считать, что уже в XII-XIII веках Ольга признавалась почитаемой святой повсеместно. Уже было создано ее проложное житие. Вместе с тем, формальный акт канонизации нам неизвестен.

Д. Володихин

— Мы не знаем, когда это произошло. Точная дата, так сказать, до нас не дошла.

С. Алексеев

— Как и со многими другими первыми русскими святыми. Почитание святых равноапостольных князей и вообще почитание святых князей зарождалось в самом княжеском доме. А уж насколько его принимали, когда его принимали греки-митрополиты, это во многом зависело от личных качеств, от личного благочестия, от наклонностей и доверия к русскому православию каждого конкретного митрополита.

Д. Володихин

— Ну что ж, сейчас я от Вашего имени, дорогие радиослушатели, благодарю нашего драгоценного гостя. Напоминаю, что это был Сергей Викторович Алексеев, доктор исторических наук, блистательный специалист по истории ранней Руси. Спасибо большое!

С. Алексеев

— Спасибо Вам!

Д. Володихин

— И теперь сказать несколько последних слов... Так или иначе, святая Ольга — это личность в истории Руси, безусловно, позитивная. Это человек, который принес мощную волну духовного просвещения на Русь, это человек, который повлиял на своего внука — крестителя Руси, и это чрезвычайно масштабный государственный деятель. Поэтому память о святой Ольге для русского народа дорога и священна. А теперь благодарю Вас за внимание. До свидания!


Все выпуски программы Исторический час

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем