Поделиться
Симферополь в начале 20-х годов ХХ века мало чем походил на безмятежный южный город. Как и во всём Крыму, там свирепствовал голод, то и дело вспыхивали эпидемии. И это на фоне масштабных социальных потрясений — совсем недавно прогремела Октябрьская революция; шла гражданская война. Об этом непростом времени оставила воспоминания Фаина Раневская, служившая тогда в Симферопольском театре. Актриса писала, что в какой-то момент у неё, как и у многих других в городе, произошёл душевный надлом и потребовалась помощь врача. Самым известным специалистом по душевным болезням в Симферополе был в те годы Наум Исидорович Балабан.
Когда после окончания гимназии Наум заявил родителям, что хочет серьёзно изучать психиатрию, отец сказал ему: «Что бы ты в жизни ни делал — делай с любовью к людям». Этот наказ Балабан запомнил навсегда. В 1915-м году Наум окончил медицинский факультет швейцарского Бернского университета по специальности «неврология и психиатрия». Как только вернулся в Россию, сразу же отправился военным врачом на фронт — шла Первая Мировая. Потом началась Гражданская война, и доктор Балабан в составе Красной Армии оказался в Крыму. Там и осел после демобилизации в 1922-м. На полуострове тогда бушевала эпидемия тифа и дизентерии. Наум Исидорович активно включился в борьбу с распространением болезни. Он добился, чтобы в Крым из Парижского Пастеровского института доставили вакцины и начали массово прививать население. Организовал работу специальных эпидемических бараков-изоляторов. Доктору Балабану тогда удалось спасти тысячи жизней.
В апреле 1922-го Наум Балабан приехал в город Симферополь, чтобы возглавить Крымскую областную психиатрическую больницу. Она находилась в удручающем состоянии: не хватало вещей, питания, здание требовало капитального ремонта. Под руководством доктора Балабана уже к 1923-му году были отремонтированы корпуса, увеличился штат сотрудников и количество коек. При больнице появились сад, огород, мастерские, в которых больные могли работать. А главное — в корне изменилось отношение к ним. Каждого пациента доктор знал по имени-отчеству и обладал способностью расположить к себе даже самых неконтактных. Коллеги вспоминали, что Балабан ко всем был добр, сердечен и открыт.
В 30-е годы Балабан возглавил крымскую Комиссию судебно-психиатрической экспертизы. И многих тогда он уберёг от беды. За неосторожно брошенное слово в адрес «партии и вождя» можно было поплатиться жизнью. Но крымчан, которым угрожал каток репрессий, доктор Балабан фиктивно признавал душевнобольными — и так спасал. А вскоре началась Великая Отечественная война. В ноябре 1941-го фашисты вошли в Симферополь. И сразу же пришли в больницу с требованием освободить помещение для нужд немецкой армии. Заодно тщательно проверили документы у главврача. Доктору Балабану это ничего хорошего не сулило — в его личном деле чёрным по белому была указана национальность — еврей. К счастью, оказалась там и запись о вероисповедании — «православный». Вероятно, поэтому доктора не арестовали сразу же. Пользуясь возможностью, он мог уехать из Крыма. Но остался — ради пациентов. Тем из них, кто мог уехать за пределы полуострова, доктор выдавал эвакуационные билеты, без которых не разрешалось покидать отрезанный от большой земли Крым. Однако большинству некуда было идти. Для таких Наум Исидорович находил в городе приёмные семьи. Каких трудов ему стоило уговорить людей принять в дом чужого человека, да ещё и психически нездорового, можно только представить. И всё это — под носом у фашистов, с риском для жизни. Доктору Балабану удалось в общей сложности спасти тогда 500 человек.
А вот самому ему спастись не удалось. 7 марта 1942 года к дверям больницы подъехала немецкая «душегубка» — газваген, или попросту — газовая камера на колёсах. Немцы под руки вывели Балабана из здания. Вслед за ним на крыльцо вышли испуганные коллеги — те немногие, кто оставался рядом с доктором в эти страшные дни. Медсестра Мария Шиляева вспоминала, что перед тем, как войти в машину, Наум Исидорович всех их перекрестил. До последней своей минуты доктор Балабан оставался верен отцовскому наказу любить людей.
Все выпуски программы Жизнь как служение
Сказ о том, как Владимир Даль словарь составлял
Поделиться
Многие знают имя Владимира Ивановича Даля как составителя «Толкового словаря живого великорусского языка», а некоторые имеют эту книгу в своей библиотеке... Я же хочу рассказать пару историй о том, как Владимир Иванович свой словарь создавал. Начну с того, что Даль по первому образованию — морской офицер, мичман. Прослужив 6 лет на корабле, он решил сменить род деятельности и... — выучился на медика. Став хирургом, Владимир Даль участвовал в русско-турецкой войне 1828-29 годов в качестве полевого врача. И если мы с помощью фантазии перенесёмся в то время и в место его службы, то увидим удивительную картину: возле госпитального шатра стоит верблюд, навьюченный мешками. А в мешках — исписанные Владимиром Далем листки. Здесь, в этих свитках — настоящее сокровище: слова, пословицы, сказки и прибаутки, собранные военным врачом в беседах с простыми служаками. Очарованный с юности красотой и меткостью русской речи, общаясь с матросами и солдатами, Владимир Даль записывал забавные сюжеты и не знакомые ему русские слова. В пору врачебной службы его записи составляли уже немалый объем. Поэтому начальство и выделило ему для перевозки верблюда. Правда, Даль чуть не потерял все свои богатства, когда верблюд внезапно попал в плен к туркам. Но обошлось — казаки отбили. Так вот получилось, что гордый корабль пустыни возил на своём горбу бесценное русское слово.
В течение жизни Даль записывал не только слова, но и сказочные сюжеты. В итоге его увлечения появилась книга сказок. Будучи в Петербурге, с экземпляром этого издания Даль направился прямиком... Ну конечно, к Пушкину! Там, у поэта дома они и познакомились. Пушкин сказки похвалил. Но более всего восхитился он далевским собранием русских слов. Особенно понравилось Пушкину слово «выползина» — сброшенная змеиная шкурка. Так Александр Сергеевич впоследствии и стал в шутку называть свой сюртук. Именно Пушкин уговорил Даля составить словарь. Благодаря этой встрече мы можем держать в руках словарь Даля, погружаться в стихию живой русской речи того времени и пополнять свой лексикон интересными словами. Например, узнать, что такое «белендрясы» и «вавакать, «мимозыря» и «жиразоль».
Приятного чтения, друзья!
Автор: Нина Резник
Все выпуски программы: Сила слова
Григорий Суров
Поделиться
В конце XIX-го — начале ХХ века врачи-офтальмологи, специалисты по глазным болезням, были в России на вес золота. Один из представителей этой редкой в то время специализации — Григорий Иванович Суров, окулист из Симбирской губернии — посвятил жизнь тому, чтобы сделать офтальмологию доступной для всех.
Уже в старших классах гимназии Григорий решил стать врачом. В 1881-м он успешно сдал вступительные экзамены на медицинский факультет Казанского университета. Первым местом работы Сурова была уездная больница в городе Спасске Казанской губернии. Там Григорий Иванович впервые обратил внимание, как широко распространены среди крестьян глазные болезни. У каждого второго пациента наблюдалась трахома — инфекционное заболевание, которое передаётся через предметы гигиены — например, полотенца, а распространителями являются мухи. Свои наблюдения и неутешительные выводы Суров записывал в дневник: «Эти болезни у нас в России распространены вследствие бедности, невежества, и малодоступной медицинской помощи». Офтальмологи, как уже говорилось, были в те годы большой редкостью. Поэтому Григорий Иванович решил специализироваться именно в этой области. За несколько лет работы в Спасской больнице он получил богатый практический опыт. Затем некоторое время Суров служил военным врачом. И опять же, занимался на этой должности преимущественно офтальмологией. В 1902-м он поступил в Петербургскую Военную Медицинскую академию — «для усовершенствования в медицинских науках по глазным болезням». Там с успехом защитил докторскую диссертацию.
А в 1906-м году Григорий Иванович вновь приехал в город Симбирск. Его назначили заведующим военного лазарета. Офтальмологического отделения в нём не было. И Суров его открыл. Сразу же к «глазному доктору» потянулся народ. «Главный контингент из страдающих болезнями глаз — крестьянство и необеспеченный рабочий люд», — отмечал Суров. С таких пациентов денег за лечение доктор не брал. Наоборот, помогал из собственного кармана — на лекарства, на изготовление очков. Вскоре Григорию Ивановичу удалось убедить местные власти выделить средства на глазной стационар в 50 коек. В 1911-м году стараниями Сурова в Симбирске открылась школа-приют для слепых детей.
А через несколько лет Россия стала Советской. Григорий Иванович не уехал за рубеж. Остался служить своей стране. В те годы о деятельном докторе нередко упоминали в прессе. Вот, например, как в 1923-м описывала его работу симбирская газета «Красный путь»: «Летом в разных районах губернии можно было увидеть фургон, в котором ехал доктор Суров. Он ездил обследовать сельское население. Оказывая помощь, он переезжал из села в село». После таких поездок и работы в госпитале, Суров принимал пациентов ещё и на дому, по вечерам. Симбирский учитель Алексей Ястребов в своих воспоминаниях писал: «Проходя по Беляевскому переулку, я вижу дом. И знаю: вечером у этого дома будет толпиться народ, потому что здесь живет замечательный врач, друг народа Григорий Иванович Суров».
Простой народ искренне любил своего доктора. Когда в 1920-м году большевики осудили Сурова и приговорили к году тюрьмы за то, что он взял на работу в госпиталь бывшего белогвардейского офицера — нищего больного старика, горожане встали на его защиту. Испугавшись волнений, власти восстановили доктора в правах. Впоследствии Григорий Иванович получил высокое государственное признание: в 1943-м году ему было присвоено звание Заслуженного врача РСФСР, а в победном 1945-м — орден Трудового Красного Знамени. Но не ради наград трудился доктор Суров. Однажды в своём дневнике он написал: «Я смотрю в мир глазами тысяч людей, которым помог избавиться от страданий».
Все выпуски программы Жизнь как служение
21 ноября. О пшенице и плевелах
Поделиться
В 13-й главе Евангелия от Матфея есть слова Христа: «Чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы, оставьте расти вместе то и другое до жатвы».
О пшенице и плевелах, — епископ Тольяттинский и Жигулёвский Нестор.
