
Гость программы — писатель, кандидат филологических наук Екатерина Федорчук.
Разговор шел о мистике в произведениях Николая Васильевича Гоголя: каковы её истоки и значение для читателей.
Ведущий: Дмитрий Володихин
Д. Володихин:
— Здравствуйте дорогие радиослушатели! Это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин, и сегодня мы продолжаем гоголевскую тему, которую блистательно открыла две недели назад Наталья Валерьевна Иртенина. На этот раз мы поговорим не о предках Гоголя, не о его мировоззрении, а о том, каким он был блестящим литературным мистиком в начале своей творческой карьеры. Собственно, речь идет о его знаменитых сборниках «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород», из сборника «Миргород» мы берем только один текст, знаменитый «Вий», когда-то блистательно экранизированный в советское время и впоследствии безобразно экранизированный в постсоветское время. Но говорить мы будем не об экранизации, говорить мы будем о том, что, собственно, представляют собой эти тексты, которые вошли не только в русскую литературу, они вошли в русскую историю, образы из них, они, на мой взгляд, влияли на сознание людей и очень сильно подвигали их, как бы это правильно сказать, в правильную христианскую сторону. О них много рассуждали: «вот сказочки у Гоголя, он баловался, потом наконец-то стал великим гением, написал „Ревизор“, „Мёртвые души“ и так далее». «Вот его произведения, построенные на фольклоре, вот истинно малороссийская литература» — хотя, признаться, там от малороссийской литературы ничего особенно нету, «вот фантастика Гоголя» — ну, может быть, и фантастика. По современным представлениям, эти книги лежали бы в книжном магазине на полках с биркой «Отечественная фантастика», безо всяких исключений, но то, что это художественная литературная православная мистика, это совершенно точно. И вот по стране гоголевской православной литературной мистики у нас будет путеводитель, живой замечательный путеводитель в виде известного православного писателя-фантаста и публициста Екатерины Федорчук. Екатерина, здравствуйте!
Е. Федорчук:
— Здравствуйте!
Д. Володихин:
— Ну что ж, начнём, собственно, с того, до какой степени Гоголь брал какие-то источники, создавая эти свои тексты, они очень быстро принесли ему известность. Его попытки писать историю Малороссии не увенчались успехом, а здесь его относительно небольшие тексты сделали его знаменитостью. На что он опирался? Он собирал фольклор или, может быть, что-то другое?
Е. Федорчук:
— Нужно сказать, что действительно, моментально, молниеносно начинающий молодой писатель стал литературной знаменитостью, звездой, и свои материалы Николай Васильевич Гоголь брал отовсюду. Но всё-таки прежде всего нужно сказать, что он сразу вписался в литературные тренды тогдашнего Петербурга. Что это было? Прежде всего, это был интерес к народной культуре, и Гоголь это берёт. Это был интерес к Малороссии, и Гоголь понимает, что он обладает тем знанием, тем живым чувством, непосредственным опытом, которого нет у большинства литераторов.
Д. Володихин:
— Но он жил в детстве и юности на территории Малороссии, и он, как нам рассказала Наталья Валерьевна, имел целый каскад священников, а также казачьи старшины среди своих предков, то есть у него, в общем, его родные края были в крови, естественно.
Е. Федорчук:
— Собственно, недалеко от Диканьки он жил, и поэтому он пишет о том, что знает. Это, конечно, фольклор, это сказки разные, и западноевропейские, и малороссийские, и ещё обязательно нужно назвать очень важный для него источник — это обращение к церковной книжности, к церковным сказаниям, потому что в их семье, где было много священников, это была семья глубоко верующая, у них просто было принято вот эти самые церковные сказания читать по вечерам. И вот эти все источники, они многообразные, но всё-таки все они под пером Гоголя становятся единым целым, в котором уже нельзя вот так вот разделить: вот здесь у нас личный опыт, здесь у нас книжный опыт, здесь у нас ориентация на, предположим, традицию романтизма — нет, перед нами возникает сразу некое единое целое, в котором на материале малороссийского фольклора Гоголь создаёт оригинальное поэтическое современное, актуальное и очень личное мистическое повествование о человеке на земле, о его вере и о тех искушениях, которые человека подстерегают.
Д. Володихин:
— Ну вот если говорить об иностранных сказках, вы что имели в виду?
Е. Федорчук:
— Масса каких-то небольших мотивов, которые он просто берёт и использует так, как ему угодно.
Д. Володихин:
— Вы имеете в виду ходячие сюжеты?
Е. Федорчук:
— Ходячие сюжеты, безусловно. Но в целом нужно сказать, что интерес к народности, как источнику какого-то глубинного знания, безусловно, приходит с романтизмом, который приходит на русскую почву из Германии, и Гоголь здесь, в общем-то, идёт вместе со всеми.
Д. Володихин:
— То есть иными словами, Гоголя посетило всеобщее увлечение философом Шеллингом, который провозгласил интерес к народу, но у него был интерес к немецкому народу, у нас, естественно, к родному. Ну что ж, можно понять. И с другой стороны, конечно же, Гоголь делал не сказку, делал вовсе не развлекательные произведения, хотя не развлекая до чрезвычайности, он делал скорее назидательные христианские произведения. Но давайте попробуем пройтись по ним в очерёдности некоей, переберём эти сборники и увидим, чему Гоголь пытается научить, а от чего пытается отвратить.
Е. Федорчук:
— Собственно, если говорить о начале, первое произведение, которое было опубликовано из этой серии, это рассказ «Вечер накануне Ивана Купала», а открывает сборник рассказ «Сорочинская ярмарка». И вот если сравнить эти два произведения начальные, открывающие, то мы увидим, насколько по-разному может работать Гоголь с этим материалом. Очень интересна «Сорочинская ярмарка», о чём этот рассказ? В принципе, в нём очень сложная, можно сказать, интрига, то есть там целые приключения: молодой человек влюбился в девушку, при этом ему удалось поссориться с её мачехой, он вступает в сделку с некими цыганами, которые то ли являются вестниками потусторонних сил, то ли просто это люди, которые хотят нажиться и получить свои деньги, свой барыш, они устраивают целый спектакль, целое представление, в результате которого этот вот молодой человек, Грицко, становится счастливым женихом и мужем. Но внутри вот этой весёлой истории, очень красиво описанной, чрезвычайно поэтичной, всё время звучит тревожная нота, причём она звучит не столько в сюжете, очень таком запутанном, я бы сказала, сюжете, сколько в самих словах, в оборотах, в метафорах, которые использует писатель. Например, роскошное описание самой этой ярмарки, где всё кричит, блистает, сверкает, богатство льётся со всех сторон, и вот как он описывает людей, которые собрались здесь...
Д. Володихин:
— Да, а потом идёт фраза, которая всё это опрокидывает: «Было бы десять рублей, и то не купил бы всего, что на этой ярмарке». То бишь, все эти переливающиеся ярмарочные сокровища и десяти рублей не стоят, но как их описывают те, кто зазывает их купить!
Е. Федорчук:
— Безусловно. Гоголь вообще мастер гиперболы. Но здесь я хочу обратить внимание на такое сравнение: он говорит о том, что вот это многолюдное море сливается в одно «чудовище», что это за слово? Не просто так это слово появляется. Если внимательно прочитать рассказ, мы увидим, как внутри вот этого бурления-кипения рождается зло. Мы видим, как вроде бы из каких-то мелочей, из случайных встреч, из случайно брошенного слова вот это зло появляется, разрастается и обретает своё воплощение в символе вот этой свитки красной, которая принадлежала чёрту. Причём непонятно, то ли он появляется там на самом деле, то ли не появляется, но это неважно, потому что здесь Гоголь показывает, как зло зарождается в душе человека, и делает он это очень тонко, виртуозно и ненавязчиво. Но если вот это держать во внимании, то станет понятен резкий переход, который ждёт нас неожиданно в конце этой очень весёлой, такой бурлескной небольшой вещицы: играется свадьба, и вдруг Гоголь описывает ощущение щемящей тоски, скуки, какой-то тьмы, которая вдруг надвигается непонятно откуда. Вот как это? Почему так происходит? Всё очень просто: потому что внутри этого весёлого, радостного мира уже есть зёрна зла.
Д. Володихин:
— То есть иными словами, Гоголь просто предупреждает: вы поиграли с нечистой силой, и вы должны понять, насколько она близко, а от этого добра быть не может.
Е. Федорчук:
— Безусловно. И опять-таки, внутри человека сидит зло, и здесь как раз Гоголь выступает не как романтик. Романтики, как известно, говорили о двоемирии, о том, что основные вот такие идейные силы, которые двигают нашей жизнью, они приходят из некоего иного мира. В данном случае нет никакого двоемирия, добро и зло в сердце человека.
Д. Володихин:
— Бог и бесы, рай и преисподняя, посередине земля, и здесь идёт столкновение.
Е. Федорчук:
— Да. Ещё более ярко и более страшно, и более серьёзно показано это в одном из самых таких вот серьёзных и, можно сказать, жутких рассказов, это «Вечер накануне Ивана Купала». Сюжет его очень прост и кстати, этот сюжет, в общем-то, заимствован как раз из древнерусской книжности, когда нечистый, в данном случае — Басаврюк, человек или демон, мы не знаем, непонятен его статус.
Д. Володихин:
— Настолько чёрная душа, что уж не поймёшь, то ли это порождение преисподней, то ли это человек, который искалечил свою душу вконец.
Е. Федорчук:
— Который стал марионеткой дьявола, можно сказать. Он приходит к главному герою, который готов пойти на страшную сделку, это молодой человек, бедный, опять-таки он влюбляется, и вот ему предлагают принести, чтобы завладеть сокровищами, там всё это очень красиво описано, вот этот вот самый папоротник, который цветёт раз в год, он показывает путь к сокровищу, но чтобы получить эти деньги, нужно убить невинное дитя. И тут как раз звучит вот тот мотив, который потом будет звучать у Достоевского, то есть здесь в основе человеческой счастливой жизни, предполагаемой, лежит слезинка ребёнка, и это невинное дитя становится жертвой. А вот дальше очень интересно, дальше как раз Гоголь отходит от народной традиции и показывает себя как очень тонкий психолог. Ведь, собственно говоря, чем обернулась вот эта свадьба как бы счастливая, на крови никакого счастья не может быть, но как был наказан герой? Дело в том, что он забыл, что случилось в эту ночь, он только помнит, что случилось что-то очень страшное. Он забыл, как выглядит этот мальчик, это брат его невесты, будущей жены. Он забыл, что с ним произошло, и он мучается от того, что у него произошла вот эта вот амнезия.
Д. Володихин:
— Он получил дыру в душе.
Е. Федорчук:
— Да. И это действительно очень глубокий, очень такой психологический выход из народного такого простоватого сюжета.
Д. Володихин:
— Дорогие радиослушатели, хватит нам говорить, пришло время классической музыки, Гоголь вдохновлял многих, и у нас звучит Николай Андреевич Римский-Корсаков «Ночь накануне Рождества».
Звучит музыкальный фрагмент
Д. Володихин:
— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это Светлое радио«, Радио ВЕРА. В эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный писатель и публицист православной направленности Екатерина Федорчук. Мы разговариваем о ранних произведениях Гоголя, о его мистике, о его, как бы сейчас, наверное, назвали: фантастике. И вот вопрос, который у меня возник по итогам предыдущего нашего обсуждения: если человек изнутри порочен, но он отмечен первоначальным грехом, поэтому может поддаваться соблазну, то есть должен быть у него и инструмент защиты от того, чтобы поддаваться соблазну и впадать в грех. Должен быть у него щит, который позволяет ему отбивать нападки различных соблазнителей, кем бы они ни были.
Е. Федорчук:
— Безусловно, и такой щит — это православная вера. И мы находим целый ряд персонажей, которые обладают верой, способной побеждать прилоги врага рода человеческого. Прежде всего нужно сказать о самой ярком, наверное, произведении — «Ночь перед Рождеством». Главный герой — кузнец Вакула, это человек благочестивый и человек, обладающий благочестивой профессией — он богомаз или по-другому: иконописец. Несмотря на то, что он живет, как бы мы сейчас сказали, в сложных семейных условиях, его матушка допустила в своей жизни очень большие прегрешения — это ведьма Солоха, тем не менее сам он невосприимчив к искушениям, и единственный раз, когда он немножко дрогнул, связан с мучениями любви: молодой человек влюбляется в красавицу Оксану, которая не отвечает ему взаимностью и готов уже чуть ли не расстаться с жизнью, именно в этот момент к нему приступает враг и предлагает свою помощь. Все мы, наверное, хорошо помним сам этот сюжет очень яркий, когда человек, нисколько не испугавшись того, что с ним происходит, творит крестное знамение, и мало того что выходит победителем из духовного поединка, он еще и летит на нечистом в Санкт-Петербург, чтобы получить там вожделенные черевички. Вот сам этот полет, он очень интересен, во-первых, очень смешно, красиво описан, сама сцена в Санкт-Петербурге, она совершенно феерична, уморительна, но может возникнуть вопрос у современного человека: а нет ли в этом греха, что вот он берет и пользуется, скажем так, тягловой мощностью совершенно непотребного существа? На самом деле здесь как раз у нас очень прямая связь с житиями святых, в данном случае Гоголь использует мотив из средневековой легенды о святом Иоанне Новгородском, который точно так же, как главный герой вот этого рассказа, перекрестил нечистого и отправился с ним в Иерусалим, а потом вернулся обратно и претерпел, кстати, очень много гонений за свою праведность, то есть враг ему этого не простил и очень-очень много сделал ему гадостей, но, конечно, был посрамлён верой святого. То есть в данном случае мы видим прямое соответствие поведения героя и поведения святого.
Д. Володихин:
— Насколько я понимаю, это не единственный случай у Гоголя, когда он показывает, что вера — это щит.
Е. Федорчук:
— Безусловно. И ещё мы можем увидеть таких же глубоко верующих героев в одной из самых светлых, на мой взгляд, историй, которые излагает Гоголь — это «Майская ночь или Утопленница. Вот несмотря на такое, может быть, страшное название, внутри этого рассказа мы видим изображение людей, которые имеют глубокую веру и которые излагаются очень поэтично. Юная Ганна, её возлюбленный Левко, они говорят о Боге, они говорят об ангелах, и их устами Гоголь рассказывает нам о том, каким он себе представляет горний мир, каким он себе представляет связь между земным и небесным. И главный герой Левко довольно легко определяет врага, собственно, вот эту самую ведьму, которая мучает несчастную утопленницу, потому что у него чистое сердце, и он сразу просто понимает, что нужно делать, ведомый чем? Ведомый верой и ведомый правильным взглядом на мир. Вот как раз в этом рассказе очень интересно, очень ненавязчиво показывается, что здравые представления о жизни, они берутся как раз из нашей веры православной. И, конечно, нужно отметить отдельно один из самых сложных, загадочных текстов — это рассказ «Страшная месть».
Д. Володихин:
— То есть, если говорить о том, что у Гоголя может пробрать ужасом, как современный хоррор, наверное, произведение в формате хоррора, то вот это как раз, наверное, «Страшная месть».
Е. Федорчук:
— «Страшная месть» и «Вий». Но сначала о «Страшной мести»: пред нами эпическое сказание об окаянном грешнике, которого не может спасти ничто, ни раскаяние, ни молитва, да и сама молитва для него невозможна. Это человек, который совершает массу преступлений против своей дочери, убивает своего внука, творит страшное непотребство, наверное, на этом не будем останавливаться. На что я хочу обратить внимание: там есть такой интересный момент, когда колдун вызывает к себе душу Катерины, своей дочери, и пытается склонить саму Катерину на блудный грех. Вот мне всегда казалось странным, что это за приём такой: «душа Катерины знает больше, чем сама Катерина», вот это очень яркие слова, которые он произносит. А потом, когда я стала думать об этом, я поняла, что это один из распространённых тропов, который встречается в церковных текстах, обращение к душе — «Душа моя, восстани! Что спиши!» То есть душа — это какая-то часть человека, которая действительно знает больше него, которая действительно как будто бы немножко нам недоступна. Глубинные наши действия, помышления иногда сокрыты от нашего рационального взгляда. И можно сказать, о чём здесь Гоголь пишет: о том, что движения сердца человека очень глубоко скрыты в его первоначальном выборе за Бога или против Бога, выборе добра или выборе зла, как они проявляются потом, как они проявляются в каких-то обычных обстоятельствах, иногда нам непонятно, но эта связь есть. Конечно, вызывает вопрос: откуда взялся такой страшный человек, почему ему нет спасения, почему нет ему покаяния?
Д. Володихин:
— Ну вот здесь может быть какое-то ощущение даже, скорее, не малороссийского фольклора, а каких-то образов западноевропейских средневековых, нет такого ощущения?
Е. Федорчук:
— Данте, может быть, да. Но я бы хотела обратить внимание на саму суть проблемы, что есть человек, которому нет прощения, как такое может быть? Может быть, это вообще не православный подход? Может быть, это уже какое-то влияние протестантизма?
Д. Володихин:
— Всё-таки в православном богословии есть смертные грехи, которые ничем не искупаются: хула на Духа Святого или, допустим, самоубийство не исправишь ничем, просто по техническим, я извиняюсь, причинам.
Е. Федорчук:
— Безусловно. Но вот здесь как раз, если посмотреть, откуда берётся вот это страшное зло, мы увидим, что Гоголь показывает, что не Бог накладывает на этого грешника такое страшное проклятие. А кто накладывает? Два простых человека, один из которых оказался завистником, а второй, который оказался тем, кто не способен прощать. Два казака, которые дружили, один позавидовал другому и убил его, а тот перед Богом испросил для него вот эту самую страшную месть. И на самом деле мы узнаём, что это история Каина и Авеля, безусловно, два брата, два друга, но в данном случае мы видим, что они сто́ят друг друга, ни один из них не праведен, они одинаково грешны, и вот здесь, мне кажется, Гоголь выступает как пророк. Естественно, пророк имеется в виду литературный, философский, который видит, насколько страшным может быть грех ненависти к ближнему, грех ненависти к брату. Можно сказать, что здесь мы видим некое духовное обоснование гражданской войны, которая через каких-то сто лет развернётся в России.
Д. Володихин:
— Ну, здесь, может быть, речь и о другом. Собственно, непрощение — не есть ли это непонимание того, что Бог всё равно способен простить любой грех просто в силу всесилия Своего, но человек ставит себе барьер, сам себе говоря, что прощение невозможно и немыслимо?
Е. Федорчук:
— Безусловно, здесь и сам вот этот колдун не может увидеть прощение в другом человеке, потому что взгляд его совершенно искажён. Но вот эти простые казаки, которые положили начало этой страшной вражде, этой страшной розни, они тоже духовно ослеплены, но исходит это зло, опять-таки, от человека, а не от Бога.
Д. Володихин:
— То есть человек, собственно, сам на свою душу, в силу собственной испорченности, накликает кошмарное зло, которое он либо не хочет избыть, либо изо всех сил уверяет себя, что не может избыть. На самом деле, любое, ну почти любое можно зло избыть с помощью Божией, но ведь колдун не обращается к помощи Божией, для него это как бы терра инкогнита, он не видит, что это пространство вообще, в принципе существует.
Е. Федорчук:
— Но он делает попытку, он обращается к святому отшельнику, но в итоге убивает его, потому что ему кажется, что святой отшельник над ним смеётся. Конечно, искать каких-то положительных ответов в «Страшной мести», я думаю, не стоит. В данном случае перед нами рассказ о том, какое страшное отдалённое последствие имеет грех. Мне видится, по крайней мере, так эта история, эта ситуация, и действительно, в данном случае Гоголь выступает и как моралист, и как православный человек, и как человек, который многое понимает в глубинной психологии народа человека.
Д. Володихин:
— Я думаю, будет уместным всё-таки напомнить концовку «Страшной мести», она очень показательна для Гоголя.
Е. Федорчук:
— Собственно говоря, что можно сказать: что планы колдуна не воплотились в жизнь, Катерина погибла, но не пошла у него на поводу. А сама концовка — это народное сказание, в котором Гоголь изображает величественные страшные, но в какой-то мере и смешные, если так вот вдуматься, смешные попытки человека взять на себя роль божественного судьи.
Д. Володихин:
— Ну, а вот что касается Катерины, то здесь ведь это антитеза: колдун рисует для себя безвыходность положения и не спасается, Катерина отказывает в абсолютно безвыходном положении — и спасается, я имею в виду спасает свою душу, да?
Е. Федорчук:
— Да.
Д. Володихин:
— То есть, иными словами, есть признание того, что спасение возможно истинным усилием веры, воли, и вместе с тем признание того, что человек может быть настолько самоослеплен, что он гонит от себя всякую возможность.
Е. Федорчук:
— Безусловно.
Д. Володихин:
— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин, и у нас будет небольшой перерыв. Буквально через минуту мы вновь встретимся в эфире.
Д. Володихин:
— Дорогие радиослушатели, это Светлое Радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час». Мы разговариваем о мистических, фантастических, сказочных произведениях Николая Васильевича Гоголя. У нас в гостях замечательный писатель-фантаст, православный публицист Екатерина Федорчук, мы продолжаем этот разговор. Ну что же, если я правильно понимаю, то у Гоголя были вещи не только мрачные, устрашающие, но еще и в какой-то степени анекдотические, то есть, ну я не знаю, вот есть попытки у Рэя Брэдбери показать зло отступающим, потому что зла не устрашились, над ним посмеялись, как над чем-то безобразным, и, отрешившись от страха перед ним, преодолели смехом. Смех не вера, но тем не менее, иногда смех вере может помочь.
Е. Федорчук:
— Безусловно, и тут нужно немножко вернуться назад и вспомнить про героя Вакулу, который считал своим долгом изобразить врага рода человеческого в таком виде, чтобы всем стало смешно и противно. Нужно сказать, что в этом герое Гоголь частично реализует свою задачу так, как он ее видел...
Д. Володихин:
— То есть Гоголь — немного Вакула?
Е. Федорчук:
— Немного Вакула. Изобразить зло так, чтобы стало смешно. И, кстати, колдун, собственно, что его губит? Его губит смех, потому что ему кажется, что все люди, к которым он обращается, над ним смеются. И сам Гоголь признавался, что своё мрачное настроение, мрачные предчувствия, внутреннюю тоску, которая была свойственна этому человеку с юных лет, он пытался заглушить весёлыми историями и таких историй, конечно, здесь много. Возьмём, например, «Пропавшую грамоту», вообще это страшно: человек получает важное задание, он везёт грамоту в Санкт-Петербург, прячет её в шапку, но по дороге случается некий казус, и эта шапка оказывается в пекле. Что делать? И вот он отправляется...
Д. Володихин:
— Вы объясните слово «пекло», а то нас сейчас воспримут неправильно. Напомните сюжет, не все его помнят.
Е. Федорчук:
— По дороге он встречает казака, который продал душу нечистому духу. Глубоко переживая падение своего брата, главный герой пытается как-то вместе с ним не спать эту ночь, но у него ничего не получилось, и, к сожалению, казак этот сгинул и пропал, а вместе с ним пропала и шапка, они оказались в аду. А в шапке была грамота, которая адресована Екатерине II, не кому-нибудь ещё.
Д. Володихин:
— Как бы сейчас сказали: катастрофа.
Е. Федорчук:
— Вообще страшно. И вот ему показывают путь, как нужно попасть в это самое гиблое место. Он приходит на место, где ему указано, видит костёр, там сидят ужасные создания, очень страшные, объективно страшные, но они описаны так, что нам смешно. И казаку этому не страшно, ему смешно, потому что он видит, насколько они нелепы, безобразны и бессильны. И вот он оказывается в самом центре ада, он садится играть с ними в карты, и опять, что ему помогает выиграть в этой игре, где, в общем-то, лжец должен победить? Ну, крестное знамение — он кладёт крестное знамение на карту, и карта становится такой, какой ему нужно. И он выходит из этого страшного поединка победителем.
Д. Володихин:
— То есть, иными словами, победа человека, когда он столкнулся с кознями нечистой силы, возможна только через одно, говорит нам Гоголь — через помощь Божью, и надо понять, что вот оно пришло время позвать Господа Бога на помощь.
Е. Федорчук:
— Безусловно. И для этого, как показывает Гоголь, нужно чистое сердце и мужество. Мужество, конечно, которое свойственно героям его произведений. Еще одна смешная такая история — это «Заколдованное место», здесь как раз Гоголь нам показывает, что человек бывает смешон, когда он идёт за своими страстями. Главный герой одержим страстью наживы.
Д. Володихин:
— Давайте ещё раз: много разных дурных страстей, грехов, и некоторые говорят, что в своих «Вечерах на хуторе близ Диканьки» Гоголь проводит по семи смертным грехам. Не знаю, правильно ли это, но вот корыстолюбие — это точная визитная карточка главного героя вот этого рассказа.
Е. Федорчук:
— Да, и действительно, мы видим, как он попадает в разные смешные ситуации, собственно, что с ним происходит: он попадает в место, которого нет на самом деле. То есть вот это место, откуда видно кладбище, там видно сарай, там ещё что-то видно, на самом деле такого места не существует, это иллюзия, это обман. Нам Гоголь показывает, что враг обманывает человека. И дальше он показывает ему вроде бы клад, очень много всяких разных неприятностей происходит с этим мужиком, пока он этот клад находит. И самое главное, что мы видим в этом сундуке — всякую грязь, нечистоты, то, о чём стыдно вспоминать. Это смешно, и Гоголь показывает истинную цену того, что предлагается человеку под видом каких-то больших сокровищ, за которые предполагается, что он может отдать свою душу, ничего там нет, там есть грязь, нечистота и всякая мерзость, о которой даже сказать противно. Вот к какому выводу подводит нас Гоголь в этих произведениях.
Д. Володихин:
— В сущности, здесь Гоголь следует учению Церкви и проповедям священников. Я даже, может быть, допустил бы, что какие-то сборники проповедей он мог читать, но всё-таки семья наполовину казачья, наполовину поповская, такие книги в доме быть могли, и там могут приводить слова из Священного Писания, из проповедей знаменитых риторов церковных, проповедников, которые говорили о том, что человек может скопить на этой земле сокровища, и эти сокровища он за собой на тот свет не унесёт, потому что эти сокровища подвержены тлену. Сам человек тленен, и всё то, что он положит себе в сундуки, в мешки, всё то, что он накопит за свою жизнь, тоже тленно. Есть только одно нетленное сокровище — это спасение души. Ну и вот Гоголь, собственно, ставит в «Заколдованном месте» главного героя в ситуацию забавную: с одной стороны, тот страстно охотится за сокровищем тленным, и с другой стороны, он попадает в ситуацию, когда его прегрешения, в общем-то, совершенно невесёлые. Оказывается, как в карикатуре или в комнате смеха, как бы в искажённом зеркале, ведь попадание вот в это «заколдованное место» — это довольно потешная ситуация, а герой безобразен и смешон, не так ли?
Е. Федорчук:
— Безусловно. И нужно сказать, что смех — это вообще очень грозное оружие, потому что в смехе есть отрицание. Обоюдоострое оружие — смехом можно убить человека. Но Гоголь, конечно, обращает смех на грех, на недостатки общества, и, собственно, его дар комедийного писателя для Гоголя всегда был только средством для того, чтобы сделать свою проповедь морализма более эффективной.
Д. Володихин:
— У него — да, смех проповедника, по большому счёту, в каких-то местах смех обличителя, но тем не менее, это всегда художественно сделано так, что нельзя не увлечься, в этом смысле Гоголь дивно хорош, и донесёт до тебя христианскую мысль, и напугает где надо, но при этом ты и сам не поймёшь, чем тебя напугали, чем тебя развеселили, останешься в полном неведении о том, какую кнопку внутри твоей души переключил классик. Мы с вами, Екатерина, прошли, можно сказать, как в школе проходят, «Вечера на хуторе близ Диканьки», замечательный сборник, который появился не на заре, но во всяком случае, ещё до зенита Николая Васильевича Гоголя, это, кажется, 1831 год, и работал он над ним несколько лет.
Е. Федорчук:
— С 1829 года.
Д. Володихин:
— То есть это, в общем, не с пылу с жару сделанные лепёшечки, это плод серьёзного труда.
Е. Федорчук:
— Он штудировал книги, он переписывался с матушкой, просил её прислать разные словечки, самые странные, какие только она может найти, и, конечно, самая главная работа — это работа художника, которая совершалась в его душе. Безусловно, это было зрелое произведение.
Д. Володихин:
— Ну хорошо, а вот следующее собрание его текстов, гораздо более разнородных, чем «Вечера на хуторе близ Диканьки», потому что в следующей вещи, там мистика присутствует, но присутствует далеко не везде, а лишь частично — это сборник «Миргород». Вот какова, собственно, хронологическая дистанция между этими двумя сборниками, там помнится довольно значительная?
Е. Федорчук:
— 1835 год.
Д. Володихин:
— Четыре года.
Е. Федорчук:
— И за эти четыре года Гоголь, конечно, изменился, расширился его диапазон писательский, тематический, но, мне кажется, в рамках нашего разговора было бы очень хорошо поговорить о произведении «Вий».
Д. Володихин:
— Доберёмся и до «Вия», но прежде, чем мы начнём о нём говорить, хотел бы сказать следующее: я абсолютно с вами согласен, что Николай Васильевич за эти годы сильно изменился, у него сдвинулись интересы, в какой-то степени изменилась творческая манера, но вера-то оставалась прежней, и, как видно, он чувствовал, что после «Вечеров на хуторе близ Диканьки» остаётся что-то всё-таки ещё немного недосказанное. Решил досказать, причём досказать так, чтобы это было, скажем так, концентрацией всего того, что сказано в предыдущей книге. «Вий» — это в значительной степени концентрация того, что говорилось на «Хуторе близ Диканьки», как будто Гоголь хотел напоследок проорать: «Я вас учил вере, ну вот я ещё вам в уши прокричу: вера, Бог! Не суйтесь к нечистой силе, её многовато в этом мире». Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, несмотря на то, что мы говорим о вещах не только весёлых, но и печальных у Николая Васильевича Гоголя, но всё-таки у нас здесь Светлое радио, в эфире передача «Исторический час», с вами в студии я, Дмитрий Володихин, у нас в гостях замечательный писатель, православный публицист Екатерина Федорчук, мы разговариваем о Николае Васильевиче Гоголе, о его мистических, фантастических произведениях, и давайте мы всё-таки переложим наши словеса благородной музыкой Николая Андреевича Римского-Корсакова «Ночь перед Рождеством».
Звучит музыка
Д. Володихин:
— Дорогие радиослушатели, послушали, насладились, вот несмотря на то, что Рождество давно нами в этом году пройдено, но всегда приятно послушать рождественскую музыку. Ну, а теперь давайте вернёмся к тому, что недосказал, точнее докричал Николай Васильевич Гоголь в «Вии» из сборника «Миргород».
Е. Федорчук:
— Вообще, произведение «Вий» достаточно загадочное. До сих пор ведутся споры: а почему, собственно, погиб Хома Брут? Почему в тех же ситуациях, в тех же испытаниях, в которых герои «Диканьки» выходили с честью и славой и, в общем-то, посрамляли врага...
Д. Володихин:
— Не всегда, но во многих случаях.
Е. Федорчук:
— Во многих, и в более тяжёлых случаях, можно сказать. Почему этот молодой человек, человек, который учится в семинарии, который готовится стать, видимо, священником и который, в общем-то, не отрекается от православной веры, который и не получает никаких «благ», в кавычках, никаких «благих» предложений от врага, почему он гибнет? Вопрос действительно интересный, и ответ, который даёт в финале этого произведения Гоголь, он достаточно полемичен: потому что испугался. Почему испугался? Мне кажется, что вот как раз стоит подумать об этом более глубоко. Итак, перед нами герой другого типа. Если герои сборника «Вечера на хуторе близ Диканьки» отстоят от автора на некоей исторической дистанции, это всё-таки рассказ в основном о прошлом веке для автора, то Хома Брут, по некоторым косвенным данным можно понять, что это фактически современник писателя, то есть действие происходит вот прямо здесь и сейчас, современный герой, это первое. Что ещё отличает этого героя от остальных персонажей — это его легкомысленное отношение к жизни, неглубокое, легкомысленное. Можно сказать, что он имеет слабую веру, безусловно, это так. Молодой человек, который с радостью и легко поддаётся всем соблазнам, свойственным юности.
Д. Володихин:
— Давайте посмотрим, в какой-то степени это отсылка к «Сорочинской ярмарке», там, где влюблённый легкомысленно подошёл к вопросу, как бы ему добыть брак счастливый.
Е. Федорчук:
— Да, но там, по крайней мере, хоть какая-то цель у него была. Здесь же молодой человек живёт без цели, о грехах была речь, какие грехи чаще всего встречаются в сборниках Гоголя, и вот семь грехов я не скажу, но совершенно точно — это грех любовной страсти практически всегда.
Д. Володихин:
— Назовём это честно — блуд.
Е. Федорчук:
— Назовём. Это чревоугодие, собственно, вот Хома Брут попадается на этом грехе.
Д. Володихин:
— И когда-то ещё Пацюк.
Е. Федорчук:
— Ну там это как бы вишенка на торте получается. И это сребролюбие, тоже, в общем, не обошедшее молодого человека, который, надо, правда, это признать, совершенно нищий, абсолютно голодный, обездоленный, поэтому сказать, что это вот такой злодей-злодей, который заслужил свою страшную казнь — это совершенно неправильно. Перед нами просто молодой человек, лишённый ориентиров, мне кажется, было бы правильнее сказать так. И в этом смысле он похож на любого молодого человека, в том числе и современного. Хотя вот современная экранизация «Вия» была страсть как не хороша, тем не менее это герой, который легко мысленно переносится нами в современную ситуацию.
Д. Володихин:
— Тут душа неприкаянная, которая бродит меж двор.
Е. Федорчук:
— Да. Что ещё мы видим интересного в «Вии» нового по сравнению с «Вечерами на хуторе близ Диканьки»? Это соблазн красоты. В «Диканьке» в сборнике соблазном выступала любовная страсть, причём видно, что Гоголь описывает вот это влечение мужчины к молодой женщине, как человек, переживший нечто подобное. Нам неизвестно имя женщины, к которой он пылал страстью, есть даже споры у биографов, была ли любовь в жизни Гоголя или не было таковой? Совершенно очевидно, что была, вот как он описывает этот трепет, который охватывает Вакулу, когда он слышит смех Оксаны. И вот этот трепет страшен, он толкает человека на преступление. Но всё-таки враг выступает в «Диканьке» как страшный, смешной и противный, даже Солоха, эта ведьма, которая привлекает мужчин в своей доступности, вот как он её описывает: это была женщина сорока лет, которая была... «Ну может ли быть хороша женщина в сорок лет?» — вопрошает Гоголь. Не хороша она, она обыкновенна. И вот перед нами совершенно иной вид зла, зло, которое привлекает своей совершенной красотой — панночка, и это очень страшно. И вот именно самое страшное в панночке, как её описывает Гоголь, то, что она совершенно прекрасна. Если бы была она чуть менее красивой, если был бы в её образе хотя бы какой-то намёк на увядание, на то, что это мёртвая плоть, она была бы менее страшна. Но в данном случае Гоголь, конечно, пишет о чём? О том, что вот этому молодому герою, нетвёрдому в вере, нетвёрдому в жизненных своих принципах, зло является в облике красоты. И в этом новое и страшное, что показывает нам Гоголь, он показывает, что зло становится предметом любования, предметом эстетизации, если можно так сказать. И здесь очень важно вспомнить сам момент, когда ведьма оседлала Хому Брута, и как они летят над землёй, какой видит он землю? Он видит её прекрасной, он видит невероятную красоту, вот эта вот земля, которая стала как будто прозрачной, он видит звёзды, он видит месяц, и он чувствует...
Д. Володихин:
— Но всё это, по большому счёту, наваждение.
Е. Федорчук:
— Безусловно, это наваждение, но это наваждение красоты, и он чувствует при этом, что он умирает. Вот это вот сочетание того и другого очень страшное, это одно из самых сильных и самых страшных мест вообще у Гоголя в принципе, хотя там вроде бы нет никаких ужасов, но вот это ощущение, что человек, впуская в себя искушение зла, может умирать, испытывая наслаждение. Это совершенно ужасный момент. И, как мне кажется, вот как раз то, что этому человеку зло кажется красивым, вспомним героя «Пропавшей грамоты», он видит тех же самых существ, оно ему омерзительно, вот это всё, что вокруг него хрюкает, скачет и бегает. То же самое для Хомы Брута является невероятной приманкой красоты. Причём интересно, что о любви здесь речи не идёт, то есть вот этот человек не влюбляется в панночку, ни в коем случае.
Д. Володихин:
— Он, можно сказать, заворожён.
Е. Федорчук:
— Он заворожён, заколдован. И вот ещё что очень интересно: что вначале эта женщина является в образе безобразной старухи, то есть образ панночки, он двойственный, это и старуха, это и молодая женщина страшной красоты. И мне кажется, что это тоже очень важный момент и новый момент для Гоголя, хотя в принципе, для него всегда тема старости, увядания, истощения сил человека, потери облика человеческого это для него важная тема. И вот мы видим, что в этой женщине есть и молодость, и старость одновременно, почему так? Мне кажется, потому, что мы видим в ней, под пером Гоголя, действие первородного греха, потому что, что такое старость по сути своей? Это следствие греха, который совершил человек.
Д. Володихин:
— Человек коснулся тления, и тление коснулось него, поэтому он не бессмертен до того, как наступит новая земля и новое небо, ведь тление проникло внутрь него.
Е. Федорчук:
— Да, а старость — это видимый аспект тления. И мы видим, что вот эта молодая женщина сгнила изнутри. И очень интересно, здесь можно провести параллель с образом храма, который предстаёт перед нами в этом рассказе очень интересно, очень загадочно, ведь нам показывают, что это обычная панночка, у неё обычный отец-сотник, в общем-то, православный человек, который хочет, чтобы деточку его отпели, чтобы душа её спаслась, как он сам говорит Хоме Бруту, и тем не менее мы видим, что вот в этом селении церковь заброшена. Почему так происходит? Ответа, в общем-то, нет. Есть разные гипотезы, вот есть даже такие гипотезы, которые говорят, что, может быть, они все уже умерли, эти люди? Может быть, он просто попадает на тот свет буквально?
Д. Володихин:
— Я слышал другую, более здравую гипотезу: все вот так происходит в этом селении потому, что церковь заброшена.
Е. Федорчук:
— Безусловно, то есть не на пустом месте эта девушка совершила с собой то, что она совершила, убила себя фактически ещё до того, как убил её тело вот этот самый человек. И тем не менее, здесь очень страшный образ разрушенного храма, заброшенного храма, осквернённой святыни. И мне кажется, что здесь как раз есть параллель между осквернением красоты вот этой чистой, которая должна нести радость, которая должна дарить жизнь, а несёт в себе смерть, и осквернением храма, который мы видим в этом рассказе, параллельно, да? И ведь мы говорим, что тело человека — тоже храм в какой-то степени, об этом говорится в богослужебных текстах. И вот мы видим, как и то, и другое подвергается внутренней порче, и вот это прозрение очень страшное. И тревога Гоголя в этом произведении очень большая, очень искренняя, и звучит она очень громко, действительно, через яркие художественные образы.
Д. Володихин:
— В сущности, в чём дело: Гоголь говорит, что мир как бы подпорчен, пробит гвоздём преисподней во многих местах. Люди стали слишком легко отзываться душой на соблазн и слишком легко лезть в грех чуть ли не на пустом месте.
Е. Федорчук:
— И потеряли они вот этот самый щит, который был у них изначально, щит веры.
Д. Володихин:
— Ну вот Хома Брут вроде бы молился, крестился.
Е. Федорчук:
— Молился, крестился, и что интересно, он был буквально в шаге от спасения. Но вот посмотрим на вот этот самый загадочный момент, когда приводят Вия, которому поднимают веки — на самом деле не Вий увидел Хому Брута, а Хома Брут увидел его. Почему он его увидел, почему он поднял на него взгляд? Там есть такое слово «не вытерпел», вот чего он не вытерпел? Мне кажется, он не вытерпел соблазна. Вот однажды он увидел зло в облике красоты, и какая-то сила внутри него подталкивает его к гибельному шагу, сам он не отдаёт себе в этом отчёта.
Д. Володихин:
— Захотелось сверхъестественненького.
Е. Федорчук:
— А вот даже непонятно, чего захотелось, вот нет ответов на этот вопрос. Гоголь тонкий художник, он иногда не даёт ответы там, где их нет.
Д. Володихин:
— Но в образованном обществе того времени соприкосновение с загробным миром, с миром сверхъестественной сущности у многих вызывало интерес, разного рода медиумы, столоверчения какие-нибудь там, кликушество даже.
Е. Федорчук:
— Нездоровая мистика, неправославная мистика.
Д. Володихин:
— Да, совершенно верно. Оно, в общем, многие умы-то исказило, так что, может быть, это не о малороссийских персонажах, а о мире в целом, в том числе и об образованной части мира, потому что Хома Брут, он может быть и доктором наук, но при этом ему страшно хочется ещё раз побыть с панночкой, ещё раз посмотреть на тот страшно искажённый мир, который ему неизвестен, но вызывает интерес.
Е. Федорчук:
— Чего-то эдакого хочется, я бы сказала.
Д. Володихин:
— Вот не суйтесь туда, говорит Гоголь, вообще не суйтесь, никогда.
Е. Федорчук:
— А вот что интересно, что несмотря на то, что это довольно мрачное произведение, всё-таки мы можем сказать, что погиб Хома Брут не зря. Всё-таки нечисть была наказана, всё-таки они остались, завязли, и уже больше не будут смущать добрых христиан. И финал этого произведения, он такой, лёгкий, то есть да, страшная смерть, да, мы содрогаемся от того, что человек не смог спастись, не смог спасти своё тело, но что будет с душой, мы об этом ничего не знаем, он всё-таки не продал свою душу, не купился на соблазн, он сопротивлялся. И в конце мы видим такую лёгкую беседу его товарищей, которые, может быть, не очень умны, не очень прозорливы, не очень глубоки, но они показывают, что относиться к этому вопросу нужно серьёзно, но без страха. Для Гоголя было очень важно преодолеть тот глубокий мистический страх, который был ему свойственен изначально, и поэтому он смехом, лёгким пером, какими-то светлыми моментами в своём тексте пытается ободрить читателей и говорит им: «не бойтесь, не бойтесь, только веруйте, и всё будет хорошо».
Д. Володихин:
— Дорогие радиослушатели, время нашей передачи подходит к концу. Позвольте мне от вашего имени поблагодарить Екатерину Федорчук за то, что она провела нас по пустырям, пещерам и затенённым переулкам в творчестве Николая Васильевича Гоголя. И мне остаётся сказать вам: спасибо за внимание, до свидания.
Е. Федорчук:
— До свидания.
Все выпуски программы Исторический час
- «Вице-адмирала Григорий Иванович Щедрин». Дмитрий Володихин
- «Славяне до принятия христианства». Сергей Алексеев
- «Василий Васильевич Голицын и Смутное время». Дмитрий Трапезников
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Апокалипсис — книга и иконография». Игумен Пантелеимон (Королев)

У нас в студии был настоятель Свято-Троицкого Данилова монастыря в Переславле-Залесском игумен Пантелеимон (Королев).
Разговор шел об опыте чтения Откровения Иоанна Богослова в Троицком соборе Данилова монастыря, на стенах которого изображены сцены из Апокалипсиса и как это помогает погрузиться в смыслы непростого, но удивительного текста.
Этой программой мы продолжаем цикл бесед о книге Откровение Иоанна Богослова, как этот Новозаветный текст, часто именуемый «Апокалипсис», воспринимается, толкуется, а также изображается в храмовой живописи.
Первая беседа с Кириллом Вахом и Вероникой Андросовой была посвящена фрескам Гурия Никитина в Переславле (эфир 21.10.2025)
Вторая беседа с Кириллом Вахом и Вероникой Андросовой была посвящена богословскому аспекту книги «Апокалипсис» (эфир 21.10.2025)
Третья беседа с Кириллом Вахом и Сергеем Кругликовым была посвящена влиянию «Апокалипсиса» на мировую культуру (эфир 22.10.2025)
Ведущий: Алексей Пичугин
Все выпуски программы Светлый вечер
Блаженная Валентина Минская (Валентина Фёдоровна Сулковская) и её семья - супруг и родные

Фото: Gionatan Rossi / Unsplash
В келье блаженной Валентины Минской, местночтимой святой Белорусской Православной Церкви, прямо над её кроватью висел образ Божьей Матери Владимирской. Подвижница часто и подолгу перед ним молилась. Жила она в конце 19-го — середине 20-го века. К блаженной за духовной поддержкой приходило тогда множество людей. И многим она рассказывала, как когда-то этой иконой родители благословили её на брак. Вспоминала и о своей семейной жизни — всегда с теплом и радостью. Между тем, жизнь эта была полна испытаний. Матушке Валентине и её супругу, Фёдору Васильевичу Сулковскому, довелось сполна испить горькую чашу гонений на Церковь и верующих.
Валентина была дочерью сельского священника. Семья жила в белорусской деревеньке Коски Станьковского уезда. Родители воспитали её в вере и благочестии. В 1912-м году, когда Валентине исполнилось 24, к ней посватался Фёдор Васильевич Сулковский, коллежский советник, чиновник Минского уездного правления. Он тоже происходил из духовенства, и был другом семьи. Поэтому, когда молодые пришли к родителям невесты за благословением, с радостью напутствовали их в семейную жизнь. Через несколько месяцев Валентина и Фёдор обвенчались. Сохранилась свадебная фотография. Валентина запечатлена на ней в белом платье с вышивкой; на голове у неё — диадема невесты. Рядом с нею — супруг, Фёдор Васильевич, в парадном чиновничьем мундире и форменной фуражке. Лица радостные, светлые, полные надежды.
Но не успели молодожёны толком наладить семейный быт, как началась Первая Мировая война. Фёдора Васильевича мобилизовали на Западный фронт. Ему предстояло заниматься вопросами тылового обеспечения действующих там армий. Валентина Фёдоровна вместе с ним отправилась к месту его службы — в белорусский город Оршу. Жить супругам пришлось в казарме.
Так прошло три года. В октябре 1917-го Сулковские узнали о том, что большевики совершили государственный переворот. Вскоре и в Белоруссии провозгласили советскую власть. Фёдор Васильевич, состоявший на службе у царского правительства, да к тому же сын священнослужителя, очень не нравился партийному руководству. Чтобы поменьше быть на виду, в 1919-м супруги вернулись в Коски. Занялись крестьянским трудом. Хозяйство у Сулковских было небольшим — только чтобы самим прокормиться. Когда в 20-х годах началась так называемая продразвёрстка — принудительное изъятие у крестьян продовольствия в пользу государства, им пришлось отдавать почти всё. Супруги с трудом выживали. И тем не менее, в 1931 году, во время коллективизации, их сочли зажиточными, «кулаками». Припомнили службу царю и происхождение Фёдора Васильевича. И... арестовали. Отправили в Мордовию, в Темлаг — Темниковский исправительно-трудовой лагерь. Без права переписки. Первую весточку от мужа Валентина получила только в 1933-м. Фёдор Васильевич сообщал, что его отпустили на вольное поселение в Астрахани. Радостная, Валентина Фёдоровна кинулась хлопотать о разрешении на выезд к мужу. Но не успела — буквально через несколько дней пришло известие о новом аресте. Фёдора Васильевича выслали на Дальний Восток.
Всего две весточки успела получить от него Валентина Фёдоровна. Сначала пришло письмо. «Как живёшь ты, моя дорогая Валюша? Напиши поскорее», — нежно обращался к ней муж. Она написала, собрала большую посылку. В ответ в июне 1933-го почта принесла в конверте короткую записку. На оборванном клочке бумаги — всего два слова, написанных явно второпях: «Благодарю. Прощай». Потом Валентина узнала, что это, по всей видимости, были предсмертные строки. Вероятно, только их и позволили написать мужу перед расстрелом.
После кончины супруга Валентина Фёдоровна слегла. 33 года, до самого конца своей жизни, провела она в постели. Но вместе с телесной немощью Господь послал ей духовную силу — дар молитвы и прозорливости. Во время Великой Отечественной войны к Валентине — так стали звать её люди — приходили за поддержкой женщины, у которых воевать ушли мужья и сыновья. Она молилась о их возвращении домой. И до последнего вздоха молилась об упокоении супруга, любовь к которому хранила. Все свои письма неизменно подписывала словами: «Вдова Фёдора Сулковского». В 2006-м году Валентина Фёдоровна была канонизирована Белорусской православной церковью как блаженная Валентина Минская.
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен
Алексей и Вера Окладниковы

Фото: Eugene Lazovsky / Unsplash
Археолог, историк и этнограф, исследователь первобытной культуры академик Алексей Павлович Окладников, говорил, что рядом с ним, как ангел-хранитель, всегда была любовь. К глубинам истории человечества, которые он открывал для новых поколений. И к той, которая на протяжении почти всей жизни разделяла с ним радость этих открытий — супруге Вере Дмитриевне Запорожской.
Они встретились в родном для обоих городе Иркутске, совсем ещё молодыми людьми. В 1928-м Алексей пришёл работать в Иркутский краеведческий музей. Его назначили заведующим этнографическим отделом. А спустя три года в музее появилась Вера. Выпускница иркутского художественного училища, она стала работать в картинной галерее и вскоре её возглавила. Алексей тогда исследовал так называемые Шишкинские писаницы — памятник наскальной живописи, расположенный неподалёку от Иркутска, на берегу реки Лены. К Вере как к специалисту с художественным образованием, он обратился тогда за консультацией. Они встречались, внимательно рассматривали фотографии наскальных рисунков, которые приносил Алексей, с интересом их обсуждали. В этих научных дискуссиях зародилось чувство. В 1932-м году Вера и Алексей поженились.
Медовый месяц молодожёнов прошёл... в археологическом походе. Это была необычная экспедиция — только для них двоих. Вера и Алексей отправились в Якутию. На небольшой вёсельной лодке они проплыли вниз по течению реки Лены несколько тысяч километров! Шли сквозь туманы, дожди, тучи комаров. Не каждая женщина отважилась бы на такое путешествие. Но Вера проявила себя как стойкая и преданная помощница своего супруга. Она обеспечивала полевой быт, делала зарисовки и фотографии, вела походный дневник. «Я понял тогда, что Вера для меня — всё», — вспоминал Алексей Павлович Окладников. Таких экспедиций в их жизни было потом ещё немало: трудных, опасных. Сохранились фотографии, на которых Вера и Алексей — уставшие, в запылённых стоптанных сапогах, но счастливые оттого, что вместе. Вместе были они высоко в горах узбекского Гиссарского хребта. Вместе обнаружили в сибирской деревне Буреть уникальный артефакт — древнюю костяную женскую фигурку, которую назвали «палеолитическая Венера». А во время арктической экспедиции, корабль, который должен был забрать их в назначенное время, опоздал. Супруги десять дней провели во льдах, едва не погибнув от голода. В разгар богоборческих 1930-х Алексей Павлович и Вера Дмитриевна совместными усилиями отстояли, спасли от уничтожения старинный Иркутский Знаменский монастырь. Власти хотели снести святыню и устроить на её месте аэродром.
11 длительных и сложных экспедиций прошла Вера Дмитриевна бок о бок с супругом. А в 1951-м году у Окладниковых родилась дочь Лена. Вера Дмитриевна не могла больше сопровождать мужа. Алексей Павлович стал ездить на раскопки с учениками.
В 1959-м году Вера Дмитриевна издала монографию «Петроглифы средней Лены» — научную работу о наскальных рисунках, которые они открывали вместе с мужем. Один из экземпляров она подписала на память супругу: «Эту книгу, Алёша, дарю тебе — твоему неиссякаемому творческому пламени, блестящей мысли и дерзаниям. Всё, что было сделано мною в археологии, всё сделано только для тебя». О научных открытиях и жизни Алексея Павловича и Веры Дмитриевны Окладниковых их дочь Елена в 2012 году опубликовала небольшую биографическую повесть «Охотник за ветрами отшумевших времён». В ней она рассказала, что родителей связывало глубокое взаимное чувство любви и уважения. Для всех, кто их знал, они были примером беспредельной преданности друг другу и общему делу.
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен