«Митрополит Антоний (Храповицкий)». Глеб Елисеев

Гостем программы был кандидат исторических наук Глеб Елисеев.

Разговор шел о личности и удивительной судьбе митрополита Антония (Храповицкого), а также о его служении в России и в эмиграции после революции 1917 года.

Ведущий: Дмитрий Володихин

---

Дмитрий Володихин

— Здравствуйте, дорогие радиослушатели! Это Светлое Радио, Радио ВЕРА, в эфире передачи «Исторический час». И сегодня мы поговорим об одном деятеле Русской Церкви двадцатого столетия, деятеле чрезвычайно активном в общественной, в политической части и вместе с тем об образцовом архиерее. Это его высокопреосвященство знаменитый Антоний Храповицкий. И сегодня у нас в гостях историк церкви, член редколлегии научного ежегодника «Историческое обозрение», Глеб Анатольевич Елисеев. Как специалист, он будет нас сегодня просвещать, относительно этой непростой фигуры. Глеб Анатольевич, здравствуйте.

Глеб Елисеев

— Здравствуйте.

Дмитрий Володихин

— Ну что ж, давайте по традиции дадим высокопреосвященному Антонию, своего рода визитную карточку, что надо прежде всего помнить, что должно прежде всего приходить на ум в беседах и в сетевых дискуссиях, когда о нем заходит речь.

Глеб Елисеев

— Самый известный и самый монархически настроенный иерарх конца 19-го начала XX века, а также, пожалуй, самый оклеветанный в обществе иерарх, который, тем не менее, к своей клевете относился иронически и на нее не обращал внимания, что вызывало бешенную ненависть и неприязнь к Антонию, как таковому, со стороны либеральных кругов, и создавало ему огромный авторитет среди верующих, который не иссекал с того момента, когда он взошел на архиерейское поприще, и до момента его физической кончины.

Дмитрий Володихин

— Ну что ж, я как человек, который гораздо меньше знает об этой светлой фигуре, готов с вами согласиться, во всяком случае, в литературе того времени эта персона как будто звезда, которая излучает, с одной стороны, благодатную проповедь, а с другой стороны некую чрезвычайно интенсивную полемику. На него нападают, он защищается и делает это с необыкновенной энергией. Ну что ж, давайте попробуем поговорить не о тех временах, когда он уже был вот этой самой светлой звездой Русской Церкви, а о тех временах, когда он к этому своему положению готовился, шел.

Глеб Елисеев

— Алексей Павлович Храповицкий, в миру, происходил из очень известного дворянского рода Храповицких, выезжих из Речи Посполитой, в последствии уже российских дворян. Его прадедом был статс-секретарь Екатерины II, известный Александр Храповицкий. Отец его Павел Павлович Храповицкий был помещиком Новгородской губернии, и там, в селе Ватагина, Алексей Павлович и родился. Он был третьим сыном в семье Храповицких.

Дмитрий Володихин

— Когда появился на свете?

Глеб Елисеев

— Он появился 17 марта 1863 года.

Дмитрий Володихин

— Ну что ж, благостные были времена.

Глеб Елисеев

— Да, и с глубокого детства Алексей Павлович тяготел к церкви и вот это вот тяготение, столь удивительное у ребенка, выросшего все-таки в дворянской, а не в семье духовенства, отмечали все его родственники.

Дмитрий Володихин

— С глубокого детства это когда?

Глеб Елисеев

— Ну, уже с момента пяти-шести лет он с охотой посещал церковь, его тянуло к службе, а и с самого начала, прежде чем он пошел в гимназию, он вначале изъявил желание, что он хочет пойти в духовное училище. Но отец, естественно, категорически не согласился, тем более что к тому моменту они уже переехали в Санкт-Петербург, и под давлением родителей он был отдан в достаточно известную пятую петербургскую гимназию, где, опять же, был отмечен своим интересом в первую очередь к дисциплинам, так или иначе связанным с церковью, а также особым вниманием к закону Божьему. Своей удивительной кротостью Алексей Палыч внушал уважение даже самым своим хулиганствующим одноклассником. Была одна из таких очень странных традиций в отношении младших школьников, что когда они входили первый раз в класс, второгодники делали на их засаду и били по голове их учебниками. И вот ударили несколько шедших перед Алексеем, те бросались кулаками на второгодников, начиналась драка, он вошел, ударили его, а он вместо этого обратился с такой мини-проповедью, устыдившей всех. Что же вы делаете? Мы же все люди, мы должны любить друг друга. И это произвело такое удивительное впечатление, что и второгодники и обозлившиеся его единоклассники остановили вот эту схватку, а за будущим митрополитом уже пошла слава златоуста и усмирителя.

Дмитрий Володихин

— Ну, тем не менее, подросток, который двигается по пути гимназическому, не ходит в семинарию от иерейского и тем более архиерейского звания, удаляется, а не приближается к нему. В какой-то момент, наверное, наступить слом или крутой поворот?

Глеб Елисеев

— Нет, с самого начала вот эта склонность всё-таки именно к жизни, монашествующей, к жизни, посвящённой именно духовным делам, у Алексея Павловича присутствовала. Вплоть до того, что, например, родители старались возить его в театр, в оперу развлекать, а он там совершенно не на публику, а совершенно искренне засыпал. Говоря, что ему-то крайне неинтересно, что я лучше бы пошел на службу. В пятом классе гимназии он написал службу святым Кириллу и Мефодию, которая была настолько удивительно хорошо сделана, что впоследствии вошла в дополнение к прологу официальному.

Дмитрий Володихин

— Слушайте, ну был женой на «Похищении из сераля» Моцарта и заснул. Вот, значит, я кому благоутробно уподобился.

Глеб Елисеев

— Да, это очень хорошая и правильная стезя. И эта стезя в конце концов все-таки привела туда, куда должна была привести. Несмотря на то, что в 1881 году Алексей Храповицкий заканчивает с золотой медалью гимназию, он через огромный скандал с отцом, который требовал, чтобы тот пошел в лице или университет, все что угодно на выборы, я там поддержу, обеспечу, он все же добивается того, что чтобы держать и успешно сдать вступительный экзамен в Санкт-Петербургскую духовную академию. Он становится ее слушателем.

Дмитрий Володихин

— Ну что ж, в конце концов, путь, который для него Господь предназначил, нашел его.

Глеб Елисеев

— Да, совершенно верно. Обучаясь в стенах академии будущий великий духовный церковный деятель нашей церковной истории, будущий митрополит, собрал вокруг себя кружок очень интересных сподвижников, кружок будущих заметных деятелей опять же нашей русской церковной жизни, среди которых, например, выделялся Иван Страгородский, немного не мало, наш будущий патриарх Сергий. И вот в рамках этого кружка у них происходило не только внимательное изучение самых разных проблем церковной истории, проблем богословия, проблем прикладных церковных дисциплин от гомилетики до риторики, но и очень напряженная духовная жизнь, которая была отражением вот того большого духовного напряжения, которым жила вся Россия в тот момент, в конце 19-го и потом в начале 20-го века. То, что впоследствии назовут Серебряным веком нашей культуры и то, что было связано с так называемым русским духовным возрождением.

Дмитрий Володихин

— Ну, серебряный век нашей культуры, он забирал не только христианство и в церковь, но и в язычество, и в античную философию, и в разврат. То есть, у него было много разных путей. Тут, очевидно, надо было выбирать определенный лепесток этого цветка, чтобы душу сохранить.

Глеб Елисеев

— Да, совершенно верно. И вот будущий архиерей Антоний, в тот еще момент слушатель Алексей, а он выбирает условно, если так можно выразиться, как бы правое направление русского духовного возрождения. Вот во всех трудах от публицистических-полемических до серьезно богословских трудов, которые митрополит Антоний впоследствии писал, в нем чувствовалось очень глубокое желание максимально широко донести вот истину христианства, сделать его максимально и широко понятным, не засушенным, не схоластическим, не подверженным какому-то влиянию со стороны западной, либо католической, или протестантской традиции, а вот именно русской традиции. Традиции в той форме, в которой было бы понятно максимально широко. Это, опять же, было стремление, характерное именно для этого времени, для этого периода. Другое дело, что оно могло выходить, как вы верно сказали, Дмитрий Михайлович, в самые разные совершенно дикие места уводить, а вот митрополит Антоний старался всегда на протяжении своей жизни вести в одном правильном направлении — в сторону православия, в сторону Бога.

Дмитрий Володихин

— Ну что ж, этот правильный человек достаточно быстро в раннем возрасте обретает иерейский чин.

Глеб Елисеев

— Да, совершенно верно. В 1885 году он заканчивает Санкт-Петербургскую духовную академию, принимает в мае месяцы постриг. Потом очень быстро получает иеродиаконский сан, потом иеромонашеский сан.

Дмитрий Володихин

— Когда это произошло?

Глеб Елисеев

— Это происходит летом 1885 года же.

Дмитрий Володихин

— Ну не все наши радиослушатели разбираются в церковных чинах. Иеромонах — это черный, т.е. монашествующий священник.

Глеб Елисеев

— Да. Он получает должность инспектора сначала при Санкт-Петербургской духовной академии. Но уже в 1886 году, извините, его переводят в Холмскую духовную семинарию в качестве преподавателя. В этот момент образуется Холмская отдельная епархия. Ныне город Холм находится на территории Польши. А в тот момент там происходит достаточно большой православный подъем среди местного населения. Это такой один из фронтов борьбы за православие в католическом окружении, и там митрополит Антоний знакомится с той духовной средой, с тем духовным окружением и с теми задачами, которые он на уже новом, более позднем этапе своей духовной жизни будет вынужден решать. Но о нём не забыло хорошо его знавшие и ценившее руководство собственной семинарии, и буквально через год его возвращают в Петербургскую духовную академию на должность доцента по кафедре Священного Писания и Ветхого Завета. Митрополит Антоний всю жизнь очень трепетно относился именно к Священному Писанию, был первоклассным специалистом как по Новому Завету, так и по Ветхому Завету, был автором многих трудов, в том числе и основные его вызвавшие наибольшие споры труды были связаны именно с проблематикой новозаветной истории, истории самой благой вести. Естественно, здесь он оказался очень востребованным специалистом. В 1888 году, через год, он уже получает степень магистра богословия.

Дмитрий Володихин

— Ну и достаточно быстро, чуть ли не возглавляет учреждение.

Глеб Елисеев

— Да, не это, не совсем это учреждение. Как и у нас в современном устройстве церковного образования, у нас есть духовная академия, есть духовные семинарии. Вот через два года, в 1890 году, он становится... он, получает сан архимандрита и становится ректором Санкт-Петербургской духовной семинарии. То есть образовательная структура чуть более низкого уровня. Но дальше карьера будет строиться еще более стремительно и совершенно невероятным образом.

Дмитрий Володихин

— Ну что ж, мы добрались до того места, где довольно быстро, на мой взгляд, просто стремительно происходит взлет этого человека от иерейского звания к архиерейскому.

Глеб Елисеев

— Да, этот взлет сопровождается одновременно очень резким, ну, почти невероятным даже по нынешним временам, даже, пожалуй, более всего по нынешним временам, карьерным ростом в сфере церковного образования. В 1891 году, в возрасте всего 27 лет, архимандрит Антоний Храповицкий становится ректором Московской духовной академии.

Дмитрий Володихин

— Был главой семинарии, сделался главой академии.

Глеб Елисеев — Главой академии, причем одной из известнейшей, собственно говоря, ведущей по сути дела Духовной Академии.

Дмитрий Володихин

— Бывшей славяно-греко-латинской академии, первого, собственно, русского высшего учебного заведения в стране, надо напомнить.

Глеб Елисеев

— И на этом посту больше всего ректор Антоний запомнился, как неутомимый защитник и родитель студентов. В отличие от его предшественников, которые старались наводить каким-то образом там насильственную дисциплину, давить на студентов, с самого начала своего руководства Антоний смягчал многие дисциплинарные моменты, но сумел поставить саму систему образования таким образом, что студенты активно тянулись к преподавателям, и особенно к ректору. Вот именно тогда появилась одна его характерная черта, которую отмечали все мемуаристы, которые писали когда-либо об Антонии. Вокруг него всегда было огромное количество людей, которым он не отказывал ни в просьбах, ни в беседах. Как ни зайдешь к владыке, у него сидят люди, сидят, что-то обсуждают, и владыка является центром притяжения, при котором всем с ним интересно. И, естественно, такого рода популярность, причем такого рода, опять же, молодого человека, не могла не вызвать, к сожалению, не самых лучших чувств, которые проявляются, увы, даже и в церковной среде в этом плане.

Дмитрий Володихин

— Но все мы грешны, и зависть один из грехов наших.

Глеб Елисеев

— Да, слухи начали распространяться о митрополите Антонии, далеко не лучшего свойства, связанное с тем, что он насильственно подбивает студентов к пострижению в монашество. Не становиться белым духовенством. Вот черное духовенство, идите в иночество, будьте иеромонахами и чуть ли не при помощи некоторых заговоров и принудительных действий это совершает. Хотя это глубоко противоречило самому психологическому настрою митрополита Антония.

Дмитрий Володихин

— Но пока еще не митрополит, а архимандрит Антоний.

Глеб Елисеев

— В тот момент архимандрит Антоний.

Дмитрий Володихин

— Будущий митрополит. Ну, что сказать, опять же, с точки зрения вечности. Что худого, что человек делается монахом. Понять этого я не могу, но может быть, просто общественные мнения того времени смотрело на монашество с широко закрытыми глазами.

Глеб Елисеев

— Говорили, ну, зачем нам нужно это монашество? Не забывайте, это рационалистический конец XIX века, при котором путь монашества воспринимался как некий такой совершенно чудовищный пережиток, которому нет места в мире будущего. И самое обидное в этой ситуации — это то, что по своему психологическому складу митрополит Антоний не мог просто совершать всех тех действий, в которые его обвиняла вот эта вот светская и околоцерковная молва. Не случайно есть очень стойкая легенда о том, что Алексей Карамазов Федора Михайловича Достоевского был написан именно с молодого архимандрита Антония. Он, кстати, всегда это отрицал. Он говорил, что это действительно легенда, он очень любил, уважал и ценил книги Федора Михайловича Достоевского, у него есть целый ряд статей, в которых он очень высоко оценивает творчество нашего великого русского писателя, но одно он подчёркивал. К сожалению, я никогда не был знаком с Фёдором Михайловичем Достоевским. Большинство моих знакомств в основном — это всё-таки преимущественно церковная среда, и здесь он был знаком с очень разными, очень заметными и видными людьми русской церкви того времени. Его хорошим другом был немного-немало отец Иоан Кронштадтский.

Дмитрий Володихин

— Ну что ж, лучшую характеристику вряд ли можно найти для церковного деятеля конца 19-го, начала 20-го столетия.

Глеб Елисеев

— Однако, к сожалению, даже дым без огня, он часто вызывает не очень адекватную реакцию со стороны формально бюрократических кругов.

Дмитрий Володихин

— Ну, от греха.

Глеб Елисеев

— От греха. Особенно, учитывая, что церковь у нас в тот момент управляется синодальным образом, и чиновничье влияние достаточно большое, и официальный синод ну, очень смотрит именно синодально-чиновничьи круги, очень смотрит на подобного рода слухи и скандалы с большим предубеждением. От греха подальше может быть передвинуть, может быть, убрать слишком популярного архимандрита.

Дмитрий Володихин

— Давайте проявим осторожность, давайте не будем пугать светскую публику. Ну, вот как-то так, наверное.

Глеб Елисеев

— Да, совершенно верно. И в 1895 году ректор Московской духовной академии архимандрит Антонии, становится ректором Казанской духовной академии. Его отправляют явно с таким подспудным намеком. Ну, если ты такой активный, если такой успешный, то отправляйся-ка на духовный фронт. Как известно, Казанская духовная академия и Казанская епархия в этот момент — это главный центр миссионерства Российской империи. Сама эта территория Поволжья, эта территория, где так или иначе сильно мусульманское влияние, где у нас имеются общины представителей даже языческих сообществ среди некоторых поволжских народов. И вот в этой среде, тем не менее, архимандрита Антоний в очередной раз почувствовал себя как рыба в воде. Он точно так же действуя точно такими же методами внимания, интереса и желанием пробуждать заинтересованность у студентов, стал душой и центром Казанской духовной академии на протяжении следующих пяти лет. К нему точно так же тянулись студенты, он точно так же был успешен с точки зрения постановки и подъема на очень высокий уровень образования в Казанской духовной академии. Ну а плюс этому и начал заниматься активно миссионерской деятельностью. Его полемические, причем достаточно популярные тексты, ну например, о дискуссии между христианином и мусульманином, о троичности божества, достаточно широко публикуется и широко расходятся среди интересующейся публики. И тут церковное руководство, руководство уже именно со стороны синода церковного приходит к выводу, что человека надо задействовать не только на учебном поприще, но и на поприще административном управленческом миссионерском. Что-то у нас он до сих пор является архимандритом и ректором, а у нас тут открывается новая викарная кафедра в той же самой казанской епархии. Давайте, наконец, сделаем молодого, растущего и многообещающего епископом. И вот в 1899 году он становится Чистопольским епископом, викарным архиереем. А уже через год он становится епископом Уфимским. Новообразованной епархии, он ее возглавляет.

Дмитрий Володихин

— То есть это уже правящий архиерей?

Глеб Елисеев

— Да, это уже правящий архиерей.

Дмитрий Володихин

— Полновластный?

Глеб Елисеев

— Полновластный, облаченный всеми полномочиями церковной власти на этой территории. Он, правда, одновременно остается ректором Казанской духовной академии. Ну, естественно, конечно, у него гораздо меньше возможностей исполнять свои обязанности непосредственно. Это скорее такое почетное звание, но это показатель того, насколько его ценили и уважали все — от преподавателей до студентов и простых служащих академии. Деятельность на Уфимской кафедре. Она привлекла, опять же, внимание Святейшего Синода. Она привлекла внимание как его церковной части, так и свето-административной. Успехи именно в миссионерской деятельности вызвали большой интерес и желание, опять же, использовать таланты, особенно таланты полемически-публицистические. Именно с этого момента уже митрополит Антоний становится заметным церковным публицистом. И в первую очередь записи его проповедей широко начинают расходиться в народе среди церковной публики. Вот эти его таланты решили использовать на очередном фронте противостояния православия с его такими духовными конкурентами. С восточной части Европейской России епископа Антония отправляют в западную часть. С 1902 года он становится епископом Волынским и Житомирским.

Дмитрий Володихин

— Ну Казанская его одиссея, это еще не восточные пределы, а скажем, срединная часть империи. А вот что касается перевода на запад, это да, там в общем придется бороться с неприятелем, который «ухищрен» всякими приёмами полемической борьбы и куда как более опасен, чем простодушное население поволжских районов.

Глеб Елисеев

— Совершенно верно. Именно на Волынской кафедре Антоний превратился в того самого общеизвестного во всей Руси иерарха Антония Волынского, который стал жупелом и чуть ли не проклятием для всей либеральной и леволиберальной прессы. Просто благодаря тому, что епископ Антоний активно выполняет свои... Через некоторое время он уже становится архиепископом Антонием, выполняет свои обязанности по защите православия и по борьбе с католичеством, и особенно с униатами.

Дмитрий Володихин

— Ну то есть он не подходит под слова: «Не люблю тебя, ибо ты ни холоден, ни горяч, а тёпел.» И он, по всей видимости, как архиерей был именно горяч.

Глеб Елисеев

— Да, и горячность эта проявлялся в том числе и в его собственных политических взглядах. Митрополит Антоний был членом русского собрания. Когда возник Союз русского народа, он становится одним из заметных его деятелей.

Дмитрий Володихин

— Ну, монархические взгляды.

Глеб Елисеев

— Да, монархические взгляды, национальные взгляды. Это было для него в высшей степени характерно. При этом, владыка всегда ненавидел жесткость и жестокость в проявлении любых политических действий. Даже в период жестких конфликтов на национальной почве, на территории как раз Украины перед Русской революцией, особенно в начале первой Русской революции, владыка благодаря своему авторитету, например, на территории своей епархии не допустил ни одного еврейского погрома.

Дмитрий Володихин

— То есть, иначе говоря, владыка Антоний — консерватор, но не радикал.

Глеб Елисеев

— Консерватор, но не радикал, он это любил подчеркивать и всегда говорил, что христианин силен своим примером, своей деятельностью, а вовсе не насилием.

Дмитрий Володихин

— Пока еще мы дошли до того места, когда он архиепископ Антоний Храповицкий и находимся в непосредственной близости от страшного переломного времени, а именно 1917 года.

Глеб Елисеев

— Да, в период до революции 1917 года митрополит Антоний вырастает в обще русски значимую фигуру, сравнимую в духовной нашей жизни во многом с положением отца Иоанна Кронштадтского в более ранний период, почти непререкаемый авторитет, который подкрепляется не только его активными богословскими и полемическими выступлениями, но и конкретной практической деятельностью в епархии. Он не только восстанавливает, например, Почаевскую лавру, он активно работает над просвещением местного населения, активно борется с униатским влиянием на территории Волынской епархии.

Дмитрий Володихин

— И даже с католическим.

Глеб Елисеев

— Да, и с католическим, естественно, тоже непосредственно католическим. Но в тот момент униатская опасность, она была даже более значимая. Всё-таки, когда католицизм проходит в общество в православным обличии, это приводит к гораздо большим результатам такого рода обман. Вот этот обман митрополит Антоний активно разоблачал. Именно тогда у него формируется вот такой, ну, жесткий подход к церкви, за который его впоследствии критиковали другие, ну, может быть, более политичные, более гибкие деятели нашей церковной жизни, как в России, так и за его пределами. А митрополит Антоний говорил, есть только одна церковь, церковь православная, все остальное ересь и уклоны. А папа римский вообще ваш, он просто простой мужик. Иногда он был очень резок в своих высказываниях.

Дмитрий Володихин

— Ну, вспоминается знаменитое произведение Хомякова, старшего славянофила, «Церковь одна».

Глеб Елисеев

— Совершенно верно. И труды Хомякова, которые митрополит Антоний тоже любил и крайне уважал, во многом, я думаю, его вдохновляли на эти полемические выпады. И вот эта резкая деятельность, она тоже не добавляла ему доброжелателей, а увеличило количество врагов. И за его спиной тоже стали возникать разнообразного рода интриги, связанные с тем, ну не слишком ли активен архиепископ Антоний на подвесной ему кафедре. Не составят ли он нам проблемы, в том числе в рамках возможных внешнеполитических какого-то рода действий. Хотя деятельность, например, на почве межцерковной дипломатии митрополита Антония была очень и очень успешной. А благодаря его влиянию, личному авторитету в тот момент у нас устанавливаются очень хорошие взаимоотношения с главами других православных церквей. Дошло до поразительной, парадоксальной, вот в наше время вообще непредставимой ситуации, при которой Константинопольский патриарх назначил его архиепископа другой церкви экзархом среди русинов на территории Австро-Венгрии. Он был именно экзархом константинопольского патриархата галицийским. То есть он обеспечивал просвещение и церковное окормление русинских народов на территории соседнего государства.

Дмитрий Володихин

— Ну что ж, вот 1917 год начинается знаменитый собор, который решил очень многое в судьбе и в жизни Русской Православной Церкви и высокопреосвященный Антони оказался, можно сказать, в самом сердце работы этого собора.

Глеб Елисеев

— Совершенно верно. При этом к началу работы собора Антоний уже приходит в несколько ином качестве. В 1914 году его все-таки благодаря недоброжелателям перемещают с Волынской кафедры на Харьковскую, но это его нисколько не останавливает, авторитет его даже увеличивается. Более того, уж народная любовь к Антонию возрастает неимоверно. Когда в 1918 году его переводят митрополитом киевским, харьковские прихожане его не хотели отпускать. Они сказали, что сейчас лошадей украдем, карету сломаем, владыка никуда не уедет. И когда, опять же, в 1917 году, уже после Февральской революции, местная украинская националистическая власть пыталась изгнать русского националиста с Харьковской кафедры...

Дмитрий Володихин

— С Киевской уже кафедры.

Глеб Елисеев

— Нет, с Харьковской пока еще, до собора. В 1917 году местные автономисты украинские, они уже активно там действовали, они пытались его изгнать, он сказал, не хотите я, конечно, уеду. Он уехал в Валаамский монастырь к своему другу Сергию, который в тот момент епископ Финляндский. И там спокойно уже... Он всю жизнь, во второй половине своей жизни, он на самом деле стремился уйти на покой в монастыре. Он устал, честно перенапрягся от административной деятельности. Он стремился к тому, чтобы спокойно уйти в монастырь, спокойным келейным монахом писать богословские труды. И там вот он был счастлив, он написал свой самый большой, крупный, известный труд догмат искуплений. А тем временем его прихожане требовали и говорили, верните нам владыку в Харьков. И они в конце концов этого добились, прогнули местную власть.

Дмитрий Володихин

— Как жизнь показала, уставать было рано.

Глеб Елисеев

— Да, уставать было рано. Именно уже как харьковский архиерей он направляется на всероссийский поместный собор, и несмотря на сомнения, которые, хотя большую, опять же, часть своей богословской публицистической жизни архиепископ Антоний выступал за восстановление патриаршества в России. Но как раз в период Первой мировой войны он говорил, что сейчас это не ко времени, давайте дождёмся успокоения. Успокоения не дождались, и наоборот, в катастрофических событиях, в которые Россия всё более и более погружалась в 1917 году, он выступил среди тех, кто начал говорить о том, что патриаршество должно быть восстановлено, что у нас нет одной духовной опоры, у нас уже нет царя, давайте восстановим патриарха. И естественно, столь авторитетная фигура, она оказалась в числе самых главных кандидатов на этот патриарший престол. Хотя сам архиепископ Антоний еще ни в коем случае к этому не стремился. Но, тем не менее, и во время первого голосования он получил наибольшее количество голосов, и во время второго решающего итогового голосования он получил почти в два раза больше голосов, чем митрополит Тихон, который стал нашим первым патриархом.

Дмитрий Володихин

— Ну, все решил жребий, и через жребий решил Господь, кому какая судьба все-таки определяется на небесах.

Глеб Елисеев

— Совершенно верно. И митрополит Антоний был первым, кто поддержал и благословил своего будущего в тот момент патриарха, будущего владыку без всяких амбиций и какой-то зависти. Вот совершенно искренне это чувствуется из той стенограммы, с той речи, с которой митрополит Антони обратился с ободряющей речью к патриарху, к святейшему патриарху Тихону.

Дмитрий Володихин

— Ну что ж, а вот с этого момента он и должен отправиться в Киев.

Глеб Елисеев — Да, вот с этого момента его отправляют митрополитом в Киев, и начинается тот крестный путь митрополита Киевского и Галецкого Антония Храповицкого, который завершится только в 1936 году. Почему? Потому что уже...

Дмитрий Володихин

— Путь, надо сказать, мучительный, и очень несоответствовавший желаниями самого высокопреосвященного Антония, он искал отдыха. Бог ему дал бремя.

Глеб Елисеев

— Совершенно верно. Бремя активное. При этом ему напрямую сказали, владыка. Мы вас зовем к терновому винцу, уж простите нас. Владыка сказал, ну, вы зовете, а я иду. Он приехал в Киев. Пока еще существовал оккупационный германский режим и власть Гетмана Скоропадского, можно было нормально, несмотря уже на наличие украинского раскола, нормально осуществлять деятельность русской церкви. Но когда в декабре 1918 года украинская националистическая партия захватывает в Киеве власть. Одно из первых ее деяний — это арест московского глав иерарха. Митрополита Антония арестовывают, ссылают в Бучач, в Униатский монастырь, и оттуда вообще отправляют к полякам в Краков, где он находится в заключении. И только благодаря активной позиции что нашей церкви, что других церквей восточных, особенно православных церквей, и даже неправославных церквей добиваются в конце концов освобождения митрополита Антония уже после того, как добровольцы освобождают Киев. Он огромным сложным кружным путем через Константинополь возвращается на территорию России. Но в Киев он приезжает, но потом из Киева, учитывая ту сложность, которая в принципе возникла с управлением русской церкви в период гражданской войны, когда на территории, которая контролируется белыми войсками, особенно в европейской части России, пришлось создать отдельную специальную административно-религиозную структуру, так называемая высшее временное церковное управление, в его деятельности митрополит Антоний был вынужден принимать участие, поскольку по тому статусу, который одобрил сам патриарх Тихон, временное высшее церковное управление должен возглавлять старейший из иерархов, которые действуют в тот момент на территории, контролирующейся этим управлением.

Дмитрий Володихин

— Это и есть Антоний.

Глеб Елисеев

— Автоматически, да, это был митрополит киевский, это был Антоний по всем регалиям. И он был вынужден отправиться в Новочеркасск на съезд, на совещание вот этого высшего церковного управления. В тот момент Киев захвачен красными. Он остается на юге России.

Дмитрий Володихин

— Ну, что тут скажешь? Уберёг его Господь.

Глеб Елисеев

— Да, совершенно верно. Он находится на территории, которая контролируют белые части, но эта территория все больше и больше уменьшается. Он вынужден переехать в Екатеринодар, а в Ставрополе он участвует в очередной работе высшего временного церковного управления. Вот то Ставропольское совещание считается, ну и является на самом деле зародышем возникновения будущего зарубежного церковного управления, зародышем будущей русской православной церкви за рубежом. Оттуда он вынужден вместе с отступающими белыми частями отправиться в Новороссийск, и в Новороссийске митрополит Антоний сказал, дальше я никуда не поеду. Все, хотят убивать, пусть убивают здесь. Все на воле Божьей. Его ближайшие друзья, ученики и его коллеги сумели при помощи достаточно хитрой по сути дела шутки заманить на борт греческого корабля, сказав, что там будет сейчас проходить благодарственный молебен по поводу того, что греки захватили Константинополь и сейчас восстановили крест на Святой Софии. Владыка обязательно участвовать, а то мы греков обидим. Владыка сказал, ну конечно, по такому поводу вообще приду, посвящу, его подвели, завели в каюты и сказали, быстро-быстро, тихо, уходим вообще и пароход ушел, и владыка обнаружил себя уже в Черном море, что его уже везут в Константинополь в этой ситуации. То есть его эвакуировали уже в тот момент, когда красные части ворвались в Новороссийск, уже убивали и расстреливали людей на улицах. В Константинополе он пробыл небольшое количество времени, хотел уехать на Афон, но оттуда его, в тот момент командующий русской армии, генерал Врангель, попросил приехать в Крым, для того чтобы возглавить высшее церковное управление в новых условиях. Но там владыка пробыл только 40 дней, русский Крым пал, и в составе отступающей русской армии митрополит Антоний возвращается вновь в Константинополь в изгнание.

Дмитрий Володихин

— Скорее в составе уплывающей русской эскадры. Напомним, что это ноябрь 1920 года, это последний месяц в жизни высокопреосвященного Антония, который он провел на территории России. Больше на русскую землю не вернется, о чем, в общем, он сам говорил с большой печалью. Ну вот, наступает последний период его жизни. Ему предстоит еще 16 лет, он смертельно устал, очень огорчен тем, что происходит в России, еще более тем, что он не там.

Глеб Елисеев

— Да. В ноябре 1920 года после эвакуации не только перед владыкой Антонием, но и перед другими иерархами русской церкви, оказавшимися в эмиграции, возникает очень сложная дилемма. Как дальше поступать? Должны ли русские эмигранты рассеяться и в духовном плане, то есть перейти под окормление церквей православных, в которых они окажутся, или всё-таки русская церковь должна сохранить некое единство за рубежом, связь с русской церковью в советской России, и остаться структурой, которой будет привязана вот эта огромная масса, 2,5-миллионная масса русских эмигрантов в качестве соединяющего центра.

Дмитрий Володихин

— Хочется напомнить то, что к началу XX века русская церковь владела за границей колоссальными земельными участками, храмами, которые располагались в Европе, на Святой Земле, в Америке и в значительной степени выполняли миссионерскую функцию или окормляли учреждения Российской империи, духовно рассеянные по всему миру. То есть, иными словами, под контролем церковных властей находилась достаточно большая материальная база в виде храмов, в виде разного рода земельных участков, запасов и так далее. Тут речь идет не только о том, что церковь решает, рассеется ли ей вместе с эмиграцией или духовно руководить ей, отдавать ли безбожной власти вот все это или нет.

Глеб Елисеев

— Совершенно верно. Ну, можно было бы передать вот это церковное имущество опять же другим там братским православным церквям. Но вот здесь любопытно, опять-таки, посмотрите, какой контраст с нынешними церковными нестроениями, то, что православные церкви, балканские православные церкви, восточные, они от этого отказываются. А митрополит Антоний получает благословение от тогдашнего константинопольского патриарха на сохранение церковного русского единства за рубежом и на связи русской православной церкви с московской патриархией. Несмотря на то, что в этот момент тут гонение, через некоторое время патриарх Тихон арестован, русская православная церковная иммиграция пользуется поддержкой, духовной поддержкой своих братьев. Это совершенно невероятная картина по нынешним, к сожалению, трагическим взаимоотношениям, которые существуют между некоторыми православными церквями. А в тот момент церковь получает особенно активную поддержку со стороны наших сербских православных братьев. Решено сохранить структуру высшего российского церковного управления за рубежом, которая в первую очередь должна управлять территориями Западноевропейской епархии. У нас существует отдельная епархия, отдельная административная структура в тот момент в Западной Европе, возглавляющаяся митрополитом Евлогием и Северо-Американской епархией, которую возглавляет митрополит Платон Рождественский. Плюс к тому у нас есть епархии на Дальнем Востоке, у нас есть достаточно большие общины, которые ещё больше увеличились вследствие иммиграции на Дальнем Востоке, в других территориях стран того, что мы сейчас называем глобальным югом. Всё это высшее российское церковное управление за рубежом принимает под свой омофор и начинает контролировать. Для контроля деятельности возникает специальная структура, постоянно работающий синод высшего церковного управления, который созывает достаточно часто архиерейские соборы, достаточно, опять же, представительные высшего церковного управления, которые созываются в одном конкретном месте, которые знают все, кто когда-либо интересовался историей русской церкви в XX веке, в городе Сремски-Карловци на территории Югославии. Именно там митрополит Антоний получает резиденцию в дворце бывшего так называемого Карловацкого патриарха.

Дмитрий Володихин

— Мне приходилось там бывать, это величественное здание, выглядит оно прекрасно и поистине у него действительно патриарший вид. Но очень важно проговорить сейчас одну вещь. Допустим, отношение советских властей к деятельности русской церкви за рубежом однозначно отрицательное. Враг, который должен быть уничтожен, а вот отношение русской патриаршей церкви значительно более сложная и вокруг него огромное количество дискуссий. Ну давайте назовем вещи своими именами.

Глеб Елисеев

— Дискуссии в основном были связаны с тем, что находясь в неволе иногда под непосредственным прямым давлением, угрозами вплоть до угрозы физического расстрела не самого патриарха Тихона. Вот этим его напугать, кстати, никогда не удавалось. Он говорил: «Надо? Расстреливайте». А сколько угроза его ближайших сподвижников, угроза другим духовным деятелям, угроза простым верующим. Иногда удавалось заставить его подписывать двусмысленные документы, а некоторые документы откровенно фальсифицированы. Во всяком случае, когда патриарху Тихону удавалось действовать вполне относительно свободно, он оказывал разумную поддержку так Карловацкому Синоду. И Карловацкий Синод, как в отношении самого патриарха Тихона, в отношении его преемника, местоблюстителя патриаршего престола Петра Полянского, всегда демонстрировал максимальную степень лояльности. Они говорили, что мы — русская церковь заграницей, но мы — русская церковь. Мы часть русской церкви, и мы подчиняемся воле святейшего патриарха.

Дмитрий Володихин

— Это понятно. Просто той власти, которая была, пришла к правлению России в 1917 году. С ней ничего честно и прямо делать было невозможно, потому что она во многих своих деяниях прямо шла против Бога и еще прямее против Его церкви.

Глеб Елисеев

— Совершенно верно. Не надо забывать, что в этот момент русскую церковь на территории советского государства терзает обновленческий раскол. Обновленческий раскол, который пытается оказывать свое воздействие, в том числе и при помощи достаточно хитрых политических интриг через, например, Константинопольский патриархат и на состояние Русской Православной Церкви за рубежом. У Русской Православной Церкви за рубежом возникает масса своих проблем, но, в частности, проблемы, связанные с неурегулированностью того, кто должен на самом деле возглавлять Русскую Православную Церковь за рубежом. Были документы, в котором назначался митрополит Антоний. А были документы и послания, в которых главой русской православной церкви за рубежом назначался митрополит Евлогий, глава как раз Западноевропейской епархии. И это приводило опять же к достаточно большой напряженности. Напряженности, связанной с тем, что прихожанами опять же храмов, которые как раз находились на территории Западной Европы, а уж тем более на территории Северной Америки, были не только русские люди. И прихожане, не относившиеся к представителям русской эмиграции, но являвшись православными, являвшись частью этих епархий, говорили, ну зачем нам вмешиваться в эти неустроения русской церкви? Пусть там, в советской России все утрясется, пусть они окончательно вот эти вот проблемы решат каким-то образом, а мы временно от этого устранимся. Ну вот как вот совершила это финляндская церковь, которая временно ушла под покровительство константинопольского патриархата. Так сначала в 1924 году поступают верующие на территории североамериканской епархии, которые объявляют о своей временной автономии, а потом и провозглашают автокефалию американской православной церкви. И митрополит Платон это поддерживает. А через некоторое время похожим образом выступает и митрополит Евлогий. А в 1931 году, чуть позже, он вообще переходит большую часть. В 1931 году он переводит большую часть своих приходов под покровительство Константинопольского Патриархата. Временно, правда, в 44 году он вернётся опять-таки в состав Московского Патриархата. Но вот такого рода неустроения были. И в этих условиях как раз именно авторитет и воля митрополита Антония привела к тому, что русская православная церковь за границей всё-таки сохранилась. Она все-таки сохранилась именно в рамках традиции богословской, религиозной, богослужебной, культурной русской традиции. Соблазн расколов, соблазн возможного растворения в другой среде, он был преодолен. Он был преодолен, хотя и сопровождался опять-таки большой напряженностью, большими трагедиями, трагедиями, которые проходили даже между близкими друзьями. В 1927 году, например, произошел жесткий разрыв между хорошими друзьями со времен учебы в духовные семинарии, между тогдашним митрополитом Сергием и митрополитом Антонием.

Дмитрий Володихин

— Ну, а что тут поделаешь? Сама ситуация такова, что страна погрузилась во тьму. Эта тьма на все влияет.

Глеб Елисеев

— Совершенно верно. И когда вынужденно митрополит Сергий пишет такой известный документ, как декларацию о лояльности советской власти, это вызывает жесткую и болезненную реакцию в архиерейском синоде Русской Православной церкви за рубежом. Все-таки и митрополит Антоний, все его ближайшие сподвижники оставались верные своим политическим взглядом, своим религиозно-богословским взглядом. Они были ультраконсервативные ультраправославные и промонархически настроенные люди, и документ, в который вписали слова, что радости советской власти — это наши радости, а ее горести — это наши горести, что мы будем всегда ей лояльны и всегда будем за нее выступать, не мог не вызвать, естественно, жесткую реакцию со стороны верующих за рубежом.

Дмитрий Володихин

— Ну а с другой стороны, много ли знали в зарубежной церкви, со всем к ней почтением, о том, что в стране творится? Один из архиереев написал о ситуации двадцатых годов: «Мы как будто куры в курятнике, и заходит время от времени кто-нибудь, забирает одного из нас, чтобы прирезать, остальные продолжают работу.» То есть, в общем понимание того, насколько страшно положение русской церкви в самой России, оно не могло быть получено никак людьми, которые находятся за ее пределами. Очевидно, все-таки издалека все выглядело не так ужасно.

Глеб Елисеев

— Да, и плюс к тому не надо забывать, что митрополита Антоний и его сподвижники ни в коем случае не собирались порывать с русской православной церковью. Все это воспринималось как некий временный акт, пока ситуация не прояснится.

Дмитрий Володихин

— Вот это вот, мне кажется, было главным настроением того времени. А митрополит Антоний человек уже немолодой, в 1930 году, ему исполняется 67 лет. Конечно, архиерея в Русской Православной Церкви может добираться своей судьбе и до очень почтенного возраста, но в общем, ему было очень тяжело. Он тащил на себе груз, на который никогда в жизни не рассчитывал, и этот груз с каждым годом становился все тяжелее.

Глеб Елисеев

— Совершенно верно. И последние годы митрополита Антония, конечно, были омрачены тем, что он достаточно тяжело болел, у него наступил паралич обоих ног, но он по мере возможности продолжал служить, не прекращал писать и публицистически выступать. И одно из его последних выступлений было о том, что чем дольше я живу, тем больше я люблю наш великий русский народ. И когда настанет конец времен и русский народ будет сидеть у подножия Спасителя, все будут понимать его духовное величие, которое прошло через такие подвиги. Митрополит Антоний скончался 10 августа 1936 года в городе Сремски-Карловци.

Дмитрий Володихин

— Ну что ж, опустим занавес печали над кончиной этой светлой личности, и завершая передачу мне хотелось бы только сказать, что этот человек сделал для Русской Церкви очень много. Заслуги его огромные. Какие-то колебания в настроениях архиереев, испытанные в основном под влиянием жестких действий советской власти, это временно, это уйдет. А вот отстаивание идеала православия во всей его чистоте — это навсегда. И все это в двадцатом веке связано с фигурой высокопреосвященного Антония. Время нашей передачи подошло к концу. Дорогие радиослушатели, мне осталось поблагодарить от вашего имени Глеба Анатольевича Елисеева и сказать вам спасибо за внимание, до свидания.

Глеб Елисеев

— До свидания

---

Все выпуски программы Исторический час

• «Историк Константин Николаевич Бестужев-Рюмин». Татьяна Агейчева
• «Святитель Лука Войно-Ясенецкий». Анастасия Чернова
• «Морские сражения Русско-Шведской войны». Дмитрий Володихин

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов