У нас в гостях был клирик Венёвского викариатства Тульской епархии священник Георгий Белькинд.
Наш гость рассказал о том, как его жизнь изменилась после прихода к вере и каким был его путь к священническому служению.
Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева
К. Мацан
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Здравствуйте, уважаемые друзья. В студии у микрофона моя коллега Кира Лаврентьева —
К. Лаврентьева
— Добрый вечер.
К. Мацан
— Я — Константин Мацан. В гостях у нас сегодня священник Георгий Белькинд, клирик Венёвского викариатства Тульской епархии, президент Образовательного фонда имени Сергея и Евгения Трубецких. Добрый вечер.
Свящ. Георгий Белькинд
— Здравствуйте.
К. Мацан
— Отец Георгий, очень рад возможности с вами поговорить именно в этой программе, в которой мы говорим о пути человека к вере, в вере и о том, какой путь привёл к священству. Мы с вами давно знакомы. Но всё это время с 2021 года, как мы с вами познакомились на конференции по русской философии, мы общались в основном на темы профессиональные, ваши профессиональные — вы педагог. В эфире мы об этом говорили, на научные темы общались — вы много занимаетесь исследованиями по наследию братьев Трубецких и книги издаёте на эту тему. А вот мне никогда не доводилось вас спросить о вашей жизни, о вашей биографии, собственно, о том, как вы стали священником. Вот об этом сегодня поговорим. И это, может быть, главный вопрос. Путь человека к вере, в вере и к священству распадается на этапы. Вот какие этапы главные на вашем пути вы бы выделили?
Свящ. Георгий Белькинд
— Мне дважды, кажется, приходилось публично рассказывать свою историю. Она проста. В марте 1998 года духовный отец нас с женой пригласил к себе домой с загадочным видом попить чайку. Мы пришли, и без особых предисловий после первого глотка он сказал: «Ты будешь служить». Я не то что удивился...
К. Мацан
— А кто был духовник?
Свящ. Георгий Белькинд
— Протоиерей Сергий Кашевник — он под Москвой сейчас служит. Он крестил меня — я поздно крестился, в 1992 году.
К. Лаврентьева
— В 30 лет, по-моему.
Свящ. Георгий Белькинд
— Да, мне 30 лет было. Потом он в алтарь меня взял, и я алтарничал. То есть я сам из учительской семьи, из вполне такой советской. Ну да, как-то пришла вера, стал в церковь ходить, крестился. И эта жизнь, которой в конце 90-х я жил, мы жили, семья, меня устраивала абсолютно. Это была моя жизнь, нормальная, чудесная. Я работал в школе, учил детей, ходил в храм, в алтаре помогал. И я не мыслил никаким образом себя священником. Я его спросил: а когда, где, как? Он сказал, что не знает, когда это будет и где это будет, но что я буду служить. Это исполнилось через шесть лет, в сентябре 2004 года. Он повёз меня в Тулу к владыке Алексию. И владыка, сказал: «Вот у нас есть город Венёв в епархии. Знаешь про такой?» Я говорю: «Владыка, первый раз в жизни слышу эти звуки». — «Ну вот там требуется священник с образованием. Вот как ты?» Ну а как я? — да. И через два месяца владыка дважды, один раз 4 ноября на «Казанскую», потом через четыре дня на Дмитрия Солунского, положил на мою голову свою руку — вот и всё.
К. Мацан
— Но это событийная канва, а теперь подробнее.
Свящ. Георгий Белькинд
— Я хочу сказать, что, может быть, для вашей передачи это как-то не очень правильно звучит и неуместно, то есть каждый же говорит из своего опыта, из пережитого. То, как я это пережил, то есть я считаю, что вообще никакого пути к священству нет. В том смысле, что как бы есть какая-то органическая такая эволюция: вот ты, как гусеничка, так ползаешь, листики хрумкаешь, потом задумываешься, что, может быть, стать бабочкой, и такой делаешься куколкой, сидишь, сидишь, потом раз — кокон разрываешь и...
К. Лаврентьева
— Взлетаешь.
Свящ. Георгий Белькинд
— То есть это не так. А как я это пережил? Вот буквально просто Бог персть эту берёт, вдувает жизнь туда, делает благодатью священства тебя священником и ставит служить — и всё. Вы мне в своих передачах разрешаете свои стишки читать?
К. Мацан
— Конечно.
Свящ. Георгий Белькинд
— Я это описал. Вот стихотворение называется «Этот день». На следующий год, 2005-й, записались эти строки. Стихотворение посвящено святителю Алексию, Тульскому митрополиту. К. Мацан
— На следующий год после рукоположения?
Свящ. Георгий Белькинд
— Да. «Когда приходит день, как меч, на до и после жизнь рассечь, когда приходит день — огонь, и ты среди входящих в онь, когда приходит день — вода, когда приходит день — звезда, когда приходит день земли, тогда стихиям повели исполнить сердце. Ибо в этот день тебе надлежит быть изъятым из мироздания и разом пережить рождение, супружество и смерть, дабы познать Первого и Последнего, познать Единственного».
К. Мацан
— Вы так легко сказали, почти впроброс о том, что вы из обычной семьи учительской, ну потом пришла вера, вы стали ходить в храм. А это же самое интересное — как пришла вера.
Свящ. Георгий Белькинд
— Нет, наверное, я не смогу про это рассказать. Это просто была жизненная катастрофа, это, в общем, сильно больно. Но передача же не о пути к вере, а «Путь к священству».
К. Мацан
— Невозможно придти к священству, не придя к вере. Я вас не прошу, раз так, само собой, рассказывать личные подробности и событийную канву, но приход к вере — это большая перемена в жизни. Перемена не только внутренняя, но и внешняя, во всей практике жизни, иначе это не приход к вере.
Свящ. Георгий Белькинд
— На самом деле там что-то очень тоже похожее, потому что вдруг в какой-то момент ты начинаешь жить в Божьем присутствии и знать Божье присутствие, и знать, что это было всегда. И как бы жизнь переменяется в настоящем, одновременно преобразуя и будущее, и прошлое. Вот что меня поразило, когда я начал служить, что ведь теперь, прям буквально через год-два, как-то однажды на службе, на Светлой седмице, помню, это было в 2006 году, наверное, вдруг как-то я увидел всех родственников своих — мысленно, не какие-то зрительные такие образы. Знаете, как вот афиши фильмов, где там все персонажи, так вот лица как бы гроздью такой — вот всю родню. И вдруг вот осознание такое пришло, что теперь ведь мои бабушки и дедушки — бабушки и дедушки священника. Они-то покойные уже, они умерли, не зная, что с их внучком. Но теперь-то это так.
К. Лаврентьева
— То есть за вами стоит род в некотором смысле. И вы это почувствовали явно.
Свящ. Георгий Белькинд
— Как за всеми нами, да. Ну вот это перемена. И точно так же с верой, что как бы приходит то, что переживается, как существовавшее всегда. Поэтому я не знаю, будет ли вам интересен такой поворот беседы, с сохранением темы «Путь к священству». Но я бы хотел вам предложить, вот это мне было бы интересно обсудить, рассказать и как-то вот на ваш суд — вы от лица слушателей, вы опытные ведущие, вы как бы аудиторию-то держите. А вот такой поворот, что путь к священству начинается после рукоположения, лет через 10-15.
К. Мацан
— Священник Георгий Белькинд, клирик Венёвского викариатства Тульской епархии, президент Образовательного фонда имени Сергея и Евгения Трубецких, сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Так, и с этого места подробнее.
К. Лаврентьева
— Это очень интересная мысль. Это как путь к браку начинается через 15 лет после того, как ты поженился. Это правда.
Свящ. Георгий Белькинд
— Абсолютно точно.
К. Мацан
— А сколько лет вы уже в священстве?
Свящ. Георгий Белькинд
— 20 лет.
К. Мацан
— То есть у вас недавно начался путь к священству.
Свящ. Георгий Белькинд
— Да.
К. Лаврентьева
— То есть вы только сейчас стали себя ощущать священником.
Свящ. Георгий Белькинд
— Да. Ну вот смотрите, абсолютно точно, и я это могу подтвердить по учительству своему, потому что я в 1984 году начал преподавать. Я помню первые опыты, уроки — там всё из рук валится...
К. Мацан
— А что вы преподавали, кстати?
Свящ. Георгий Белькинд
— Историю, я историк. А потом, когда ты немножко вроде освоил, я думаю, что и у вас то же самое — вы профессиональные журналисты, вы когда-то начинали. Ну как бы какие-то там первые опыты сначала, потом ты осваиваешь как бы такой материальный план, как там всё делается: как такую передачу, как сякую передачу. И вроде уже идёт, идёт дело. Ну вот так же я начал служить — этот венёвский храм Иоанна Предтечи. Ну, мне сильно повезло: храм не закрывался никогда, службы ежедневно, он многоштатный. И мои старшие, так сказать, сотоварищи, отец Николай, настоятель храма, отец Андрей, сейчас он в другом храме служит, второй священник, я третий был. Я начал служить, а они уже по 10-15 лет прослужили. Я у них вот учился, смотрел. Допустим, я алтарничал у отца, но службы всегда были, как в приходском храме, в воскресные дни и праздники. То есть, допустим, я вообще не знал литургию Преждеосвященных Даров — как там всё, как ходить, как переставлять. Ну, в семинарии параллельно учился, в книжках там что-то написано. То есть вот выучиваешься сперва вот каким-то таким вещам техническим, что ли. На это, да, лет вот так 10-15 уходит, пока это становится освоенным делом. Как-то уже годовой круг праздников немножко знаешь. Повезло, что я в одном храме служил, то есть как бы приход, прихожане.
Для любого священника отдельная задача — взаимодействие и общение с клиросом, вот как службу вести — вот все эти вещи. Это всё выучивается, это осваивается. И когда это уже решено, когда это не стоит как задача, когда это как бы становится естественным, вот тут только и возникает вопрос: а я священник? То есть это всё во славу Божию? В учительстве, в педагогике есть словцо такое в учительском сообществе «урокодатель» — ну вот человек, который на самом деле не учит детей, он не учитель, или, как говорят, с большой буквы, а он урокодатель. Ну, есть такое, да. И есть у нас «требоисполнитель» — все возгласы поданы, все службы отслужены, жизнь освятилась. Ну, потому что священник — это тот, через которого происходит освящение жизни. Она освящается или нет? — вот вопрос. И с него начинается путь.
К. Лаврентьева
— Вот это да! То есть получается, на серьёзное дело нужно 10-15 лет. Чтобы стать матерью, нужно 10-15 лет, а ребёнок уже в 10-15 лет подросток. Чтобы стать более-менее нормальным супругом, нужно 10-15 лет просто хотя бы думать о том, чтобы стать им. Чтобы стать нормальным профессионалом, получается, тоже 10-15 лет. Отец Георгий, это я не шучу, это вот вы говорите, а я чувствую в этом некую правду. И получается тогда, что вся жизнь просто уходит на то, чтобы освоить.
К. Мацан
— А как тогда на этом фоне вы смотрите на свои ошибки священнические, не технические? Если вот время нужно на то, чтобы стать священником после рукоположения, то зачем-то же Господь таким путём ведёт?
Свящ. Георгий Белькинд
— Ой, страшное дело, но вы просто допрос...
К. Лаврентьева
— С пристрастием.
К. Мацан
— Конечно, у нас тут всё серьёзно. Сейчас ещё лампу включим в глаза.
Свящ. Георгий Белькинд
— Знаете, я от прямого ответа уйду, потому что я боюсь вам рассказать. А я косвенно отвечу. Есть один рассказ — вот как-то вы меня врасплох застали, — не вспомню автора, американский, по-моему автор, может быть, из слушателей кто-то и найдёт этот рассказ. По-моему называется «Клуб убийц». Сюжет такой, что в неком таком закрытом элитарном клубе, в неком небоскрёбе, в неком кабинете таком большом какое-то типа журналистское расследование. Я очень приблизительно пересказываю, но как бы заинтересовался. И вот какое-то странное собрание — раз в год собираются люди, совершенно закрытое собрание. И выясняется сперва, кто они. Выясняется, что они врачи, такие, в общем, маститые, известные врачи. И раз в год они собираются, и абсолютно герметичный разговор, никто не знает. И потом как бы по ходу рассказа, так сказать, этот журналист или расследовать, или кто, допытывается: а что, собственно, они обсуждают раз в год? А они собираются, чтобы обсудить свои ошибки.
К. Мацан
— У каждого хирурга своё кладбище есть.
Свящ. Георгий Белькинд
— Ну да, конечно. Вот думаешь иногда: ведь поначалу много чего такого было, что вообще вот как бы... но давайте не будем об этом, давайте про другое. Потому что выясняется вот какая вещь: когда начинается путь к священству, то есть когда ты индивидуально как бы всё освоил. Ну, за 10-15 лет можно повыучивать всё и без ошибок — все службы, и не очень даже заглядывая в служебник, уже и на память всё. И вот оно всё идёт, идёт, идёт. И вот тут выясняется такая вещь, что индивидуально нельзя быть священником, что ты священник только в той мере, в какой община твоя тебя таким считает, в той мере, в какой есть круг людей, для которых ты священник. То есть этот путь к священству реализуется соборно. И ровно в той мере, в какой в других жизнях твоё пасторство осуществляется, ровно в той мере ты можешь о себе как-то мыслить, что твоя жизнь как священника тоже осуществляется. Это вопрос о евхаристической общине, о церковной общине.
И в этом смысле путь к священству обусловлен для пастыря его чадами. Невозможно индивидуально его осуществить. Это невозможно вообще. И в этом смысле мы веруем в Единую, Святую и Соборную Церковь. И если вот этот момент осуществления своего дела по сути, не формально, технически, а по сути, и профессионально существует, и там как-то тоже решается, то церковно, конечно, вот здесь совершенно особая вещь. То есть это вообще не твоя индивидуальная задача и заслуга, а это дело общины, это дело некоего собора, некоего собрания. То есть, как ни банально это прозвучит, но на самом деле надо, мне кажется, как-то вникнуть в эту вещь: нельзя быть священником вне Церкви, вот в этом смысле слова.
К. Мацан
— Где-то у Сергея Фуделя была такая мысль, что нам, верующим, тяжелее всего осознать себя не обособленными единицами перед Богом, не индивидуумами, а вот вместе с этой бабушкой, которая стоит здесь, рядом перед тобой, рядом с тобой, незнакомой, может быть. Ну вот осознать эту соборность, без которой и ты не ты, предстоящий перед Богом один. Вам понятно, о чём здесь речь идёт, о чём Сергей Иосифович Фудель пишет?
Свящ. Георгий Белькинд
— Да, конечно. Я очень это переживаю, потому что за эти 20 лет сложился небольшой, конечно, круг людей, которые то отношение к Литургии, которое я сам воспринял от отца духовного и, соответственно, как бы предлагаю и прихожанам, проповедую, они это восприняли. У нас многоштатный храм, то есть череда служений по седмицам. И вот так возникло несколько очень близких людей. Я закончил неделю там, в Москву уезжаю, семья-то здесь, и ещё преподавание сейчас у меня есть. И спрашивают: «Батюшка, мы когда служим?»
К. Мацан
— Хороший вопрос, постановка хорошая.
Свящ. Георгий Белькинд
— И там: «Наша неделя вот та?» Действительно, вот заходишь в храм, там начинается служба. Как-то глянешь: так, Марии сегодня нет, Надя пришла, Люба здесь — ну вот свои. Но не в частном смысле слова, а вот те, для кого я священник, те, без которых моё священство становится таким формальным. В том смысле, что, знаете, старая-старая есть русская приговорка такая. То есть когда епископат одержал победу и отстоял — в истории Русской Церкви этот пункт есть, где-то в XVII веке — своё право постановки священников на служение, что не община выбирает и ставит священника себе, а епископ ставит. И возникла дивная такая приговорочка русская: нам что ни поп, то батька. Вот если не так, а именно те, кто несут твоё священство. Вот как владыка Антоний в одной из бесед рассказывал, как в Сурожской епархии рукоположение осуществлялось, что вот кандидат, ставленник — он сперва беседовал с ним. Потом он его звал с его женой. И вот эта фраза у него была: готова ли она понести его сан?
К. Лаврентьева
— Это правда.
Свящ. Георгий Белькинд
— Потом тот приход, ту часть, там монастырь или благочиние, куда он направляется, и духовенство, с ними — готовы ли они понести его как собрата, его сан? Вот в этом смысле, да, путь. И, конечно, это вещь соборная. И реализуется она таким общностным образом, через общину. А иначе, в общем, остаётся номинальная такая вещь: да, ты в рясе, ты по документам священник. А ты священник кому?
К. Лаврентьева
— В гостях у «Светлого вечера» священник Георгий Белькинд, клирик Венёвского викариатства Тульской епархии, президент Образовательного фонда имени Сергея и Евгения Трубецких. У микрофонов Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Мы вернёмся после короткой паузы.
К. Мацан
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. В студии Кира Лаврентьева. Я — Константин Мацан. У нас сегодня в гостях священник Георгий Белькинд, клирик Венёвского викариатства Тульской епархии, президент Образовательного фонда имени Сергея и Евгения Трубецких.
К. Лаврентьева
— Отец Георгий, у меня вот какой вопрос созрел. Почему он созрел сразу? Тема у нас «Путь к священству», хотя мой вопрос с этой темой не спорит. Вот что я думаю, о чём: человек лет до 30-40, если он пытается хотя бы осознанно жить, может быть, старше — наверное, у каждого это происходит в своём возрасте, у кого-то, наверное, совсем не происходит, кто-то уже рождается осознанный. Ну, в общем-то, если человек так или иначе пытается в какой-то степени хотя бы вести честный диалог с Богом, то ему рано или поздно придётся вести честный диалог с самим собой. И наступает час, день, период, когда всё наносное, что в тебе было, какие-то представления о самом себе, о мире, о близких, о жизни, какие-то зашоренные и незашоренные представления о себе и о людях, какие-то иллюзии, всё сходит. И это прекрасно, потому что это такое некое обнуление происходит, когда вот это вуаль, которая была надета на тебе, она сходит, её снимает Господь, очевидно, и ты остаёшься с тем, с чем есть. И не всегда то, кем ты являешься, тебя устраивает. То есть ты видишь, что, в общем-то, сила, конечно, в немощи совершается, и Господь действует и в тебе грешном. Но надо же понимать, куда двигаться, куда углубляться.
И здесь для мирского светского человека действительно встаёт вопрос: как жить, чтобы не распыляться, чтобы не бегать за разными светлячками и ошибаться, и только тратить время? Как чувствовать, что хочет от тебя Господь? Как себя вести, если форма поведения как-то уже очень сильно прискучила и хочется как бы уже какой-то правды? Хочется какой-то правды Божией в своей жизни, правды Божией в отношениях с людьми, правды Божией в отношениях с собой. Вот когда сходит всё наносное, и ты остаёшься с самим собой, со своей жизнью один на один, и этот сюрприз может быть и неприятный, вот какие шаги должны быть предприняты в жизни какого-то конкретного человека или такого какого-нибудь среднестатистического человека, который, предположим, в такую ситуацию попал, чтобы ему не натворить ещё больше, что пришлось бы потом опять менять? Чтобы ему уже жить по правде, чтобы ему уже не притворяться и не играть в иллюзии.
Свящ. Георгий Белькинд
— Во-первых, среднестатистических людей нет, это химера, это выдумка, этого просто не существует. Во-вторых, если речь идёт о совести, то когда возникает в жизни совестная ситуация, она через совесть и решается, и сторонние советчики не нужны. И всё, что человек имеет в совести своей, всё хорошее, что он слышал от кого-то, что вложено, что есть, то есть — оно и выйдет наружу. «Не печитесь, что сказать, Дух даст вам уста и ответите...» Тут есть другая вещь, что каждый раз, когда мы вот в такие обстоятельства попадаем и пытаемся осуществиться, возникает вот этот момент несостоятельности. Ребёнок тебя спросил что-то, или какой-то противник веры там что-то подковырнул, и ты вот как бы вроде должен за веру... Недавно, два месяца назад, я после службы выходил из храма, в лавке наша работница говорит: «Батюшка, с вами вот хочет поговорить». — «Да, пожалуйста». Молодой человек, и он мне говорит: «Я хочу узнать о Христе». Вообще по редкости фантастическая ситуация — за 20 лет вот единственный раз. Человек говорит: «Я хочу узнать о Христе». Я отвечал, я что-то ему сказал. Потом как бы смотришь на себя: вот слабовато получилось. Если вы это имеете в виду, то это как бы вопрос опыта и вопрос нашей свободы, свободы и благодати.
К. Лаврентьева
— Я имею в виду, что мы хотим чего-то, а на выходе получается слабовато. Понимаете, да? Свящ. Георгий Белькинд
— Ну, сколько получается, столько получается.
К. Лаврентьева
— И это не только разговор о Христе, это много чего ещё.
Свящ. Георгий Белькинд
— Много чего, да. Но в конце концов: «Приди, раб благой и верный, дал тебе пять талантов, что ты наторговал?» — «А я ещё пять наторговал». — «О, хорошо». То есть это вопрос суда Божия: с чем мы придём?
К. Лаврентьева
— «Я сам себя не сужу, — говорит апостол, — но судья мне Христос».
Свящ. Георгий Белькинд
— С чем мы придём, то есть какую прожитую жизнь мы Богу принесём, как бы отвечая на тот дар жизни, который Он нам дал. Вот мы этим даром воспользовались, что мы прожили? Один экзегет говорил, что в Священном Писании высочайшая похвала праведникам дважды только употреблена: про Авраама и про Ноя сказано, что «он пожил все дни жизни своей». Прожил все дни жизни, не в суете, а все дни. Вот моя жизнь. Сколько я дней жизни принесу Богу? Ну, сколько принесу, столько принесу. Но пока ещё есть жизнь, можно стараться побольше. Но если не вообще про человека говорить, а про священство — тема же «Путь к священству», — то здесь возникает, мне думается, тема ключевая — это исповедь.
К. Мацан
— Можно я прям вопрос задам именно к этой теме? Я ждал этого поворота. И неслучайно вы сейчас сказали, что человек, к вам подошедший и спросивший о Христе, это редкость за 20 лет. У нас с вами однажды был очень давно частный разговор. И вы сказали, и мне это очень запомнилось, что за 17 лет священства вот в вашей практике вы только два случая встретили на исповеди, когда исповедь по-настоящему стала перерождением человека.
Свящ. Георгий Белькинд
— Прошло три года, я ещё три добавил. Теперь могу сказать, что за 20 лет вот пять.
К. Мацан
— Ну, слушайте, за три года три добавили, а за предыдущие 17 лет два — хорошая динамика.
Свящ. Георгий Белькинд
— Вам всё шуточки — я о слезах своих и о рыданиях за 20 лет...
К. Мацан
— Но я всё-таки хочу до конца договорить то, о чём тогда мы с вами говорили, потому что я уже тогда любил шутить. Я сказал тогда вам, помните вы или нет, что раз всё-таки два случая хотя бы было за 17 лет, значит, Евангелие нас не обманывает, и Господь может менять сердце человека. Эти случаи редки, но они есть.
Свящ. Георгий Белькинд
— Вот эта ваша фраза — она богохульная: «значит, Евангелие не обманывает» — нельзя так говорить. Евангелие неложно, то есть даже если один раз исполнилось, то исполнилось вполне. Но тут понимаете какая вещь? Если вот мы это именно обсуждаем, а мне это хочется обсудить, и я очень вам признателен, что такая возможность есть — проговорить какие-то вот переживаемые вещи, что путь к священству начинается лет через 15 после рукоположения. И это первый шаг. Второй шаг — что это связано с темой пастырства, потому что пастырское служение — это одно из священнических служений. Например, настоятельство — это совершенно другое служение, или там какие-то административные дела совсем. А вот именно пастырство, и в этом смысле община. Ну, сейчас, может быть, немножко эта тема ушла, но одно время как-то активно обсуждалась. Несколько лет назад даже книжка эта вышла в Синодальном отделе по социальной благотворительности, когда владыка Пантелеимон им руководил. Это материалы пастырского семинара в ПСТГУ: от прихода к общине. Вот путь священства. Ты получаешь приход как механическое собрание отдельных единиц. И становишься священником ровно в той степени, в какой возникает органика жизни и эта соборная община. И это происходит через исповедь. Потому что вот, допустим, в опыте мечёвской общины, и отца, и сына...
К. Мацан
— Святого праведного Алексия Мечёва и его сына отца Сергия Мечёва.
Свящ. Георгий Белькинд
— Да. Вот там сложилась эта формула «богослужебно-покаяльная община» — община, которая объединяется вокруг богослужения. То есть не приходят люди — священник служит, а люди приходят, кто свечку поставить, кто за чем, — а мы собираемся в Церковь и делаемся Церковью, то есть литургической евхаристической общиной, в которой священник предстоит за общину как её часть. Но как это можно сделать? — через покаяние. Потому что грех разъединяет, а исповедание греха соединяет. И это вопрос исповеди. И не случайно знаменитая эта книга архимандрита Киприана (Керна) «Православное пастырское служение» — учебник. Вот если посмотрите структуру, там две части. Первая половина книжки как бы описывает, так сказать, внешний формальный статус священника: каноническое рукоположение, правила поведения, отношение к богослужению и всё такое. А вторая половина книги — исповедь, обсуждается исповедь. То есть Таинство священства реализуется в Таинстве исповеди.
К. Мацан
— Священник Георгий Белькинд, клирик Венёвского викариатства Тульской епархии, президент Образовательного фонда имени Сергея и Евгения Трубецких, сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Ну, я надеюсь, сейчас вы продолжите эту тему, эту мысль. Может быть, я вот вдогонку к своему вопросу, может быть, как раз-таки в чём-то и предвосхищая ваш дальнейший рассказ: я не случайно вспомнил этот наш разговор про два случая, когда Таинство покаяния было Таинством по-настоящему перемены жизни. У меня было ощущение, быть может, ложное, что такие слова ваши могут прозвучать с подтекстом: а зачем тогда всё, если за 20 лет всего лишь пять случаев? Тогда на что мы тратим силы и время? Может быть, это невозможно? Я думаю, что это не так, что вы так на самом деле не думаете и не чувствуете.
Свящ. Георгий Белькинд
— Нет, я так не думаю, и вы так не думаете. Потому что, если вас спросить: а вот вы за свою жизнь сколько передач провели? А из них сколько было настоящих таких вот, которые на что-то повлияли, а не бла-бла-бла? Извините, так, может быть, резковато.
К. Мацан
— Ничего, нормально.
К. Лаврентьева
— Зато правдиво.
Свящ. Георгий Белькинд
— И вы примерно так же и скажете: вот я 20 лет ведущий эфиров, но вот передач пять таких было. А если у вас спросить: а зачем всё остальное? Я вам отвечу чудесным, в неточном пересказе, стихотворением в прозе замечательным Давида Самойлова: «В этот вечер один гениальный поэт садится писать гениальное стихотворение. В этот вечер 10 талантливых поэтов садятся писать талантливые стихи. В этот вечер 100 плохих поэтов садятся писать плохие стихотворения. В этот вечер 1000 графоманов садится марать бумагу своими каракулями. В результате этого грандиозного мероприятия на свет может появиться одно гениальное стихотворение. Либо гениальный поэт скомкает лист и выбросит его».
Ну, если бы не грехопадение и мы жили бы в совершенном мире, не было бы вот таких опытов, всё бы совершалось с первого раза. Но мы падшие существа, поэтому вступаем на путь к совершенству, например, в священническом служении, например, в журналистской работе, например, в семейной жизни — во всём. И на этом пути много сил расходуются впустую, много ошибок, много зря, о чём потом думаешь, как это принято говорить: а что, так можно было? Вот оказывается, что нам можно было вот так и как бы короче это всё, легче всё сделать и осуществить. Но по-другому не может быть, наверное.
К. Мацан
— Вы уже отчасти начали на мой вопрос отвечать, который я ещё не задал, но мне хотелось об этом спросить, когда вы начали говорить об этом опыте богослужебно-покаяльной общины, или покаянной общины, и когда до этого вы говорили о том, что священник — священник в ту меру, в которой он священник для людей, для других. И то, что вот вы приходите на службу, вот где свои есть — вот это важно. Эта фраза ваших прихожан потрясающая: когда мы служим? — мы. Мы не просто слушаем богослужение, не просто молимся вместе, мы часть его, мы в каком-то особенном смысле тоже его совершаем своей молитвой.
Свящ. Георгий Белькинд
— Здесь, позвольте, чуть-чуть я поясню. Понимаете, 20 лет я служу, а 19 лет будет — вот у нас воскресная школа для взрослых. Не каждую неделю собираемся в субботу вечером — ну, раз в месяц, два раза в месяц, иногда реже бывает. Вот начинается это просвещение, там всё. И я помню был момент где-то посерединке, лет 10 назад, то есть лет 10 уже я служил, и как бы вот немножко образовалось, что и литургические разные книжки мы читали, что-то по Шмеману, что-то ещё. И какая-то часть из наших прихожан вот как-то усвоили структуру богослужения, то есть катехизации же не было толком. И вот, наконец, это вот всё усвоилось, что Проскомидия, Литургия оглашенных, Малый вход, чтение Апостола, чтения Евангелия, ектеньи, потом Евхаристический канон — начинается Литургия верных. И я помню какой-то разговор, как одна прихожанка сказала, причём она старше меня — я ещё не крестился, а она уже церковная была. И она говорит: «Батюшка, так легко на службе стало. Раньше приходишь, стоишь и думаешь: когда это уже кончится всё? А сейчас как-то раз — и прямо пролетело всё». Потому что возникает участие. Вот в этом смысле «свои» — не междусобойчик такой, а те, кто участвуют в богослужении в соответствии с возгласом «Оглашенные, изыдите! Елицы вернии...» — вот община. Простите, я перебил.
К. Мацан
— Нет, как раз отчасти вы начали отвечать, потому что мой вопрос был в том: а чего тогда вы, как пастырь, ждёте от прихожан, чтобы эта община формировалась? Вот знания богослужения? Как бы это такие казённые слова — знание богослужения. Но я очень хорошо понимаю, что когда ты... я, например, постоянно на службах слежу внимательно, если это не слышно громко, то по тексту, за тайными молитвами священника — просто чтобы знать, что произносится в алтаре. И я только так могу по-настоящему участвовать в богослужении. Тогда я с начала до конца всем этим путём, о котором отец Александр Шмеман говорит, прохожу: приношение, возношение и так далее.
Свящ. Георгий Белькинд
— Совершенно верно, да.
К. Мацан
— А вот я просто пытаюсь понять: в чём ещё может для вас, как для священника, проявиться вот настоящее участие прихожанина в службе?
Свящ. Георгий Белькинд
— Это, конечно, ключевое. Потому что дальше следующий шаг. Мы вот сейчас много лет последних уже одно и то же фактически обсуждаем, разговариваем — состав Евхаристического канона, вот эти три духовных действия, которые совершаются. И, кстати, ведь великое время сейчас. То есть эти так называемые тайночтомые молитвы — вот практика эта распространяется во многих храмах — вслух начинают читаться.
К. Мацан
— Да, в микрофон на весь храм.
К. Мацан
— Вслух, достаточно вслух. И люди участвуют. Ну, по текстам можно следить. И вот мы обсуждаем, что обязательно должно быть духовное делание, то есть совершение этих трёх вещей: благодарение, воспоминание и возношение. И это происходит. И, действительно, я очень чувствую, когда вот есть этот момент общинного богослужения, что участвуют в этом наши. И важно тоже, допустим, диаконский возглас на преложении Святых Даров. На преложении хлеба: «Аминь!» На преложении вина в Кровь: «Аминь!» И дальше: «Преложи обоя», — священник благословляет и дискос, и потир: «Аминь, аминь, аминь!» И в храме это повторяют — ну, чуть-чуть. То есть знают, что происходит и, по мере молитвенной возможности, по мере духовного возрастания, по мере сознания богослужебного, участвуют в этом. Но это же апостол и сказал, обращаясь к христианам: «Вы — царское священство, люди, взятые в удел, народ Божий». И в этом и осуществляется священство — в приобщении верных к Таинству.
К. Мацан
— У нас сегодня совершенно особенный разговор получился о пути к священству, во всех смыслах.
К. Лаврентьева
— Да, это правда.
К. Мацан
— Спасибо огромное, отец Георгий. Вы какие-то вещи совершенно перевернули, и в новых пропорциях мы на них посмотрели. Священник Георгий Белькинд, клирик Венёвского викариатства Тульской епархии, президент Образовательного фонда имени Сергея и Евгения Трубецких, был сегодня с нами в программе «Светлый вечер». У микрофона была моя коллега Кира Лаврентьева. Я — Константин Мацан. Спасибо, до свидания.
К. Лаврентьева
— Спасибо огромное.
Все выпуски программы Светлый вечер
- «Благодарность Богу». Священник Антоний Лакирев
- Светлый вечер с Владимиром Легойдой
- «Журнал от 20.12.2024». Ольга Зайцева, Андрей Тарасов
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Ольга Богаевская. «Сын»
— Андрей Борисович, какая занятная репродукция висит у вас над обеденным столом!
— А, это работа художницы Ольги Богаевской, «Сын» называется. 1965 год. Подлинник картины хранится в художественном музее в Якутске. Давайте-ка, Маргарита Константиновна, я свет включу, чтоб удобнее было рассматривать.
— Спасибо большое! Посмотреть тут есть на что. Сколько динамики в сюжете! Толпа движется по мосту. За плотным человеческим потоком едва видны перила, река и панорама города. А на переднем плане навстречу людям идёт хрупкая женщина с ребёнком на руках. Блузка в полоску, волосы перехвачены белой косынкой.
— Смотришь и безошибочно определяешь, что именно молодая мама — главная героиня картины.
— Конечно, ведь она держит малыша, а полотно называется «Сын».
— Даже если не знать названия! Посмотрите, в толпе есть настоящие красавицы — большеглазая брюнетка, блондинка с ярким платочком на шее. Но мы, зрители, невольно удерживаем внимание на неприметной женщине в полосатой блузке.
— Наверное, благодаря малышу, которого она держит?
— Да, годовалым карапузом в синем беретике невозможно не залюбоваться. К тому же он единственный на картине повёрнут лицом к зрителю.
— Заглядывает в самую душу широко распахнутыми чистыми глазками.
— Но все-таки смысловой центр изображения — мама малыша. Ребёнок — сокровище, которое она обрела. И художница рассказывает нам в деталях, как это обретение изменило её жизнь.
— Про какие именно детали вы говорите?
— А вот обратите внимание на предметы в руках у женщин. Брюнетка держит огромный букет тюльпанов. Блондинка — яркие журналы и модную сумочку. А у юной мамы через локоть перекинута плетёная сумка-авоська, в которой детская книжка, бутылка молока и апельсины.
— Всё это предназначено для ребенка!
— Так тонко Ольга Богаевская раскрыла тему материнской любви. Можно сказать, служения!
— Богаевская, Богаевская... Не она ли иллюстрировала в своё время книжку Рувима Фраермана «Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви»?
— Она! Ольга Борисовна блестяще передала сюжет этого проникновенного произведения в зрительных образах. Художница умела показать сложный внутренний мир героев, взаимодействие душ, и потому была востребована как иллюстратор. Её рисунки украсили многие книги в пятидесятых, шестидесятых годах двадцатого века.
— Такая занятость в книгоиздательстве могла пойти в ущерб живописи, как это нередко бывает у художников. Но картина «Сын» доказывает, что с Ольгой Богаевской этого не произошло.
— О, нет! Она в 1940 году окончила Ленинградский институт живописи, скульптуры и архитектуры, и с тех пор ежегодно участвовала в выставках со своими картинами. Из-под кисти Богаевской выходили выразительные портреты, воздушные натюрморты. Но её любимая тема это, конечно, жанровые полотна со сценками из жизни, правдиво и трогательно рассказывающие о любви.
— Такие, как замечательное произведение «Сын», с которым я познакомилась благодаря вам, Андрей Борисович.
Картину Ольги Богаевской «Сын» можно увидеть в Национальном художественном музее республики Саха Якутия, в городе Якутске.
Все выпуски программы: Краски России
Пётр Петровичев. «В церкви Спаса-Нередицы под Новгородом»
— Маргарита Константиновна, спасибо, что вы согласились отправиться со мной в этот небольшой древний храм на окраине Великого Новгорода. Я, признаться, так вдохновился историей этого места, что хотел поскорее здесь оказаться. Слава Богу, добрались! Так вот он какой — храм Спаса на Нередице 12-го века!
— Храм не действующий, как я вижу... Пока только стены восстановлены... и кое-где сохранились росписи. Но как здесь благодатно! И название какое красивое, летописное — «Спас на Нередице»... А что оно означает, Андрей Борисович?
— Место, где построена церковь, было на удалении от Новгорода, «не в ряду», то есть не в черте города. Отсюда и название церкви — На Нередице.
— А как вы о ней узнали?
— Я и раньше о ней слышал. А вот месяц назад я был в Ярославском художественном музее и там обратил внимание на одну любопытную работу — рисунок художника Петра Петровичева, который так и называется «В церкви Спаса-Нередицы под Новгородом».
— Интересно... А можно найти рисунок в интернете?
— Так я же распечатал его и взял с собой. Вот, посмотрите, пожалуйста. Казалось бы, небольшая зарисовка росписей храма, изображения святых, кое-где требующие реставрации... Буквально эскиз в красках.
— Какая искренняя, светлая работа! Синие, золотистые тона храмовых фресок. Они не яркие, приглушённые. Но будто высвечены солнечным светом, льющимся из окна.
— И обратите внимание, как правдиво художник передаёт пространство церкви. Видите, вот здесь в правом верхнем углу рисунка, кое-где фрески утрачены, но для мастера важно сохранить каждую деталь, не обновляя, не реставрируя её в своей работе.
— Но как я вижу, сейчас на стенах храма, в котором мы находимся, этих фресок нет...
— К сожалению. Картину «В церкви Спаса-Нередицы» Петровичев написал в 1911 году. А спустя 30 лет во время Великой Отечественной здесь, под Новгородом, шли ожесточённые бои. В 1941 году храм Спаса на Нередице был практически разрушен немецкой артиллерией. Но благодаря замечательным новгородским реставраторам в конце 50-х годов он начал возрождаться — и сегодня он почти полностью восстановлен.
— Но, как я понимаю, работы продолжаются до сих пор. Посмотрите, леса стоят, инструменты, специальное освещение...
— Да, здесь работают специалисты Новгородского музея-заповедника, частью которого является церковь. Они восстанавливают внутреннее покрытие стен.
— Как вы хорошо осведомлены, Андрей Борисович!
— Да, я подготовился перед поездкой. Мне удалось выяснить, что в хранилищах музея-заповедника находятся тысячи кусочков штукатурки с древними росписями. Их собирали вручную местные жители и реставраторы при разборе руин ещё в сороковых. Неспешно, по крупицам в реставрационной мастерской из этих осколков возрождаются образы святых, которые когда-то смотрели со стен храма.
— Это удаётся, в том числе, благодаря таким художникам, как Пётр Петровичев, который зафиксировал для истории часть стены с бесценными изображениями.
— Слава Богу, некоторые образы уже удалось восстановить. Давайте попробуем найти их на стенах храма. Вот, например, изображение новгородского князя Ярослава Владимировича, который основал церковь в 1198 году. На фреске показано, как он вручает макет храма сидящему на престоле Христу. А вот святой Тимофей, ученик апостола Павла. Посмотрите, какие светлые лики!
— Андрей Борисович, а что это за надписи нацарапаны на стене справа? Неумело, будто кто-то учился писать.
— Это древние граффити 12-13 века. Реставраторы считают, что в этой части храма был скрипторий, то есть место, где дети учились писать прямо на стенах.
— Посмотрите, вот здесь многократно повторяются начертания буквы Б — большие, с засечками, кое-где украшенные узорами.
— Полагаю, дети учились писать слово «Бог». А вот, посмотрите, на стене неумелой детской рукой начертан православный крест. А вот ещё один — побольше, с орнаментом!
— А здесь, глядите-ка, кто-то нарисовал фигурку богатыря с мечом! И вся стена исписана буквами, линиями, рисунками... Маленькое живое свидетельство того, как жили новгородцы семь веков назад.
— Хорошо бы удалось полностью восстановить фрески в этом храме. И, конечно, полноценно возродить богослужения... Давайте обязательно вернёмся сюда снова.
— Да, непременно приедем. И побываем в Ярославском художественном музее, где находится работа художника Петра Петровичева «В церкви Спаса-Нередицы под Новгородом», которая так вдохновила вас!
Картину Петра Петровичева «В церкви Спаса-Нередицы под Новгородом» можно увидеть в Ярославском художественном музее.
Все выпуски программы: Краски России
Исаак Левитан. «Одуванчики»
— Так вот почему вы так стремились в Чебоксары, в Чувашский художественный музей, Андрей Борисович! Здесь экспонируется полотно вашего любимого художника, Исаака Левитана!
— Вы проницательны, Маргарита Константиновна! Я действительно хотел увидеть своими глазами картину «Одуванчики». Посмотрите, сколько в ней очарования!
— И вместе с тем простоты! Цветы стоят в глиняном кувшине. Кроме белых, созревших бутонов, здесь и жёлтые медовые солнышки, и нераскрывшиеся головки.
— В букете нет тщательности, его как будто ребёнок собирал. Зато есть свежесть, которая особенно заметна на тёмном невзрачном фоне.
— «Одуванчики» великолепны! Даже не хочется называть этот шедевр натюрмортом. Термин переводится с французского как «мёртвая природа», а в произведении гениального мастера столько жизни!
— Да, такое вот парадоксальное явление — живой натюрморт. Левитан не так много работал в этом жанре. За всю жизнь он написал не больше трёх десятков картин с цветами. «Одуванчики» — одна из первых.
— Какой это год?
— Счастливое лето 1889-го года. Художник тогда жил в Плёсе на Волге, большую часть своего времени проводил на пленэрах. А возвращаясь по вечерам, собирал полевые букеты и рисовал их до поздней ночи. Через девять лет этот опыт пригодился Левитану для преподавания в Московском училище живописи, ваяния и зодчества.
— Он учил студентов писать натюрморты?
— В основном, конечно, пейзажи. Но после занятий на природе мастер непременно велел собирать цветы для этюдов. Один из учеников Левитана, Борис Липкин, вспоминал позднее, насколько это было потрясающе. Мастерская превращалась в подобие оранжереи. Левитан расставлял букеты в простых горшках и таких же вот глиняных кувшинах, как на картине «Одуванчики». И давал задачу сложную, как само искусство.
— Это какую же?
— Он говорил, что писать нужно так, чтобы от картины пахло не красками, а цветами.
— Сам Левитан умел это делать. Подходя к полотну «Одуванчики», почти физически ощущаешь горьковатый запах травы. А ещё невольно задерживаешь дыхание, чтобы невесомые соцветия не разлетелись самолётиками.
— Да, Исаак Ильич гениально показал хрупкое очарование одуванчиков. Смотришь и понимаешь, что через несколько секунд порыв сквозняка может растрепать незатейливый пучок. И осознаёшь неповторимость мига, который запечатлел художник.
— В этом особый талант Левитана! В каждом его полотне скрыт призыв ценить мгновения.
— И благодарить Творца, который их подарил нам. «Одуванчики» Левитана — свидетельство о том, насколько прекрасен мир, в котором мы живём. Здесь самые скромные полевые цветы достойны стать произведением искусства.
Картину Исаака Левитана «Одуванчики» можно увидеть в Чебоксарах, в Чувашском государственном художественном музее.
Все выпуски программы: Краски России