«Фонд „Дорога жизни“». Анна Котельникова, Наталья Гортаева и Алексей Рыкунов

А. Пичугин

— Здравствуйте, дорогие слушатели, меня зовут Алексей Пичугин. Приветствую вас в студии светлого радио. И сегодня с удовольствием представляю наших гостей. «Светлый вечер» этот вместе с нами и с вами ближайший час проведут руководитель фонда «Дорога жизни», Анна Котельникова, Добрый вечер.

А. Котельникова

— Здравствуйте.

А. Пичугин

— Старший педиатр выездной медицинской бригады фонда «Дорога жизни», Наталья Гартаева. Здравствуйте.

Н. Гартаева

— Добрый день.

А. Пичугин

— Алексей Рыкунов, врач травматолог-ортопед. Здравствуйте.

А. Рыкунов

— Добрый вечер.

А. Пичугин

— Как вы уже поняли, сегодня мы говорим о фонде «Дорога жизни». Очень мне нравится, что обычно, когда к нам приходят представители различных фондов, мы с ними знакомимся, и потом это перерастает в такое сотрудничество продолжительное. Почти все фонды, которые у нас были за годы существования нашей радиостанции, к нам возвращаются, рассказывают про свои проекты, про отдельных подопечных, про то что у них интересного происходит. Фонд «Дорога жизни» первый раз у нас в программе, насколько я помню.

А. Котельникова

— Да, верно.

А. Пичугин

— Не все программы «Светлого вечера» веду, поэтому могу что-то не знать. Первый раз, очень хорошо, значит, мы с вами сегодня знакомимся. Ну и первое слово, наверное, Анне Котельниковой, руководителю фонда «Дорога жизни». Анна, расскажите про фонд, чем вы занимаетесь, кому помогаете и почему так вышло.

А. Котельникова

— Да, спасибо огромное, что пригласили нас. На самом деле фонд наш занимается такой уникальной деятельностью, потому что мы собрали мультидисциплинарную команду медиков, которые работают в стационарах Москвы, и поставили себе задачей попробовать помочь тем детям-сиротам, которые живут в отдаленных районах России. Каждый месяц наши врачи выезжают в поселки, в села, в области и помогают воспитанникам детских интернатов, чаще всего это интернаты для детей-инвалидов. И проводят, скажем так, консультации для этих детей, проводятся обследования. То есть бригада выезжает, берет с собой портативное оборудование и помогает каждому ребенку попробовать стать чуточку здоровее, скажем так. Потому что ситуация, с которой мы сталкиваемся, отсутствие реальной качественной хорошей медицины в регионах...

А. Пичугин

— Да и не только в регионах, честно говоря.

А. Котельникова

— Ну да, не только в регионах, но к сожалению, дети-сироты, которые живут конкретно в отдаленных регионах, у них, к сожалению, возможности действительно пройти качественное обследование и получить хорошую консультацию у грамотного специалиста, к сожалению, такого шанса у них практически нет. Детей, которых возможно прооперировать, детей, которым можно помочь, мы стараемся их привезти в Москву на лечение. Они у нас в больницах живут вместе с круглосуточными нянями и проходят реабилитацию. И конечно же основная наша задача, чтобы эти дети, помимо того что они будут прооперированы и так далее, чтобы эти дети нашли самого главного человека в своей жизни — это, конечно же, их мама, приемная мама. И в силу того, что наши дети это особые дети, дети с какими-то патологиями развития, но с прекрасными, светлыми головами, дети, которые хорошо соображают, дети, у которых есть прекрасный шанс на социализацию, нам, конечно, очень важно, чтобы эти дети не потерялись, скажем так, в стенах интернатов, а чтобы эти дети стали полноценными такими вот гражданами нашей страны.

А. Пичугин

— Давайте разберемся. Если 30 лет назад, еще в советское время, у нас в основном, когда говорили «дети-сироты», мы себе представляли детей, у которых родители умерли, то сейчас, я так понимаю, что в основном в интернатах находятся социальные сироты, чьи родители чаще всего живы или один из родителей, но по тем или иным причинам не могут заниматься их воспитанием.

А. Котельникова

— Если смотреть на статистику, то практически половина детей, которые живут в интернатах, это дети, которые живут там по заявлению своих родителей. То есть при живых родителях...

А. Пичугин

— То есть их отдали.

А. Котельникова

— Да, при живых родителях эти дети являются насельниками интерната. Но проблема в том, что этот ребенок конкретно, который находится по заявлению, он не может уйти в семью приемную.

А. Пичугин

— Почему?

А. Котельникова

— Потому что у него есть официальный родитель, опекун, то есть мама....

А. Пичугин

— А, то есть она не лишена прав.

А. Котельникова

— Она не лишена родительских прав, она помещает этого ребенка, скажем так, на воспитание в интернат. И кто-то приходит, навещает этих детей, но это, конечно, очень маленький процент.

А. Пичугин

— Не все знают про такую форму, потому что опять же такого, ну тут надо подробней объяснить. Потому что общее представление, что если вот, скажем, родители пьют, например, ну разные причины, почему они не могут заниматься ребенком, они просто его отдают или у них там опека забирает, они лишаются родительских прав, и дальше ребенок уже находится в интернате, но с возможностью быть отданным в семью. То есть а я вот, например, не знал: получается так, что они могут находиться в интернате, но при этом родители остаются официально, по документам родителями, в любой момент могут их забрать. Ну а дальше вопрос: если кому-то, в какую-то семью ребенка могут определить, сложная процедура согласования — это с его кровными родителями?

А. Котельникова

— Ну да, к сожалению, так и происходит. То есть обычно история вся эта начинается в роддоме, когда у мамы рождается ребенок с какой-либо инвалидностью, да, чаще всего это дети-инвалиды. Соответственно чаще всего маму уговаривают написать отказ, мотивируя тем, что ребенок у нее будет нетрудоспособным.

А. Пичугин

— А будет еще другой, трудоспособный.

А. Котельникова

— Да, вот. И у нас очень много было, кстати, случаев, когда мы приезжали в интернат и сталкивались, находили там детей, которые по факту, из-за того, что в роддоме от них отказалась мама, и прогнозы у них были очень плохие, у этих детей якобы, они потом в этих же интернатах очень сильно запускались. То есть по факту, если бы ребенку была изначально оказана помощь первая, еще на базе роддома, если бы маму не запугивали, а помогли бы ей, этот ребенок бы сейчас там, не знаю, ходил в детский сад и спокойно бы рос и ничем не уступал бы своим сверстникам. То есть процент таких детей, к сожалению, в интернатах он довольно велик. Поэтому это самая такая опасная, как я называю, форма нахождения ребенка в интернате. Потому что по факту эти родители, к сожалению, не приходят и не навещают своих детей, но являются официальными их представителями, опекунами. То есть по факту этот ребенок, например, не может получить лечение. Потому что чаще всего, когда вот, у нас тоже были случаи, когда нам надо было везти ребенка на операцию, мы не могли этого сделать, потому что опека не могла найти маму ребенка.

А. Пичугин

— И что делать в таком случае? А разве угроза жизни человеку, она в данном случае...

А. Котельникова

— И без официального, вот директор, например, интерната не взяла на себя ответственность, и соответственно ребенок не смог приехать на лечение.

А. Пичугин

— И чем все кончилось?

А. Котельникова

— Ну летально кончилось.

А. Пичугин

— Ну об этом надо говорить, что это кончилось летально, потому что...

А. Котельникова

— Это большая проблема.

А. Пичугин

— Нас могут слышать сейчас и люди, у которых такая ситуация и которых, может быть, не может найти опека.

А. Котельникова

— Возможно. Это на самом деле проблема больше касается детей. Потому что у нас в данном случае в законодательстве не прописано, сколько раз мама может переписывать такое заявление. Поэтому вот, конечно же, для детей это отсутствие шанса быть устроенными в другую семью, там где их смогут полюбить и там где смогут ими заниматься, их здоровьем.

А. Пичугин

— Вы говорите, что вы ездите — у нас в студии Наталья Гартаева, старший педиатр выездной медицинской бригады. И, судя по тому, что я вижу на сайте, им нужна помощь, есть раздел, сразу давайте адрес сайта назовем благотворительного фонда «Дорога жизни», о котором мы сегодня говорим с сотрудниками этого фонда — https://doroga-zhizni.org/. Ну или в любом поисковике: благотворительный фонд «Дорога жизни», — и сразу будут все контакты. И на сайте есть раздел «Им нужна помощь», и смотрим, что действительно география очень широкая здесь — Абакан, Хакасия, Находка, Камчатка, Петровск-Забайкальский. Это все, что я называю, это все очень далеко.

А. Котельникова

— Это все удаленные, да, очень удаленные.

А. Пичугин

— То есть, Наталья, вы действительно с коллегами ездите так далеко от Москвы?

Н. Гартаева

— Само по себе учреждение, детский интернат — это, как правило, градообразующие предприятие, я бы так сказала, в очень удаленном месте от центрального города. Это 200–300 километров, иногда 700.

А. Пичугин

— В лесу где-то.

Н. Гартаева

— Да, на свежем воздухе. То есть это очень удаленно даже от районного центра, имеющее не очень хорошую коммуникацию, связь с городом. То есть, как правило, добираться нам тоже туда приходится достаточно долго. И когда мы это проделываем, то есть едем на машине, да, от аэропорта там больше трех часов, я всегда думаю о том, как можно транспортировать ребенка, допустим, с тяжелой травмой или с тяжелым поражением центральной нервной системы, с выраженным нарушением нутритивного статуса, так далеко.

А. Пичугин

— А нутритивный статус, что это?

Н. Гартаева

— А это когда ребенку не хватает веса, сил и непосредственно правильного питания для того, чтобы выполнять свою самую маленькую функцию — это просто жить. Это, к сожалению, основная проблема. И когда мы приезжаем в дома-интернаты, для меня, например, каждое такое учреждение это прямо хороший такой стационар, то есть большая больница, где очень много детей с абсолютно различной патологией. От тяжелых исходно детей, до орфанных редких заболеваний, генетических заболеваний, тяжелых проблем, связанных с патологий центральной нервной системы, гидроцефалии, спинобифида, детский церебральный паралич и все остальные, которые в обычном стационаре даже для обычного врача являются немножко редкими. В домах интернатах они как бы скапливаются в одном месте. И так как, наверное, можно сказать, что детские интернаты это учреждения социальной защиты, чаще всего врачи обслуживают это учреждение как совместители. То есть они приходят из поликлиники, редко навещая этих детей. И основной функцией интерната является уход, обеспечение, кормление и попытки обучать этих детей.

А. Пичугин

— А как вы находите, во-первых, самих детей и учреждения? География огромная, и учреждений тоже, наверное, в России таких немало. Как вы узнаете, куда надо ехать?

А. Котельникова

— Вот, наверное, я...

Н. Гартаева

— Анна Сергеевна лучше расскажет.

А. Котельникова

— Я расскажу. Когда мы только начинали нашу вот такую деятельность, мы слали, скажем, такие письма с предложением помочь интернатам. То есть у нас координаторы составили базу по всем округам данных интернатов.

А. Пичугин

— Федеральных, в смысле.

А. Котельникова

— Да, по федеральным. И мы выбрали, скажем так, такое понятие как удаленность, да, и для нас оно было ключевым. То есть мы отправляли такие письма о помощи в самые удаленные интернаты и говорили, что вот есть доктора, которые готовы к вам приехать из Москвы, обследовать ваших детей, Давайте вот вместе как-то подумаем, как можно им помочь. Сначала с опаской очень относились, потому что, во-первых, никто не верил, что из Москвы могут приехать и просто помочь, а чаще всего это воспринималось как какая-то проверка, которая приедет и, соответственно, потом настучит по голове.

А. Пичугин

— В любой области из Москвы, мне кажется, так воспринимается сейчас.

А. Котельникова

— Да, и у нас даже был случай, когда мы приехали в Башкирию, в город Белорецк, в Дом ребенка. И директор вышел, нас встречал и сказал: вы знаете, я не думал, что вы приедете так быстро. То есть мы там, ну две недели прошло с согласования. Он говорит: честно говоря, я думал, что это шутка, что, значит, никакие врачи из Москвы точно не приедут. Очень был удивлен. А сейчас на самом деле у нас уже, ну скажем так, включилось работу сарафанное радио, у нас интернаты между собой все равно все общаются, и сейчас у нас уже сами интернаты звонят, просят о помощи. И просят, чтобы мы приехали, чтобы мы помогли в консультации их воспитанников. Но если говорить про приоритетность опять же, мы, конечно, удаленность рассматриваем как самый такой основной фактор. Поэтому вот выбираем конкретно, чем дальше, тем, мы понимаем, хуже, к сожалению, медицина, поэтому туда точно едем.

А. Пичугин

— Я напомню, что сегодня в гостях радио «Вера» представители благотворительного фонда «Дорога жизни»: руководитель Анна Котельникова, старший педиатр выездной медицинской бригады фонда, Наталья Гартаева, Алексей Рыкунов, врач травматолог-ортопед. Я так понимаю, что если вы врач травматолог-ортопед, Алексей, то очень много как раз по вашему профилю детей проходит.

А. Рыкунов

— Да, к сожалению, в интернатах довольно большое количество детей с запущенной ортопедической патологией. И тяжело, конечно, вообще это сознавать, что в XXI веке дети, которые могли быть пролечены на ранних этапах жизни, потому что ну ортопедия, в общем, область медицины, которая занимается правильным, так сказать, формированием ребенка, и все эти вещи, как правило, видны в детском возрасте. Но, к сожалению, так как, вот как Аня сказала, очень тяжело с органами опеки и вообще со всей этой социальной организованностью и законодательной, то ли по незнанию, то ли просто от какого-то такого нежеланная, мы часто сталкиваемся с тем, что в регионах есть два момента. Первый момент — помощь не оказывается, ну совсем, то есть просто ну ее можно не решать, и пусть ребенок как-то растет, без всякой помощи. А другие моменты, ну все знают, что довольно развито сейчас квотирование в государственном здравоохранении, и ортопедия одна из высокотехнологичных областей...

А. Пичугин

— А в данном случае квотирование это благо?

А. Рыкунов

— В данном случае квотирование, знаете, это палка о двух концах. То есть с одной стороны, это благо, кому-то это помогает. Но, к сожалению, не очень люблю говорить о коллегах в каком-то негативном тоне, но мы часто, ну не часто, но как сказать, нередко за время посещении интернатов видели детей, пролеченных в федеральных медицинских центрах, которые были прооперированы абсолютно без показаний. Вот последняя ситуация, с которой мы столкнулись в интернате, который посещали, ребенок... Ну в каждом интернате есть отделение милосердия. Милосердие, в принципе, занимается лежачими пациентами, которые...

А. Пичугин

— Ну паллиатив такой своеобразный.

А. Рыкунов

— Ну по сути паллиатив, но он такой условный паллиатив, понимаете, этот паллиатив длиной во всю жизнь.

А. Пичугин

— Ну да, паллиативная служба же не говорит о том, что ее пациент умирает в течение нескольких недель. Это могут быть и годы. Это могут быть вполне себе заболевания, которые не несут риска для жизни, вот конкретно сейчас, но качество ее.

Н. Гартаева

— Ну если можно, я поясню. Паллиативная служба и отделение милосердия в домах-интернатах это абсолютно разные по понятию, да. Основная задача паллиатива — это сделать качество жизни достойным. А задача милосердия — это живем, как можем — ухоженные, чистые, накормленные. Ну наверное, можно так сказать.

А. Котельникова

— Это да, это абсолютно. Просто даже в этих отделениях милосердия, мы сколько раз сталкивались, мы находим там детей реально с сохранным интеллектом. Они, например, имеют какие-то там те же самые ортопедические да, проблемы, но они вынуждены находиться с детьми реально лежачими и с тяжелыми каким-то умственными проблемами. Потому что просто в группе, где есть, например, ползающие или там ходячие...

Н. Гартаева

— Ну потому что они не могут ходить.

А. Котельникова

— Да, они не могут ходить

А. Пичугин

— Отношение, тут самое главное еще отношение. Алексей говорит, что не любит критиковать коллег, но тут в данном случае дело же не о критике коллег. Тем более, что сотрудники интернатов, они далеко не всегда коллеги ваши. Но отношение к детям какое? Один не говорит, другой не ходит, у третьего какие-то расстройства психики — они все вместе, потому что такое отношение или потому что нет возможности их разделить по направлениям?

А. Рыкунов

— Ну скорее всего, нет возможности разделить по направлениям. И это, правда, ресурсоемкая вещь, которая требует просто банально больших человеческих ресурсов. И, к сожалению, разделять детей по группам, вот тут вот такой момент, как вот сказали мои коллеги: в интернатах нет врачей, как правило. И местные, то есть по факту эти учреждения относятся к каким-то территориальным органам там...

А. Котельникова

— Страховых, поликлиники, да.

А. Рыкунов

— Но по факту, при попытке обращения в эти органы здравоохранения, ну к сожалению, большинство, все зависит, конечно, от ментальности конкретного места и людей, живущих там. Но многие сотрудники социальных служб и интернатов жаловались на то, что когда они приводят детей в больницу, ну к ним относятся, как к прокаженным. То есть стоит большая очередь. Как только они привозят там двух-трех детей на колясках, то вся очередь оказывается в коридоре, либо на улице. Как будто все болезни, которыми они там болеют, они передаются воздушно-капельным путем, и все должны уйти.

А. Пичугин

— Удивительно. Я всегда думал, что у нас все же в обществе отношение к таким людям со зримыми проблемами достаточно милосердное. Но коллеги с одной из радиостанций проводили программу, я совершенно случайно услышал, позвонил человек, на полном серьезе в прямой эфир позвонил человек, который сказал: доколе?! Мы там с семьей улетали куда-то отдыхать, и, видимо, в зале ожидания в аэропорту куда-то везли детей на лечение с явными какими-то проблемами. И у человека был вопрос — ведущие были в шоке, — я помню, что вопрос именно так и звучал: почему мои дети здоровые должны видеть вот этих? И тут я понял, что все-таки у нас в обществе есть проблема, и она большая

А. Рыкунов

— Да, она большая.

А. Пичугин

— Серьезная.

А. Рыкунов

— К сожалению, в европейских городах или в более высокоцивилизованных обществах отношение к инвалидам немножко другое. Да, тут многие начинают вспоминать евгенику, что это очень неправильно, что вы сами плодите этих детей неполноценных, не надо им помогать. Но на самом деле, понимаете, я так всегда вспоминаю те же времена Чехова и тех людей, которые тогда жили, все умирали от туберкулеза. Это что, означало, что тогда надо было людей никак не лечить, не придумывать препаратов? То есть вся наша помощь заключается в том, что на каком-то этапе развития медицины может появиться средство, способ, который поможет им. Если их оставлять просто, никак не делать, то тогда, в принципе, зачем медицина? Я довольно плотно занимаюсь орфанным заболеванием несовершенным остеогенезом, и ну это такая, вот такое заболевание, которое характеризуется повышенной ломкостью костей. И, к сожалению...

Н. Гартаева

— Хрупкие дети.

Н. Гартаева

— Хрупкие дети, хрупкие люди. И собственно говоря...

А. Пичугин

— Приходили люди, которые этим занимаются тоже.

А. Рыкунов

— Да, я знаю хорошо этих людей, мы сотрудничаем. Ну просто так как это редкое заболевание, поэтому в принципе дружим все. И вот мы еще лет 20 назад этих детей не то что не лечили, в принципе к ним относились, как будто это ну такие вот, совсем не нужные люди, которым никак не надо помогать. А вот как раз в последнем интернате, который мы посетили, я обнаружил в отделении милосердия девочку 14 лет, причем как бы ну я слышал о том, что у них есть где-то девочка с несовершенным остеогенезом. Я в принципе, так как много этим занимаюсь, я увидел сразу. И понимаете, дети с несовершенным остеогенезом абсолютно интеллектуально сохранны. Беда 14-летней девочки в том, что она десять лет провела в этом интернате. Так как она постоянно ломалась, а лечения специфического не получала, нянечки просто ее ну так закутывают и не трогают. И она получилась такая, социально депривированная.

А. Котельникова

— Маугли такая.

А. Рыкунов

— Девочка-маугли настоящая.

А. Пичугин

— Хотя ей 14 лет. И она не учится.

А. Рыкунов

— Она не сможет больше учиться, как бы страшно это ни звучало.

Н. Гартаева

— Она даже не гуляет.

А. Рыкунов

— Потому что она в принципе не обучена ни речи, то есть она реагирует только на еду. Вот понимаете, это видеть человека... А у меня много таких пациентов, они очень одаренные. Есть довольно много известных людей. Ну то есть Тулуз-Лотрек, художник, страдал несовершенным остеогенезом. Был такой хороший французский джазовый пианист, Мишель Петруччиани, который прекрасно, с самым тяжелым типом несовершенного остеогенеза, он играл джаз так, как не играют люди с обычными, так сказать, возможностями. Поэтому вот это вот страшные вещи. И если бы мы не взялись за лечение, а честно могу сказать, что я работаю в той команде и с тем человеком, который все это начал, Наталья Александровна Белова, которая единственный человек в России, которая в принципе обратил на это внимание. И проблема ею была поднята на другой уровень, и она действительно очень много сделала для этого лечения. И сейчас мы получаем детей ходячих, социализированных абсолютно, то есть у них интеллект полностью сохранен. Но в самом начале лечения этого заболевания большинство из этих детей, в силу того что о них никто не заботился никак — то есть их боялись брать на руки, общаться с ними, так как они часто ломались, — они вырастали дерпривированными социально. То есть они не могли говорить, сидеть, писать. Хотя от природы с их интеллектом все в порядке, это не те люди, которых мы можем, это не умственно отсталые дети в силу там поражения центральной нервной системы, это не так. И это вот к разговору о том, что стоит ли лечить и помогать кому-то, страдающему какими-то орфанными заболеваниями. Ну конечно, стоит, потому что мы никогда не знаем, на каком этапе мы окажемся завтра, то что завтра могут придумать средство, которое меняет течение заболевания полностью.

А. Пичугин

— Ну получается, что дело даже не только в орфанных заболеваниях, но в принципе это комплексная проблема отношения к таким детям, не только в регионах, наверное, но и в Москве. Мы сейчас подробнее об этом поговорим, чрез минуту. Напомню, что в гостях у нас сегодня представители фонда «Дорога жизни»: Анна Котельникова, руководитель фонда, Наталья Гартаева, старший педиатр выездной медицинской бригады фонда, Алексей Рыкунов, врач травматолог и ортопед. Снова здесь через несколько мгновений.

А. Пичугин

— Возвращаемся в студию светлого радио. Напомню, что сегодня в нашей программе мы говорим с сотрудниками благотворительного фонда «Дорога жизни». Это руководитель Анна Котельникова. Наталья Гартаева, старший педиатр выездной медицинской бригады фонда, Алексей Рыкунов, врач травматолог-ортопед. Ну несколько минут назад я говорил о том, что судя вот по всему тому, что вы рассказываете, в особенности о том, что сейчас рассказал Алексей, проблема в отношении к таким детям еще. Во многом сформировалось — может быть, я не прав, вы поправите, — но сформировалось отношение именно как к лишним людям, которые где-то там, на периферии, далеко, подальше от людских глаз живут, доживают и без всякой надежды на какое-либо изменение.

Н. Гартаева

— Ну я бы не назвала отношение к детям сотрудников, да, этих учреждений вот именно таким безнадежным. Они да, есть такое, наверное, понятие как там несчастные, обездоленные — вот как бы они как к ним так и относятся в большинстве своем, как к детям, которым они, в силу своих возможностей, могут помочь. Но для таких детей определенно не хватает только там человеческого внимания, человеческого какого-то участия, да.

А. Котельникова

— Ну да, то есть кормить и переодевать этих детей это не самое... Ну то есть это важно для них, но чтобы они жили, развивались, не отставая от своих сверстников, надо еще дополнительно давать помощь.

Н. Гартаева

— Мы вот остановились, да, на редких каких-то заболеваниях. А ведь очень много детей имеют так называемое низкое качество жизни, в силу того что в силу своего заболевания они, например, не могут сидеть. Если ребенок не может сидеть, он не может транспортироваться на коляске, допустим, на улицу выходить — то есть его качество жизни уже страдает. Если ребенок по каким-то причинам, в силу там длительного напряжения мышц из-за поражения центральной нервной системы, имеет деформацию тазобедренных суставов, то он может даже испытывать боль, длительную хроническую боль, правильно. Или имеет хрупкость повышенную, ломкость костей в связи с тем, что ему недостаточно солнца, его организм не получает достаточно не просто питания. То есть нет, никто не голодает, всех кормят — очень системно, красиво. Но у детей с особенностями развития есть проблемы с глотанием, с перевариванием, пищеварения. Часто диагнозы, например, не установлены, да, по которым ребенок имеете целиакию, допустим, то же самое заболевание, да, продолжает получать питание, которое ему не подходит, испытывает из-за этого физические трудности. Но диагноз не устанавливается на протяжении длительного времени, ну естественно, его кормят. То есть часто мы еще сталкиваемся с необходимостью именно лечебного питания. Поэтому боль, питание, движение, качество жизни — это основные проблемы, которые, наверное, для интерната всегда актуальны.

А. Котельникова

— Ну да, то есть нельзя сказать, вот опять же, что эти дети, вот вы сказали, что они никому не нужны — они нужны, нужны тем людям, которые работают в этих интернатах. Но эти люди просто порой они не знают, что сделать еще для этих детей. То есть мы сталкиваемся часто с тем, что сами сотрудники интернатов, грубо говоря, ходят вот по пятам за докторами, когда мы приезжаем, да, и спрашивают, задают массу вопросов: а как помочь тут, а как помочь так. У них, у некоторых есть какие-то свои любимчики, скажем так, которых они также хотят устроить в семью. Но они понимают, что ребенок с ограниченными возможностями, что, может быть, как-то что-то можно исправить, то есть у них есть заинтересованность в этом. Но в силу того что опять же, они находятся действительно, вот эти интернаты, на отшибе, да, то есть действительно там поселки, области и так далее. У нас вот случай был — Забайкальский край, доктора летали, у них ближайший стационар вот такой качественный, где можно провести там полноценно КТ, МРТ — 600 километров от интерната. Соответственно для того, чтобы доехать и нормально...

А. Пичугин

— Просто представьте: от Москвы до Петербурга.

А. Котельникова

— Да, и с учетом того, что там это какой-то небольшой «пазик» от интерната, да, не очень хорошие дороги, мягко говоря, соответственно даже вот те обследования, которые нужны, полагается им сделать, они этого просто физически не могут сделать.

А. Пичугин

— И что в этом случае возможно? Вы приезжаете, у вас есть набор, такой транспортируемый набор оборудования, которым вы можете провести исследования. Но МРТ вы, наверное, не сделаете.

А. Котельникова

— Нет, мы делаем ультразвук обязательно, делаем энцефалограмму головного мозга. Но, например, те же самые рентгеновские снимки, МРТ не можем седлать. Да, те дети, которые собственно имеют реальный шанс на социализацию, то есть дети с сохранным интеллектом, мы привозим их в Москву и здесь уже, в Москве, проводим эти обследования.

А. Пичугин

— А где они живут в Москве?

А. Котельникова

— А в Москве они обычно у нас сразу ложатся в федеральный стационар, откуда направление получаем. Либо еще у нас есть два прекрасных места от наших партнеров — это «Дом милосердия» от фонда «Русская береза» в Жуковском, и у нас еще есть Елизаветинский детский хоспис, это в Истринском районе, которые тоже нам помогают всячески, скажем так, с реабилитацией деток наших. Но если говорить опять же про тех детей, которых, например, не нужно оперировать, но при этом нужно стабильно делать те или иные обследования, по факту эти дети эти обследование не могут получить, потому что они находятся за 600 километров от них.

А. Пичугин

— Как вы уже поняли, дорогие слушатели, все о чем рассказывают наши гости, это очень затратные вещи. Потому что ездить... Я правильно понимаю, что ездите вы за счет пожертвований фонда?

А. Котельникова

— Да, все верно. Ну то есть вот данная программа, последний год мы ездили в рамках гранта президента. Сейчас время очень быстро пролетело, грант закончился. Естественно, мы будем подавать на новый, но вот тот период, пока мы подаем заявку и пока мы ждем ответа — это четыре месяца, соответственно в рамках этих четырех месяцев мы на пожертвования существуем.

А. Пичугин

— И у нас в гостях люди, которые занимаются важнейшим делом. Причем вот чтобы это дело качественно не страдало, потому что одно дело президентский грант, а все равно ведь есть и текущие какие-то расходы, на которые грант не предусмотрен. Я понимаю, что грант на текущую деятельность обычно не дается, что он под какие-то определенные проекты.

А. Котельникова

— Ну вот конкретно грант, который мы в 2018 году выиграли, это вот на программу выезды.

А. Пичугин

— Вот.

А. Котельникова

— Но даже в рамках этой программы есть еще незапланированные расходы. То есть когда мы приезжаем в конкретный интернат, мы сталкиваемся с тем, что нужно здесь и сейчас привезти лекарства. То есть у нас координатор, который находится вместе с врачами, он объезжает аптеки, он покупает те необходимые срочные лекарства. Кому-то из детей нужно привезти то же самое специализированное питание, когда у ребенка анемия, когда он весь бледный и худой, и ему вот здесь и сейчас нужно это. Соответственно вот эти расходы, они не предусматриваются под финансирование грантовское.

А. Пичугин

— Давайте сразу поэтому контакты фонда назовем, как можно помочь. Здесь на сайте «Дорога жизни», https://doroga-zhizni.org/ — это адрес интернет-сайта фонда «Дорога жизни», есть плашка: «Чем я могу помочь» — здесь несколько вариантов: это традиционно СМС на короткий номер «3434». Здесь можно отправить сообщение с текстом «тынужен» — в одно слово — пробел и сумму от одного рубля до 40 тысяч — это разовый перевод возможен. Или тот же номер «3434», тоже в одно слово: «мылюди», пробел и сумма — это вариант с коротким номером. Можно сделать банковский перевод, все реквизиты банковского перевода вы можете найти там же на сайте https://doroga-zhizni.org/. Через Сбербанк Онлайн можно также перевести. И перевод онлайн на сайте «Дорога жизни». Вот четыре варианта, как вы можете помочь, если хотите, фонду. Потому что, еще раз надо повториться, все чем занимаются наши сегодняшние гости, очень затратное дело. Мы все прекрасно понимаем, сколько стоит ездить по стране по нашей. Когда билет на самолет до относительно недалекого от Москвы города стоит примерно столько же, сколько перелет через океан.

А. Котельникова

— Ну да, с учетом того, что команда докторов у нас тоже немаленькая сейчас — одиннадцать врачей, плюс координатор. Соответственно да, расходы действительно велики.

А. Пичугин

— Но вы не только, я так понимаю, ездите в очень далекие интернаты, которые находятся на отшибе, но и относительно близко к Москве и даже московские, тоже с ними работаете?

А. Котельникова

— Нет, с Москвой мы не работали, мы изначально нацеливались именно на регионы, да.

А. Пичугин

— Но соседние — Ярославская, Владимирская — области туда входят.

А. Котельникова

— Да, конечно, да.

Н. Гартаева

— Тула наша любимая.

А. Пичугин

— А почему Тула любимая?

Н. Гартаева

— Там очень интересные учреждения, там замечательный руководящий состав, там очень много мы там были повторно, там очень много детей, которые имеют ну такие хорошие, социальные хорошие перспективы, и он находится рядом.

А. Котельникова

— Но даже притом что он находится рядом, дети которые живут там, они точно так же, к сожалению, нуждаются иногда очень остро в той помощи, которую, к сожалению, почему не получается оказывать местными врачами.

Н. Гартаева

— Они говорят: до Москвы ближе, чем до Тулы.

А. Пичугин

— А где он находится?

Н. Гартаева

— Это Тульская область.

А. Пичугин

— Большая Тульская область.

А. Котельникова

— Ну это в Головеньках, поселок Головеньковский.

А. Пичугин

— А район какой?

А. Котельникова

— Район не скажу сейчас.

А. Пичугин

— А ближайший горд большой?

А. Котельникова

— Ближайший город на самом деле Тула. Километров сто, наверное.

А. Пичугин

— Ну да, ладно, понятно, что Тульская область большая.

Н. Гартаева

— Да дело не только в расстоянии, удаленности, дело у нас в ощущении нашей официальной медицины и отношении к детям с умственной отсталостью, к детям-сиротам.

А. Пичугин

— Я бы тоже об этом хотел поговорить сейчас. Единственное, что уточнение такое: коллеги ваши из других городов, вы приезжаете, условно, в Новосибирскую область. Там, в Новосибирской области, вы работаете с местными врачами, которые могут в вашем отсутствии продолжать вести этого ребенка?

А. Котельникова

— Ну на определенном этапе мы поняли, что нам необходимо встречаться с представителями местной медицины для того, чтобы выяснить, во-первых, реальные возможности, что они могут, как они могут помочь, да. И иногда достаточно просто познакомить, допустим, представителей дома-интерната и представителей медицины. Хотя они живут достаточно рядом, но они друг о друге слышат только понаслышке, когда, допустим, нужно отправить бригаду врачей для проведений диспансеризации. Качество проведения диспансеризации это тоже отдельный разговор, и не хотелось бы сейчас ее касаться, это грустная тема. Поэтому мы встречаемся с представителями медицины. Не всегда они идут к нам на контакт. Иногда они как бы предпочитают ну сказать, что у них все хорошо, очень сложно решаются вопросы...

А. Пичугин

— Вы же из Москвы, они вас боятся.

Н. Гартаева

— Да, наверное.

А. Котельникова

— Ну тут подключается какой-то конкурирующий, не знаю, фактор...

Н. Гартаева

— На периферии как никогда. Мы, например, достаточно часто слышим ну разговоры на тему: ой, а вы москвичи, а вроде нормальные. Ну то есть как бы вот такого плана. То есть, а что это вы там не такие...

А. Рыкунов

— Не с пятью руками.

Н. Гартаева

— — Да, не звездные, что это вы разговариваете с нами как бы.

А. Котельникова

— И еще эти дети вам интересны вдруг — как это?

А. Пичугин

— Вам же, москвичам, ничего не должно быть интересно кроме себя и Москвы.

Н. Гартаева

— Да, ну вроде...

А. Пичугин

— А получается, что у нас, ну все мы сталкиваемся с какими-то медицинскими реалиями, и понятно, что наша гарантированная бесплатная медицина далеко не всегда справляется в последние годы и с количеством пациентов, и меняется отношение юридическое, появляются нормы на каждого пациента.

А. Котельникова

— Ну вот собственно почему мы и стали этим заниматься, потому что вот потребность в узких специалистах особенно, она действительно очень высока.

Н. Гартаева

— Один взрослый психиатр-совместитель на триста воспитанников дома-интерната, из которых большая половина имеет судорожные приступы. И терапия противосудорожная назначается по какому-то определенному протоколу, известному только доктору, без проведения соответствующего исследования — это реалии жизни абсолютно. Но я хочу сказать в защиту опять-таки государственной медицины, которая, конечно, трагедия с ней происходит. Очень часто эти дети из домов интернатов, они сложные коморбидные пациенты...

А. Пичугин

— Коморбидные, простите?

Н. Гартаева

— Это значит, у них много всяких патологий. То есть у одного ребенка могут быть проблемы и центральной нервной системы, тут же тяжелая патология почек, допустим, тяжелая ортопедическая патология, проблема...

А. Котельникова

— Симбиоз диагнозов, скажем.

Н. Гартаева

— То есть это много-много диагнозов. И опять-таки говоря о родителях, которые оставляют своих детей в домах-интернатах, это не только те родители, которые имеют там социально низкий такой фон. А это те родители, которые просто сдаются в борьбе с болезнью своего ребенка и понимают, что в государственном учреждении они ребенку смогут помочь больше. К сожалению, такие родители тоже есть и это тоже...

А. Котельникова

— Хотя там не предусмотрена именно медицинская часть, почему-то они действительно уверены. У нас был даже случай, значит, с Ростовской областью. У нас была девочка, и сейчас как раз тоже она в Москве, она родилась с определенной патологией желудочно-кишечного тракта. И мама, она была из бедной семьи, у нее было еще двое детей. И на маму надавили и сказали ей написать отказ. Но она отказ не стала писать, а она написала вот это временное заявление, о котором я в начале программы говорила. И по факту, значит, почему-то этой девочке провели безобразно совершенно, к сожалению, операцию. И потом, когда ей исполнилось четыре года, отправили в дом-интернат для детей инвалидов. Собственно мы там-то ее и нашли. И нашли в отделении милосердия, причем с диагнозом глубокой умственной отсталости, что она, в общем, бесперспективная абсолютно и так далее. Сейчас ребенок уже начал ходить, она говорит и она музыкально развивается. Это я к тому, что вот это вот незнание того, что, я не знаю, что послужило, почему к ней так отнеслись — то ли оттого что у нее мама была на пороге бедности, да, то ли в силу того что в принципе ребенок как бы сирота. Вот это вот штамп, который на нее был поставлен, он по факту, если бы мы ее просто не встретили, перечеркнул бы всю ее жизнь. Поэтому вот тут опять же сложно сказать, что движет людьми, когда они — то ли отсутствие опыта, то ли отсутствие ресурсов каких-то, то ли просто... Ну вот я все-таки из опыта хочу сказать, что, наверное, очень многие вещи, практически все, они построены на человеческом вот осознании...

А. Рыкунов

— Участии.

А. Котельникова

— Участии, да. То есть на человеческом факторе — то есть насколько ты можешь не иметь ресурсов, можешь не иметь там какого-то опыта, но у тебя есть желание помочь конкретному человеку.

А. Пичугин

— Я напомню, что в гостях у нас сегодня Анна Котельникова, руководитель фонда «Дорога жизни». Наталья Гартаева, старший педиатр выездной медицинской бригады фонда, Алексей Рыкунов, врач травматолог-ортопед. А есть как-то статистика по заболеваниям, с которыми приходится встречаться чаще всего? Кто расскажет? Наталья Гартаева.

Н. Гартаева

— Ну статистика дело такое сложное. Потому что не наша цель как бы провести полную комплексную оценку состояния здоровья каждого ребенка, то есть непосредственно для этой цели занимается диспансеризация — любимое слово. А наша цель немножечко в другом. Мы все-таки стараемся определить наиболее нуждающихся в помощи детей, детей, которым наиболее можно помочь и которые имеют очень хорошие потенциальные умственные способности. И они по каким-то причинам, в силу таких обстоятельств попали в эти интернаты. И естественно это те дети, которым, допустим, опять-таки сложно будет помочь в рамках обычной официальной медицины. Потому что ну к каждому ребенку мы стараемся подходить не стандартно, что вот есть протокол, его нужно лечить, а мы стараемся...

А. Котельникова

— Комплексно и индивидуально, скажем так. То есть то чего не хватает там в масштабе интернат на триста человек обычной государственной диспансеризации. То есть не под копирку вот, а именно про то чтобы каждому ребенку уделить внимание, только вот конкретно для него. То есть у нас есть такое понимание как консилиумная медицина, то есть то чего лишена государственная медицина конкретно, когда проводится диспансеризация в интернатах. Леш, расскажи.

А. Рыкунов

— По поводу консилиума — это принятая во всех госучреждениях система, фиксированная на бумаге. Но беда в чем: к сожалению, учреждений, которые занимаются комплексным лечением какой-то сложной патологии, довольно мало. Ну есть там центры неврологического профиля, ортопедического ну и так далее. А центр, где собраны специалисты, занимающиеся проблемой, но разных специальностей, их довольно мало. И в принципе, вот как Наташа сказала, что наша цель как раз отобрать детей, которых, по нашему мнению, понимаете, мы тоже, наверное, не все можем сделать...

Н. Гартаева

— Не претендуем на какую-то истинность.

А. Рыкунов

— Не претендуем на истину в последней инстанции. Но если мы видим ребенка, который, по нашему мнению, перспективен, у нас по большому счету такая земская медицина — то есть мы занимаемся тем, что приезжаем и смотрим глазами, трогаем руками, но мы это делаем и отбираем детей, которые могли бы, ну то есть по нашему мнению требуется дообследование. Основная цель — создать такую маршрутную карту для пациента. Что такое маршрутная карта? Это в принципе то есть четко прописать и организовать маршрут обследования этого пациента. Потому что когда человек знает, что делать, то есть как делать в итоге найдется. И консилиумы, которые проводятся ну чаще в Москве, то есть мы как раз привозим детей в Москву и собираем дополнительную группу уже более узких специалистов, которые занимаются фокусными проблемами в разных там сферах неврологии, генетики. Потому что у детей, правда, очень часто сочетанная патология. Эти консилиумы действительно дают очень большую такую пользу для дальнейшего лечения детей. Потому что только такой коллективный труд позволяет принять какое-то правильное решение и выработать стратегию дальнейшего развития этого ребенка.

А. Пичугин

— Но говорите: «перспективные дети» — так достаточно цинично звучит...

А. Рыкунов

— Но по поводу перспективности — перспективны в плане лечения. Понимаете, вот для доктора очень важно ну не тратить ресурсы на то, что в принципе не может быть сильно улучшено, несмотря на большое количество обследований.

А. Пичугин

— А что делать?

Н. Гартаева

— Скажи прямо: если ребенок, допустим, с деформацией конечностей, прекрасно ходит на руках, при этом он может ну как бы передвигаться по помещению, да, он может самостоятельно покинуть свое место, кровать свою, то нет смысла выпрямлять ему конечности. Потому что деформация настолько тяжелая, реабилитация настолько сложная, что...

А. Котельникова

— И такая запущенная уже.

А. Рыкунов

— Ну это как раз, да, взвешивание рисков.

Н. Гартаева

— Да, он находится в своем как бы комфортном, его качество жизни не страдает: он не испытывает боли, он двигательно активен. Если мы его закроем в гипс на какой-то период для того, чтобы у него были прямые ручки и ножки, соответственно его страдания гораздо будут серьезней, и его перспективы станут менее радужными.

А. Пичугин

— А перспективы в целом у таких детей, если их никто никуда не заберет, то это дождить до 18 или 16 лет в этом интернате...

А. Рыкунов

— И закончить...

А. Пичугин

— Уже в интернате взрослом, в ПНИ.

А. Котельникова

— Да, в ПНИ. Но не все, здесь статистика-то еще такая, что не все до этого ПНИ доживают.

Н. Гартаева

— И очень интересное качество, в котором они тоже перейдут в это ПНИ. Я сразу скажу про стоматологию, про свою любимую — к 18 годам у детей фактически не остается собственных зубов.

А. Пичугин

— А с чем это связано?

Н. Гартаева

— Ну с качеством оказания стоматологической помощи.

А. Пичугин

— Нет стоматологов?

А. Котельникова

— Нет стоматологов.

Н. Гартаева

— Есть регион Петрово-Забайкальский, у них нет в городе, в районе, в общем-то, просто нет детского стоматолога...

А. Котельникова

— Вообще.

Н. Гартаева

— Как факт. И естественно, стоматология это чаще всего коммерческая такая сторона медицины.

А. Пичугин

— А коммерческая есть?

Н. Гартаева

— Да, коммерческая есть, но она не всегда опять-таки доступна.

А. Котельникова

— Она не доступна, скажем так, для интерната, для госучреждений.

А. Пичугин

— Да, врачи из коммерческой детской стоматологии в том же Петровске-Забайкальском не пойдут бесплатно заниматься детьми.

А. Котельникова

— Конечно.

Н. Гартаева

— Ну мы об этом, к сожалению, их не спрашивали. Может быть, надо уточнить и дать шанс людям.

А. Пичугин

— Может быть, кто-то захочет действительно.

Н. Гартаева

— Да, но проблема в том, что детям с ментальными нарушениями лечение зубов чаще всего показано под общим обезболиванием. И здесь уже нужно найти больницу, нужно найти анестезиолога.

А. Котельникова

— То есть видите, все упирается в такое, опять же к разговору возвращаясь, в личностные какие-то такие вот моменты — то есть надо пойти, надо найти. И вот мы в своей практике как раз и сталкиваемся, даже если мы привозим, у нас очень часто, у нас есть отдел по работе с обращениями в фонде, и у нас очень часто приходят обращения просто вот обычных волонтеров, они высылают нам фотографии тех или иных детей...

А. Пичугин

— Мы сейчас про волонтеров еще поговорим.

А. Котельникова

— И они говорят, что вот, пожалуйста, помогите. И мы начинаем, то есть приходит ссылка там на федеральную базу детей-сирот, мы понимаем, что у ребенка да, есть какие-то проблемы и начинаем искать этого ребенка. Значит, находим интернат, где ребенок находится, а дальше с массой трудностей сталкиваемся. Прежде всего, конечно же, директор, например, интерната она в принципе не знает, как ему помочь. Потом если это, например, удаленный регион, соответственно у нее вопрос: а кто повезет их в Москву? А кто будет согласовывать трансфер? А кто будет оплачивать трансфер? А с кем я отпущу этого ребенка? Масса у нее, соответственно, вопросов. Потому что получается, если она отпускает своего сотрудника с этим ребенком в Москву, то лечение — это не один день, не одна неделя, это иногда два-три месяца, а иногда и полгода. А на группу в 18 детей — два воспитателя, две нянечки. Соответственно если она дну отпускает, одна остается, соответственно дети в интернате...

А. Пичугин

— И вот тут волонтеры как раз.

А. Котельникова

— Ну волонтеры, тут у нас, скажем так, не все еще интернаты готовы с волонтерами работать. В том смысле, что они закрытые учреждения. У нас с детьми находятся в Москве профессиональные няни больничные, да, то есть на это они соглашаются, интернаты. Если говорить про волонтеров, они больше помогают координаторам по направлению, да. То есть помогают какие-то нужности необходимые привезти там, средства гигиены, и так далее. Но очень часто фактор того, что интернату нужно помочь реально, вот за них многие вещи сделать, то есть подсказать, именно не подсказать даже как, а именно вот направить, заполнить миллион бумаг и так далее — это все делает наш координатор. И я вот анализирую и понимаю, что если нет вот этого какого-то третьего лица, которое будет стоять между интернатом и между больницей, то чаще всего ребенок и не попадет как раз на это лечение. Потому что не будет третьего человека, который это все сделает.

Н. Гартаева

— Да, и, по-моему, у нас был очень удачный опыт в Уфе. Когда мы именно непосредственно связались с волонтерами...

А. Котельникова

— Да, у нас сейчас внедрилась такая практика вот в рамках работы программы выездов — мы привлекаем ответственных кураторов, волонтеров на местах. То есть у нас между интернатами, между нашими докторами, которые потом после выезда уезжают обратно в Москву, такая вот постоянная связь. То есть куратор отслеживает, помогает, скажем так, интернату выполнить те рекомендации, которые наши врачи соответственно назначают. Потому что это дополнительные какие-то обследования...

Н. Гартаева

— Средства.

А. Котельникова

— Опять же госмедицина не берется, это над договариваться с какими-то коммерческими, значит, структурами медицинскими. И волонтер на себя все это берет. То есть это покупка опять же тех же самых лекарств. То есть человек, который на месте, он помогает внедрить то, что наши доктора рассказывают и то что они дополнительно помогают.

А. Пичугин

— Здесь на сайте вашем «Дорога жизни», есть раздел, еще раз напоминаю, что есть раздел «Чем я могу помочь». И там есть пункт: «Вы можете стать нашим волонтером». Вы можете заполнить табличку — здесь надо указать свои данные: возраст, регион, телефон, почтовый ящик, вкратце рассказать о себе и как я могу помочь: стать координатором помощи в конкретном регионе России или детском доме, стать организатором выездной консультации в регион или в детский дом. Привлечь общественные ресурсы для развития и поддержки фонда — это СМИ могут быть, крупные компании, бизнес, музыкантов — в общем, публичных персон. Только такая вот, в основном вот именно это волонтерская помощь требуется вам от, скажем, наших слушателей, которые деньгами не помогут, но участием каким-то.

А. Котельникова

— Ну у нас еще всегда очень нужны люди на колесах, да, то есть передвижение и помощь в перевозе детей из больницы там, соответственно, в тот же «Дом милосердия» и встреча в аэропортах, то есть это тоже всегда приветствуется. Но мы с волонтерами столкнулись еще с такой проблемой, когда у нас очень большой поток был, когда все готовы были помогать здесь и сейчас. Но вот, например, был случай, когда у нас позвонил волонтер, сказал, что я привезу обязательно там памперсы в больницу. Договорились. Няня позвонила на следующий день, говорит, так и не привезли памперсы. Перезвонили, узнали — выяснилось, что какая-то там проблема была. В общем, памперсы ехали практически неделю до ребенка. И здесь нужно понимать, что это не просто помощь какая-то, да, когда ты ее осуществляешь в свое свободное время, а все-таки это помощь, которая завязана на конкретного человека, на конкретного больного ребенка. То есть дети, они не могут ждать. И помощь, если они просят, она нужна здесь и сейчас.

А. Пичугин

— И на это нужно всегда обращать внимание, если вы хотите стать волонтером не только там в фонде «Дорога жизни», но и в других фондах. Это постоянное выделение какого-то времени именно на эту работу. Это все-таки практически работа, пускай она там финансово никак не компенсируется, но это работа такая же, как там работа в офисе, на которую люди ходят каждый день. То же самое вот и с волонтерством.

А. Котельникова

— Это главное регулярность. Качество и регулярность.

А. Пичугин

— Да, вот тот пример с памерсами, он очень показателен. И да, конечно, хорошо, и очень вряд ли кто-то может осудить человека за его благой порыв помочь детям, стать волонтером фонда...

А. Котельникова

— Нет, мы очень радуемся.

А. Пичугин

— Да, но дело в том, что к этому нужно относиться так же, как к работе своей.

А. Котельникова

— Да.

Н. Гартаева

— А я бы еще призвала волонтеров, тех людей, которые сами как бы имеют возможность что-то творить, я имею в виду творчески относиться к своему делу, там гончарное дело, какие-то рисование, еще что-то. Эти увлеченные люди могли бы очень помочь, потому что занятость для детей, особенно для подростков, ну занятость непосредственно каким-то действием, она очень важна в этой сфере. Поэтому если вы талантливый гончар, научите этому детей...

А. Рыкунов

— Да, потому что мелкая моторика хорошо формирует речь.

Н. Гартаева

— Прежде всего.

А. Пичугин

— Кстати говоря, да. Будем заканчивать программу. Спасибо вам большое. Под конец напомним контакты фонда: https://doroga-zhizni.org/ — это сайт, здесь можно найти радел «Чем я могу помочь». СМС-пожертвование, наши любимые короткие номера, в данном случае это «3434». Туда можно послать сообщение, СМС-сообщение с текстом «тынужен» — в одно слово, — пробел и сумму пожертвования от рубля до сорока тысяч. Или же текст «мылюди» — в одно слово, — пробел и тоже сумма от рубля до сорока тысяч. И это пойдет в помощь фонду «Дорога жизни». Ну все возможности помощи можете найти на сайте — это банковский перевод, СбербанОнлайн, перевод онлайн на сайте. А я напомню, что сегодня мы говорили с представителями фонда «Дорога жизни». Фонд уже существует три года, помогает детям, которые находятся в интернатах не в Москве, а в регионах. Сотрудники фонда выезжают, в первую очередь врачи, и постараются детишкам, которые в этих интернатах находятся, помочь. Сегодня здесь, в этой студии были руководитель фонда «Дорога жизни», Анна Котельникова. Наталья Гартаева, старший педиатр выездной медицинской бригады фонда. Алексей Рыкунов, врач травматолог-ортопед. Спасибо вам большое за то, что вы сегодня к нам пришли и за то, что вы этим занимаетесь.

А. Котельникова

— Вам спасибо.

А. Пичугин

— Всего хорошего. До свидания.