«Христианин в современном мире». Виктор Лега

У нас в гостях доцент кафедры философии и религиоведения Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, преподаватель Московского физико-технического института, Московского государственного лингвистического университета, Сретенской духовной академии, Московской духовной академии Виктор Лега.

Мы говорили с нашим гостем о его пути к вере, о том, как для него связаны философия и богословие, а также о том, что для него значит быть христианином в современном мире.

Ведущие: Игорь Цуканов, Кира Лаврентьева

---

И. Цуканов:

— Добрый вечер, дорогие друзья. Это «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА. У микрофона в студии я, диакон Игорь Цуканов, и моя коллега Кира Лаврентьева...

К. Лаврентьева:

— Добрый вечер.

И. Цуканов:

— И, как обычно в это время, мы разговариваем с нашими гостями на тему «Христианин в обществе». И вот сегодня я особенно рад представить нашего сегодняшнего гостя, потому что это Виктор Петрович Лега, у которого вот я несколько лет назад лично слушал его замечательные лекции сначала по философии, а потом по апологетике в Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете. Виктор Петрович доцент кафедры философии и религиоведения ПСТГУ и также он преподает вот целый ряд дисциплин в таких местах как Московский физико-технический институт (МФТИ), как Московская духовная академия, как Сретенская духовная семинария. Виктор Петрович, добрый вечер. И я надеюсь, что вы, может быть, дополните что-то, о чем я забыл сказать.

В. Лега:

— Да, добрый вечер, здравствуйте, уважаемые друзья. Да, у меня есть что дополнить и даже поправить, прошу прощения. Сретенская духовная семинария уже не существует...

И. Цуканов:

— Академия.

В. Лега:

— Да, она уже целых два года как академия, там есть аспирантура, и как только эта аспирантура открылась, меня отец ректор попросил возглавить ее. Целый год я ее возглавлял, был заведующим аспирантурой Сретенской духовной академии. Ну а теперь там занимаются уже профессионалы, я, так сказать, любитель в этом плане.

И. Цуканов:

— Но отец-основатель нельзя сказать?

В. Лега:

— Ну отец-основатель — отец Максим Козлов, который, будучи один год ректором Сретенской духовной семинарии, сделал все возможное, чтобы превратить ее в академию, чем мы и благодарны ему.

И. Цуканов:

— Виктор Петрович, вот сейчас, перед началом как раз записи, вы сказали, что вот это место, где мы сейчас с вами находимся, Андреевский монастырь, это место для вас совершенно не чужое, потому что вы здесь целых три года работали и издавали книги, как я понял, участвовали в книгоиздании.

В. Лега:

— Да.

И. Цуканов:

— Можете вот вспомнить.

В. Лега:

— Да, совершенно вы правы. В Андреевский монастырь, когда я сейчас входил только что, как-то и сердце немножко более часто забилось, потому что это место для меня родное. В начале 90-х годов, когда только лишь этот монастырь вернули Русской Православной Церкви, сюда первой поместили Синодальную библиотеку, которую возглавлял на тот момент отец Борис Даниленко, а главным библиографом был отец Александр Троицкий, который, насколько я знаю, может быть, даже и сейчас все еще возглавляет, давно с ним не виделся, увы, к сожалению. И я сюда пришел со своим, было небольшое издательство. Если возвращаться далеко в прошлое, много кем мне пришлось поработать, но вот в 80-х годах я работал научным редактором философской редакции издательства «Наука» — приобрел редакторский опыт, мне понравилось редактировать. И вот когда наступила свобода и была разрешено издавать, как говорили в те времена, все что не запрещено, ну я и решил начать как бы свое издательское дело, издавать. Мы создали тогда, еще в самом начале, такой кооператив «Гнозис», в котором решили издавать такую вот философскую и христианскую литературу. Ну а потом кооператив расширялся, возникли разного рода там мнения, и в конце концов я со своими единомышленниками, более православными, мы создали издательство «Мартис». И вот отец Борис меня пригласил, дал нам помещение, и вот мы в Андреевском монастыре здесь и существовали, издавали книги. Очень замечательное было время, начинали издавать отцов Церкви: с Алексеем Ивановичем Сидоровым издавали мы Максима Исповедника, с отцом Максимом Козловым издали преподобного Иоанна Дамаскина ну и так далее.

И. Цуканов:

— Я вот название-то помню «Мартис», так что какие-то книжки я держал в руках.

В. Лега:

— А потом, когда в ПСТГУ нагрузка стала увеличиваться, и больше требований я к себе предъявлял, и часов подготовки, и студентов, и зарплата там стала более-менее нормальной, тогда я уже понял, что можно передать издательское дело опять же профессионалам, а я ухожу в другую, более соответствующую мне область — преподавания, философии.

К. Лаврентьева:

— Философии. Вот, кстати, как раз хотела спросить, Виктор Петрович, а в начале нашей программы мы рассказали нашим слушателям, что вы являетесь доцентом кафедры философии и апологетики.

И. Цуканов:

— Религиоведения.

К. Лаврентьева:

— Религиоведения или апологетики?

В. Лега:

— Раньше в ПСТГУ было две кафедры: была кафедра апологетики и кафедра философии. Кафедра апологетики размещалась на миссионерском факультете, а философии — на богословском. Потом миссионерский факультет слили с богословским, и кафедра апологетики исчезла, я оставался заведующим кафедрой философии.

К. Лаврентьева:

— В общем, апологетом вы все равно являетесь? Вот мой главный вопрос.

В. Лега:

— Да.

К. Лаврентьева:

— И вот для наших радиослушателей-то я хочу пояснить, что апологетика — это раздел христианского богословия, посвященный обоснованию вероучения с помощью рациональных средств. И вот тут мой главный вопрос. Наверное, который каждый человек может задать. Мы же познаем Бога сердцем, мы Его познаем душой, это как бы Божественное откровение. Насколько действительно безопасно заниматься философией, не повреждая при этом свое религиозное сознание, а укрепляя его? То есть мы же понимаем, что есть религиозная философия, есть нерелигиозная философия. Ну там из самых известных религиозных философов это Августин, Фома Аквинский, ну там можно еще долго перечислять, и их труды мы любим, читаем и перечитываем. «Исповедь» Августина у нас довольно часто на приходах можно увидеть в продаже, то есть каждый человек может, в общем-то, приобщиться к религиозной философии. Но вы вот в этом море философском купаетесь уже много-много лет, и вы убеждены, что религиозный поиск может также основываться и на каких-то умственных...

И. Цуканов:

— Рациональных доводах.

К. Лаврентьева:

— Рациональных доводах. Правда ли это, Виктор Петрович? Как вы пришли к тому, чтобы стать философом, как вы все-таки пришли к изучению религиозной философии? Как вы поняли, что это для вас будет величайшее подспорье и вообще это ваш путь и вообще ваше призвание в жизни? Ну несмотря на громкие слова, по-другому не скажешь.

В. Лега:

— Вы тут задали сразу несколько вопросов.

К. Лаврентьева:

— Много вопросов, да. Пофилософствовала, в общем.

В. Лега:

— В общем, начну с первого вопроса, который вы задали, что мы познаем Бога сердцем и мешает ли здесь нам разум. А вот давайте обратимся к одному из величайших богословов Православной Церкви, преподобному Иоанну Дамаскину, у которого есть фундаментальный, можно сказать, главный труд «Источник знания», который начинается с того, что если вы не знаете философию, то вы совершенно ничего не поймете в христианстве. Это работа его состоит из трех частей. Самая главная, самая большая — это «Точное изложение православной веры». Первая часть называется «О философии», вторая часть — «О ересях», а предшествует этому предисловие, в котором преподобный Иоанн Дамаскин объясняет структуру этой книги. И вот пишет он так: но и прежде всего мы должны изучить самое лучшее, что есть у эллинских мудрецов, ибо если есть оно у них, то оно даровано им свыше от Бога, — то есть понятно, что это философия. А если мы не научимся — это уже своими словами, да, если мы не научимся философствовать, то мы обязательно попадем в какую-нибудь ересь — вот это вторая часть. А теперь, когда мы в первой части изучили философию, поняли, какие ошибки философские приводят нас к ересям, тогда мы, опираясь на философию, прежде всего на аристотелевскую философию, которая учит нас строгому мышлению, определению, доказательству и так далее, мы теперь можем точно изложить православную веру, не боясь впасть в какую-нибудь ересь. Вот вы сказали фразу: сердцем мы познаем Бога. Да, есть в Священном Писании много указаний, между прочим и: «сказал безумец в сердце своем: нет Бога». Сердце наше может многое что наговорить, понимаете. И где критерий, что сердце говорит мне правильно? Критерием является, конечно же, учение Церкви для нас, для православных христиан. А великие отцы Церкви, начиная даже с отцов-апологетов, святого Иустина Философа (заметьте, святой Иустин мученик, но он изображается именно как философ) и заканчивая — ну не заканчивая, конечно же, Церковь продолжает жить, — и через отцов-каппадокийцев, блаженного Августина, Максима Исповедника, Иоанна Дамаскина, и мы видим прекраснейшее, глубочайшее знание философии у этих отцов Церкви, которые, используя философию и помогли победить ереси Ария, Нестория, Савеллия, Аполлинария, монофелитов, монофизитов. Без Аристотеля, как они говорили, мы не смогли бы ничего показать и обосновать, почему именно таково учение Православной Церкви о Святой Троице, о двух природах и одном лице в Господе нашем Иисусе Христе и так далее. Поэтому философия это очень важный в Церкви и нужный инструмент. Да, безусловно, философия это, можно сказать, обоюдоострый меч. Им могли пользоваться и другие, в частности и те же ариане, несториане и особенно, может быть, гностики, которые говорили, что вот только философия может нам помочь. И вот как вот эту тонкую...

К. Лаврентьева:

— Грань.

В. Лега:

— Да, границу не пересечь — вот этому и учит нас Церковь. Но без философии, ну как вот вы упомянули Фому Аквинского, поэтому мы можем обратиться и к прекрасным интереснейшим католическим мыслителям, как, например, Жак Маритен или Этьен Жильсон скорее, знаменитый неотомист, сказал, что как без Плотина не было бы Августина, так и без Аристотеля не было бы Фомы Аквинского. Понимаете, вот я сказал Августин, а ведь как Августин пришел к христианской вере?

К. Лаврентьева:

— Удивительно.

В. Лега:

— Это удивительные слова, которые он пишет в «Исповеди», удивительные слова. Человек мучился, был скептиком, манихеем, язычником и так далее. А потом пишет, обращаясь в «Исповеди» к Богу: вот однажды Ты послал мне книги одного философа (имея в виду Плотина) и там я прочитал, не в тех же правда, словах, но то же самое, и с множеством убедительнейших доказательств, что в начале было Слово и Слово было у Бога. Он читает Плотина, а как будто читает начало Евангелия от Иоанна.

И. Цуканов:

— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА продолжается, дорогие слушатели. У нас в гостях Виктор Петрович Лега, доцент кафедры философии и богословия Свято-Тихоновского православного университета. Также Виктор Петрович преподает в Сретенской духовной академии, Московской духовной академии, в МФТИ — мы это уже рассказывали в начале нашей программы, но радостно и повторить.

В. Лега:

— Но вы не назвали еще одно место, и мои руководители очень обидятся, если его не упомянуть.

К. Лаврентьева:

— Давайте, обязательно отметим.

В. Лега:

— Это кафедра теологии Московского государственного лингвистического университета.

К. Лаврентьева:

— Аминь.

В. Лега:

— Бывший иняз или имени Мориса Тореза, где я тоже с удовольствием работаю, больше десяти лет.

К. Лаврентьева:

— Прекрасно.

В. Лега:

— Почти с основания этой кафедры. Прекрасные студенты, очень интересно с ними работать. Потому что они знают языки, и мы можем работать с иностранными текстами, изучать современные мысли западных философов, критиковать их или учиться у них. Так что это тоже одно из моих любимых мест, кроме Сретенской и Московской академий, Физико-технического института, который я закончил, прежде всего это моя альма-матер.

И. Цуканов:

— Вот можно про это как раз вопрос. Действительно, вы же закончили физтех, потом закончили МГУ, по-моему, философский факультет...

В. Лега:

— Да, МГУ.

И. Цуканов:

— Потом вы закончили ПСТГУ. У вас три высших образования, и они, в общем, разные. Ну как, философское и богословское — понятно, они друг с другом сочетаются. А физтех — ну это физика, и более того, это самое такое, скажем так, хорошее, наверное, место, самое сильное образование вот в области именно точных наук. Вот вы сами кем себя больше ощущаете, все-таки гуманитарием или человеком, склонным к такому вот точному знанию? Вот это обычно считается, что это немножко разные склады ума. Вот как у вас, как вы сами себя ощущаете?

В. Лега:

— А не знаю, какая-то двоякая биология, двоякодышащая рыба. Вот когда я попадаю в среду физиков, мне как-то грустно, что ни совершенно не понимают гуманитарных наук и как-то презрительно к ним относятся.

И. Цуканов:

— Но это ведь не всегда...

В. Лега:

— Не всегда, конечно, но как правило.

И. Цуканов:

— Ну как и у вас, это же не так.

В. Лега:

— Когда я попадаю в среду гуманитариев, думаю: ну кошмар, ну они совершенно ничего не понимают в физике и математике, даже не любят ее. Ну как-то поэтому для гуманитариев я физик, для физиков я гуманитарий. А на самом деле я никто.

И. Цуканов:

— Для всех был я всем.

К. Лаврентьева:

— Для всех был я всем. С эллинами я говорил как эллин, с иудеями как иудей.

В. Лега:

— Нет, я, конечно, уйдя с головой в философию, в богословие, я совершенно не перестал любить физику. Может быть... не то что может быть, я, безусловно, уже не решу там те задачи, которые там решал, учась на физтехе или работая после физтеха в одном из подмосковных научно-исследовательских институтов, конечно, с годами все забывается и прочее. Но мышление, стиль мышления, который дается вот как раз в те молодые годы, он никуда не исчезает. Поэтому я продолжаю любить физику, интересуюсь, читаю современные там некоторые, может быть, не совсем профессиональные, но такие вот общие книги, смотрю там с удовольствием на YouTube некоторые выступления там западных или российских физиков. Поэтому, вот если я ответил на ваш вопрос, так. Но, понимаете, извините, я сразу продолжу, физтех, чем он «опасен»? В кавычках, конечно. Он опасен тем, что он не только дает тебе четкое профессиональное образование, он учит думать. И поэтому после физтеха очень много я знаю людей, которые становятся хорошими специалистами в разных областях. После физтеха, пожалуй, так вот где-то на физтехе провели такой опрос, и оказалось, большее количество миллиардеров, выпускников институтов, это выпускники физтеха. Огромное количество священников закончили физтех. Я знаю не только меня, много моих коллег в области философии. Есть прекрасные актеры — Филиппенко, есть прекрасные режиссеры, ну и прочее, и прочее. Поэтому он как бы дает толчок, он научает тебя думать. Вот как со мной произошло, где-то к пятому, к четвертому даже курсу я понял, что мир гораздо интереснее, что проблемы, которые стоят перед человеком, это не только проблема там квантовой механики или там теории относительности, физики твердого тела или физика полупроводников. Это проблемы вообще смысла жизни, проблема там любви или ненависти, добра из зла, свободы, и много-много других. А на физтехе тогда была прекрасная кафедра философии, и вот Сергей Михайлович Половинкин, прекрасный философ, который тогда там работал, вот он мне как бы приоткрыл, что есть, оказывается, и религиозная философия. Нас-то ведь тогда мучили диалектическим и историческим материализмом, и я на философию смотрел с презрением, просто с презрением: вот болтология, ерунда какая-то, чушь, которая не нужна ученому. А когда Сергей Михайлович мне дал почитать книгу Соловьева «Оправдание добра» — я просто был в шоке, это передо мной открылся мир интереснейший, совершенно неизвестный. И поэтому, очевидно, это мир надо осваивать. А где надо осваивать? Ну примерно так же, как я шел на физтех. Если я хочу изучать физику — значит, надо изучать ее в самом лучшем вузе. А вдруг меня в плохом вузе чем-нибудь не научат, я что-нибудь потеряю и не буду знать? Если изучать философию — ну конечно, в самом лучшем вузе, в МГУ. Поэтому там да, я продолжил образование.

И. Цуканов:

— Вот вы преподаете философию уже много лет. И наверняка вы, ну или нет, вот я хотел это спросить, вы перечитываете какие-то труды там того же Плотина, о котором вы писали, по-моему, вот как раз работу, кандидатскую, или, я не знаю, Аристотеля, или, может быть, каких-то вот, Жильсона привели в пример — то есть вот есть у вас какие-то такие авторы, к которым вы возвращаетесь? Бывает, что ты прочел, как бы все понял, там, не знаю, Ницше там, условно говоря. У меня, кстати, был вопрос вот, ну это, может быть, потом спрошу, вот в том курсе, который вы нам читали, вы некоторых философов практически так обходили стороной — Шопенгауэра у нас, по-моему, не было. Не помню, был ли Ницше. Мне вот было интересно потом.

В. Лега:

— Ницше был, безусловно.

И. Цуканов:

— Ницше, наверное, был, да, Шопенгауэра не было. Вот есть ли у вас, условно говоря, любимые и нелюбимые философы? Ну наверное, есть, без этого вряд ли. Но вот вы продолжаете к кому-то возвращаться? Или это для вас как бы вы прочли, все поняли, все законспектировали, и дальше уже вы как-то вот уже новое стараетесь осваивать. Вот как у вас это устроено?

В. Лега:

— Нет, конечно, возвращаюсь. И во многом я, так сказать, даже используя как бы свою профессию, иногда там начинаю, там чтобы меня как бы стимулировать, ведь мы же все люди ленивые и так далее, ищем повода отдохнуть, а тут понимаешь, да, что нечего там отдыхать, надо бы поработать. А чтобы нормально поработать, лучше, чтобы тебя это стимулировало. И берешь какой-нибудь дополнительный курс, чтобы студентов обучать, чтобы уже готовиться к занятиям. А теперь уже все — взялся читать новый курс, опять приходится к нему готовиться, читать и других философов, изучать другие дисциплины. Ну или просто готовясь к лекциям или к семинарам, обычным курсам — скучно повторять одно и то же, хочется и самому как-то немножко этим так же воспользоваться. Поэтому и просто, как вы сказали: а не почитать ли мне там кого-нибудь из философов или из тех, кого я читал раньше, уже посмотреть на него новым взглядом. Оказывается, я раньше думал, что я все понял, оказывается, ничего не понял. Оказывается, есть много таких проблем интереснейших. А вот насчет Шопенгауэра вы сказали, почему я его не читал, не говорил вам — ну я много каких философов пропускал. Ну да, понятно, курс в современных вузах, кроме философских факультетов, он ограничен. Вот в ПСТГУ, по-моему, из того, что я знаю, это самый шикарный курс: нам дают на философию два года — три семестра западной философии, один семестр русской. А когда ПСТГУ возник, еще просто богословский институт, в 1992 году, на философию выделялись три года на западную и один год на русскую. Вот вы говорите, нужна ли философия для богословия. Отцы-основатели ПСТГУ поняли, что она не то что нужна, она необходима, почти в объеме философского факультета. Поэтому вот и здесь, ну в любом случае приходится чем-то жертвовать. Кого философов выбирать? Конечно тех, кто оказал влияние на последующую мысль. Без Ницше понять философию конца XIX, и вообще XX века, невозможно. Да, Шопенгауэр оказал определенное влияние на Ницше, но на последующую философскую мысль влиянию Шопенгауэра с Ницше не сравниться. Поэтому если мы выбираем, и так ведь приходится студентам выдавать какую-то выжимку. Хотел бы, может быть, про Ницше проговорить там не одну пару, там хотя бы три-четыре, но приходится и здесь сокращать. Поэтому из XIX века мы не говорим там о Гартмане, мы не говорим там о многих интереснейших религиозных мыслителях. Мы говорим о Огюсте Конте, о Карле Марксе, Фридрихе Ницше, вот тех, кто создал...

И. Цуканов:

— Без кого нельзя.

В. Лега:

— Да, без кого нельзя, те кто создавал нашу современную культуру и современную цивилизацию.

К. Лаврентьева:

— Ну Ницше боятся, то есть его же нельзя вот так, знаете, пойти в «Молодую гвардию», купить книжечку Ницше и почитать под чашечку кофе дома, на досуге. Мне кажется, это такая довольно история не для всех философская.

В. Лега:

— Безусловно.

К. Лаврентьева:

— И там много серьезных таких вещей, которые могут действительно, без правильной трактовки, повлечь за собой серьезные последствия.

В. Лега:

— Вот совершенно правильно сказали: без правильной трактовки. Я не гарантирую, конечно, что я даю правильную трактовку, но по крайней мере я объясняю студентам, что Ницше важен, но, ребята, давайте все-таки понимать...

К. Лаврентьева:

— До определенного этапа.

В. Лега:

— Да, чтобы вы там не увлекались его там учением о сверхчеловеке, о его имморализме и прочее, а потом поняли, почему Ницше так увлекся великий русский философ и Бердяев, и Лев Шестов, и Семен Людвигович Франк. Почему? Они что, с ума сошли, будучи православными христианами, вдруг увлеклись таким вот имморалистом? А оказывается, есть у Ницше интереснейшие философские мысли, которые, может быть, так скрываются за этими пафосными выражениями, сверхчеловек и имморализм, за «Антихристом», его там работой, и прочее, и прочее. Поэтому, понимаете, поэтому и Маркса мы изучаем, поэтому мы изучаем и там философию науки, тот же самый позитивизм. Потому что в этом как раз и задача философии, с чего мы начали как бы сегодняшнюю беседу, как бы помочь православному христианину укрепиться в своей вере. Об этом писал еще и святой Иустин Философ, который говорил, что философы — это, по сути, христиане. Вот даже те там древнегреческие философы, которых называют безбожниками, античностями, они суть христиане, потому что они стремились к истине. А теперь Истина пришла к нам сама, то есть мы как бы встретились.

И. Цуканов:

— Встречное движение произошло.

В. Лега:

— Во встречном движении.

К. Лаврентьева:

— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА, дорогие друзья. У нас в гостях Виктор Петрович Лега, доцент кафедры философии и религиоведения ПСТГУ. У микрофона диакон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева. Мы вернемся через несколько секунд.

И. Цуканов:

— Дорогие друзья, добрый вечер. «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА. Мы возвращаемся в студию. У микрофона моя коллега Кира Лаврентьева...

К. Лаврентьева:

— Здравствуйте еще раз.

И. Цуканов:

— Я диакон Игорь Цуканов. И сегодня у нас в гостях в гостях Виктор Петрович Лега...

В. Лега:

— Здравствуйте.

И. Цуканов:

— Добрый вечер еще раз. Да, доцент кафедры философии и религиоведения Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, преподаватель Московского физтеха, Московской государственного лингвистического университета, Московской Сретенской духовной академии... что еще забыл? Московской духовной академии. И вот что поразительно, что, Виктор Петрович, да, я тоже хотел об этом спросить. Студенты же все разные, наверное, то есть те люди, которые приходят изучать богословие в ПСТГУ и те люди, которые приходят учиться в физтех — это, конечно, люди с совершенно разными какими-то жизненными, наверное, целями. Может быть, с разными взглядами на мир. Я понимаю, что вам, наверное, интересно в разных аудиториях говорить на важные для вас темы, потому что разная реакция, и вместе с тем ну это такая миссия в разных вот сферах. Но все-таки я хотел спросить: а вот чем эти студенты отличаются? Вот там технари, гуманитарии, лингвисты. И что вам интересно и там, и здесь, и вот в третьем месте?

В. Лега:

— Так, сначала опять немножко вас поправлю. Такая незаметная ошибка, но тем не менее выпускника физтеха она коробит. Я поступил не в физтех, а на физтех. Я поступил в МГУ, в ПСТГУ и так далее...

К. Лаврентьева:

— На физтех.

В. Лега:

— А физтех — это отдельно, это целое государство. На физтех, понимаете. И поэтому студенты и выпускники физтеха называется не физтеховцы...

И. Цуканов:

— А физтехи.

В. Лега:

— А физтехи. Это тоже.

И. Цуканов:

— У меня папа просто заканчивал физтех, поэтому это я знаю, что называются физтехи.

В. Лега:

— Ну вот. Поэтому, когда меня называют физтеховцем... Когда новый ректор, Дмитрий Викторович Ливанов, два года назад пришел руководить нашим институтом, он сказал, обратился к физтеховцам — ну как-то я думаю, многие, как и я, как-то уже все. Ну ладно, не будем об этом. Да, вы правы, конечно, студенты везде разные — с одной стороны, а с другой — студенты везде одинаковые. И мне в этом плане, я просто благодарю Бога за то, что мне повезло: я преподаю в пяти вузах, каждый из которых элитарен своей области. У меня нет проблемы там с посещением занятий, нет проблемы там с дисциплиной на лекциях. Нет, конечно, они бывают, но не такого уровня, где студенты приходят там для того, чтобы просто там как-то не пойти после школы сразу там работать, а где-нибудь там от армии...

И. Цуканов:

— Отсидеться.

В. Лега:

— Я работаю со студентами, которые пришли учиться, узнать богословие или физику, изучить языки или знать математику, поэтому и они любят учиться. Поэтому они спокойно относятся и к той области знания, которая вроде бы является посторонней для них. Мы пришли учить физику, а не философию, мы пришли учить богословие, а не философию. Поскольку они пришли учить прежде всего, учиться, то им заодно, да: а интересно, что такое философия, а чем она может быть полезна и интересна нам? Физикам, филологам там, богословам и так далее. Поэтому в этом плане студенты одинаковые. А с другой стороны, мне интересно с ними, потому что они разные, у них разное мышление. И поэтому мне интересно, когда они ставят передо мной вопросы, которые я иногда сам, может быть, не ожидал. Или строгое физико-математическое мышление, или какое-нибудь там образное мышление гуманитария. Поэтому и мне с ними интересно от неожиданности их вопросов.

И. Цуканов:

— А что они спрашивают, например? Можете вспомнить какой-нибудь вот вопрос, который вам запомнился.

В. Лега:

— Спрашивают, сколько времени осталось до конца лекции. Нет, я шучу, конечно. Нет, но неожиданный вопрос, поэтому сразу, наверное, не могу вспомнить. Это, как правило, вопрос в контексте. Вопрос — вот, скажем, недавно со студентами физтеха разбирали философию Канта, да, его учение о, так сказать, то что он сам называл «коперниканским переворотом», что оказывается, что законы природы это не законы физической природы, вообще не знаем, есть она или нет, мы оперируем только лишь с нашим рассудком, и законы природы это фактически категории нашего рассудка, некоторая априорная форма нашего разума. И вот тут, конечно, физику: как это? Мы же изучаем законы природы, мы ставим эксперименты на конкретных приборах наблюдаем...

И. Цуканов:

— Повторяемость.

В. Лега:

— Естественные вещи. А вы говорите, что они находятся в нашем рассудке. Я что, законодатель природы? И вот уже... А я говорю: а находите ошибку у Канта. Постройте науку, опираясь на чувственные данные. Ведь Кант сказал, что Юм разбудил его от догматического сна. Не можем мы познавать законы природы, которые должны быть вечными, всеобъемлющими, объективными, одинаковыми для всех для нас, опираясь на какое-то мое единичное наблюдение. Почему там Ньютон, глядя на падающее яблоко, говорит, что все тела притягиваются к друг другу с силой, пропорциональной их массы? У него только яблоко одно в глазах, а он видит все тела. Откуда этот скачок? И вот начинаем рассуждать со студентами, да, как-то, оказывается, не так все просто, возникает уже проблема. И вот в рамках вот этих проблем мы и движемся. Когда вот это главная, может быть, даже моя задача — ставить перед студентами проблемы. Вот не помню, кто из современных философов сказал, ну даже неважно, услышал я фразу от Вадима Валерьевича Васильева, заведующего кафедрой истории зарубежной истории МГУ, который сказал, что задача философии — ставить проблемы. Отвечать на эти проблемы, на эти вопросы должны конкретные науки. А философия учит думать, видеть невероятное в очевидном, да, как сказал Сергей Петрович Капица в своей замечательной передаче, которую я в школе просто не мог пропустить ни один выпуск, «Очевидное невероятное». Или как сказал Аристотель еще раньше: философия начинается там, где есть удивление. Если не умеешь удивляться, в науке тебе делать нечего. Не умеешь поставить проблему — ну займись каким-нибудь ремеслом, тебе от этого будет гораздо больше пользы.

К. Лаврентьева:

— Это интересно. Вы знаете, я еще в вашей статье на одном из сайтов нашла цитату христианского мыслителя Ансельма Кентерберийского, которую вы приводите: «Ибо я не разуметь ищу, дабы уверовать, но верую, дабы разуметь». И так для меня это, знаете, такая история какая-то совершенно неведомая открывается. А насколько возможно философию сделать ну в каком-то виде, как вот адаптируют аскетику для мирян? Насколько возможно философию адаптировать для мирян, чтобы человек, который с философией как-то вот так по жизни не соприкасается, но имеет какую-то тонкую сонастроенность души, мог каким-то образом что-то изучить, так скажем, профессионально не углубляясь, но на пользу ума и души? Что бы вы посоветовали почитать, на что опереться?

В. Лега:

— Нет, ну здесь ответ очевиден.

К. Лаврентьева:

— Так. Ну для меня настолько неочевиден, что я аж прямо замерла в ожидании, Виктор Петрович.

В. Лега:

— Я сто раз слышал этот вопрос и сто раз давал и даю тот же самый ответ: читайте Платона. Сократ — это тот именно человек, который и открывает философию в самом простом. Вот не помню, в каком из диалогов Платона такая беседа Алкивиада и Сократа. Алкивиад говорит: удивляюсь тебе Сократ, вот начинаешь с тобой говорить — ты ведешь разговоры какие-то там о быках, волах, лошадях, а потом не замечаешь, как ты через полчаса вдруг вознесся на такую высоту философии, о который ты сам даже не мог подумать. Поэтому Сократ и обращается к самому простому человеку. Понимаете, вот даже многие философы, слава Богу, усвоили этот метод Сократа, тот же Платон, например, да, или Декарт, или там русские многие философы, которые прекрасно пишут простым языком как раз там. Или там из философов XX века, представители экзистенциализма, которые как раз и говорят, что нужно обращаться к человеку, проблемам человека, а не к науке там, теологии — специально слово подобрал «теология», такое как бы наукообразное, понимаете. Вот этим грешит часто, вот я бы назвал так, профессиональная болезнь философии: вот как бы научиться говорить непонятным языком. А вот вы понимаете? Нет, не понимаете, потому что вы дебилы, — извините, да, — а вот я профессионал, я философ, я говорю там слова там «трансцендентальное», «единство перцепции», там «универсалии» и прочее. А вы со своими конями, лошадьми там и так далее. А Сократ, Декарт, Платон, так сказать, нет, философию надо найти в самых простых вещах. Да, конечно, философия — это серьезная область, нельзя оставаться на этом примитивном уровне. Но помочь взойти на эту высоту уровня, на которую возвел Сократ Алкивиада, поможет именно лучше всего великие античные философы. Собственно говоря, свой учебник я и стал писать именно вот много причин было, почему я решил написать свой учебник по философии, вот одна из них как раз и была вот эта. Ну как ни откроешь какой-нибудь учебник по философии — ну кошмар. Ну понятно, вот я начинал с чего: захожу в аудиторию богословского института, как он назывался в 92-м году — я должен студентам дать какой-то учебник, да, по которому они будут готовиться. Листаю один, листаю второй, листаю третий — ну не могу им дать. Одни написаны там в диалектическом историческом материализме, поэтому не могу дать. А другие —вроде бы объективные, но написано так сложно, так объемно. Ну а что, когда нечего дать, придется самому писать.

К. Лаврентьева:

— Слушайте, это же гениально.

И. Цуканов:

— «История западной философии».

В. Лега:

— Да, простое название.

К. Лаврентьева:

— То есть читать Платона, да, Виктор Петрович?

И. Цуканов:

— Ну и Виктора Петровича.

К. Лаврентьева:

— И Виктора Петровича читать.

В. Лега:

— Спасибо за такое, через запятую: Платона и Виктора Петровича.

К. Лаврентьева:

— В ходе нашего разговора если задумались ознакомиться с таким величайшим понятием как философия, с наукой как философия немножко поближе, то вы можете почитать как раз книжки Виктора Петровича, нашего уважаемого гостя, и как раз прекрасного небезызвестного философа Платона. Кстати, я очень много слышала, знаете, о чем, о том, что Новый Завет каким-то образом перекликается с трудами Платона. И для меня это тогда, знаете, такой вот был вопрос, что по стилистике, по притчам он пересекается с некоторыми трудами Платона. Но это, как мы говорим, язык времени, да, вот у каждого времени свой язык. И, видимо, это было то время, когда притчи являлись частью общения между проповедником и как бы общиной, между проповедником и аудиторией. Так ли это, Виктор Петрович, или все-таки я ошибаюсь?

В. Лега:

— Ну не знаю. Понимаете, вы говорите: всему свое время. Но примерно в то же время, когда жил Платон, писал и Аристотель. Но его так с легкостью уже не почитаешь. А продираться через его сложные предложения там в «Метафизике» или «Никомаховой этике»...

К. Лаврентьева:

— «Никомахова этика», только хотела сказать.

В. Лега:

— Здесь как раз уже нужно быть профессионалом, уже нужно пройти эту школу мышления.

К. Лаврентьева:

— Я помню, простите, Виктор Петрович, помню, иеромонах Серафим (Роуз) небезызвестный, он ведь сначала вообще был очень далек от христианства, очень далек. И он как раз изучал «Так говорил Заратустра» Ницше, я помню этот момент. Но он как бы оттолкнулся от этого. То есть он, знаете, как от обратного толкнулся и понял, что ему срочно надо где-то идти искать Христа, идти к свету. И, в общем-то, он уже как бы отошел совсем от этого труда философского. Ну и так я бы широкому пользователю тоже бы, наверное, не всем бы рекомендовала его читать.

В. Лега:

— Продолжаю пытаться ответить на ваш вопрос. Но все-таки отличие Евангелия от Платона, тоже очень, может быть, диаметрально противоположно. Платон — это строгий научный философ, он не проповедник. Его «Диалоги» — да, они вроде бы имеют форму такую легкого трепа, извините, такой беседы там, диалог там «Пир» — собрались там ребята, хотели выпить там, поговорить о любви — ну такой треп легкий. А на самом деле там глубочайшая философия — философия любви, познания истины, любви к истине, любви к философии — та самая платоническая любовь. Поэтому это наука, наука, которая излагается в такой вот как бы в легкой, простой форме для любого человека. А Евангелие — это не наука, это книга о спасении. Книга, которая не заставляет тебя думать, я бы так сказал. Нет, конечно, заставляет тоже думать, безусловно, но думать не в том плане. Думать о спасении. Там тебе дается уже откровение — готовые рецепты, как жить надо: вот читайте Нагорную проповедь, и вот стремитесь к Царству Небесному, и все остальное приложится вам — и вот тебе это другой путь, поэтому как бы противоположный. Один путь откровения, а другой путь разума, вот о чем мы уже так немножко говорили. А с другой стороны, да, и у Платона мы находим то, что называется мифами — миф о пещере, миф о там колеснице, которые вроде бы как помогают понять те вопросы, которые сложно сразу разумом ухватить. Ну давайте через образы. В Евангелии мы читаем притчу, у Платона мифы — безусловно, есть пересечения. Ну а есть и диаметральные расхождения.

И. Цуканов:

— Дорогие друзья, «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА. Сегодня у нас в гостях Виктор Петрович Лега, доцент кафедры философии и религиоведения Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, преподаватель Московского физтеха, Московского государственного лингвистического университета, Сретенской академии, Московской духовной академии. Виктор Петрович, вот все-таки вопрос, который, конечно, нужно задать обязательно. Вот с вашим навыком рационального такого мышления и точных как бы всех вот таких понятий, которые и для философии очень важны, как и для математики — эта их, в общем, ну какая-то строгость мышления, она их объединяет на самом деле, мне кажется. Вот насколько легко у вас происходил период и процесс вашего воцерковления? Вот вы сказали в одном из интервью, что вы крестились исключительно по таким рациональным причинам. Вот можете немножко про это рассказать? А как вообще получилось, что вы стали верующим человеком, что вы именно уверовали во Христа, что именно Православная Церковь, а не там какая-нибудь еще деноминация? Как вот этот выбор происходил, и были ли какие-то такие вот вопросы, которые вас тревожили там в христианстве, в православии? Именно как человека, который уже знал философию. И понятно же, что, в общем, многие вещи в христианстве могут как-то вызвать вопросы, так скажем.

В. Лега:

— Нет, безусловно, вопросы вызываются не только в христианстве, везде, если мы говорим о думающем человеке. Сейчас уже, может быть, не все вот эти проблемы я сейчас вспомню, но одно я помню точно, я об этом уже сказал немного. На старших курсах физтеха я вдруг понял, что физика это лишь одна из маленьких — важных, интересных, нужных, безусловно, но одна из маленьких областей безбрежного моря истины. Но и здесь, да даже изучая физику, уже на третьем курсе физтеха, я вдруг столкнулся с вопросом, который вот и сейчас уже вызывает споры и сейчас тоже. Никак не мог понять реализацию второго начала термодинамики. Ну никак. Вот мне казалось, что этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Второе начало термодинамики, попросту говоря запрещает образование сложных систем, а он говорит: нет, наоборот, все будет распадаться, все будет превращаться в хаос, образовываться сложные системы не будут.

И. Цуканов:

— Закрытые системы.

В. Лега:

— Да, вот спасибо за поправку, закрытые системы. Мне часто об этом тоже говорят, когда привожу там на физтехе, и я тут же задаю просто вопрос: а приведите мне пример закрытой системы в нашем мире. Говорят: их нет. Я говорю: ну вот именно. Тогда что, вообще закона нет? Понимаете, закон — это всегда идеализация: идеальный газ, абсолютно упругое соударение, абсолютно черное тело там в квантовой механике, эта самая закрытая система — это все идеализация. А мы же применяем эту идеализацию к нашему миру. Да, мы говорим о там о жизни. Вот читая книгу Шредингера «Жизнь с точки зрения физики» — ну не может жизнь образовываться там из какой-то маленькой там клеточки, первой клетки, в которой образуется живое существо, а потом вырастать там в человеческое или там, не знаю, животное тело. Как оно превращает там, не знаю, пищу разжеванную нами старательно, зубами, а потом она превращается в красивейшие там клетки в молекуле ДНК, РНК, которые состоят там из тысяч нуклеотидов. Ну как это может быть, думаю я. Мне объясняют про закрытые системы, про флуктуации. Я говорю: ну флуктуации — это отклонения на секунду туда, сюда. А тут не на секунду, тут на несколько десятков лет. Ну и вот это проблема, да, вот она и сейчас, она все равно существует, на ней спекуляции и так далее. Это одна из тех проблем, которые возникли передо мной. Проблема разума. А что такое наша мысль? Это что, электрические импульсы в наших нейронах? А чем электрические импульсы в нейронах Пушкина отличаются от в нейронах моих, которые лучше, чем «морковь, любовь там, кровь» придумать рифму не может. Изучали мозг Эйнштейна, разрезали его там вдоль и поперек — ну ничем он не отличается, мозг Эйнштейна, от мозга какого-нибудь простого работяги. Ничем. Те же самые нейроны, те же самые синапсы и все остальные там клетки. Где тайна нашего мышления? Гения уж тем более. Даже не гения, просто меня, обычного человека. Вот эти вопросы, которые возникали тогда передо мной. Ну думаю: все, философия мне объяснит. Все понятно, что есть наука, философия. Сергей Михайлович Половинкин мне приоткрыл дверцу туда, в этот сияющий светлый мир. Ну философский факультет МГУ, да, я хожу на все лекции, стараюсь не пропустить ни одной. И понимаю, что тоже много ответов. Много, может быть, даже слишком много. А мне хочется один. Вот тогда я начал задумываться, да, может быть, что-то есть один, кто-то, что-то, одна истина. И я помню, вот кажется, на третьем курсе философского факультета был у нас курс, как он назывался — «История и теория атеизма и свободомыслия», типа того. В общем, годовой курс, то что назывался тогда научным атеизмом — я помню, что я не пропустил ни одной лекции. Просто на каждую лекцию ходил и думал: ну вот мне дурь сейчас из головы вот эту выбьют, покажут, что все это мракобесие и так далее. Не пропустил ни одной лекции. Помню даже, как сейчас, закончилась последняя лекция где-то в мае месяце, как обычно. Ну выхожу и прохожу мимо лектора и про себя, как бы обращаясь к нему, ну не вслух, разумеется, я говорю: спасибо огромное, теперь я точно знаю, что Бог есть. Как бы доказательства от противного. Целый год я слушал — кроме как вот там словоблудия, каких-то софизмов — ну, извините, ребята, я в науке немножко, не говорю, что я там великий физик, ну немножко меня научили мыслить научно. То, что я здесь слышал, наукой не пахнет. Это не научный атеизм, это своя, своеобразная философская мысль — мысль Маркса, Энгельса, Ленина. Поэтому вот тогда я уже стал более пристально, внимательно смотреть на религиозные книги, которых тогда, конечно, не было возможности читать, там ни русскую религиозную философию, где ты ее там, даже в МГУ тогда того времени, у нас была не было курса русской философии вообще. Был курс, назывался «История философии народов СССР» — из русских мы там изучали Чернышевского, там Герцена, ну там Мирза Ахундов из Азербайджана там и прочее, и прочее. Нет, в религиозной мысли вот на западе, почему я пошел как раз на историю западной философии — так это больше свободы. Мы изучали Платона и даже Августина, и даже Фому Аквинского, и даже там Спинозу или Канта — религиозных мыслителей, своеобразных, разумеется, но все равно не атеистов. И вот как-то это изучение философии, особенно западной, почему вот я как-то, я люблю и русскую философию, но как-то к западной я прилип тогда, потому что она мне приоткрыла, что есть, действительно не просто есть что-то, как-то она показала и разумными доводами. Может быть, она еще мне ближе в том плане, что я закончил физтех, и как более рассудочная, не такая вот мистическая, не частично иррациональная, чем мысль русская — она гораздо более глубокая, более, можно сказать, высокая, до нее нужно дорасти. А западная философия, она в этом плане как бы попроще. Попроще, ну и для меня того времени было попроще. Вот сейчас вы спрашивали меня, не хочется ли вернуться к какой-нибудь философии еще. Вот сейчас я все больше и больше так читаю русских философов. Конечно, не забываю про западных, и того же Плотина перечитываю, если вы там спросили, да, иногда я наслаждаюсь его гениальными мыслями. Но вот так. А потом уже это, по всей видимости, ну опять говорю как физик — сначала, потом, прочее. Ну, видимо, как-то вот благодать, не знаю, стала действовать, может быть, Господь стал помогать мне. Тогда я решил креститься. Тогда пришел в Церковь. Хотя тоже вот вы сказали: вопросы. Ну креститься я крестился, ну а поститься — ну как-то глупо. Бог в душе, как вы сказали, Бог в сердце, а не в желудке. Какая разница, буду ли я есть мясо или морковку? А как-то через год, через два, наоборот: ну как это? Ну я крестился, а посты не соблюдаю — как-то стыдно, несерьезно. Все равно что поступил на физтех, а лабораторные работы не посещаю — ну как-то это нехорошо. Ну и как-то вот само собой, как-то само собой оно продолжалось, пришло. Ну и, конечно же, еще раз я говорю, продолжает поддерживать, да, я не стесняюсь этого слова, продолжает поддерживать и философия. Вопросы возникают, проблемы, находишь у философов на них ответы, и так это все нормально. На самом деле вот мне, я не говорю, что каждый человек должен искать философии. Там преподобный Серафим Саровский или Сергий Радонежский не искали ответы в философии. Но мы все разные. Ну я такой. Для меня не только отцы Церкви, не только Евангелие, безусловно, но и некоторые философы тоже поддерживают, когда возникает какая-то проблема, вопрос там научный или философского плана, тоже помогают идти по жизни.

И. Цуканов:

— Вот и в сегодняшней ситуации, непростой очень, так скажем, есть кто-то из философов, кто вас вдохновляет, утешает? Понятно, что, наверное, Евангелие, это очевидно. Но вот именно если говорить про философов, кто-то, у кого можно найти, на ваш взгляд, ответы, ну для вас, важные в сегодняшней реальности?

В. Лега:

— Вы знаете, даже не всегда ты знаешь, где найдешь. Безусловно то, что вы сказали — Евангелие, апостол Павел. Вот как-то меня некоторые фразы из Священного Писания Нового Завета задели, и я не могу их забыть. Всегда радуйтесь. За все благодарите. Непрестанно молитесь, ибо такова о вас воля Господа нашего, — вот эти слова апостола Павла ну просто...

И. Цуканов:

— Еще: Господь рядом. Вот к этой же.

В. Лега:

— Всегда радуйтесь. Понимаете, заболел там, не знаю, смертельной болезнью — радуйся. Там же, вот я как физик рассуждаю, понимаете, вот всегда — законы природы, они имеют всеобъемлющий характер. Написано: не радуйся иногда там — когда пятерку получил на экзамене или на работу хорошую тебя взяли. Всегда радуйся. Или там фраза опять же: итак, стремитесь прежде всего к Царствию, ищите прежде всего Царствия Небесного и правды его, и все остальное приложится вам. Не путай причину и следствие, не думай: вот сначала я закончу институт, сначала я устроюсь на работу, сначала удачно женюсь, выйду замуж, сначала я...

К. Лаврентьева:

— А вот потом...

В. Лега:

— А потом уже. Нет. Ищи прежде всего правды. А все, что ты хочешь, оно тебе приложится — и работа, и семья, и ученая степень и прочее. Конечно, не забывай все-таки, что трудиться надо. А что такое искать Царствия Божия? Это тоже, Бог есть истина. Поэтому опять-таки вы сказали, что меня поддерживает. Бог есть истина. Если я эту истину не ищу сам, где искать ее — в формулах, в философских трактатах? В истине нравственной, в истине, заложенной в заповедях? Ну и там, и там, везде ее можно найти.

И. Цуканов:

— Если искать.

В. Лега:

— Если искать, конечно, да, совершенно правильно. Да, ищите и обрящете. Как трактует Климент Александрийский, значит, эта заповедь как раз и говорит нам, чтобы мы искали истину везде, где бы она там ни поднимались эти вопросы. Поэтому вот на ваш вопрос, да, вот я так долго разглагольствовал, сказал: да не знаешь, где найдешь. Вот сейчас я уже подготовил четвертое, исправленное и дополненное издание моего учебника. Надеюсь, вот только-только сдал его в издательств ПСТГУ, надеюсь через несколько месяцев там — три, четыре, пять —выйдет тираж, 4-е дополненное и исправленное издание. Ну разумеется, в некоторых местах я перечитывал первоисточники. Перечитывал Макиавелли. Ну как его там терпеть не могут — это такой циник какой-то, не знаю там. А потом я решил прочитать не «Государь» знаменитый, а другую, более позднюю работу, «Рассуждение о первой декаде Тита Ливия». И мне Макиавелли открылся ну совсем с другой стороны, я чуть ли не полюбил его просто, понимаете, это наш, православный человек, он христианин, говорит который (вот эти папы римские, эта западная церковь, она исказил его полностью): почему Европа, особенно наша родная Италия, находится в таком бедственном положении? А потому что не поняли христианства, живем как-то безнравственно, по примеру тому, что мы там получаем из нашего Рима. Ну и другие вопросы, да. Вот вопросы о государстве, вопросы о том, что государство должно иметь не наемную армию, а свою собственную. Да, он был фактически в этой Флоренции министром обороны. И как-то совершенно понимаешь по-другому. Хотя это там XV век, а как будто сейчас.

К. Лаврентьева:

— Дорогие слушатели, вот это было только затравка, это было только начало на самом деле совершенно прекрасных размышлений Виктора Петровича, с которыми мы можете ознакомиться в его трудах, в его книгах, в интернете и в магазинах.

И. Цуканов:

— Еще на сайте, у Виктора Петровича есть сайт.

К. Лаврентьева:

— У Виктора Петровича есть сайт. Стоит только в поисковике вбить: «Виктор Петрович Лега», как этот сайт сразу, первой ссылкой он вылетает. Так что обязательно изучайте, приобщайтесь к философии. У нас вот такой был сегодня очень интересный, очень глубокой разговор. Огромное спасибо, Виктор Петрович. Дорогие друзья, напоминаем вам, что у нас в гостях был Виктор Петрович Лега, доцент кафедры философии и религиоведения ПСТГУ. А еще также преподаватель многих и многих прекрасных вузов, мы сегодня это несколько раз уже озвучивали, Виктор Петрович Лега. У микрофона были диакон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева. Мы говорили о пути христианина в философии, религиозной философии, о поиске, о науке — в общем, о многом чем интересном мы сегодня говорили. Обязательно присоединяйтесь к нашим программам, дорогие друзья. Мы прощаемся с вами до следующего воскресенья.

И. Цуканов:

— И благодарим Виктора Петровича за то, что сегодня вы были с нами.

В. Лега:

— Спасибо за приглашение. Спасибо за интересные вопросы и возможность поделиться с нашими слушателями.

К. Лаврентьева:

— Спасибо вам огромное.

И. Цуканов:

Спасибо. С Богом. Всего доброго.

В. Лега:

— До свидания.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Путь к священству». Протоиерей Алексей Митюшин
• «Поэзия и поэтические переводы». Олег Скляров, Владимир Макаров
• «Святость». Священник Александр Сатомский