«Христианин в современном мире». Татьяна Каллаур

У нас в гостях была жена священника, преподаватель английского языка Татьяна Каллаур.

Наш гостья рассказала о том, как в Америке участвовала в строительстве храмов и преподавала там русский язык и литературу в церковно-приходских школах, о том, какое важное решение она приняла для себя после благословения архимандрита Ефрема Ватопедского, а также о том, с какими трудностями и радостями сталкивается зачастую семья священника.

Ведущая: Кира Лаврентьева

---

Все выпуски программы Вечер воскресенья

• «Христианин в современном мире». Серей Рудов
• «Христианин в современном мире». Наталья Смирнова
• «Христианин в современном мире». Наталья Богданова

---

К. Лаврентьева

«Вечер воскресенья» на радио «Вера», здравствуйте, дорогие радиослушатели, меня зовут Кира Лаврентьева, и как всегда в этом часе мы говорим о пути христианина в светском обществе, и каждый раз это удивительное переплетение судеб, узоров жизни, узоров судьбы, узоров участия Бога в жизни человека, в жизни христианина на пути к вере, в вере, на пути к храму. Сегодня у нас совершенно замечательная гостья, Татьяна Каллаур. Здравствуйте, Татьяна.

Т. Каллаур

— Здравствуйте.

К. Лаврентьева

— Татьяна, жена священника, родилась и очень много лет жила в Америке, там преподавала русский и литературу в церковно-приходских школах, как бы при храмах православных, все правильно сказала?

Т. Каллаур

— Да-да, правильно.

К. Лаврентьева

— Вот, и в первую очередь мне хочется, конечно, сейчас задать самый главный вопрос, вот, знаете, так перейти к главному и начать, наверное, с главного, как корабль назовёшь, так он и поплывёт, поэтому давайте мы нашу беседу сразу как-то в правильном русле устроим. Какие самые главные качества для христианина в трудное время?

Т. Каллаур

— Самое главное, я считаю, быть смиренным, любвеобильным и тогда, как Господь нас учил — любить всех, я думаю, что это самое главное в жизни и все принимать, как волю Божию, несмотря на то что, может, какие-то страшные тяжести у нас в жизни, но понимать, что это все от Господа, и Он нам посылает столько, сколько мы можем терпеть в жизни, и всегда Он нас защитит, всегда Он нам поможет, и все, что Он посылает, несмотря на то что могут быть очень трудные испытания, они все нам нужны, почему-то нужны для очищения своих грехов, конечно, самое главное, и верить в это и тогда все легко перетерпеть можно в жизни.

К. Лаврентьева

— И это не праздный вопрос, потому что ваша семья — потомки эмигрантов, которые уехали в начале XX века, вынуждены были покинуть Россию и, конечно, у вас есть это некое понимание о трудностях не понаслышке, которые могут испытывать люди, которые просто находятся всегда вдали от своей Родины.

Т. Каллаур

— Да, очень, очень трудно было нашим родителям, конечно. Во время Второй мировой войны папа был забран немцами из-под Смоленска в 14 лет, так что даже никто не знал, что он жив из семьи, чуть ли не двадцать лет никто не знал, и потом мама моя, уже когда они познакомились в Америке, она написала своим родственникам в Латвию, а те искали его родственников под Смоленском, и таким образом они только тогда узнали, что он живой, бабушка молила за него, как за умершего. Но страшное время было, страшное, то, что они, и мама маленькой девочкой, бежали под бомбами, страшно, и пришлось столько перетерпеть: и голод, и холод, в Европе они в таких в лагерях жили, очень-очень тяжело им было, мужчин держали отдельно, там вообще они перебрасывали им посылки с едой, как-то старались помочь им, трудно было, но, слава Богу, перетерпели все и все эмигранты, которые таким образом уехали, они все потом попали кто куда, в Америку, в Канаду, в Южную Америку, кто в Европе остался, но всегда объединяло одно — Церковь и всегда, куда бы они не приехали, они первым делом строили храм, потому что, конечно, в Америке, кроме первых приходов, которые вот Патриарх Тихон поставил в Америке, не было тогда столько храмов, а Зарубежная Церковь очень много храмов открыла и сейчас открывает дальше для американцев, которых очень много сейчас переходит в православие, из разных протестантов, переходят и становятся православными, открывают свои приходы, служат по-английски, ну слава Богу, это то, что владыка святитель Иоанн Шанхайский старался тоже, он же переводил службы и в Европе переводил, старался помочь людям, чтобы те, которые вот не понимают по-русски, по-славянски, чтобы они понимали на своём языке, нам приходилось тоже на приходах с мужем переходить на английский, когда это нужно было.

К. Лаврентьева

— То есть ваши родители фактически уехали из России во время Первой мировой войны, тогда ещё, при государе?

Т. Каллаур

— Нет во время Второй.

К. Лаврентьева

— Просто поясняем для наших радиослушателей.

Т. Каллаур

— Потому что мама жила в Латвии, они были русские, которые в Латвии жили.

К. Лаврентьева

— То есть они уже уехали в Латвию тогда?

Т. Каллаур

— Они просто там жили, это все русские, которые были в Латвии, а потом уже пришли немцы, и тогда уже...

К. Лаврентьева

-... началась неразбериха огромная.

Т. Каллаур

— Да.

К. Лаврентьева

— У вас есть какие-то детские истории, которые вам рассказывали родители, какие-то, знаете, такие семейные истории, передающиеся из поколения в поколение, связанные вот как раз с этими трудностями, с этими сложностями, с которыми пришлось столкнуться в вашей семье?

Т. Каллаур

— Ну очень много, ещё бабушка бежала с моей мамой, она была из большой семьи священника, протоиерея Никанора Трубецкого, который, мы подразумеваем, что он был какой-то внук, наверное, декабриста, потому что он никогда не хотел ничего иметь общего со своей фамилией, хотя это фамилия такая, не выдавалась никому, если они не были в родственных связях.

К. Лаврентьева

— То есть это как раз дворяне Трубецкие?

Т. Каллаур

— Да, да, мы так подразумеваем, но мы никогда ничего не думали об этом, даже и он служил, он строил церкви в Латгалии, это потом его сыновья, десять человек детей у них было, моя бабушка, мама моей мамы, она была преподаватель русского языка, они все при церкви выросли, все помогали, кто-то стал матушкой из женщин, из сестёр, все мужчины, все братья, они все были или священниками, или протодиаконами и всех сослали, к сожалению, и в то время бабушка испугалась всего этого, она взяла маму маленькую, которой было, наверное, семь лет, и она уехала вместе с немцами за границу, хотя бабушка, прабабушка, матушка Александра ей говорила: «Куда ты едешь, куда ты, Катя, уезжаешь?», и она потом очень страдала от этого, что она уехала из России, хотя знала, что, наверное, её сошлют, потому что она вынуждена была преподавать русский язык немцам, когда они оккупировали, также, как мои дяди, которые все помогали Псковской миссии, я сама познакомилась даже с одним из последних, который был жив, отец Иоанн Трубецкой, он собирал со всех деревень еду и вёз в эти лагеря, где держали пленных русских ребят, солдат советских, он ехал к ним, он договаривался с немцами, что надо их кормить, надо их поисповедовать, служить службу, причастить их, это удивительно вообще, когда слушаешь такие рассказы, сколько у них было храбрости, и потом, к сожалению, его за это сослали на десять лет, бедненький, ну, слава Богу, вернулся и продолжал служить, служил много лет в Латвии, в Риге, в одном из храмов, Всехсвятский, кажется, был храм. Так что это нам давало просто то, что нам родители рассказывали об этих людях, удивительные наши родственники, это нас ещё более поддерживало в нашей вере, в православии, и мы были очень большие патриоты всегда России, нас воспитывали, у нас были всегда русские православные школы, раз в неделю, в субботу мы все ехали в нашу школу, я жила в Нью-Йорке, так что я ездила в синодальный храм, где у нас была русская православная субботняя школа, где преподавались русский язык, литература русская, история, география, Закон Божий, конечно, и бывали там танцы русские, пение русское, и мы все как-то росли так вокруг наших приходов, воспитывались этими старыми русскими, многие из них выехали ещё после революции вообще. Те, кто преподавали, они сами окончили Смольный институт, это такие благородные люди были.

К. Лаврентьева

— То есть вы как бы напитаны, вы впитали в себя вот это благородство и некое такое исповедничество, ведь очень много было священнослужителей, матушек, праведных людей в вашей семье.

Т. Каллаур

— Да. Ещё другой дядя, старший был тоже брат из Трубецких, отец Николай Трубецкой, он был даже... я просто не хочу обмануть, но он был секретарём одно время у убиенного священномученика Сергия и он несколько лет у него был секретарём, потому что он окончил во Франции академию в Париже богословскую, и потом его тоже сослали, и он, даже его письма потом собрали, и его знакомые опубликовали его воспоминания, эти вот письма, как он переписывался с женой, как он волновался о своей жене, а она все равно собирала все и посылала ему туда, в лагерь, помощь, всякую, чтобы он выжил как-то это время, но благодаря тому, что он очень хорошо знал латынь, он работал там как фельдшер в тюрьме и помогал людям, и тоже он моей маме рассказывал, я с ним, к сожалению, не познакомилась, но тоже там и исповедовали, и служили литургию, и все успевали, как-то Господь их охранял, этих наших бедных...

К. Лаврентьева

— Вот там, в Америке, когда вы уже повзрослели, когда начали жить своей уже жизнью, насколько легко или не легко было вам сохранять себя православным человеком? У вас было какое-то общество единомышленников, я не знаю, школы?

Т. Каллаур

— Ну вот вокруг наших приходов, там, где люди-эмигранты приезжали, они всегда ставили храм, перед тем, как даже себе купить дом или заработать на дом, они приходили, главное это были образованные люди, инженера там, доктора, они пока переучивались, они работали на очень низких работах, на фабриках, моя бабушка тоже работала, гладила на фабрике, а переехали туда и первое что — они все образовывали где-то храм, то ли какой-то гараж переоборудуют и потом его отстраивают, из него делают храм, благоукрашают. И мы все были приучены, может, потому, что моя мама пела детства всегда в хоре церковном, мы все пели в хоре у нас, когда мы росли, просто мы росли в Queens, это часть Нью-Йорка, и у нас был такой домашний храм, домовый, он не был отстроен, потому что в Нью-Йорке очень трудно получить помещение, на первом этаже углового здания у нас много лет был храм Успенский, и там у нас такие уникальные люди были, у нас были профессора, профессор Ильинский, его сын, тоже Ильинский, профессор, которые преподавали в университетах, в Нью-Йоркском университете преподавали, много писали, люди, которые такие интеллигентные были, и они вот занимались тем, что преподавали нам, там тоже была образована такая приходская школа при храме, так что литературу они проводили, историю, географию, лекции некоторые люди просто читали о своей жизни, воспоминания, об истории что-то, очень такое вот культурно развитое было, и это все было вокруг нашего храма. Мы все, вся молодёжь шла на хор, у нас никому не платили, мы все вольно шли, и мы очень любили это дело, у нас была прекрасная регентша, можно сказать, старая дева, она отдала всю свою жизнь только служению Церкви, Анна Владимировна Комендантова такая, и она нас всех учила: «ты должен научиться читать и ты, и ты, и ты», в общем, все пели, всех нас учила. У нас были очень такие молитвенные службы, батюшки старенькие были, которые тоже приезжали, у нас был такой маленький приходик, ну не очень маленький, там было одно время, когда нас было 150 человек, так что у нас не такой маленький он был. Потом начали вымирать старички, тогда немножко хуже стало, но вот эти вот такие воспоминания, трапезы устраивались всегда, у нас был такой приходской залик, и там мы собирались все вместе, ну как большая церковная семья была, друг другу помогали, все собирались в субботу, в воскресенье, всегда на Всенощную приходили, в воскресенье, конечно, на Литургию и когда надо было, звонили друг другу, помогали: «ты мне можешь в этом помочь, в том...», в общем, такое вот христианское отношение. Где трудно было — это трудно было в американском обществе, мы росли как люди, я считаю, и сейчас вот я думаю, назад смотрю, вспоминаю, я считаю, что на нас смотрели американцы как на людей второго сорта, потому, что мы не были американцы, мы были русские, мы всегда считали, что мы, русские, на первом месте, и у меня, брат даже, потом мы только узнали, он очень ругался с этими, которые на него нападали: «ой, ты русский», но в то время они считали, ассоциировали, что «ты красный, ты коммунист» и все, ты мне не нужен, а мы начинали объяснять им, что мы настоящие русские, посмотрите, у нас и Толстой, и Достоевский, а они даже не знали, кто это такие, не знали композиторов, это очень печально было слушать, но мы их воспитывали в этом деле (смеется), всегда как-то с ними договоримся и поговорим, но это было очень больно, очень больно, мы всегда себя считали на первом месте русскими, это благодаря нашим профессорам, которые преподавали нам русский, старый генерал у меня учитель был, Олег Иванович Лебедев, он ещё в царское время служил, старенький был, но он такой нам преподнёс патриотизм, столько о России доброго говорил, и никто никогда не говорил против русских, никогда, за рубежом никто не говорил, всегда только за Россию было.

К. Лаврентьева

— «Вечер воскресенья» на радио «Вера» продолжается, у нас в гостях Татьяна Каллаур, жена священника, преподаватель русского языка и литературы, в Америке в основном многие годы преподавала Татьяна, а сейчас здесь преподаёт английский по иронии судьбы. С вами Кира Лаврентьева, мы продолжаем наш интересный очень разговор, Татьяна, а вы понимали, что вы станете женой священника?

Т. Каллаур

— Нет, никогда не думала, мне очень хотелось быть врачом, и я училась всегда на круглые пятёрки, я очень много читала и по-английски, и по-русски, и смешно, я даже настолько много читала, я читала английских классиков, скажем, Диккенса по-русски часто, чтобы просто стараться как-то развить русский язык, потому что очень трудно было, мы только вот в семье и среди всех знакомых говорили по-русски, а так, в школе и в обществе по-английски все время, так что, чтобы запас слов был. Потом я уехала в университет и тогда уже познакомилась с мужем, мне всего лишь было 17 лет, и через два года вышла замуж, получается, я окончила образование конечно, но кто бы думал, это было важнее, видно то, что мне надо было ему помогать всю жизнь.

К. Лаврентьева

— Вы не боялись?

Т. Каллаур

— Нет, нет. Сорок три года, как мы обвенчаны, так что мы очень счастливо всегда жили и помогали друг другу, потому что он такой же, он с севера Нью-Йорка, там тоже у него были прекрасные преподаватели, которые ему дали очень много патриотизма...

К. Лаврентьева

— Он тоже русский?

Т. Каллаур

— Да. Его родители из Белоруссии, правда, из Минска, они бежали, когда там были перемещения, эти границы, страшное время это тоже. Так что мы как-то всю жизнь строили храмы, так у нас получилось в жизни, и Господь помогал, конечно. Нам очень было трудно, когда в одно время в восьмидесятых годах вымерли русские более старые, но начали приходить американцы в храм, и отец Георгий начал их крестить, и развивалось совсем другое миссионерское такое положение, нам трудно было, нам пришлось перейти со славянского частично на английский, служили по-английски, это очень трудно было и петь, и читать на английском, но пришлось, а потом вдруг волна хлынула, девяностые, русские — с Украины, с России, с Белоруссии, когда здесь тяжело стало, и это нас очень обрадовало, потому что у нас храмы восполнились опять, они очень помогали нам, мы начали храмостроением заниматься, как-то все помогали очень так, новая жизнь появилась, и много знакомств, конечно, очень приятно было с ними, и, конечно, мы вернулись обратно на служение на церковно-славянском.

К. Лаврентьева

— Татьяна, вот я с вами разговариваю и понимаю: что в России, в Русской Православной Церкви, что в Зарубежной Русской Православной церкви, все одно и тоже: жена священника и священник — это как семья военных, их все равно перебрасывают с прихода на приход, им каждый раз нужно начинать новую жизнь, и это ведь колоссальный труд, а вы ещё и храмы возводили, вы же не просто там приехали на все готовенькое, прости, Господи, и то стресс: ты приезжаешь на новый приход, новые люди, новая квартира, детей перевести там из школы в школу, и то стресс жуткий, я общаюсь, вот у меня подруги- матушки, а когда тебе ещё надо каждый раз строить, возводить хоть какое-то пространство для молитвы, храм, все заново! Это как же? Не опускаются ли руки, когда это происходит, я не знаю в пятый, в седьмой, в десятый раз?

Т. Каллаур

— Трудно было, но мы как-то всегда следовали за зовом Церкви. Построили в одном месте, владыка говорит моему мужу: «Вот там нужно помогать, давай туда». Получается, что в последний раз, когда мы переехали, это был уже Бруклин, это часть Нью-Йорка, где много-много русских было, и долгое время мой муж говорил владыке, что там нужен храм, что два часа езды в Манхеттен в наш Знаменский собор ехать людям очень трудно в воскресенье, это только одно время, когда они могут отдохнуть, что там надо, ну и наконец-таки что получилось: он им говорил это, а они на него свалили это и получается, мы когда переехали в Бруклин и начали строить, нашли здание, мы ездили с ним по всем улицам, католики нам никак не помогали, это наши враги, так что я не верю никогда, что католики помогут, потому что они нам там не помогали, у них стояли пустые церкви старые, которые могли бы нам, православным, отдать, они не отдавали и наоборот, палки в колеса вставляли ну ничего, Новомученикам храм стоит в Бруклине и там тысячи приходили, мой супруг сотни, если не тысячи крестил взрослых, приходили, спасались, и сейчас спасаются, слава Тебе, Господи.

К. Лаврентьева

-Какая роль была у вас во время вот этого наплыва людей, какая роль была у вас — объяснять, говорить, утешать, поддерживать?

Т. Каллаур

— Да, но больше всего, конечно, супруг этим занимался, я больше строительством занималась, потому что у меня, видно, идёт с обеих сторон, деды мои такие строители, что у меня к этому больше талант есть, и я занималась этими всеми электриками, строителями, вот из простого здания, мы нашли какой-то протестантский такой, не квадрат, а длинный такой, четырехконечное здание, очень простое и там был протестантский храм, там продавали что-то такое, в общем, в жутком состоянии, но мы его взяли, я говорю: нет, там будет храм, сделаем. Там сцена была, мы её снизили, сделали алтарь, сделали прекрасный храм, сейчас вообще там очень хорошо перестроили, ещё лучше сделали. Внизу зал, впереди комната батюшки, собираться с людьми, беседовать перед браком, перед крещением и маленький магазинчик, там утварь, книги, церковные нужды, чтобы люди пришли, крестики, купили бы и всё.

К. Лаврентьева

— Татьяна, я прошу прощения, но без этого вопроса совсем никак нельзя обойтись: а деньги? То есть вы, русские люди, которые, хоть и родились там, все равно оставались русскими людьми, как вы уже сказали, воспринимались несколько, может быть, в штыки даже, что Католической Церковью, что какими-то там американцами отдельными, может быть, кем-то хорошо, кем-то плохо, но все равно это чужая для вас была земля, и вот вы приезжаете каждый раз на новый приход, вы женщина, ваш муж, соответственно, занимается катехизаторской работой, миссионерской работой, крестит, исповедует, причащает, отпевает, венчает, в общем, и так работы очень много, и вы занимаетесь, женщина — стройкой, изысканием денежных средств, разрешениями, техническими трудностями, проводкой, там полом, краской, шпаклёвкой, куполами, крестами — вот это что вообще, как это возможно сделать?

Т. Каллаур

— Это возможно, потому что Господь вёл нас. Вот надо было открыть храм, за одну неделю приготовить, мы получили это здание за неделю до Троицы, и надо было за одну неделю его привести порядок, в общем, руки опускаются, думаешь: откуда, что? Муж тоже, там русское радио было, он зашёл, и ему дали пару слов, и люди пришли, за одну неделю сняли все стенки, всякие перегородки, перестроили, и храм был готов, в таком бедненьком виде, но красиво было, ничего, был готов за неделю.

К. Лаврентьева

— То есть вы сумели как-то организовать людей в помощь себе?

Т. Каллаур

-Да, мы так любили русских, что они приходят и от всей души помогают, хотя денег не было, это беда, потому что эмигранты, мы сами, родители, дедушкой-бабушки эмигранты, у которых не было денег, но они как-то собирали, как-то Господь посылал понемножечку, строили всегда на каждом месте, ничего, можно, если верить в Господа, Господь чудеса творит, мы десять раз, это вот десятый раз, что мы переехали, и это уже окончательно — в Россию.

К. Лаврентьева

— Вот сейчас мы обязательно об этом поговорим.

Т. Каллаур

— Это чудо просто всё.

К. Лаврентьева

— «Вечер воскресенья» на радио «Вера», дорогие друзья, у нас в гостях Татьяна Каллаур, жена священника, преподаватель русского языка и литературы, Татьяна и её семья — потомки эмигрантов, как мы уже выяснили, дворян Трубецких, так можно на это полагаться в каком-то смысле. Меня зовут Кира Лаврентьева, мы вернёмся через несколько секунд.

К. Лаврентьева

— «Вечер воскресенья» на радио «Вера», здравствуйте, дорогие друзья, ещё раз приветствую вас, напоминаю для тех, кто только недавно начал слушать нашу программу, что у нас в гостях Татьяна Каллаур, жена священника, преподаватель русского языка и литературы в Америке, а также, как я узнала, и Закона Божьего, и истории, и всех правильных гуманитарных дисциплин. Меня зовут Кира Лаврентьева, и мы как раз говорим с Татьяной о её жизни в Америке, о её знакомстве с будущим супругом, о жизни матушки, о радостях и трудностях этой жизни жены священника, о строительстве храмов. Десять раз Татьяна и отец Георгий переезжали с места на место, меняли приходы, и причём каждый раз практически пришлось с нуля возводить храм и, если честно, я ещё пока это только пытаюсь осмыслить, потому что очень трудно себе представить, ведь это же ресурс на это нужно где-то брать, а где вы брали силы внутренние?

Т. Каллаур

— Нет, Господь на каждом шагу всю жизнь всегда давал нам силы, если верить в Него, если живёшь по-христиански, по-православному, я считаю, ничего не трудно и тем более то, что мы все время ссылались и думали о наших предках, которым гораздо ещё труднее, я считаю, было, потому что, когда послушаешь их все рассказы, у нас были удивительные люди на приходах, это были люди, которые прошли войну, которые потеряли все, поголовно все, и они никогда не унывали, вот это вот смирение, у них было, любовь друг к другу и труд в жизни, если веришь, что Господь послал — нам нужно, значит, это перетерпеть, идёшь вперёд и веришь, что Господь дальше поможет.

К. Лаврентьева

— Но женское устроение, оно же имеет определённые особенности, и как в тщательном ежедневном потогонном труде сохранять женственность? Я вас спрашиваю об этом, потому что совершенно очевидно, что вы её сохранили, жаль, что у нас нет видеосъемки...

Т. Каллаур

— Я как-то даже никогда не думала, просто я всегда считала, что женщина должна быть женщиной.

К. Лаврентьева

— Да, но приходит женщина, которая строит храмы, которая десять раз строила храм.

Т. Каллаур

— Ну, не десять раз.

К. Лаврентьева

— Ну, я не знаю, сколько, семь, восемь раз, восстанавливала их, занималась организационной мужской работой.

Т. Каллаур

— Просто люди как-то относились очень хорошо ко мне, которые приходили, которые отдавали своё время вечерами, ночью, и у них был такой вот подъём, что надо помогать, надо строить. Даже мы были на стареньком приходе, куда владыка нас послал, где надо было тоже поднять его, Покровский храм тоже в Нью-Джерси, это в следующем штате, и там был маленький храм, но мы как-то смогли купить землю и думали строить вообще на той земле, но как-то это не получилось, потому что владыка тогда просто решил, что надо мужа переслать в Бруклин, чтобы там поднимать храм, так что где мы не были, все равно мы строили. Вот, скажем, на другом приходе Михайло-Архангельский приход, где у нас были удивительные старые казаки, больше всего казаков, там атаман казачий был, и вот отец Георгий смотрит, говорит: «знаете, здесь храм есть», там был старенький владыка, который служил, он очень хороший был, и он говорит, что надо, чтобы у нас была колокольня. Сразу же эти старенькие казаки, которым уже за 80 лет, они все собрались: «идёмте, батюшка, давайте, строим». И архитектор наш русский был, православный, тоже пришёл в храм, все начали помогать друг другу и так на каждом приходе было, никогда не было так, чтобы кто-то был против храма, всегда вместе все строили.

К. Лаврентьева

— Какие праведные люди встречались вам на этом пути, на вашем вот этом американском?

Т. Каллаур

— Много, первые люди, которые на меня произвели впечатление с детства, это был наш владыка, митрополит покойный, Филарет, который через Китай ехал, в Харбине жил, и когда коммунисты пришли, его избили, и у него под бородой было искривлённое лицо, так его побили, бедненького. Он был такой духовный, такой старец, тоже за Россию, говорят, что он был против воссоединения, но я не верю в это, я его знала с детства, и он, наоборот, очень поддерживал всех русских, которые начали переезжать, он скончался в 85-м году. И потом, конечно, наш владыка Лавр, которого я с детства знала, который вообще крестил нашего сына и, конечно, наш мученик, брат Хозе, у которого была мироточивая икона Монреальская Иверская, Иосиф Муньос-Кортес, и он часто у нас бывал, когда владыка Лавр приехал крестить нашего сына, у нас единственный сын Сергей, и Хозе узнал об этом, он почему-то был в Нью-Йорке в то время, и он с иконой приехал, так что было очень трогательно, что сына крестили прямо перед иконой мироточивой.

К. Лаврентьева

— Ничего себе.

Т. Каллаур

— Да, он у нас часто бывал, в храмы приезжал во многих приходах, он все время объезжал, он себя не жалел, хотя у него диабет, он мучился от диабета, ему очень трудно было, он уставал очень, но он никогда не отказывался, ему звонят, что: «мол, Хозе, приезжайте, пожалуйста, у нас там беда, приезжайте, пожалуйста, к нам», и он ехал, несмотря ни на что он ехал. Тогда я помню, это было как раз за два месяца до его смерти, он был у нас на Воздвижение Креста Господня, он приехал к нам на приход и отдыхал у нас, немножко отдохнул пару дней, лежал в гамаке во дворе и так радовался этому, но он уже чувствовал, нам говорил, что он знал, что его преследуют, ему все время звонили, гадости наговаривали, он говорил, что очень возможно, я не кончу своей смертью, он нам прямо так говорил, но это же чудо было, какая это икона была, как она мироточила! Я помню, батюшка мой, мы ехали с ним, я ехала за рулём, а батюшка держит икону впереди, и у него просто все текло, и на полу была огромная лужа в этой машине и просто нам даже как-то жалко было потом расставаться с этой старенькой машиной со временем, потому что там столько мира натекло на пол. Но скольким людям помогал Хозе своим вот таким смиренным, терпеливым нравом, какой он был...смиренный, я бы сказала, самое главное, терпеливый, он ездил же по всему свету, как это трудно было, вы можете себе представить, лететь столько часов на самолёте и нельзя сходить никуда, надо держать икону на руках, а она тяжёлая была, большая икона, это удивительно, сейчас вот 25 лет со дня смерти...

К. Лаврентьева

— ... уже исполнилось как раз с 30-го на 31-е — 25 лет, как Иосифа убили в Афинах, с 30 на 31 октября это было.

Т. Каллаур

— Трудно, трудно это. Конечно, владыку Иоанна Шанхайского я видела, когда была маленькой девочкой.

К. Лаврентьева

— Вообще удивительно.

Т. Каллаур

— Мой муж, в нашей Зарубежной Церкви прославили отца Иоанна Кронштадтского в 64-м году, и его дядя построил первый храм в мире отцу Иоанну Кронштадтскому, он был священник тоже, отец Георгий и владыка Иоанн Шанхайский приехал на прославление в Синод, а потом туда приехал — удивительный был, как он ко всем деткам, любил всех, любвеобильный. А вот вернуться к Иосифу, нашему брату Хозе убиенному, он же тоже ходил, он в Чили жил, и он же ходил мимо нашего русского храма, а там такой владыка Леонтий служил, и он с ним познакомился, и из-за него он крестился, потом владыка Леонтий часто к моему мужу приезжал в дом родительский, когда он приезжал в наш Троицкий монастырь, он останавливался у родителей моего мужа, и тоже такой любвеобильный был и понятно, почему Иосиф так был тронут его любовью, его таким вот терпением ко всем людям, потому что, в особенности в Южной Америке было очень трудно, там было меньше людей из православных, которые туда переехали русских, они работали на очень тяжёлых в местах, в джунглях, там были змеи, были там крокодилы, там очень трудно было, пока они не выучили язык, пока они как-то могли защититься и доказать, что они там инженеры, профессора, врачи, это время же берет все, а пока надо было на таких низких работах работать. Насчёт Иосифа ещё хочу рассказать, он рассказывал это, очень интересная история была: он был в Южной Америке, приехал вот с Иверской иконой Монреальской, и там люди ему говорят: «Брат Иосиф, поедем, там есть один храм, где мы служим только в летнее время (а летнее время — это наша зима, там же наоборот, в том полушарии) и поедемте туда, чтобы как-то благословить это место иконой, откроем храм». И они туда приехали, и открыли храм, а там уже были все засохшие цветы, которые остались с прошлого сезона, когда люди туда приезжают на отдых, видно, это такое место было, и они вошли в храм — все цветы были ожившие, как свежие, как будто бы их только что срезали, поставили, вот такие вот маленькие чудеса, но это просто когда подумаешь об этом, как Божья Матерь Сама Себя встретила...

К. Лаврентьева

— И все устроила.

Т. Каллаур

— Да!

К. Лаврентьева

— «Вечер воскресенья» на радио «Вера», напоминаю, что в этом часе с нами Татьяна Каллаур, жена священника, преподаватель русского языка и литературы, с вами Кира Лаврентьева. Татьяна, вы знаете, хотела спросить, какое все-таки на вас впечатление произвёл владыка Иоанн Шанхайский?

Т. Каллаур

— Я очень плохо помню, то есть помню, что в церкви была, я же маленькая девочка была, мне было всего лишь четыре года, но я помню, что я была в церкви. А, вы знаете, много лет спустя, когда было очень трудно вот как раз в Бруклине когда мы строили храм, приход строили, не только вот физически храм.

К. Лаврентьева

— Целое дело.

Т. Каллаур

— Да. Мне приснился такой интересный сон, где мы были в каком-то зале, и потом я поняла, что это, видно, вот этот вот храм, и владыка Иоанн вошёл в храм и нас всех благословил, и так посмотрел на меня, как бы одобрительно, и я это никогда не забуду, но это я уже была взрослая, это уже было после прославления владыки, так что наши святые, наши покойники, даже покойники, даже мой папа, я чувствую, что он нам помогает с того света, молится за нас.

К. Лаврентьева

— Как говорит владыка Антоний Сурожский, когда у него умерла женщина, с которой он очень дружил, к нему подошли и сказали: «Владыка, ну как же теперь вот без неё?», он говорит: «А что? В наших отношениях ничего не изменилось. А иногда даже лучше становится».

Т. Каллаур

— Да. Вот был у нас духовник, отец Арсений (Кондратенко), он во Франции служил в Леснинской обители восемнадцать лет, он свою семью потерял, попал в плен немецкий, он был из Волгограда, Царицын, как он говорит, и он попал в Европу, потом в Бельгию попал, в шахтах работал, осталась у него семья в России, двое дочерей, жена, а там никак в то время, во время Второй мировой, как с ними соединиться опять, и он остался в Европе, потом приехал в Америку учиться и стал монахом, священником, архимандритом потом, много лет, вот восемнадцать лет служил в Леснинской обители во Франции — просто удивительный человек, сколько он горестей прожил за свою жизнь, а он всегда был радостный, всегда радовался о Господе, и верил, что Божья Матерь ему на каждом шагу помогает, даже одно время он нашу Курскую Коренную икону возил в Австралию, несколько раз возил по приходам там. Последние три года жизни жил в Синоде нашем, тоже хранил икону Курскую в своей келье, и он говорил: «Это вот она мне помогает, никогда не унывайте, никогда, тяжело будет — помолитесь ей, все будет хорошо», и так оно и было всегда. Даже я помню, когда он скончался, мы очень все расстроены были, но мы не могли плакать на его отпевании, мы не могли плакать, мы все вспоминали его радостные шуточки, которые он нам говорил, у всех радость такая была, пасхальная радость была. Вот такие удивительные люди, как нам унывать тогда? Все надо терпеть.

К. Лаврентьева

— Мы иногда спрашиваем в рамках этой программы про кризисы веры, знаете, про охлаждение веры, про вопросы какие-то к Небесному Отцу, на которые не можешь найти ответы, мне кажется, вас об этом спрашивать совсем неуместно.

Т. Каллаур

— Я не знаю, я с детства была приучена к тому, что надо идти вперёд, и у меня были такие преподаватели, я училась, в детстве у нас была гимназия ещё при нашем Синоде, к сожалению, она потом закрылась, и я там проучилась четыре года, наверное и у нас там были такие учителя, которые вот старой русской школы, дореволюционной, взгляды у них были, они просто никогда не унывали, а им так трудно было, они все потеряли, все, там были всякие князья, которые вообще все уехали из России, все было потеряно и ничего, жили, слава Богу, радовались тому, что есть храм, куда ходят, поддерживают свой храм, так что я не знаю, наверное, из-за этого у меня никогда не было такого уныния, никогда ничего не было, слава Тебе, Господи.

К. Лаврентьева

— Правильные примеры, да?

Т. Каллаур

— Да, только вспомни их и сразу же думаешь? какая радость у них была, как стыдно мне было бы...

К. Лаврентьева

— Есть на кого равняться.

Т. Каллаур

— Да.

К. Лаврентьева

— Вы вернулись в Россию несколько лет назад.

Т. Каллаур

— Да, мы мечтали с супругом всю жизнь, слушая рассказы наших вот этих преподавателей, наших близких, наших родственников, мы Россию очень любили всегда, очень такой патриотизм был у нас с детства, нас так просто воспитывали, папа, несмотря на все, что он прожил, мы все верили и верим в Россию, и мы всегда мечтали, что, может быть, Бог даст, мы уедем на старости лет сюда, и вот получается, в пенсионном возрасте, так получилось, что мы смогли продать домик свой, который был в Нью-Йорке, на эти денежки вырученные купили здесь дом, и нам Господь помогает, это правильный шаг был, потому что это было с благословения, наши семьи знакомы со старцем Ефремом Ватопедским, и я, когда встречалась с ним в Греции на подворье его в 14-м году, я ему говорю, что так мечтаю в Россию уехать, чтобы как-то... ну, завершить вот этот цикл, я думаю, который у нас около ста лет продолжался и, может быть, этим прикрыть грехи, скажем, моих прадедов, потому что там, наверное, были грехи и, может, тем, что вот я вернусь в Россию, мы с мужем вернёмся, что мы искупим этот грех, который там был, неправильно это было — идти против царя, против нашей России, декабристы неправильно поступили. И этим вот, я считаю, что мы искупили этот грех, что мы вернулись, здесь вместе с русским народом пожить и как-то претерпеть, что будет. И вот, когда мы собирались, наш отец Ефрем говорит мне, что вы должны ехать в Россию, я ему говорю: «мне супруг говорит, что я не могу бросить свою паству», а он говорит, что паства всюду, в особенности в России нужны пастыри. И после этого благословения у нас все пошло, мы не могли продать, в Нью-Йорке невозможно это было после урагана, у нас же два урагана там прошло, все разрушено было, у нас, слава Богу, дом стоял, и все поправили, все нормально было, и мы служили молебен, и еще потом отслужили, в конце всего как раз владыке Иоанну Шанхайскому, мы его очень любим, почитаем, и на следующий день вдруг мне звонят китайцы, приходят, посмотрели дом, и эта китайка поворачивается и говорит: «Вот мой клиент — молодой какой-то мальчишка был с ней, — он хочет купить ваш дом».

К. Лаврентьева

— Вот именно ваш и именно сейчас пришел и сразу купил.

Т. Каллаур

— Да, и китаец, а он же из Шанхая, так что мы поняли, что это помощь, это значит Богу так угодно, что нам нужно переезжать.

К. Лаврентьева

— Татьяна, но надо признать, вы приехали не в самые лёгкие времена для России, конечно...

Т. Каллаур

— Ну, когда здесь было легко?

К. Лаврентьева

— Да, это правда. В чем сейчас искать опору, в чем вы находите свои опоры, чтобы самой держаться, батюшке держаться, близких поддерживать, и ещё людей поддерживать?

Т. Каллаур

— Только в вере в Бога. Только вера, мы должны все понять, что на Россию всегда нападали и будут нападать, и мы должны бороться с этим злом, это мировое зло, которое вот — ну не нужна вера наша православная никому, им не нужно, так что мы только должны бороться нашей молитвой, читать акафисты, трудно на душе — читай акафист Божией Матери, сразу все отходит, сразу же, как наши все старые батюшки учили нас с детства: прочти акафист, иди в церковь, отслужите молебен. Батюшки вообще сейчас должны подниматься и как-то служить акафисты каждую неделю, эти крестные ходы должны идти, звонить в колокола, Господь поможет, Господь рассудит. И потом, конечно, мы должны понимать, что все посылается за грехи, и мы должны отвечать за эти грехи, только вот молитвы, покаяние и идти в храм. Я считаю, что много людей здесь в храмах, но и ещё больше должно было быть, потому что мы должны понимать, что как мы искупим наши грехи — никак, только вот молитвой, верой, исповедью и причастием, надо идти.

К. Лаврентьева

— Но при этом не впадать в уныние и в тревогу.

Т. Каллаур

— Абсолютно. И не надо, потому что кто у нас, по истории России, кто впадал в уныние? Посмотрите на Суворова, сколько у него было битв, сколько у него уныния могло быть, а он был верующий, он же здесь, прямо в Москве, в тот храм, где он читал и пел, приезжал, и никогда не унывал, такие люди были у нас.

К. Лаврентьева

— В чем счастье для вас, как для христианки?

Т. Каллаур

— Счастье для меня в том, что я верю в Бога и что я могу ходить в храм. И как-то чем-то стараюсь помогать людям, это вот моё счастье. Ну конечно, дома, то, что за домашними смотрю, это понятно, у меня мама ещё старенькая, 88 лет, как-то радуюсь этому, вот это все счастье в жизни. Если кого-то можете научить чему-то доброму — это большое счастье, и поделиться воспоминаниями, может быть, лучше человек выйдет тогда, когда поделишься с ним воспоминанием или те люди, которые вот жили, которых мы знали, если мы можем это пересказать, как-то им объяснить, молодёжи сейчас, которая плохо знает все это, они все смотрят на Запад и радуются этому, и веселятся, и только мечтают туда уехать, когда это совсем не тот Запад, куда вы бы хотели уехать, вы будете там мучаться и даже вот просто сказать этими словами, что, когда мы уезжали из Нью-Йорка, наши прихожане, а батюшки остались, там есть, кто служит и обслуживает храмы, это все оставили в порядке, они на нас смотрели, и они плакали, русские, они все говорили: «какие вы храбрые, как мы завидуем вам, что вы возвращаетесь в Россию», хотя мы возвращаемся только как потомки тех, которые выехали, но они родились здесь, и они все очень переживают, им очень трудно там жить. Наши русские всегда сидели на чемоданах, всегда, все наши эмигранты, которые выехали, они всегда сидели на чемоданах, даже то, что они обстраивались и дома были у них, но они сидели, и многие ещё до сих пор сидят на чемоданах, Россия-матушка тянет.

К. Лаврентьева

— Спасибо огромное, Татьяна, за этот разговор. Это был «Вечер воскресенья» на радио «Вера», в этом часе с нами была Татьяна Каллаур, жена священника, преподаватель русского языка и литературы. С вами была Кира Лаврентьева, потрясённая нашим сегодняшним разговором, пойду ещё осмысливать. До встречи в следующее воскресенье, дорогие друзья, всего вам доброго и до свидания.