Поделиться
Я много времени провожу за рулём и уже давно приучила себя слушать в машине аудиокниги. Это очень удобно, потому что времени почитать, в домашней круговерти, обычно не хватает. А глядя на ускользающую под колёса дорогу, слушать интересные тексты – и приятно и полезно.
Недавно мне на глаза попались два диска с текстом «Жизни Арсеньева» Ивана Алексеевича Бунина. Я вспомнила, что как-то недостаточно уделила времени этому произведению во время курса литературы в университете и решила взять его в машину.
«Жизнь Арсеньева» – немаленький роман. Однако первый диск я отслушала за две поездки, подолгу просиживая в пункте назначения, не решаясь отключить магнитолу. И вовсе не потому, что там сложный сюжет. Там, скорее, наоборот, события развиваются очень размеренно и сплошь наполнены деталями. Поразил меня бунинский язык! Одно его предложение может растянуться на минуту, но при этом не надоесть и не потерять своей канвы повествования.
Для иллюстрации этого моего открытия, приведу пример из романа: «Мальчишка подпасок, существованье которого мы тоже наконец открыли, был необыкновенно интересен: посконная рубашонка и коротенькие портчёнки были у него дыра на дыре, ноги, руки, лицо высушены, сожжены солнцем и лупились, губы болели, потому что вечно жевал он то кислую ржаную корку, то лопухи, то эти самые козельчики, разъедавшие губы до настоящих язв…» Как это удивительно сейчас: в одном только предложении Бунин развернул огромную картину, и мы на физическом уровне ощущаем и присутствие этого мальчишки, и сухость его деревенского загара, и чумазый рот, и озорные глазки. И так во всём: искусство слова становится яркой картиной, которую в течение повествования можно рассматривать внутренним зрением, перебегая с одной мельчайшей подробности на другую, заключая в момент точки это произведение искусства в единство описательного таланта.
Пример Ивана Алексеевича – не единственный. Золотой век русской литературы и первая половина двадцатого столетия почти насквозь прошита изысканными писательскими приёмами. Это то время, когда рассказы оживали и превращались в предметы естественного осязания и даже какого-то настоящего вкуса и запаха.
В какой же момент наши мысли стали короче? Чеканнее? Почему сегодняшний день русской литературы редко может похвастаться большим количеством мастеров развивающего рассказа в одно предложение. Как же случилось, что обрывать повествование многоточиями стало модным? С приходом информационных технологий некоторые наши мысли вообще заменились смысловыми аббревиатурами, сокращениями и какими-то новыми словечками – в угоду эмоции.
Вдумайтесь, такие сложные чувства как сожаление или грусть современные школьники укладывают в «Печальку» с плачущим смайликом, а ведь в русском языке столько способов высказать эти естественные волшебные состояния! Диалоги детей напоминают сцены из программы КВН, где уместны лишь короткие шутки и подтрунивания. Почему мы разучились мыслить сложно?
Если ещё лет десять назад школьники на уроках литературы писали сочинения, пытаясь хоть как-то научиться составлять художественные образы, то сегодня всё больше проверочных работ проводятся в виде тестов. Да, по ним хорошо оценивается уровень знаний, но с их помощью совершенно невозможно развить способность произнести сложный внутренний монолог.
Да и не только детей засосало в эту обойму скованного слова. Взрослые – и те всё меньше готовы рассуждать. В вечной суете, гордыне или в страхе показаться навязчивыми, мы неосознанно прибегаем к индуктивности собственного мышления и не стремимся к размеренному темпу слов. Но в материальном, земном общении без слов и последовательных мыслей мы утрачиваем возможность по-настоящему понимать друг друга и…соединять гармонию своего слова с миром слов таких же, как мы, людей.
