«Духовное образование в СССР». Алексей Федотов

У нас в гостях был доктор исторических наук, профессор Ивановского филиала Института управления Алексей Федотов.

Разговор шел о том, как после революции 1917 года в России была разрушена система духовного образования, что удавалось сохранять и когда появилась возможность возрождения духовных учебных заведений в Советском Союзе, кто становился первыми преподавателями и студентами открывшихся после Великой Отечественной войны духовных курсов и семинарий.

Ведущий: Алексей Пичугин

---

А. Пичугин

— Дорогие слушатели, здравствуйте, «Светлый вечер» на светлом радио. Меня зовут Алексей Пичугин и я рад вас приветствовать. И сегодня четверг, как всегда, в эфире наша совместная программа — музея исследовательского центра «Советский Союз: вера и люди» и радио «Вера». Сегодня у нас обширная тема, мы будем говорить про духовное образование в советское время. Оно не было монолитным. И если мы берем советское время в целом — я напомню, что хронологический отрезок, которым занимается наш музей, это вторая половина 40-х годов, послевоенное время — ну условно, с 43-го года, от встречи митрополитов со Сталиным, до 91-го года, до распада Советского Союза. Но мы, конечно, заходим и в ту, и в другую сторону, мы берем и 90-е годы периодически в наших программах, и все что было до середины 40-х. Поэтому сегодня мы так ретроспективно посмотрим на историю духовного образования в советское время, потому что это интересная тема. Многие считают, что не было никакого духовного образования, многие считают, что была только Московская духовная семинария и академия тогда в Загорске, в Сергиевом Посаде, в Троице-Сергиевой Лавре. Но на самом деле все гораздо сложнее. Сегодня вместе с нами и вместе с вами здесь, в этой студии, Алексей Федотов, доктор исторических наук и профессор Ивановского филиала Института управления. Алексей Александрович, здравствуйте.

А. Федотов

— Здравствуйте.

А. Пичугин

— Давайте, наверное, начнем, пойдем по хронологии. К 1917 году, к революционным событиям Русская Церковь подходит с каким научным багажом? Мы, насколько можем судить, духовных учебных заведений к 17-му году в Российской империи было очень много. Так ли это?

А. Федотов

— Да были, конечно, и Московская, Санкт-Петербургская, Киевская, Казанская духовные академии, было много региональных семинарий, духовных училищ — то есть это была цельная такая система, единая, которая в советское время декретом правительства была разрушена. Почему, потому что они сказали, что религии можно учить только частным образом, а все вот имущество этих учебных заведений, оно национализировалось, и сами они были фактически закрыты.

А. Пичугин

— А была ли возможность для создания каких-то учебных заведений негосударственным путем?

А. Федотов

— Они пробовали это делать. Митрополит Григорий (Чуков), ну в то время протоиерей, впоследствии он был председателем Учебного комитета Русской Православной Церкви, он пытался в Ленинграде создавать духовные учебные заведения, и даже защищались богословские диссертации. В частности, вот митрополит Сергий (Старгородский), будущий патриарх, он вот стал доктором богословия именно в это время. Потом и эти вот возможности, которые были, они все более сужались. Почему, потому что государство чувствовало опасность восполнения кадров, и оно было настроено на то, чтобы естественным путем Русская Православная Церковь, она сошла на нет. Для этого использовалось и обновленческое движение очень широко, которое тоже имело свои учебные заведения. Ну, в принципе, и обновленческое движение, оно тоже рассматривалось как временное, для того чтобы подорвать авторитет Русской Православной Церкви.

А. Пичугин

— Но тем не менее у них тоже были учебные заведения действительно, и в Петрограде, в смысле и в Ленинграде уже впоследствии, и где-то еще, если ничего не путаю.

А. Федотов

— Я их вот точно не помню, но то что было, это точно, у них. А в отношении того, что как в дальнейшем это развивалось — ну к началу 30-х годов, когда уже безбожная пятилетка появилась, и такие вот все акции пошли на уничтожение Церкви, уже, конечно, системное духовное образование в каком бы то ни было виде, оно было просто невозможно. И эта возможность, она появилась только вот после 43-го года.

А. Пичугин

— Может быть, скажем буквально два слова про существование Духовной академии, которая после закрытия какое-то время продолжала свою работу подпольно — это были всякие курсы, на которых преподавали бывшие профессора Духовной академии Московской. Это даже попытка сделать какое-то системное, систематическое ядро, учебное заведение, которое вот так существовало по квартирам, частным порядком.

А. Федотов

— Ну а по сути, по-другому это и не могло быть в то время, потому что здания они не имели права иметь. И даже более того, ведь по советскому законодательству, если религиозная организация, она, например, покупала дом, то он автоматически национализировался. Потому что вся собственность религиозных организаций, она являлась собственностью государства.

А. Пичугин

— А так было до какого времени?

А. Федотов

— А так было это, в общем-то, фактически вот ну до 88-го года минимум. Даже более того, это до 90-х годов было. Почему, потому что, например, вот я знаю, в Иваново здание епархиального управления, которое было куплено на церковные деньги, и оно просто потом передавалось Церкви в собственность постановлением администрации области.

А. Пичугин

— Но при этом священник, как гражданин, мог купить себе в собственность дом или квартиру. Ну квартиру, вернее, нет, там это все гораздо сложнее было, понятно, в советское время. Но дом, где-то в частном секторе.

А. Федотов

— Да, священник мог купить себе дом, но нужно понимать, что любое как бы нарушение законодательства о религии, оно очень серьезно преследовалось. Ну и снятие с регистрации — это более в позднее время, когда уполномоченные стали, а допустим, это было бы самым мягким наказанием за подпольное обучение религии. И если мы возьмем, например, 30-е годы, то, конечно, никакого реального такого способа организации вот этого образования, в рамках воинствующего союза безбожников, когда объявлена вот эта безбожная пятилетка, в течение которой религия должна быть истреблена полностью, и это было просто невозможно. И ведь если мы посмотрим 30-е годы, вторую половину, то и многие обновленческие лидеры, они тоже попали под каток этих репрессий. Я в свое время, когда еще можно было, в архиве ФСБ по Ивановской области работал с архивными уголовными делами, в том числе и обновленческих священнослужителей, и видел, как они тоже вот попадали под эти все репрессии, как вот эти дела ставились.

А. Пичугин

— Ну надо сказать, что Иваново еще и было достаточно крупным центром обновленческой жизни.

А. Федотов

— Ну да, потому что оно с 29-го по 36-й год было центром Ивановской промышленной области, в которую, кроме Ивановской, входили Костромская, Ярославская, Владимирская нынешние. И, соответственно, обновленческий центр это у них была Ивановская митрополитанская область, которая объединяла все вот эти регионы. И они, конечно, обновленцы, пытались проявить активность: когда вот эта конституция была, 36-го года, принята, позволяющая священнослужителям баллотироваться в депутаты, то они пытались выдвинуть своих кандидатов — и их в этом обвиняли, вот в рамках уголовных дел. Но мы немножко отошли от темы нашего разговора, потому что действительно тут очень много таких нюансов, которые всегда всплывают. Так вот, только после встречи знаменитой со Сталиным, 43-го года, митрополитов трех, да, это митрополит...

А. Пичугин

— Сергий (Старгородский), Алексий (Симанский) и Николай (Ярушевич). И протопресвитер Колчицкий.

А. Федотов

— Да, и они когда встретились с ним, то было принято решение после этой встречи ну легализовать Русскую Православную Церковь в рамках советского государства. И хотя она не признавалась как бы, с одной стороны, по декрету об отделении государства и Церкви, централизованный организацией, с другой стороны, был создан отдельный правительственный орган советский — Совет по делам Русской Православной Церкви — то есть уже его само название, правительственного органа, говорило о том, что она признана государством, де-факто. Ну и де-юре тоже. И когда было положение по управлению Русской Православной Церкви зарегистрировано в Министерстве юстиции, а там же ведь говорилось как раз о ее централизованном характере, то получалось, что государство и этим признает ее, в общем-то, фактически такое вот положение централизованной организации. Но в то же время вот советское государство, оно было полно таких коллизий, когда все эти вещи не признавались. Так вот, в рамках этой встречи была договоренность и об открытии какого-то духовного учебного заведения, которое сначала в виде пастырских курсов в Новодевичьем монастыре появилось, а потом уже вот было переведено в Троице-Сергиеву Лавру.

А. Пичугин

— Сколько, получается, у нас системно не было духовных учебных заведений в Советском Союзе? Если считать, что после войны сразу открываются курсы в Новодевичьем монастыре в Москве. И когда была закрыта Московская духовная академия?

А. Федотов

— Ну они фактически официально уже вот в 18-й год, декрет, он официально их уже не признавал. Поэтому, если говорить официально, ну вот с 18-го года и вот где-то уже 44–45-й — какой тут вот считать, отсчет.

А. Пичугин

— Ну да, если мы еще считаем, что частным порядком со студентами занимались до конца 20-х годов — ну это тоже очень сложно назвать чем-то системным.

А. Федотов

— Даже до начала 30-х годов — то есть даже я говорю, что и богословские степени присуждались, и люди как-то собирались тайно на эти советы.

А. Пичугин

— Ну это, в общем, не было системой. Практически, ну давайте грубо возьмем: 20 лет у нас не было духовного образования в стране практически никакого. Вопрос, кстати, как было на Западной Украине до 40-х годов, до присоединения Западной Украины? И что было в Прибалтийских республиках до 40-го?

А. Пичугин

— Ну а там было все по-своему, то есть там была вся система старая сохранена, потому что у них не было вот этого советского всего дела. И даже более того, когда вот встала задача уравнивания количества храмов при Хрущеве, в рамках закрытия, ну примерно, чтобы не больше 40–50 на регион. И, допустим, в таких областях как Ивановская, Костромская, Ивановская, например, закрылось — там было 56, стало 44. В Костромской — ну тоже так, порядка 10–12 закрылось. А, например, если мы возьмем там какие-то украинские области, то были, где было, например, 350 храмов, а стало 50.

А. Пичугин

— Заметно, сильно заметно.

А. Федотов

— То есть закрытия-то очень большие были. А поэтому, конечно, здесь разница была очень существенная.

А. Пичугин

— Я напомню, друзья, что в гостях у светлого радио сегодня профессор, доктор исторических наук, преподаватель и профессор Ивановского филиала Института управления, Алексей Федотов. И мы говорим о духовном образовании в советское время. Почему я, собственно, спрашиваю, когда закрылась Московская духовная академия — 20 лет не было вот такого системного образования, и когда в 44-м году открывается богословский институт, курсы сначала в Москве, кто были преподавателями, кто мог прийти? Я знаю, что старая профессура, оставшаяся к тому времени в живых, далеко не сразу, далеко не все пошли преподавать.

А. Федотов

— Ну они, в общем-то, пошли, эти люди, то есть они стали все равно основой этого преподавательского корпуса. И вот я общался с одним из тех обучающихся — это вот архиепископ Амвросий, который управлял Ивановской епархией на протяжении почти 30 лет. Так вот он рассказывал, что это вот были люди той, дореволюционной закваски, которые, многие из них прошли даже лагеря, ссылки, но они вот не утратили веры, и, конечно, их пример, он был для студентов очень важен. Ну и люди тогда, которые приходили, все-таки вот после войны, это тоже были люди очень убежденные. Потому что они от многого отказывались в рамках советского общества, то есть они становились изгоями, но они сознательно выбирали этот путь получения этих знаний.

А. Пичугин

— И опять же тут интересный вопрос. Эти люди приходили, они не были наследниками духовной традиции дореволюционной. Если до революции в духовные семинарии, академии, училища духовные шли в первую очередь люди (ну как, академия уже следующая ступень, но сначала в училища, в семинарии), шли люди, которые принадлежали к духовной традиции, выходцы из духовного сословия в основном, дети священнослужителей, то после Великой Отечественной пошли в основном крестьянские дети.

А. Федотов

— Ну это, может быть, и хорошо было.

А. Пичугин

— Да, но вот это интересно, что их сподвигало. Вот на примере даже архиепископа Амвросия. Мы об этом говорили как-то, вы издали книгу документов, посвященных владыке Амвросию, и там есть даже переписка целая будущего архиепископа с руководством духовной академии, где он просит его принять. И вот он расписывает свою автобиографию, автобиографию вы его приводите — видно, что это человек, и на его примере очень много таких людей было, можно рассмотреть, которые стали потом архиереями, занимали достаточно высокие посты в Церкви. Да вот, собственно, что тут далеко за примером ходить — митрополит Никодим (Ротов), митрополит Ювеналий — это все люди, которые пришли учиться, потому что верили их родители, они видели, что молится там мама, например, и тоже решали для себя выбрать вот этот путь. Но вот очень интересно, что откуда-то они вот это так сумели воспринять, что решили сами прийти в духовную академию, не пойти в какое-то светское учебное заведение. Ну верю я в Бога, ну вот мама там молилась, водила меня в один-единственный храм, который далеко от дома, от нашей деревни находился. Ну а я пошел в медицинский, например, да, мог же, или остался работать в колхозе. Но нет, вот шли именно в семинарии.

А. Федотов

— Ну там разновозрастные были люди, и, в принципе, ну безусловно, все они были верующие. Потому что если сравнивать с дореволюционной ситуацией, то духовенство это было такой замкнутой достаточно корпорацией, из которой человеку было сложно выйти. Ну и в итоге что получилось, что XIX век — это век протеста вот этих поповичей против этого, и именно из них выходят вот такие идеологи революционного движения. А ведь важно, чтобы человек шел не потому, что его родители были на этом месте, а потому, что он имеет к этому призвание. Ну и если ведь брать, даже вы назвали митрополита Никодима (Ротова), то его отец же не был священнослужителем.

А. Пичугин

— Вот в том-то и дело, что это совершенно другое. У него мама, если я не ошибаюсь, нет, папа у него, по-моему, был партийный работник.

А. Федотов

— Да, он был советский деятель такой.

А. Пичугин

— Да. И насколько я помню, выходила книга о митрополите Никодиме...

А. Федотов

— «Человек Церкви».

А. Пичугин

— «Человек Церкви», да.

А. Федотов

— Это митрополит Ювеналий в свое время подготовил.

А. Пичугин

— Да, и там прямо описывается скандалы в семье маленького тогда еще Бори Ротова, который из дома сбегал, потому что родители не принимали его выбор.

А. Федотов

— Да, людям сложно было, конечно, решиться в то время. Потому что человек, он тем самым противопоставлял себя обществу советскому, которое его окружало, и он выбирал другую действительность. Но в то же время, если мы посмотрим, действительно, эти люди, они потом и каждый остался в Церкви, никто из них из нее не ушел. И было сначала вот как бы разрешение на пастырские курсы, богословский институт, потом их преобразовали в духовную семинарию и духовную академию, соответственно, московские, а затем была открыта еще в Ленинграде духовная академия. И был открыт ряд семинарий, их было шесть, если я не ошибаюсь.

А. Пичугин

— Киев, Одесса, Саратов, Москва Ленинград — пять.

А. Федотов

— Ставрополь.

А. Пичугин

— Да, Ставрополь.

А. Федотов

— И потом, это когда уже при Хрущеве их стали закрывать, и в итоге оставили только в Москве духовную семинарию с академией, в Ленинграде и в Одессе. Остальные все были закрыты. Причем использовали там разные способы — где-то там со зданием создавали проблемы, что здание там не такое, что не соответствует каким-то нормам, где-то там местные жители писали какие-то жалобы там, в газетах кампанию разворачивали — то есть это все было свернуто вот в 60-е годы, когда Хрущевым, начиная с 58-й по 64-й год, были проведены такие масштабные антицерковные репрессии.

А. Пичугин

— А насколько были востребованы такие семинарии? Я понимаю, что на Украине, там, конечно, больше было желающих пойти в священнослужители, и поэтому Одесская и Киевская семинария, они не пустовали отнюдь. А вот наши небольшие провинциальные семинарии, которые оказались в советские годы отрытыми — Саратовская, Ставропольская, насколько они были востребованы вообще?

А. Федотов

— Ну я думаю, что сам факт их существования, он подтверждает их востребованность. Но что касается того, с какими препятствиями встречались абитуриенты, вот я тоже имел беседы с людьми. Ну, в частности, вот покойный протоиерей Николай Винокуров, в Ивановской области известный такой священнослужитель.

А. Пичугин

— Да.

А. Федотов

— Вот он рассказывал о том, как вот он поступил в свое время (ну он с детства был очень религиозный человек, очень верующий, прямо с самого раннего детства), и он, когда поступает в Киевскую духовную семинарию, а его призывают в армию после первого класса и на три года отправляют в стройбат. И над ним было такое достаточно серьезное там психологическое воздействие, с целью чтобы он отрекся от Бога. То есть на него, например, один офицер ему прямо говорил, что вот если ты не отречешься, я тебя убью. Потом ему какой-то один солдат сказал, что вот я хотел тебя убить. То есть ну вот серьезные такие.

А. Пичугин

— А он на тот момент еще не был священником?

А. Федотов

— Нет.

А. Пичугин

— Тогда же призывали священнослужителей — короткий период, — диаконов точно призывали, а священников, по-моему, тоже некоторое время призывали.

А. Федотов

— Здесь все по-разному было, индивидуально.

А. Пичугин

— Но он не был священником.

А. Федотов

— Нет, он просто выпускник был первого класса семинарии. Здесь много зависело еще от местных каких-то вещей. Теоретически мало что тут значило законодательство, если честно, потому что вот на местах люди могли посмотреть и так, и так на любой вопрос.

А. Пичугин

— Я смотрю, что Саратовская семинария за 13 лет своего существования — с 47-го по 61-й год, с 48-го по 61-й год подготовила порядка 120 священников. Из них 37 только служили в Саратовской области, то есть, видимо, это какие-то окрестные области.

А. Федотов

— Ну не обязательно даже окрестные. Поскольку есть же учебные заведения, и люди туда приезжают из разных мест, а потом возвращаются куда-то. Централизованное распределение, оно ведь появилось уже так более позднее, и оно касалось только вот центральных таких учебных заведений сначала.

А. Пичугин

— Ну вот я нахожу, тут почти дословно, почти цитата, что 4 мая 1960 года председатель Совета по делам Русской Православной Церкви рекомендовал патриарху Алексию закрыть Киевскую, Саратовскую и Ставропольскую семинарию, ссылаясь на незначительное число учащихся и неудовлетворительные бытовые условия. И сначала Ставропольскую слили с Саратовской, а потом, в 1961 году, и Саратовскую закрыли.

А. Федотов

— Да. И я как уже вам говорил, что здесь ставились вопросы и по зданиям, и в местной прессе разворачивались кампании такие, где люди писали письма, что они против, что вот это такие рассадники мракобесия, что они в Советском Союзе не имеют права на существование. Ну если брать бытовые условия, то реально вот как семинаристы проживают современные, и как они проживали в Советском Союзе, это, конечно, разные вещи. Потому что вот те нормы пожарные, санитарные, которые сегодня они обязаны выполнять, как любые учебные заведения на территории Российской Федерации, тогда они не контролировались государством.

А. Пичугин

— А как различались условия приема в семинарию, скажем, в послевоенные годы и в годы хрущевской кампании антирелигиозной?

А. Федотов

— А дело в чем, что здесь была достаточно принципиальная разница. Потому что вот в послевоенные годы человек захотел пойти — ну и ему сказали, что ну вроде бы, ну ладно. А в то время, когда начались вот эти антицерковные новые репрессии, виток, при Хрущеве, то здесь с каждым человеком проводилась индивидуальная проработка. То есть вот даже тот протоиерей Николай Винокуров, который вот вернулся из армии, все равно верующим человеком, и он — уже Киевской семинарии нет, он решает в Московскую поступить на второй класс, да, так ему задерживают документы, вызывают в военкомат, говорят, что вот, ты отслужил, а мы вас, говорят, на сборы отправим, на переобучение. Хотя какое переобучение в стройбате. И, в общем-то, здесь, конечно, любыми способами людей пытались задержать.

А. Пичугин

— Это мне очень хороший мой знакомый священник рассказывал, он в советские годы начинал еще, он уже отслужил в армии, но он очень молодо выглядел, очень молодо. И когда он пришел, принес документы для хиротонии, уже там все было подготовлено, диаконская хиротония должна была быть, на него архиерей смотрит — последние советские годы, и говорит: давай-ка ты в армию сходишь прежде, чем к нам поступать. Ну очень молодо выглядел, совсем, как только школу закончил. Он говорит: да Владыка, я уже и в армии был, и в горячую точку съездил, — там как раз конфликты все эти были грузино-абхазские. Да? Ну ладно. То есть настолько вот все годы считалось, что прежде, чем человек поступает в семинарию, он должен отслужить в армии.

А. Федотов

— Ну здесь, в общем-то, исходя из чего еще рассматривалось. Потому что человек начнет учиться, пройдет какой-то период обучения...

А. Пичугин

— И его заберут.

А. Федотов

— А здесь уже он вернется, не вернется. Поэтому чисто практически даже рассматривалось, с этой точки зрения.

А. Пичугин

— Я напомню, друзья, что сегодня мы говорим о духовном образовании в Советском Союзе. И говорим мы с Алексеем Александровичем Федотовым, профессором Ивановского филиала Института управления, доктором исторических наук.

А. Пичугин

— Мы возвращаемся в студию светлого радио. Напомню, что в гостях у нас сегодня Алексей Федотов, доктор исторических наук и профессор Ивановского филиала Института управления. Говорим мы о духовном образовании в советское время. А помимо такого ценза, были какие-то еще условия, кто мог, а кто не мог поступать в семинарию? Есть такое, знаете, распространенное мнение, что в семинарии не принимали людей с высшим светским образованием и, паче того, с научными степенями. Но я кому-то это сказал, абсолютно будучи уверенным, что есть на сей счет какое-то постановление, но выяснилось, что никакого постановления нет, что это была какая-то внутренняя рекомендация — не принимать, — от Совета по делам религий, которая, соответственно, была спущена сверху, но официально такого запрета не было.

А. Федотов

— Нет, бумаги не было, конечно. И человек не мог реально, но по бумагам мог. Наверное, все знают отца Георгия Эдельштейна.

А. Пичугин

— Вот я только что хотел с ним привести пример.

А. Федотов

— Вот у него же есть его книга — «Записки сельского священника». И вот он в ней описывает же ведь этот процесс, как он пытался в свое время поступить в семинарию.

А. Пичугин

— Он был кандидатом философских наук.

А. Федотов

— Да, как он пытался, например, стать священником, и какие препоны ему ставились.

А. Пичугин

— Он огромное количество епархий объездил.

А. Федотов

— Да, и у него же очень большие вот эти были познания в советском законодательстве, и когда он приходил к советским работникам, он выяснял, что они его не знают. И он им, когда это ставил, им, конечно, это крайне не нравилось всегда. И поэтому он всегда рассматривался как диссидент.

А. Пичугин

— И у него еще есть очень интересное воспоминание, что даже когда он умудрился поступить или он уже был на тот момент священником (я вот не помню, как там, это можно в книге посмотреть), даже когда он или он сумел поступить в семинарию, или он уже на тот момент был священником, ему вот это не смогли простить. И, несмотря на то что он был кандидатом наук, сам подготовил несколько их кандидатов и огромное количество дипломников, и прекрасно знал, как пишутся работы, ему ставили все время за его работы учебные тройки. А когда он просил профессора объяснить, почему именно тройка, почему такая оценка — так ведь я же сам такое количество дипломников подготовил, я знаю, как пишутся работы, я знаю, как делаются ссылки, — ну он прекрасно все знал. Он говорил: потому что смирения в тебе мало.

А. Федотов

— Ну это такой подход был.

А. Пичугин

— Семинарский.

А. Федотов

— Да. И второго, кого я хотел бы вспомнить тоже слова, это патриарха Кирилла, который говорил о том, что в советское время, если человек, например, психически неуравновешенный и нездоровый, то его — пожалуйста, легко пропустят в духовное учебное заведение. А если человек очень такой развитый, грамотный, да еще с высшим образованием, то, конечно, путь ему старались всячески закрыть. То есть те люди, которые жили в ту эпоху, они хорошо эти процессы представляют. Хотелось бы здесь, конечно, вспомнить уже более позднее время. Вот воспоминания архиепископа Юстиниана, Элистинского и Калмыцкого, который учился, конечно, уже существенно позднее, это уже, наверное, в 80-е годы. И ему сначала пришлось все-таки пройти военную службу перед тем, как поступить в семинарию. Он поступал ведь после университета, нужно понимать, и даже был скандал, что ему не хотели давать диплом. Но все-таки он прошел через все эти испытания, закончил Московскую духовную семинарию, окончил потом богословский факультет в Бухаресте, в Румынии, защитил там магистерскую диссертацию. Поэтому вот все эти люди, которые учились в ту эпоху, в разные периоды (то есть я основываюсь-то не только на каких-то исследованиях, а еще на воспоминаниях живых людей, которые внутри вот этих все ситуаций видели вот те процессы давления), и вот тот же владыка Юстиниан, он, например, рассказывал, как тяжело было архиепископу Александру, который в то время был ректором Московских духовных академии и семинарии, когда он учился, насколько ему было тяжело вот переломить ту корпоративную замкнутость, которая была внутри религиозных вот учебных заведений. А она к чему приводила — к низкому качеству, в общем-то, и студенческих, и академических, и научных работ. Ну вот митрополит Иларион (Алфеев), он описывал, например, что магистерская диссертация, например, что могла собой представлять — причем это было огромное такое сочинение, порядка могло быть 600–800 страниц, и там, например, два тома — это описание, типа симфонии такой, по трудам какого-нибудь богослова, а второй — это то же самое, просто в таком алфавитном порядке.

А. Пичугин

— И спрашивается, где здесь научная ценность.

А. Федотов

— Да, вот он говорит, что научная ценность — труд огромный, материала много, а научной ценности никакой. И фактически вот эти кандидатские диссертации по богословию, они не соответствовали, конечно, уровню. И даже магистерские, как вот на этом примере, они не всегда тоже могли соответствовать. То есть как до революции существовала система — кандидат, магистр и доктор — она существовала и государственная, и церковная эта система. В Советском Союзе была система, что кандидат и доктор наук. Но Церковь, она сохранила вот эту трехступенчатую систему — кандидата, магистра и доктора. И докторами, как правило, становились люди признанные.

А. Пичугин

— А в Церкви же система была точно так же, по ступеням, как она сейчас — то есть магистр, потом кандидат, потом доктор?

А. Федотов

— Нет. Сначала кандидат, потом магистр, потом доктор.

А. Пичугин

— А как это теперь сопоставить с нашей нынешней системой, когда сначала магистр, потом кандидат, потом доктор?

А. Федотов

— А сейчас просто магистров бывших, их сделали докторами.

А. Пичугин

— А, их докторами сделали.

А. Федотов

— Да. Вот потому это так было. Ну их немного оставалось, по сути, поэтому.

А. Пичугин

— Вы, кстати, затронули сейчас очень интересную тему — качества образования семинарского. Потому что среди моих знакомых, которые вообще никакого отношения не имеют к Церкви и порой даже критически настроены по отношению к ней, у многих есть такое впечатление, что семинария — это действительно неплохое учебное заведение, поскольку там хорошо преподается гуманитарная база: достаточное количество языков, предметы, родственные светскому, скажем, историческому факультету. Но при всем при том, когда ты начинаешь изучать глубже, ты понимаешь эту оторванность — вот то, о чем говорил митрополит Иларион, то, о чем говорил архиепископ Александр, что, в общем, это стало явно в 90-е годы, когда появилась возможность людям получать, и многие стали получать сразу несколько образований. Кто-то приходил сразу после светского вуза, кто-то после семинарии поступал. И выяснилось, что требования разные, очень разные. Если за семинарский диплом много где проходила работа такого рефератного типа, в которой не было никакой научной новизны, то для светского звука это нонсенс.

А. Федотов

— Но здесь я бы сказал, что на сегодняшний день ведь изменилось законодательство, и разрешена государственная аккредитация духовных учебных заведений, и поэтому они просто проходят все те же требования, которые Рособрнадзор применяет к светским учебным заведениям. И там учатся люди, которые получают диплом государственного образца на выходе, и им преподают многие профессора из местных университетов вот общие дисциплины. Так вот я отвлекся от владыки Александра, а у него была какая важная идея — в том, чтобы привлечь для преподавания в духовные семинарии людей со светским образованием, желательно, может быть, даже со светскими учеными степенями, которые подняли бы вот этот научный уровень, они бы вырвали вот это духовное образование из той вот замкнутой такой, гетто, ну внести вот свежую струю. Но чтобы формально соответствовать, они как-то вот эти люди соглашались окончить формально тоже и духовные семинарии, чтобы иметь и духовное образование. Но сам факт, что они вошли вот в преподавание, это качественно изменило его уровень. И в этом, несомненно, его заслуга. Он был председателем Учебного комитета определенное время, и он пытался вот именно сделать систему духовного образования не формализованной какой-то, а содержательно наполненной.

А. Пичугин

— Мы можем вообще говорить, если мы обращаемся в советское время все-таки, назад, о реально соответствующем времени уровне образования? Насколько выпускник семинарии в 70-е годы был образованным человеком с точки зрения критериев, которые в этот момент образованию предъявлялись?

А. Федотов

— Я думаю, что не совсем, наверное, соответствовал тому уровню, который предъявляло время. Потому что многие люди, они даже и не понимали, например, отличия православия там от каких-то других религиозных течений на выходе. А ведь вот когда после перестройки появилась такая вот религиозная свобода, очень много хлынуло в России разного рода нетрадиционных сект, очень много появилось разного род шаманства. Ну и, наверное, те, кто в то время жил, помнят, как центральное телевидение транслировало такие вот, буквально колдовские, наверное, акты — Чумака, который заряжал там, Кашпировский, через вот свои телесеансы, — и там люди же ставили воду, реально верили в это.

А. Пичугин

— Да, я хорошо это помню.

А. Федотов

— Поэтому и наплыв-то был очень большой. И нужно понимать, что вот конец 80-х годов, вот те люди, которые изучали серьезно религиозные процессы — советские религиоведы, философы, они же говорили о том, что религиозность у населения, она такая, достаточно поверхностная. То есть они во что верят, например, в разные предсказания там, в шаманов каких-то, в колдунов, в порчу, а религию они рассматривают ну рядоположно этому. И потом люди еще не понимали, что религия — это же как от Бога, так и от диавола, что может быть и сатанизм, а может быть христианство, — то есть это могут быть противоположные вещи, и все это религия. И, конечно, вот к эти вызовам выпускники тех семинарий не были готовы.

А. Пичугин

— А если говорить не только о церковной составляющей духовной, а о общечеловеческой. Ну, к примеру, если мы возьмем священнослужителя молодого, выпускника семинарии 70-х годов, и поместим его в советское общество. Я все время вспоминаю просто фильм «Конец света». Мне кажется, я уже всем про него рассказал, но просто, когда мы говорим об истории Церкви 60-х годов, он, будучи общедоступным, наглядно иллюстрирует жизнь Церкви того времени. И показан священник молодой (правда, это начало 60-х, это все-таки немножко другое время, но все равно), отец Михаил, который приезжает на приход и начинает бороться с бабушкиными предрассудками — рассказывает им про физические законы, что гром гремит не потому, что Илия пророк по небу на колеснице разъезжает, про природу электричества. А бабушки недовольны, потому что, дескать, это у нас не общество «Знание», а церковь Божия. И там задача фильма была показать вред не Церкви, а деструктивной секты, которая в селе в этом же действовала, поэтому Церковь была показана с более комплиментарных позиций. И поэтому отец Михаил — он такой представитель новой формации советского человека, образованной интеллигенции, именно такого советского образца. Но это фильм. А вот как у нас на самом деле обстояли дела в 70-е годы? В 60-е, в 80-е?

А. Федотов

— Ну я думаю, что с общечеловеческой точки зрения ведь образование большого значения не имеет. И человек, если он серьезно относится к тому, чем он занимается, он через 10, допустим, 15 лет, он входит в достаточно широко в то, чем он занимается, и он приобретает авторитет в той среде, в которой он находится. Поэтому духовенство пользовалось уважением в народе в целом, которое было. Ну и ведь будем говорить, что выбирать-то особо было не из кого тоже, потому что священников было мало, и люди, они как бы ценили то, что есть, верующие.

А. Пичугин

— А какой был средний набор в семинарию в советское время?

А. Федотов

— Небольшой. То есть он очень ограничивался властями. Почему, потому что отсекались очень многие из тех, кто хотел, и делалась ставка на тех, кто покажется им достаточно безобидным. А что касается того, что вы затронули — смены вот идеологии в советское время, кажется, отец Всеволод Шпилер это говорил, у Поспеловского об этом есть в его работе вот о Русской Православной Церкви в XX веке, так вот он говорил о том, что в советское время сформировалось новая формация даже и архиереев, и священников, которые же не касались дореволюционной жизни, они не знали вот того опыта. И поэтому они советский опыт представляли как единственно возможный и как единственно правильный. И они смотрели на то, как приспособить, в общем-то, жизнь церковную к этим вот новым реалиям.

А. Пичугин

— Я напомню, друзья, что в гостях у светлого радио сегодня Алексей Федотов, доктор исторических наук и профессор Ивановского филиала Института управления. И мы говорим о духовном образовании в Советском Союзе. Еще одна тема, которая связана, наверное, с духовным образованием. Вот вы сейчас сказали, что священники, пришедшие в 50–60-е годы, это были глубоко советские люди по своему менталитету. Действительно, они все второй половины 20-х, 30-х годов рождения — это уже даже поколение не воевавшее. Ну действительно, те, кто поступали там в незакрытые еще Саратовские семинарии в 20-летнем возрасте — это те, кто по возрасту не могли попасть на фронт еще. Это были дети войны, это то поколение, которое вот еще даже частично живо, это то поколение, которое даже вот только-только уходит, увы. И эти люди, многие из них были комсомольцами, многие из них были пионерами, многие из них воспитаны в традициях советского времени, но вот почему-то каждого из их когда-то коснулась вера, и они поступили в семинарии. И мы знаем, что был тако феномен хрущевской кампании — это выход из Церкви, в основном молодых священников, часть из них потом, кстати, возвращались. Я даже такую небольшую работу, доклад на эту тему делал — о тех, кто ушел в 60-е годы, но потом, впоследствии, в разное время возвращались. Действительно в очень разное время. Протоиерей Семен Теплоухов, вышедший в 60-е годы, только в 2000-е смог вернуться к служению. А многие из них были официально, по-моему, отлучены от церковного общения только два человека были за все время или три, но многие из них действительно там были не только в запрет отправлены, но и официально лишены сана. Но при этом, когда речь заходила о их возвращении, их возвращали именно к священническому служению. Но вот что интересно, это все выпускники в основном, если смотреть их биографии, вот этих небольших семинарий.

А. Федотов

— Ну разные были. Потому что, если взять Осипова, например, самого известного, он был даже инспектор и одно время исполнял обязанности Ленинградской семинарии, академии.

А. Пичугин

— Да.

А. Федотов

— Он был профессор, с церковной точки зрения магистр. Но здесь, видимо, у государства были какие-то рычаги на этих людей, и оно их задействовало. Ну не каждый человек находил в себе смелость пойти против вот этого давления. Порядка двухсот человек вышло за это время. Но в итоге государство же, оно на что рассчитывало: что люди, они вот выйдут из Церкви, они скажут, что вот, я вас обманывал, что это для меня работа, что на самом деле все не так. И люди поверят этому и разочаруются в Церкви. А получалось наоборот — что люди разочаровывались вот в этих людях. Вот в определении Синода, да, которое вы сказали, там действительно человека три или четыре.

А. Пичугин

— Там Дулуман, Осипов, а пожалуй, больше никого. Дарманский, может быть. Больше не помню. Но это как раз те люди, которые не вернулись и не собирались возвращаться. Осипова не стало тогда же, в 60-е годы. Дарманский умер в начале 2000-х. Дулуман вот дожил буквально до последнего времени. Но это все люди, которые как раз обступали тогда в семинарию на волне, никто из них не был церковным человеком долго до поступления в семинарию.

А. Федотов

— Ну вот Осипов как бы исключение.

А. Пичугин

— Осипов исключение, но он еще и хиротония задолго до.

А. Федотов

— Если посмотреть, например, работы Осипова, которые атеистические он писал и, например, Черткова там, условно говоря, книжки, которые тот писал, то это совершенно разное качество.

А. Пичугин

— Так я к работам Осипова атеистическим до сих пор иногда обращаюсь, когда нужно что-то быстро посмотреть. У меня замечательная настольная книга — «Спутник атеиста» под редакцией Осипова, где все то же самое, что он делал в свое время для учебных пособий семинарских, но только с обратным значением. Но там все очень сжато, кратко, емко описано. Очень удобная книжка.

А. Федотов

— Ну, кстати, вот действительно, советские атеистические книги, они чем отличались, что многие люди, ведь издание религиозной литературы было запрещено, дореволюционные издания тоже были недоступны, они в спецхранах или уничтожены. А поэтому действительно многие люди, которые хотели прийти к вере и которые хотели получить какие-то знания, они черпали их из атеистической литературы, как это ни парадоксально.

А. Пичугин

— Да, именно так. К 80-м годам, к перестройке, насколько изменилось положение семинарий, насколько больше или меньше людей поступали туда к 88-му году? Потому что мы знаем, что в начале 90-х, когда в семинарии хлынул огромный поток людей, совершенно разновозрастных, и стали открываться семинарии небольшие в разных городах — в Иваново была семинария и есть семинария, по-моему, сейчас.

А. Федотов

— Да, есть. Но она была открыта уже позднее — в 99-м году духовное училище, а в 2002-м духовная семинария,

А. Пичугин

— А, она позднее.

А. Федотов

— А в Костроме, например, пораньше — там в 94-м году даже открыли духовную семинарию.

А. Пичугин

— Ну насколько это было, понятно, что в 90-е годы Церковь выходит на такие, лидирующие достаточно позиции в стране, на нее возлагается огромное количество надежд, и очень много людей идет и в монастыри открываемые, и в семинарии поступать. А вот незадолго до этого, в каком-нибудь 85-м году, как дело с этим обстояло?

А. Федотов

— А дело в чем, что вот до 88-го года практически все оно так все и было в состоянии стагнации, то есть ничего не менялось. Но хотя вот я говорю, что митрополит Александр, он пытался вот эту ситуацию переломить, он привлекал светских ученых для преподавания в духовных учебных заведениях, чтобы они могли вот оживить вот этот весь схоластический дух, оживить вот эту как бы такую бурсу, скажем, чтобы она стала полноценным учебным заведением, которое готовит людей, действительно способных ответить на вызовы времени. Ну а что касается в целом вот этого переломного периода, как я уже говорил, что вот люди-то, они религиозность имели поверхностную, и они хлынули в храмы в начале 90-х массово, и крестилось очень много людей, и очень много людей как бы интересовалось этим. А потом ведь отток-то произошел, и на сегодняшний день все выровнялось, да. И вот хотя сегодня, например, Церковь обладает и медийными возможностями, и информационными возможностями, количество тех людей, которые реально верят и реально готовы ограничивать, менять свою жизнь, исходя из того, чему учит Церковь, оно же не изменилось практически, оно остается достаточно небольшим. Потому что это всегда сложно — это выбор человека, выбор его пути, и он не связан даже с образованием. Потому что человек, он может быть там профессором богословия, как Осипов, например, он может при этом быть атеистом и даже богоборцем явным, который публично же много сил этому посвятил. И даже он на надгробии попросил написать, что радости и счастья желает вам атеист Осипов.

А. Пичугин

— Ваш друг, атеист Александр Осипов. Про него в книжке, которую написал Сергей Львович Фирсов, была такая мысль, что как не было искренности в его служении, так и не было искренности в его отречении. Ну, кстати, я бы, может быть, в искренности служения не согласился, потому что он был очень горящим священником долгое время. А вот искренности в отречении, может быть, действительно и не было, исходя из того, что мы о нем знаем.

А. Федотов

— Сложно что-то давать оценки, это такие внутренние процессы в человеке.

А. Пичугин

— Да, это совершенно внутренние процессы. Спасибо большое. Мы сегодня говорили про духовное образование в Советском Союзе с профессором Ивановского филиала Института управления, доктором исторических наук, Алексеем Федотовым. Прощаемся. Всего доброго, до свидания.

А. Федотов

— Спасибо. До свидания.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Православная школа сегодня». Протоиерей Дмитрий Григорьянц
• «Возрождение культурного и духовного наследия». Анор Тукаева, Валерия Лебедева
• «Отдых в жизни современного христианина». Иеромонах Геннадий (Войтишко)