«Как Церковь поддерживает заключенных?» Священник Кирилл Марковский - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Как Церковь поддерживает заключенных?» Священник Кирилл Марковский

* Поделиться

У нас в гостях был исполняющий обязанности куратора тюремных храмов города Москвы, помощник начальника УФСИН России по городу Москве по организации работы с верующими заключенными священник Кирилл Марковский.

Разговор шел о том, как Церковь поддерживает находящихся в местах лишения свободы, каким образом осуществляется духовное окормление заключенных, и в чем особенность тюремного служения священников.

Ведущий: Алексей Пичугин

А. Пичугин

— Дорогие слушатели, здравствуйте! «Светлый вечер» на Светлом радио. Меня зовут Алексей Пичугин, и вместе со мной здесь, в этой студии, сегодня священник Кирилл Марковский, исполняющий обязанности куратора тюремных храмов Москвы и помощник начальника УФСИН России по Москве, по организации работы с верующими. Здравствуйте.

Протоиерей К. Марковский

— Здравствуйте.

А. Пичугин

— Мы... У нас несколько тем сегодня, но наш разговор приурочен ко Дню милосердия, который, по традиции, отмечается 19 декабря, в День памяти Святителя Николая. Понятно, что это такое достаточно многогранное событие, которое... Ну, День милосердия — знаете, мы можем говорить тут про огромное количество вещей, связанных с благотворительностью, милосердием, но важно, конечно, поговорить и о милосердии с точки зрения тюремного служения, поскольку ну вот где еще, как не в тюрьме, в полной мере может раскрываться тема милосердия? Отец Кирилл, расскажите, пожалуйста, о том, как в российских тюрьмах будет проходить День милосердия, как вы к этому готовитесь, что будет — вот подробнее?

Протоиерей К. Марковский

— Да, действительно, я хотел бы обратить внимание на само название, и вы правильно обратили тоже внимание — на День милосердия и сострадания ко всем, во узах темничных пребывающим. То есть, милосердие и сострадание — это, наверное, является основным содержанием служения тюремного. Потому что и тюремные священники, и миряне, которые тоже задействованы в миссии тюремного служения, это как раз те люди, может быть, единственные люди, которые общаются непосредственно с осужденными, которые, собственно говоря, в человеке, совершившем преступление, видят, ну, в первую очередь, страдающего человека. То есть, несмотря на то, что человек, может быть, совершил какие-то серьезные преступления, мы его не осуждаем за это преступление, мы видим в нем, прежде всего, человека, который находится в очень непростых жизненных обстоятельствах, который нуждается в каком-то нашем внимании, который может... которые могут попытаться его понять, выслушать. Это очень важно, потому что все-таки откуда в душе у человека, скажем, который совершил какое-то зло, могут появиться начатки добра или даже, может быть, начатки любви, если к нему никогда, скажем, никто не был добр по-настоящему? Если его никто по-настоящему никогда не любил? И в этом плане любовь — это, наверное, такое очень мощное средство, может быть даже, самое мощное, самое последнее средство какого-то воздействия на человека — может быть, озлобленного, которого все вокруг осуждают, и он это понимает, который ограничен в своих правах и которому действительно непросто...

А. Пичугин

— А можно сразу вопрос уточняющий? Вот мы знаем примеры людей, которые в детстве были, наоборот, как про них говорят, «залюблены», даже избалованны, и вот на фоне этого они вырастают в людей, которые потом попадают в места заключения. Мне всегда было интересно... Я абсолютно согласен с вашим посылом, и я тоже много об этом думал и тоже себе вот как-то объяснял, что для многих людей, которые совершают преступления, корень этого изначально кроется в нелюбви, в том, что их не любили, их не принимали. Но мы же знаем случаи, когда все бывает наоборот. Тут, наверное, много тоже может быть разных вариантов — как и вот эта залюбленность, проявления как раз нелюбви настоящей, а попытки откупиться... Как психологи могут многое сказать про созависимость и так далее, и так далее, и так далее, но человек был обласкан, родители в нем души не чаяли, и, вроде бы, были друзья и сверстники, с которыми были хорошие отношения — все, вроде бы, благополучно, но в какой-то момент происходит срыв, надрыв, слом.

Протоиерей К. Марковский

— Ну, я допускаю, что, может быть, есть такие люди, но вот подавляющее большинство все-таки людей, которые совершают преступления, которые, скажем, криминально ориентированы, которые сознательно вот совершили какое-то зло — все-таки это люди, которые, ну, не знали любви, которых... Или они были, скажем... неполные семьи, маме было просто не до них, что называется, улица «воспитала», в свое время они встретили таких же, соответственно, товарищей, а может быть даже, и постарше и были втянуты в какие-то организованные, скажем, группировки какие-то и так далее. Все-таки ну подавляющее большинство случаев — это такой вот дефицит любви.

А. Пичугин

— А как мы можем объяснить с точки зрения христианства, нашей веры то, что вот один человек, предположим, где-то в 90-е годы на волне вот этого всеобщего распада пошел на какие-то преступные деяния — уж не знаю, что он там совершил, но, предположим, воровал, грабил, попал в тюрьму надолго, и вот у него вся жизнь уже пошла новая, отсчитывается от тюрьмы, и он от отсидки до отсидки, там, выходит ненадолго на волю, а другой человек, его сосед, например, в тех же самых условиях тоже очень неважно себя чувствовал — пил, гулял, бил детей, жену, но при этом он прожил свою жизнь, там, отпущенную ему, или продолжает жить не очень хорошо, но на свободе. И вот что так плохо, что так плохо. Но вот как мы можем такие прецеденты с точки зрения христианства объяснить?

Протоиерей К. Марковский

— Судьбы человеческие очень сложно объяснить. Если мы, как с вами христиане, знаем о том, что Бог есть любовь, что Он любит каждого человека, что Он любит каждого человека одинаково и что Он, соответственно, наблюдает внимательно за жизнью каждого человека и ведет его каким-то Своим путем, конечно, через определенные испытания, то, наверное, здесь это следует отнести к тайнам какого-то Божественного промысла. Потому что Бог ставит человека, как правило, всегда в такие условия, чтобы человек сделал в них ну какой-то правильный выбор. И, наверное, эти условия могут быть...

А. Пичугин

— А дальше — вопрос его выбора?

Протоиерей К. Марковский

— Да, да. И эти условия — они могут быть разные, безусловно. Но вот, может быть, мы еще вернемся, действительно, к этой теме?..

А. Пичугин

— Да, давайте мы ко Дню милосердия все-таки перейдем, к основной теме.

Протоиерей К. Марковский

— Да.

А. Пичугин

— Как вы к нему готовитесь и что будет у заключенных 19 декабря?

Протоиерей К. Марковский

— Да. Ну, вы знаете, все-таки последнюю я как-то свою мысль докончу. Есть такие замечательные слова владыки Антония Сурожского, что невозможно прийти к Богу вот так вот глубоко и искренне, если не встретить в своей жизни человека, в глазах которого сияет свет Вечной жизни. Вот я думаю, что вот такими людьми и должны быть и тюремные священники, и волонтеры, в глазах которых сияла бы вот такая — ну, может быть, это очень высоко звучит, — но все-таки вот какая-то искренняя христианская любовь, которая могла бы зажечь что-то в душе вот тех людей, которые, как мы с вами говорили, ну, мало в жизни любви, скажем, видели.

А День милосердия, вот эта акция — она, вообще говоря, проходит в городе Москве с 2004 года, то есть, еще по благословению Святейшего Патриарха Алексия. Впервые, правда, это был праздник Покрова Божьей Матери. То есть, до 2014 года эта акция проходила в праздник Покрова. Ну, такой традиционный день еще до революции, День милосердия к лицам, которые пребывают с заключении. А с 2014 года эта акция у нас проходит в праздник Святителя Николая, который, как мы знаем, тоже является заступником, и человеком, который сам потерпел темничное заключение, хотя, конечно, это было заключение за веру во Христа, Который известен своим милосердием. Ведущий: этот день во всех храмах будет оглашено обращение Святейшего Патриарха Кирилла по случаю этого дня, будет совершен особый молебен о заключенных, и во всех храмах города Москвы будет сбор средств на миссию тюремного служения. То есть, как, в общем-то, эти средства расходуются? Три раза в год, в праздник Рождества Христова, Пасха-Престол и Покров Божьей Матери, мы поздравляем всех подозреваемых, обвиняемых, осужденных, которые пребывают в наших учреждениях в городе Москве. Ну это в настоящее время сейчас почти 11 тысяч. И, соответственно, на Рождество Христово мы закупаем такие подарочки, как носочки каждому абсолютно (все-таки это то, что нужно там человеку), тетрадки, ручки, шоколадку, иконку. Ну, а лицам, которые исповедуют ислам, иконочки мы не предлагаем. А так, в целом, всем, кто находится в заключении...

А. Пичугин

— Ну, наверное, те, кто исповедует ислам, я думаю, что у них есть тоже ответственные за работу с ними...

Протоиерей К. Марковский

— Ну вот такая акция полномасштабная...

А. Пичугин

— Понятно, что она будет, да, проходить вряд ли на День памяти Святителя Николая, но, в принципе, эти люди тоже не обделены... работа с ними ведется.

Протоиерей К. Марковский

— Ну, скажем, Православная церковь здесь, конечно, резко выделяется в плане работы, да...

А. Пичугин

— Ну это понятно, да.

Протоиерей К. Марковский

— Вот, например, на праздник Покрова Божьей Матери мы всем осужденным раздали — подозреваемым, обвиняемым, осужденным — раздали зимние шапочки. То есть, мы закупили 11 тысяч шапочек. Из них было 10 тысяч черных — для мужчин и тысяча сереньких — для женщин.

А. Пичугин

— А почему именно такая цветовая гамма?

Протоиерей К. Марковский

— Ну, решили, что уж женщинам надо что-нибудь другое.

А. Пичугин

— А беленькие, например?

Протоиерей К. Марковский

— Беленькие в тюрьме не очень практично... (Смеется.)

А. Пичугин

— Чтобы они на прогулку ходили?

Протоиерей К. Марковский

— Да, да. Потому что, вы знаете, ведь нередко такая ситуация, когда человек, скажем, взят под стражу летом, в футболке или в шортиках, и получается так, что у него нету особо ни родных, ни близких, и никто, в общем-то, не собирается ему помогать. А если особенно лица... скажем, иностранные граждане, то там вообще у них связей может не быть со своими родными, и в результате они не даже не могут на прогулку выйти. И начальники учреждений — они, в общем-то, пытаются где можно только каким-то образом одеть подследственных, потому что им холодно, и в камере. И вот в данном случае, в общем-то, это была огромная радость и для руководства учреждений, и для подследственных, что мы всех вот, можно сказать так, к зиме немножечко, немножечко подготовили.

Ну, в праздник Пасхи это будут, соответственно, куличи традиционные тоже. Ну, и вот, как праздник Рождества Христова, как я уже сказал, это вот закуплены носочки, тетрадки, ручки — то есть, все то, что, в общем-то, может быть, и мелочи, но очень важно, бывают и таким знаком внимания.

Мы дарим подарки всем. То есть, как правило, в этой акции, когда мы поздравляем подследственных и осужденных, участвуют священники и волонтеры. И, конечно, мы никого не обделяем — то есть, и лиц иного вероисповедания мы тоже поздравляем, и, разумеется, поздравляем тоже своих братьев, братьев во Христе.

Таким образом, вот уже с 2014 года в этот день у нас будет проведено вот такое вот мероприятие.

Надо сказать, что сейчас и в других регионах тоже подобная акция стала проводиться. То есть, если раньше она была только в первопрестольном граде, то сейчас еще и, по меньшей мере, в девяти епархиях тоже в этот праздник будет сбор средств.

А. Пичугин

— Друзья, мы напомним, что в гостях у Светлого радио сегодня священник Кирилл Марковский, исполняющий обязанности куратора тюремных храмов Москвы и помощник начальника УФСИН России по Москве, по организации работы с верующими. Мы выходим в эфир в преддверии Дня памяти Святителя Николая, в который также проводится акция «День милосердия». И вот вы говорите, что раньше она проходила только в Москве, сейчас она проходит в разных регионах России силами местных епархий. А сразу такой вопрос: а почему ее нельзя сделать, ну... не хочется говорить слово, но уже сам скажу, «обязательной» для всех регионов, ну, усилиями действительно всех епархий, которые есть в России, чтобы все заключенные, которые есть у нас в стране, в этот день были бы одарены чем-нибудь?

Протоиерей К. Марковский

— Ну, трудно сказать. Вы знаете, у каждой епархии ведь правящий архиерей — он сам принимает решение на этот счет.

А. Пичугин

— Ну вот, скажем, сверху, там, решением... Я понимаю, что, там, мы с вами никак на решение Синода не можем повлиять, но вот Синод принимает решение, что в Днеь милосердия 19 декабря во всех епархиях Русской Православной церкви должна проводиться какая-то работа с заключенными, и они должны получить подарки, ну, и почувствовать такую... почувствовать, что они нужны.

Протоиерей К. Марковский

— Ну, это было бы замечательно, что же здесь можно только сказать. Учитывая, что средства ведь, собранные в этот день, они идут не только на подарки заключенным, но они идут вообще на развитие миссии тюремного служения — например, на какие-то, скажем, реставрационные работы, касающиеся тюремных храмов, потому что все-таки храмы действуют, храмы функционируют, они нуждаются в какой-то поддержке, они нуждаются в обновлении икон, например, приобретении какой-то утвари, и, в общем-то, некоторая часть средств — она, в том числе, идет и на это.

А. Пичугин

— Кстати, я не знаю совершенно, как обстоит ситуация с тюремными храмами в российских колониях, везде ли они есть, или это все-таки частный случай.

Протоиерей К. Марковский

— Сейчас, практически, везде есть тюремные храмы. То есть, сложно найти где-то регион, где бы не было хотя бы домового храма. То есть, в целом, в каждой колонии у нас есть храм, или отдельно стоящий, или домовый, где, ну, в общем-то. совершается литургия, где есть община верующих осужденных. Конечно, эта община, как правило, бывает небольшой — то есть, это, в среднем, шесть процентов. То есть, что такое община? То есть, это когда часть осужденных — они регулярно участвуют, скажем, в богослужениях, которые совершаются, они читают утренние и вечерние молитвы в этом храме самостоятельно...

А. Пичугин

— Они могут туда пойти, у них есть на это разрешение?

Протоиерей К. Марковский

— Да, совершенно верно.

А. Пичугин

— А люди ведь в места заключения попадают, в том числе, воцерковленные люди, так случается, и понятно, что они сразу... им никто не вправе отказать в том, что они включаются в жизнь этой общины, в посещении храма отказать нельзя. Потому что я знаю — откуда, не помню, — что руководство некоторых колоний в виде наказания за те или иные провинности лишает осужденных или подозреваемых возможности посещать храм.

Протоиерей К. Марковский

— Ну, если такое имеет место, то это, скажем, незаконно. То есть, есть...

А. Пичугин

— Да, но ведь пока поступит жалоба, пока ее рассмотрят, если ее рассмотрят... Ну, вернее, должны рассмотреть... Будет ли какая-то реакция... Но человек вот не может ходить в храм. А для него это, ну, можно сказать, одна из немногих отдушин.

Протоиерей К. Марковский

— Ну, вы знаете, есть причина, может быть, реальная, по которой не всегда получается у осужденного попасть в храм, — это его загруженность на работе. То есть, ему самому, например, неудобно, что вот его, так сказать, друзья-товарищи будут разгружать там огромную фуру с картошкой, а он в это время пойдет молиться. Вот такие случаи бывают, и нередко. То есть, сами осужденные — неудобно, скажем, вот так вот отдаляться, идти, вроде как, молиться. Ну, а в среднем, вообще, обычно все-таки и руководство учреждений сейчас... все они понимают, что, значит, участие в какой-то духовной жизни, в жизни общины — это такое мощное средство исправления, на самом деле, и порядка в том же самом учреждении, и осужденные, которые являются действительно верующими, ну, они чрезвычайно редко являются нарушителями режима отбывания наказания, вступают в конфликт с администрацией. То есть, это в интересах как раз администрации — поощрять подобные стремления осужденных.

А. Пичугин

— Есть ли такая практика, что... Ну понятно, что у нас заключенные, осужденные работают. И есть ли такая практика, что работой кого-то является работа в храме?

Протоиерей К. Марковский

— Да, такая есть практика. Но, как правило, это один осужденный, он, значит... областью его работы является храм, где он, соответственно, следит за чистотой, за порядком (это, как правило, староста общины может быть), где он... Да, и даже в московских учреждениях тоже есть, в некоторых, такие осужденные, которые вот следят за храмом, за территорией вокруг храма, за порядком, за чистотой. Тем более, что служба у нас в некоторых учреждениях совершается достаточно часто — три, даже четыре раза в неделю, то, конечно, там, в общем-то, нужно все время поддерживать порядок в храме.

А. Пичугин

— Мы, наверное, про это уже неоднократно говорили — и с вами, и с другими нашими гостями, священниками, связанными с тюремным служением, но все равно очень важно вот сейчас про это поговорить еще раз и проговорить — как священники попадают служить в места заключения, в тюрьмы. Потому что это же... Сейчас у нас нет института тюремных капелланов. Мы много говорим про военных священников, капелланов. Вот тюремные капелланы... Капеллан даже для многих — это равно «военный священник», хотя на самом деле смысл этого слова совершенно в другом, и капелланы могут быть и тюремными священниками, и больничными священниками, и тоже будут называться капелланами. Но вот именно как у нас сейчас организовано служение священников в колониях, изоляторах?

Протоиерей К. Марковский

— Ну вот все-таки какой-никакой институт капелланов у нас все-таки начал возрождаться — по крайней мере, в виде...

А. Пичугин

— Он был до революции разве?

Протоиерей К. Марковский

— Нет, его не было до...

А. Пичугин

— «Возрождаться», вы говорите.

Протоиерей К. Марковский

— Да, он был до революции.

А. Пичугин

— А, вот я говорю — до революции разве он был, тюремных священников, да?

Протоиерей К. Марковский

— Да, да-да-да, был, конечно, был. Дело в том, что до революции священники — они входили в штат учреждения, относительно них были положения определенные, то есть, они не должны были вмешиваться в управление, скажем, тюрьмой (система, в основном, была тюремная), но, тем не менее, они должны заботиться от духовном состоянии всех тех, кто там находится. То есть, они были официально в штате, и даже более того: священник получал зарплату, равную зарплате начальника тюрьмы, представляете? То есть...

А. Пичугин

— А там все-таки были «Табели о рангах». Теперь-то у нас их нет давно.

Протоиерей К. Марковский

— (Смеется.) Да. Да, действительно.

А. Пичугин

— А так бы вы были полковником.

Протоиерей К. Марковский

— Да, наверное, был бы полковником. Но, тем не менее, вот все-таки священник в тюрьме — это было естественное, абсолютно естественное явление. Даже было сложно себе представить исправительную систему без присутствия там священнослужителей, без их работы, которую они проводили и проводят. Но вот если мы говорим все-таки о некотором возрождении, то действительно можно сказать, что институт капелланов, по крайней мере, в виде помощников начальников территориальных органов ФСИН России по работе с верующими, он, в общем-то, уже существует и действует с 2016 года. То есть, первые священнослужители были назначены на эту должность, на которой вот я и сам сейчас состою (с 2017 года я состою в этой должности)... были назначены в 2016 году.

А. Пичугин

— Но вы, помимо этого, все равно еще совершаете служение в приходском храме?

Протоиерей К. Марковский

— Да, это было как бы таким вот главным условием.

А. Пичугин

— Так вот, как раз вот здесь-то и важно, мне кажется, что тюремный священник... Хотя, с другой стороны — мы, мне кажется, с вами об этом говорили, что даже с точки зрения психологической нагрузки...

Протоиерей К. Марковский

— Да...

А. Пичугин

— ...на тюремного священника, если он все время находится с заключенными... Понятно, что у нас есть работники ФСИН, которые круглосуточно практически с ними работают, но все-таки священник занимается другими вещами, и я знаю примеры, у меня есть знакомый священник из довольно далекой епархии, который постоянно одно время работал с заключенными, и у него на этой почве произошли какие-то изменения характера, психики. Ты с ним общаешься — ты прямо чувствуешь, что человек оттуда.

Протоиерей К. Марковский

— (Смеется.) Да. Ну вот если говорить все-таки об институте помощников начальников территориальных органов по работе с верующими, то моя функция — она, в общем, больше организационная. То есть, я нахожусь в управлении, я организую все взаимодействие религиозных организаций с нашим управлением. Но, конечно, безусловно, дальнейшим развитием, скажем, нашего тюремного служения было бы введение еще одной должности. Пока, может быть, это в качестве пилотного проекта — это должности помощника начальника следственного изолятора по организации работы с верующими. То есть, священник, который будет состоять на указанной должности, значит, он будет, с одной стороны, должностным лицом, с другой стороны, его сферой деятельности будет уже конкретный следственный изолятор.

А. Пичугин

— А в чем разница? Я понимаю, в чем разница, но, мне кажется, не все слушатели представляют... Понятно, что есть следственный изолятор, есть колония, но если священник занимается тюремным служением, я так понимаю, что он может и туда, и туда ходить.

Протоиерей К. Марковский

— Да. Но дело в том, что в следственном изоляторе в настоящее время введение этой должности — оно, конечно, гораздо более актуально, чем в колонии. Все-таки в колонии статус осужденного — он все-таки иной, чем у подследственного. То есть, осужденные — это, в общем-то. люди, которые уже получили срок, с которыми священник может общаться согласно Уголовно-исполнительному кодексу, ну, фактически, без ограничений каких-либо...

А. Пичугин

— Ну, плюс ко всему, колония — это такой, грубо говоря, поселок за колючей проволокой...

Протоиерей К. Марковский

— ...поселок...

А. Пичугин

— ...где, конечно, есть много ограничений на передвижение, но внутри этого поселка — это не колония поселения, это просто колония исправительная — люди ходят достаточно свободно. Они могут пойти по своим делам... Ну как — по своим делам? Они зарабатывают какие-то деньги, они могут сходить в магазин, который там находится, что-то купить. Могут пойти в храм, когда есть служба. Когда нет службы, храм часто тоже открыт. Ну, то есть, это вот очень сильно закрытый, закрытый поселок.

Протоиерей К. Марковский

— Да. Ну, и, по крайней мере, священнику в колонии работать легче — в каком плане? Он приходит в храм, например, в определенное время — и к нему приходят все те осужденные, которые хотят с ним пообщаться. Они приходят на службу, они приходят на беседу, в крайнем случае, администрация может собрать всех осужденных, например, чтобы провести какое-то мероприятие с ними духовно-просветительского характера. Что касается следственного изолятора, то там (и мы тоже с вами не раз об этом говорили) законодательство очень существенно ограничивает деятельность священника. То есть, вообще, если мы говорим строго о букве закона, то священник попадает в категорию «иных лиц» в отношении подследственного. То есть, священник приравнивается к гражданской жене, к другу, к любому иному лицу, встреча с которым возможна только по разрешению следователя и как свидание.

А. Пичугин

— Вот! Опять же важно проговорить то, о чем многие не знают, — как такие свидания разрешены в колонии, когда человек уже получил свой срок и находится в колонии?

Протоиерей К. Марковский

— Ну, на свидании...

А. Пичугин

— Ну, тут мы даже не про священника говорим, а вот с родственниками?

Протоиерей К. Марковский

— Да, свидание, в зависимости от того, какой режим отбывания наказания, такое и количество свиданий.

А. Пичугин

— То есть, общий, например?

Протоиерей К. Марковский

— Да, то есть, общий... Ну, у них есть определенное количество длительных свиданий в году и краткосрочных свиданий. То есть, длительное свидание — к нему может приехать родственник, жена... По идее, даже с иным лицом могут предоставлены быть свидания — даже просто с какой-нибудь... с другом, например. Но на практике начальники учреждений чрезвычайно редко дают разрешения на свидания с какими-то лицами не родными и близкими. А так вот три дня человек может жить в специально отведенном помещении вместе с родным человеком, соответственно, с ним общаться, вкушать ту пищу, которую он принесет. То есть, это такие три дня вольной жизни, можно сказать. Причем, самое интересное — что такая возможность есть даже о осужденных к пожизненному лишению свободы, представляете? То есть, человек может на три дня посидеть, например, на мягкой кровати.

А. Пичугин

— Это раз в год?

Протоиерей К. Марковский

— Два раза в год...

А. Пичугин

— Два раза.

Протоиерей К. Марковский

— ...если у него, например, общие условия, а так — один раз в год, если строгие условия. На мягкой кровати, на мягком табурете. То есть, что это... На самом деле, это событие совершенно исключительное для, например, этой категории. Вот.

Ну, а если возвращаемся мы к подследственным, то да, длительных свиданий не разрешается для них, а краткосрочные свидания — через разделительную перегородку — это оговорка, — в присутствии лица, да, третьего лица, то, получается, что священник, строго следуя букве закона, не может совершить никакого таинства в отношении подследственного. Он же не может его через стеклянную перегородку причастить, исповедать...

А. Пичугин

— А, то есть, в следственном изоляторе причастие — это редкий случай, когда должно что-то совпасть?

Итак, нам надо сейчас прерваться. Мы напомним, что ко Дню милосердия 19 декабря наша программа приурочена, и говорим мы о милосердии в тюрьмах. И с нами сегодня священник Кирилл Марковский, исполняющий обязанности куратора тюремных храмов Москвы и помощник начальника УФСИН России по Москве по организации работы с верующими. Мы через минуту продолжим наш разговор.

Возвращаемся в студию Светлого радио. Здесь, напомню, сегодня у нас в гостях Кирилл Марковский — священник, исполняющий обязанности куратора тюремных храмов Москвы и помощник начальника УФСИН России по Москве по организации работы с верующими. Говорим мы сейчас о тюремных капелланах — это та должность, которая, в целом, у нас сейчас начинает появляться. Уже несколько лет практика служения священника — это не называется «тюремный капеллан» официально, на бумаге, но, тем не менее, это вот священники, которые находятся, практически, если я правильно понимаю, в штате исправительного учреждения?

Протоиерей К. Марковский

— Да. Но не исправительного учреждения пока, а в штате управления.

А. Пичугин

— Управления, да, управления.

Протоиерей К. Марковский

— Да. Но, безусловно, в общем-то, этот институт нуждается в развитии, и, как мы с вами говорим, священник как должностное лицо в СИЗО может очень и очень много сделать для развития вот той деятельности, очень важной, которую мы все осуществляем. То есть, если священник будет должностным лицом, это значит, что он будет, так же, как психолог, который, например, является, в общем, должностным лицом, или как, например, врач, свободно перемещаться по учреждению и встречаться с любым подследственным, не получая на это какого-то особого разрешения. Вы знаете, в ряде случаев весьма нужна даже оперативность иногда подобного общения. Потому что все-таки следственные изоляторы — это такие места, где суициды, скажем, совершаются гораздо более часто, чем в исправительных колониях, потому что человек впервые в жизни сталкивается с таким своим новым статусом...

А. Пичугин

— И непонятно, сколько он проведет времени в СИЗО, в камере.

Протоиерей К. Марковский

— Да, совершенно непонятно. И перспективы у него весьма, так сказать, печальные, как он это себе представляет. И содержание камер, наверное, вообще достаточно жесткое.

А. Пичугин

— Я знаю, что практика оправдательных приговоров в России достаточно низкая, поэтому человек уже заранее представляет, что велика вероятность, даже если он уверен в своей невиновности (а там уж Бог весть, как на самом деле), велика вероятность, что он окажется в заключении.

Протоиерей К. Марковский

— Да. По крайней мере, может дело ограничиться сроком, на котором он уже, скажем так, в следственном изоляторе пробудет, в лучшем случае. Ну, а так — да. То есть, если человеку избирают...

А. Пичугин

— День за два или полтора?

Протоиерей К. Марковский

— Полтора, да. Но, в целом, если человеку избрана такая мера пресечения, то, конечно, перспективы для него самые, скажем так, печальные. И конечно, вот вся эта ситуация с туманным своим будущим, с той ситуацией, в которой он оказался, общаясь с людьми, которых он не выбирал для своего общения и так далее, все это иногда приводит к тому, что человек начинает задумываться, а не закончить ли это все ему сейчас здесь и побыстрее, нужно ли ему бороться, нужно ли ему дальше жить, и так далее. И вот у психолога, в принципе, который в следственном изоляторе трудится, ну, ему десять минут надо, чтобы пообщаться с этим человеком, например, если он узнает о том, что он вынашивает такие мысли. А священник — ну это гораздо большее время надо. А если говорить о букве закона, так ему надо вообще сначала получить разрешение следователя, на которое можно уйти две недели, а то даже и больше, если такое разрешение вообще будет ему дано. Поэтому вот наличие священнослужителя как сотрудника — о но очень во многом, в общем-то, может привести к положительным таким вот результатам в нашей работе.

Ну, и что — на этого священнослужителя может быть возложено еще много разных функций: и организация вывода, например, в храм подследственных... То есть, сейчас этим занимаются сотрудники — то есть, они составляют списки, они заходят в камеру, говорят: «В храм пойдете?» И, разумеется, они не могут объяснить, что там, в храме — это будет литургия, или это будет молебен. Некоторые ведь подозреваемые, обвиняемые — они, может быть, впервые в жизни переступают порог храма именно в следственном изоляторе. То есть, они вообще не знают, что такое... что происходит в храме и, так сказать, куда идти...

А. Пичугин

— А что может человек в следственном изоляторе вообще? Ну вот он... ну распорядок дня?.. Ну понятно, что в колонии люди работают, у них есть, там, какой-то день с распорядком. А в СИЗО — он может читать, попросить книги какие-то?

Протоиерей К. Марковский

— Да, конечно. В каждом следственном изоляторе действует библиотека, он может заказать себе книги, какие он хочет. Он может, если у него есть деньги на лицевом счету, сходить в тренажерный зал позаниматься. Он может написать заявление...

А. Пичугин

— В тренажерный зал он может сходить, причем, в любое время, да?

Протоиерей К. Марковский

— Да. Ну, согласно графику, конечно.

А. Пичугин

— Почти каждый день?

Протоиерей К. Марковский

— Да. Он может хотя бы... хоть каждый день ходить, да. Если позволяет количество желающих, скажем, то...

А. Пичугин

— А что, не все желают?

Протоиерей К. Марковский

— Да, не все. Не у всех есть возможность физическая, не у всех есть...

А. Пичугин

— А с храмом как?

Протоиерей К. Марковский

— В храм — пожалуйста. В храм может попасть каждый желающий. Но, опять-таки, конечно, существует очередь. Потому что желающих очень много.

А. Пичугин

— А если, опять же, оказывается там человек верующий, воцерковленный, ему есть возможность...

Протоиерей К. Марковский

— ...почаще ходить?

А. Пичугин

— ...трудиться в этом храме?

Протоиерей К. Марковский

— Нет. Нет. Пока он не осужден, пока он в статусе подозреваемого или обвиняемого, конечно, он должен находиться в камере и вот так вот перемещаться по следственному изолятору он не может свободно. Он может выйти на прогулку — полтора часа прогулка раз в день, но это обязательно; в душ сходить — тоже это все предусмотрено распорядком. Но вот, в принципе, он, вроде бы, и относительно менее ограничен в правах, например, чем осужденный, но он находится в камере, и это, конечно, уже меняет дело. Потому что камерное содержание — это достаточно строгий, скажем так, режим нахождения человека под стражей.

Таким образом, вот было бы, конечно, наверное, первым этапом таким разумным — это провести вот такие вот пилотные проекты по введению вот этой вот должности хотя бы в двух... хотя бы в столице, хотя бы в двух самых крупных, например, следственных изолятора — в СИЗО-2 и СИЗО-1, где, кстати говоря, действуют тюремные больницы. Психиатрическая больница есть в Следственном изоляторе № 2, и другая больница, где даже проводятся некоторые небольшие операции, у нас действует в Следственном изоляторе № 1, известном как «Матросская тишина». Конечно, священник, состоящий в этой должности, он мог бы посещать и тюремную больницу, и посещать больных, и общаться с лицами, склонными к суицидам, организовывать всю работу по организации богослужений в следственном изоляторе.

Но, опять-таки, вот вы говорили о том, что священнослужитель — все-таки стоит ли ему трудиться только, например, в Следственном изоляторе, он может служить на приходе? Мы коснулись этой темы... Я думаю, что все-таки священнослужитель, даже будучи в должности, даже будучи капелланом, все-таки должен приходского служения не оставлять, потому что нагрузка на него действительно будет очень большой. Если он будет всю, так сказать, рабочую неделю, с утра до вечера находиться в учреждении, постоянно общаться с людьми, которые там находятся, я думаю, что священнослужителю это будет очень тяжело.

А. Пичугин

— Но капеллан — это тот священник, тюремный капеллан, — который находится в штате управления учреждения исправительного...

Протоиерей К. Марковский

— Сейчас?

А. Пичугин

— Но вот если мы говорим об идеальной ситуации, как это должно выглядеть?

Протоиерей К. Марковский

— Ну, наверное, в идеальном все-таки виде так вот и должно быть. То есть, священнослужитель должен трудиться, скажем так, неполную рабочую неделю. То есть, несколько дней он должен находиться в Следственном изоляторе полный рабочий день, ну, а в другие дни все-таки совершать служение на приходе.

А. Пичугин

— Но вот должен ли священник быть при каждой колонии постоянно один и тот же? Потому что в разных епархиях этот вопрос решается, насколько я знаю, по-разному. Где-то есть череда священников, которые... Условно там, в исправительное учреждение такое-то ходят, там, пятеро священников. Где-то есть случаи, бывают случаи, когда это один священник. Но как вам кажется, должен ли быть какой-то отдельный — ну вот колония, а вот священник Иоанн, и вот он должен, если возникает потребность в священнослужителе, всегда должен туда ходить он?

Протоиерей К. Марковский

— Выв знаете, конечно, в идеале... в идеале, за учреждением исправительным, если мы говорим про исправительные колонии, желательно, чтобы туда ходил бы не один священнослужитель, чтобы там просто почаще совершались службы. Но вот та ситуация, о которой вы говорили, в целом, она по России именно такова. То есть, просто не хватает священников. В самом лучшем случае — в самом лучшем случае — за учреждением закреплен один священник. Это самый лучший вариант. Но на практике бывает, что священник закреплен за несколькими колониями, и он, соответственно, служит только один раз в месяц в каком-то учреждении, и все.

А. Пичугин

— Ну, плюс ко всему, у нас же как обычно? Там, священник, условно, Николай Преображенский, в дополнение к несомому послушанию назначается настоятелем храма Всех Скорбящих Радости при исправительной колонии номер такая-то.

Протоиерей К. Марковский

— Ну вот в Москве... Москва в этом плане... ну, еще и Санкт-Петербург — это несколько выдающиеся регионы, потому что священнослужителей у нас все-таки много. У нас 80 священников трудятся в восьми московских следственных изоляторах и колониях поселения. То есть, такого количества священнослужителей... А в некоторых СИЗО у нас 20 священников, например, в СИЗО-1, представляете? Но и служба, конечно, там совершается часто. Но такую роскошь позволить себе какая-либо епархия не может. Причем, мало того, что духовенства там не хватает, — священники не хотят служить в исправительных колониях. Мне один помощник рассказывал, что наотрез отказываются идти в колонии. «Ну, — говорит, — я уже просто не знаю, что делать».

А. Пичугин

— При этом тоже можно понять. Потому что это такая чуждая среда, и человек не видит в себе сил и возможностей... Он может быть прекрасным проповедником, он может быть прекрасным приходским священником, но он не видит в себе ни сил, ни возможностей общаться с заключенными, поскольку это другой мир, который он себе ну никак не представляет.

Протоиерей К. Марковский

— Да. Но, скорее всего, здесь просто именно незнание этого мира — оно и вызывает вот такое отторжение. То есть, человек невольно побаивается того, что он не знает. (Смеется.) Может быть, это не совсем к теме, но мы все, например, побаиваемся с вами смерти и того, что будет там, потому что не видели, не знали, не пережили никогда, и поэтому здесь священнослужитель тоже... В его представлении исправительная колония — это значит сборище таких вот, значит, отъявленных каких-то, криминально ориентированных лиц в наколках, которые, значит, живут «по понятиям» и, значит, говорят только исключительно на определенном жаргоне, и вот он, конечно, представляя себе колонию таким образом, конечно, он не понимает и боится просто этой среды, в которой он может оказаться, и он не знает, как себя там вести и как ему строить там отношения со своей, так сказать, новой паствой.

Вот, кстати говоря, в этом плане (и в некоторых епархиях уже есть такая практика, конечно, было бы очень хорошо бы ввести ее, может быть даже, и в Москве), когда новорукоположенный священник... Мы сейчас знаем, что по окончании Сорокоуста в Москве еще десять дней священник проходит практику в больницах, как бы больничную...

А. Пичугин

— А, да, это такое есть сейчас?

Протоиерей К. Марковский

— Да, конечно. Да. То есть, пятьдесят дней, получается. Сорок дней непосредственно...

А. Пичугин

— Ну, сорок дней он непосредственно служит каждый день, а в больнице десять дндей...

Протоиерей К. Марковский

— Да, десять дней он знакомится с такой вот практикой больничного служения. Вот если бы от этих десяти дней хотя бы два денька священнослужителю просто посетить один, например, из московских изоляторов (это может быть какой-то один)... На нем, например, второй изолятор, где у нас прекрасный Покровский храм... И просто поучаствовать в богослужении вместе с очередным священником. Может быть, просто посмотреть, что за атмосфера, посмотреть на тех людей, которые приходят туда, вот немножечко погрузиться, скажем так, в этот мир и понять из чисто практических таких моментов, что это вообще такое. Это мне кажется, тогда страхов будет меньше.

А. Пичугин

— Священник Кирилл Марковский, исполняющий обязанности куратора тюремных храмов Москвы, помощник начальника УФСИН России по Москве по организации работы с верующими, у нас в гостях. Да, хорошо, что вы сейчас оговорились, что ему хорошо бы прийти, посмотреть, поучаствовать в службе. Потому что если такой священник новорукоположенный придет, молодой очень часто человек, которому 20 с небольшим лет, придет в исправительное учреждение и сразу будет допущен к общению с заключенными, то это может совсем обратный эффект иметь.

Протоиерей К. Марковский

— Да. Нет, конечно, здесь нужна и определенная подготовка, здесь нужны даже какие-то курсы, безусловно, для тюремных священнослужителей, где бы им рассказали о многих-многих «подводных камнях», которые, конечно, могут иметь место в его служении. Но все-таки немножечко познакомиться с этим миром, почувствовать, если хотите, особую близость Божию там, и к священнослужителю, который совершает там свои служения, мне кажется, это очень важно. Вот в Москве у нас была проведена сравнительно недавно ротация тюремного духовенства, и было назначено больше 30 священников новых. То есть, были освобождены от служения те священники, которые более 17 лет уже прослужили в следственном изоляторе, Святейший Патриарх их наградил за труды понесенные, и были назначены новые священники.

А. Пичугин

— А по какому принципу проходит такое назначение и на что смотрят в первую очередь, на какие качества священника? Смотрят ли на эти качества при назначении?

Протоиерей К. Марковский

— Скажу вам честно, в настоящее время на эти качества не смотрят — по принципу «свободное послушание». «Тогда вот можно тебе еще одно послушание». То есть...

А. Пичугин

— Ну принципа добровольности здесь нет? То есть, священника назначили, и он не может сказать: «Нет, простите, я, кажется, не готов в тюрьму идти»?

Протоиерей К. Марковский

— Нет, да, в принципе, добровольности здесь нету. (Смеется.) Но, разумеется, и у нас такие случаи были, некоторые священнослужители какое-то время, начав, в общем-то, трудиться и работать, ну, они попросились, в общем-то, их заменить опять — по разным причинам, ну, что, в общем-то, и было сделано. Потому что все-таки, наверное, «невольник — не богомольник». Но, опять же, что интересно — что очень многие священники, в общем-то, были назначены туда, скажем так, просто указанием и распоряжением, но они себя там нашли, понимаете? То есть, это оказались настолько ревностные священнослужители, которые готовы служить даже чаще, чем им это предлагается, которые почувствовали, насколько они там нужны, почувствовали огромное удовлетворение от своей работы, и, в общем-то, вот я бы сказал, что нашли себя в этом тюремном служении. То есть, такая вот практика посещения священником хотя бы, там, один-два раза все-таки учреждения, она ведь даже может помочь и определиться некоторым священнослужителям относительно своего призвания. То есть, это такой можно же кадровый резерв формировать тюремных священнослужителей. Все-таки ко всему у нас должно быть призвание. Вы совершенно правильно говорите, что... И в идеале так и должно быть. Конечно, в тюрьме должен, так сказать, служить священник, который, значит, призван к этому. Призван, и, так сказать, плодами и результатом этого призвания будет, в общем-то, то горение, которое будет у него. То сознание важности того, что он делает. И такой священник может сделать очень много. И тем более, что подследственные (да и как осужденные) — они все-таки видят, кто приходит, и как-то сразу понимают, что священнослужитель пришел действительно искренне к ним, или он пришел просто по послушанию, так сказать, пришел послужить, потому что ему обязали это делать — пришел, послужил и ушел. Ну, наверное, мало будет, конечно, толку от такой деятельности, если священник этим не горит.

А. Пичугин

— Желающих ходить в храмы в местах заключения много? То есть, когда человеку предлагают пойти в храм, понятно, что... Вот больше соглашаются или больше отказываются?

Протоиерей К. Марковский

— Больше соглашаются. Более того, жалобы пишут: «Нас не выводят», «Нас долго не выводят». То есть, человек на свободе, значит, имел возможность ходить в храм... (Смеется.)

А. Пичугин

— Но он не ходил.

Протоиерей К. Марковский

— Не ходил. Здесь, значит, он оказался — и жалуется! (Смеется.)

А. Пичугин

— А вот, опять же, главный вопрос тут в чем? Насколько это желание является желанием идти именно в храм, или насколько это желание у большинства связано с возможностью сменить обстановку камеры на храм, барака — на хотя бы какое-то время — на храм, попасть в иную реальность?

Протоиерей К. Марковский

— Да, конечно, есть и такие, и такие... То есть, есть... Например, бывают случаи у нас, что люди просятся-просятся, вроде бы, вывести их в храм, их выводят на литургию, посередине литургии они говорят: «Вы знаете, нам скучно, мы уже помолились достаточно, ведите нас назад». Такие случаи тоже бывают. Это, конечно, очень печально.

А. Пичугин

— Это отдельный человек говорит, или это вот стоят в храме люди, они: «Да лучше пойдем отсюда!»?

Протоиерей К. Марковский

— Да!

А. Пичугин

— И священник в пустом храме заканчивает...

Протоиерей К. Марковский

— Ну, обычно в пустом все-таки он не заканчивает — все-таки половина остается, как правило, всегда. Ну, а половина, например, вполне может даже и уйти, попроситься, например, уйти, потому что им, там... Или они порешали там свои вопросы, поговорили там между собой в несколько иной обстановке, и, значит...

А. Пичугин

— Ну, кстати, да, это же тоже возможность у них между собой пообщаться, которой нет... С другой стороны, как — нет? Если речь идет о колонии, где люди свободно перемещаются, они же спокойно говорят.

Протоиерей К. Марковский

— Нет, это мы сейчас с вами говорим про следственный изолятор все-таки в большей степени.

А. Пичугин

— А, следственный, да, да.

Протоиерей К. Марковский

— Но, конечно, там тоже всех вместе не могут вывести. Понятно, что там есть четкое ограничение— подельники никоим образом не могут попасть в храм и находиться там вместе...

А. Пичугин

— ...на одной службе.

Протоиерей К. Марковский

— Но, тем не менее, все равно вот бывают такие случаи. Но все-таки надо сказать, что в большинстве — я убежден, что это именно так — люди идут в храм, чтобы помолиться. Потому что они понимают где-то со временем, что все-таки, какой бы не был приговор и вынесет его судья или еще что-то, но жизнь их все-таки под Богом.

А. Пичугин

— А как, по вашему опыту, человек начинает... почему он начинает ощущать близость Бога, существование Бога, если до того, как он попал в тюрьму, он никогда... да конечно задумывался, но никогда этого не ощущал, никогда не выстраивал свою жизнь с оглядкой на Бога?

Протоиерей К. Марковский

— Ну видите, обычный человек все-таки вспоминает Бога или, по крайней мере, обращается к Нему искреннее, когда ему очень тяжело бывает. То есть, все дело в собственном стремлении человека. То есть, если человек Бога не ищет, то, ну, вряд ли Бог ему откроется. Хотя, наверное, бывают такие ситуации, когда Господь открывается человеку, хотя человек особенно не ищет Его. Но, наверное, все-таки это очень редкий случай. Все-таки Бог идет навстречу, когда человек делает хотя бы шаг какой-то к Нему. И вот именно в Следственном изоляторе, когда человеку действительно становится плохо или очень плохо, то отсюда и появляется какая-то искренняя молитва. Искреннее обращение, которое Бог не оставляет без внимания, не оставляет. И вот именно поэтому люди и встречаются с Богом иногда именно там. То есть, представляете, человек, в общем-то, оказывается в таких вот тяжелых условиях, а там у него происходит самая важная встреча в жизни, которая нередко меняет всю его последующую жизнь.

А. Пичугин

— Даже если немалая ее часть в дальнейшем пройдет за решеткой?

Протоиерей К. Марковский

— Да, да. Видите, чтобы человек все-таки... Если мы говорим вот о каком-то, скажем, исправлении, все-таки человек, чтобы это какое-то исправление произошло, он должен правильно осмыслить вот это свое положение, скажем, в свете Божественной истины. Ведь человек, в общем — почему он совершает преступления? То есть, если мы говорим об исправлении, то мы должны понять, почему человек совершает преступления, почему он идет на преступления. Вот в подавляющем большинстве причина именно в том, что человек видит для себя благо в преступлении. То есть, он полагает, что благо для него — отнять, так сказать, лишить кого-то чего-то, там, лишить человека жизни и так далее, и для него это благо. Вот если... до тех пор, пока он будет себе представлять свою жизнь и смотреть на жизнь таким образом, о каком-то исправлении речи здесь не идет. То есть, все эти условия, в которых он находится, они их будет воспринимать только как досадное недоразумение. Потому что я очень часто общался с рецидивистами, которые, в общем, чувствовали себя достаточно комфортно в тюремной среде, но время, пока они отбывали наказание, было временем повышения их квалификации. То есть, они там. только вынашивали, значит, планы...

А. Пичугин

— У них шла постоянная, непрекращающаяся конференция с коллегами?

Протоиерей К. Марковский

— Да, обмен опытом, значит, о том, как им что провернуть... То есть, пока человек не понимает, что в жизни существуют еще и духовные законы, которые работают точно там же, как физические законы, и которые можно выразить, скажем, языком нецерковным очень просто: «На чужом несчастье счастья не построишь». Доколе человек не поймет и этот закон в своей жизни не увидит четкий, он будет вновь со временем опять идти на преступления. Он должен увидеть правду жизни.

А. Пичугин

— Спасибо вам большое за этот разговор. Я напомню, друзья, что в гостях у Светлого радио сегодня был священник Кирилл Марковский, исполняющий обязанности куратора тюремных храмов Москвы, помощник начальника УФСИН России по Москве по организации работы с верующими.

Я — Алексей Пичугин. Мы прощаемся, до новых встреч. Всего доброго и будьте здоровы. До свидания.

Протоиерей К. Марковский

— До свидания!


Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем